Текст книги "Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)"

XX

Барнс удалился, чтобы вызвать Суини, который через некоторое время прибыл, сопровождаемый обычным эскортом подчиненных. Инспектор кипел паровым котлом, готовым взорваться, и обрушил весь свой гнев первым делом на Барнса.

– Вам была поставлена задача патрулировать берег, – орал он. – Хорошо же вы с ней справились! Позволили этому случиться прямо у себя под носом. Ведь вы считаете себя полицейским, не так ли? А с вашей миссией гораздо лучше справился бы какой-нибудь шестилетний мальчишка!

Несправедливость его обвинений представлялась очевидной нам всем. Было совершенно ясно, что сержанта обвели вокруг пальца. Убийца знал, что Барнсу поручено патрулировать пляж, и сделал так, чтобы его смертоносной встрече с мисс Хейвуд никто не помешал. Он оставил зажженный китайский фонарь у подножия «Головы монаха» как отвлекающий маневр, чтобы сосредоточить на нем внимание сержанта. А потом, когда преступление было совершено, устроил грандиозный набат церковным колоколом, привлекая всеобщее внимание к своей очередной сенсационной жертве.

Затем инспектор с неуемным пылом и желанием действовать занялся уликами, засыпав нас вопросами по поводу незавершенного алого круга. Почему убийца избрал для него именно это место? Почему там нет родинки? Почему…

Впрочем, бросалось в глаза, что он не ждет от нас внятных ответов. С особо подчеркнутым равнодушием воспринимал мои слова. Ведь с самого начала расследования я еще не оказал ему никакой конструктивной помощи. Казалось, он давал мне понять, что отныне необходимость в моем участии полностью отпала. Когда пришло время для отправки тела в Халинг, он больше не пригласил поехать с собой.

Обиженный Барнс, Митчелл и я на некоторое время задержались у оскверненных могил мистера Фэншоу, мистера Митчелла и Ирен Кейси. Движимый мне самому неясным импульсом, я спросил:

– Вы ведь прожили в этих краях всю жизнь, Барнс, верно? Доводилось знать Ирен Кейси лично?

Долговязая фигура сержанта словно одеревенела. При свете фонарика я заметил и не мог не поразиться, как его глаза вдруг приобрели тоскливое и какое-то затравленное выражение. Уверен, он хорошо расслышал мой вопрос, но вместо ответа лишь бросил небрежное «Доброй ночи!», развернулся и ушел.

Я раздумывал над столь странной реакцией, пока мы с Митчеллом брели по песку обратно в отель. Первым в вестибюле нас встретил, конечно же, мистер Ашер. Не без удовлетворения я отметил, что даже не слишком мощный кулак мистера Митчелла оставил на его лице заметную отметину. Под рыжей челкой Ашера один глаз оставался теперь полузакрытым из-за припухлого пурпурного синяка.

– А, наконец-то, мистер Митчелл, доктор Уэстлейк! Что случилось? Я услышал звон колокола, поспешил к старой церкви, откуда он доносился, а там в темноте… Словом, подвергся жестокому нападению и…

– Это Митчелл атаковал вас, – пояснил я. – Он принял вас во мраке за пресловутого маньяка.

Митчелл рассыпался в извинениях, а потом сообщил Ашеру новости. Последовал оживленный разговор, в котором оба скорбно качали головами и цокали языками по поводу еще одной трагедии. Гадая, будет ли мистер Ашер претендовать на организацию похорон мисс Хейвуд заодно с остальными жертвами, я оставил их и поднялся наверх.

Хотя лег спать не сразу. Сначала я на цыпочках прокрался по коридору этажом выше и прислушался к звукам, которые могли доноситься из-за закрытой двери комнаты Бака Валентайна. Но услышал только размеренное и тяжелое дыхание спящего человека. Молодой спасатель, ставший необычным напарником мисс Хейвуд при разорении чужих могил, либо действительно спал, либо очень хорошо притворялся, что погружен в глубокий сон. Так или иначе, но он находился в своем номере.

Не приобретя больше никакой ценной информации, я отправился к себе, разделся и улегся в постель.

Но и лежа в благодатном тепле под одеялом, продолжал лихорадочно размышлять. Если мисс Хейвуд оказалась всего лишь очередной случайной жертвой немотивированного маньяка, то ее собственные, не слишком приглядные делишки переставали иметь значение. Рассказать Суини все, что мне стало о ней известно, означало нарушить слово, данное мной Фэншоу, – хранить его секрет. Но, если эта таинственная особа сыграла в преступлениях какую-то другую роль, нежели ненароком убитой женщины, тогда она все еще остается ключевой фигурой во всем деле, и, значит, ее история могла помочь установить какие-то важные факты.

Выяснить бы мне точно, откуда она приехала, а главное – с какой целью! Подтяжка кожи лица… Грубоватые, мозолистые руки… И снова перед моим мысленным взором возник вчерашний образ мисс Хейвуд, торопливо убравшей в портплед краски и поспешившей удалиться, завидев издали приближавшегося Гилкрайста.

При этом в моем мозгу словно что-то щелкнуло. Ну разумеется, я знал, откуда появилась мисс Хейвуд. И почему не подумал об этом раньше?

Меня так приятно поразили собственные дедуктивные способности, что я почти тут же заснул с чистой совестью человека, за несколько минут выполнившего работу, на которую у другого могли бы уйти целые дни.

Утром я спустился к завтраку необычно рано. Все, кто еще оставался на рабочих местах из обслуги отеля, находились в состоянии, близком к паническому страху. Их трудно было за это винить, да они не слишком интересовали меня. Мною сейчас владело только одно желание: как можно скорее связаться с Суини.

Я уже собрался позвонить ему, когда неожиданно в вестибюле появился он сам, на ходу объясняя поникшему Митчеллу, что хочет поговорить с Ашером. Меня он приветствовал чуть заметным наклоном головы. Пришлось остановить его.

– Не могли бы вы оказать мне услугу, Суини?

Он выразительно посмотрел на часы.

– Не могу, если потребуется тратить время.

– У вас это не займет и минуты. Вы хорошо знаете начальство в женской тюрьме Халинга. Напишите короткую записку для них, чтобы со мной поделились информацией, которая может пригодиться.

Он изумленно уставился на меня.

– Записку в женскую исправительную колонию Халинга? Какого дьявола вам там понадобилось? Это как-то связано с убийствами?

– Может быть.

– Что ж, пора и вам заняться чем-то хотя бы с виду полезным. – Он достал из кармана свою визитную карточку и нацарапал на ней несколько слов. – Это поможет вам организовать встречу со старшей надзирательницей. Потрясающая женщина! Великолепно справляется с чисто мужской работой.

– Благодарю вас.

Суини улыбнулся, но в улыбке отчетливо читалось сочувствие и даже жалость.

– Не за что. Все равно толку не выйдет никакого.

Своей машины здесь у меня не было, но я уговорил Митчелла одолжить мне на утро гостиничный автомобиль и отправился по покрытой песком дороге в сторону Халинга.

Между тем с погодой начало происходить нечто странное. Солнце сияло, но не излучало тепла, словно замерзло, и установилось полнейшее безветрие. Облака на северо-западе начали выстраиваться в боевой порядок, не суливший ничего хорошего. Я знал, что в сентябре возможны настоящие бури. Именно в тот период обезумевший океан обрушил последнюю всесокрушающую атаку на старое кладбище.

По мере того, как я вел машину среди невзрачных пейзажей Новой Англии, тучи зловеще сгущались. Но это особо меня не занимало, все мои помыслы были сосредоточены на предстоявшем визите.

Расположенная в запущенном районе большого промышленного города женская тюрьма неприветливо грозной серой громадой возвышалась среди прочих зданий, полностью окруженная внушительной каменной стеной. Припарковав машину, я подошел к высоким, обитым сталью дверям. На мой звонок отозвался охранник-мужчина, которому я предъявил визитную карточку Суини. Он впустил меня, приоткрыв лишь одну из сторон двери.

Я вошел в сумрачный холл. Тяжелые стальные решетки закрывали проходы в коридоры, протянувшиеся отсюда во все стороны. Позади одной из них виднелся тюремный внутренний двор с зеленой лужайкой посередине. Я дожидался под угрюмым наблюдением других охранников, пока не вернулся первый с сообщением, что начальница будет рада принять меня. Я последовал за ним через весь внутренний двор к приятному с виду отдельно стоявшему кирпичному дому. Старшая надзирательница ожидала меня в своей частной гостиной на первом этаже.

Это была высокая крупная дама с настороженными голубыми глазами, поседевшие волосы которой приобрели стальной оттенок.

– Доброе утро, доктор Уэстлейк. Буду рада оказать вам любую посильную помощь.

– Я пытаюсь разобраться в прошлом одной женщины, – объяснил я. – Ее настоящая фамилия мне неизвестна. Она была высокой, стройной, с выступающими скулами и зелеными глазами. Выдавала себя за леди, но на самом деле ею не была. По моим предположениям, она находилась здесь в заключении за торговлю наркотиками, а на свободу вышла буквально несколько недель или месяцев назад. И если бы вы смогли мне подсказать…

– О, это очень просто, – улыбнулась начальница. – Речь может идти только об одной женщине. О Лене Дарнелл. Она отбывала у нас срок по делу о сбыте наркотических веществ. И освободилась ровно месяц назад. Одна из действительно закоренелых преступниц, каких даже в этих стенах не так уж много.

Умозаключения, которые привели меня с визитом в тюрьму, не относились к разряду слишком сложных. Мисс Хейвуд выдавала себя за рафинированную светскую даму, но у нее были слишком грубые руки. Она сделала себе пластическую операцию на лице. Многие бывшие узницы тюрем, не желая быть узнанными, прибегали к подтяжкам кожи лица. Но окончательно на эту мысль меня навело настойчивое стремление мисс Хейвуд избегать попадаться на глаза Гилкрайсту. Продолжив заниматься прежним преступным бизнесом, она, несмотря на изменения во внешности, не хотела рисковать быть узнанной тюремным врачом.

– Я отведу вас в архив, – сказала старшая надзирательница. – Там есть фотография Дарнелл. По ней вы, вероятно, сможете понять, та ли это женщина, которая вам нужна.

Она снова провела меня через двор к небольшой башне, возвышавшейся в одном из углов здания. Я оказался в чисто конторском помещении, где за письменным столом сидела женщина в очках с роговой оправой. Все стены покрывали шкафы с ящиками для досье.

– Мисс Уэбб, – сказала начальница. – Наш гость доктор Уэстлейк хотел бы ознакомиться с документами на Лену Дарнелл.

Мисс Уэбб достала из шкафа две большие картонные карточки. К левому верхнему углу первой из них была приклеена фотография. Несмотря на несколько седых прядей, которые на свободе она закрасила, вопреки еще не подтянутой коже лица я увидел достаточно точный портрет мисс Хейвуд.

Под снимком на машинке было напечатано ЛЕНА ДАРНЕЛЛ, а ниже следовал солидный набор кличек и фальшивых имен, хотя Хейвуд среди них не числилось. Очевидно, Лене Дарнелл показалось, что эта фамилия звучит приятнее на слух, чем прежняя. Ознакомившись с карточкой, я получил любопытную информацию, что женщина отбыла три срока тюремного заключения, из которых следующий становился более длительным, нежели предыдущий, но в каждом случае приговор ей выносили за торговлю наркотиками. Выяснялось, что она отдала отраве большую и лучшую часть своей жизни.

Я обратился ко второй карточке. В ней содержалось краткое описание внешности этой дамы. Там упоминался цвет кожи, ее антропометрические данные, возраст.

Не без изумления я выяснил, что ей было сорок семь лет. Она воистину хорошо сохранилась.

Потом мой взгляд переместился в нижнюю часть каточки. И я невольно вздрогнул, дойдя до графы «Особые приметы», потому что среди них прочитал вот такую запись: «Крупная родинка рядом с верхней частью позвоночника».

В первую секунду я оказался совершенно сбит с толку. Но затем понял, что эта строчка может объяснить все. Я принялся мучительно обдумывать новую, совершенно невероятную версию, такую же опасную и скользкую, как гигантский осьминог.

Начальница наблюдала за мной.

– Ну, удалось найти то, что искали?

– Удалось ли мне найти… – начал я, но осекся, потому что в другом углу карточки увидел кое-что еще. И словно первого шока оказалось мало, накатила его вторая волна, повергшая меня в истинное потрясение. Потому что в противоположном углу карточки содержалась следующая информация: «Камера номер 3672. Сокамерница – Кора Ласки».

Я с нескрываемым изумлением повернулся к начальнице.

– Кора Ласки? – спросил я. – Это, случайно, не та знаменитая похитительница драгоценностей, более известная как Кора Митчелл?

– Так и есть. Ласки – фамилия Коры по мужу, хотя все ее знали как Кору Митчелл. Лену Дарнелл освободили почти сразу после смерти Коры Митчелл. Они содержались в одной камере, если не ошибаюсь, около трех лет.

Я сунул карточки в руки пораженной, видимо, моей грубостью мисс Уэбб. У меня же в мозгу сейчас творилось нечто невообразимое. Я спросил:

– А нельзя ли мне… Нет ли возможности поговорить с кем-нибудь о Коре Митчелл? О подробностях ее ареста и о прочих деталях.

У старшей надзирательницы на все имелся ответ, но теперь и она ненадолго призадумалась.

– У нас есть официальные документы по этому поводу, но, думаю, не они вам нужны. Я знаю одну заключенную, которая, быть может, окажется для вас полезна. Тюрьма ведь в известном смысле похожа на маленький городок. Она отсидела уже тридцать пять лет. И заниматься ей совершенно нечем, кроме как собирать слухи и сплетни о своих соседках по тюрьме. Желаете побеседовать с ней?

– Мне это просто необходимо.

Мисс Уэбб порылась в другом шкафу и достала еще пару карточек. Это было своего рода личное дело Коры Митчелл-Ласки. Я с особым вниманием вгляделся в фотографию. Ее сделали двадцать лет назад, и преступная сестра мистера Митчелла выглядела на ней молодой, несколько вульгарной женщиной с копной взъерошенных волос. В ее лице мне увиделись до боли знакомые черты, но я сразу понял, что поразило меня вовсе не сходство с братом. Нет, эти глаза, этот упрямый, грубовато очерченный рот – ничего подобного во внешности мистера Митчелла не наблюдалось. Они напоминали… Кого же?

До меня донесся голос начальницы:

– Как только будете готовы, доктор, я отведу вас в нужную камеру.

Я вернул карточки мисс Уэбб и последовал за ней через другую дверь длинным темным проходом, который в противоположном конце упирался в стальную решетку. Сотрудница охраны открыла ее для нас, и мы вошли в коридор с многочисленными камерами вдоль обеих стен. Затем, миновав еще одну решетчатую дверь, оказались в просторном зале.

– Это самый центр тюрьмы, – объяснила старшая надзирательница. – Здание построено по принципу колеса, где коридоры с камерами образуют как бы спицы, а это – ось, к которой они сходятся. Видите эти зеркала? Они установлены так, чтобы охрана могла наблюдать за всеми коридорами одновременно.

Потом она показала мне рабочие помещения. Камеры, превращенные в парикмахерские, мастерские, где плели корзины, прачечную. Здесь всем управляли сами заключенные. Многие украшали свои камеры росписями отбывавших срок художниц-любительниц, которые разрисовывали целые стены роскошными изображениями садов или даже каналов Венеции с гондолами. Почти все женщины, которых я мог видеть, так или иначе занимались своей внешностью. Они смотрелись в зеркальца, расчесывали коротко остриженные волосы, подпиливали ногти или полировали обувь. И было что-то неизъяснимо гнетущее в этом бессмысленном нарциссизме.

– Между прочим, – заметила начальница, – та женщина, к которой я вас веду, – особа весьма примечательная. Ее зовут Рут Мэллори, и занятно, что родом она из небольшой деревни в окрестностях Мыса Талисман. Тридцать пять лет назад она отравила своего мужа ради его страховки в тысячу долларов. Причем преступление было совершено жестоко и совершенно хладнокровно.

Она остановилась перед одной из камер и, сильно толкнув, открыла массивную дверь. Я последовал за ней, ожидая встречи с самим воплощением зла. Но увидел лишь двух премилых старушек. Одна из них вязала, вторая вышивала подушечку для булавок. Задняя стена камеры была расписана в виде сельского сада с множеством роз, лилий и маков. Украшениями для других стен служили аккуратные вышивки.

– Доброе утро, Дорис. Доброе утро, Рут, – поздоровалась с ними начальница тюрьмы. – А к тебе, Рут, я привела посетителя.

Рут Мэллори – мужеубийца – оторвалась от вязания. Ее седые как снег волосы были собраны в пучок, как это было модно более тридцати лет назад. Лицо казалось румяным и даже не слишком морщинистым. Глядя на нас, она улыбнулась, напоминая несколько идеализированный портрет доброй бабушки.

– Это всегда такое удовольствие повидаться с кем-то, кто пришел с воли, – сказала она мягким, чуть дрожавшим голосом.

– Я хочу, чтобы вы прошли в мой официальный кабинет, Рут, – распорядилась начальница. – Доктору Уэстлейку необходимо кое-что выяснить, и, как мне кажется, ты можешь ему помочь.

Старушка оживилась и заулыбалась, как маленькая девочка, получившая неожиданный подарок. Взяв с собой свое вязание, она нетвердо поднялась на ноги, помахала рукой своей подружке – такой же милой старой женщине (которая, возможно, зарубила топором собственную мать) – и последовала за нами в коридор.

Старшая надзирательница провела нас в просторную, но скудно обставленную комнату, куда вела дверь из центрального холла. Когда мы уселись в кресла, она предложила старушке сигарету.

Рут Мэллори была в шоке.

– Никогда в жизни не курила и не употребляла алкоголь, начальница, – сказала она с чувством собственного достоинства, а потом обратилась ко мне: – Сейчас я вяжу свитер для внука. На следующей неделе он женится. Это будет мой свадебный подарок.

– Прекрасно придумано, – сказал я с чувством неловкости, потому что ничего другого в голову не приходило.

– Так вот, Рут. Доктор Уэстлейк приехал из Мыса Талисман. Его интересует Кора Митчелл. Верно я говорю, доктор?

– Меня особенно интересуют подробности ее ареста, – сказал я. – Значительная часть истории мне известна. Я знаю, что Кора, ее муж и еще один подельник похитили черный бриллиант Хогана и убили его. Мне известно, что мужчин схватили и казнили на электрическом стуле, а Кору взяли, когда она приехала навестить умирающего отца. Но вот детали ареста… Кто при нем присутствовал, как ее арестовали? Мне бы хотелось больше узнать об этом.

– Кора! – Рут Мэллори печально покачала головой. – Все они появляются здесь у меня на глазах, доктор Уэстлейк. А потом я с ними расстаюсь. И мне всегда доверяют. «Матушка Рут» – так они меня зовут. Некоторые попадают сюда, потому что им просто не повезло в жизни. Другие же – настоящие преступницы. Кора Митчелл принадлежала к числу неисправимых, – с вязальными спицами Рут обращалась как истинная мастерица. – Но при этом она была очень умна. Любила хвалиться, сколько успешных крупных ограблений они успели провернуть с мужем, пока не случилась неприятность с Хоганом. И не думаю, чтобы она преувеличивала.

Старушка недолго помолчала.

– Да, и был, конечно, тот черный бриллиант. Как говорили, он один стоил целого состояния. И ей удалось от него избавиться, хотя полицейские считали, что бриллиант находился при ней во время ареста. Уж в уме и ловкости ей никак не откажешь. Она и нам намекала об этом. – Рут Мэллори снова покачала головой. – Хвастливая была девица и вконец испорченная. Как ни грустно это признавать, Кора Митчелл уже родилась с глубокой червоточиной. Ей суждено было встать на дурную дорожку.

Я счел за лучшее не перебивать ее и позволить старой женщине продолжить свой рассказ.

Она посмотрела на меня серьезными, добрыми глазами.

– Я сказала, что Кора Митчелл была совершенно испорченным человеком, но и в ней присутствовала одна положительная черта. Совершенно, казалось бы, неожиданная. Она безумно любила отца. О да! И оказалась готова рискнуть жизнью, чтобы увидеться с ним в последний раз перед его смертью.

– Но ведь она с ним так и не увиделась, верно? – все же вставил вопрос я. – Он умер за пару дней до того, когда она явилась в отцовский дом и была там арестована.

Взгляд Рут Мэллори устремился куда-то очень далеко.

– Старый Джон Митчелл. Он был рыбаком из Мыса Талисман. Его сестра вышла замуж за моего двоюродного брата. Я часто гостила у них. Кору запомнила еще совсем маленькой девочкой. И еще ее братца – смешного такого парнишку, который никогда не хотел играть с другими детьми. Мне потом рассказывали, что он заработал кучу денег, построив себе там отель. Но в мои времена никаких отелей в Мысе Талисман еще не было. Кучка домов да старая церковь. До меня дошел слух, что нынче ее забросили, потому что океан подобрался совсем близко. – Она вздохнула. – Смешная штука жизнь, не правда ли? Я не видела океана больше тридцати лет, а в молодости так любила его!

Она сделала еще одну паузу, потом словно встряхнулась.

– Да, но ведь вас интересует Кора. Конечно, конечно. Я много раз слышала эту историю из ее собственных уст. Она часто жаловалась на своего брата и очень сердилась на него. Понимаете, он ведь был там, когда она проникла в дом и попалась в расставленную полицией ловушку. А арестовал ее этот Джо Барнс. Знавала его еще совсем мальчишкой. Бездельник был еще тот. Вечно ходил ловить рыбу, все время пачкал свою одежду. Кора вошла с заднего двора через черный ход, а там-то ее и поджидал Джо Барнс с наручниками наготове.

– А отец к тому времени уже умер? – спросил я.

– Да. Это-то и разбило Коре сердце. Она всего на два дня опоздала. Гробовщик тоже там был, когда она явилась в родительский дом. Занимался телом наверху.

– Гробовщик! – воскликнул я. – А вы случайно не помните…

– Его звали мистер Ашер. Мы частенько и сейчас видим его здесь, в тюрьме. А тогда специально приезжал к Коре, чтобы она узнала, какие достойные похороны он собирался устроить ее отцу.

– Продолжайте, – взволнованно сказал я.

– Так вот… – Рут Мэллори наклонилась, чтобы подобрать упавший на пол клубок шерсти. – Кора при аресте умоляла позволить ей проститься с отцом, увидеть его тело хоть на минутку. Брат был решительно против, но у Джо Барнса доброе сердце. Он лично проводил ее наверх. Помню, в глазах Коры всегда стояли слезы, когда она мне рассказывала об этом. Воистину грустно все получилось. Вот стоит она в наручниках, прикованная к Джо Барнсу, а рядом другой полицейский. Ей разрешили всего лишь раз склониться к гробу, чтобы поцеловать покойника в лоб, а потом увезли. Да, ведь она никогда не попалась бы, если б не приехала повидаться с отцом перед его смертью. Мне даже жаль, что я назвала ее скверным человеком. Было в этой женщине и что-то хорошее. А теперь она тоже умерла. Нет ее больше с нами.

– Когда она умерла, – спросил я с напряженным вниманием, – вы находились с ней рядом?

– Нет. Только Лена. Доктор великодушно дал мне шанс проститься с ней, но я не люблю видеть, как люди умирают. А она уже тогда металась в бреду. Здешние девушки стали потом рассказывать, как это было. Такое впечатление, что она и в бреду все поминала об отце. Выкрикивала: «Мне суждено было только поцеловать его мертвое тело!» И другие страшные слова. Как же это ужасно, доктор Уэстлейк. А в своем преклонном возрасте я подумала, что не перенесу такого зрелища. – Она зябко поежилась. – А ведь был еще сын. Да, если вы не знали, у Коры остался сын. Бедный мальчик! Когда ее арестовали, какие-то люди усыновили его. Он никогда не видел свою мать, даже не знал о ней ничего. Зато она о нем помнила, хранила его фото – симпатичный светловолосый малыш, такой красавчик, каких мало. Несчастная Кора. В предсмертном бреду она и его звала все время.

Я прикладывал все усилия, чтобы скрыть овладевшее мной чувство торжества. Эта очаровательная престарелая убийца в своем не слишком связном рассказе давала больше информации, чем я мог ожидать в самых смелых мечтах.

– Кора и Лена, – старушка положила вязание на колени, – они стали настоящими подругами. Не разлей вода. Обе не слишком хорошие женщины, но вот – поди ж ты! – буквально полюбили друг друга. Не разлучались ни днем, ни ночью. – Рут Мэллори с улыбкой посмотрела на начальницу тюрьмы. – Думаю, у вас из-за них возникало больше проблем, чем из-за всех остальных, вместе взятых. Что ж, теперь их здесь нет. Кора умерла, а Лена вышла на волю. Нам всем стало без них немного легче жить.

Мои мысли метались в стремительных размышлениях, и я лишь смутно расслышал голос старшей надзирательницы:

– У вас еще остались вопросы, доктор Уэстлейк?

– Да, но самый последний. Когда умерла Кора Митчелл, я полагаю, ее похоронили здесь же, на тюремном кладбище?

Начальница кивнула.

– Да. Родственники имели право затребовать тело, но почему-то никто этого не сделал. А в таких случаях погребение происходит здесь.

– Понятно. – Я поднялся. – Наверное, это все. Спасибо большое. И вам тоже, миссис Мэллори, я глубоко благодарен.

Старушка приняла благодарность как должное, тоже встала и протянула свое вязание, чтобы я смог разглядеть его.

– Хорошего цвета пряжу я подобрала для этого свитера, как вам кажется? Надеюсь, внуку он придется по душе.

– Уверен, так и будет.

Миссис Мэллори – этот вариант члена семейства Борджиа из Новой Англии – благосклонно улыбнулась мне и вышла из комнаты, чтобы вернуться в камеру, где уже провела тридцать пять лет жизни и где, несомненно, ей было суждено закончить свои земные дни.