Текст книги "Русское дворянство времен Александра I"

Патрик О’Мара
Русское дворянство времен Александра I

Patrick O’Meara

The Russian Nobility in the Age of Alexander I

© Patrick O’Meara, 2019

This translation of «The Russian Nobility in the Age of Alexander I» is published by arrangement with Bloomsbury Publishing Plc

© А. Шокарева, перевод с английского, 2023

© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2023

© ООО «Новое литературное обозрение», 2023

* * *

Предисловие

Цель этой книги – предложить читателю детальный социальный и политический портрет русского дворянства времен царя Александра I, правившего с 1801 по 1825 год.

Для Российской империи это был 25-летний период стремительно меняющихся международных отношений, задаваемых имперскими амбициями Наполеона Бонапарта и, разумеется, их последствиями. При этом, напротив, внутренняя политика отличалась нерешительностью, отражая характерную склонность Александра I сомневаться по всем важным государственным вопросам. Уступая по значимости лишь императорскому двору, дворянство составляло ключевую элитную группу в российской дореволюционной социальной иерархии и играло жизненно важную роль в функционировании гражданского общества. Следовательно, история дворянства – ключ к пониманию динамики самодержавия[1]1
  В конце XIX – начале XX века в среде русских историков возрос интерес к истории дворянства, что нашло отражение в нескольких значительных публикациях. Наиболее важные работы о начале XIX века: Дубровин Н. Ф. Русская жизнь в начале XIX века // Русская старина (далее – РС). 1899. Кн. 1; 1904. Кн. 3. (См. библиографию для полного описания этого издания, а также репринтного: Дубровин Н. Ф. Русская жизнь в начале XIX века / Изд. подгот. П. В. Ильиным. СПб., 2007. Во вступительной статье к книге Ильин подтверждает неувядающее значение новаторского исследования Дубровина); Елишев А. И. Дворянское дело: Сб. ст. М., 1898; Евреинов Г. А. Прошлое и настоящее значение русского дворянства. СПб., 1898; Яблочков М. Т. История дворянского сословия в России. СПб., 1876, а также его работа «Российское дворянство. История родов» (СПб., 1876), перепечатанная в: История российского дворянства. М., 2009; Романович-Славатинский А. В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. СПб., 1870 (и 1912), переиздана в 2003 году; Семенов Н. П. Наше дворянство. СПб., 1899; Ш. Дворянство в России: исторический и общественный очерк // Вестник Европы (далее – ВЕ). СПб., 1887. Т. 2–3. С. 533–571, 186–210, 421–452; Корф С. А. Дворянство и его сословное управление за столетие 1762–1855 годов. СПб., 1906.


[Закрыть].

Соответственно, это исследование основано на разнообразных редко цитируемых источниках, как опубликованных, так и неизданных, в том числе включающих личные фонды, документацию региональных органов власти, мемуары, дневники и корреспонденцию. Эти источники в своей совокупности составляют для историка мозаичный портрет дворянства времен Александра I, одновременно и коллективный, и индивидуальный. Такое богатство источников обеспечивает многообразие подходов к реконструкции и анализу исторического материала, ими проиллюстрированного. Однако я предпочел сосредоточиться на политической культуре дворянства, столичного и провинциального, и попытался создать первую комплексную работу (на английском и русском языках), помещающую Александра I в этот очень важный контекст. Одной из главных задач моей работы является по-новому осветить характер известного своей загадочностью царя. Сопутствующий анализ отношений Александра и русского дворянства занимает лакуну в литературе по политической истории России первой четверти XIX века[2]2
  О правлении Александра I см.: Hartley J. M. Alexander I. London; New York, 1994; McConnell A. Tsar Alexander I: Paternalistic Reformer. New York, 1970; Rey M.-P. Alexander I: The Tsar Who Defeated Napoleon. DeKalb, 2012; Мироненко С. В. Александр I и декабристы: Россия в первой четверти XIX века. Выбор пути. М., 2017; Окунь С. Б. История СССР. Т. 1: 1796–1825: Курс лекций. Л., 1948; Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века. М.; Л., 1957; Он же. Отражение войн 1812–1814 гг. в сознании современников // Исторические записки. М., 1950. Т. 31. С. 222–244; Schiemann T. Geschichte Russlands unter Kaiser Nikolaus I. Kaiser Alexander I. und die Ergebnisse seiner Lebensarbeit. Berlin, 1904; Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование: В 4 т. СПб., 1897–1898. Особенно Т. 2 и 4.


[Закрыть].

Когда в марте 1801 года Александр взошел на престол, русское дворянство обратилось к новому царю за восстановлением прав и привилегий Жалованной грамоты дворянству 1785 года, отнятых у этого сословия его авторитарным отцом, императором Павлом I, во время своего своенравного и эксцентричного правления. Недоверие Павла к дворянам нашло свое выражение в том, что Джон Гудинг назвал «господством террора», развязанного в отношении дворянского сословия. Речь идет, в частности, о Манифесте 1797 года о трехдневной барщине, который ограничил работу крестьян на барина тремя днями и сделал воскресные дни выходными. Павел I также отменил для дворянского сословия запрет на телесные наказания, наложил ограничения на путешествия, иностранные наряды и даже запретил импорт предметов роскоши из Великобритании назло столичному дворянству. В центральной и региональной администрации царь все больше опирался на бюрократию и армию, чем на дворян. В то же время он настаивал на том, чтобы дворянское сословие вновь стало служилым, игнорируя положения Манифеста о вольности дворянства 1762 года. Ко всеобщему облегчению, спустя только 4 года и 4 месяца с момента воцарения непредсказуемое правление 46-летнего Павла I было прервано его убийством группой наиболее доверенных и высокопоставленных представителей элиты, включая членов семей Долгоруковых, Вяземских и Голицыных[3]3
  Gooding J. Rulers and Subjects: Government and People in Russia 1801–1991. London, 1996; Riasanovsky N. V., Steinberg M. D. A History of Russia. Oxford, 2005. P. 254–245; Hartley J. M. Alexander I. P. 21, 25; Dixon S. The Modernisation of Russia, 1676–1825. Cambridge, 1999. P. 131.


[Закрыть]. Царство террора завершилось, и, по знаменитому выражению А. С. Пушкина, настало «дней Александровых прекрасное начало», прежде всего для дворянства.

Ключевой особенностью правления императора Александра I была политическая борьба вокруг проблемы будущего России: стоит или нет в соответствии с европейским духом времени идти по пути фундаментальных политических, экономических и социальных реформ. В случае с Россией это предполагало отмену крепостного права и принятие новой конституции. Вне тех придворных кругов, где эти вопросы более-менее постоянно обсуждались, конфликт между реформаторами и консерваторами разворачивался в единственном социальном классе империи, способном его вести, – русском дворянстве, которое само в это время претерпевало далекоидущие изменения.

В частности, росло напряжение между теми группами дворян, которые считали себя европейцами и были активными проводниками европеизации русской политики и культуры, и теми, кто стремился сохранить самобытный национальный статус-кво. Западные влияния на русское общество, как на представителей элиты, так и на дворянство в целом, особенно благодаря индивидуальным контактам с Наполеоновской Европой, позволяют говорить о «европейском» поколении русского дворянства. Распространение просвещенческих идеалов эгалитарной справедливости и личной свободы в сочетании с влиянием романтизма сделало культурное и идеологическое сближение России и Запада неизбежным. Так, прозаик и поэт-декабрист А. А. Бестужев-Марлинский считал, что его поколение могло «говорить по-русски… мыслить по-европейски»[4]4
  Цит. по: Бокова В. М. Беспокойный дух времени. Общественная мысль первой трети XIX в. // Очерки русской культуры XIX века. М., 2003. С. 76. По теме культурных сближений см.: Тимофеев Д. В. Европейские идеи в социально-политическом лексиконе образованного российского подданного первой четверти XIX века. Челябинск, 2011.


[Закрыть]. Это противоречие предвосхитило восстание декабристов в Санкт-Петербурге в конце 1825 года (в котором Бестужев принимал активное участие) и в конце концов переросло в страстные споры между западниками и славянофилами о пути России в последующие десятилетия. Именно в этом историческом и исследовательском контексте и находится моя работа.

В книге исследованы ключевые политические, социальные и культурные темы. Она состоит из шести частей. В первой и второй рассмотрены источники престижа и привилегий дворянства, его юридический и социальный статус, богатство и бедность, а также характер полученного им образования. Овладение иностранным языком преимущественно франкоязычной знатью получает особое внимание, которого заслуживает этот необычный культурный феномен. Третья часть посвящена роли дворянства в местном самоуправлении и провинциальной администрации, в частности на примере богатого областного архива Нижнего Новгорода (после распада СССР вновь, как и сам город, доступного для иностранных ученых), через выборные должности предводителя дворянства, дворянское собрание и уездные суды.

Четвертая часть посвящена политике Александра I по отношению к дворянству, его взаимоотношениям с главными членами его правительства, включая позицию царя по поводу конституции в России, его «конституционную дипломатию» по отношению к Польше, реакцию на нее дворянства и ее значение для России. В пятой части представлен детальный анализ робких попыток реформирования крепостного права сверху (царь и его правительство) и снизу (помещичье дворянство). Она опирается на ключевые проекты с обеих сторон, иллюстрируя разнообразие откликов на тревожную сложность крестьянского вопроса.

Влияние столкновения с Наполеоновской Европой на русское дворянство и его растущая осведомленность о западных политических институтах рассмотрены в шестой части. В ней прослеживаются вытекающие из этого ожидания политических и социальных реформ и попытки правительства сдержать их путем усиления цензуры и тайного полицейского контроля. Кроме того, в ней дается оценка меняющегося характера «европейского» поколения русского дворянства, в частности как следствия личного опыта жизни в западных обществах. Проанализирован образ способного к самоанализу дворянина как личного оппонента российского государства в контексте возрастающего противостояния правительству. Обсуждаются различные реакции дворян и на смерть Александра I, и на восстание декабристов, которое случилось всего несколько недель спустя, 14 декабря 1825 года. Это событие, вкупе с последующим восстанием Черниговского полка на юге, отметило исполненное насилием начало правления Николая I в самый день его восшествия на трон. Завершает исследование оценка долгосрочных последствий восстания декабристов для политического будущего российского дворянства.

Центральным тезисом книги является утверждение, что итоги военных кампаний союзников против французских армий по всему континенту, в которых были задействованы тысячи русских офицеров и солдат, проложили путь не только к окончательному освобождению Европы от Наполеона, но и предоставили Александру I уникальную возможность опереться на объединяющую национальную победу России и свою собственную беспрецедентную популярность, чтобы заручиться поддержкой традиционно не расположенных к риску дворян на проведение далекоидущих политических и социальных реформ[5]5
  Конкретно о 1812 годе и его последствиях см.: Lieven D. Russia against Napoleon: The Battle for Europe, 1807–1814. London, 2009; Russian and the Napoleonic Wars / Eds. J. M. Hartley, P. Keenan, D. Lieven. Basingstoke, 2015; и две статьи: Martin A. M. The Russian Empire and the Napoleonic Wars // Napoleon and Europe / Ed. P. G. Dwyer. London, 2001. P. 243–263; Idem. Russia and the Legacy of 1812 // The Cambridge History of Russia. Vol. 2: Imperial Russia, 1689–1917 / Ed. D. Lieven. Cambridge, 2006. P. 145–161. В добавление к этому о роли Русской православной церкви в 1812 году см.: Мельникова Л. В. Русская православная церковь в Отечественной войне 1812 года. М., 2002.


[Закрыть].

Однако эту возможность Александр I упустил, в основном из-за своей неспособности найти практический компромисс со знатью. Правда, стоит отметить, что нежелание дворянства двигаться за царем в сторону реформ, особенно конституциональных и крестьянских, также сыграло свою роль. Приведенные факты свидетельствуют о том, что в целом низкая «политическая культура» знати удерживала Александра от каких-либо реальных усилий по созданию необходимого союза. Учитывая устоявшийся консерватизм дворянства и постоянные сомнения царя, насколько реальной представляется перспектива реформ в России начала XIX века? Победа породила большие ожидания перемен, их необходимость была очевидна и Александру, и наиболее дальновидным его приближенным, и декабристам, которые в конце концов устали ждать.

Любой убедительный ответ на этот вопрос должен быть так или иначе связан с характером отношений между Александром I и российским дворянством как правящим классом империи. Вот почему это и есть главный предмет данной книги. Соответственно, для ответа на него использован широкий спектр современных источников. Для более подробного историографического обзора заинтересованный читатель может обратиться к списку источников, предваряющему библиографию.

Мою работу и научные командировки поддержали и профинансировали Университет Дублина (Тринити-колледж) и Университет Дарема – два института, где мне посчастливилось работать на протяжении моей академической карьеры. Не менее щедрый исследовательский грант Британской академии позволил посещать архивы и библиотеки Москвы, Нижнего Новгорода, Санкт-Петербурга и Хельсинки. Стажировка в Фицуильям-колледже (Кембридж) предоставила мне возможность ежедневно пользоваться библиотекой университета, что позволило завершить композицию книги, не говоря уже о стимулирующем общении с близкими по духу людьми.

Я в долгу не только перед институтами, но и перед огромным числом людей за значительную помощь и советы: особенно я благодарен двум горько оплакиваемым замечательным историкам, исследователям российской государственности, Линдси Хьюз (ум. 2007) и Исабель де Мадариаге (ум. 2014); анонимному коллеге рецензенту, чьи многие ценные предложения улучшили эту книгу; Роджеру Бартлетту, Розамунд Бартлетт, Симону Диксону, Дженнифер Китинг, Полу Кинану, Елене Марасиновой и Андреасу Шенле, которые любезно согласились прочесть фрагменты черновиков и составили вдумчивые отзывы; Томми Муртагу за обеспечение точности французских цитат; а также Ирине Лукка – находчивому руководителю несравненного исследовательского центра «Славика» в Национальной библиотеке Финляндии. Именно здесь много счастливых дней я наслаждался вдохновляющим общением с международной группой ученых, особенно с их энергичным лидером, покойным Ричардом Стайтсом (ум. 2010). В равной степени, Исследовательская группа по изучению России XVIII века, в основном благодаря ее основателю и вдохновителю Тони Кроссу, была источником интеллектуальной поддержки и содружества в течение долгих лет работы над этой книгой.

Я с удовольствием отдаю должное профессиональному мастерству моего редактора в I. B. Tauris в Лондоне, Джоанне Годфрей. Все достоинства данного издания есть заслуга Джоанны и ее команды в Bloomsbury Academic, в то время как все его недостатки остаются на моей совести. Наконец, в Долине Белой Лошади в Оксфордшире, где, в деревенском уединении, была написана основная часть книги, я наслаждался любящей терпимостью и критическим мышлением моей жены, Дай, чье внимательное прочтение всей рукописи значительно улучшило данный текст.

С огромной благодарностью я посвящаю эту книгу Дай, а также всем, кого упомянул ранее, потому что это самое малое, что я могу сделать.

Эпплтон, Оксфордшир, Великобритания

1 февраля 2018 года

Примечания к тексту

ДАТЫ

Если не обозначено иначе, все даты приведены по старому стилю (юлианский календарь), который для России XIX века отличается от нового стиля (григорианский календарь) на 12 дней. Например, восстание декабристов в Санкт-Петербурге было 14 декабря 1825 года по старому стилю, но 26 декабря – по новому.

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

ВЕ – Вестник Европы

ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации

ГМ – Голос минувшего

ИВ – Исторический вестник

ОР РНБ – Отдел рукописей Российской национальной библиотеки

ПСЗРИ – Полное собрание законов Российской империи

РА – Русский архив

РБС – Русский биографический словарь

РВ – Русский вестник

РС – Русская старина

ЦАНО – Центральный архив Нижегородской области

CMRS – Cahiers du Monde russe et soviétique

SEER – Slavonic and East European Review

Часть I. Дворянское сословие в России

Глава 1
Российское общество и дворянство после 1801 года

В этой вводной части рассмотрен исторический контекст российского дворянства времен Александра I и намечены ключевые темы и проблемы, которые будут разобраны в последующих главах. В частности, сделана попытка определить то место, которое дворянство считало своим в общей картине российского общества и политической жизни, а также предложить основные источники социальных привилегий сословия. Особенное внимание уделяется степени зависимости этих привилегий от близости к двору Александра I и к государственным институтам.

События XVIII века

Определения понятий «российское дворянство» и «дворянин», как правило, неясные и нечеткие. В конце XIX века пытались объяснить эти термины, но считалось, что понятие это «скорее чувствуемое, чем осознаваемое», подразумевает кого-то «избранного, привилегированного, неодинакового со всеми остальными людьми»[6]6
  Цит. по: Шепелев Л. Е. Чиновный мир России. XVIII – начало ХХ в. СПб., 1999. С. 357.


[Закрыть]. В 1722 году указом Петра I при Сенате была образована Герольдмейстерская контора для надзора за образованием дворян, составления их списков, тщательного изучения доказательств о дворянстве обратившихся и их приема на государственную службу. Однако, несмотря на усилия Герольдмейстерской конторы, ведомство по-прежнему жаловалось на отсутствие полного реестра дворян даже спустя пять лет правления Екатерины II (в 1767 году). Контора требовала четкого пояснения, должны ли критерием для получения дворянского статуса быть служебное звание, владение имением или и то и другое вместе? Но тем не менее спустя сто лет со дня учреждения Герольдмейстерской конторы данные ревизий показали, что в некоторых губерниях к дворянскому сословию принадлежали те, кто не имел на это никаких прав[7]7
  Wirtschafter E. K. Social Identity in Imperial Russia. DeKalb, 1997. P. 31.


[Закрыть].

Дворяне, в идеале владевшие землей и крепостными, были обязаны своим правовым статусом главной опоры царизма двум ключевым законодательным актам XVIII века: Табели о рангах 1722 года Петра I и Жалованной грамоте дворянству 1785 года Екатерины II. Первый регулировал четырнадцать военных, гражданских и придворных чинов вплоть до 1917 года. Все четырнадцать военных чинов в армии и на флоте, а также первые восемь статских и придворных были освобождены от подушного налога и наделялись правом владеть крепостными. В лейб-гвардии чины были на два класса выше, чем в армии; так, гвардии капитан относился к седьмому чину[8]8
  Hughes L. Russia in the Age of Peter the Great. London, 1998. P. 179, 181. Четырнадцать параллелей чинов наглядно показаны в: Longley D. The Longman Companion to Imperial Russia, 1689–1917. London, 2000. P. 29–30. Краткая история развития дворянского сословия, его прав и привилегий представлена в: Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество Российской империи (XVIII – начало XX века). М., 2009. См. также: Яковкина Н. И. Русское дворянство первой половины XIX века: Быт и традиции. СПб., 2002.


[Закрыть]. Исходный текст Петра (а также последующее законодательство при его преемниках) определял некоторые формы старшинства одних чинов над другими: например, военные были выше их статских соответствий, а представители княжеских родов превосходили других дворян.

Влияние революционных новшеств Петра I, введенных за три года до его смерти в 1725 году, было бóльшим на нижние уровни служилого класса, нежели на верхние. Как показал Ричард Пайпс, анализ состава четырех высших чинов, так называемого генералитета, обнаружил, что через пять лет после смерти Петра I 93 % из 179 его представителей все еще происходили из 13 из 22 семей, в том числе Долгоруких, Шереметевых и Голицыных, которые занимали высокие должности в Московской Руси. В остальном, особенно между 14-м и 10-м классами, последовали большие изменения. Именно здесь Табель о рангах добилась существенного расширения социальной основы служилого класса, а также и его впечатляющего количественного роста. Это произошло благодаря продвижению простолюдинов в офицерские чины разрастающегося военного истеблишмента, награждению чинами низших административных служащих в шестидесяти губерниях Российской империи, а также возведению в дворянство землевладельцев с окраин империи – Украины, частей Поволжья, населенных татарами, и новоприсоединенных губерний Прибалтики[9]9
  Pipes R. Russia under the Old Regime. London, 1974. P. 125; Dixon S. The Modernisation of Russia 1676–1825. P. 93.


[Закрыть].

Жалованная грамота дворянству 1785 года Екатерины II различала шесть категорий дворянства, впоследствии закрепленных Сводом законов 1832 года: 1 – возведенные в дворянское достоинство согласно личному указу императора, «настоящее дворянство»; 2 – достигшие на военной службе офицерского чина (14-й чин); 3 – получившие дворянство на гражданской службе (8-й чин); 4 – иностранные дворяне, перешедшие в российское подданство; 5 – титулованные (русские) дворянские фамилии; 6 – столбовые дворяне[10]10
  Wirtschafter E. K. Social Identity in Imperial Russia. P. 23–24.


[Закрыть].

Жалованная грамота 1785 года Екатерины II и Манифест 1762 года Петра III, практически освободившие дворян от обязательной службы, – законодательные акты, обеспечившие золотой век русского дворянства в XVIII веке. Вопреки указу 1762 года, оплачиваемая государственная служба для многих дворян оставалась основным, а иногда и единственным источником дохода и безопасности. И все же, как отметила Исабель де Мадариага, невозможно измерить величину психологического воздействия на дворянство их новых свобод:

Историки постоянно указывали на то, что, невзирая на манифест, дворянство продолжало служить. Но есть большая разница между службой принудительной и службой по собственному сознательному выбору. В этом смысле русский дворянин наконец-то сравнялся со шляхетством и знатью других стран. Правда, если социальный статус дворянина в России все еще зависел от чина, то за границей он больше зависел от титула, богатства и даже личных качеств. Но все-таки русский дворянин теперь уже не был «рабом» государства[11]11
  Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. London, 1981. P. 89. Цит. по: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой / Пер. с англ. Н. Л. Лужецкой. М., 2002. С. 154.


[Закрыть].

Жалованной грамотой 1785 года Екатерины II также были созданы губернские и уездные дворянские собрания как корпоративные сословные организации, а губернская реформа 1775 года дала право дворянам избирать из своего сословия полицейские и судебные должности в губерниях. Это значило, что потенциально власть помещика могла выйти за рамки его поместья и распространиться на всю губернию, хотя его обычное нежелание заниматься делами создавало проблемы для Екатерины II и ее преемников в XIX веке[12]12
  Яковкина Н. И. Русское дворянство. С. 10–11.


[Закрыть]. Тем не менее именно Жалованная грамота 1785 года закрепила правовое положение дворянства во время правления Александра I. И несколько модифицировали его только четыре указа, которые больше относились к статусу предводителя дворянства[13]13
  Корф С. А. Дворянство и его сословное управление… С. 396.


[Закрыть].

Важным процессом в это время была европеизация российской социальной и политической структур, в результате чего воздействие политической власти на жизнь в России стало осуществляться в значительной мере под влиянием западноевропейских образцов. Российский историк Борис Миронов считает, что эта тенденция, подпитываемая возрастающим числом европейцев на российской службе, отражала трансформацию дворянства в юридическое сословие в основном благодаря Жалованной грамоте: «1) сословные права были закреплены в законе; 2) права являлись наследственными и безусловными; 3) дворянство имело сословную организацию в виде уездных и губернских дворянских собраний; 4) оно обладало сословным самосознанием и менталитетом; 5) дворянство имело право на самоуправление и участие в местном управлении; 6) оно имело внешние признаки дворянской принадлежности»[14]14
  Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало ХХ в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: В 2 т. СПб., 1999. Т. 1. С. 85. См. также англ. пер.: Mironov B. N. The Social History of Imperial Russia, 1700–1917 / B. N. Mironov, B. Eklof. Boulder; Oxford, 2000. 2 vols.


[Закрыть].

Нет сомнения и в том, что западное влияние отражалось также в продолжающемся развитии дворянского сословия, превращавшегося из служилого класса в привилегированное сословие, каковое изначально составляли западноевропейские феодалы[15]15
  Ш. Дворянство в России: исторический и общественный очерк // ВЕ. СПб., 1887. Т. 3. С. 427.


[Закрыть]. Действительно, как убедительно показал Михаэль Конфино, возникновение благородного сословия на Западе, равно как и в России, типологически может быть расценено как награда, которой правитель поощрял за оказанную службу. Российское дворянство было в высшей степени служилым, с соответствующим служилым менталитетом, но, как и на Западе, всеобъемлющий идеал чести сочетался с сильно развитым чувством родства и наследования – наиболее заметной чертой социальной элиты[16]16
  Confino M. The Nobility in Russia and Western Europe: Contrasts and Similarities // Confino M. Russia before the «Radiant Future»: Essays in Modern History, Culture, and Society. New York, 2011. P. 119–140.


[Закрыть].

И все же, несмотря на то что реформы Петра, и прежде всего Табель о рангах, укрепили социальное господство дворянства, превратившегося в фактических владельцев крепостных и поставлявшего офицеров для армии, эти же реформы лишили дворянство сколь-нибудь значимой политической власти – последняя оставалась исключительной монополией самодержавия и растущей бюрократии. В результате, как верно подметил Мартин Малиа, вплоть до середины XIX века Россия оставалась «практически без развитого гражданского общества и „промежуточных“ государственных органов между государством и служилым дворянством, с одной стороны, и крестьянством, с другой»[17]17
  Malia M. E. Russia under Western Eyes: From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge and London, 2000. P. 142.


[Закрыть]. Реформа 1722 года также закрепила разделение дворянства на личное (для достигших 9-го класса) и потомственное (для достигших 14-го класса на военной службе и 8-го на гражданской). Таким образом, фактически Табель о рангах не смогла изменить превосходства принципа права по рождению и, цитируя Конфино, «институционализировала различие чести и престижа в пользу наследственного дворянства и, как это ни парадоксально, признала привилегии, вытекающие из рождения и происхождения, которые эта же Табель о рангах должна была отменить и заменить „службой, источником всех отличий“»[18]18
  Confino M. The Nobility in Russia… P. 125–127.


[Закрыть].

Коллективное почтение русского дворянства к власти было результатом как его пассивности, так и упрямства. Это сочетание означало, что исторически почтение не всегда было беспримесным или гарантированным, что ясно продемонстрировало участие аристократии в убийствах Петра III (в 1762 году) и Павла I (в 1801 году).

В целом Табель о рангах стала довольно успешной попыткой создать совершенно новое служилое дворянство, открыв возможность стать дворянином большому числу людей, за исключением крепостных. Очень важно, что создавалась социальная иерархия, которой дворяне придавали большое значение, поскольку их личный статус теперь непосредственно зависел от чина. В последующие десятилетия дворянство стремилось укрепить свое привилегированное положение, особенно в отношении близости к трону и прав на владение землей и крестьянами. Тем самым к своему Золотому веку дворянство подошло свободным от обязательной службы (с 1762 года) и с подтвержденными Жалованной грамотой 1785 года правами и привилегиями.

Однако после 1762 года, несмотря на гарантированную свободу от обязательной службы, дворяне продолжали в большинстве строить карьеру на государственной службе. Без сомнения, причиной того были вопросы финансов, но также и то, что со второй половины XVIII века дворянство стало отождествлять себя с государством и его нуждами. С другой стороны, когда Екатерина II учредила предводителей дворянства и дворянские собрания стали формироваться на выборной основе, то требование участвовать в них рассматривалось дворянами как форма государственной службы, которой многие пытались избежать, несмотря на престиж и дополнительные доходы, предоставляемые этим участием.

Положение не улучшилось во время правления Александра I, когда дворянство приходилось заставлять баллотироваться на выборах в свои корпоративные организации, которые, учитывая всеобщее пренебрежение ими, становились все более состоящими из профессиональных чиновников. Парадоксально, что без всяких на то официальных санкций от государства дворянская культура развивалась различными путями в поместьях, городских салонах, дружеских кругах, масонских ложах и неофициальных публикациях. Собственный взгляд дворянства на приемлемую форму преданности власти менялся[19]19
  Марасинова Е. Н. Власть и личность: очерки русской истории XVIII века. М., 2008. С. 72.


[Закрыть].