Текст книги "Фантомас"

Но председателя, казалось, невозможно было разжалобить. Он снова пожал плечами:

– Конечно, его бы все равно поймали и, несомненно, казнили бы. Почему бы не взять на себя роль палача… Итак, вы признаете, что вы его убили?

Этьен Ромбер выпрямился и сверкнул глазами:

– Нет, не признаю!

Судья повернулся к присяжным:

– Господа, вопреки всем уликам подсудимый отрицает свою причастность к убийству Шарля Ромбера.

– Да, отрицаю! – громко подтвердил оскорбленный отец. – Я никогда не признаюсь в том, чего не совершал, чего никогда не смог бы совершить, даже если бы хотел! Я не убивал своего сына!

Судья стукнул кулаком по столу.

– Опять та же история! – воскликнул он. – Вы пытаетесь запутать следствие, Ромбер!

– Я никого не запутываю, ваша честь! Я говорю чистую правду!

Из зала послышались взволнованные выкрики. Присутствующие, затаив дыхание ловившие каждое слово обвиняемого, не могли больше сдерживать свои эмоции. Чтобы восстановить тишину, председателю пришлось позвонить в колокольчик, напоминая публике об уважении к суду.

– Я думаю, – заявил он, – господа присяжные сумеют отличить правду от вымысла. Пока я вынужден констатировать, что подсудимый не смог еще дать ни одного убедительного ответа на мои вопросы.

Он снова обратился к Ромберу:

– Можем ли мы хотя бы узнать, какие указания вы, как любящий отец, давали своему сыну? Как вы советовали ему поступить?

Подсудимый помолчал, стараясь взять себя в руки, и ответил уже более спокойно:

– Высокий суд, прошу вас понять, что я не мог заставить себя выдать сына полиции. Позор, который его ожидал, хуже смерти. Что я ему мог посоветовать? Только одно – исчезнуть навсегда.

– Так значит, – приподнялся со своего кресла судья, – вы толкали его на самоубийство?

– Да нет же! – воскликнул Этьен Ромбер. – Я хотел, чтобы он исчез, покинул эту страну и скрылся там, где никто бы его не знал.

Председатель многозначительно посмотрел на присяжных и сделал вид, что углубился в бумаги, давая время присутствующим как следует осознать последние слова обвиняемого. Некоторое время он молча перелистывал страницы дела, потом спросил, не поднимая головы:

– Так значит, смерть вашего сына явилась для вас неожиданностью?

– Нет, – глухо ответил Этьен Ромбер.

– Как вы расстались?

– В ту последнюю ночь мы, окончательно обессилев, заснули посреди поля в стогу сена. Когда на следующее утро я проснулся, Шарля рядом не было. Мой сын исчез… Больше я его не видел, ваша честь. Не знаю, что с ним стало.

Судья поднялся.

– Господа присяжные! – провозгласил он. – В утверждениях подсудимого имеются необъяснимые противоречия, и я берусь это доказать.

Он обвел зал грозным взглядом и продолжал:

– Обвиняемый утверждает, что ему ничего не известно о судьбе своего сына с тех пор, как они расстались. Как же он тогда объяснит, что вскоре явился к инспектору Жюву с целью выяснить, что стало с трупом Шарля Ромбера?! Почему он был так уверен, что тело, найденное в Дордонне, принадлежит именно его сыну?

Было видно, что председатель выложил свой главный козырь. Этьен Ромбер, конечно, это почувствовал. Он потер лоб, затем, словно внезапно потеряв доверие к членам суда, повернулся прямо к присяжным и заявил:

– Право, господа, это не допрос, а настоящая пытка! Поверьте, я выжат, как лимон, я просто не в состоянии больше отвечать на вопросы! Вам известно достаточно, чтобы судить меня – так судите же… Пусть суд решит, опозорил ли я свое честное имя! Пусть решит, нарушил ли долг отца! Мне нечего больше сказать…

И бедняга, вконец обессилев, рухнул на скамейку и закрыл лицо руками.

Председатель суда с видом охотника, который долго преследовал дичь и наконец поймал ее, проговорил:

– Итак, подсудимый отказывается отвечать на дальнейшие вопросы. Лично я считаю это еще одним доказательством его вины и прошу господ присяжных принять это к сведению при вынесении приговора.

Этьен Ромбер не шевелился. Присутствующие в зале сочувственно перешептывались. Судья повысил голос и громко выкрикнул:

– Переходим к допросу свидетелей!

Все считали, что наиболее интересные показания мог бы дать наш старый знакомый Бузотер – бродяга, выловивший в реке труп юноши. Однако на то он и бродяга, чтобы не сидеть подолгу на одном месте. Пока в убитом опознали Шарля Ромбера, да пока спохватились, что Бузотера надо вызвать в суд, его и след простыл.

Тем не менее свидетелей набралось довольно много. Это были крестьяне, видевшие издали отца и сына Ромберов во время их плутаний по полям, булочники, продававшие хлеб несчастному Этьену Ромберу, когда он изредка решался зайти в какую-нибудь деревню, смотрители шлюзов, видевшие плывущее по волнам тело юноши, но не сумевшие (а может, не пожелавшие) его выловить.

В их показаниях не было ничего существенно нового. Никто из них не мог ни опровергнуть слов обвиняемого, ни подтвердить их. Публика явно скучала и с нетерпением ждала объявления приговора.

– Поглядите-ка! – сказал толстяк, сидящий на последней скамейке, своему соседу. – Все уже начали зевать. Им бы поскорей упрятать беднягу в тюрьму. А ведь все еще может повернуться совсем по-другому, когда дело дойдет до свидетелей защиты! Заметьте, пока мы слышали одни только обвинения. Посмотрим, что скажут друзья мсье Ромбера. Уж им-то известна его безупречная репутация, уважение к закону…

– Не спешите, дружище, – возражал сосед. – По-моему, вы ошибаетесь. Мне достоверно известно, что Этьен Ромбер сам настаивал, чтобы не вызывали никаких свидетелей защиты.

– Какая неосторожность! – воскликнул толстяк.

– Напротив, друг мой, это великолепно! Какая гордость, какой смелый вызов! Этот человек выполнил свой долг и теперь не пытается разжалобить судей.

– Но ведь будет еще выступление адвоката!

– Будет-то будет… – отвечал осведомленный собеседник толстяка. – Но меня уверяли, что мэтр Дорой выступит лишь для проформы и передаст все на усмотрение суда. Говорят, клиент сам попросил его об этом.

– Боже праведный, но это просто безумие!

Тем временем председатель, подойдя к присяжным, спросил вполголоса:

– Господа, возможно, вам небезынтересно было бы выслушать инспектора Жюва? Хотя, впрочем, все его показания занесены в протоколы следствия, с которыми вы уже ознакомились. Так что я не настаиваю на его выступлении. Но я вижу в зале маленькую Терезу Овернуа, внучку покойной маркизы. Как вы знаете, именно благодаря ей стало известно, что подсудимый обвинял своего сына в убийстве. Мы не занесли девочку в список свидетелей, так как ее слова тоже зафиксированы в протоколе, да и не хотелось заставлять ее публично вспоминать подробности той страшной ночи. Но раз уж она все равно присутствует на суде, я могу, если вы только пожелаете, попросить ее повторить свои показания. Согласно процедуре я имею на это право.

Мнения присяжных разделились. Председатель кивнул и повернулся к залу.

– Мадемуазель Тереза Овернуа! – крикнул он. – Не будете ли вы любезны подойти к барьеру?

Девочка растерянно озиралась, не понимая, чего от нее хотят. Судья сделал знак секретарю, и тот подвел Терезу к месту для свидетелей, где лежала Библия. Она облокотилась на перила, испуганно глядя на председателя.

– Мадемуазель, – начал он, – я не буду спрашивать вас, знаете ли вы этого человека. Скажите, вы слышали разговор, состоявшийся между Этьеном Ромбером и его сыном Шарлем в замке Болье субботней ночью?

– Да, ваша честь, – пролепетала девочка.

– Господин Ромбер обвинял сына в убийстве маркизы де Лангрюн?

– Да…

– Не хотите ли вы, мадемуазель, что-либо добавить к сказанному вами ранее?

Тереза помолчала, потом решилась:

– Только одно, мсье. Господин Ромбер говорил с Шарлем с таким волнением, с такой болью, что сам был близок к обмороку. Он очень страдал!

Председатель, ожидавший от Терезы слез и суровых обвинений, понял, что ошибся. Девочка явно не хотела перекладывать на плечи несчастного отца груз вины за поступок его безумного сына. Судья почувствовал, что слова внучки убитой маркизы могут только вызвать еще большее сострадание к обвиняемому и быстро перебил:

– Спасибо, мадемуазель, достаточно.

И, пока Тереза шла на свое место, обратился к суду:

– Итак, свидетельские показания нами заслушаны.

Затем повернулся к залу и объявил:

– Слово предоставляется господину прокурору для произнесения обвинительной речи!

Прокурора слушали невнимательно. Речь его была скорее подборкой выдержек из уголовного кодекса, чем фактов. В промежутках между цитированием статей закона он приводил высказывания председателя суда, которых все сегодня уже наслушались. Под конец прокурор заявил, что отказавшись отвечать на вопросы суда, подсудимый лишь усугубил тяжесть содеянного, и подкрепил свою мысль солидной выдержкой из кодекса.

В конце концов он предъявил Этьену Ромберу обвинение в том, что, подменив собою правосудие, подсудимый скрыл от властей имя преступника, помог ему бежать и затем убил.

Итак, речь прокурора при чрезвычайной ее многословности не содержала ничего нового.

Затем слово взял адвокат.

– Господа! – начал он. – Вы слышали допрос моего подзащитного. Всем вам известно, в чем его обвиняют. Теперь присяжным предстоит определить степень вины. К сожалению, мой клиент запретил мне произносить речь в его защиту. Он велел мне попросить вас всех, прислушавшись к голосу вашей совести, ответить лишь на один вопрос – каким образом отец, чей сын, потеряв разум, совершил убийство, мог сохранить свое доброе имя и не растоптать свои отцовские чувства? Мой подзащитный никоим образом не пытается воздействовать на присяжных с целью смягчить приговор, который, похоже, уже предрешен. От его имени я прошу вас судить без снисхождения, но и без ненависти, сообразуясь только с вашей порядочностью и честью.

Зал возбужденно зашумел. Адвокат с прокурором вышли. Присяжные также удалились в совещательную комнату для вынесения приговора.

Этьен Ромбер остался на скамье подсудимых под охраной двоих жандармов.

Как только суд удалился, зал загомонил. Большинство присутствующих было на стороне обвиняемого. Страдания несчастного отца тронули сердца даже самых черствых, самых неисправимых скептиков.

Однако все зрители прекрасно отдавали себе отчет, что исход дела от них не зависит. И, будучи людьми достаточно трезвыми, они понимали, что у бедняги нет почти никаких шансов избежать сурового наказания.

Так что споры шли в основном о том, какова будет формулировка приговора.

Краснолицый винодел уверенно заявил:

– Убивал он своего сына или нет, а только пощады ему не будет!

– Конечно, он его не трогал… – покачала головой женщина в платке. – А вот что подтолкнул наложить на себя руки – может быть. А что ему было делать? Взять мальчика за руку и отвести в полицию?

В разговор вступил давешний толстяк:

– Ромбер оказался в безвыходном положении. Вся его любовь не могла спасти юношу от позора и гильотины. Даже если самоубийство Шарля – дело его рук, я его оправдываю.

Судья Боннэ, по обыкновению болтливый, объяснял кому-то:

– Если присяжные захотят оправдать Этьена Ромбера, у них есть только один путь – сказать «нет» по всем пунктам обвинительного заключения. Если хоть в одном случае они согласятся с обвинением, то, учитывая известную всем строгость председателя суда, нужно быть готовым к самому суровому наказанию. Может, даже к смертной казни.

Разговоры были прерваны криком:

– Встать! Суд идет!

Присяжные, а вслед за ними судьи вошли в зал и заняли свои места. В наступившей тишине председатель суда вышел вперед и заговорил:

– Перед Богом и людьми, дамы и господа, сообщаю вам решение присяжных.

Голос его дрожал от волнения. Зал замер. Все ловили каждое слово судьи.

– Обсудив все обстоятельства дела, – продолжал тот, – господа по всем пунктам обвинительного заключения сказали: «Не виновен!»

Этьен Ромбер был полностью оправдан!

Глава 10
В ВАННОЙ КОМНАТЕ КНЯГИНИ СОНИ

Четыре месяца прошло после сенсационного оправдательного приговора, который вынес каорский суд присяжных Этьену Ромберу.

Убийство в замке Болье, вызвавшее такой жгучий интерес публики, стало постепенно забываться, как забылась в конце концов и загадочная смерть лорда Белтхема. Это преступление так и осталось нераскрытым.

Инспектор Жюв занимался своими повседневными делами. Он продолжал распутывать темные истории, постоянно сталкиваясь с кровавыми драмами, случавшимися в столице чуть ли не ежедневно.

Внешне инспектор, казалось, бездействовал – не было ни засад, ни погонь, ни перестрелок. Однако преступники совершили бы крупную ошибку, почувствовав себя в безопасности. Жюв напоминал охотника, терпеливо выслеживавшего добычу. Мозг его постоянно работал, увязывая все факты в одну цепочку. Он выжидал.

Итак, был конец июня – время, когда Париж, обычно наводненный туристами, начинает постепенно пустеть.

В Руайяль-Палас-Отеле, огромном здании, напоминающем караван-сарай, чей фасад тянется на двести метров вверх по Елисейским полям до самой Площади Звезды, царила страшная суматоха.

Вся прислуга озабоченно сновала по гостиным первого этажа и огромному холлу. Было время, когда постояльцы Руайяль-Паласа возвращались с вечеринок и спектаклей. Каждую минуту хлопала входная дверь, и по просторному вестибюлю отеля проходили мужчины в черных фраках, молодые люди в смокингах и хорошенькие женщины в вечерних туалетах.

Снаружи раздался шум мотора, и у входа остановился роскошный автомобиль. Администратор отеля, господин Луи, вышел и почтительно поклонился, как он привык это делать перед высокопоставленными клиентами.

– Госпожа княгиня хорошо доехала? – спросил он с профессиональной учтивостью, выработанной долгими годами безупречной службы.

Из автомобиля вышла красавица в декольтированном платье и с улыбкой кивнула администратору. Господин Луи распахнул перед ней дверь и крикнул слуге:

– Лифт для госпожи княгини Сони Данидофф!

Прибывшая пересекла холл и скрылась в кабине лифта. За это короткое время она успела привлечь всеобщее внимание своей красотой, грацией и изысканностью туалета.

Княгиня Соня Данидофф была одной из именитых и значительных постоялиц Руайяль-Паласа. Она одна занимала огромный четырехкомнатный люкс на четвертом этаже. И она имела, если можно так выразиться, двойное право на подобную роскошь. Во-первых, княгиня являлась обладательницей поистине огромного состояния, а во-вторых, в отличие от бесчисленного количества дутых баронов и лжеграфов, действительно принадлежала к одной из знатнейших семей мира.

Благодаря своему браку с русским князем Данидовым госпожа Соня приходилась германской кузиной русскому императору.

Княгиня едва достигла тридцати лет, и даже в Париже, привыкшем к обилию хорошеньких женщин, по праву считалась настоящей красавицей. Огромные синие глаза составляли странный, загадочный контраст с обрамлявшими лицо тяжелыми черными косами.

Как настоящая светская женщина, княгиня Соня каждый год четыре месяца проводила в Париже, останавливаясь по последней американской моде в Руайяль-Палас-Отеле. Ее прекрасно знали в самых изысканных парижских салонах, и везде она вызывала восхищение и зависть.

При этом поведение княгини, в отличие от большинства светских дам, было совершенно безупречным. Самым злым языкам не за что было зацепиться, поэтому им приходилось лишь ограничиваться туманными намеками на то, что столь длительное пребывание мадам Сони в Париже связано с ее загадочной ролью в мировой политике. Однако намеки оставались намеками, поскольку никто не мог ничего утверждать с уверенностью.

Войдя в свой номер, княгиня Соня Данидофф пересекла огромную гостиную и вошла в спальню. Она повернула выключатель, и из-под потолка брызнули снопы электрического света. Затем низким голосом позвала:

– Надин!

С маленького диванчика, стоящего за ширмой в углу комнаты, соскользнула юная девушка, почти подросток. Внезапно разбуженная, она щурила глаза от яркого света. Это была служанка-черкешенка.

– Надин, – приказала хозяйка, – сними с меня манто и расплети волосы. Я очень устала.

Служанка принялась за дело. Она накинула на плечи княгини просторный пеньюар и, осторожно расплетая ее густые косы, спросила:

– Вы не замерзнете, госпожа? Здесь прохладно.

Черкешенка была худенькой легкой брюнеткой с резкими чертами лица и глубокими черными глазами, в которых отражалось внутреннее пламя. В услужении у княгини ей постоянно приходилось сдерживать свой темперамент, доставшийся от предков-горцев.

Мадам Соня нервничала. Надин еще не совсем проснулась и прислуживала очень неловко. В очередной раз, когда девушка уколола ее шпилькой, княгиня вскрикнула:

– Поосторожней, чертенок!

Черкешенка испуганно извинилась, но вскоре опять неловким жестом причинила хозяйке боль, что окончательно вывело ту из себя.

Привычным движением княгиня ударила девушку по щеке своей длинной сухой ладонью. Надин отпрыгнула в угол, глаза ее оскорбленно сверкнули.

– Я не хочу, чтоб меня били! – выкрикнула она.

Княгиня заломила бровь.

– Надин, – ледяным голосом процедила она, – на колени! Проси прощения, дерзкая девчонка, иначе я тебя проучу уже по-настоящему!

Испуганная девушка со слезами бросилась к ногам своей хозяйки. Княгиня сразу оттаяла, помогла служанке подняться с колен и сказала:

– Хорошо-хорошо, дитя мое. Я на тебя больше не сержусь. А теперь оставь меня.

Но Надин, все еще напуганная своим маленьким мятежом, принялась умолять:

– Госпожа, позвольте мне сначала раздеть вас!

Княгиня мягко отстранила ее:

– Нет, не нужно. Ступай в свою комнату, уже поздно. А впрочем…

Она провела по лбу рукой, словно стараясь унять головную боль, и произнесла:

– Пожалуй, горячая ванна снимет эту ужасную усталость. Пойди, приготовь.

Обрадованная служанка убежала исполнять приказание. Вернувшись минут через десять, она увидела свою хозяйку сидящей с задумчивым видом в шезлонге на балконе. Маленькая черкешенка почтительно поклонилась и, поцеловав кончики пальцев княгини, прошептала:

– Все готово, госпожа.

Через несколько минут мадам Соня, уже полураздетая, вошла в ванную комнату. Затем, что-то вспомнив, снова вернулась в спальню.

– Надин! – позвала она. – Ты еще здесь?

Никто не ответил.

– Должно быть, мне показалось… – пробормотала княгиня. – Мне послышались шаги…

Она оглядела спальню, бросила взгляд в сторону освещенной гостиной, подошла к постели и села на нее. Взгляд ее упал на многочисленные кнопки, с помощью которых она могла вызвать любого из служащих отеля, а также своих собственных слуг. Успокоившись, женщина потянулась, скинула остатки одежды, вошла в ванную и погрузилась в горячую душистую воду.

Над ее головой мягко светила лампочка под матовым абажуром. Расслабив в воде свое уставшее тело, княгиня испытывала необычайное наслаждение.

Неожиданно снова раздался какой-то скрип, заставивший ее вздрогнуть. Княгиня резко выпрямилась и, наполовину поднявшись из ванны, огляделась. Ничего…

«Решительно, от усталости у меня разошлись нервы», – сказала она сама себе.

Снова погрузившись в воду, женщина уже открыла книгу, как вдруг над самым ее ухом прозвучал чей-то странный, насмешливый голос.

Кто-то, стоящий за ее спиной, читал вместе с ней!

Не успела Соня Данидофф вскрикнуть, как сильная рука зажала ей рот, а другая схватила за запястье, не давая дотянуться до кнопки звонка. Теряя сознание от ужаса, женщина ждала смертельного удара. Но тут рука, сжимающая ее лицо, стала понемногу ослабевать. Потом загадочный посетитель отпустил ее запястье, сделал несколько шагов по ванной и повернулся к ней лицом.

Княгиня в ужасе смотрела на стоящего перед ней человека. Это был мужчина лет сорока, одетый с необычайной изысканностью. Его безупречно сшитый смокинг указывал на принадлежность скорее к высшему свету, чем к преступному миру. Облик его никак не соответствовал описанию заурядного парижского грабителя, который княгине так часто попадался в газетах.

Его руки, которыми он только что так сильно зажимал рот мадам Сони, выглядели мягкими и ухоженными. Тонкое лицо обрамляла аккуратно подстриженная черная бородка. Над высоким лбом виднелись едва заметные залысины.

Все это княгиня Соня заметила с одного взгляда, несмотря на весь свой испуг. Еще ей бросилось в глаза, что голова мужчины казалась неестественно большой, а все лицо было изборождено глубокими морщинами.

Женщина не отрываясь смотрела на незнакомца. Губы ее дрожали. Инстинктивным жестом она попыталась снова дотянуться до звонка.

Быстрым движением мужчина схватил ее за плечо. На лице его появилась загадочная улыбка: он смотрел на показавшуюся из воды великолепную грудь княгини. С нескрываемым восхищением, столь неуместным при данных обстоятельствах, он негромко произнес:

– Боже, как вы хороши, мадам…

Залившись краской, Соня Данидофф поспешила погрузиться в пену. Запинаясь от страха, она спросила:

– Кто вы? Что вам надо?

Незнакомец молчал.

– Уходите, – прошептала княгиня со слезами, – а то я позову полицию… Буду кричать!..

– Прошу вас, не надо, – с устрашающей вежливостью сказал мужчина. – В противном случае я вас убью…

Глаза женщины расширились. Незнакомец снова загадочно улыбнулся и перешел на иронический тон.

– Так вы хотите позвонить, мадам? И ничто вас не останавливает? А как же ваша стыдливость? Целомудрие? Ваша безупречная репутация? Ведь вам придется выставить ваше прелестное тело на всеобщее обозрение! Впрочем, я бы не возражал. С удовольствием бы еще раз им полюбовался!

Княгиня скрипнула зубами:

– Если вам нужны деньги, драгоценности – забирайте их! Только убирайтесь сами!

Мужчина бросил взгляд на туалетный столик, куда мадам Соня перед купанием положила несколько дорогих колец и браслетов.

– Неплохие безделушки, – усмехнулся он. – Но ваш перстень с печаткой нравится мне больше!

Он взял руку княгини, поднес ее к глазам и принялся рассматривать драгоценный перстень, который Соня Данидофф почти никогда не снимала с безымянного пальца. Женщину била крупная дрожь.

– Не надо так нервничать, – мягко сказал незнакомец. – Давайте лучше поговорим, если вы, конечно, не против. Вы должны быть интересной собеседницей.

Княгиня молча смотрела на него.

– Видите ли, – продолжал мужчина, – в драгоценностях нет ничего привлекательного, когда они теряют отпечаток индивидуальности. Я имею в виду, когда их снимают с владелицы. Но ожерелье, обвивающее шею прекрасной женщины, браслет, сжимающий ее запястье, кольцо, украшающее палец…

Несмотря на внешнюю учтивость, слова его звучали зловеще. Смертельно побледнев, княгиня пыталась понять, куда клонит ее загадочный собеседник.

Потом она пролепетала:

– Но я не могу снять это кольцо… Оно… Оно такое тесное…

Мужчина сардонически улыбнулся:

– Уверяю вас, мадам, это не имеет никакого значения! Если кто-то очень захочет владеть этой драгоценностью, ему достаточно будет сделать одну вещь…

Он небрежным жестом достал что-то из жилетного кармана. Перед глазами обезумевшей от страха княгини блеснуло лезвие бритвы.

Только теперь Соня Данидофф начала понимать, что на уме у ее страшного посетителя.

А тот продолжал:

– Умелый человек, мадам, при помощи такой пустяковины без труда завладел бы изящным пальчиком, который украшает этот великолепный перстень…

Несчастная женщина инстинктивно вжималась спиной в борт ванны, пытаясь скрыться от этого мягкого, нежного голоса.

– Ну-ну, мадам, не пугайтесь, – улыбался незнакомец. – Никак вы приняли меня за бандита с большой дороги? О, княгиня! Как вам могло в голову прийти подобное! Разве вы не знаете, что вы слишком прекрасны для того, чтобы стать объектом столь кровавых устремлений.

Его глаза смотрели так искренне, а в голосе звучала такая неподдельная почтительность, что Соня Данидофф немного приободрилась.

– Но ведь я вас совсем не знаю… – прошептала она.

– Тем лучше!

Мужчина пододвинул к себе стул, уселся и непринужденно облокотился о край ванны:

– У нас будет масса времени, чтобы познакомиться. В конце концов главное то, что я вас знаю…

Княгиня немного успокоилась, и на место страху пришла ярость.

– Я не знаю, мсье, – глухо произнесла она, – говорите ли вы серьезно, или у вас такая манера шутить, но ваше поведение просто чудовищно!

– Ну что вы, мадам! – лучезарно улыбнулся незнакомец. – Я просто оригинален! Думаю, что если бы меня представили вам в одном из парижских салонов, которые мы оба посещаем, вы бы меня и не заметили. Зато теперь я удостоился вашего внимания. Уверен, что мое лицо навсегда отпечаталось в вашей памяти! Разве не так?

На лице мадам Сони появилось некоторое подобие улыбки – так интимно прозвучал голос посетителя. В то же время она лихорадочно перебирала в голове все места, где она могла бы с ним видеться. Незнакомец, как будто прочтя ее мысли, ухмыльнулся:

– Мне бы хотелось, княгиня, чтобы вы чуть больше мне доверяли. Право, это лучший способ уладить все вопросы!

Он поднял руку, предупреждая возражения:

– Да-да, не спорьте! Доверие – ценнейшая вещь! Вот уже почти пять минут, как вы не вспоминаете о звонке. Немалый прогресс, не правда ли?

Непрошеный гость указал глазами на кнопку звонка и подмигнул:

– Да, признаться, я при всем желании не могу представить себе княгиню Соню Данидофф, аристократку, кузину русского императора, призывающей в такой ситуации слуг и предстающей перед этими смердами в обнаженном виде, да еще в компании незнакомого мужчины!

Женщина сделала протестующий жест, но незнакомец невозмутимо продолжал:

– Только не надо мне возражать! Слух об этом необычном приключении не может не достичь ушей князя Данидова – не мне вам это объяснять…

– Боже, только не это!

Княгиня побледнела. Мужчина успокаивающе махнул рукой и улыбнулся:

– Не волнуйтесь, я не собираюсь ему сообщать!

Мадам Соня с трудом перевела дух и спросила:

– Но скажите… Как вы проникли сюда?

– Это уже не имеет значения, – откликнулся незнакомец. – В данный момент меня гораздо больше занимает вопрос – как я отсюда выберусь? Ведь я не такой грубиян, чтобы бесконечно надоедать вам своим присутствием… Хотя я был бы счастлив, если бы вы мне позволили повторить свой визит в один из ближайших вечеров.

Княгиня вспыхнула:

– Да вы просто наглец!

Мужчина с самым естественным видом протянул руку и взял термометр, плававший на поверхности ароматной воды.

– Всего тридцать градусов! – с беспокойством воскликнул он. – Княгиня, ваша ванна остыла! Пора из нее вылезать, а то простудитесь!

Растерянная женщина не знала, что ей делать – смеяться или сердиться. Может быть, перед ней ненормальный? Или это страдающий поклонник, решивший, что можно добиться ее расположения таким идиотским способом?

– Уходите! – попросила она.

Гость отрицательно покачал головой.

– Ну пожалуйста! – продолжала княгиня. – Пожалейте мое доброе имя!

Незнакомец задумался.

– Это не так-то просто… – протянул он. – Однако надо что-то решать. Мне вовсе не хочется, чтобы вы простудились, лежа в холодной воде.

Что ж, кажется, есть простой выход. Вы ведь не первый день живете в этом номере и наверняка можете ориентироваться в темноте. Итак, мы выключим свет, вы пойдете за пеньюаром, а я подожду здесь. Таким образом, ваше достоинство не будет задето.

Он потянулся было к выключателю, но остановился на полпути.

– Ах да, – промолвил он с досадой, – я совсем забыл об этом чертовом звонке! Вы ведь можете по неосторожности нажать на него, и вам придется горько пожалеть об этом…

Мужчина достал бритву, наклонился и быстрым движением перерезал провода, идущие от звонка.

– Так будет лучше, – удовлетворенно произнес он.

Потом внимательно посмотрел на стену.

– Не знаю, куда ведут остальные провода, но, согласитесь, осторожность никогда не помешает!

Подняв бритву, он потянулся к стене. Однако в тот момент, когда стальное лезвие вспороло изоляцию, раздалась яркая вспышка и треск короткого замыкания. Незнакомец отпрыгнул назад, выронив бритву.

– Черт возьми! – выругался он. – Теперь вы можете радоваться, мадам. Я напоролся на электрические провода и здорово обжегся. Однако имейте в виду, этого недостаточно, чтобы вывести меня из строя!

Он выключил свет. В наступившей темноте Соня Данидофф выбралась из ванной и принялась водить перед собой руками, нащупывая дверь. Она наткнулась на стульчик, на котором висел ее пеньюар, быстро оделась, затем нашарила домашние туфли и, стараясь выглядеть спокойной, нажала на выключатель.

Ванная комната залилась светом. Незнакомец исчез!

Вздохнув с облегчением, княгиня торопливо вышла в спальню и, вздрогнув, остановилась. Мужчина сидел в кресле и улыбался.

– Согласитесь, княгиня, – произнес он, – что я был достаточно галантен и никоим образом не стеснял вас, когда вы выбирались из ванной.

Соня Данидофф сверкнула глазами.

– Мсье! – с яростью сказала она. – Мне кажется, что эта шутка слишком затянулась. Будьте так добры, избавьте меня от своего присутствия! Вы мне надоели!

– Надоел? – переспросил незнакомец. – Видит Бог, никто не осмеливался так выражаться, разговаривая со мной. Впрочем, я вас прощаю – ведь мы не знакомы… Кстати, я до сих пор не представился. Прошу прощения, иногда я бываю немного рассеян. Вы меня слышите?

Княгиня действительно слушала непрошеного гостя вполуха. Новая мысль пришла ей в голову. Она вспомнила, что в секретере, стоящем между ней и таинственным незнакомцем, лежит крошечный револьвер, инкрустированный перламутром. Выходя по вечерам из дома, она всегда клала его в сумочку. Среди знакомых женщин не было ей равных в стрельбе. И сейчас Соня Данидофф лихорадочно размышляла, как бы ей добраться до оружия, чтобы предоставить своему посетителю аргумент, с которым он не сможет не согласиться.

К тому же она вспомнила, что в боковом ящике секретера, сейчас приоткрытом, лежит бумажник, в котором хранится около ста двадцати тысяч франков. Еще утром она взяла деньги из гостиничного сейфа, потому что завтра подходили сроки различных платежей. И сейчас, глядя на выдвинутый ящик, она спрашивала себя, лежит ли там еще бумажник и не оказался ли ее учтивый собеседник обыкновенным воришкой.

И снова, словно прочтя ее мысли, загадочный посетитель рассмеялся.

– В вашем секретере, мадам, – произнес он, – я обнаружил весьма странный предмет, который довольно редко встречается в дамских будуарах.

И он достал из кармана револьвер:

– Не стоит пытаться меня одурачить, мадам. Поверьте, это не удавалось и куда более опытным людям!

Женщина в испуге попятилась, и незнакомец успокаивающе замахал рукой:

– Не бойтесь, прошу вас! У меня и в мыслях не было покушаться на вашу жизнь! Более того, я охотно верну вам вашу безделушку. Но, согласитесь, мне необходимо хоть немного заботиться о своей безопасности!

Точным движением он вытряхнул на ладонь патроны и галантным жестом протянул княгине оружие, превратившееся в красивую бесполезную игрушку: