Текст книги "Безмолвие девушек"

24

Патрокл долго не возвращался. Чтобы проводить Одиссея и Аякса до ворот, ушло бы не так много времени.

Ахилл взял лиру, снова отложил, налил себе вина, но не стал пить. Собаки прислушивались к звукам в коридоре и тихо скулили. Ахилл нагнулся и погладил их.

Да, не вы одни.

Когда же Патрокл наконец вернулся, вымокший и растрепанный, вид у него был как у дикого животного, чьи глаза порой сверкали в темноте среди дюн. Комната словно сомкнулась вокруг него. Он приблизился к очагу, притворно потирая руки, будто замерз сильнее, чем это было на самом деле, – чтобы сесть поближе к огню и не смотреть на Ахилла.

– А ты не спешил.

Патрокл тщетно пытался скрыть раздражение.

– Это было грубо, – произнес он наконец.

– Насчет дохлой свиньи? Не тревожься, Одиссей не передаст этого.

– Нет, Ахилл. Брисеида. Это было грубо.

Ахилл поерзал в кресле.

– По крайней мере она не солгала.

– Она ни слова не проронила! – Патрокл отогнал собак. – Чего ты хочешь, Ахилл?

– Пусть признает, что был не прав.

– Но он не может. Одиссей знал, что ты ждешь извинений, он просто не мог выразить их.

– В таком случае он зря потратил время.

Патрокл сел в кресло, и собаки устроились у его ног.

– А это было занятно в каком-то смысле.

– В самом деле? Значит, я что-то упустил.

– Да. Одиссей, такой умный, такой красноречивый, такой…

– Лицемерный.

– Но в конце концов пронял тебя Аякс.

– Нет. Не пронял.

Патрокл взглянул на него.

– Признай это.

Ахилл взял полено и без всякой надобности подбросил в огонь.

– Как она?

– А ты как думаешь?

– Я не мог поступить иначе.

Патрокл упрямо молчал.

– Ладно, выкладывай уже.

– Нам следовало отплыть домой. Нет, послушай. Послушай. Ты осуждал Агамемнона, когда тот сказал своим воинам, что война окончена и они отправляются домой…

– Конечно, осуждал. Я в жизни не слышал ничего глупее.

– Но как ты не понимаешь, что поступаешь точно так же? Меня оскорбили, здесь нам больше нечего делать, мы отплываем домой. И все это приняли. Но почему-то мы все еще здесь. Они уже представляли, как вернутся к женам и детям. Это непросто. Непросто созывать людей каждое утро и упражняться без всякого толку.

– Я знаю, как это непросто, – и ты блестяще справляешься. Думаешь, мне это неведомо? – Ахилл протянул руку и распустил его волосы. – Ладно тебе, что они говорят?

– Всё как обычно. Что ты невыносим, что мать вскормила тебя желчью.

– Ну это правда.

– Нет, послушай. Они не понимают, что им здесь делать. Сидеть подобно горстке престарелых женщин, в то время как мужчины идут сражаться…

– В конце концов он приползет на коленях.

– Нет, Ахилл, этого не будет.

– Приползет, когда окажется на волоске от поражения.

Патрокл с шумом выпустил воздух.

– Я сдаюсь.

– Еще вина?

– Нет, благодарю. – Он поднялся и взял плащ.

– Что теперь?

– В каком смысле? Я хочу выйти…

– Ты только что выходил. – Ахилл следил, как Патрокл надевает вымокший плащ. – Нужна компания?

Сомнение в его глазах?

– Нет, но если хочешь, возражать не стану.

«Интересно, кто из нас больше рад, – подумал Ахилл, – я или собаки».

* * *

Ахилл смотрел на воинов, сидящих у костров: они словно оттягивали тот миг, когда будут вынуждены разойтись по хижинам и пытаться заснуть. Агамемнону следовало бы обходить костры, стараясь хоть немного воодушевить своих людей, но он не появлялся. Нет, лежал в своих покоях и напивался – или в постели с Брисеидой… Лживый, вероломный ублюдок.

С тех пор как они вышли, Патрокл не проронил ни слова. Ахилл покосился на него и, в неловкой попытке примириться, положил руку ему на плечо. Патрокл не возражал, но Ахилл почувствовал, как он вздрогнул.

Они покинули лагерь и двинулись по тропе между дюнами. Их вытянутые тени ползли впереди них по белому песку. Слышно было, как троянцы поют вокруг костров, но только когда дюны остались позади и взорам их открылась вересковая пустошь, они увидели весь размах троянского лагеря. Привалившись к искривленной оливе, Ахилл взирал на разоренную троянскую долину и думал: «О боги… Они разместились так близко, гораздо ближе, чем казалось с мачты корабля». Было слышно даже, как лошади пережевывают свой корм. А сколько костров! Как звезды в безлунную ночь, если лежать на траве и смотреть в небо, пока голова не пойдет кругом. Вглядываясь в темноту, Ахилл видел отблески пламени на потных лицах и зрачках. То и дело где-то вспыхивала бликами бронза, а потом – так близко, что ощущался запах дыма, – в воздух взметались снопы искр, когда кто-нибудь из троянцев ворошил огонь.

– Достаточно насмотрелся? – мрачно спросил Патрокл.

Ахилл кивнул, но не нашелся, что ответить.

Они пошли обратно, миновали ворота и пересекли двор. Патрокл продолжал молчать. Когда Ахилл предложил выпить перед сном, он помотал головой:

– Нет, я лучше пойду. Возможно, завтра нам предстоит бой.

– Нет, мы не будем сражаться завтра.

– Придется, если твои корабли подожгут.

Оскорбленный его неповиновением, Ахилл раскрыл было рот, чтобы упрекнуть Патрокла, но тот уже закрыл за собой дверь.

25

Патрокл знал, что ничего не добьется от мирмидонян на тренировочных площадках, и потому следующим утром позволил им наблюдать за битвой. Они облепили мачты кораблей и, вытягивая головы, в напряженном молчании ждали начала сражения. Когда же грянула битва, принялись скакать и подбадривать греческих воинов, подобно зрителям на гонке колесниц. Патрокл отвернулся с отвращением. С каких пор война стала лишь зрелищем для сильных и молодых мужчин?

Не в силах больше выносить это, он спрыгнул с мачты, вернулся в хижину и окунул голову в кадку с холодной водой. После стоял, уставившись на свое отражение в бронзовом зеркале, стараясь усмотреть в нем истинного себя – пусть это и был лишь вид его собственного лица. Хотя бы теперь, пока никто не видел его, не было нужды сдерживать себя.

Патрокл лег на кровать Ахилла – он не проспал и двух часов за прошедшую ночь, – но едва положил голову на подушку, как ощутил запах его тела – резкий, но не отталкивающий. Рокот голосов снаружи все не стихал. Патрокл закрыл глаза, почувствовал, как погружается в сон, скользит у самой поверхности, и пятна света и тени поплыли по морской глади…

– Патрокл!

Словно пришибленный резким пробуждением, он свесил ноги с кровати. Ахилл позвал еще раз. Первым его желанием было проигнорировать зов. Но Патрокл, конечно, не мог себе этого позволить. Поэтому он тяжело поднялся и поплелся к двери. За то недолгое время, что он проспал, тени кораблей на песке вытянулись. Он прикрыл глаза от солнца и взглянул на Ахилла – темную фигуру в ослепляющем свете.

– Что тебе нужно? – спросил Патрокл – слишком резко, но он ничего не смог с собой поделать.

– Кажется, Махаон ранен. Я только что видел его в колеснице Нестора – так мне показалось, во всяком случае. Не мог бы ты пойти и проверить?

Не мог бы ты… Всякий раз, если их видели другие, он облекал свои приказы в форму просьбы и часто присовокуплял титул. Сиятельный Патрокл… Любезный Патрокл… Не мог бы ты?.. Ничто из этого не могло скрыть того факта, что Ахилл обращался с царским сыном как с мальчиком-посыльным. Но это продолжалось так долго, что Патрокл давно разучился возмущаться.

И вот он уже мчался, лавируя между группами раненых, ковыляющих в сторону лазарета. Воинов с тяжелыми ранами везли на тележках, и всякий раз, когда колесо попадало в ямы, раздавались стоны и вопли. Патрокл видел это и прежде, уже не раз. Но сегодня в воздухе царил пораженческий дух. Обреченность ощущалась в поникших плечах и валкой походке воинов. Но хуже всего – безысходность читалась в их глазах, в любопытных взглядах, которыми провожали его люди.

Так быстро, как только мог, Патрокл свернул с тропы и побежал по узким проходам между хижинами к жилищу Нестора. У ступеней он остановился, чтобы отдышаться, и лишь затем вошел внутрь. Махаон лежал на подушках в дальнем углу, и Гекамеда прижимала белую тряпку к его плечу. Тучному, убеленному сединой, с циничным и самовлюбленным лицом, Махаону было не место на поле битвы. И все-таки он взялся за оружие. Патрокл опустился на колени рядом с ним.

– Как ты?

Махаон отмахнулся.

– Жить буду. Выглядит хуже, чем есть на самом деле… – Он взглянул на Гекамеду. – Сильнее, придави как следует, женщина.

– Может, я помогу?

– Да не нужно, я же не руку потерял. Вот, можешь ту чашу мне передать…

Патрокл потянул носом.

– Крепкое. Ты уверен, что это хорошая мысль?

– Нет, конечно. Хорошая мысль… Мне нужно как-то унять боль. – Он поднял чашу, и глаза его блеснули. – Твое здоровье.

Патрокл бегло взглянул на его рану – довольно глубокая, но с виду чистая – и прошел в жилые покои. Он застал Нестора сидящим возле очага в окружении снятых доспехов. Боги, сколько же ему лет? Семьдесят? Наверное, чуть больше. Патрокл, молодой, сильный и ловкий, готов был провалиться сквозь землю.

– Патрокл! Заходи! – Нестор приподнялся, взял его за руку и попытался усадить в кресло.

– Нет-нет, я могу и постоять. Меня прислал Ахилл, проведать Махаона, но, как я вижу, он под хорошим присмотром, – Патрокл понизил голос. – С ним все будет хорошо?

– Можешь не сомневаться, при нем ведь лучший лекарь в мире – он сам. Мы просто делаем, как он говорит… Ну же, садись.

– Нет, он будет ждать меня.

Нестор улыбнулся.

– Ну не такой уж он тиран…

– Ты думаешь?

– Ты же только пришел.

Патрокл колебался.

– Ну так и быть.

Он принял из рук Нестора чашу с вином. Нестор же поднес свою чашу к губам и сделал несколько больших глотков. Патрокл заметил, как обострились его черты и прожилки на щеках стали темнее. Старик выглядел таким… потасканным.

– Итак, – произнес Нестор, – Ахилл тревожится за Махаона?

– Ну само собой, он…

– Один человек. И Ахилл вдруг встревожился? Знаешь, сколько воинов сегодня погибло? Пока он стоял на мачте и смотрел…

Патрокл раскрыл рот.

– И не говори, что тебе это по душе, потому что это не так.

– Наверное, мне лучше уйти.

– Нет, прошу, – Нестор похлопал по креслу, – уважь старого человека.

Патрокл нехотя сел.

– Ты ведь мог бы и сам…

– Что я мог бы?

– Повести в бой мирмидонян.

– Без Ахилла?

– А почему нет?

Патрокл покачал головой.

– Этого не будет.

– Не будет, если ты этого не предложишь.

– Не в том дело. Он не согласится.

– Откуда ты знаешь? Ты его не спрашивал. Я давно знаю Ахилла – не так долго, как ты, но достаточно. Не думаю, что ему по душе все это, сомневаюсь, что он спит по ночам…

– Еще как спит.

– Мне кажется, он сам загнал себя в угол и не видит выхода.

– Хочешь сказать, это его ошибка, и…

– Я хочу сказать, что не имеет значения, чья это ошибка. Все зашло слишком далеко. Думаю, Ахилл и сам рад бы найти выход. Как знать, может, он еще спасибо тебе скажет…

– Или всадит мне кинжал в живот.

Нестор улыбнулся.

– Только не тебе.

– Хотел бы я разделить твою уверенность… Но я знаю, каково это – убить друга и жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Я знаю, я помню. Но пока для тебя все сходится к лучшему.

Махаон вскрикнул в соседней комнате. Оба повернули головы, и Нестор чуть приподнялся в кресле.

В следующий миг донесся голос Махаона:

– Простите. Она наложила припарку.

– Теперь ты знаешь, что чувствуют твои подопечные. – Нестор покривился и снова сел. – Старость, – промолвил он, потирая колени.

– Не знаю, что и сказать.

– Достаточно лишь отбросить их. Не ведаю, что еще заставило бы их отступить… Ты слышал, что они уже подожгли один из кораблей Агамемнона?

– Нет, не слышал.

– Вот… – Нестор поднял большой и указательный пальцы, оставив между ними едва заметный зазор. – Вот настолько они близко. – Он выдержал паузу, но затем потерял терпение. – Что они должны сделать, чтобы он вступил в бой?

– Поджечь его корабли.

– Ну ждать осталось недолго. Только вот после его предательства вам придется в конце концов сражаться в одиночку.

– Он все равно рассчитывает на себя.

– Знаю. – Нестор улыбнулся.

Патрокл растер лицо и, когда вновь поднял глаза, заметил, что старик смотрит на него с интересом, без прежней расчетливости во взгляде.

– Тебе ни разу не хотелось выйти из его тени?

– Я вырос в его тени, я привык.

– Но это не ответ, верно?

Патрокл пожал плечами.

– Возможно, это твой шанс…

– Нет. Нет, прекрати. Если я сделаю это, то сделаю для него.

Повисло долгое молчание. Лишь сплетенные пальцы Нестора выдавали его напряжение. Наконец Патрокл произнес:

– Хорошо, твоя взяла, я предложу ему. Но ничего не могу обещать. А теперь мне действительно пора.

С трудом скрывая свой триумф, Нестор проводил его до двери.

– Да, и вот еще что, – сказал он. – Пусть он позволит тебе надеть свои доспехи.

– Что? Ты точно не в своем уме.

– Если они увидят его на поле боя – или решат, что видят его, – это будет стоить тысячи воинов.

Нестор отступил на шаг и следил, как мысли, точно пчелы в улье, роились в голове Патрокла. Сказано достаточно.

– Что ж, попытайся. – Он положил руку Патроклу на плечо. – Никто другой не сможет.

26

На обратном пути Патрокл услышал свое имя и обернулся. Это был его старый друг, Эврипил, – он шел к нему, прихрамывая, со стрелой в бедре. Патрокл бросился к нему, и они неловко обнялись. Эврипил с трудом держался на ногах.

– Выглядит мерзко, – сказал Патрокл, отступив на шаг.

– Не то слово.

– Идем, надо осмотреть рану… – Патрокл взял Эврипила под руку, и они двинулись к лазарету. – Чем скорее ее промоют, тем лучше.

Быстро идти не получалось. Когда же они добрались до лазарета, Патрокл подыскал для друга место у самого края и осторожно опустил на матрас. Затем огляделся в поисках жгута и подобрал окровавленный лоскут, после чего опустился на колени, взялся за древко стрелы и стал тянуть. Эврипил неистово кричал. Патрокл не обращал на это внимания – жалость теперь не к месту. Медленно, с усилием он вытянул стрелу, убедился, что внутри ничего не осталось, и затянул лоскут чуть выше раны. Эврипил повернул голову, и его вырвало. Кто-то из воинов, легко раненный, подошел посмотреть. Он был низок, с копной рыжих вьющихся волос, зачесанных назад, – вероятно, чтобы придать еще немного роста. Патрокл узнал его, но никак не мог вспомнить имени.

– Можешь подержать пока? – попросил он.

Воин взялся за концы жгута.

– Ты как, приятель? – спросил он раненого.

Эврипил попытался ответить, но зубы его были так плотно стиснуты, что он не смог выговорить ни слова.

– Я принесу воды, – сказал Патрокл.

Он поднялся, прикрыв рот и нос от скверного запаха, и огляделся. Многие из раненых просили воды, другие спали или лежали без сознания. Чуть дальше по левую руку явно лежал мертвый. Патрокл увидел женщину среднего возраста: она поила воина, потерявшего глаз.

– Вода? – спросил он, помогая себе жестами. Не все рабы понимали греческий.

Женщина показала в дальний угол, где стоял стол.

Раненых было столько, что приходилось перешагивать через них. Когда Патрокл подошел ближе, то увидел кадку с водой и полдюжины кувшинов рядом. Там же лежали мешки с кореньями, источая запах земли, а над головой покачивалась перекладина с пучками высушенных трав. С десяток женщин сидели за длинным столом; одни растирали травы, другие наносили густую буро-зеленую мазь на отрезки материи. Это был островок деятельной безмятежности посреди моря боли и крови. Патрокл прошел вдоль перекладины и набрал высушенных трав, взял свежих побегов кориандра и тмина, после чего сел за стол и принялся растирать все это в ступке. По столу были расставлены чаши с водой, медом и молоком, все находилось под рукой. Нужно было промыть и перевязать рану, дать Эврипилу болеутоляющего отвара, а после возвращаться к Ахиллу, и желательно прежде, чем тот закипит от злости. Сейчас не было времени раздумывать над предложением Нестора, но, может, оно и к лучшему. Будь у него время на раздумья, возможно, в этот раз выдержка его подвела бы.

Патрокл так спешил закончить с травами, что поначалу и не обратил внимания на девушку, сидящую напротив. Но вот он потянулся за кувшином молока и наконец-то увидел ее: Брисеиду.

– А ты что здесь делаешь?

– Помогаю раненым.

Она подняла голову, и Патрокл увидел, что у нее рассечена губа, а лицо и шея покрыты синяками. В ночь, когда Одиссей сорвал с нее вуаль, ничего этого не было.

– Как ты?

– Все хорошо, жива.

– Я только что был у Махаона.

– Мы слышали, что его ранили. Как он?

– Неплохо. Кости не задеты, рана чистая, насколько я разглядел, – Патрокл старался не таращиться на синяки. – Он несносный пациент…

Брисеида улыбнулась.

– Могу себе представить… – Она подняла руку и тронула губу.

После они работали в молчании. Патрокл закончил растирать травы и попросил:

– Не подашь мне уксус?

Он аккуратно пересыпал травы в чашу, смешал с медом и молоком, размельчил в руках несколько кореньев, положил все в смесь, после чего добавил вина и соли. Он чувствовал, что Брисеида наблюдает за ним. Даже не глядя, видел красные прожилки в белках глаз, следы пальцев на шее.

– Для кого это?

– Для друга… Случайно встретил его. Хотя, кажется, он приходится мне родичем. Не знаю точно, сложно проследить.

– Я принесу припарку, если нужно.

Патрокл направился обратно – оказалось, что пройти по краю шатра легче, хоть и пришлось обтирать спиной жесткую перепачканную холстину. Эврипил лежал бледный и изнуренный, но жгут, по всей видимости, помог: кровь теперь едва сочилась из раны. Воин, что помогал ему, был рад заняться собственными ранами. Патрокл поблагодарил его и стал поить Эврипила болеутоляющим настоем. Рана почти не кровоточила. Не хотелось вновь причинять другу боль, но рану все же следовало промыть… Жаль, что рядом не было Махаона, он бы дал совет. В конце концов Патрокл решил, что чистота раны имеет первостепенное значение. Столько воинов умирало на его глазах от гангрены – хуже нее была только моровая язва…

Подошла Брисеида.

– Значит, вот он…

– Поможешь промыть рану?

Патрокл снова взял чашу и влил еще болеутоляющего настоя в рот Эврипилу. Это требовало немало усердия и терпения: Эврипил постоянно кашлял и должен был отдыхать между глотками. Брисеида начала омывать ногу мягкими, но уверенными движениями. Время от времени она наклонялась, чтобы взглянуть на рану. Затем осторожно сдавила пальцами по краям, прислушалась. Патрокл посмотрел на нее с недоумением. Брисеида сообщила:

– Кажется, все хорошо, рана чистая.

Ее слова как будто придали Эврипилу свежих сил, и он допил остатки настоя. Патрокл вытер ему подбородок и осторожно уложил его голову на матрас.

– Вот так, тебе станет лучше.

У Эврипила закатились глаза, и через пару минут он уже крепко спал. Патрокл тотчас взглянул на Брисеиду.

– Ты уверена, что рана чистая?

– Насколько я могу судить, да.

Она проводила его до выхода. В какой-то момент им пришлось пропустить четверых воинов с носилками. Несколько секунд они стояли лицом к лицу, но так и не нашлись, что сказать. Или что стоило бы говорить. Патрокл протянул руку и осторожно тронул ее лицо.

– За что это все?

– Наверное, недостаточно постаралась перед Ахиллом. И то правда, надо было солгать.

Он покачал головой.

– Это не навсегда.

– Как знать…

– Нет, поверь мне. Все меняется. А если нет, то нужно брать и менять самому.

– Твоими бы устами…

– Тебе выпадет шанс. Однажды. И тогда хватайся за него обеими руками.

– Одиссей говорил, что Ахилл звал меня женой.

– Да, я был при этом.

Брисеида пожала плечами.

– Похоже, нашлась еще причина.

На этом они и расстались. Патрокл прошел сотню шагов и обернулся. Брисеида стояла у шатра и смотрела ему вслед.

27

Ахилл ждал на ступенях веранды.

– Где ты был? – спросил он отрывисто.

Нет ни времени, ни желания объяснять. Патрокл прошел мимо и бросил через плечо:

– Да, Махаон ранен.

– Сильно?

– Нет. Нестор присмотрит за ним.

Ахилл вошел вслед за ним.

– И понадобилось столько времени, чтобы выяснить это?

Патрокл подтянул кресло и сел, закрыв лицо руками.

– Что произошло?

– Ничего. Что еще должно произойти?

– Что-то не так. Обычно ты не возвращаешься зареванный, как маленькая девочка.

Патрокл провел ладонью по щеке.

– Я не плакал.

– Мог бы и прикинуться. Ой, мамочка, мне больно, поцелуй меня, мамочка…

Довольно. Патрокл вскочил и обеими руками схватил Ахилла за шею, сдавив кадык большими пальцами. Ахилл побагровел, глаза стали выкатываться… Он ухватил Патрокла за предплечья – но затем, вопреки ожиданиям, медленно опустил руки и просто смотрел, невозмутимо и без страха, как Патрокл пытается совладать с собой. В конце концов он содрогнулся и оттолкнул Ахилла. Повисло молчание. Ахилл схватился за горло и закашлялся, после чего тяжело сглотнул и наконец сумел выдавить:

– Я и забыл, какой у тебя нрав.

Слова прозвучали в привычном тоне, однако голос был хриплый и на белках глаз проступили красные крапинки.

Патрокл опустился в кресло.

– Махаон в порядке.

– Хорошо.

Снова молчание.

– И это возвращает нас к предыдущему вопросу. Почему ты плакал?

– Потому что я не каменный – чего не скажешь о тебе.

Ахилл с шумом втянул воздух.

– Что…

– Нет, Ахилл, нет. Хотя бы раз выслушай меня. Я был в лазарете; там столько раненых, что и ступить негде. И они ставят еще один шатер, потому что люди по-прежнему прибывают. На обратном пути я слышал, как ликуют троянцы. И вечером, в то время как они станут жарить мясо на кострах, мы будем сжигать мертвых. И ты знаешь, что можешь положить этому конец.

– Чего ты хочешь от меня?

– Сражайся!

– Ты знаешь, я не могу.

– И как ты уживаешься с самим собой? Как ты спишь?

– Не я это начал, Агам…

– Ох, только не начинай…

– Я знаю, тебе надоело выслушивать все это. Но от этого оно не перестанет быть правдой.

– Значит, ты хочешь, чтобы тебя таким запомнили? Человеком, который сидел и дулся, в то время как его товарищи сражались и погибали? Ты уверен?

– Я не могу.

– Тогда позволь мне.

– Тебе?

– Что? Так сложно представить?

Ахилл помотал головой.

– Нет, не в том дело…

– Или ты думаешь, воины не пойдут за мной?

– Пойдут, я это знаю.

– Так что же?

Ахилл молчал и напряженно думал.

– Если я облачусь в твои доспехи, они решат, что это ты. Я имею в виду, троянцы. – Патрокл выдержал паузу. – Они мне впору – ну почти.

Этот оценивающий взгляд. Если прежде Патрокл видел в нем лишь любовь и привязанность, то теперь он пробирал до дрожи. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить:

– Этого хватит, чтобы отбросить их.

– Да, и ты станешь мной.

– Знаю, но…

– И не для кого-нибудь – для лучшего из них. Гектора.

– По твоим словам, я ничего не стою.

– Нет, это не так. Но ты – не я.

Неловкое молчание.

– Мне все равно, что со мной будет.

– А мне – нет!

Не в силах устоять на месте, Ахилл пересек комнату, прошел обратно, встал прямо перед Патроклом и произнес:

– Может, это и сработает…

– Конечно, сработает, я и не сомневаюсь. Стоит им увидеть эти доспехи, и они не смогут думать ни о чем другом.

– Верно. – Ахилл опустился в кресло. Он тяжело дышал, как если бы кто-то ударил его в живот. – Но как только они отступят, ты вернешься. Мне все равно, как хорошо все пойдет, – ты вернешься. И второе: ты не вступишь в бой с Гектором.

– Я не намерен удирать от него…

– Ты не вступишь в бой с Гектором. Понятно?

Молчание.

– Это мое условие.

– Хорошо, согласен.

Патрокл встал и глубоко вздохнул. Комната как будто сжалась вокруг него. Ему хотелось выйти, заняться чем-нибудь, двигаться… Но он знал, что должен остаться.

– Когда сообщим воинам?

– Перед ужином. Прежде, чем все напьются до потери чувств. Хочешь обсудить тактику?

– Тактика простая: выйти за траншею и биться как демоны. – Патрокл неожиданно рассмеялся. – Не терпится сказать им. Их ничто уже не сдержит, они неделями рыли землю копытами.

Ахилл смотрел на него с грустью.

– А ты знаешь, я когда-то мечтал, что мы вместе возьмем Трою…

– Только ты и я?

– А почему нет?

– Кажется, ответ вполне очевиден.

– Только не мне.

В этот раз Ахилл рассмеялся, но только на миг.

– Значит, в твоих мечтах все другие мертвы?

– Полагаю, что так.

– Твои собственные воины? Все?

Ахилл повел плечами.

– Ты знаешь, что ты чудовище?

– Как ни странно, да. – Ахилл положил руку ему на плечо. – Ладно, пойдем есть.