Текст книги "Тайна"

Глава 10

Наш разговор кое-что прояснил для меня. Он подтвердил догадку, что лорд Вульфберн хранит тайну, – тайну, которая стоила жизни его жене. Это также объясняло стремление Клариссы скрыть ее собственные страхи. Она не могла причинить отцу горе, которое причинила однажды ее мать. Мне ничего не оставалось делать, как соблюдать бдительность и не давать ей повода для нервозности, к которой она была склонна. Я поняла, что воздух и прогулки ей крайне необходимы, даже больше, чем уроки.

Мы часто бродили по болотам, эти прогулки приносили много радости, были интересны, и Кларисса все реже вспоминала о руинах. Но в ее поведении я обнаружила что-то еще, что меня огорчало. Она часто спрашивала, почему мы больше не бываем у Пенгли и почему мы не приняли участие в охоте, хотя нас приглашали. Ее проницательность беспокоила меня, ибо она означала, что ребенок заметил, какие натянутые отношения сложились у ее отца с соседями.

Однако отсутствие другого общества сблизило нас теснее. Сначала я не осознавала, каких успехов достигла в наших отношениях. Мне открыла глаза сама Кларисса.

Однажды мы гуляли на болотах. Солнце начинало садиться: мы в тот день вышли позже обычного. Дул довольно резкий ветер, он не только закручивал вокруг ног наши юбки, но приводил в движение всю растительность, что, в свою очередь, придавало какую-то сказочность зеленой равнине, простиравшейся вокруг.

Кларисса, разрумянившись, приплясывала от восторга, качая головой и восторгалась волнообразным движением и шелестом травы. Впереди вспорхнули две большие птицы и взлетели прямо перед нами.

– Смотрите! – воскликнула Кларисса. – Одна птица большая, другая маленькая. Совсем как мы.

Я засмеялась.

– Возможно. Даже птицы обучают своих птенцов. Интересно, нравится ли им учиться?

Она тут же закивала головой.

– Было бы очень нехорошо, если бы им не нравилось. Может быть, этому птенцу повезло и его учительница похожа на Вас, Джессами. Тогда ему обязательно нравятся уроки.

– А если ученик так же внимателен, как ты, его учительница тоже довольна.

Она посмотрела на меня снизу вверх и улыбнулась широкой открытой улыбкой.

– Вы говорите правду, Джессами?

– Конечно. Я всегда говорю то, что думаю. Что ты имеешь в виду?

– В тот день, когда мы познакомились, Вы сказали, что не уедете от меня. Тогда я не поверила, а сейчас верю.

Я почувствовала, как комок подступил к горлу, и обняла ее за плечи.

– Очень рада это слышать. Ты мне дорога, как дочь.

– А Матильда тоже? – спросила она.

– Конечно. Если я люблю тебя, значит, и ее тоже.

Она удовлетворенно кивнула.

Мы шли молча. Набухшая земля пружинила под ногами, запах болота становился более резким. После дождя природа ожила, зелень травы приобрела более насыщенный цвет – темно-зеленый, сочный: Тут и там пробегали кролики, пару раз нам на глаза попадались торчащие из-за кустов уши и бдительные глазки-бусинки, наблюдавшие за нами. Воздух был чист и полон звуков. Это был необычный день: и по своей особой красоте, и по тому чувству покоя и безмятежности, которое передавалось мне от природы. Даже мысль о возвращении в мрачный Холл не в состоянии была испортить очарования.

Внезапно со стороны дороги раздался крик. Я огляделась, но никого не увидела. Крик повторился. Кларисса потянула меня за рукав.

– Он там, у скал.

Я посмотрела, куда показывала она, и поняла, почему я сразу не заметила человека: он не стоял, а сидел на корточках. Рядом на траве лежал еще один человек, голова его покоилась на сложенном пальто. Недалеко торчали дула их ружей, прислоненные к камням.

Я взяла Клариссу за руку, и мы поспешили к ним. Сначала меня одолевали сомнения, правильно ли я делаю, подвергая опасности ребенка. Но, когда мы подошли ближе, страхи рассеялись. По одежде было видно, что это джентльмены.

– Какое счастье, что Вы оказались поблизости, – проговорил первый, как только мы приблизились настолько, что могли разобрать слова. Он разглядывал меня из-под опухших век; видимо, остался доволен осмотром, и перевел взгляд на лежавшего на траве компаньона.

– У моего друга внезапно выстрелило ружье и поранило ему ногу.

Лежавший громко застонал и пробормотал: «Черт побери, какое невезение!»

Штанина на ноге пропиталась кровью, поверх колена была завязана тряпка, чтобы остановить кровотечение. Я взглянула на его лицо – оно было мертвенно бледным и покрыто испариной. Ему срочно требовался врач, хотя рана и не казалась опасной для жизни – пуля задела икру.

– До Вульфбернхолла добрая миля расстояния, но ближе другого жилья нет. Я могу сходить и позвать кого-нибудь на помощь.

Он отрицательно покачал головой.

– Стэнтон сможет дойти с моей помощью, но если бы Вы были настолько добры и позволили бы ему опереться еще и на Ваше плечо, мы дошли бы быстрее. Я боюсь оставлять его на сырой траве. Пока подоспеет помощь, пройдет много времени. А если опустится туман, его вообще трудно будет найти. —Он тревожно посмотрел на болота.

– Хорошо, я помогу, – сказала я. – У меня хватит сил дойти, но сможет ли он передвигаться?

В ответ Стэнтон рывком перевел себя в сидячее положение. Отдышавшись, он сделал знак, что готов идти. Мы помогли ему подняться, и он оперся руками на наши плечи.

К счастью, он был невысокого роста и весил не так много. Кларисса шла впереди, указывая дорогу, мы втроем ковыляли позади. Время от времени приходилось останавливаться, чтобы дать Стэнтону отдых. Мы с мистером Пернеллом, так звали второго джентльмена, тоже были рады передышкам.

Когда мы подошли к Холлу, был уже вечер. Дейви стоял посреди главной аллеи, разравнивая гравий. Он сдвинул назад картуз, заморгал от удивления и поспешил на помощь. Усталые, вспотевшие и растроганные, мы ввалились в прихожую.

На наши голоса и стоны мистера Стэнтона из передней гостиной выбежала миссис Пендавс. Ее маленькая опрятная фигурка и спокойный голос ободрил нас. В конце коридора хлопнула дверь – появился лорд Вульфберн.

– Миссис Пендавс, что это за шум? – прогремел его голос. Он перевел взгляд с экономки на меня, наверняка мой вид испугал его, потому что он побледнел. Я выдавила улыбку и поспешила убрать с лица выбившиеся из узла волосы, падавшие мне на глаза и прилипавшие к щекам.

Этот жест его не очень успокоил, он оглядел Клариссу. Она казалась вполне бодрой и даже более оживленной, чем обычно. Убедившись, что с нами ничего плохого не случилось, он перевел взгляд на двух господ, присевших на стульях в прихожей. Один умоляюще смотрел на хозяина, другой, в полубессознательном состоянии, развалился на плетеном стуле, вытянув окровавленную ногу.

Лорд Вульфберн нахмурился.

– Миссис Пендавс, уведите Клариссу наверх, я не могу допустить, чтобы ее преследовали кошмары по ночам.

Он повернулся ко мне. Озабоченность сменилась недовольством.

– Надеюсь, Вы объясните, что вое это значит, – потребовал он, словно обращался к служанке.

Мистер Пернелл вышел вперед.

– Сейчас не время для объяснений. Моему другу срочно требуется лечь. Он ранен. Нужен врач, медлить нельзя.

Лорд Вульфберн бросил на него полный презрения взгляд.

– В Вульфбернхолле врача нет. Если я Вас правильно понимаю, Вы предлагаете, чтобы Ваш друг остался здесь до выздоровления, но это абсолютно невозможно. Мы не привыкли к гостям, у нас нет лишних комнат.

Все трое в оцепенении смотрели на него. Я первая опомнилась от шока.

– Можно предоставить им мои, я могу спать на раскладушке в комнате Клариссы.

Он огрызнулся:

– Здесь решения принимаю я.

Мистер Пернелл взглянул на искаженное от боли лицо друга, его глаза налились кровью, щеки побагровели.

– Где Ваше достоинство, сэр? Мы попали в беду и имеем право, как люди одного класса, рассчитывать на Ваше гостеприимство.

– Я не могу допустить, чтобы весь дом перевернули с ног на голову только потому, что какой-то дурак не умеет обращаться с оружием. Если у него хватило ума искалечить себя, то пусть он и расплачивается. Я не хочу.

Я смотрела на него, все еще не осознавая, что происходит. Что бы я ни думала о его поведении, мне никогда не приходило в голову, что он может отказать в помощи человеку в беде. Эту сторону его натуры я наблюдала впервые.

Видимо, выражение моего лица выдало лорду Вульфберну мои мысли.

– Черт возьми, это мой дом. В конце концов, я имею право принимать или не принимать кого мне угодно. И я не обязан объяснять свои поступки.

– Ему нужен врач, милорд, – попыталась уломать его я. – Пока мы добирались, он потерял много крови.

– Ближайший доктор живет в Даблбуа.

– Можно послать за ним Бастиана.

– Мисс Лейн, Вы начинаете доставлять слишком много хлопот. Позвольте напомнить Вам, что я, мягко выражаясь, не горел желанием оставлять Вас в Холле.

Меня словно сковало железными обручами, кровь отлила от лица, руки похолодели. Мистер Стэнтон попытался подняться на ноги, не удержался и тяжело опустился на стул.

– Не подумайте, милорд, что я пытаюсь навязать Вам заботы о себе. Если бы я мог идти, я бы поискал приюта в другом месте и сделал бы это с радостью. Но Вы видите, что я не в состоянии сделать и шага, Вы не можете мне отказать.

– Могу и сделаю.

– Вы с ума сошли, – сказал он слабым голосом. – Абсолютно ненормальный.

– Скорее, пьяный, – добавил мистер Пернелл. – Я наслышан о Вашем имени и репутации. Можете быть уверены: если Вы вышвырнете нас вон, мы не будем считать себя обязанными украшать Ваши добродетели.

Лорд Вульфберн расхохотался. Я не слышала этого злого смеха уже несколько недель, мне стало не по себе, как в первый день моего приезда. Два джентльмена обменялись взглядами.

– Если Вы знакомы с моей репутацией, то должны понять, что я могу без колебаний застрелить вас обоих на месте, и мнение обо мне среди пэров Англии от этого не станет хуже, оно просто не может быть хуже, Однако я этого не сделаю. Более того, предлагаю свой экипаж и кучера. Больше вы от меня ничего не добьетесь, – он подал знак Дейви, который скромно стоял в темном углу у двери. – Прикажи Бастиану, пусть тотчас же подает карету.

Парень нахлобучил на глаза картуз и исчез. Лорд Вульфберн оглядел гостей.

– Это лучшее, что я могу для вас сделать. Можете принять предложение или отказаться. В любом случае здесь вы не останетесь, а уже становится совсем темно.

Мистер Пернелл с трудом сдерживал слезы.

– Не допускаю, что Вы говорите серьезно. Стэнтон так измучен, Вы не можете заставить его снова трястись по дороге.

– Почему не могу? Может быть, это научит его соблюдать осторожность.

Мистер Пернелл выпрямился, словно собирался напасть на хозяина с кулаками, но лорд Вульфберн был на голову выше ростом и на добрых пятнадцать лет моложе. Джентльмен, видимо, взвесил свои возможности, потому что не сделал попытки ударить его, но издал презрительный возглас и сказал:

– Такого непристойного поведения от одного джентльмена по отношению к другому я еще не видел.

– Если это единственное, что Вас тревожит, то можете успокоиться: как Вы изволили заметить, всем давно известно, что я не джентльмен.

– И Вас это ничуть не трогает.

– Именно так.

Мистер Стэнтон сделал еще одну попытку встать на ноги, на этот раз удачно. Негодование придало ему силы.

– Довольно, Пернелл. Давайте уйдем отсюда. Я не остался бы под одной крышей с этим чудовищем, даже если бы мне грозила верная смерть.

– Я тоже, – поддержал его приятель. Лорд Вульфберн отвесил поклон.

– Рад, что мы достигли взаимопонимания. Прошу не пачкать в экипаже, пока будете им пользоваться. Кровь очень трудно удаляется с обивки.

– Какая на… – мистер Пернелл наградил его негодующим взглядом. – Прощайте, сэр. Пусть Бог отпустит Вам этот грех.

– Не сомневаюсь, что так и будет. Прощать – Его основное занятие, не так ли?

Дверь за джентльменами закрылась. В холле наступило гнетущее молчание. Лорд Вульфберн прислушался к звукам, доносившимся со двора, но это был наигранный жест.

Прошло несколько минут, но никто не прерывал молчания. Лорд Вульфберн даже не смотрел на меня, вид его был так суров, что я не решалась заговорить первой. Послышался хруст гравия под колесами кареты, звук голосов, затем захлопнулась дверка экипажа.

Теперь бесполезно было делать вид, что прислушиваешься. Когда этот предлог перестал действовать, лорд Вульфберн повернул лицо в мою сторону.

Смотреть на него было страшно: лицо стало мертвенно бледным, словно из него выкачали кровь. Он стал похож на развалины замка, мрачные и безжизненные. Только тень осталась там, где когда-то кипела жизнь.

– Как Вы могли? – набросилась я на него. – Вы ведь даже не пьяны, это могло бы Вас в какой-то мере извинить.

– Наконец-то Вы по-настоящему шокированы, мисс Лейн. Мне это все же удалось, – ответил он.

– Можете гордиться.

– Могу только выразить надежду, что впредь Вы не захотите использовать мой дом в качестве единственного и последнего оплота цивилизации. Этим Вы избавите нас обоих от неприятных переживаний.

– Начинаю верить, что Вы не способны на такие человеческие чувства, как стыд или хотя бы смущение.

В глазах его что-то мелькнуло – глубоко спрятанная вспышка света, которую он тут же погасил.

– Не нужно упрекать меня, я сам прекрасно разбираюсь в своих грехах, даже если бы я их не осознавал, не Вам раскрывать мне глаза.

– Но кто-то должен это сделать.

– Не забывайте, мисс Лейн, что Вы живете в МОЕМ доме, с МОЕГО согласия. Я бы советовал Вам помнить это.

Он промаршировал мимо меня и, не надев ни пальто, ни шляпы, исчез за парадной дверью. Потрясенная, я все еще смотрела на то место, где он стоял минуту тому назад. Как я могла поверить, что прежний лорд Вульфберн еще жив и может вернуться?!

Этот человек пал ниже дозволенных границ.

Поднявшись к себе в гостиную, я снова попыталась проанализировать его поступок. Нет, он был не законченный негодяй. Между сегодняшним эпизодом и его поведением в доме Пенгли было много общего.

Там первый взрыв последовал вслед за предложением мистера Друвса принять участие в охоте, которую предполагалось устроить на территории поместья. Тогда я впервые заметила у него особое странное выражение лица, которое я приписала реакции на бестактные замечания сэра Рональда. Но, может быть, была другая причина? Не боялся ли он приглашать знакомых в свой дом?

Кто еще жил под этой крышей, кроме слуг? Им хорошо платили, чтобы они в точности выполняли распоряжения хозяина. Большинство были чем-то напуганы и не смели вставать с постели по ночам. А эта длинная вереница гувернанток? Робкие молодые женщины, у которых не хватало смелости задавать лишние вопросы хозяину. Кроме мисс Осборн, конечно, но она настолько ценила ночной покой, что не вникала в тайны замка.

Знакомые лорда Вульфберна, члены Парламента, вряд ли проявили бы подобное равнодушие или робость.

Я подошла к окну. В самом доме все, казалось, находилось на своем месте. Не развалины ли скрывали ответ на все загадки? Если так, я все же осмелюсь сходить туда на разведку, даже рискуя вызвать неудовольствие Его Светлости. Еще вчера мне казалось, что он не сможет отправить меня из дома. Сегодня эта уверенность поколебалась. Я вздохнула. Его отношение задело меня глубже, чем мне хотелось признаться. Я приехала в Корнуэлл с чувством собственной независимости. Теперь я утратила его. Если ради Клариссы я решила остаться, то следовало поддерживать мирные отношения с ее отцом, как бы мне иногда ни хотелось проявить характер.

Придя к этому решению, я надела шелковое платье, которое ему так нравилось, и села в гостиной внизу, надеясь услышать, когда он придет. К полночи он еще не вернулся. В эту ночь туман был плотным и густым. Даже главной аллеи не было видно из окна, хотя обычно она выступала в темноте светлой полосой.

Я решила, что он не вернется ночью. Он просто не найдет дорогу. Я потушила все лампы в гостиной, кроме одной, которую я взяла с собой, чтобы подняться к себе, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

В коридоре было тихо. От настенных ламп по стенам плясали тени, таившие угрозу. Тишина делала их еще более страшными. Эта тишина жила своей отдельной жизнью, рожденная скрываемыми веками тайнами. Такая тишина может существовать только в старых одиноких домах в ночные часы.

В прихожей я задержалась, боясь подняться по лестнице. Она извивалась, как змея, длинная и черная, тоже окутанная молчанием. Я вспомнила первые минуты в Холле, любопытное личико Клариссы, с опаской подглядывавшей за мной сквозь решетку перил. В ту минуту я сама почти верила в привидения.

Я поставила ногу на первую ступеньку. В этот самый момент залаяли собаки, где-то совсем рядом с порогом. Они лаяли громко, с завыванием; мне стало еще более жутко. Казалось странным, что обычные собаки могут издавать такие звуки. В них было что-то человеческое.

Мне подумалось, что вернулся лорд Вульфберн. Я решила открыть дверь и выглянуть во двор, чтобы впустить Его Светлость, если это он. Твердым шагом я направилась к двери, хотя в душе меня сковывал страх, повернула ключ в замке и взялась за ручку. Медная ручка стала влажной от моих пальцев, но повернулась легко. Я распахнула дверь.

Кастор и Поллукс находились у ступенек крыльца. Они стояли ощетинившись, шерсть на шее вздыбилась, и издавали невообразимые звуки, из раскрытых пастей капала слюна.

Я побоялась выходить, в таком состоянии они могли наброситься и разорвать на куски. Но на меня они не обратили ни малейшего внимания. Их морды и глаза были устремлены вперед. Я сделала шаг в темноту.

– Кастор, Поллукс, сидеть смирно, – скомандовала я твердо.

К моему удивлению, лай тотчас прекратился, но они не повернулись, а все еще смотрели перед собой, издавая угрожающее рычание.

– Лорд Вульфберн, это Вы? – позвала я в темноту. Ответа не последовало, но где-то вблизи раздался хруст гравия, словно кто-то ступал по аллее. Кто бы там ни был, он находился достаточно близко, чтобы расслышать мой вопрос. Я подняла лампу, пытаясь рассмотреть, кто скрывался там, в тумане, потом спустилась с крыльца. Дойдя до подъездной аллеи, я остановилась. Послышалось невнятное бормотание. Затем наступила зловещая тишина. Моментом позже до меня долетел звук чьих-то удалявшихся тяжелых шагов, вскоре они затихли вдали. Этот кто-то ушел. Мне оставалось только гадать, не померещилось ли все это моему воспаленному воображению. Но даже если не доверять своему слуху, то нельзя было сомневаться в собаках. Их испугало реальное существо, не воображаемое. Они затихли, когда оно удалилось. Теперь, глядя на меня, они виляли хвостами и дружелюбно скалились.

Все же я боялась снова подойти к крыльцу, не было уверенности, что они пропустят меня так же легко, как выпустили.

В это время дверь открылась, появился Уилкинс с фонарем в руке. Выходя из дома, я совсем забыла, что ему поручено успокаивать собак. Он был одет, в пальто и башмаках. Я подумала, что он мог бы выйти раньше, если бы не потратил время на то, чтобы тепло одеться. Мне, правда, тоже не мешало бы об этом подумать – ночь стояла холодная и сырая.

Я не стала дожидаться, когда он меня заметит, и направилась к портику, смело прошла мимо собак, – они даже не зарычали, только проводили меня глазами. Уилкинс смотрел на меня с нескрываемым изумлением, словно видел перед собой призрак.

– Добрый вечер! – сказала я, словно это была обычная встреча. – Я подумала, что вернулся лорд Вульфберн, но, видимо, ошиблась.

Не будучи в состоянии ответить, управляющий продолжал сверлить меня взглядом. Внезапно схватил меня за плечо и втолкнул в дом. Заперев дверь, он спрятал ключ в карман.

– Лорд Вульфберн может вернуться, – попыталась протестовать я. – Кто-то должен впустить его. Где искать ключ тогда? Ему не понравится, если его заставят ждать у дверей собственного дома.

Вместо ответа Уилкинс сделал знак рукой, чтобы я шла наверх. Не осмелясь ослушаться, я пожелала доброй ночи и стала подниматься по лестнице.

На следующее утро я проснулась рано. Мне снились чудовища с острыми клыками, они выскакивали из темноты, чтобы напасть на меня. Когда я стояла одна в тумане, подобные страхи не приходили мне в голову, но, видимо, подсознательно я чувствовала, что опасность близка, а ночью переживания приобрели более четкие очертания. И вылились в кошмары.

Позавтракав, я с облегчением встала из-за стола. Кларисса, должно быть, уже была в учебной комнате.

Она могла начать волноваться, если я задержусь, и пойти на поиски. Стоило мне об этом подумать, как раздался стук в дверь.

– Войдите, – отозвалась я весело, в душе удивляясь раннему визиту.

В гостиную вошел лорд Вульфберн. На нем был тот же костюм, что и вечером, но теперь одежда была забрызгана грязью и сильно измята. Он был не брит, волосы свисали клочьями на лоб. По зеленым пятнам на рукавах я заключила, что он провел ночь на болотах. Особенно меня поразил затравленный взгляд его темных глаз, в них была боль и мольба об участии.

– Что с Вами? – спросила я, слишком испуганная его видом, чтобы помнить о том, как глубоко он меня обидел накануне.

– Я хочу задать Вам один очень личный вопрос, – ответил он мягко. – Вы меня очень вините за вчерашнее? Я совсем низко пал в Ваших глазах?

Я не сразу ответила. Он был не в таком состоянии, чтобы сводить счеты. Но, с другой стороны, его настроения так часто менялись. Меня уже трудно было обмануть смиренным тоном. Тем не менее мое решение установить с ним мирные отношения было твердым. Я поставила посуду от завтрака обратно на поднос, тарелку на тарелку, чтобы выиграть время.

Отведя глаза в сторону, я сказала:

– Это я должна просить извинения, милорд. Я не имела права Вас осуждать.

– Тем не менее Вы это сделали, – тихо пробормотал он.

– Чепуха.

– И обвинили меня в тысяче грехов.

– Виновата.

– Можете Вы простить меня?

– Что Вы, милорд. Я уже все забыла.

Я заново сложила салфетку от завтрака, тщательно стараясь придать ей те складки, которые были первоначально. Лорд Вульфберн все еще стоял у двери, не проходя в комнату и не удаляясь.

– Мне безгранично стыдно за то, что я наговорил Вам вчера.

– Это» мне должно быть стыдно, я забыла, кто я и на что имею право, а на что не имею.

– Я вел себя как ребенок, который порезался и упрекает нож за то, что течет кровь.

– Вы зря вините себя.

Кончив складывать салфетку, я оглядела гостиную, чтобы занять свое внимание чем-нибудь другим. Это избавило бы меня от необходимости смотреть ему в глаза. Но Мэри уже выполнила свои обязанности с такой тщательностью, которая заслуживала наивысшей похвалы.

Он неловко кашлянул.

– В вазе некоторые розы уже начали увядать. Можете их вынуть. И если соблаговолите посмотреть в мою сторону, то увидите, что бахрома на ковре криво лежит.

– Надеюсь, миссис Пендавс заменит цветы, – пришлось заставить себя посмотреть на него. – Мне пора начать занятия с Клариссой.

Он облокотился рукой о косяк двери, загораживая проход.

– Я предупредил Клариссу, что немного задержу Вас.

– Но, как я поняла, разговор окончен.

– Вы еще не простили меня. Я нервно сглотнула.

– Вы были очень несправедливы ко мне вчера. Он кивнул, согласившись.

– И говорили со мной жестоко.

– Вы этого не заслуживали. Виноват.

– И это все, что Вы можете сказать? Никаких объяснений не будет?

Он помрачнел.

– Не думаю, что объяснения извинят мое поведение.

– Видимо, у Вас были свои причины.

– Вы хотите, чтобы я открыл их Вам?

– Хотела бы.

У меня появились слезы на глазах. Как я могла по-прежнему дружелюбно к нему относиться, если он в любую минуту был готов сорвать на мне настроение и обидеть?! Мне даже не была известна причина этих внезапных превращений.

Лорд Вульфберн почувствовал, как мне горько на душе. Он распрямил плечи и подошел ко мне, взял мою руку и крепко сжал. Меня бросило в дрожь от его прикосновения.

– Вы не понимаете, как глубоко Вы ранили меня, – произнес он.

– Я?

– Именно Вы. Вы думаете, что от меня укрылось, как Вы мною разочарованы? Или Ваше презрение, потому что Вы убедились, что соседи были правы, осуждая меня за плохое отношение к людям?

– Но это…

Он поднял палец и не дал мне договорить.

– Я привык к их неприязни, настолько привык, что меня не трогают их проклятия и оскорбления. Но Ваше отношение мне не безразлично. Вы единственный человек, который помнит меня таким, каким я был раньше. Я даже сам забыл, каким я был, а Вы не забыли. И, несмотря на все мои насмешки и нападки, мне приятно сознавать, что есть живая душа, которая меня не проклинает.

– К чему Вы это выдумываете? Кларисса Вас обожает.

– Кларисса ребенок и моя дочь. У нее нет другого выбора. У нее больше никого нет, кроме меня.

В том, что он говорил, была доля правды. И хотя он избежал объяснения своего поступка, он еще раз подтвердил, что я нужна в доме и необходима лично ему, каковы бы ни были его настроения. Было бы жестоко не принять это во внимание и отказать в прощении, которого он так ждал.

– Не могу сказать, что до конца поняла, что Вы сказали, но я прощаю Вас. Каждый из нас может иногда поддаться настроению.

Уголки его губ задрожали.

– Даже Вы? Никогда не поверю, что Вы можете потерять самообладание.

Я отдернула руку, которую он продолжал держать в своей. С этим человеком невозможно было ладить. Не успел он добиться прощения, как тут же изменил тон и снова надел маску. Он был скользким и неуловимым, как туман, который полз и извивался за окнами его дома.

– Не могли бы Вы, по крайней мере, объяснить, почему отказали в ночлеге тем джентльменам? Этим Вы рассеете сомнения и вернете мое прежнее расположение к Вам.

Он отрицательно покачал головой.

–Этого я не могу сказать. Поверьте, у меня была очень веская причина, но открыть ее я не могу. И если Вы питаете какое-то доверие ко мне и моему здравому смыслу, то должны поверить, что это была очень разумная причина, я сделал, то, что было для их же пользы.

С этими словами он повернулся, чтобы уйти, и я поняла, что придется довольствоваться этим объяснением, которое таковым не являлось. Я только укрепилась в подозрении, что от меня скрывается какая-то неприятная тайна. Это не давало полной уверенности, что его побуждения по отношению к двум путникам были действительно разумны и дружелюбны. Но тот факт, что причина была, и весьма серьезная причина, следовало признать.

И причина эта никому не известна, за исключением разве только Уилкинса.

Эта мысль напомнила о другом.

– Подождите, милорд, – остановила я его. – Я должна Вам еще что-то сказать.