Текст книги "Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы"

Становилось все более очевидным, что дальнейшее плавание по Огове было невозможно, прежде всего из-за ее постоянного отклонения на юг, а также из-за непреодолимых препятствий, с которыми столкнулся доктор Балле у водопада Пубара.

Я отправился в разведку, как всегда, с преданным мне Дени. Я познакомился с ним, когда тот еще был ребенком, в 1872 г. на реках Габона; он был один из первых павинов, выучивших французский.

Здесь, среди людей других рас, он говорил на языке, который никто не понимал; поэтому мне пришлось взять еще одного переводчика[683]683
  Ср.: Пис. VIII.


[Закрыть]. Это был Дамба, кама[684]684
  Кама (нкоми) – этнос, принадлежащий к группе мпонгве; в эпоху Пьера де Бразза обитал на берегах реки Анимба, на Атлантическом побережье от лагуны Фернан-Ваш до устья Рембое, а также в низовьях Огове. Главными селениями кама на Огове были Ндонго, Нгомби, Овири и Эвенга. По численности кама превосходили орунгу. Они издавна имели контакты с европейцами. См.: Savorgnan de Brazza P. Voyages d’exploration… P. 533.


[Закрыть] из Фернан-Ваша, пункта на Атлантическом побережье, куда сгоняли толпы невольников с Огове, чтобы продать их работорговцам.

Кама говорят на мпонгве, но благодаря постоянному общению с рабами из различных племен внутренних областей они могли немного изъясняться на их языках.

Я отплыл 11 августа. Гребцы, составлявшие мою команду, уже приобрели опыт управления пирогой и ни разу не позволили ей перевернуться.

Спустившись по извилистой и спокойной Огове, мы вошли в воды Пассы. У этой реки, зажатой между высокими берегами и текущей по ровному песчаному руслу, глубина неизменна – два с половиной метра.

И вот я снова вернулся к своему прежнему занятию: обхожу деревни, живу вместе с туземцами и пытаюсь, устанавливая добрые отношения с ними, разрушить легенду, которая изображала нас сказочными персонажами, вышедшими из Обо и питающимися мясом рабов.

По этой же легенде мы были естественными посредниками между черной расой и фантастическими народами, живущими в глубине вод, которые поставляют нам соль и товары.

Эти славные люди быстро поняли, что мы не каннибалы, но было довольно трудно внушить им, что эти товары – по их мнению, волшебного происхождения – производила наша промышленность; когда же я им говорил, что у белых есть страна, где всего вдоволь, они не могли уяснить, почему тогда мы ее покинули[685]685
  У туземцев бытовали самые разнообразные представления о белых и о тех землях, откуда они пришли. Так, оканда говорили Маршу: «По словам иненга, страна белых находится очень далеко, чрезвычайно далеко, в том месте, где небо и земля сходятся своими концами. По их словам, есть и другие белые, более могущественные, чем ты, у которых только по одной руке, по одной ноге и по одному глазу» (Marche A. Op. cit. P. 338–339).


[Закрыть].

Итак, наше прибытие очень интриговало их.

Ночью мы разбили лагерь на песчаной отмели, недалеко от места впадения Пассы в Огове, рядом с тропой, проложенной слонами. На следующий день, заметив на левом берегу деревню, раскинувшуюся на холме, я направился туда, чтобы попросить на время приютить нас, так как хотел изучить окрестности и получить какую-нибудь информацию от ее жителей.

Это была деревня Понго, которую населяли ондумбо. Кажется, фетиши благоволили мне, поскольку нас приняли с большим гостеприимством. Раньше деревня располагалась севернее, но перед нашествием умбете ее обитатели посчитали разумным переселиться на другой берег Пассы, хотя их плантации остались на прежнем месте. У ондумбо не было почти никаких связей с адума, поэтому они не могли представить себе, что мы приплыли по Огове. «Вы что – белые, вышедшие из Обо (море или побережье Маюмбы)?» – часто спрашивали они нас: свидетельство того, что оттуда, правда редко, до них все же доходили европейские товары.

Вождь Понго дал мне ценные сведения о стране, и теперь я мог продвигаться по ней не вслепую.

Я сделал ему относительно дорогой подарок, чтобы слава о нашей щедрости опередила нас и стала залогом хорошего приема.

13 августа, перед тем как попрощаться, мой новый друг попросил меня остановиться по пути в деревне его родственника Нгими, который был уже предупрежден о нашем путешествии.

Когда я прибыл туда после полудня, то увидел сотню или даже полторы сотни человек, ожидавших меня на отлогом берегу. Наш облик чрезвычайно удивил их, но мое удивление было не меньшим при виде великолепного моста из лиан, переброшенного от одного берега Пассы на другой.

Откуда же они узнали эту систему висячей конструкции, отвечающую всем инженерным законам? Здесь есть все: и устои на каждом берегу, и промежуточные опоры, и подвески – словом, все, что надо, и высокой прочности. Мост слегка прогибается под тяжестью нескольких человек, стоящих посередине; между двумя береговыми опорами я насчитал девяносто два шага. Настил, висящий над водой на высоте пяти метров, состоит из переплетенных лиан, положенных на толстые балки; его держат лианы той же породы, выполняющие роль цепей. Распорки, зафиксированные на каждом берегу, не дают мосту раскачиваться.

Это было коллективным творением жителей деревень, расположенных на высоком плато. Все они признавали своим вождем Нгими. Я встретил там одного молодого и влиятельного умбете, пришедшего сюда, чтобы взять в жены дочь Нгими; туземцы оказывали ему те же почести, которыми обычно удостаивали вождей собственного племени. Кстати, если вождь обамба громко выражал свою радость, принимая мой подарок, то вождь ондумбо скрывал свое удовлетворение под маской безразличия.

Слишком слабые, чтобы сопротивляться своим воинственным соседям и друзьям, ондумбо надеются предотвращать военные столкновения, выдавая за них своих дочерей.

Нельзя сказать, что они враждуют между собой, совсем наоборот. Но благодаря родственным связям чужаки начали чувствовать себя весьма свободно; и их становилось чересчур много: по численности они уже сравнялись с ондумбо.

Трудолюбивое население, сконцентрированное на высоком плато (сто тридцать метров над уровнем реки), преобразило всю страну; повсюду были разбиты обширные плантации, а многочисленные стада коз и овец паслись на лугах с нежной травой, которую периодически подпаливали.

Эта возвышенность со здоровым климатом, лежащая посреди земель, возделанных руками туземцев с мягким и миролюбивым нравом, должна была стать, по моему мнению, главным объектом нашей будущей разведки.

Отсюда открывались бескрайние дали. В ясную погоду за темными лесами страны умбете проступали очертания ближайших горных вершин страны батеке. На западе и на юге можно было увидеть такие же плато, на фоне которых вырисовывались силуэты рощ. Ниже холмы, овраги и леса чередовались с лугами. То там, то здесь среди зеленеющих просторов располагались группы селений.

Если не считать пальм и банановых деревьев, то ландшафт этой страны очень напоминал некоторые ландшафты в Европе.

Мой визит интриговал местных жителей. Они спрашивали, какова цель моего приезда; они не верили, что у меня действительно было намерение дойти до батеке. По их словам, в той стране, с которой я хотел познакомиться, меня ожидали удивительные вещи: ее жители говорили на странном непонятном языке; земля, раскаленная днем, ночью становилась ледяной; там было много соли, европейских тканей и прочих вещей. Мне самому было любопытно узнать, есть ли правда в этих рассказах, и мое желание достичь владений батеке все более усиливалось.

Два дня, 14 и 15 августа, мы поднимались вверх по Пассе, которая слева вбирает на своем пути небольшой приток шириной в двадцать метров и с медленным течением. Мы проплыли мимо двух мостов из лиан, подобных мосту Нгими, и остановились у деревни Оленде, вождя бангве.

Хотя Оленде был тестем Леумбо, самого влиятельного среди вождей умбете, он предусмотрительно переселился на берега Пассы.

Мост, соединяющий его деревню с левым берегом, на некоторое время обеспечит ее жителям покой, которым умбете пока позволяют им пользоваться, поскольку благодаря такому средству сообщения они могут свободно совершать набеги на южные территории; но людям Оленде всегда грозит опасность, ибо в случае неудачного рейда умбете их селение может стать жертвой жадности соседей, возвращающихся домой с пустыми руками.

Из деревни можно услышать шум водопада на Пассе, находящегося в трех или четырех километрах отсюда[686]686
  Этот водопад де Бразза назвал «водопадом Монтеньяка» в честь своего покровителя, министра военно-морского флота и колоний (Отч.-1. Гл. III).


[Закрыть].

По моим сведениям, должна была существовать тропа между деревнями Оленде, Ниаманачуэ и страной батеке.

Я приложил немалые усилия, чтобы получить право пройти по ней. Умбете, знавшие этот путь, отказывались брать нас с собой. Мне удалось заполучить двоих умбете в проводники только благодаря вмешательству Оленде: как будущий шурин одного из них, он использовал свое влияние, чтобы уговорить их сопровождать меня.

Вечером на стоянке проводники не захотели спать рядом с нами. Они чего-то боялись и разожгли костер так далеко, что я даже заподозрил их в желании бросить нас одних посреди леса. На следующий день мы продолжили путь на северо-восток через лес, перемежавшийся полянами и болотами. Днем мы дошли до деревень умбете, главный вождь которых, Ниаманачуэ, принял нас с радушием, предложив угощение и подарив барана.

Судя по такому сердечную приему, молва о нашей щедрости опережала нас; более того, переходя из уст в уста, она ее значительно приумножила, что прочитывалось на лице Ниаманачуэ, явно недовольного, несмотря на весьма ценный подарок, полученный от нас.

Не желая в дальнейшем связывать себя обязанностью делать подарки, которые больше походили на дань, я забрал все, что отдал, вернул барана и ушел из деревни.

Днем 18 августа я покинул деревню Думбы, где, по пути на восток, остановился на ночлег. Совсем близко от нас виднелись отроги песчаных гор страны батеке с их особым рельефом, за которыми угадывались бескрайние пространства. В деревнях все разговоры вертелись вокруг батеке; я понимал, что жителей пугала неопределенность, связанная с неизвестностью, и что никто не отважится вступить на их территорию. Только пообещав «разорительный» подарок, я смог найти двух проводников.

Парижское географическое общество подарило мне шкатулку, полную фальшивых драгоценностей, из запасников Императорского театра Тюильри[687]687
  Тюильри – дворец в Париже, располагавшийся на правом берегу Сены между Лувром и площадью Согласия; строительство его началось в 1564 г. на месте бывшей черепичной мастерской (отсюда и его название: tuile – «черепица»). Он являлся резиденцией многих французских королей и императоров – Людовика XIV (в 1664–1667 гг.), Людовика XV (в 17151722 гг.), Людовика XVI (в 1789–1792 гг.), Наполеона I (в 1800–1814 и 1815 гг.), Людовика XVIII (в 1814 и 1815–1824 гг.), Карла Х (в 18241830 гг.), Луи-Филиппа I (в 1831–1848 гг.) и Наполеона III (в 1849–1870 гг); в 1793–1795 гг. в нем размещались Национальный Конвент и правительственные комитеты, а в 1795–1799 гг. – Совет старейшин. 24 мая 1871 г. дворец был сожжен парижскими коммунарами; его остатки окончательно уничтожили в 1882 г.
  Императорский (и Королевский) театр Тюильри – театр, открытый 10 января 1808 г. по приказу Наполеона I как личный театр французских монархов и просуществовавший до падения Второй империи 4 сентября 1870 г. Специально для него в знаменитом Павильоне машин был устроен Зрительный зал. Театр стал наследником Королевского театра Тюильри, функционировавшего с 1662 г. до Французской революции и считавшегося одним из лучших театров Европы во второй половине XVII – конце XVIII в. См.: Donet A. Architectonographie des théatres de Paris. Paris, 1821; Wild N. Dictionnaire des théatres parisiens au XIXe siècle: les théatres et la musique. Paris, 1989.


[Закрыть]. Они прекрасно имитировали бриллианты и другие драгоценные камни и, по всей вероятности, украшали благородных героев трагедий. После моего отъезда с побережья я безуспешно пытался заинтересовать ими туземцев. Здесь на них смотрели с еще большим пренебрежением.

Зато я заметил, что взоры моих новых знакомых не отрывались от небольших колечек из голубого стекла, нгонголо на их языке. Известные в этих регионах с давних времен, но чрезвычайно редкие, они высоко ценились у них[688]688
  О популярности среди туземцев то голубого обработанного жемчуга, то мелкого белого см.: Les Cahiers… Р. 211, 217–219.


[Закрыть]. Ящик с этими безделушками, хранившийся в штаб-квартире, стоил не менее пятисот рабов; такое количество невольников трудно приобрести за что-нибудь иное.

Подарок, цену которого я так давно пытался определить и чья «дороговизна» меня пугала, на самом деле состоял из двух конголезских бус, стоивших в Европе десять сантимов, здесь же на них можно было купить одного раба.

Признаюсь, что в конце концов я и сам стал находить великолепным этот скромный голубой бисер, предмет вожделения каждой женщины в этих местах, где пояс из нгонголо играет ту же роль, что и наши бриллиантовые украшения. Я уже переставал делать различие между бисером и бриллиантом чистой воды. А на самом деле, существовало ли оно, это различие? В Европе ценность драгоценного камня объясняется только его редкостью, а у ондумбо конголезское стекло тоже было редким! Бриллиант или голубой бисер, не слишком ли часто они становятся товаром, оплаченным человеческой плотью?

Благодаря нашей невиданной щедрости, которую жители этого региона не могли и представить себе, я смог проникнуть на территорию, на которую прежде никто не осмеливался вступать. В этой новой стране один из лапто, Метуфа, показал мне многочисленные виды растений, известные ему по Сенегалу.

Сама же земля батеке очень не похожа на другие. Оставшаяся позади нас глинистая и твердая почва страны ондумбо плохо впитывает влагу, поэтому ручьи текут повсюду – и в каждой долине, и по дну самого маленького оврага.

Здесь же на огромной холмистой территории с песчаной почвой уходящая сквозь песок вода стекает в подпочву и оставляет сухим дно оврагов. Только где-то далеко отсюда и в очень глубоких долинах можно встретить реки. У них широкое русло, даже у самих истоков; их вода прозрачна, и ее масса довольно быстро увеличивается, получая дополнительную дань от водоносного горизонта.

Страна батеке с большими пологими склонами являет собой грандиозную картину. Ее песчаное основание проступает только у берегов рек, зажатых между узкими лощинами. Огромных лесов уже не видно, как и буйной зелени, свойственной более плодородным землям.

Лесная растительность, доходящая до берегов рек, исчезает там, где корни не дотягиваются до подземных вод. Иногда на плато вырисовываются силуэты пальм или купы деревьев, но их присутствие можно объяснить долгим пребыванием человека: предохраняя свое жилище от горящих каждый год прерий, он не выкорчевывал леса рядом с деревней. С течением времени и под давлением событий человек ушел отсюда, и только лес напоминает о том, что он когда-то жил здесь.

По мере того как мы продвигались вперед, земля поднималась все выше и выше, и ее рельеф обретал четкие черты.

Позади же нас – с северо-запада на юго-восток – тянется сплошной океан темной зелени, над которым колышется влажный покров легкого тумана; холмы в окрестностях Пубары мало-помалу теряются в неясных далях. После тяжелого перехода, который усугубляет нестерпимая жажда, к двум часам дня мы подходим к небольшой деревушке с бедными, плохо построенными хижинами и абсолютно безлюдной.

Жители покинули ее при нашем появлении. Не дождавшись возвращения беглецов, мои проводники требуют оплаты и сразу же исчезают: настолько велик их страх перед батеке.

Неужели мы действительно у народа, о котором нам так много рассказывали? Неужели это те самые батеке? Люди, сбежавшие из своей деревни, неужели они принадлежали к этой расе? Мы не хотели этому верить, несмотря на уверения проводников.

Дамба считал, что эта земля из раскаленного песка и лишенная леса наверняка принадлежала батеке, но в деревне могли жить только их рабы; в определенной степени он был прав, ибо ее жителями оказались баканике.

Обосновавшиеся на территории между умбете и батеке, они служат посредниками для этих двух народов. Покорные первым и наполовину рабы вторых, они презираемы и теми и другими. Это посредничество приносило бы им выгоду, если бы, находясь между молотом и наковальней, они не подвергались грабежу со стороны своих торговых партнеров.

Обамба они продают ткани и соль, полученные от батеке, – продукты, приходящие непосредственно с побережья; батеке они поставляют рабов, мясо кабана[689]689
  Речь идет, по всей видимости, о гигантском лесном вепре (Hylochoerus meinertzhageni), самом крупном представителе семейства свиней. Иногда достигает 2 м в длину и 1,1 м в высоту; вес – до 273 кг. Отличается густой черной шерстью; клыки его гораздо меньше, чем у бородавочника, но больше, чем у саванного вепря. Обитает в лесах Западной и Экваториальной Африки уже несколько тысячелетий; живет большими стаями (до 20 особей); ведет ночной образ жизни.


[Закрыть], собак[690]690
  Речь идет о басенджи (конголезская собака буша, конголезский терьер), древнейшей центральноафриканской породе собак (ок. 5 тыс. лет) небольшого размера (вес – 11 кг, высота – 41 см); басенджи имеют короткую шерсть черного или рыжего цвета с белыми пятнами, туго закрученный хвост и короткие остроконечные уши; они не умеют лаять – только издают, когда сильно волнуются, воющие звуки. Прекрасные охотничьи собаки, басенджи также часто использовались туземцами в пищу (фаны считали их мясо очень похожим на человеческое и налагали на него соответствующие табу – его запрещалось есть женщинам; мужчина же, если он питался им, не мог вступать в сексуальные отношения).


[Закрыть], железо и красное дерево, приобретенные у обамба. Первые живут в лесных областях; вторые – на открытых пространствах. Хотя эти народы с различными нравами и обычаями хотят торговать между собой, они все равно остаются врагами, и границы их владений четко очерчены.

Когда паника улеглась, Нджабики, вождь деревни, пришел ко мне. Я подарил ему несколько вещей, и ночь мы провели у него. На следующий день вновь встал вопрос о проводниках; волей-неволей нам пришлось задержаться еще на один день, пока вождь сам не согласился сопровождать нас. Наконец Нджабики с половиной своих подданных – пятью мужчинами – приводит меня с большой торжественностью в деревню батеке. Оказывается, он заставил нас ждать, чтобы предупредить тех о нашем приходе.

На этой холмистой местности, на высоких плато, солнце было бы просто нестерпимым, если бы не ветер, приносивший некоторую свежесть. Но эта свежесть не спасает ноги от раскаленного песка, по которому мы идем. У подножия холмов солнце палит нещадно; только в тени редких рощ, разбросанных то здесь, то там по холмам, дышится легче.

К четырем или пяти часам утра на высоких плато мы оказываемся словно в другой климатической зоне. Уже требуются шерстяные одеяла. Несколько часов спустя температура поднимается на 12° или 15°С. Такие перепады заставляют нас идти быстрее.

После долгого перехода впереди показываются пальмовые рощицы: наконец-то мы приближаемся к селениям.

Мы пересекаем поля, засаженные маниокой. Эти довольно богатые плантации доказывают, что совсем иное, чем в долине Огове, отношение к труду способно превратить скудную почву в плодородную.

По прибытии мы наслаждаемся прохладой под сенью пальмовых деревьев, среди которых рассыпаны хижины; деревня похожа на оазис: вокруг растут табак, сахарный тростник, щавель и небольшое число банановых деревьев, которые выживают на этой сухой земле только благодаря заботе человека.

О моем приходе здесь уже давно знали; тем не менее вождь Нджайоле не отказал себе в удовольствии заставить меня ждать. Решив, что пауза достаточна, чтобы вызвать уважение к его персоне, он появился в окружении вождей окрестных земель, своих родных и друзей, чье присутствие подчеркивало его высокий статус.

Ради этой церемонии Нджайоле извлек из каких-то тайников головной убор, предназначавшийся для торжественных случаев, что-то вроде парика из растительных волокон, напоминавший шлем; какие-то штуковины на его верхней части, если смотреть на них издали, напоминали рога. Таков отличительный знак нганче, «вождя земли», под началом которого находились все деревни этого района.

Важные персоны и гости позаботились о своих туалетах и прическах, причудливо их украсив.

Женщины держались отдельной группой, в сторонке. Одни принесли с собой нежный табак, полученный с востока от нджаби, и листовой табак, привезенный с юга от ашикуйя; другие – молочных поросят из долины Нкони, хлеб из маниоки, арахис, сезам[691]691
  Сезам (Sesamum indicum) – однолетнее цветущее растение от 50 до 100 см высотой, распространенное в Южной Азии и Тропической Африке (родина – Индия); его зерна, извлеченные из стручков, туземцы использовали в основном для изготовления масла.


[Закрыть] и даже просо, которое я видел впервые.

Разделение по половому признаку – яркая черта нравов батеке – поразило меня столь же сильно, как и почти полное отсутствие украшений у женщин; украшения здесь являются исключительно привилегией сильного пола.

Все, казалось, были потрясены моим появлением. Меня же поражало различие между их расой и теми народами, которые мы уже посетили. Я наблюдал за ними спокойно и незаметно, ибо любой жест или слишком заинтересованный взгляд мог бы напугать всех. Дети прятались за своими матерями, да и мужчины держались на почтительном расстоянии, словно опасались, что в какой-то момент я неожиданно прыгну на них.

Они были вооружены ножами, широкими лезвиями характерной для батеке формы, ассагаями и луками с бамбуковыми стрелами, отравленными соком молочая, который заменяет здесь оней[692]692
  Онаж. См. сн. 395.


[Закрыть], используемый павинами. Очень короткая набедренная повязка, окрашенная в черный цвет, несколько удлиненная за счет бахромы, охватывала бедра и завязывалась спереди. С пояса, сплетенного из кишок и покрытого ракушками и медными пластинками, свешивался спереди кусок ткани, который компенсировал весьма скромные размеры набедренной повязки.

Мало-помалу собравшиеся свыклись с моим присутствием. Нджайоле положил к моим ногам пакетик соли, бусы, несколько саженей дешевой ткани. Дав мне время вдоволь полюбоваться подарками, он с торжественным видом обратился ко мне со следующими словами:

«Страны, которые ты прошел, бедные; в них ничего нет. Их дары состоят из маниоки, бананов, кукурузы, кур, баранов и рабов. Мы же, батеке, превосходим этих дикарей и счастливы подарить тебе вещи, пришедшие из твоей страны».

Надо признаться, что в данный момент кукуруза и маниока устроили бы меня намного больше; но батеке были озабочены прежде всего тем, чтобы поддержать свою репутацию, а не тем, чтобы накормить нас. Эти расчетливые хозяева знали, что обычно люди более щедры к богатым, и вождям, которых представил нам Нджайоле, не пришлось жаловаться на мои подношения. Судя по тому удовлетворению, которое я уловил в их глазах, хотя они и тщательно скрывали его, я понял, что, не желая того, перестарался с подарками.

У многих посетителей имелись в изобилии продукты, но напрасно мы просили продать их нам. Они обменивались ими между собой, а нас отсылали к вождю, ибо в противном случае они составили бы конкуренцию самому нга-нче. Мои люди очень хотели есть, и такие маневры не доставляли им никакого удовольствия. Только глубокой ночью Нджайоле принес нам еду.

Впоследствии я не раз проклинал этот обычай батеке, особенно когда мы приходили в какую-нибудь деревню утром и, умирая с голоду, были вынуждены ждать вечернего угощения.

Но у батеке есть пословица: «У голодного желудка – щедрая рука». Они поступают, следуя ей; поэтому я с ужасом думал о многочисленных нга-нче и о чрезмерных претензиях, которые мне придется удовлетворять в дальнейшем.

Что касается нашего хозяина, то он был в восторге от мысли, что наше пребывание прославит его имя в самых отдаленных уголках страны батеке.

Я же был очень раз знакомству с его людьми, которые имели опыт долгих походов, которые обошли свою страну от края и до края и которые рассказывали о путешествиях длиной в две недели пути. Они очень отличались от ондумбо, которые никогда не рискуют выходить за пределы своего горизонта и для которых земля в двух днях пути от них является Ultima Thule[693]693
  Дальняя (Последняя) Фула (Туле) – легендарный остров к северу от Британии, впервые упомянутый древнегреческим путешественником Пифеем (конец IV в. до н. э.). В Средние века авторы, писавшие о нем, обычно имели в виду Исландию, Оркнейские или Шетландские острова, на исходе Средневековья – также и Гренландию. Впоследствии название «Дальняя Фула» метафоризировалось и стало обозначать не только некий «далекий северный остров», но и любую землю на краю обитаемого мира, «последнюю землю».


[Закрыть] известного им мира.

Типичные признаки батеке – очень темный цвет кожи, тонкая кость и чрезвычайная худоба. Тем не менее они мускулистые и крепкие. Батеке с легкостью переносят продолжительные переходы по раскаленному песку; сидя на земле или стоя, они не ищут тени и не испытывают никакого неудобства под беспощадными лучами палящего солнца. В них угадываются люди, привыкшие к тяготам и лишениям дальних путешествий.

Как только я перестал привлекать всеобщее внимание, то начал ходить повсюду, наблюдая за всем и задавая вопросы с помощью взглядов и жестов. Туземцы удовлетворяли мое любопытство тем же самым способом: так они знакомили меня со своими обычаями и нравами.

Я делал вид, что меня очень интересует просо; не желая давать объяснений, мои новые друзья вместо этого рассказали мне, что оно произрастает в большом количестве за рекой Нкони, в одном дне пути на восток.

Я заметил, что в стране батеке, когда хочешь о чем-то узнать, не надо задавать вопросов; если хочешь есть, надо скрывать свой голод; если они сообщают вам о всяких пустяках, значит, тщательно скрывают то, что может вас заинтересовать; от них легче узнать о стране, расположенной на расстоянии восьми дней пути, чем о географии и ресурсах ближайшего района.

Я изучал батеке особенно тщательно, поскольку намеревался в дальнейшем какое-то время прожить среди них.

Они отличаются от других рас столь же резко, как отличаются друг от друга их страны.

Аккуратные хижины батеке были особого типа. Впервые я увидел здесь соломенные крыши, а для стен они использовали плиты из пальмовых листьев, спрессованных между бамбуковыми рейками; у их лесных соседей для этой цели применялась кора.

Батеке не строят деревни по прямоугольному плану, как это делается в целях обороны в долине Огове. Жилища разбросаны в беспорядке; преградой в случае враждебных нападений соседей здесь служат глубокий овраг или река. Для защиты плантаций и деревни используются естественные препятствия.

Отсюда их большая зависимость от вождя; отсюда сплоченность жителей одной и той же нче (земли), что вполне понятно: множество противоположных интересов, коммерческие монополии, соперничество за пальмовые плантации порождают конфликты и столкновения между различными группами населения; чем острее вражда, тем глубже изоляция каждого района, тем труднее пересечь разделяющую их реку.

Так что соседи Нджайоле хотя и редко воюют между собой, но никогда не посещают батеке, населяющих правый берег Нкони.

Батеке приобретают товары у балали[694]694
  Балали – этнос, населяющий часть левого берега Ниари и долину Верхней Лали (возможно, его историческая родина); отдельные группы балали обитают на правом берегу Конго и в устье Фулакари.


[Закрыть], живущих на юго-западе, в обмен на рабов, которых они получают и от умбете, и от обамба, и от мбоко[695]695
  Мбоко – этнос группы бубанги.


[Закрыть], обитающих на севере. Они объединяются в группы, формируют караваны из трехсот или четырехсот человек и за двенадцать дней доходят до земли балали. Остановившись на постой у своих друзей, они в течение нескольких месяцев ждут соль и редкие ткани, которые получат в обмен на рабов.

Каждая группа организуется и действует самостоятельно, и если два каравана из враждующих районов вступают в коммерческие отношения, общая выгода сразу же примиряет их.

Я с сожалением узнал, что главные пути, проложенные ими, тянутся с севера на юг, в то время как я направлялся на восток и проходил по районам, воюющим между собой.

Я понимал также, что мне придется иметь дело с вождями, не столь влиятельными, чтобы оказать нам помощь в длительных экспедициях, но зато достаточно полновластными в границах своих крошечных владений, чтобы запретить своим людям наниматься к нам для переноски грузов.

Меня волновала в первую очередь проблема закупки продовольствия у туземцев. Я столкнулся с ней на рынке, который регулярно устраивался в последний день каждой недели (у батеке неделя состоит из пяти дней). На этот рынок приходили даже из других районов, но стоило мне там появиться, как все куда-то исчезали. Батеке не хотели посвящать нас в свои дела, и Нджайоле делал все, чтобы мы не узнали реальной цены того, что он перепродавал мне в пять раз дороже.

На Огове проблема продовольствия никогда меня не беспокоила; но у батеке я неизбежно оказывался во власти нга-нче и предвидел, что наши будущие походы будут зависеть не столько от доброй воли жителей, сколько от приказа, исходящего от влиятельного вождя.

Меня также интересовало, как они обрабатывают землю.

На берегах Огове система земледелия была одной из простейших. В начале каждого сухого сезона туземцы валят лес и поджигают его за несколько дней до первых дождей. Мелкие ветви, лианы, кусты сгорают полностью, и от всей этой растительности остаются только обуглившиеся стволы больших деревьев; участок, таким образом удобренный, отдается женщинам, которые сажают банановые деревья, маниоку и все, что составляет основу питания туземцев. Кроме кукурузы, которая вырастает первой, рано убирается и высевается заново, все другие культуры – многолетние и растут сами по себе. Они дают урожай в течение трех или четырех лет, и нет необходимости сеять повторно. Банановые деревья тоже не требуют новой посадки, а если дерево плодоносит только один год и погибает, у его корней поднимаются пять или шесть отростков, приносящих плоды в свой срок. Короче, все берется непосредственно с полей, и земля заменяет амбар; продуктов с лихвой хватает на целый год.

Но в стране батеке все иначе. Плантации требуют постоянного труда, и они не дают такой богатый урожай. Вооруженные железными мотыгами женщины разрыхляют землю и делают из нее горки, куда сажают маниоку. Эти горки, вытянутые по прямой линии, издалека напоминают наши борозды и придают цивилизованный вид полям, разбитым на склонах холмов или на вершинах плато.

Конечно, их почва по плодородию не сравнима с почвой лесных и глинистых районов, но нужда заставляет человека извлекать из нее довольно хороший доход: батеке выращивают маниоку, просо, иньям, сезам, табак, арахис и нджу (разновидность бобовых), по вкусу напоминающий нашу обыкновенную фасоль. Урожай собирают раз в год; просо хорошо просушивают, кладут в тростниковые корзины и бережно хранят. Маниоку вымачивают три дня, делят на части, прессуют и высушивают. Запасы иньяма держат в хижинах.

Одним словом, если земля не очень плодородная, жизненные потребности делают человека более трудолюбивым и более бережливым. Вот почему западные племена отличаются беспечностью, а здешние народы чрезвычайно деятельны.

Язык батеке мало отличается от языка обамба или ондумбо, но произношение столь необычное, что очень трудно заметить их сходство; отсюда, без сомнения, легенда, бытующая среди племен долины Огове[696]696
  См. гл. XVIII.


[Закрыть].

Приближался сезон первых дождей; нужно было думать о переводе штаб-квартиры к батеке, прежде чем продолжить исследование региона.

Покидая батеке, я поделился с ними своими планами, сказав, к их великой радости, что вернусь вместе с товарами; но я уже сам стал настоящим батеке и скрыл, в каком направлении собираюсь проводить разведку в их землях.

Я считал, что, побывав в стране батеке, с которой нам удалось в той или иной степени познакомиться, мы сможем затем продолжить поход на восток; но как переправить сюда наш багаж? У меня не было никаких иллюзий: никогда я не смог бы уговорить батеке пересечь пустынную территорию и леса, которые отделяют их от умбете. Но, может быть, когда мы окажемся у Нджабики на полпути от них, батеке решатся помочь нам?