Текст книги "Русское дворянство времен Александра I"

С момента долгожданного и приветствованного многими восшествия на престол Александра I в 1801 году политическая и социальная стабильность в России зависела в основном, как и на протяжении всего XVIII века, от сохранения надежных рабочих связей между правителем и дворянством. Наиболее привилегированное сословие империи привыкло к своему гарантированному статусу и прерогативе обращаться к царю напрямую. Во время правления непредсказуемого Павла I все гарантии могли быть отменены, поэтому от нового императора дворянство ждало их подтверждения.

Как ожидалось, 2 апреля 1801 года одним из первых указов своего правления Александр I восстановил Жалованную грамоту дворянству. Он вернул сословию все права и привилегии, дарованные Екатериной II и сильно сокращенные Павлом I, в том числе и право проводить выборы в дворянские собрания[20]20
  Яблочков М. Т. История дворянского сословия в России. С. 585–586.


[Закрыть]. Во время правления Александра I были восстановлены и расширены права не только каждого дворянина, но и сословия в целом. Например, дворянству было возвращено право выбирать из своего сословия чиновников в уездные и земские суды[21]21
  Корф С. А. Дворянство и его сословное управление. С. 301–307.


[Закрыть].

Однако Александр I считал, что привилегии должны зависеть не только от социального статуса, но и от личных качеств, поэтому он подтвердил Жалованную грамоту своей бабки с некоторыми изменениями[22]22
  Там же.


[Закрыть]. В частности, подтверждая права и привилегии дворян, как закреплено в грамоте, Александр I тем не менее признался своим молодым друзьям из Негласного комитета на заседании 27 июля 1801 года, что «он восстановил Дворянскую грамоту против собственной своей воли и что исключительность дарованных ею прав всегда была ему противна»[23]23
  Извлечения из заседаний неофициального комитета // Богданович М. И. История царствования императора Александра I и России в его время: сочинение автора Истории Отечественной войны 1812 г. СПб., 1869. Т. 1. С. 42.


[Закрыть]. Как бы то ни было, бессилие дворян и их унизительная неспособность отстоять привилегии, предоставленные Жалованной грамотой, были очевидны[24]24
  Hartley J. M. A Social History of the Russian Empire. London; New York, 1999. P. 57.


[Закрыть]. Действительно, Джон Гудинг описал русского дворянина этого периода как «чистого лакея» по сравнению с его западным товарищем, который обладал абсолютной властью в своих владениях, служивших ему источником «и богатства, и политического влияния»[25]25
  Gooding J. Rulers and Subjects… P. 9. Краткое изложение развития дворянства в XVIII в. см.: P. 8–11.


[Закрыть].

Жалованная грамота даровала дворянству некие формы сословной организации, но, как верно указывает Марк Раев, она не устранила первенство государственной службы и не установила подлинную автономию дворянства. Безопасность личности и собственности, пожалованные Екатериной II, были неустойчивы до конца XVIII века, как это продемонстрировало правление Павла I. Только судебное решение могло лишить дворянина его статуса и его привилегий, делая его беззащитным перед лицом коррупции, царившей в судах. И хотя Александр I многое сделал, чтобы восстановить эту безопасность, которая в значительной степени сохранялась в течение первой половины XIX века, она тем не менее оставалась уязвимой, совершенно независимо от его желания, из-за превосходства центрального административного аппарата, созданного его собственными институциональными реформами[26]26
  Raeff M. The Russian Nobility // The Nobility in Russia and Eastern Europe / Eds. I. Banac, P. Bushkovitch. New Haven, 1983. P. 109.


[Закрыть].

Несмотря на все права и привилегии, в конечном счете у русского дворянина так и не было реальных гарантий личной и имущественной неприкосновенности. Недавние исследования показали, что первые юридические гарантии против самовольного обыска и ареста появились только благодаря судебной реформе 1864 года. До этого, на всем протяжении XVIII и значительной части XIX века, богатые и обладавшие политическим весом представители аристократии регулярно подвергались личной опале и лишались владений по прихоти монарха[27]27
  Wirtschafter E. K. Social Identity in Imperial Russia. P. 30.


[Закрыть]. Некоторые примеры последствий отсутствия принципа личной неприкосновенности для дворянина будут рассмотрены в следующей главе. В конце концов, как считает Е. Н. Марасинова, «очевидно, без анализа последствий воздействия власти на мотивацию личности дворянина невозможно воссоздать целостную картину социально-политического развития России в XVIII – начале XIX столетия»[28]28
  Марасинова Е. Н. Власть и личность… С. 59.


[Закрыть].

Итак, основными привилегиями потомственного дворянина во время правления Александра I были: свобода от службы, привилегированный доступ к военной и гражданской службе, а следовательно, и к чинам; свобода от податей, от телесных наказаний; неприкосновенность дворянского статуса, за исключением судебного решения, подтвержденного царем; наконец, право владения вотчинами и крепостными[29]29
  Яновский А. Предисловие // Порай-Кошиц И. А. История русского дворянства от IX до конца XVIII века. СПб., 1900. С. 5–26. А также: Романович-Славатинский А. В. Дворянство в России. СПб., 1912. С. 12–13.


[Закрыть]. Последнее право было очень важным. В течение всего XVIII и отчасти XIX века права на собственность дворянства расширялись и включали в себя не только землю, но и недра, лесные угодья, заводы и прочие постройки[30]30
  Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество… С. 130.


[Закрыть]. Личные дворяне обладали теми же правами, что и потомственные, за исключением права владеть землей с крепостными, состоять в губернских и уездных дворянских собраниях и участвовать в выборах, как это было закреплено законом от 11 июня 1814 года. В сущности, статус личного дворянина был открыт для всех низкородных гражданских чиновников и военнослужащих с 14-го ранга Табели о рангах, но не мог передаваться по наследству[31]31
  Акульшин П. В. Очерки истории Рязанского края, 1778–2000 гг. Рязань, 2000. С. 34; Иванова Н. А. Желтова В. П. Сословное общество. С. 122.


[Закрыть].

С тех пор как Петр I сделал дворянство служилым, государственная служба на долгое время стала raison d’être[32]32
  Предназначение (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] российского дворянства. По замечанию одного российского исследователя, не служить считалось стыдным. Это было понятно и владельцу тысяч крепостных, и мелкопоместному дворянину. Ни один не мог себе представить жизнь без службы, которая стала краеугольным камнем системы ценностей и кодекса чести дворянина, и особенно это было верно для наиболее известных и родовитых дворянских семейств[33]33
  Экштут С. А. На службе российскому Левиафану. Историософские опыты. М., 1998. С. 43.


[Закрыть]. Что касается низов дворянского сословия, то решения о службе принимались исходя из экономической и финансовой ситуации. Многие начали утверждать, что были и иные способы службы, кроме статской и военной, как, например, управление недвижимостью[34]34
  Детальный анализ способов службы и путей дворянской «эмансипации» см.: Фаизова И. В. «Манифест о вольности» и служба дворянства в XVIII столетии. М., 1999. С. 221.


[Закрыть].

Русский биографический словарь издания 1904 года содержит статью о дворянине, чье самосознание было типично для конца XVIII века: «Воспитание в кругу старинной дворянской семьи поселило в нем с детских лет любовь к отечеству и чувство долга, чему он остался верен в течение своей продолжительной боевой службы»[35]35
  Колюбакин Б. Сабанеев Иван Васильевич // РБС. СПб., 1904. Т. 18. С. 1.


[Закрыть]. Статья была посвящена генералу И. В. Сабанееву (1772–1829), одному из наиболее выдающихся русских военачальников времен Отечественной войны и фавориту Александра I. Как и следовало ожидать, мировоззрение Сабанеева, по-видимому, не осложнялось сомнениями и двойственными установками, которые оказали влияние на некоторых его знакомых и сослуживцев, что показали события 14 декабря 1825 года. К этой теме мы вернемся позднее[36]36
  Аналитический разбор преданности и тем и другим см.: O’Meara P. J. General D. Kiselev and Second Army HQ at Tul’chin, 1819–29 // SEER. Special Issue Personality and Place in Russian Culture. 2010. Vol. 88. № 1–2. P. 261–290.


[Закрыть].

Совершенную лояльность режиму и представление о своем месте в нем полностью разделял с Сабанеевым и бывший генерал-губернатор Сибири И. Б. Пестель, которому предстояло испытать ужас и унижение в связи с арестом и последующей казнью своего сына Павла Пестеля, одного из лидеров декабристов. В самом деле, Иван Борисович воспринимал свой долг служения монарху практически как форму христианского и морального долга[37]37
  Соколова Н. А. Семейство Пестелей и Россия: новые архивные материалы // Немцы в России. Русско-немецкие научные и культурные связи: Сб. статей / Отв. ред. Г. И. Смагина. СПб., 2000. С. 361. Кстати, возвращение И. Б. Пестеля не предотвратило краха его карьеры. В 1819 году комиссия при Сенате расследовала его правление в Сибири, и после отчета Сперанского И. Б. Пестель был уволен: Там же. С. 357.


[Закрыть]. Тем не менее, несмотря на такие примеры и однозначное мнение С. Экштута, упомянутого выше, мы увидим далее в этой главе и особенно в пятой, насколько значительной проблемой для царского правительства было широко распространенное нежелание со стороны многих провинциальных дворян принимать участие в выборах на посты, от которых зависела эффективность местного управления.

Вероятно, наиболее значительным долгосрочным и судьбоносным последствием реформы 1722 года стал приток в ряды дворян служилых людей, который постепенно изменил состав и характер дворянства, складывавшегося на протяжении многих поколений. Последствия этого процесса заставили Александра Сергеевича Пушкина сожалеть об «уничтожении дворянства чинами»:

Или дворянство не нужно в государстве, или должно быть ограждено и недоступно иначе, как по собственной воле государя. Если во дворянство модно будет поступать из других сословий, как из чина в чин, не по исключительной воле государя, а по порядку службы, то вскоре дворянство не будет существовать или (что все равно) все будет дворянством.

За двадцать лет до него то же отмечал и Жозеф де Местр, посланник короля Сардинии Виктора Эммануила I. После пятнадцати лет наблюдений за двором Александра I он пришел к заключению, что «дворяне в истинном значении этого термина как сословия фактически уничтожаются системой чинов». Пушкин придерживался бескомпромиссной точки зрения, согласно которой постепенное разрушение основ дворянства с 1722 года привело сначала к «незаконному» восшествию на престол Екатерины II и в конечном счете к событиям 14 декабря 1825 года[38]38
  О пребывании де Местра в Санкт-Петербурге с 1803 по 1817 год см.: Lebrun R. Joseph de Maistre. An Intellectual Militant. Montreal, 1988. Ch. 6. Пушкин цит. по: Дземешкевич П. Ф. Дворянство и революция. Севастополь, 2012. С. 37. См.: Пушкин А. С. Заметки о русском дворянстве // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. Т. 6. С. 191–195.


[Закрыть].

И все же, несмотря на пессимизм Пушкина, именно в среде служилого дворянства во время правления Александра I появились первые признаки «гражданского общества»: именно дворяне, будучи в лучших материальных и социальных обстоятельствах, обратили критический взгляд на проблемы общества и стали обсуждать их в весьма модных масонских ложах (по крайней мере, до запрета последних в 1822 году), а также на страницах журналов, книг, в литературных кружках и салонах. Вместе с этим развитием росло ожидание, весьма самонадеянное, что мнения, выраженные гражданским обществом на различных доступных ему площадках, будут должным образом учтены его правителями[39]39
  Martin A. M. The Russian Empire and the Napoleonic Wars. P. 243.


[Закрыть].

Гораздо труднее оценить степень, в которой возникающее гражданское общество (и дворянство в целом) разделяло чувство корпоративной идентичности и социальной солидарности. Неудивительно, что мнения по этому вопросу разделились. Российский историк П. Н. Милюков был среди тех, кто разглядел в участии дворянства в дворцовых переворотах XVIII века основной источник корпоративного духа и уверенности в своей власти, что, по его мнению, распространилось и на следующее столетие[40]40
  Миронов Б. Н. Социальная история России… Т. 1. С. 108.


[Закрыть]. Джон ЛеДонн также утверждает, что как часть правящего класса, дворянство всегда имело некоторую форму корпоративной организации, которая служила двойной цели передачи приказов сверху вниз и прошений снизу вверх, а также выделяла лидеров в дворянской среде на местах[41]41
  LeDonne J. P. Absolutism and the Ruling Class: The Formation of the Russian Political Order, 1700–1825. New York, 1991. P. 24.


[Закрыть]. С этой точки зрения губернская реформа Екатерины II была очень значима, поскольку она обеспечивала дворянству форум во время сессий губернских собраний, что способствовало социализации и взаимодействию дворян различных рангов и имущественного положения, а следовательно, развитию чувства корпоративной солидарности и общих интересов. Другие, однако, ставили под сомнение саму возможность говорить о чувстве общей корпоративной ментальности и чести, учитывая неоспоримость низкого уровня культуры большой части провинциального дворянства[42]42
  См.: Hartley J. M. A Social History of the Russian Empire. P. 99. О природе и характере возникновения гражданского общества в России во второй половине XVIII века см.: Smith D. Working the Rough Stone: Freemasonry and Society in Eighteenth-century Russia. DeKalb, 1999. P. 257; а также: Wirtschafter E. K. Social Identity in Imperial Russia.


[Закрыть].

Недавнее исследование данного предмета воспроизводит точку зрения Л. В. Милова, который объясняет гораздо более сильное чувство корпоративности у дворян Западной Европы присущей ей устойчивостью землевладельческих традиций. В России, с другой стороны, «разбросанность владений, быстрый переход их из рук в руки, несовместимость принципа майората с реалиями российской действительности – все эти факторы препятствовали складыванию… землевладельческой аристократии в западном значении этого слова»[43]43
  Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С. 560. Цит. по: Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество. С. 150.


[Закрыть]. «Сословные корпоративные организации, представлявшие собой одну из самых характерных черт сословного общества, в России были слабы. Даже дворянские общества – сословные корпорации потомственных дворян, наиболее оформленные и действенные, охватывали немногим больше половины дворян», в то время как личные дворяне вообще не состояли в корпорациях[44]44
  Там же. С. 722.


[Закрыть]. Сходным образом, еще одна российская исследовательница объясняет «низкий уровень сословного сознания» и «политический инфантилизм» дворянства во время царствования Александра I и его зависимостью от государственной службы (а также от статуса и престижа, которые она обеспечивала), и острым осознанием зависимости индивида от императора наряду с отсутствием какой-либо реальной политической способности бросить вызов привилегированному положению аристократической элиты[45]45
  Марасинова Е. Н. Декабристы: аристократическая фронда в России? // Россия XXI. М., 1994. Вып. 1–2. С. 99.


[Закрыть].

С другой стороны, в статье, посвященной именно этому вопросу, С. С. Минц утверждает, что ощущение дворянами своей корпоративной идентичности находит подтверждение в многочисленных мемуарах того периода. В качестве примеров она приводит работы М. П. Леонтьева и В. С. Хвостова. Это ощущение сплоченности «класса-сословия», по-видимому, проистекало из уверенности каждого служилого дворянина в его непосредственном участии в управлении государством. Минц утверждает, что даже беглый взгляд на избранные мемуары последней трети XVIII и первой трети XIX века дает богатый материал о степени осознания дворянами своего корпоративного духа. В то же время, признает она, они также свидетельствуют о высокой степени доверия дворянства к самодержавию[46]46
  Правительственная политика и классовая борьба в России в период абсолютизма. Куйбышев, 1985. С. 154. Этот вопрос исследовался далее в: Dubina V. S. The «Distinction»: Russian Nobility and Russian Elites in the European Context (the 18th–19th Century) // Social Evolution and History. 2008. Vol. 7. № 2. P. 80–100; Минц С. С. Мемуары и российское дворянство: источниковедческий аспект историко-психологического исследования. СПб., 1998. С. 191; Хвостов В. С. Записки Василия Семеновича Хвостова. Описание жизни тайного советника, сенатора и кавалера Василия Хвостова; писано в 1832 году, самим им для детей своих // Русский архив. 1870. Т. 8. Кн. 1. Вып. 3. С. 551–598; Леонтьев М. П. Мои воспоминания, или события в моей жизни // Русский архив. 1913. Кн. 3. № 9. С. 297–342; № 10. С. 504–565; № 11. С. 599–617; № 12. С. 755–778.


[Закрыть].

Тем не менее доверие это не воплощалось в деятельной и добровольной службе. Дворяне, как правило, неохотно пользовались своими избирательными привилегиями, несмотря на то что власть знатного землевладельца распространялась за пределы его поместий на всю губернию. Фактически широко распространенное уклонение от выборной службы стало серьезной проблемой в царствование Александра и только усугубило трудности правительства в привлечении дворянства к задачам государственного управления. Этот феномен был отличительной особенностью поведения дворянства и во время правления Павла I. В ответ известный своей вспыльчивостью император сурово наказывал нарушителей. Однако Александр I считал такие наказания чрезмерными и разрешил дворянским обществам самим определять приемлемые взыскания. Эта исходившая из наилучших побуждений стратегия оказалась почти полностью неэффективной[47]47
  Яблочков М. Т. История дворянского сословия в России. С. 586.


[Закрыть].

В связи с этим граф А. А. Закревский (1783–1865), бывший одним из ближайших адъютантов Александра I во время кампаний 1813–1814 годов, а в 1823 году ставший генерал-губернатором Финляндии, отмечал: «Дворянин, имеющий порядочное состояние, избегает той должности по выборам, которая ничего не обещает, кроме труда и ответственности». По мнению Н. И. Яковкиной, это заявление указывает на то, что корпоративный дух в среде русского дворянства первой половины XIX века был слабо развит. Это, без сомнения, можно объяснить положением дворянства в экономике, которое, будучи безусловно непростым в первой половине XIX века, оказало значительное влияние на формирование его социальной психологии. Преобладающая в крепостном праве практика барщины сочеталась с низким уровнем пахотного земледелия и низкой производительностью труда, что привело к падению уровня доходов от поместий. Финансовое положение дворянства еще более ухудшилось из-за резкого повышения налогов в 1810 и 1812 годах. Результатом стало повсеместное и растущее обнищание большинства дворян, многие из которых усугубляли свое положение, живя далеко не по средствам, тратя непомерные суммы на обустройство своих загородных поместий и проигрывая унаследованные состояния[48]48
  Яковкина Н. И. Русское дворянство. С. 11. Теме экономического положения дворянства посвящена часть «Богатство, бедность, крепостные» во второй главе.


[Закрыть].

Для многих служба была экономической необходимостью в не меньшей степени, нежели социальным долгом. Один дворянин, И. И. Мешков, вспоминал, что ему с начала пришлось переехать в Пензу, а затем вернуться в родной Саратов в поисках подходящего места службы: «Без службы жить не мог». Также и его брат переехал из Саратова в Астрахань. Мешков объяснял так: «Без должности оставаться было мне невозможно, так как у нас с женою особенных средств к жизни не было, и мы жили одним только моим жалованьем». Со временем Мешкову удалось устроиться на службу к частному лицу, и он стал зарабатывать в три раза больше, чем на государственной службе (1500 рублей против 500 рублей), а к тому же пользовался конторскими дрожками с кучером и парой лошадей. Судя по всему, он был необыкновенно предприимчивым человеком[49]49
  Мешков И. И. Записки Ивана Ивановича Мешкова, чиновника Саратовской и Пензенской губернии, в царствовании Александра и Николая Павловичей // РА. 1905. Вып. 6. С. 206, 222–224.


[Закрыть].

Для многих Санкт-Петербург был соблазнительно притягателен, и молодые дворяне массово переезжали в столицу. По мнению историка Н. Ф. Дубровина, эта тенденция была пагубна как для провинции, так и для Санкт-Петербурга, поскольку многие очень молодые дворяне (фактически подростки) оставляли свою учебу, чтобы приступить к службе, которая не слишком их интересовала. Закрепившись в столице, они, подобно герою Пушкина Евгению Онегину, быстро втягивались во все развлечения, доступные в большом городе, и так же стремительно утрачивали ту потенциальную пользу, которую были способны предложить обществу. Среди источников, приведенных Дубровиным в подтверждение, есть письмо В. Н. Каразина, фаворита Александра I в начале его правления и главного инициатора создания первого украинского университета в Харькове. В мае 1815 года в письме Н. И. Салтыкову он жаловался на растущую бюрократию и на «людей праздных, бесполезных, умножающих только дороговизну в столице». Тем временем город заработал сомнительную репутацию места, где не нужно особенно утруждаться, чтобы получать чины. «Можно смело сказать, что две трети служащих совсем не несут службы», – заключил Каразин.

Достигнув штаб-офицерского чина, многие возвращались в провинцию, некоторые (хотя и неохотно) затем избирались уездными предводителями дворянства и не покидали больше своих имений, где жили тихо и безбедно. Другие оставались в столице, «с нетерпением высиживали в Петербурге сроки, положенные для выслуги лет в каждом чине». Отцы и сыновья этой категории жили «праздно и весело, проводя время по большей части в Английском клубе и проживая доходы с имений». Дубровин отмечает, что «придворное ведомство особенно поражало обилием ничего не делающего люда». Александр I «смотрел неблагосклонно на придворные звания, если с ними не были соединены другие обязанности, признавал их годными только для внешнего блеска, для придворных выходов и балов, а потому и называл их полотерами»[50]50
  Дубровин Н. Ф. Русская жизнь в начале XIX века // Русская старина. 1900. Вып. 11. С. 259–260. О взглядах Каразина на современную ему Россию, возмущавшие царя, см.: O’Meara P. J. «The Opinion of One Ukrainian Landowner»: V. N. Karazin, Alexander I, and Changing Russia // Word and Image in Russian History: Essays in Honor of Gary Marker. Boston, 2015. P. 315–335. Харьковский национальный университет теперь носит имя В. Н. Каразина.


[Закрыть].

Александр не был одинок в своем презрении к праздным дворянам. Чрезвычайно осуждающий взгляд на беспомощность, проистекающую из отсутствия сословной сплоченности, высказывал анонимный исследователь конца XIX века:

…в чем же заключается смысл и значение русской сословности? Ответ опять сам собою подсказывается: отсутствие единодушия, коллективного сознания своих прав и интересов, недостаток общественного взаимодействия, вот черты, которыми дышит каждая страница сословной истории России[51]51
  Ш. Дворянство в России: исторический и общественный очерк. С. 442.


[Закрыть].

В этих обстоятельствах, вопреки любым ожиданиям, казалось маловероятным, что российский прогресс на этом этапе ее истории будет управляться представителями дворянства. Симбирский дворянин, владелец семисот душ, член думы Северного общества декабристов Н. И. Тургенев был одним из наиболее независимо мыслящих экспертов в области законов на государственной службе, пока не покинул Россию в 1824 году, взяв длительный отпуск на службе в министерстве финансов. Тургенев указывал на социальную изоляцию сословия:

Печально то, что изолированность, в которой оказалось русское дворянство, делает путь к цивилизации, и без того слишком медленный в России, еще более трудным; ибо несмотря на все, даже в этом своем виде, это привилегированное сословье стоит во главе нации и от него преимущественно и надо ждать передового движения[52]52
  Декабристы: биографический справочник / Подгот. С. В. Мироненко; под ред. М. В. Нечкиной. М., 1988. С. 180. Тургенев Н. И. Россия и русские. М., 1907. Ч. 2. С. 21 (переиздание: М., 2001). Тургенев был в отъезде в Париже во время Декабрьского восстания и проигнорировал официальные запросы вернуться для опроса по делу заговорщиков. Он заочно был осужден на казнь. Его мемуары «Россия и русские» («La Russie et les Russes») впервые были опубликованы в Париже в 1847 году (переизданы в Лондоне в 2010 году). Трехтомное издание в основном было посвящено крепостному праву и, будучи запрещено в России, пробудило широкий интерес в Западной Европе.


[Закрыть].

Не так давно Марк Раев указывал на то, что дворянство как класс страдало, как он это обозначил, «основным русским синдромом: аморфность, изменчивость, расплывчатость и неразвитость, слабые институты и социальные структуры». Он признает, что зародыши таких структур действительно иногда появлялись, а некоторые даже достигали ранних стадий развития, но ни одна из них так и не достигла полной зрелости и реализации. Раев выделяет несколько подгрупп дворянства, разделенных по принципу степени зависимости от расположения к ним самодержца: высшие и низшие чиновники, дворяне по рождению и ставшие благородными по службе, придворные и обычные чиновники, владельцы поместий и крепостных и те, кто зависел от своих талантов и служебной карьеры, богатые и бедные, интеллигенция из чиновных дворян и профессионалы, дворяне, получившие частное образование, и те, кто получил образование в государственных школах. Отношения каждой из этих групп к власти и закону отличались, и ни одна из них не могла сформировать консенсус для общих политических (или социокультурных) действий[53]53
  Raeff M. The Russian Nobility. P. 118.


[Закрыть].

Такие взгляды находят поддержку в исследовании специалиста по социальной истории Бориса Миронова, который отмечает, что дворянство никогда не имело опыта общинной организации общественной или частной жизни. Каждый дворянин всегда был сам по себе и нес личную ответственность за свою службу. Все обязанности перед государством также выполнялись в индивидуальном порядке. Земля или другое имущество никогда не находились в коллективной собственности или под коллективной ответственностью дворян; последние владели собственностью индивидуально и распоряжались ею по собственному желанию еще до своего освобождения в 1762 году, когда земля еще не была их безоговорочной частной собственностью. Межличностные отношения между дворянами никогда не были добрососедскими или общинными. Дворяне определенного округа поддерживали регулярные контакты друг с другом, и почти все знали друг друга лично, поскольку посещение друг друга хотя бы раз в год считалось уместным. Однако такие местные контакты не создавали доверительных, эмоциональных связей и, как правило, оставались в рамках вежливых, уважительных и формальных отношений[54]54
  Миронов Б. Н. Социальная история. Т. 1. С. 410. Об этом см. также хорошо иллюстрированное исследование образа жизни провинциального дворянства: Roosevelt P. Life on the Russian Country Estate: A Social and Cultural History. New Haven, 1995. P. 361.


[Закрыть].

Этот образец поведения можно рассматривать только как один из примеров системного отсутствия сплоченности, что неизбежно имело бы решающие последствия для способности дворянства как класса оказывать реальное политическое влияние, по крайней мере, до Великих реформ Александра II в 1860-х годах и даже позже. Более того, быстрое расширение государственных учреждений с момента вступления Александра I на престол привело к тому, что дворянство в целом оказалось недостаточно подготовленным и лишенным профессиональных навыков, необходимых для государственных служащих, которыми, в отличие от них, обычно обладали дети священнослужителей и семинаристов. Последние, в свою очередь, поступив на государственную службу, обнаружили, что можно относительно легко достичь чина, необходимого для получения дворянского статуса. Это привело к образованию значительного бюрократического или служилого дворянского класса.

В результате в XIX веке уменьшилось чувство корпоративной целостности, которое было отличительной чертой дворянства XVIII века. Войны с 1812 по 1814 год привели к еще большему дроблению дворянского сословия, хотя сыграли решающую роль в созыве полков ополчения по всей России. Увеличение числа дворян также означало рост числа обедневших дворянских семей, существование которых обеспечивалось лишь очень небольшими поместьями с немногими крепостными. Огромные различия в финансовом положении дворянства будут рассмотрены в следующей главе.

Погруженное в мистицизм, государственную службу и развлечения, дворянство все больше теряло связь со своими классовыми интересами и с провинциями. Чем ближе дворянство соединялось через государственную службу с правительством, тем меньше оно отождествляло себя с дворянским сословием, к которому правительство в лучшем случае было равнодушно, а в худшем – и вовсе враждебно. В провинции тоже произошел сдвиг от классовых интересов к работе на правительство, поскольку дворяне, жившие там, все больше отдалялись друг от друга, имея очень мало общего, особенно в том, что касалось корпоративных или сословных вопросов. Только в Москве у дворянства, стремящегося защищать и продвигать свои сословные интересы, сохранялось чувство общей корпоративной идентичности. Как правило, это были более старые, более консервативные дворяне, жившие во времена правления Екатерины. Им было не по себе от новых идей и тенденций, которые они считали угрозой привилегиям своего сословия. В целом в течение этого периода независимость и самостоятельность дворянства и его способность управлять собственными корпоративными делами постепенно исчезли, поскольку сословие все больше переходило под прямой контроль правительства[55]55
  Корф С. А. Дворянство и его сословное управление. С. 392–393, 396, 399.


[Закрыть].

Можно сделать вывод, что во время правления Александра корпоративная идентичность дворянства ослабла, поскольку ее заботы о классовых и сословных интересах уступили место личным амбициям, связанным с чинами и государственной службой. В то же время акцент дворянских собраний сместился с защиты коллективных интересов сословия на все большую озабоченность административными обязанностями и функциями, а также избранием официальных лиц на различные должности. Таким образом, кажется справедливым заключить, что дворянство XIX века не представляло собой по-настоящему целостную корпорацию с точки зрения происхождения, собственности или социального статуса[56]56
  Об этом см.: Середонин С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 1. С. 231–233.


[Закрыть].