Текст книги "Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)"

Все произошло столь стремительно, что поначалу я лишь уставился на нее, не двигаясь с места. Затем я перевел взгляд дальше, куда смотрела сама мисс Хейвуд, ожидая увидеть надвигающуюся на нас фигуру какого-то мифического монстра.

Но не узрел ничего чудовищного.

Ко мне поспешно приближались по пляжу трое. Два маленьких человечка – Дон и Бобби, при этом еще и весело подпрыгивали. А третья фигура, появление которой, по всей видимости, и оказало на мисс Хейвуд столь необычный эффект, тоже не выглядела устрашающе, поскольку принадлежала всего лишь доктору Гилкрайсту.

Вся троица подошла ко мне. Гилкрайст промокнул носовым платком пот со лба.

– Суини послал меня к вам, Уэстлейк, сообщить, что ему ничего не удалось добиться от Бака. – Он с любопытством посмотрел на удалявшуюся от нас все быстрее мисс Хейвуд. – Что, у вас новая подружка?

– Это мисс Хейвуд. Постоялица гостиницы.

– Куда же она так заторопилась?

– Я как раз тоже об этом задумался, – ответил я. – Мне показалось, что она очень не хотела встречаться с вами.

– Но почему? – В глазах Гилкрайста застыло вопросительное выражение. – Я ведь ее никогда прежде не видел, верно?

– Вы, быть может, и не видели, но мне почему-то кажется, что она где-то видела вас.

Теперь во мне окрепло убеждение: моя «новая подружка» уже встречалась с Гилкрайстом, но по странной причине сделала все, чтобы избежать возобновления знакомства.

XVIII

Когда я с детьми вернулся в отель к обеду, удрученный до крайности мистер Митчелл доложил, что инспектор до сих пор находится здесь, в обществе Вирджила Фэншоу.

Я воспринял его информацию без всякого интереса. На пляже успел принять лишь одно окончательное решение. Дон должна покинуть Мыс Талисман до наступления темноты, которая принесет еще одну потенциальную опасность. Одолжив у Митчелла расписание движения поездов, поторопил детей подняться наверх в номер Дон.

Теперь я стал непреклонен. Какие бы отрицательные эмоции ни вызывала тетя Мейбл у моей дочери, Дон отправлялась под защиту ее не слишком мягкого крыла. У тети Мейбл имелись крупные недостатки в характере, но зато жила она в Новой Англии, то есть совсем недалеко отсюда. Я выбрал поезд, отправлявшийся через несколько часов, и огласил мой план, ясно дав понять Дон, что это необратимое решение, и велел ей собирать вещи.

Я выслушал еще порцию нытья, насмотрелся на выпяченную нижнюю губу, но реальных возражений от дочери так и не дождался. Она только лишь сказала:

– Если я не могу остаться из-за опасностей и всего такого, тогда и Бобби нельзя оставлять здесь. Бобби должен поехать со мной. – Она бросила на меня лукавый взгляд. – Тетя Мейбл не будет такой сварливой, если я привезу Бобби.

Несмотря на все неприятности, которые подобный проект сулил тете Мейбл, я был склонен принять его при условии согласия всех заинтересованных сторон. Сами Фэншоу, насколько я знал, не могли пока никуда уехать, не нарушив распоряжения инспектора Суини. Однако после сцены с участием Мэрион, произошедшей этим утром в коридоре у меня на глазах, я не предполагал, что она откажется на время расстаться с Бобби.

Дон смотрела на меня, напряженно ожидая ответа.

– Так Бобби сможет поехать со мной, папа?

– Хорошо, – сказал я. – Начинай собираться, а я пойду и обсужу эту идею с миссис Фэншоу.

Дон послушно вытащила свой чемодан из-под кровати. Бобби вытянулся во весь рост, выдвинул ящик шкафа и достал оттуда кипу маленьких, но интимных предметов женского нижнего белья. Он почти донес их до чемодана, но на полпути им вдруг овладела скука, он все побросал на пол и сам уселся сверху.

Стало ясно, что помощи в доме от него ждать не приходится.

Проходя по коридору, я вспомнил, что Вирджил пока оставался внизу с инспектором. Это означало еще одну возможность поговорить с Мэрион Фэншоу наедине.

На мой первый стук в дверь никто не отозвался. Как и на второй. Я сообразил, что Мэрион могла быть у себя в спальне с закрытой дверью, ведущей в мастерскую. В таком случае она не услышала моего стука. Я прошел к следующей двери – прямому входу в ее номер – и постучал снова.

Голос миссис Фэншоу донесся теперь сразу же, бодрый и жизнерадостный.

– Да, я вас слышу! Кто там?

– Доктор Уэстлейк. Не мог бы я войти ненадолго, чтобы переговорить с вами?

– Конечно. Входите.

Я открыл дверь и оказался в пустоватой, немного запущенной комнате, обставленной в полном соответствии с представлениями мистера Митчелла о сочетании простоты и элегантности. Мэрион Фэншоу в белом пеньюаре сидела на низком стульчике перед зеркалом туалетного столика. Она встала и пошла мне навстречу. Меня поразило редкое выражение оживления на ее прелестном лице. Щеки ее раскраснелись, похожие на лепестки цветов глаза лучились, и, протягивая мне руку, она вглядывалась в мое лицо зрачками, сузившимся до размера булавочных головок, но выглядела счастливой почти до экстаза.

– Как же хорошо, когда кто-то навещает тебя, правда, доктор? Я как раз сидела перед зеркалом и думала, до чего же я хороша собой. – Она рассмеялась необычным птичьим смехом. – Подходящее занятие для женщины, которая считает себя интеллигентной, ничего не скажешь! – Она похлопала по покрывалу одной из двух стоявших в комнате кроватей. – Давайте присядем и поболтаем.

Я был чуть ошарашен. Передо мной предстала совсем не та Мэрион, видеть которую я уже привык – совершенно непохожая на себя. Эта жизнерадостность и чарующие манеры плохо вязались с гнетущей атмосферой в «Талисман-инн» после двух убийств.

Присаживаясь на отведенное мне место, я обратил внимание на прикроватную тумбочку. На ней рядом с фотографией в серебряной рамке, изображавшей идеализированного и отретушированного, но явно Бобби, стояла ваза. А в вазе – со вкусом аранжированный букет из веток восковницы.

Пятидесятидолларовый букет от мисс Хейвуд?

Между тем миссис Фэншоу трещала без умолку, не давая мне шанса объяснить цель своего визита. В какой-то момент она вспорхнула с постели, нашла сигарету и прикурила ее рукой, дрожавшей от снедавшего ее внутреннего напряжения.

– Но что же это я, доктор? Все говорю и говорю, а вам приходится только слушать меня и молчать! Расскажите мне о себе? Чем вы сегодня занимались?

– Мне кажется, что в данный момент этот отель не самое подходящее место для детей, – поспешил сказать я. – Мной принято решение отправить Дон к нашей престарелой тетушке. Там дочка будет в безопасности. И еще я подумал о вашем слабом здоровье. Не будет ли и для вас лучше, если Бобби уедет вместе с Дон? Тогда вам не придется беспокоиться о нем.

– Бобби? – Она снова окинула меня пристальным, но полным жизнелюбия взглядом. – Ах да, Бобби. Я почти забыла о нем. Отправить его отсюда с вашей дочерью? – Она взмахнула сигаретой в воздухе. – Почему бы и нет? Мне кажется, это здравая мысль. Очень мило с вашей стороны. Вы необыкновенно добры. Надо отослать его немедленно.

Я следил за скованной, дрожавшей рукой, видел сияющие глаза с почти невидимыми зрачками, замечал легкое подергивание головы, и внезапно до меня стала доходить причина столь странного возбуждения, овладевшего миссис Фэншоу.

– Она очень красивая, эта восковница, – пробормотал я. – Ведь это тот букет, что вы нарвали в дюнах, когда я вас встретил вчера вечером, не так ли?

– Да, да, это он. – Мэрион Фэншоу снова поднялась на ноги, но теперь уже нервным и порывистым движением.

Я тоже встал и подошел к вазе. Она сразу же пристроилась рядом.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить, доктор Уэстлейк? У Вирджила в мастерской, как мне кажется, есть…

Я приблизился вплотную к вазе и изучил пристально, насколько позволяли обстоятельства, жесткие серые ветки с серо-оранжевыми ягодами, торчавшие из пустой вазы.

– Как я заметил, в вазе нет воды, – сказал я. – Давайте, принесу немного из ванной.

– Нет, нет! – Мэрион Фэншоу почти выкрикнула эти слова и конвульсивно вцепилась в мой рукав. – Ей не нужна вода.

Формально она была права, но приходилось проявить некоторую светскую неучтивость для того, чтобы использовать единственную возможность прояснить проблему с восковницей.

– Уверяю вас. Вы ошибаетесь, миссис Фэншоу. Если не налить в вазу воды, ягоды увянут и отпадут.

Я зашел в ванную. Пустой кувшин стоял поверх шкафчика для туалетных принадлежностей. Я наполнил его и вернулся в комнату.

Меня ожидала поразительная картина. Мэрион Фэншоу вынула букет из вазы и прижимала его к груди. Сквозь серые ветки она смотрела на меня горящими, полными отчаяния глазами.

– Я не хочу, чтобы букет стоял в воде, – сказала она. – Не хочу, доктор Уэстлейк. В эту вазу не нужно наливать воду.

Я поставил графин на прикроватную тумбочку.

– Хорошо, миссис Фэншоу. Извините, если устроил переполох на пустом месте. Так Бобби может уехать?

– Да, конечно. Разумеется, может.

– Прекрасно. – Я прошел мимо нее к двери. – Я прослежу, чтобы его подготовили к отъезду. Спасибо, миссис Фэншоу.

Выйдя в коридор, я повернулся, чтобы закрыть за собой дверь. Она же осталась стоять совершенно неподвижно, страстно прижимая ветки к своему пеньюару.

Я захлопнул дверь. Теперь стало ясно, в чем заключалась болезнь Мэрион Фэншоу. Ее секрет оказался до жалости прост.

Но кое-что для меня прояснилось и по поводу мисс Хейвуд.

Мне осталось только поговорить с Вирджилом Фэншоу.

И стоило о нем подумать, как из вестибюля поднялся сам художник с потемневшим и унылым лицом. Его затравленные глаза встретились с моими, и он грустно улыбнулся.

– Должен сказать, Уэстлейк, ваш инспектор устроил мне веселую жизнь. Его явно раздражает мое нежелание признаваться, что я неверный супруг, маньяк и двойной убийца.

– У меня есть виски в номере. Не желаете немного выпить после допроса в инквизиции? Рекомендую как врач.

Его улыбка, оставаясь печальной, сделалась заметно шире.

– Вот таких докторов я люблю.

И он прошел за мной по коридору в мою комнату. Я достал бутылку, стаканы и воду. Смесь получилась теплой и не слишком приятной на вкус, но она сделала свое дело. Между нами установились неформально дружеские отношения, чего я и добивался, потому что собирался задать вопросы, с которыми обычно не обращаются к совершенно чужим людям.

Начал я с Бобби, повторив предложение отправить его с Дон к моей тетушке, пока все проблемы не уладятся и Фэншоу тоже разрешат покинуть отель.

– Это не особенно дальняя поездка, – объяснил я. – К тому же, Дон опытная путешественница. Она сумеет позаботиться о Бобби в поезде, а кто-то из дома тети встретит их на станции.

Он с благодарностью одобрил идею. Более того, оказался настолько доволен перспективой избавления от родительских обязанностей, что мне стало легче набраться смелости для продолжения разговора.

– Послушайте, Фэншоу. Я – врач. Но вы знаете также о моем полуофициальном участии в расследовании убийств. И в качестве доктора надеюсь вызвать вас на откровенность. А как у участника расследования (и вы не можете не понимать этого) моя задача заключается в том, чтобы проявлять с виду излишнее любопытство в отношении каждого.

Фэншоу только лишь пожал плечами:

– Вам все равно будет трудно состязаться в любопытстве с инспектором Суини. Что конкретно вы имеете в виду?

– К примеру, то, что в этом отеле происходит много загадочного, – ответил я. – И одни таинственные события могут иметь прямую связь с убийствами. А другие определенно не относятся к ним. Было бы очень полезно, если бы вы помогли мне найти ответы хотя бы на пару таких загадок и убедиться раз и навсегда, что они никак не приведут меня к маньяку-убийце, которого разыскивает Суини.

Он посмотрел на меня сначала с недоумением, потом с подозрительностью.

– Не думаю, что смогу…

– Я говорю о вашей жене, – перебил я его, но совершенно спокойным тоном. – Вы сказали, что она больна. Но только несколько минут назад впервые получил возможность пронаблюдать за ней. Я только что был у нее. Да, она больна. Но ведь это не какая-то обычная проблема со здоровьем, верно?

Он замялся.

– Послушайте, Уэстлейк…

– Я только что видел у нее все симптомы воздействия кокаина – сузившиеся зрачки, беспричинное веселье, дрожащие руки и прочее. Вот в чем заключается правда, не так ли? Ваша жена страдает пристрастием к кокаину, а мисс Хейвуд снабжает ее отравой.

Его лицо покрылось смертельной бледностью.

Я продолжал:

– Вы раскрыли истину или заподозрили ее. Вот почему были готовы убить мисс Хейвуд, когда вчера я вломился к ней в номер. И по той же причине, хотя вы ее жутко перепугали, она не посмела просить Митчелла вызвать полицию, опасаясь, что все станет известно властям. А вы, не в силах больше выносить этого, отправились в три часа ночи на старый церковный погост, где смогли предаться печали без помех.

Фэншоу резко поднялся. Он смотрел на меня с ужасом в глазах.

– Но откуда… Как вы узнали обо всем?

– Вот здесь нет никакой мистерии. Только что я своими глазами видел состояние вашей жены. А прошлой ночью случилось так, что я тоже оказался на кладбище и видел вас там. Тогда я не понимал, в чем суть проблемы. Теперь понимаю. Вы живете в подлинном аду. Только, пожалуйста, не злитесь, что я затронул эту тему. Мы с вами обсудим ее исключительно вдвоем. Никому больше знать не обязательно.

Но он думал не об этом.

– Как вы узнали о мисс Хейвуд, Уэстлейк? Откуда вам стало известно, что она снабжает Мэрион наркотиком? Я подозревал ее. Был почти уверен, но не располагал никакими доказательствами. Вот почему я пошел к ней в номер прошлым вечером. В стремлении заставить ее сказать правду.

Полные страдания темные глаза Фэншоу вглядывались в мое лицо.

– Я знаю, что мисс Хейвуд снабжает вашу жену, поскольку установил, как она это делает. Вчера вечером, когда Мэрион убедила вас отправиться на прогулку, у нее состоялось свидание с мисс Хейвуд в дюнах. Я наблюдал за их встречей. Мисс Хейвуд вручила ей букет восковницы, получив взамен купюру в пятьдесят долларов. Этот букет сейчас стоит у постели вашей жены. И я сыграл небольшой спектакль, притворившись наивным дурачком. Заявил, что восковницу надо непременно держать в воде. Даже принес воды, чтобы налить в вазу. Но ваша жена поторопилась вынуть из вазы букет и не позволила мне прикоснуться к нему. Тогда я все понял. Ей было наплевать, есть ли вода для растения. Ее перепугало, что спрятанный внутри него запас кокаина будет водой испорчен.

– Восковница! Так вот где она прячет его! – Лицо Фэншоу исказилось от возбуждения. – Ведь это… Это продолжается уже многие месяцы. И я стал подлинным экспертом в поиске ее тайников для этой гадости. Но искать в букетах восковницы как-то и в голову не приходило.

А мне-то представлялось, что мисс Хейвуд прибегает к слишком изощренному способу для доставки наркотика, едва ли оправданному. Теперь причина столь повышенной осторожности стала очевидна. Должно быть, сама Мэрион требовала особо тщательно прятать отраву, поскольку муж был достаточно умен, чтобы отыскивать ее в любых потайных местах.

Фэншоу повернулся к двери, но я мягко положил ладонь поверх его руки.

– Сейчас уже торопиться незачем, – сказал я. – Вы не хотите мне все рассказать? Поделиться вашей историей? Ведь Мэрион пережила какой-то очень сильный шок, верно? Случилось нечто, из-за чего у нее возникла неврастеническая ненависть к вам. И к Бобби тоже.

Фэншоу не сделал даже попытки стряхнуть мою ладонь с руки. После секундного колебания он снова опустился в кресло. Его глаза, в которых читалось столь глубокое страдание, вглядывались в мое лицо с напряженным вниманием, словно он пытался решить, может или нет довериться мне. И я видел, что ему хочется выговориться. Он слишком долго держал в себе эту трагическую историю, и мог бы испытать почти физическое облегчение, выразив ее наконец в словах.

– Хорошо, Уэстлейк, – он снова поднялся и принялся расхаживать по комнате. – Вы сохраните мою тайну. Знаю, что сохраните.

Я кивнул.

Он подошел ко мне, пристроившись на краю кровати.

– Это произошло два года назад. До того времени у нас все складывалось на редкость удачно. А затем… Был день Рождества. Бобби еще оставался совсем несмышленышем, но у нас был другой сын – Мартин. Быть может, вы даже видели его фотографию. Мэрион всегда держит ее рядом со своей постелью.

Я действительно вспомнил большой снимок в серебряной рамке, который видел в ее спальне. Фото маленького мальчика, принятого мной за Бобби.

Фэншоу запустил пальцы в свою темную шевелюру.

– Шел снег, – хрипло заговорил он. – В то Рождество выпало много снега. Очень красиво. У нас был дом в штате Коннектикут. К нам собрались гости на коктейль перед рождественским ужином. Когда они уехали после ужина, я все еще был переполнен энергией, слегка пьян после нескольких мартини. И даже не столько пьян, сколько весел и возбужден. Мне показалось чудесной идеей сесть в машину и немного покататься по округе. Полюбоваться на рождественские убранства соседних домов, на заснеженные деревья и все такое. Мэрион почувствовала недомогание. Она прилегла наверху. Бобби был с ней. Но Мартин, а ему уже исполнилось шесть, оставался со мной. И я спросил: «А не прокатиться ли нам с тобой, Марти?» Он ответил: «Конечно, с удовольствием». И тогда вывел из гаража нашу машину-универсал.

Он сделал паузу, но выражение его глаз предсказывало страшное продолжение.

– И мы поехали. Я, как уже упоминал, был немного навеселе. Марти сидел рядом на пассажирском месте и не сводил взгляда с нарядно украшенных елок, снега и всей прочей окружавшей нас красоты. К тому времени ударил мороз, дороги покрылись наледью, но я не подозревал об этом и ехал достаточно быстро, потому что… Потому что был счастлив, предельно доволен жизнью. Путь проходил по склону холма, и машину внезапно занесло. Я полностью потерял управление и ничего уже не мог поделать. Нас выволокло на обочину, автомобиль перевернулся. Я слышал, как с треском полопались стекла в окнах. Все вокруг шло кругом. И до меня донесся тонкий крик Марти. А потом я потерял сознание. Очнулся уже в больнице. Они сообщили мне обо всем. Так я узнал, что мальчик погиб.

Его лицо, как зеркало, отражало весь ужас того рождественского вечера.

– Видит бог, это стало для меня страшным ударом. Но и тогда я сразу же подумал о Мэрион. Потому что Мартин был для нее самым главным в жизни, единственной настоящей любовью и страстью. Ее первенец. Ее славный сынок. Она готова была целовать землю, по которой он ходил, и скорее согласилась бы увидеть мертвыми нас с Бобби, чем позволить хотя бы волоску упасть с головы Марти. А теперь получалось, что я его убил. Мэрион даже не пришла навестить меня в больнице. Мне сказали, что известие совершенно надломило ее. Она лежала дома в постели под наблюдением квалифицированной медсестры. И я не видел ее, пока сам не вернулся домой несколько недель спустя. Но перемена в ней уже произошла. Жена не разрешала мне входить к себе в комнату, считая виноватым во всем. Я стал для нее подлинным убийцей Марти, потому что сел за руль после того, как немного выпил. И к Бобби она тоже начала относиться иначе. Ведь Бобби остался жив, а ее несравненный Марти погиб. Этого Мэрион простить Бобби не смогла. Я прошел через адские муки. Для жены я превратился в убийцу, да и моя собственная совесть грызла меня как бешеный пес. Через какое-то время Мэрион достаточно пришла в себя, чтобы встать с постели, но жизнь словно навсегда покинула ее…

Он прервался.

– Какой смысл рассказывать, что было дальше? Становилось все хуже и хуже, пока не сделалось совершенно невыносимо. Она не бросила меня. Странно, но Мэрион не пожелала расстаться со мной, однако испытывала физическое отвращение при любом моем прикосновении к ней. И то же самое происходило у нее с Бобби. Она могла целыми днями сидеть и смотреть на фотографию Марти. Позже я обнаружил, что жена пристрастилась к кокаину. В стремлении забыться, стереть все из памяти.

Это была одна из самых печальных историй, которые мне доводилось слышать.

– Я положил Мэрион в лечебницу, где обещали излечить ее от наркомании. Она вернулась, и доктора клялись, что жена навсегда оставила свою привычку. Но жизнь потекла тем же чередом. Хотя Мэрион не хотела иметь физическую близость со мной, при этом стала обвинять меня в изменах. Я – художник. Мне надо было зарабатывать нам на жизнь. А для этого требовались натурщицы. Но каждый раз, как только я нанимал новую модель, повторялось одно и то же – саркастические замечания по поводу моей активной «сексуальной жизни», постоянная озлобленность, а под конец громкий скандал вынуждали натурщицу перестать работать со мной. Жизнь дома окончательно превратилась в кошмар. И тогда мне пришла в голову вздорная, совершенно безосновательная идея, что если я привезу ее в тихое место, где сам когда-то вырос, это сможет хоть как-то исправить ситуацию. С собой я взял Нелли Вуд, потому что нуждался в модели и кто-то должен был присматривать за Бобби. Представьте, первое время мне даже казалось, будто жизнь постепенно налаживается. Но вот несколько недель назад все пошло по прежнему замкнутому кругу.

Он снова ненадолго замолчал.

– Мэрион начала сначала намекать, а потом прямо обвинять нас с Нелли. Хотя между нами ничего не было. Абсолютно ничего. Но вы сами слышали ее в ту ночь, когда произошло убийство. Она пыталась убедить, что у нас с Нелли была интрижка и я пошел тогда за ней вслед в дюны. Но это, конечно же, ложь. Вот только Мэрион не в силах ничего с собой поделать. В ней сидит какой-то ужасный, болезненный вирус, заставляющий причинять мне боль, продолжать карать меня за смерть Марти, но не позволяющий уйти от меня или прогнать от себя. И вдобавок ко всему я вдруг стал замечать, что она снова подсела на кокаин.

Я готов был поверить теперь, что он говорит мне правду о Нелли. Ни один человек не способен лгать в подобный момент. Кое-что все же окончательно прояснилось. Между Вирджилом и Нелли Вуд ничего не было. Вся эта история стала порождением больного воображения Мэрион и из-за стремления Нелли выглядеть в глазах Бака более важной птицей, чем была на самом деле.

Вирджил вцепился в спинку кровати с такой силой, что костяшки пальцев побелели и обрисовались рельефно под кожей.

– Остальное вы знаете. Постепенно, по некоторым признакам, я начал подозревать, что это мисс Хейвуд снабжает Мэрион зельем. Сначала такая мысль казалась невероятной. Ведь мисс Хейвуд менее всего похожа на торговку наркотиками. Но все продолжалось и продолжалось, пока вчера вечером я не убедил себя, что это правда. Но мой рассудок, вероятно, слегка помутился. Я, конечно, свалял большого дурака и вполне мог задушить эту женщину, если бы вы и Бак не подоспели вовремя.

Его руки бессильно упали вдоль тела. Он издал короткий сухой смех, от которого сердце могло разорваться на части.

– Вот вам очаровательная история счастливой семьи Фэншоу. Хотите верьте, хотите нет, но даже ужасающие убийства едва ли затронули мое сознание. Этим утром инспектор Суини терзал своими вопросами, подозревая меня в какой-то связи с преступлениями. Но это все представлялось совершенно нереальным. Я даже думать ни о чем толком не мог. Все мои мысли были заняты Мэрион.

У него задрожали губы.

– В этом заключена поистине горькая ирония судьбы, понимаете? Несмотря ни на что, вопреки злу, которое я причинил ей, наперекор ненависти Мэрион ко мне, я все равно продолжаю думать и заботиться о ней. Вероятно, в этом источник моих неизбывных проблем, Уэстлейк. Я все еще слишком люблю свою жену.

Больше добавить ему было нечего. Он стоял у моей кровати, и даже темное лицо заметно покраснело. Его, кажется, внезапно смутило, что я теперь знал о нем больше, чем ему самому хотелось бы. Я же всеми силами стремился придумать, как выразить свое сочувствие, но ничего не приходило в голову. Есть вещи, которые слова передать просто бессильны.

Мы какое-то время смотрели друг на друга, чувствуя возраставший дискомфорт. А затем, пробормотав что-то о необходимости увидеться с Мэрион, он вышел из комнаты.

За последние полчаса я многое узнал о семье Фэншоу, как и о мисс Хейвуд.

Мисс Хейвуд сбывала кокаин (по пятьдесят долларов за начиненный им букет). А еще мисс Хейвуд интересовали раскопки на кладбище. До этого момента я никак не мог найти разумного объяснения этим странным действиям. Но сейчас такое объяснение напрашивалось, пусть и несколько надуманное. Торговцам наркотиками необходимо где-то прятать свой товар. Быть может, мисс Хейвуд и облюбовала старый погост как уединенное, хотя несколько зловещее местечко для тайника, где хранился запас ценного груза? Или же какой-то другой наркоторговец организовал там свой склад, а предприимчивая дама, узнав об этом, вела поиски, чтобы присвоить чужое добро.

Если в моих догадках содержалась истина, то все странные события на погосте становились побочным делом, никак не связанным с убийствами. В таком случае приходилось соглашаться с мнением Гилкрайста – убийства стояли особняком, а преступником был маньяк, умалишенный, психопат, не имевший других мотивов, кроме патологической ненависти к женщинам с родинками.

Все так. Но ведь была еще Ирен Кейси. Как объяснить ее случай? Ирен Кейси с родинкой на лице покоилась на кладбище уже многие годы и оставалась последним звеном, которое связывало недавние убийства с осквернениями могил на погосте.

Словом, клубок загадок оставался по-прежнему сложно запутанным. Но мне предоставлялась возможность попробовать зацепиться за одну из явно заметных в нем нитей. Бак Валентайн помогал мисс Хейвуд в раскопках прошлой ночью. Стало быть, он был каким-то образом причастен к ее делам. А зная теперь, что его старшая подружка занималась сбытом наркотиков, я мог попытаться взять парня на испуг и вытянуть интересовавшую меня информацию.

Бак определенно становился моей следующей целью.

Если не считать другой миссии. Прежде чем продолжить работу, я был преисполнен решимости благополучно отправить Дон и Бобби к тетушке Мейбл.

Пришлось вернуться в комнату дочери. Дон и Бобби я застал сидевшими в одном кресле со спинкой из деревянных перекладин, перешептывающимися и улыбающимися друг другу с многозначительным видом заговорщиков. Мой приход заставил их притихнуть.

Я посмотрел на кровать. Чемодан был упакован и даже заперт. Вся лишняя одежда Дон находилась, по всей видимости, внутри. Вся, за исключением розовых рейтуз, которые торчали из-под платья и выглядели совершенно неуместными.

– Готовы? – спросил я. – Поезд отходит уже скоро. А мне нужно еще дать телеграмму тете Мейбл, чтобы кто-то приехал на станцию вас встречать. И, между прочим, Бобби разрешили уехать.

Они снова обменялись взглядами и дружно ухмыльнулись.

– Да, папа, мы готовы, – сказала Дон. – То есть будем готовы, когда соберет свои вещи Бобби.

Мне их покорность по-прежнему казалась весьма подозрительной. А потом Дон спросила меня строго, но с напускным равнодушием:

– Кстати, папочка, что, если нам с Бобби в поезде захочется пить, и мимо будет проходить разносчик колы и прочего? Или мы проголодаемся и захотим пирожных с орешками? Или нам станет скучно, и понадобятся детские журналы или игры? А у меня в кармане осталось только шесть центов от четвертака, который ты мне выдал давным-давно. Будет неправильно отправлять нас в дорогу совсем без денег, ведь так?

Она посмотрела на Бобби, который важно кивнул. Оба уставились на меня. Их план стал теперь совершенно прозрачным.

– Сколько же вам нужно? – спросил я.

Выражение лица Дон не претерпело ни малейшего изменения, когда она объявила приговор:

– Нам не обойтись без трех долларов и сорока пяти центов.

Бобби метнул в нее злобный взгляд.

– Нет, – сказал он своим обычным басом. – Нет. Это неверная сумма.

– Неверная? – переспросил я.

– Совершенно неверная. – Круглые глаза Бобби смотрели на меня с неприкрытым презрением. – Нам нужно три доллара и сорок шесть центов. – Он еще немного подумал и повторил: – Да. Ровно три доллара и сорок шесть центов.

А потом снова обратил уничижительный взор на Дон.

– Дурочка, – сказал он. – Ты просто дурочка.

Мне показалось, что в стремлении всегда оставлять последнее слово за собой Бобби на сей раз зашел слишком далеко.