Текст книги "Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)"

– Пусть это послужит для нас хорошим уроком, – сказал он. – Когда берешь под арест мага, наручников может оказаться недостаточно.

Государственный эксперт-психиатр приехал и уехал. Грин с подчиненными отправились к себе в участок, забрав с собой Геддеса. В кабинете директора установилась необычная тишина, когда его сотрудники постепенно разошлись по своим рабочим местам. Последними к двери направились доктор Морено и бывшая мисс Браш. Я попросил их ненадолго задержаться.

– Приношу свои извинения, – сказал я, – и одновременно запоздалые поздравления. – Надеюсь, что ваш статус замужней дамы…

– Тсс! Ни слова больше, пожалуйста! – цыкнула на меня мисс Браш, но при этом дружески улыбнулась. – Вы доведете меня до увольнения, мистер Дулут, если проговоритесь кому-нибудь, что я замужем. Между тем это в интересах психиатрии, чтобы я оставалась профессиональной роковой красавицей. Однако, вероятно, не настолько роковой, как решили вы, когда увидели у меня в спальне доктора Морено, а потом получили взаймы его тапочки.

– Должен признать, что детектив из меня никакой, – сказал я, отвечая на ее улыбку. – Я ведь так и не разгадал загадку таинственных тапочек, хотя решение было у меня под носом. То есть под ногами.

Чета Морено дружно сверкнула на меня ослепительно белыми и почти ненатурально здоровыми зубами.

– И после того, как я невольно обидел вашу жену, Морено, не сумев понять очевидного, – продолжил я приносить извинения, – то лишь усугубил дело, обвинив в убийстве вас самого.

– Психиатрам доводится выслушивать обвинения и почище этого, – добродушно отозвался он. – Впрочем, я не удивлен, что вы посчитали меня человеком, способным на грубое насилие, Дулут. Как я понял, вы стали случайным свидетелем довольно-таки бурных выяснений отношений между мною и моей женой. Вероятно, я слишком ревнив, но мне порой кажется, что она… Словом, что она уж слишком рьяно и серьезно исполняет свои профессиональные обязанности. Даже психиатрам свойственны такие простые человеческие эмоции, как ревность. Особенно если ты женат еще совсем недолго, – добавил он, лаская глазами лицо жены.

Мисс Браш взяла его за руку и повела за собой. Но, конечно же, она не удержалась и напоследок бросила на меня через плечо несколько кокетливый взгляд. Замужем или нет, но мисс Браш навсегда останется мисс Браш, к величайшей усладе своих пациентов. И, возможно, она продолжит выполнять свои профессиональные обязанности самую малость чуть более старательно, чем это необходимо.

Я собирался последовать за ними, но доктор Ленц попросил меня вернуться в свой кабинет. Его бородатое лицо благосклонно мне улыбалось. Жестом, все же выдававшим в нем иностранца, он указал на кресло, в которое я сел.

– Что ж, мистер Дулут, – сказал он негромко, – мне остается радоваться, что в результате двух страшных трагедий произошли хоть какие-то положительные изменения. Но больше всего мне внушает оптимизм ваше выздоровление. Блестящей логикой, продемонстрированной сегодня, вы показали, что ваше мышление полностью освободилось от временного помутнения. И уж простите за грубый комплимент, но вы обладаете острым и развитым интеллектом, то есть тем, чего так не хватает в этом мире.

– Острым и развитым интеллектом, – ответил я немного подавленно, – который заводит тебя слишком далеко, и ты делаешь совершенно неверные выводы. Все в точности как у законченного алкоголика.

– Вовсе нет, мистер Дулут. Ваше мышление достойно человека… э-э-э… Человека, ведущего трезвый образ жизни, – он позволил себе нечто похожее на смех, но лишь в той степени, в какой это позволяло достоинство небожителя. – Вам не следует недооценивать разумности своих рассуждений хотя бы потому, что они практически полностью совпали с моими собственными.

– Да, но это вы указали нам истинного преступника, – возразил я.

– Так-то оно так… – Голос директора вдруг зазвучал не совсем уверенно. – В итоге я действительно пришел к верному решению. Но если начистоту, то вплоть до нынешнего вечера подозревал совершенно другого человека.

– Неужели? – спросил я, внезапно встрепенувшись.

– С самого начала я знал, что мы имеем дело с умственно здоровой, очень талантливой и весьма изобретательной личностью. Боюсь, что на психологические и физические выкрутасы мистера Геддеса я не обращал особого внимания. – Он склонился вперед, словно собирался поделиться секретом, доступным только обитателям Олимпа. – Чувствую, что пора напомнить вам, насколько не в моих правилах доверять пациентам важные вопросы, касающиеся моего заведения. Я сделал для вас исключение, но на основе гораздо более грубого просчета, чем ваш собственный.

– Но кого же вы подозревали в…

– Я не видел другой кандидатуры, кроме вас самого, мистер Дулут.

Мне оставалось лишь изумленно смотреть в эти лукавые серые глаза, совершенно потерянному, как было в ту ночь, когда я сидел в этом же кресле, завернувшись в одеяло мисс Браш.

Но потом до меня постепенно дошла потешная ирония подобной ситуации, и я невольно расхохотался.

– И вы поручили подрывному элементу охоту на самого себя! – воскликнул я, ослабевшим от смеха голосом.

– Могу только извиниться за свою глупую ошибку, мистер Дулут, но, как выяснилось задним числом, она оказалась очень полезна с терапевтической точки зрения. Думаю, что необходимость действовать, проявить активность помогли вам обрести ясность ума. – Директор сделал паузу, поглаживая бороду. – Как ни странно, но теперь я вижу, что все треволнения последних дней пошли на пользу и другим моим подопечным. Они стали менее инертны, у них пробудился интерес к тому, что их окружает. И это поистине новый для меня, не изведанный прежде опыт как для психиатра.

– Убийственная терапия, – осмелился пошутить я. – Чем не завлекательный новый девиз для очередного издания рекламных брошюр клиники?

Ленц какое-то время молчал, постукивая серебряным карандашом по краю стола.

– Остается только сожалеть, мистер Дулут, – произнес он потом, – что вы так скоро нас покинете. Но это сожаление – продукт моих личных эмоций. Как профессионалу мне бы следовало только радоваться за вас.

Еще неделю или две назад я бы дорого дал, чтобы услышать от него такие слова. Теперь же они не навевали на меня ничего, кроме грусти.

– Да, все обстоит именно так, – повторил он. – Вы вольны уехать отсюда уже завтра. Но мне хотелось бы попросить вас остаться на некоторое время в качестве моего персонального гостя. Вы любезно согласились помочь мне, а между тем есть еще одно небольшое дело…

– Как? Новый подрывной элемент?

– Нет. Проблема чисто врачебного свойства. У меня находится на лечении человек, которому для полного выздоровления необходимо снова обрести интерес к жизни. И мне показалось, что именно вы способны стимулировать подобный интерес.

Медленно и, как всегда, величаво он поднялся и подошел к двери кабинета. Потом задержался на пороге, и я на секунду подумал, что сейчас он выкинет какой-то фокус, известный со времен Адама. К примеру, достанет из рукава белого кролика.

– Мне бы хотелось, чтобы вы побеседовали с человеком, которого я имею в виду.

А затем легким наклоном головы он как бы попрощался со мной. И пропал.

Я, конечно же, догадался, кого он имел в виду, и эта догадка заставила меня нервничать не меньше, чем в вечер премьеры моего спектакля на Бродвее. Я был взволнован и полон ожиданий, но больше уже ничего не опасался. Дверь снова открылась, и я вскочил на ноги.

– Айрис!

– Питер!

Мы, не двигаясь с места, стояли и смотрели друг на друга. Не знаю, откуда во мне взялась эта уверенность, но я твердо знал, что именно так смотрели друг на друга влюбленные с тех времен, когда эта планета впервые начала свое безумное вращение.

Или в нашем с Айрис случае безумными были только мы с ней?

Джонатан Стагге. Алый круг

I

Тем вечером Дон и я отправились в сторону дома только в тот час, когда все нормальные рыбаки с мыса Талисман уже собирались ложиться спать. А задержала нас с моей юной дочерью всего-навсего рыба – одно из тех морских чудищ, о которых мне приходилось слышать в изобилующих преувеличениями рассказах, но ни раз не доводилось видеть самому. Эта громадина клюнула на наживку, предназначенную для обыкновенной пеламиды, но только после того, как почти час изматывала мои не слишком тренированные мышцы, показав себя более чем достойной соперницей для сельского врача на отдыхе.

Даже сдержанный и ко всему привычный капитан нашей рыболовной шхуны невольно увлекся перипетиями этой схватки. А потому никто из нас не заметил, как наступил вечер; море и берег в отдалении окутала прохладная туманная мгла, которая, казалось, была пронизана нездоровыми испарениями. И уже в совсем поздний час наше суденышко уткнулось носом в илистый берег гавани городка Мыс Талисман.

– Спокойной ночи, доктор Уэстлейк. Добрых снов, мисс, – попрощался с нами шкипер.

Мы ответили ему тем же. Дон перекинула через плечо удочку с пойманной ею самой небольшой пеламидой, чтобы доставить в гостиницу к завтраку. И с рыбой, болтавшейся перед ней при каждом шаге, мы через увлажнившиеся дюны направились в сторону «Талисман-инн» – нашему отелю, стоявшему особняком от мерцавших неподалеку огней городка.

Пока мы шли, Дон в предвкушении столь желанного сейчас горячего ужина не переставала оживленно болтать.

– Как думаешь, папочка, мистер Митчелл разрешит приготовить для меня яичницу с ветчиной и беконом? И, быть может, даже с колбаской в придачу. А еще я хочу горячих пирожков и…

Сентябрь в этой части Новой Англии всегда до странности капризный месяц. Погода так же переменчива, как прихотливо изрезана береговая линия мыса Талисман. Это было одно из тех мест, на которые природные стихии почему-то издавна озлобились. Дюйм за дюймом волны подмывали песок дюн, и старая часть городка, когда-то самая оживленная и густонаселенная, сейчас почти опустела.

Даже в той части берега, с южной стороны, где россыпь прочных скал должна была служить защитой от моря, все тоже постепенно изменялось. А у «Талисман-инн», такой надежной и неуязвимой с виду постройки, когда я впервые останавливался в ней пятнадцать лет назад, теперь вместо лужайки и сада перед входом простирался пляж. Вскоре гостиницу предстояло либо передвинуть, либо оставить на произвол судьбы, как забросили пару лет назад старую церковь, когда сильный атлантический шторм обрушил на нее огромные валы, угрожая смыть погост – место последнего упокоения многих поколений предков нынешних обитателей Мыса Талисман.

Только истинным любителям рыбалки Мыс Талисман не казался невзрачным и унылым захолустьем. В прежние годы отдыхающих здесь собиралось больше, чем саранчи в окрестных полях, но теперь их съезжалось совсем немного. Мистер Митчелл, владелец и управляющий в одном лице, носивший безукоризненно сшитые в Нью-Йорке костюмы и обладавший изысканными манерами, заимствованными у американских гостей, с каждым годом все труднее сводил концы с концами, а его отель постепенно приходил в упадок. В нынешнем сентябре праздник Дня труда прошел, собрав всего лишь восемь отпускников. Да и эти восемь человек, исключая, вероятно, только нас с Дон, принадлежали к тому типу чудаков, которых манит вид запустения и притягивают именно такие забытые всеми места.

В «Талисман-инн» отсутствовала та теплая и веселая атмосфера, которую создают собравшиеся вместе рыбаки-любители. Но Дон и мне здесь нравилось. У нас давно выработалась привычка полностью довольствоваться обществом друг друга и не нуждаться в шумных компаниях.

Пелена тумана стала заметно гуще, когда мы обогнули небольшой полуостров, на котором находился самый дальний край двора заброшенной церкви. Наступил отлив. Едва слышный шум прибоя лишь по временам нарушал предупреждающий гудок сирены от скрытых темнотой судов.

Дон негромко насвистывала, преодолевая легкую робость из-за темноты и опасения внезапного буйства стихии. Казалось, она старается чуть приободрить себя. Раскачиваясь на леске, рыбина иногда мягким и влажным шлепком ударяла ее по бедру. Неожиданно ее свист оборвался.

– Смотри, папа! – воскликнула она, указывая на чуть заметный рисунок поверхности дюн. – Там какой-то розовый свет.

– Что за свет?

– Разве ты еще сам не видишь? Похоже на один из тех китайских фонарей, которые ты берешь с собой, когда мы устраиваем по вечерам пикники. Неужели кому-то вздумалось устраивать праздник на старом церковном дворе?

– Едва ли подходящее место, – сказал я, всматриваясь в указанном ею направлении.

У моей дочери порой излишне разыгрывается воображение, но зрение у нее отменное. Сквозь завесу тумана я смог различить смутный розовый свет вдоль самой верхней кромки одной из дюн в нескольких ярдах перед нами. Чуть дальше лишь с большим трудом можно было видеть темные очертания старинного здания церкви.

Когда мы подошли чуть ближе, я понял, что Дон права. Источником света служил декоративный бумажный фонарь, какой вместе со свечкой можно купить всего за несколько центов. Такие светильники действительно часто использовали во время вечеринок на пляжах. Но было что-то неуместное и даже пугающее в появлении столь дешевого и пестрого огонька во мраке заброшенного погоста.

– Мне от этого немного не по себе, – произнесла Дон и ухватила меня за руку. – Тебе ведь не кажется, папа… Здесь случилось что-то плохое?

– Возможно, кто-то забыл его, – успокоил я. – Подожди меня, пока схожу и заберу фонарь.

Я передал дочери свою удочку и, оставив ее в одиночестве на пляже, стал взбираться по песку дюны. Это оказалось не очень-то легко. Песок осыпался под ногами, мои башмаки вязли в нем. Иногда, чтобы не упасть, приходилось цепляться за редкую поросль травы на склоне. Впереди по-прежнему мерцал розовый свет фонаря.

Упорно двигаясь дальше, я почти достиг гребня дюны. От фонаря находился уже так близко, что смог разглядеть детский рисунок на розовой бумаге.

А затем фонарь неожиданно пришел в движение. У меня на глазах он отдалился, оставляя за собой лишь легкий розовый отсвет в белизне тумана.

– Есть здесь кто-нибудь? – крикнул я, и мой голос разнесся гулким эхом в пустоте. Ответа не последовало.

Свет фонаря был блуждающим и манящим, я зачарованно последовал за ним, перебравшись на другой склон дюны, и поспешно пошел через темное кладбище. Огонек стал более различимым, показавшись рядом с чахлой елью, которая росла всего в нескольких футах у обрыва берега. Я мог видеть чуть заметные могильные холмики, разбросанные повсюду. Это были безымянные захоронения, которые давно лишились надгробий, унесенных штормовыми волнами или разрушенных эрозией и ветрами.

Затем, вглядевшись пристальнее, я заметил кое-что еще – странную бесформенную фигуру, которая вырисовывалась из окутывавшего ее тумана. Она стояла или, вернее, склонилась над фонарем в очень необычной позе. А потом внезапно скрылась за елью и окончательно пропала в густой пелене.

Фонарь же остался на месте, бросая мягкий и неясный свет на окружавшие его могилы.

Я звал снова и снова, но, не услышав никакого ответа, приблизился к дереву. Свет фонаря веером расходился по росшей рядом с елью сорной траве и тускло отражался в лезвии тяжелой лопаты. Я еще раз окликнул, но ответом был лишь отдаленный гудок парохода в открытом море.

Подняв хрупкий фонарь и рассмотрев лопату, обнаружил на ней комья влажной земли. Затем, когда я повернулся назад в сторону пляжа, то почувствовал, что почва под ногами, обычно здесь такая сухая и состоящая из сплошного песка, тоже пропитана влагой. Сделав шаг вперед, наткнулся на горку недавно выкопанной земли.

При свете опущенного фонаря удалось разглядеть, что я оказался на краю только что вырытой могилы. По-видимому, ее подготовили для умершего в городке человека, подумал я, но почти сразу отбросил эту идею как абсурдную. Кто будет хоронить своего родственника в таком месте? В любой сентябрьский день большой прилив мог смыть этот край полуострова и унести гроб в море. И потом, почему могилу выкопали так скрытно после наступления темноты?

Я недолго постоял там, погруженный в раздумья – холодный туман коварно пробирался под отсыревшую куртку-ветровку. Мне стало вдруг одиноко, находясь в круге тусклого света. В непроглядной тьме повсюду лежали останки людей многих поколений, давно ушедших в лучший мир. Наклонив фонарь, я нагнулся вперед, чтобы заглянуть в разверстую передо мной могилу. И увидел то, что почти ожидал там обнаружить.

Густо присыпанную землей, приколоченную гвоздями крышку гроба.

Гроб был старый, дерево сильно прогнило – он явно пролежал здесь, на самом краю кладбища, уже многие годы. Но там, где должна находиться голова усопшего, землю тщательно расчистили, добравшись до позеленевшей бронзовой таблички, словно кому-то срочно понадобилось прочитать надпись на ней.

Несколько комьев земли упали вниз с чуть слышным стуком. Но даже этот звук заставил меня вздрогнуть и выронить фонарь, который свалился в могилу у моих ног. Еще несколько мгновений он освещал ее постепенно меркнувшим розовым сиянием. Затем погас.

Я врач и не подвержен ни суевериям, ни воображаемым ужасам, но, стоя в туманном мраке на церковном погосте, вдруг ощутил, как в мое сознание проникают страшноватые образы вампиров, призраков и скелетов.

Впрочем, здравый разум очень скоро вернулся ко мне, и я нашел гораздо более правдоподобное объяснение увиденному. Обитатели Мыса Талисман были в большинстве своем людьми бедными и едва ли могли себе позволить официальное перезахоронение останков своих родственников со всеми полагающимися формальностями. По-видимому, один из горожан решил тайно перенести могилу предка с края погоста, где море грозило вскоре уничтожить все.

Но зачем он воспользовался этим странным розовым китайским фонарем? Почему так поспешно скрылся при звуках моего голоса? Отчего взялся за столь тяжкий труд один, не попросив ничьей помощи? Богобоязненные рыбаки Новой Англии, намереваясь сохранить останки давно умершего друга или члена семьи, никогда не стали бы делать этого под завесой секретности и почти ночью.

Нет, замеченная мною призрачная фигура, едва различимая в тумане, показалась более чем странной. Было в поведении этого человека нечто такое, от чего у меня возникло ощущение, что он явился на погост не с благородной, а кощунственной целью.

Дон в своем интуитивном восприятии, по всей видимости, оказалась права, и здесь произошло что-то скверное.

– Папа! – донесся до меня с берега встревоженный голос дочери.

Еще немного постояв в нерешительности в полной темноте, я ответил на ее крик бодрым голосом и поспешил спуститься по склону дюны, чтобы присоединиться к Дон.

Приятно было снова увидеть ее миниатюрную фигурку, стоявшую на пляже в такой же ветровке, как моя, но чересчур великоватой для девочки. Но еще приятнее оказалось почувствовать тепло ее руки, осознавая, что вопреки суровому морю, туману, холоду и мраку, ты оставил позади мир мертвецов и опять оказался на земле, которая целиком принадлежит живым.

– Ты ушел так надолго, – сказала она с упреком, – хотя знаешь, что мне хочется есть. И, кстати, где фонарь?

– Я задул его и оставил там.

– Зачем он понадобился? – спросила дочь, когда мы двинулись быстрым шагом в сторону гостиницы. – Там устраивали пикник?

– Да, милая, – ответил я, решив соблюдать осторожность. – Что-то наподобие пикника.

Моя дочь столь же умна, сколь и любопытна. Я даже не ожидал, что ее удовлетворит такое невнятное объяснение. Но не принял в расчет слово «пикник». А его оказалось достаточно, чтобы ее голова снова оказалась наполненной мыслями о грядущем вкусном ужине и его возможном меню.

– Непременно попрошу горячих пирожков с кленовым сиропом, – мечтательно сказала она. – А потом еще мороженое, кусочек торта и…

II

Скоро сквозь туман стал проглядывать свет окон «Талисман-инн». С громким криком Дон бросилась вперед.

– Я закажу нам ужин, папа, и попрошу, чтобы мою рыбину приготовили на завтрак, а потом…

Продолжая двигаться теми же размеренными шагами, я размышлял о розовом фонаре, как и обо всем прочем, чего никак не ожидал увидеть на кладбище.

Между гостиницей и морем когда-то соорудили нечто вроде забора, который был призван защитить жалкие остатки сада от наступления песка. Но ограду уже давно засыпало до самого верха, а песок добрался до входа в отель.

Я преодолел последнюю пологую дюну и оказался у боковой двери на террасу. Несмотря на прохладу сентябрьских вечеров, там, как больше нигде в «Талисман-инн», наблюдалось хоть какое-то оживление. В тот вечер, когда я вошел, на террасе, тщательно игнорируя друг друга, собрались трое людей, разместившихся в зеленых плетеных креслах у таких же столиков. Это были Бак Валентайн, миссис Фэншоу и не слишком приятный тип, которого звали мистер Ашер.

Бак Валентайн устроился ближе всех к входу. Одетый в белую спортивную рубашку и в белые шорты, работавший спасателем на пляже отеля, Бак с угрюмым видом разглядывал фотографии полуголых девиц в старом номере журнала «Эсквайр». Он поднял голову, и грубоватое лицо молодого блондина скривилось в ничего не означавшей улыбке.

– Боже, как здесь у нас сегодня весело, доктор Уэстлейк, – хмыкнул он. – Только что закончил свое вязание, а сейчас займусь чертовски интересным делом – раскладыванием пасьянса.

Я порой искренне сочувствовал участи, выпавшей на долю Бака Валентайна. Это был полнокровный здоровяк, настоящий мачо с наметанным глазом по части женского пола. А в этом пришедшем в упадок курортном заведении наметанному глазу не на ком было остановиться, если не считать двух невзрачных горничных, одновременно служивших официантками, и Нелли Вуд – обладавшей несомненно хорошей фигурой – компаньонки и гувернантки при миссис Фэншоу. Но только общественный статус Нелли Вуд не позволил бы ей снизойти до простого спасателя. Ее наметанный глаз, если только я не ошибался, имел гораздо более амбициозную цель в лице Вирджила Фэншоу, мужа хозяйки.

Бак Валентайн никак не относился к тем чудакам, которых манило очарование постепенного запустения мыса Талисман и одноименного городка. Думаю, ему досаждало, что его работа стала, в сущности, синекурой для бездельника. Уже несколько лет число отдыхающих в «Талисман-инн» никак не оправдывало содержания собственного спасателя, но мистер Митчелл, в своем упорном стремлении сохранять хотя бы видимость респектабельности, готов был платить Баку жалованье только за то, что присутствие мускулистого молодого человека, всегда готового прийти на помощь утопающим, придавало пляжу иллюзию фешенебельного места для принятия морских ванн.

Причем жалованье, по-видимому, достаточно щедрое, если оно компенсировало Баку такой крупный недостаток, как недоступность флирта с хорошенькими девушками.

Когда я проходил мимо, спасатель опустил журнал, который держал в своих крепких пальцах, и бросил мимолетный взгляд на молодую женщину, сидевшую позади него в неудобном и жестком плетеном кресле. Если разобраться, то для Бака смотреть в сторону Мэрион Фэншоу представлялось делом совершенно безнадежным. Он знал это сам, как знали и все остальные. Но уж слишком она была хороша собой, чтобы удержаться. Небольшого роста, миниатюрная Мэрион обладала пропорциями, о которых могла мечтать любая девушка, а ее лицо в обрамлении светлых волос пепельного оттенка выглядело нежным и красивым, как весенний цветок. Ее глаза – серые, холодные, всегда оставались серьезными. Порой она устремляла свой спокойный взгляд в никуда, что придавало лицу отчасти таинственное выражение.

Следовало признать, что Мэрион Фэншоу представляла собой одну сплошную загадку. Она почти не разговаривала с кем-либо, кроме своего мужа, состоятельного художника, работавшего в жанрах коммерческой рекламы и книжных иллюстраций, и пятилетнего сына. Но и с ними женщина разговаривала крайне редко. Казалось, что она обитает в странном вакууме, замкнутая в тиши своего личного мирка. Я часто задумывался, любила ли Мэрион своего мужа, догадывалась ли о его не слишком чистоплотной интрижке с гувернанткой, а если догадывалась, то не было ли ей это абсолютно безразлично.

И до сих пор мне ничего не удавалось выяснить по этому поводу.

По пути к двери в столовую, где меня ждала к ужину Дон, я прошел мимо нее и улыбнулся. Ни один мужчина не мог иначе реагировать при виде Мэрион Фэншоу, неуклюже пытаясь пробиться сквозь прочную стену ее молчания.

– Ваш муж все еще работает? – спросил я.

Не думаю, что стоило задавать ей подобный вопрос. Она резко вскинула на меня взгляд, но в ее немного печальных серых глазах не промелькнуло даже подобия ответной улыбки.

– Да, Вирджил продолжает работать, – сказала она вдруг, когда я уже не ожидал с ее стороны никакой реакции. – Все еще пишет наверху в своей мастерской.

Мне было известно, что Вирджилу позировала в качестве модели Нелли Вуд, немного похожая на богиню Диану. И не мог не понимать, какой смысл подразумевало слово «работа» в столь поздний час.

– А маленький Бобби? – спросил я, чтобы сгладить неловкость, полагая, что интерес к ребенку не вызовет нежелательных ассоциаций. – Видимо, уже давно спит?

– Да, – ровным тоном ответила Мэрион Фэншоу, – он давно спит.

– Что ж, скоро и Дон уляжется. Она уже и так сегодня припозднилась.

Миновав кресло Мэрион Фэншоу, я от души надеялся избежать внимания третьего члена разрозненной компании на террасе: мистера Ашера. Но, как обычно, это мне не удалось.

Трудно объяснить даже самому себе, почему мистер Ашер внушал мне такую антипатию. Я ведь совершенно ничего не знал о нем, чтобы хоть как-то была бы оправдана неприязнь. Вероятно, это чувство внушала его внешность. Неопределенного возраста, он был высок ростом, худ и рыжеволос, причем рыжий волосяной покров виднелся и на запястьях, заметных под рукавами неизменно черных пиджаков. У него были самые некрасивые руки, какие мне только доводилось видеть – очень большие, белые и вялые, с покрытыми бородавками пальцами.

Лицо его тоже отличалось поразительной белизной какого-то воскового, редкого у людей оттенка, и с этой бледностью ничего не могли поделать даже свежие морские ветры мыса Талисман. А с ненатурально белого лица на тебя смотрели маленькие карие с имбирным отливом глазки, обрамленные редкими и словно ржавыми ресницами.

Этим вечером он, как всегда, читал ту единственную книгу, которая, видимо, навевала на него крепкий сон – Библию. Вообще говоря, чтение Священного Писания считается весьма достойным занятием. Но в случае с мистером Ашером все обстояло иначе. При виде того, как он листает Второзаконие, у тебя почему-то возникали невольные мысли о святотатстве и о черных мессах.

– О, доктор Уэстлейк! Поздновато вы нынче с рыбалки, – заметил он своим хрипловатым голосом, в котором неизменно сквозило что-то фальшивое.

– Да уж, что верно, то верно, – усмехнулся я в ответ.

– А ведь сегодня очень туманно. Вы могли не найти обратного пути к гавани, доктор Уэстлейк. Нам всем стоило бы возблагодарить Создателя за ваше благополучное избавление от опасности.

Типичная манера мистера Ашера. Он в самом мелком событии ухитрялся разглядеть признаки настоящей катастрофы, избежать которой помогало только вмешательство свыше, милосердие Божье.

У меня же сложилось твердое внутреннее убеждение, что если бы не Богу, а ему самому предоставили вершить людскими судьбами, случилось бы много несчастий с фатальными последствиями.

Я уже отвернулся от него и приготовился переступить порог двери, когда внезапно до уныния спокойная обстановка на террасе, казалось, наполнилась предощущением некоей драмы. Поразительно, как остро можно ощутить резкую перемену в атмосфере комнаты.

А причиной тому стало появление на террасе Нелли Вуд.

Гувернантка при семействе Фэншоу обладала несомненной привлекательностью для любителей такого рода женщин – крупная, богоподобная красавица из тех, что так нравятся некоторым художникам и всем завсегдатаям бурлесков. Ее светлые с желтизной волосы были тщательно зачесаны назад и неизменно оставались опрятно уложенными даже при самой ветреной погоде. Классические, словно вышедшие из-под резца скульптора черты ее лица казались бы мне более интересными, если бы не глаза, как будто вырезанные тем же ваятелем из камня. На левой щеке выделялась большая родинка. Она могла бы только добавить этой женщине привлекательности, но вызывала скорее противоположный эффект. Из-за нее лицо выглядело несколько вульгарным.

Казалось со стороны, что Нелли Вуд наполнена страстными животными инстинктами и благодаря особому складу ума способна их удовлетворять с максимальной для себя пользой.

Она вошла на террасу, постукивая высокими каблуками. На ней был красный плащ, надетый поверх платья, а белый шарф небрежно прикрывал золотистые волосы.

Было трудно сразу определить, кто стал главным источником внезапно возникшего напряжения – Нелли Вуд, Мэрион Фэншоу или Бак Валентайн. Или даже мистер Ашер, посмотревший на вошедшую молодую женщину прищуренным взглядом, который описывался в его излюбленной Библии и порицался как похотливый или вожделеющий. Скорее всего, все четверо вносили свой вклад в неожиданно возникшее ощущение, что нервы у присутствовавших по какой-то причине натянуты до предела.

Первой заговорила, как ни странно, миниатюрная миссис Фэншоу. Она очень тихо произнесла:

– По всей видимости, мой муж закончил на сегодня свою работу?

Сами по себе слова прозвучали вполне нейтрально. Но едва уловимые обертона ее голоса придали фразе почти разящую остроту.

Нелли Вуд окинула ее равнодушным взглядом.

– Да, со мной он закончил, миссис Фэншоу. Но ему еще осталось кое-что завершить.

Это тоже могло бы стать обычной констатацией заурядного факта, но в невидимой миру дуэли между двумя женщинами слова превратились в разящий укол.

– Собрались подышать свежим воздухом, мисс Вуд?

Вопрос, словно липкий елей, сорвался с бледно-розовых губ мистера Ашера.

– Что? Ах да, мистер Ашер… Вот именно, подышать свежим воздухом.

Нелли Вуд лишь на мгновение задумалась над своим ответом Ашеру, а как показалось мне, она использовала этот миг, чтобы бросить изучающий взгляд на скучное, обветренное лицо Бака Валентайна, передавая совершенно определенное послание.

Не вымолвив больше ни слова, она направилась к боковой двери террасы и вышла в темноту к простиравшейся рядом дюне.

Относительно смысла во взгляде мисс Вуд я оказался прав, хотя он остался мне не до конца ясен. Потому что уже входя в вестибюль, чтобы найти Дон и присоединиться к ней за ужином, я успел заметить, как массивная фигура спасателя поднялась с кресла и последовала за пропавшей во мраке дюны молодой женщиной.