Текст книги "Операция «Conquest»"

– Слав, время, – тихо сказал Дъярв.

Яковлев разочарованно кивнул и сломал удочку через колено.

– Давай из «Песца» жахнем, – спросил Мстислав, глядя на эль-тарца. – Один разок, ну пожалуйста. Надо отомстить этим гадинам.

– Пойдем. Хватит дурачиться.

Яковлев сплюнул и убрал рыболовную снасть в каблук.

…Через час пути Кобель вдруг резко начал углубляться в джунгли, старательно принюхивался, вилял хвостом и что-то бормотал. Периодически он останавливался и чихал, а затем вновь стремительно несся на запах. На вопросы легата пес отвечал многозначительными, но малопонятными подергиваниями хвоста.

Крестоносцы оказались на большой расчищенной поляне, залитой ярким солнечным светом. Дъярв жестом приказал солдатам спрятаться в зарослях. В центре поляны стояло шестнадцать больших хижин, напоминавших ульи. В высоту около трех метров, а в ширину чуть больше пяти. Несмотря на все усилия, вход в хотя бы один улей обнаружить не удалось.

Сначала послышалось кряхтение, а затем возле хижины показался пушистый лисенок в зеленой рубахе, с ярко-желтым плодом в одной руке и маленьким каменным топором в другой. Внимательно осмотрев землю, он присел. Затем положил плод и ударил по нему топориком. Брызги полетели в разные стороны. Радостно поскуливая, лисенок достал из-за пазухи мешочек с темным порошком и посыпал им образовавшуюся кашицу. Топорик полетел в сторону. Понюхав, малыш тявкнул и принялся уплетать еду.

Глядя на это, Илья забыл о существовании Марины, легиона, обо всем на свете. Он вдруг отчетливо услышал и увидел, как заработал механизм и его родная планета Земля начала вращаться в обратную сторону. Исчезли небоскребы, космодромы, биороботы, лайны и кары. Следом растворились самолеты, автомобили и поезда. Первобытность стремительно приближалась. Ширма времени отодвинулась, позволив заглянуть в прошлое. Ведь именно так вел себя человеческий детеныш несколько тысяч лет назад, когда его вид только начал карабкаться по горе под названием «Эволюция». Первобытный лес, хижина – все выглядело так, как выглядело когда-то давно, в эпоху каменного века. Время ледникового периода закончилось, и климат заметно потеплел. На севере Европы стали расти густые, непроходимые леса. Люди того времени уже почти ничем не отличались от современных. Они научились делать лодки – выдалбливали стволы деревьев топорами и обтесывали. На дичь охотились уже не только с помощью копий, в арсенале появилось мощное оружие – лук. Мясо птиц съедали, а перья использовали для украшения стрел. Дома строили из срубленных деревьев, а крыши из веток. Затем покрывали звериными шкурами, чтобы дождевая вода не попала внутрь. По телу Захарова пробежала дрожь. Он чувствовал, что прикоснулся к чему-то очень древнему и таинственному. Голова закружилась, в ушах зажужжали пчелы, а в глазах нарисовались разноцветные круги. Ноги вдруг стали ватными и подкосились. Падая, он сумел разглядеть мелькнувшую черную змейку с зеленой ленточкой. Словно из трубы донося яростный голос легата.

Он видел размалеванных красной и черной краской индейцев. Они били в бубны и плясали вокруг гигантского костра. Внезапно из самой высокой хижины показался сгорбленный индеец. Его лицо было скрыто под черепом лося. Он вскинул руки вверх и закричал. В ту же минуту начался дождь. Радостные индейцы заулюлюкали и упали перед шаманом на колени.

…Илья очухался и открыл глаза. Вместо индейцев и дождя – темная хижина и страшная головная боль. Ладонь нестерпимо чесалась. Он глянул на нее и обнаружил две крохотные дырочки. «Цапнула, зараза», – подумал Захаров и приподнялся на локтях. В нос ударили запахи сырости, протухшей рыбы и пота. «Что ж так темно-то? Экономят на электричестве? Плату за солнечный свет подняли?» – проползло в голове.

– Лежи и не дергайся, – услышал он женский мелодичный голос.

– Где я?

– Лежи, лежи, – послышался все тот же голос. – Ты еще очень слаб. На вот, выпей. Только все, чтобы и капли не осталось!

Над ним склонилась тень и поднесла к губам чашку. Захаров сделал несколько глотков и сморщился.

– Тьфу! Что это за хрень?

– Молчи, мупр! Пей!

«Мупр, – подумал Илья. – Вроде так ляфионы называют людей или не ляфионы?»

– Искорки Бога помогут тебе, – сказала тень. – Поспи, через час ты уже встанешь на ноги.

– Так быстро?

– Я вовремя дала тебя противоядие.

– Спасибо.

Тень поставила рядом с ним темную чашку. Солнечные лучи, проникая в хижину сквозь единственное отверстие в потолке падали как раз на нее.

– Смотри, как искрятся рыбки. Мы называем их искорками Бога. Предки рассказывали, что давно, когда в мире существовал злой бог, добрый бог, вставший на защиту ляфионов, решил побороть его. Двенадцать дней и ночей дрались они на черном облаке. Небо тряслось и дрожало. Днем с него сыпались осколки солнца и превращались в золото, а ночью падали осколки звездочек и превращались в этих рыбок.

– Круто, лучше бы превращались в средства от паразитов и змей. Пользы было бы гораздо больше, – пробормотал археолог и отключился.

Илья вновь проснулся. Голова уже не болела, лишь тело ныло. А из мерзких запахов самым ощутимым стал запах его пота. Захаров осторожно приподнялся на локте, заглянул в чашку и замер. В ней, все еще освещенной солнцем, метались удивительные рыбки. Казалось, что действительно какой-то древний бог провел по их телу две параллельные линии: одну ярко-вишневую, а другую… Другая, верхняя линия то горела морской синевой, то вспыхивала зеленым малахитом, то неожиданно становилась голубой, как небо. При каждом повороте глаза рыбок зажигались зелеными лучами, а полосы играли и переливались.

Захаров зажмурился. Полоски рыбки напомнили ему светящуюся неоновую рекламу в городах.

– Вот, как я и обещала, прошел всего лишь час, и ты проснулся, – раздался женский голос.

– Что это за рыбки? – спросил Илья, продолжая глядеть в чашку.

– Искорки бога, я тебе говорила, мупр. Они своим блеском изгоняют злых духов.

Тень метнулась к выходу и распахнула полог. В хижину ворвался яркий дневной свет. Илья зажмурился.

– Хоть предупредила бы.

В ответ он услышал смех. Илья осторожно открыл глаза и увидел ее. Высокая, стройная, пронырливая лисичка, наряженная в длинное разноцветное платье, увешанное блестящими камешками. Пушистые рыжие с красноватым оттенком волосы были завязаны в тугой хвост. Глазки маленькие черные, блестящие, очень выразительные. Тонкий длинный носик особенно показательно выдавался в профиль.

– Что? Не волнуйся, ты совершенно здоров, – сказала лисичка и прикоснулась ко лбу Захарова.

Ручки у нее тоненькие, а ладошки совсем крохотные, но пальчики с длинными коготками оказались очень цепкими. Илья в этом убедился, когда она схватила его за щеки и вгляделась в глаза.

– Да, ты совсем здоров. Это хорошо.

Илья зацепился взглядом за браслет: на тонкой веревке были нанизаны чьи-то крохотные черепа.

– Классная штука, – проговорил Захаров, указав на побрякушку.

– Спасибо. Вот этот мне нравится больше.

Лисичка демонстративно сунула ему под нос костяной перстень с резным изображением неведомой рогатой твари с двумя оскаленными мордами. С несоразмерно больших клыков крупными каплями падала слюна, превращаясь на земле в змеиные клубки.

– Очаровашка, – пробормотал Илья. – И кто это?

Ляфионка на миг задумалась, словно пыталась понять, что сказал легионер, а потом вдруг улыбнулась и схватила его за нос.

– Меня зовут Миа, – заявила лисичка и звонко рассмеялась, ее платье неожиданно заходило ходуном.

– Илья. А что у тебя… Подожди… под платьем хвост?

– Правильно, вот и вся благодарность, – ляфионка неожиданно расстроилась, в черных глазках блеснули слезы. – Помогаешь мупру, от смерти его спасаешь, а он бьет в самое больное место. И так всегда. Ну почему? За что ты так со мной?

Миа села рядом с Захаровым и, закрыв лапками лицо, расплакалась. Илье вдруг представилось, что рядом с ним находится бомба. И ее непременно нужно обезвредить, а на все про все у него секунд десять. Так какой же проводок выбрать: красный или желтый? Легионер растерянно похлопал глазами и пробормотал:

– Послушай, Миа, а ты в этом племени ведунья или как это у вас называется?

– Я – бухташу, говорящая с предками или знахарка.

Моментально ляфионка повеселела и улыбнулась, показав ряд белых острых зубов.

– А лечишь тоже ты?

– Да, всех тапава.

– Тапава?

– Наше племя, мы потомки великого Тапава и потому носим его имя. Ляфионы – это общее название народа. А племен много, очень много.

– Понятно. А где выучила имперский язык?

– Так мы торговали с мупрами. Хорошие были мупры! Они помогали нам справиться с хищниками, а тикуалей, то есть детей, катали на карах с красными парусами. Добрые мупры, жаль, что их покарали боги.

– Ага, понятно.

– Илья, скажи мне, а у центуриона с таким гордым профилем есть… как это будет по-вашему? Ну машаи? Ммм… женщина?

– У Мстислава что ли? – удивился Захаров.

– Да нет же! Тупой мупр! У второго, с завязанным ухом и такими выразительными темными глазами. А какие у него клыки! Ррр! Он похож на древних героев из легенд!

Миа выжидающе уставилась на Илью. Парень откашлялся, почесал затылок и, пожав плечами, ответил:

– Не знаю, он ничего не говорил про свою машаи, в смысле женщину.

– Тьфу, ты абсолютно бесполезный мупр! Зря я тебя спасла. Хмм… А может…

Миа резко вскочила и, позвякивая висюльками на платье, подскочила к большой плетеной корзине, что стояла в углу. Резким движением отшвырнув крышку, она достала из нее черную извивающуюся змею с уже знакомой зеленой ленточкой и двинулась к окаменевшему Захарову.

– Ее зовут Ру, это она тебя укусила, – довольно улыбаясь, пропела Миа. – Хочешь, она цапнет тебя еще разок?

– Миа, блин, хорош! – рявкнул Илья и поднялся с лежанки. – То ты лечишь, показываешь блестящих рыбок, то начинаешь плакать, когда я спросил про хвост, потом ты стала тыкать в меня змеей. Че за хрень, а? Я тебе, конечно, очень благодарен, но работу кукушечки надо как-то контролировать. Засунь ее обратно. Слышишь меня?

Миа всхлипнула и бережно положила змею в корзину, прикрыв крышкой. Затем подошла к снизке сушеных грибов, похожих на мухоморы, отломила кусочек и принялась старательно жевать.

– А, я поняла! Когда ты сказал «кукушечку» ты имел в виду голову, да? – Миа многозначительно постучала коготками по лбу. – Все правильно?

– Да, именно это я и имел в виду.

– Хмм… ваш язык сложный. Я почти десять лет его учила, но у вас столько слов, столько значений. С ума сойти, ну правда.

– Это точно, – кивнул Захаров. – А где остальные легионеры?

– Там, – махнула лапкой Миа, указывая на выход. – Все живы и даже немного мной подлечены. Только ваш знахарь с дурацким именем Рассел, заявил, что не признает шарлатанство. Я толком не поняла, что это значит. Впрочем, неважно. Он что-то еще говорил, но я воткнула ему в шею жало типавацу и он уснул. Надолго уснул, до утра точно проспит.

– Он хоть жив-то останется?

– Конечно. Я его просто усыпила. Ты такой непонятливый мупр. А говорили, что ты ученый. Так и знала, что тявкают. Какой из тебя ученый? Они все мудрые с длинной бородой. А у тебя разве борода? Так, три шерстинки торчат на всем лице.

– Ааа… хорошо. Так я пойду?

– Иди.

– Спасибо, Миа.

– Слушай, а ты можешь…

– Могу. Обещаю, я спрошу у Кобеля насчет его машаи. Сегодня же и спрошу.

– У-и-и! – завопила Миа и начала подпрыгивать, хлопая в пушистые ладошки.

«Женщины», – усмехнулся про себя Илья и продолжил:

– Кстати, ты заметила, что его изводят тоненькие белые личинки, похожие на ниточки?

– Сативи?

– Может и сативи, я не знаю. Помоги ему, Кобель сильно мучается.

– Да, обязательно! Конечно! Так… ой, куда же я дела свику? Только она может помочь! Так-так-так… где же, где?

Миа, словно ужаленная десятком диких ос, начала бегать по хижине, переворачивая все к верху дном. Илья минуту посмотрел на смерч в наперстке, а потом усмехнулся и вышел на улицу. Глаза уже привыкли к солнечному свету, и Захаров с замиранием сердца рассматривал первобытную жизнь. Маленькие ляфионы, или тикуали, дружной, тявкающей оравой обступили растерянного Кобеля и совали ему в лапы свои крохотные деревянные луки. Озерный пес смущенно поскуливал, размахивал хвостом и старался понять, чего от него хотят дети. Почти всех крестоносцев уже припахали: кто рубил дрова вместе с ляфионами, другие их укладывали в поленницу. Часть отправилась за водой в ручей. В общем, все крестоносцы были при деле. Возле одной хижины находилась воткнутая в землю палка с черепом невиданной зверушки. Вокруг нее сидели Дъярв, Мстислав, Кристоф и ляфион в темно-вишневых широких штанах. Сквозь рыжую шерсть проглядывали серебристые нити, а заостренная морда была полностью седой. «Вождь», – подумал Захаров.

– Илья, доброе утро, подсаживайся, – махнул рукой Дъярв. – Ату, это наш ученый-археолог Илья Захаров. Он, собственно, лучше всех нас разбирается в здешних местах. Мы-то просто солдаты, а он ученый. Пусть и молодой ученый.

– Молодость – недуг, который устраняется сам собой. Нужно лишь немного подождать, – улыбнулся ляфион и протянул Илье крепкую лапу. – Меня зовут Ату. Присаживайся. Мы как раз начали разговор.

Илья уселся между вождем и Мстиславом.

– Как тебе Кау?

– Кто, простите?

– Наша знахарка Кау.

– Она назвала себя Миа.

– У нее два имени. Одно дали родители, другим она назвала себя сама. Она хорошая знахарка, только с головой серьезные проблемы. Предки пошутили…

Вождь печально улыбнулся и покачал головой. В ушах звякнули резные костяные серьги.

– Ату говорит, что злые духи появились. Причем появились они в день уничтожения «Атлантиды», – проговорил Дъярв.

– Да! – вождь вскинул руки и задрал морду. – Они прилетели на огненных птицах и в минуту уничтожили добрых мупров. Не надо на меня так смотреть. Я видел ваши летающие машины, даже был внутри одной из них. Это были именно птицы! Огромные! Размах крыльев почти три руд! А клюв, а когти! Кошмар, словно кара Богов! Точно таких же птиц встретил когда-то великий вождь Алем. С того огненного дня начался кошмар. Ляфионы стали уходить из деревень из-за странной болезни. Она появилась на следующий день. Все начиналось с кровавой рвоты, а заканчивалось жаром, выворачиванием конечностей и смертью. Лекарство найти пока не удалось. Я не знаю, сколько деревень еще в целостности, помимо нашей. Но у нас другая беда – стало совсем плохо с пищей. Поэтому мы угощаем вас перезревшими туту. Это единственное, что удалось раздобыть.

– А как же рыба? – спросил Партуш.

– Исчезла, осталась только мелочь. А вода стала дурно пахнуть. Вы разве этого не заметили?

– Так вот в чем дело, – прошептал Мстислав и вздохнул.

– Да мы и сами благоухали не как персиковый сад, – проговорил задумчиво Дъярв. – Поэтому… Ату, как ты считаешь, могли напасть зергары?

– Так это уже было! – вскрикнул Илья и хлопнул себя по лбу. – Вождь, я же читал об этом в легендах. Дъярв, Мстислав, Кобель, помните, я вам рассказывал? Огненные птицы, дышащие смертью и зловоньем, страшная эпидемия, жуткая зима, длившаяся несколько лет. Это же был месяц Вирушу, год Фец! Е-мое, охренеть! Это что же… что же получается, суонки, дети богов, вернулись?

– Твою-то мать, – выдохнул удивленный Партуш. – О чем таком он рассказывал, что я не в курсе, а? Кто такие суонки, откуда они вернулись? Да и куда, собственно, уходили? В какое дерьмо мы… кхм… вляпались?

– В доисторическое, – пробормотал Дъярв.

– Понятно, – Кристоф взмахнул рукой.

– Ату, что скажешь? – мрачно спросил легат.

– Я…

– Нашла! Я нашла! Нашла свику! – прервал вождя звонкий голос Миа.

Ляфионы и крестоносцы замерли, с интересом глядя на своеобразную знахарку. Миа подскочила к Илье и схватила его за плечо. Ее наряд резко отличался пестротой и замысловатостью от одежды остальных мужчин и женщин племени.

– Фу, нашла, – довольно заявила она. – Все перерыла. А ты, ты спросил? Ой, вождь, мое почтение и долгих лет. Мне было видение, я видела вас стоящим на щите, а в руке вы держали детскую погремушку. Забавно, правда?

– Не то слово. Миа, у нас серьезный разговор, ты мешаешь!

– Я на одну минутку, правда. Илья, так ты спросил?

– Сейчас, – кивнул Илья и глянул на озерного пса. – Центурион, Миа интересовалась о наличии у вас женщины, так сказать, второй половины. Что ей ответить?

Знахарка охнула и пошатнулась. Ее глазки округлились, когда она увидела Кобеля, а ротик дернулся.

– Ты издеваешься? Так же нельзя! – завопила она.

Миа вдруг начала кружиться на одном месте, топая маленькими ножками и колотя по воздуху кулачками. Шерсть на мордочке заблестела от слез. Побрякушки на платье при телодвижениях издавали жалобные попискивания.

– Ну, кто так делает?

– Я, – пробормотал растерянный Илья.

– Тупой мупр! Ну и лечи всех сам!

Мия кинула в Захарова свику и, продолжив монолог на родном языке, демонстративно ушла в свою хижину.

– Ну ты тупишка, – усмехнулся Мстислав и отвесил легионеру подзатыльник. – Ты чего?

– Ау, – скривился Илья. – А нечего меня втягивать черт знает во что.

– Ух ты! – Кобель встрепенулся, его глаза зажглись. – Какая интересная особа! Илюх, а ты правда, дурашлеп. С этим я тебя и поздравляю.

– Так, иди к ней и проси прощения. Она отходчивая. Скажи, что у нее изумительные ушки, а от коготков у тебя вообще пропадает дар речи. Только про хвост молчи, я тебя прошу, – сказал Ату. – И свику ей верни. Нечего таким разбрасываться. А разговор продолжим после. Чего глазами хлопаешь? Бегом!

– Илья, накосячил, исправляй, – поддержал вождя Дъярв. – Одна нога здесь, другая тоже… там. Вперед!

– Пулей! – рыкнул Кобель. – И передай Миа, что я абсолютно свободен, как лесной комар.

Бормоча себе под нос что-то явно нецензурное, Захаров поднялся и зашагал в хижину.

– Странно, мы же видели птиц, – сказал Кобель. – Разве их не едят?

– Они мелкие, как и рыбы. Крупная дичь исчезла. Остались лишь насекомые да змеи.

– О, мы воевали со здоровенной змеюкой! Она одного легионера расплющила за секунду, – проговорил Мстислав.

– Это была серпака. Вкусные они, но добыть очень сложно. А мяса много. Нам бы на всех хватило.

– Твои ребятки могут ее найти? – спросил Дъярв.

– Конечно! Ляфионы – лучшие… как это называется? Путенаходчики… А! Следопыты! Особенно из племени тапава. Только зачем?

– Ну как? С едой же у нас паршиво? Паршиво. Твои путенаходчики плюс наше вооружение. Так сказать, поможем друг другу в трудный момент. А? Что скажешь, Ату?

– А чего тут говорить? Я сам лично ее обнаружу.

– Чур, я пойду на охоту! – заявил Мстислав, подняв руку вверх.

– И я, – сказал Кобель.

– А я не пойду, буду жрать перезревший туту, – мрачно пробормотал Партуш.

– Тогда, как старший по званию, остаешься здесь за главного, – сказал Дъярв. – Если вождь не против.

– А какое у него звание?

– Я декурион!

– Тогда не против.

– Хорошо. Кристоф, ты все понял?

– Ага, я главный. Все понятно.

– Слушайте, а может, пойдем на охоту, после того, как Миа выдернет из меня этих тварей, а? Житья-то вообще нет от них. Я и так держусь на последних рефлексах.

Минут через двадцать добрая Миа вытащила из озерного пса надоедливых личинок. Она села рядом с ним и начала дуть в свику, выдавая нечто похожее на мычание. Белые ниточки, едва услышав звук, тут же повылазили, и бухташу быстро выдернула их коготками. Затем ранки смазала соком какого-то растения. Кобель скрипел зубами, но не издал ни звука. По глазам было понятно, что пес держится только благодаря чувству собственного достоинства и красоте знахарки.

– Ты единственный воин, который не завыл, – восхищенно воскликнула Миа, щенячьими глазами глядя на Кобеля. – Герой, герой из легенд!

– Я не просто воин, я – центурион! – гордо заявил озерный пес, всеми силами стараясь не дернуться.

Эту торжественную сцену портили лишь хохочущий Мстислав и ехидно усмехающиеся Кристоф с Ильей.

…Крестоносцы не заметили никаких признаков змеи в густом кустарнике, но седой вождь явно знал, что делает. Он неожиданно для всех издал несколько пронзительных криков и жестом приказал солдатам не шевелиться. Спустя несколько минут из зарослей показалась гигантская раскрытая пасть. Длинный раздвоенный язык нервно подергивался. Ату осторожно поднял вверх указательный палец – это был сигнал начать огонь. Барабан минигана зажужжал. Серпака дернулась и захлопнула пасть. Через секунду она зашипела и, оскалившись, кинулась на жужжание оружия. Но ее остановили залпы плазменных излучателей Дъярва и Кобеля. Запахло горелым мясом. Следом ударил и Мстислав. Серпака заметалась, снося огромным телом все вокруг. Смешались треск деревьев, залпы оружий, витиеватый мат Мстислава, шипение змеи. Окровавленные чешуйки разлетались в разные стороны. Серпака пыталась скрыться в густом подлеске, но пули и плазма настигали ее. Дернувшись, змея резко вздыбилась и, издав вой, тяжело рухнула на траву. От ее предсмертного крика у крестоносцев пробежали мурашки. Они опустили оружие и тяжело выдохнули. Бой оказался нетрудным, но появился неприятный осадок, словно они убили кого-то разумного и ни в чем не виноватого. Вождь вдруг заверещал и, размахнувшись топором, ударил змею по изуродованной голове. Тут же из кустов повыскакивало несколько десятков молодых мужчин-тапава. Они улюлюкали, размахивали копьями, топорами и явно славили своего могучего вождя. Ату поднял руки к небу и, бухтя что-то на своем тарабарском, даже прослезился. Видимо, так сильно благодарил предков за добычу. Затем тапава накинулись на горемычную серпака, буквально за десять минут выпотрошили ее и порубили на куски. Потом вцепились в них когтями и дружно, словно муравьи, потащили в деревню.

– Сегодня у нас будет праздник! – гордо заявил Ату. – Предки нам улыбнулись!

Крестоносцы покосились на свое оружие и молча кивнули.

Вождь не обманул. В деревне закатили самый настоящий праздник с песнями, плясками и самогоном. Мясо серпаки быстро зажарили на костре. Вкусно пахнущие куски сложили на здоровенную подстилку и обильно посыпали каким-то порошком. Несколько ляфионов прикатили восемь бочек с национальным напитком – миучу, мутным горьким самогоном. Пока все племя вместе с крестоносцами глотали слюни, Ату торжественно исполнил танец победителя вокруг костра, изображая, как его могучий удар топора убил страшную змею. Затем вождь, хлебнув миучу, лично содрал кожу и мясо с головы серпаки, а окровавленный череп насадил на палку. Ее он воткнул рядом со своей хижиной. Илья заметил, что самогон пили абсолютно все, в том числе и дети. «Правильно, напьются и баиньки. Нечего взрослым надоедать», – подумал он.

Судя по всему, ляфионы уже привыкли к тому, что иногда еды бывает много, а иногда нет совсем. Поэтому они стремились съесть как можно больше, как будто готовились к следующему великому голоданию. Ляфионы отталкивали друг друга, тянули когти к мясу и уничтожали куски за считанные секунды. Дети плакали, но их отшвыривали, отдавая лишь обглоданные кости. Крестоносцы смогли урвать лишь по кусочку. Старательно пережевывая тягучие, словно прорезиненное мясо, они ошарашено наблюдали картину первобытной жадности. Ляфионы могли поглотить невероятное количество еды, словно у них были не желудки, а самые настоящие сумки Аида. Куски серпаки падали, как в пропасть, а ляфионы, захлебываясь слюной, тянулись к следующим. Илье стало не по себе. Он поморщился и передернул плечами. Даже Кобель и тот вел себя гораздо культурней, хоть и отвоевал целых четыре куска.

Спать легли там же, где и ели. Ни о каких часовых ляфионы даже и не думали, поэтому Дъярв приказал Пелиццолли расставить караул на всякий случай. Обмазанный вонючей жидкость Паоло кивнул и бросился исполнять приказ легата. Ответственным за караул Дъярв назначил разукрашенного синяками и ссадинами Рутледжа.

***

Илья завтракал в отдельной хижине вместе со старшими офицерами, вождем и знахаркой. Рядом с ними в тени крыши, прикрытый прозрачной тряпкой, лежал ляфион – сын вождя, умирающий от землеедства. Илья задержал на нем взгляд лишь на секунду, и его чуть не вывернуло наизнанку. Ату рассказал, что, когда с едой совсем плохо, ляфионы начинали есть землю. Это были дела духов предков. Они таким образом звали к себе.

Высушенное существо со страшно распухшим животом то и дело попискивало и что-то бормотало на своем языке. Шерсть полностью выпала, обнажив багровую, покрытую язвами кожу. Но Ату на него даже не смотрел. И вообще вел себя так, словно умирающий в жутких муках был не его сын, а заклятый враг.

– Что он говорит? – поинтересовался Илья. – Я никак не могу разобрать.

– Что ему больно, очень больно. Он просит убить его и прекратить мучения. Он все понял и просит прощения, – прошептала Миа.

Крестоносцы вопросительно глянули на помрачневшего вождя.

– Предки позвали его за предательство, – после некоторого раздумья, ответил Ату. – Мой сын решил предать меня в самый трудный момент, когда на долю племени выпали тяжелые испытания. Он пытался убить меня и стать новым вождем! Я посадил его в яму и не давал пищи. Вот предки и позвали его, заставив есть землю.

Ату скрипнул зубами. С него слетела маска равнодушия. Он переживал, но роль вождя была гораздо сильней чувств. Через секунду он вновь стал прежним.

– Через полчаса ты умрешь, – вдруг совершенно спокойно сказал Ату по-имперски, повернувшись к сыну. – Зачем так скулить? Ты только портишь завтрак добрым мупрам.

– Мне больно, отец, больно, – прошептал ляфион и замолчал.

– Сурово ты с ним, – проговорил Дъярв.

– Он предатель! – Ату взорвался и швырнул деревянную ложку на стол. – Нельзя сыну поднимать руку на отца! Он захотел получить власть, выпустив из меня кровь!

– Прости, Ату, – тихо сказал легат. – Ты абсолютно прав. Это ваши обычаи и традиции. Мы не смеем никуда лезть. Прости.

– И поэтому вы мудрые мупры, как атланты. Они тоже не вмешивались. У вас свои обычаи, у нас – свои. Каждый живет в соответствии с теми законами, какие дали боги.

– Да, Ату, ты прав.

– Я простил его, поэтому он умирает в моем доме, и похороним мы его как воина и сына вождя, а не как предателя. Своими муками он искупил вину передо мной и предками.

Внезапно Миа подскочила к ляфиону и сдернула пропитанную кровью тряпку. На его ввалившийся нос тут же уселась жирная муха и злорадно потерла лапки. Кожа едва заметно дернулась и расползлась, но ляфион был уже мертв. «И на кой ляд он родился? – вдруг подумал Илья. – Какой смысл был в его детстве, обучении охоте, бою? На кой черт ему потребовалось идти против отца? Зачем власть? Чтобы потом сдохнуть в адских муках? Офигенный жизненный путь получился».

– Утром придет дух Вачимы, – глядя на мертвого сына, проговорил Ату. – Миа, займись приготовлениями к погребению.

– Да, вождь, – всхлипнула бухташу. – Я все устрою.

Когда вождь ушел в лес, «оплакивать потерю сына», Миа рассказала крестоносцам, что после смерти дух покойного какое-то время бродит поблизости. Рассказывая это, она ловким движением каменного ножа рассекла тело ляфиона. Затем осторожно вытащила сморщенные внутренности и сложила их специальную погребальную урну. Несчастный распотрошенный Вачима лежал и вонял еще пару часов, пока не вернулся вождь. Он лично топором разрубил тело на крохотные кусочки. Пересчитал их, чтобы хватило всему племени, а затем вопросительно посмотрел на Дъярва.

– Нет, мы в ваши дела лезть не будем, – ответил легат.

Можно ли это назвать каннибализмом или нет, Илья так и не понял. И списал все на местные обычаи. Раз им так велели предки, то пожалуйста.

Вождь и знахарка сели на пол перед входом в хижину и затянули заунывную похоронную песню. Жители деревни остались на улице и подпевали оттуда. Через несколько минут Ату и Миа резко поднялись на ноги и начали производить странные движения руками, словно полоскали белье в тазу, при этом сильно выворачивая конечности. Затем подхватили это самое «белье» и стали «швырять» его на подстилку из узких длинных листьев. В хижину вошла старая, дрожащая ляфионка, завернутая в черную ткань. На подстилку поставила глиняную чашу, наполненную кровью умершего и крохотными белыми цветочками, плавающими сверху. Вождь и Миа вдруг замерли и несколько минут внимательно глядели на чашку. Затем вновь начинали кидать что-то невидимое, а потом резко замирали. Так повторялось много раз, а потом, закатив глаза, Ату и Миа резко упали на пол. Старуха села рядом с ними и, положив руки на их лбы, начала что-то шептать. Так они лежали больше получаса, а остальные тапава горланили похоронную песню. Из крестоносцев в хижину допустили лишь Дъярва и Илью. Они смотрели на это с таким видом, словно очутились в сумасшедшем доме. Когда Ату с бухташу очухались, то первым делом схватили чашку и мигом выпили кровь.

Всю ночь вождь, знахарка и старуха просидели на полу, неотрывно глядя на подстилку. Ляфионы за стенкой все не умолкали. Ближе к утру старуха вытряхнула потемневшие цветочки в специальный мешочек и положила его возле входа.

Начало светать, и Ату вдруг воскликнул, что дух Вачима находится в хижине и улыбается ему. Ни Илья, ни Дъярв ничего не видели, но кивнули, округлившимися глазами наблюдая за Ату и знахаркой, вставшими на колени. Вдруг на ноги поднялась старуха. Она достала из мешочка щепотку чего-то красного и, кинув на подстилку, открыла дверь. Люди опустились на колени и уткнулись мордами в землю. Солнечный свет ворвался в хижину. Ату оглянулся и жестом приказал легионерам тоже встать на колени. Все пристально буравили взглядами магическую подстилку. Повисла мертвая тишина, насекомые и те замолчали. И в этот момент, Илья и Дъярв увидели бледную тень – она появилась из ниоткуда и проплыла к подстилке. Зависла на несколько секунд, а потом растворилась. Причем Илья отчетливо услышал слово на языке ляфионов – «покой». Он проглотил ком в горле и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Это был Дъярв. Впервые за все время Илья увидел в глазах эль-тарца нескрываемый дикий страх.

Напряжение, охватившее вождя и знахарку, прошло. Они вспотели, тяжело дышали, а потом упали на пол. Пошатываясь, Илья и Дъярв вышли на улицу. Тут же к ним подбежали крестоносцы.

– Ну что? Что там было? – взволнованно спросил Мстислав.

– Илья, ты это видел? – игнорируя Яковлева, прошептал Дъярв.

– Да. Это массовый гипноз, зрительные и слуховые галлюцинации. Я читал. У древних людей такое было в порядке вещей.

– Ага, у эль-тарцев тоже. Но одно дело, когда ты об этом читаешь, а другое – когда сам видишь. Мне показалось, что моя крыша отчалила на хрен!

– Галлюцинации, легат, не более того. Это народ леса. Они мастера по этой части. Наверно…

– Блин, да расскажите вы! – крикнул Кобель.

– Потом, – отмахнулся Дъярв. – Нам бы немного оклематься. Слав, дай-ка хлебнуть твоего волшебного напитка. Илья, пусть это массовый гипноз, да? Очень хорошо, пусть так. Но кирпич мне в голову, мы же отчетливо видели и слышали тень! Слав, давай фляжку! Не тупи!