Текст книги "Грезы наяву"

Она рванулась к двери, но Алекс схватил ее за руку и притянул к себе. Ее жестокие слова укололи больнее, чем он ожидал, больнее, чем он мог себе представить. Потому что были слишком похожи на правду. Он привык пользоваться своей силой, чтобы подчинять людей или держать их на расстоянии. А женщины просто боялись его. Он привык обходиться с ними сурово и не собирался превращаться в сюсюкающего слюнтяя. Он не доверял женщинам, и чем сильнее в них нуждался, тем хуже к ним относился. Эвелин оказалась первой женщиной, которая поняла это. Согласилась быть рядом с ним, потому что думала, что так же нужна Алексу, как и он ей. А теперь разглядела, кем он был на самом деле – обыкновенным негодяем!

Он толкнул ее на кровать, но Эвелин не упала. Она перескочила через угол кровати и отпрянула в дальний угол комнаты. Алекс понимал, что лучше отпустить ее, но не смог. Что-то властное и могучее заставило его опять схватить ее и швырнуть на кровать. Собственное бессилие твердило, что нужно взять ее, сломить, заставить подчиниться. До сих пор он мог подчинить себе любую женщину… Но тут он остановился. Из него словно выпустили дух… Да, подчинить он мог любую. Но в этом не было силы. Сила была в том, чтобы заставить такую женщину, как Эвелин, почувствовать, что он нужен ей, что она не может без него… Он думал, что так оно и есть. А теперь доказал только собственную слабость.

– Ладно. Не буду тревожить ваш сон. Я ухожу…

Эвелин, лежа на кровати, приподнялась на локтях и сжала кулаки, готовая к схватке. Алекс стоял над ней, глядя на обрисовавшуюся под сорочкой грудь, все еще чувствуя в ладонях ее гибкую талию. Он мог сокрушить ее, разорвать пополам. Но что-то в лице Эвелин остановило его, и он понял, что никогда так не сможет сделать. Алекс поднял руки и стиснул кулаки.

– Но пойми одно. – Кулаки разжались, и руки бессильно опустились. – Ты все равно уедешь со мной. Твоя мать заслуживает большего, чем дочь-преступница, сидящая в тюрьме. И зять ее никогда не сбежит, бросив жену на произвол судьбы. Она так ждет этой поездки и отправится в нее, хочешь ты или нет…

Такого Эвелин не ожидала. Должно быть, он на самом деле плохо соображал. Слишком устал, чтобы придумать что-нибудь поумнее. Алекс возвышался над ней настоящей горой, и она прекрасно понимала, что он мог бы с ней сделать. Ей очень хотелось увидеть сейчас его лицо, но свеча освещала только руки и грудь. И все же Эвелин не чувствовала страха. Наоборот, она чувствовала, что Алекс бессилен и беспомощен. Захотелось протянуть к нему руку, погладить, усадить рядом с собой. Но этого делать не следовало. Взгляд Эвелин скользнул по его бедрам. То, что четко обрисовалось там, под тканью бриджей, лучше всяких слов сказало ей, какую власть она имеет над ним. Она подняла глаза, но не успела сказать ни слова. Алекс повернулся и вышел из комнаты. И тогда Эвелин ощутила, насколько она продрогла, и стала натягивать на себя одеяло. Сердце сжалось от тоски. Вскочив с кровати, кинулась к окну, чтобы посмотреть, как он прошествует в таверну, утолить свои неуемные желания… Но из дома никто не выходил. Эвелин нахмурилась. Она была уверена, что Алекс отбудет прямиком в гостиницу, где услужливая горничная облегчит его страдания и утешит. Но когда и через несколько минут он не показался из дома, в сердце ее закрался страх. Неужели он вернется? И что делать – запирать дверь или готовить повинные слова?

С тревогой прислушиваясь к шагам внизу, она вспомнила, что софа, на которой сама собиралась ночевать, уже упакована и готова к отправке, а огонь в очаге давно погас. Потом услышала звук кресала и представила, как он высекает огонь. Значит, собрался растопить камин.

Лежа под одеялом, Эвелин слушала, как он ходил по комнатам, разыскивая подушку и одеяло. Не очень-то ему будет там удобно.

Сам выбрал. Пусть теперь и мучается. Эвелин повернулась на бок и зажмурила глаза. В конце концов, это он принудил ее к браку по каким-то своим соображениям. Пусть теперь знает, каково оно.

В комнате было холодно, и постель никак не нагревалась. Эвелин захотелось плакать. Кто знал, что все будет так? Она тоже виновата – вышла замуж за человека, который никогда не полюбит ее. Они никогда не поймут друг друга, а те прекрасные мечты, что были перед свадьбой, так и останутся мечтами. Она увидела счастье там, где его и быть не могло.

Она засыпала и видела его глаза… которые вдруг потемнели, стали холодными и злыми. Он захохотал и выкрикнул:

– Виновна! Виновна по всем пунктам!..

Утром она встала, тихонько оделась и выскользнула на кухню готовить завтрак. Она слышала шумное дыхание Алекса, доносившееся из комнаты, но заглянуть не решилась. Его чувства ее не волновали, а вот с собственными эмоциями она при виде спящего мужа могла и не справиться.

Если повезет и он проспит долго, она сможет позавтракать и убежать в гавань без никому не нужных пререканий. Необходимо еще разыскать пакет, который привез граф, но Эвелин не могла решиться. Ведь это значило копаться в его личных вещах, а у нее осталась гордость. Эвелин не знала, хорошо это или плохо, но в отчаянии цеплялась за те крохи собственного достоинства, что еще остались после опустошительного вторжения Алекса в ее жизнь.

Борясь с желанием сбежать, она разожгла огонь и поставила на плиту кофейник. Нарезала ломтиками остатки солонины и положила на сковородку. В доме, в ожидании скорого отъезда, почти не имелось запасов, остались только яйца да свежий хлеб, который мать пекла вчера. Она будет хорошей женой и приготовит настоящий завтрак, если даже дорогой муженек не захочет есть его.

Шаги в гостиной она услышала, когда закипал кофе. Эвелин торопливым движением сняла кофейник с огня и в спешке обожгла руку. Чертыхнувшись, поставила кофейник на стол и принялась сосать обожженный палец. Она не принесла ему ни полотенца, ни воды – все это находилось в их общей спальне. Как это она не подумала? Значит, теперь Алексу придется рыться в ее вещах. Эвелин поджала губы и постаралась не думать об этом, но все равно прислушивалась к шагам.

В доме находились только они, и переключить внимание было не на что. Эвелин попыталась напевать про себя, тем не менее, продолжая прислушиваться к его шагам и соображая, куда он пошел и что сейчас делает. Нарочно громко стучала тарелками, расставляя их на столе, и вообще старалась создавать побольше шума, но это не помогало. Все равно не могла не думать о его присутствии.

Слышала, когда он приближался к кухне, чувствовала, когда стоял на пороге, наблюдая за ней. Пыталась делать вид, что не замечает его, но не могла же она вечно стоять наклонившись над плитой. Убрав сковородку с огня, она наконец повернулась и увидела его.

Он был гладко выбрит, в свежей рубашке, чистых бриджах, волосы гладко зачесаны назад. Правда, бант на затылке сидел немного косо.

– Не хочу, чтобы меня обвинили еще в том, что уморила тебя голодом, – сказала она самым обыденным тоном, раскладывая по тарелкам яичницу.

– Я почти не спал. – В темных глазах Алекса пряталась тревога. – Всю ночь думал.

Он взял у нее тяжелый кофейник и наполнил чашки, потом подвинул ей стул.

Стараясь выглядеть спокойной, Эвелин оправила юбки и села. Затаив дыхание, ощутила, как его рука скользнула мимо сшшкн ее стула. Стол был слишком мал, и Алексу пришлось сесть рядом. Его колено коснулось ее юбки. На его слова она не ответила. Сказать было нечего.

Алекс тянул свой кофе, глядя, как она добавляет себе сливки, размешивает сахар. Тени под глазами говорили, что Эвелин тоже не спала. На этом мысли Алекса кончались, и он не знал, как вырваться из порочного круга. В детстве у него было не так уж много собеседников, и воспитатель не учил его, как строить отношения с людьми. Он прекрасно себя чувствовал на балах, где разговоры ни к чему не обязывали и слова ничего не значили. Общался со слугами и работниками он тоже легко, но в такой простой ситуации чувствовал себя совершенно беспомощным.

– В том, что ты сказала прошлой ночью, была доля правды, – наконец выдавил он из себя, – Я не хотел принуждать тебя выходить замуж, но выглядит это именно так.

Глаза Эвелин расширились от изумления, рука дрогнула, и она поспешно поставила чашку на стол, чтобы не расплескать кофе. Да уж, привлечь ее внимание он сумел.

– Я не знаю, кто направил нас в гостиницу и украл наших лошадей, – продолжал он торопливо. – Но тебя я ни в чем не виню. Я думал, что делаю только то, чего ты сама хочешь, но, оказывается, что и я этого хотел… И я знаю, что если бы опять представилась возможность, то вновь поступил бы точно так.

Эвелин невольно улыбнулась и опустила глаза, чтобы не дать разглядеть в них, как низко она пала. Он пытался быть разумным. Значит, и ей оставалось только делать то же самое.

– Не думаю, что мне есть что сказать, – неуверенно ответила она чуть дрогнувшим голосом.

Алекс, казалось, не слышал.

– Если ли бы у меня была возможность заплатить штраф, я сделал бы это. Но суд отказывается принимать долговые расписки. А такое количество наличности мы редко возим с собой. Мы, конечно, загружаем корабль на обратный путь, но товары получаем по векселям или в зачет за привезенный груз. Правда, перед приездом Грэнвилла я собирался потребовать у поставщиков полной оплаты, но потом надобность в этом отпала, так как ты согласилась выйти за меня. А сейчас у них нет денег… Я думал, что мы сможем отплыть беспрепятственно. А по прибытии в Англию граф собирался договориться, чтобы твое дело пересмотрели. Но это все потребует времени, и у меня просто нет выбора. Мы должны уехать до суда.

Эвелин не хотела прерывать его, но все же чувствовала необходимость кое-что выяснить.

– Что за пакет привез граф? Если в нем список преступников, то разве мы не можем пойти в суд и потребовать пересмотра?

Это было именно то, над чем Алекс размышлял всю ночь, но так ничего и не придумал. Инстинкт подсказывал, что самое логичное и очевидное решение не будет самым лучшим. Он покачал головой.

– Это принесет больше вреда, чем пользы. Поверь мне, Эвелин. Эти бумаги можно использовать, чтобы вывести из-под подозрений твои склады и мой корабль, но они не доказывают твоей невиновности. В твоем складе обнаружены запрещенные товары, и этот факт остается фактом. Кроме того, судья знает, что ты общалась с бунтовщиками, так что с его стороны на смягчение приговора рассчитывать не стоит. Ему должны приказать вышестоящие власти.

Эвелин почувствовала, как все сжалось внутри, и скорбно кивнула.

– Тогда на самом деле нет выбора. Остается ехать с тобой или идти в тюрьму. Мы больше ничего не успеем… В конце концов, я сама согласилась. Тебе не понадобилось приставлять пистолет к моей голове.

Алекс не заметил ее шутки. Важность того, что он должен был сказать, поглощала все его внимание. Крепко сжав чашку и уставившись в стол, он начал говорить о том, что пришло ему в голову в бессонные часы, когда казалось, что между ними все кончено.

– Да. Угроза тюрьмы лучше всякого пистолета. Я видел, как на тебя подействовали несколько часов заключения, и понял, что ты ни за что не согласишься вернуться в тюрьму. Прости, Эвелин… но так получилось. Теперь я вижу, что получилось совсем не то. Ты не собиралась становиться послушной, безропотной женой такого человека, как я. Никто из нас не хочет, да и не может, серьезно меняться. Так что лучше всего, я думаю…

Алекс замолчал, прежде чем сказать те последние слова, после которых от их брака останется одно название, но был один важный момент, который предстояло выяснить.

– Остается узнать, беременна ты или нет.

Густая краска залила щеки Эвелин.

– Прошло слишком мало времени… – пробормотала она, не поднимая глаз.

Значит, надежда оставалась, но ее было слишком мало. Глубоко вздохнув, Алекс решил сказать все до конца.

– В любом случае тебе придется уехать со мной. Пока доплывем до Англии, будем знать. Если ребенка нет, подадим прошение на развод. Брачного соглашения мы не подписывали, так что у тебя всегда есть возможность заявить, что тебя принудили выйти замуж. Как бы там ни было, я прослежу за тем, чтобы отправить тебя с матерью обратно и чтобы ни у кого не возникло сомнений в наших намерениях…

Алекс закрыл глаза и подождал, пока боль внутри утихнет. Он еще не решил, был это самый отважный или самый трусливый поступок в его жизни, но чувствовал себя отвратительно. Он только что обрек себя на мучительное шестинедельное расставание с женщиной, к которой его тянуло так, как ни к одной женщине в жизни. Что могло быть хуже?

Эвелин сидела, оглушенная его откровением. Она хотела договориться, прийти к какому-то разумному решению о том месте, которое она будет занимать в его жизни. О том, что он предложил, она не думала. Развод!.. Они женаты всего три дня, а он уже готов отшвырнуть ее прочь. От обиды все сжалось внутри, Эвелин будто окаменела. Она не могла не то что говорить, но и думать. Больше всего она сейчас боялась встретиться с ним взглядом. Он ждал только ее согласия, а что она могла сказать, как ответить? Он не собирался менять своей жизни ради нее, а она не собиралась делить его с другими.

– Как скажешь, Алекс, – проговорила она медленно и кивнула.

Не было даже слез. Боль заморозила их.

Глава 22

– Я говорила с Томасом о продаже складов. – Эвелин наконец нарушила тишину, которая, повиснув тяжким грузом, готовилась раздавить их.

Алекс ошалело взглянул на нее, потом сообразил.

– О чем?

Эвелин отважилась взглянуть на него и сказала с оттенком упрека:

– Ты, конечно, не заметил, но обороты в последнее время резко упали. А новый налог еще больше подкосит торговлю. И я подумала, что деньги Джейкоба нужно куда-нибудь вложить. Я попросила Томаса подумать об этом.

– Только не Хэндерсон, – сказал Алекс, поднося чашку к губам, – Мы поговорим об этом позже. Сейчас Не время искать инвесторов… У меня ощущение, что в эту пятницу опять начнется.

Эти слова вывели Эвелин из оцепенения.

– Почему? Что случилось? Разве губернатор не отказался от марок?

– Он отказался. Но вопрос сейчас не в том, куда их отправили, а в том, что их может не оказаться, когда в пятницу закон войдет в силу. Почему никого не волнует, что будет тогда?

Эвелин пожала плечами.

– Они не получат наших денег, вот и все.

– Да пойми, что тогда без марок вы не сможете засвидетельствовать ни один документ, разгрузить ни один корабль. Ни одна бумага не будет считаться законной без марки!.. Без марок весь город можно закрыть или посадить под арест!..

Эвелин смотрела на него расширившимися глазами – до нее начинал доходить смысл его слов.

– Ни кораблей, ни складов, ни работы… Господи, Алекс, но мы же все умрем с голоду!..

– Ты не умрешь. Ты уедешь со мной, не забывай. – С выражением мрачной решимости на лице он встал из-за стола. – Мне нужно на причал, присмотреть за погрузкой. Отчаливаем, как только закончим. Предупреди мать, что времени очень мало.

Не дав ей времени ответить, Алекс направился из комнаты, на ходу натягигая сюртук. Чувствуя внутри странную пустоту, он спустился с крыльца и повернул в сторону адвокатской конторы.

Хэндерсон только что явился на работу, когда в офис вошел Алекс. Напудренный парик адвоката был на своем месте, аккуратно подвязанный к волосам на затылке. Одет Томас был хоть и не так изысканно, как Хэмптон, но все же вполне пристойно для здешних мест. Но Алекса мало интересовало искусство местных портных, он смотрел на лицо Хэндерсона. Он знал, что молодой адвокат пользовался успехом у женщин, умел улестить их приятным обхождением, да и выглядел неплохо. Алекс знал такой тип мужчин, хотя близко с ними не сталкивался. Но почему Эвелин так доверяла этому проныре? Это нужно выяснить.

– Насколько я понял, моя жена обсуждала с вами вопрос о продаже складов, – начал он вполне безобидно.

Хэндерсон кивнул и жестом предложил Алексу сесть. Сам он удобно устроился в кресле за столом и теперь хотел, чтобы собеседник оказался на одном уровне с ним. Вид внушительной фигуры Алекса, занявшей почти все свободное пространство тесной комнаты, смущал его.

– Припоминаю, у нас состоялся такой разговор в связи с тем, что ее дядя имеет в виду некоторых инвесторов, готовых приобрести это предприятие. В данных обстоятельствах, думаю, это лучший выбор.

– Ясно. – Алекс вытянул ноги и принялся рассматривать серебряные пряжки на своих нечищеных башмаках. Слуге нужно дать взбучку. Потом он побарабанил пальцами по ручке кресла. – Я согласен, что склады необходимо продать, и уже говорил со своим старшим партнером, чтобы купить их. Но мы не хотим, чтобы репутация «Грэнвилл Энтерпрайз» каким-то образом пострадала при сделке. Мы не желаем иметь каких-либо дел с людьми, нарушающими закон. Поэтому все нужно тщательно проверить. Сделка подобного рода может состояться только после всесторонней проверки.

Он смотрел на адвоката с таким выражением, словно старался проникнуть в его мысли.

– У нас есть подозрения, что через склады проходили контрабандные товары. Поэтому я должен удостовериться, что все компании, причастные к незаконным сделкам, понесут ответственность. Если будет нужно, я могу представить некоторые доказательства. Надеюсь, вы меня понимаете. Но пока я предпочел бы избежать скандала.

Алекс поднялся во весь свой рост и смотрел на адвоката не обещающим ничего хорошего взглядом.

– Я совсем не разбираюсь в торговле, мистер Хэмптон, – отозвался адвокат. – Только хочу, чтобы семейным имуществом Веллингтонов распорядились наилучшим образом. Если Эвелин вам доверяет, какой смысл мне спорить?

– Вот и прекрасно. Тогда счет за свои услуги можете предъявить ее дяде. Он вас поймет… Желаю всего хорошего.

Алекс больше не считал нужным вежливо улыбаться. Он развернулся на каблуках и, не поклонившись, вышел.

Все же он слишком легко выпускал этого крючкотвора. Алекс не сомневался, что именно с подачи Хэндерсона дядя Джордж состряпал план освободить Эвелин от ее складов якобы ради ее же собственной пользы. Если бы Эвелин продала склады с аукциона, нашлось бы немало покупателей, и она имела бы возможность выбора. Кроме того, его собственные шаги по выявлению контрабандистов заставили их зашевелиться. Черт, но пока что с ними нужно считаться! Все карты, по сути, были у них на руках.

Скандал повредил бы репутации семейного предприятия Веллингтонов. И еще у него было подозрение, что в шайке не обошлось без местного судьи, и представлять доказательства пришлось бы пособнику контрабандистов. И после этого надеяться на справедливый суд? Нет, пока не время.

В то время как Алекс направился в гавань, Хэндерсон поспешно запер контору и поспешил к дому Аптопов.

Джорджа Аптона столь ранний визит адвоката неприятно удивил.

– Вы что, позавтракать со мной пришли? – спросил он. Хэндерсон вместо ответа кивнул на приотворенную дверь в соседнюю комнату.

– Вы один?

Аптон взял его за локоть и повел к запертой двери в библиотеку.

– Там свояченица и граф Грэнвилл. Что случилось? Вы вчера говорили, что склады уже у нас в кармане. Этой сумасбродке опять что-нибудь в голову ударило?

Они вошли в библиотеку, и Аптон плотно прикрыл дверь. Хэндерсон подошел к окну.

– Ее свежеиспеченный лондонский муж знает о нас. В пакете, о котором вы узнали, имеются доказательства. Хэмптон только что был у меня в конторе и прозрачно намекнул на это. Теперь, если склады продать, это сыграет ему на руку.

Аптон зло выругался и достал графин с бренди.

– Мы избавились от всего, что может послужить доказательством. Так что с нашей стороны все чисто. Они могут проследить грузопотоки, но мы к этому отношения не имеем.

Хэндерсон резко повернулся и яростно посмотрел на Аптона. – Он настроен очень серьезно. У него точно что-то на нас имеется, иначе не вел бы себя так. Он не успокоится, пока мы не свернем все дело. Мы не сможем больше пользоваться его кораблями и этими складами. Он задушит нас.

Аптон присел в кожаное кресло, лицо его под седым париком как-то сразу постарело.

– Сказать по правде, устал я от всего этого. Да и чего ради теперь прилагать усилия?

Адвокат, хищно оскалившись, наклонился над ним.

– Очень рад это слышать!.. Конечно, вам-то что? Вы уже старик и достаточно заработали на остаток жизни. А со мной как? Если бы вы не поторопились выдать вашу племянницу замуж за этого денди, то ничего бы не случилось! Почему я должен расплачиваться за ваши ошибки? Вы знаете, сколько адвокатов в городе? Вы знаете, сколько приходится работать, чтобы сводить концы с концами?.. Не стоит прилагать усилий! – передразнил он Аптона. – К моей жизни тоже не стоит прилагать усилий? Нет! На этом можно неплохо заработать, и я не откажусь от контрабанды, чтобы ублажить вашу бог знает что возомнившую о себе племянницу!

Аптон сжал пальцами переносицу и зажмурился.

– Да что вам в ней? Она скоро уедет в Англию. Нужно беспокоиться о том, что может предъявить нам ее муж. Мне сдается, что если он до сих пор не потащил нас в суд, то и дальше не будет спешить, если не пронюхает, что мы продолжаем пользоваться его кораблями. Но необходимо налаживать другие линии.

– Я буду чувствовать себя в безопасности только когда эти бумаги окажутся у меня в руках. – Хэндерсон рывком приблизился к самому лицу своего престарелого компаньона. – В любом случае, мне нужно ехать в Англию, искать новые пути поставок, пока вы здесь будете искать новые склады. Ничего, скоро мы опять развернемся.

Аптон посмотрел на него почти с отвращением.

– Уже ноябрь. Вы думаете, хоть один корабль выйдет из гавани до весны? Нет. С этим нужно смириться.

Хэндерсон скривился в такой улыбке, которую едва ли видели его многочисленные подружки.

– Но в гавани стоит один корабль, не так ли? Я попаду на него. И прежде чем мы сойдем на землю, пакет окажется у меня в руках. Будьте благоразумны, Аптон, иначе во всех списках останется только ваше имя.

Когда его партнер вышел из комнаты, лицо Аптона сделалось серым, словно пепел. Он допил бренди, трясущейся рукой поставил стакан и уставился в только что отремонтированное окно библиотеки. Выхода из западни он не видел. Он выбрался из кресла, понимая, что нужно вернуться к гостям, но думал скорее о том, увидит ли вновь жену и дочь. Он понимал, что только ради них Алекс не спешит со свидетельствами.

Эвелин склонилась над последним сундуком, который необходимо было упаковать. Оставалось еще скатать и убрать матрац, на котором спал Алекс, но Эвелин не спешила. Она не знала, придется ли им ночевать здесь, на земле. Погрузка еще не закончена, а ей вовсе не хотелось оставаться в Бостоне до завтра. Завтра решалась ее судьба.

Она выглянула в окно на улицу. Любой шум заставлял ее вздрагивать от страха. Ей все казалось, что уже маршируют солдаты, которые пришли за ней. Целыми ночами ей снилось это, но она ничего не могла рассказать Алексу. Только не ему. Не могла она признаться, что только его объятия спасали ее от кошмара.

Ничего, к ночи они обязательно сядут на корабль и уплывут. И не будет больше марширующих солдат, а она, наконец, окажется в безопасности.

На улице установилась подозрительная тишина. Последние два дня Алекс не пускал ее в гавань, и Эвелин не знала, что происходит в городе. Алекс сообщал ей только о закрывающихся фирмах, о количестве безработных. С приближением рокового дня город охватывала безмолвная паника. Завтра город либо совсем замрет… Либо разразится новым мятежом.

Из-за угла показалась широкоплечая фигура, одной рукой придерживающая шляпу, другой – полы развевающегося на ветру плаща. Сердце Эвелин подскочило к самому горлу. Она узнала решительную походку мужа. Алекс вчера продал свою лошадь мистеру Джонсону и сейчас наверняка жалел об этом.

Не забыв поправить выбившиеся волосы, она побежала вниз, впустить Алекса. Может быть, корабль уже готов к отплытию.

Он буквально ворвался в дверь, прежде чем она успела добежать, и стоял на пороге, дико озираясь. Когда увидел ее, глаза его немного потеплели. Но затем лицо опять закаменело, сделалось суровым. Он вытащил из-под плаща газету и потряс ею в воздухе.

– Ты только посмотри! Черт, как я сразу не догадался! Нужно было давно увезти тебя отсюда!..

Эвелин обмерла, а он продолжал размахивать у нее перед лицом газетой. Сейчас он был похож на демона, настолько похож, что Эвелин раньше и представить такого не могла.

– Что случилось, Алекс? Что все это значит?..

– Это значит, что сегодня закрываются все газеты! Они не смогут их завтра продать без марок. Это значит, что сегодня закрывается суд, потому что завтра его решения без марок не будут иметь силы!.. Это значит, что нам нужно убраться отсюда, пока чертов судья не додумался до того же самого и не послал за тобой!..

– О нет!.. Этого не может быть!

Лицо Эвелин сделалось белее мела. Она боялась, что кошмар ее воплотится в реальность завтра утром, а он, оказывается, уже начался.

– Больше никаких шансов. На улицах собираются толпы. В город стекаются матросы и фермеры, посмотреть, что будет завтра. Пока они забавляются тем, что поносят на всех перекрестках твоего дядю и других королевских чиновников, но уже послали за войсками. С минуты на минуту солдаты могут перекрыть улицы. У тебя сохранилось мужское платье?

– Да, но оно упаковано. Я не думала, что оно может пригодиться. – Эвелин стала подниматься наверх, Алекс шел следом. – Что нам теперь делать?

– Нужно незаметно доставить тебя на корабль. Ну-ка, дай мне посмотреть… На улице чертовски холодно.

Эвелин достала бриджи, рубашку, куртку, суконный сюртук и широкополую шляпу.

– У меня нет мужских перчаток, но, надеюсь, сойдет и так. Только вот… на улице светло. Думаешь, мой маскарад сработает?

Оглядев ее стройную, слишком стройную для мужчины фигуру, Алекс покачал с сомнением головой. А эти щеки нежно-персикового цвета… Он еще раз оглядел ее фигуру, вдруг до боли отчетливо вспомнив, какой убийственный эффект произвели на него в свое время ее бедра, обтянутые бриджами. Прогнав ненужные воспоминания, он опять покачал головой. Потом стал стаскивать перчатки.

– Чертовски удобная вещь, длинная одежда, – произнес он загадочно и протянул ей перчатки. – Возьми. У вас есть тачка или возок?

Эвелин взяла перчатки, хранившие тепло его рук, крепко сжала их.

– Тачка? Думаю, есть… Где-то под навесом. Но зачем она тебе?

– Доставка ручной клади, – сказал он и выскочил из комнаты. Закрыв за ним дверь, Эвелин быстро сняла с себя платье и нижние юбки. Было как-то странно опять влезать в бриджи. За последние недели она стала иначе относиться к себе. Ей начало нравиться носить женское платье, ловить на себе восхищенные мужские взгляды. Но, похоже, она слишком заигралась. Когда Алекс находился рядом, она все время знала, что на кого-то можно положиться во всем, в том числе и в бизнесе… Теперь даже головой досадливо покачала от своей глупости. После развода опять придется впрягаться во все дела, тянуть на себе семью. Лучше не привыкать полагаться на кого-то.

Застегнув сюртук на все пуговицы и надвинув шляпу на самые глаза, чтобы ее не сдуло ветром, Эвелин спустилась вниз. Ей было интересно, что придумал Алекс с тачкой.

Минутой позже он появился, вытирая испачканные грязью и паутиной руки. Критически оглядев ее, он скривился.

– Как тебе вообще приходило в голову, что кто-то может принять тебя за мужчину? Разве что если совсем не обратит на тебя внимания.

Эвелин тоже оглядела себя, но, в отличие от Алекса, осталась довольна. Сюртук и бриджи вполне подходили по размеру, и длинные вязаные носки закрывали ноги. Волосы были спрятаны под шляпу. Что еще нужно?

Алекс не удержался и обвел пальцем нежную ямку между ключицами. Если хоть одну пуговицу расстегнуть, то не надо быть прорицателем, чтобы заметить округлую линию груди. Палец его замер на мгновение, но ее напрягшееся тело напомнило, в какую опасную игру он собрался играть. Алекс с насмешкой поднял на нее глаза.

– В следующий раз найдем тебе шейный платок.

И не сказав ничего больше, направился к лестнице. Эвелин так и осталась стоять, чувствуя его прикосновение на коже. В груди что-то стеснилось, стало тепло, даже жарко. Она могла представить, что мысленно видел Алекс под ее одеждой и о чем подумал в тот миг, когда его палец коснулся ее тела. И ей вдруг сделалось стыдно. Скоро они перестанут быть мужем и женой, но воспоминания о тех ночах останутся с ними навсегда.

До нее дошло, что он собирается делать, только тогда, когда он погрузил в тачку большой полупустой сундук, а маленький, набитый до отказа, взвалил на плечо. Эвелин с легкой насмешкой оглядела своего высокоумного мужа и посоветовала:

– Может, оба погрузить в тачку?

Алекс усмехнулся и кивнул на грубую деревянную ручку, приделанную к тачке.

– Сомневаюсь, что тогда ты сможешь сдвинуть тачку с места, но попробовать можно…

Тут ей стал ясен его бредовый план. Эвелин воззрилась на мужа с негодованием, гневом и яростью. Толкать тачку! Вот уж точно, никому в голову не придет, что леди может толкать по улицам это уродливое, облепленное грязью чудовище!.. Только беспардонный грубиян и невежа мог придумать такое!.. Стараясь не встречаться с насмешливым взглядом Алекса, она натянула перчатки и взялась за ручку.

Колесо болталось на оси и скрипело, поэтому тачку мотало из стороны в сторону. Если Эвелин задирала ручку, тачка клевала носом землю, а если опускала ручку ниже, тачку немилосердно мотало. Кляня на чем свет стоит изобретателя этого орудия пыток, Эвелин влекла свое шаткое бремя по улице. Алекс шел сзади, посмеиваясь и подбадривая.

Вообще он, похоже, чувствовал себя прекрасно. Легко балансируя с увесистым сундучком на плече, даже принимался насвистывать, будто светило солнышко и на дворе был июнь. Согнувшись над тачкой и поглощенная только тем, как бы та не завалилась набок, Эвелин не видела, куда они идут. Пару раз Алекс потуже натягивал ей на лоб шляпу, чтобы ее не сдуло ветром. Избегая центральных улиц, он выбирал самые узкие и грязные проулки, так что Эвелин порой приходилось совсем туго. Она уже повторила про себя все свои проклятия по нескольку раз, когда Алекс вдруг остановился.

– Вижу впереди мундиры, любимая. Мы почти у цели. Готова попытать счастья?

А она чувствовала только, что руки у нее сейчас отвалятся, нога дрожат, и не знала, сумеет ли одолеть расстояние до причала. Но в конце пути – свобода. Эвелин просто обязана это сделать.

– Я тебе это припомню, – пробормотала она сквозь зубы и толкнула тачку вперед.

– Вот так, значит? А я-то думал, что оказываю тебе услугу и что твоей благодарности не будет границ за то, как я тебя спас сегодня… Хотя, если тебе не нравится мой план, можешь бросить тачку и идти на причал без нее.