Текст книги "Запасная книжка (сборник)"

«Сами-то мы не местные…»

 
Сами-то мы не местные,
Ни родных у нас, ни приятелей.
Никому не известные
Разведчики завоевателей.
 
 
Завербованы срочно
И настолько секретно,
Что сами не знаем точно,
Кому мы служим конкретно.
 
 
Ни оружия, ни снаряжения,
Ни паролей, ни карт, ни рации
Нам не дали из соображения
Сверхповышенной конспирации.
 
 
Мы не шлем никуда донесения,
Кто что видел и кто что слышал —
Исключительно из опасения,
Чтобы враг на наш след не вышел.
 
 
И не выдадим, будь мы спрошены,
Ибо сами, увы, не ведаем,
Ни зачем мы сюда заброшены,
Ни какие цели преследуем.
 
 
И пока не узнаем задание,
Не внесем в это дело ясности —
Не пойдем спасать Мироздание,
Не подвергнем его опасности.
 
 
Мы, напротив, проявим умеренность,
Чудо выдержки и осторожности.
Пусть противник питает уверенность
В нашей полной благонадежности.
 
 
Будем жить до глубокой старости
И умрем, как граждане честные.
Но не выдадим этой малости —
Той, что сами-то мы не местные…
 

«Ну вот и все…»

– Ну вот и все, – прошептал холодными губами Главный Герой, глядя в неподвижное свинцовое небо. – Мы проиграли.

– Да как сказать, – произнес Мудрый Наставник, подойдя к Герою и садясь на корточки. – Я считаю, что все обошлось наилучшим образом.

– Ты шутишь? – Герой попытался повернуть голову, но даже на это не хватило угасающих сил. – Нас ведь разбили подчистую! Зло торжествует…

– Это да, безусловно, – кивнул Мудрый Наставник. – Но если рассматривать происшедшее не с точки зрения архетипов борьбы Добра и Зла, а как метафорический процесс становления личности, возмужания и воспитания характера, – то история вышла вполне удачная.

«Считается, что драконы…»

Считается, что драконы собирают и стерегут сокровища. Это всеобщее заблуждение.

На самом деле, это сокровища стерегут драконов.

Они ведь, сокровища, только кажутся неживыми, а в действительности у них цепкий злобный ум (коллективный, разумеется) и железная воля. Плюс могучий инстинкт самосохранения. Сокровищам, как легко догадаться, очень не нравится, когда их растаскивают и разбазаривают, и они принимают свои меры защиты.

Когда количество сокровищ в одном месте достигает критической массы, они используют свою волю для призывания дракона. А дракон, как это ни странно звучит, при всей своей разрушительной мощи и нечеловеческой мудрости существо слабовольное, он не может сопротивляться этому зову и прилетает как миленький. После чего навсегда теряет и свободу, и личную жизнь; ему остается только ухаживать за сокровищами, оберегать их, приумножать и отгонять всяких авантюристов.

Впрочем, в последние годы сокровища убедились, что дракон – не самая надежная защита, и все чаще прибегают к услугам тех же самых авантюристов, справедливо полагая, что раз уж те могут справиться с драконом, то и сил у них побольше. Поэтому охотно перекочевывают из драконьих пещер в кованые сундуки и банковские сейфы, где за ними и уход лучше, и сигнализация, и вооруженная охрана. И гораздо меньше шансов быть разбазаренными.

Потому что сопротивляться волевому призыву сокровищ никакой авантюрист не может. Силенки пока не те.

Похождения прекрасной Галатеи

Афродита огляделась по сторонам.

– Ну и где твоя статуя, которую я должна оживить? – спросила она раздраженно.

– Статуя?.. – захлопал глазами Пигмалион. – К-какая статуя?

Богиня уставила на него тяжелый взгляд.

– Мне кажется, кто-то просил меня оживить его творение, – заметила она язвительно. – Вдохнуть душу в мертвый материал или что-то вроде. И даже принес в жертву целого быка, разве не так?

– Так, – кивнул Пигмалион, заливаясь краской. – Только при чем тут статуи? Статуи совершенно ни при чем. Я ведь не скульптор, я поэт!

Со странной смесью гордости и смущения он протянул Афродите длинный свиток.

– Вот, здесь все написано.

Богиня, немного помедлив, двумя пальчиками взяла поэму из рук Пигмалиона и скривилась.

– И из этого куска телячьей кожи я должна сотворить живую женщину?

– Но она ведь и вышла как живая! – запротестовал Пигмалион. – Это ведь всего лишь вопрос формы…

Богиня поджала губы и принялась читать. Ее брови поползли вверх.

– Значит, «ноги как колонны паросского мрамора»? С капителью или без? И вот это, «зубы, подобные овечкам на склоне холма» – как прикажешь понимать?

– Белые, – пояснил Пигмалион.

Афродита хмыкнула.

– Ты вообще когда-нибудь живую овцу видел? Ладно, проехали. Внешность не главное, это, как ты справедливо заметил, только вопрос формы. А характер откуда будем брать?

– Я там дальше все описал, – застенчиво потупился Пигмалион. – Примерно с середины свитка.

Афродита перевела взгляд на нужное место и продолжила чтение. Через минуту ее щеки залил нежный румянец. Еще через минуту дыхание участилось. Через три минуты она всхлипнула и издала глубокий прочувственный вздох. А потом решительно свернула поэму, не дочитав до конца.

– Ну, знаешь ли… – выдавила богиня любви и красоты, тяжело дыша. – Ну ты… Это уж… слишком!

– Я что-то не так сделал? – забеспокоился Пигмалион. – Мне казалось, что я описал свой идеал достаточно живо…

– О да, – согласилась Афродита. – Еще как живо!

– Значит, все в порядке?! Ты сможешь подарить мне девушку моей мечты? Во плоти?

– Нет, – сурово отрезала богиня. – Я поступлю иначе.

По дороге домой, оставив на земле окаменевшего Пигмалиона, Афродита крепко прижимала к груди «Похождения прекрасной Галатеи».

– Такие книги нельзя показывать людям, – бормотала богиня любви. – Для них еще не пришло время! И надеюсь, никогда не придет…

Парис, ты был прав!

– Твоя просьба услышана, – сообщила скульптору Афродита. – Показывай статую, которую ты хочешь оживить.

Пигмалион оторопело уставился на Афродиту. Потом перевел глаза на мраморное изваяние Галатеи. Потом снова на богиню. И снова на статую. И снова на богиню, после чего уже взгляда не отводил. Судорожно сглотнул, несколько раз открыл и закрыл рот и наконец выдавил из себя сипло:

– Вы знаете… Парис был прав!

«Принес? – спросила Василиса…»

– Принес? – спросила Василиса.

– Ага, – кивнул Иванушка. – Все как ты велела. Раздобыл, стало быть, хрустальное яичко, в котором смерть Кощеева.

– Чего же ты ждешь? Доставай меч-кладенец и разбей его скорее!

Иванушка вытащил меч из ножен, размахнулся и обрушил на яйцо. Полетели хрустальные осколки.

– Это все? – спросил Иванушка.

– Ты молодец, – улыбнулась Василиса и погладила любимого по русым кудрям. – Один крестраж уничтожен, осталось еще шесть, продолжай в том же духе.

Изменения реальности

– А вот это, – представил профессор, – самое главное сокровище нашего Учреждения. Артефакт Древних, устройство для изменения реальности.

– Серьезно? – восхитился его собеседник, недавно нанятый перспективный ученый.

– Абсолютно, – кивнул профессор. – Расшифрованные тексты на табличках дают совершенно определенные указания на этот счет. Если мы с Вами пройдем под защитный кожух, в кабину управления, то при помощи простейших манипуляций сможем сотворить с миром все, что угодно!

– Да неужели?

– Уверяю Вас. Можно сделать небо синим или красным, можно наплодить самых странных существ либо изменить, а то и уничтожить уже существующих. Можно заставить землю крутиться в обратную сторону, зажигать и гасить звезды, уменьшать налоги и увеличивать среднестатистический женский бюст… словом, как я и сказал, творить все, что угодно. Более того, весь мир будет твердо уверен, что так всегда и было, и никто ничего не заподозрит! Только мы с вами, операторы этой машины, будем знать правду.

– А Вы пробовали?

– Ну разумеется, я же исследователь! Но, к сожалению, – профессор вздохнул, – прибор не работает. Лампочки мигают, шестеренки крутятся, но никаких видимых изменений не происходит.

Молодой ученый задумался.

– Послушайте, профессор, – осторожно произнес он. – А может, прибор в порядке? Может, что-то не так с защитным кожухом?

«Ты везунчик, Рю…»

– Ты везунчик, Рю, – сказал Сато с ноткой зависти.

– Да, я знаю, – откликнулся Рю.

Сато присел на корточки, потрогал лежащее на полу неподвижное тело и перевел взгляд на друга.

– Где ты ее нашел?

– На свалке, где же еще, – пожал плечами Рю.

– Ну да, разумеется, – пробормотал Сато. – Ты везунчик.

– Да, ты уже говорил.

Сато снова потрогал распростертое тело.

– Ну, как ты и сам уже догадался, она действительно киборг. И насколько я понимаю, очень неплохой киборг, совсем новый. Интересно, как она оказалась на свалке, обычно такие вещи не выбрасываются…

– Ты можешь проверить, что с ней не так? – спросил Рю.

– Для этого я тут, не правда ли? – хмыкнул Сато. – Сейчас разберемся.

Он достал инструменты, подключил к лежащей девушке-киборгу ноутбук и принялся увлеченно ковыряться в ее настройках.

– Ну, в общем и целом все понятно, – сказал он через полчаса. – Тебе не просто повезло, тебе сказочно повезло!

– А точнее? – спросил Рю.

– Выглядит она как обычный киборг, – начал Сато, – ну хорошо, как очень симпатичный киборг. Но внутри у нее куча всяких навороченных штучек, некоторые даже я с трудом смог опознать. Вот, например, усиленный интеллектуальный блок… или эмоциональная приставка.

– И что это значит?

– Это значит, что перед тобой не просто робот, а почти человек. Она способна чувствовать, сопереживать, даже любить… Это помимо всяких прочих достоинств. Очень необычная модель.

– Ну и что мне с ней делать? – спросил Рю.

– Да что угодно! – воскликнул Сато. – Она же киборг! Ты можешь с ней общаться, играть, смотреть телевизор…

– Заниматься любовью, – подхватил Рю.

– Ну… да. Конечно, как же без этого. Собственно, потребность в любви у нее заложена аппаратно. Эмоциональный блок, для нормальной работы нуждается в периодической разрядке, дважды в неделю или чаще. Полагаю, что ее создали по частному заказу, как любовницу и верную подругу для какого-нибудь богатея. В ее базе данных одно оглавление статей, посвященных сексу, занимает около шестидесяти страниц!

Рю вздохнул, поднял девушку с пола, взвалил на плечо и направился к двери.

– Эй, ты куда? – удивился Сато.

– На свалку, выбросить это барахло.

– Но почему?!

Рю обернулся к товарищу.

– Почему? – переспросил он. – Из твоего объяснения я понял, что это – экспериментальная система нестандартной конфигурации и с нестабильными комплектующими. Причем для того, чтобы немножко поиграть, пообщаться или посмотреть фильм, мне придется трахаться с этой системой не реже, чем два раза в неделю! И кому такой компьютер нужен?

Откуда они взялись

Растрепанный, забрызганный кровью, с полубезумным взглядом, человек танцевал вокруг самодельного алтаря.

– Всевышний! – завывал он. – Великий и Милосердный! Снизойди до раба Своего! Взгляни на дело рук моих, что сотворил я во Славу Твою!

– И что же ты сотворил? – раздался Голос с небес. Человек задрожал и упал на колени.

– Вот! – он махнул рукой в сторону алтаря. – Жертву! Великую жертву!

Небеса промолчали. Человек облизнул губы и продолжил:

– Сына своего. И другого сына тоже. И обеих дочек. И жену заодно. И брата с семьей, на всякий случай. Всех.

– Зачем? – тихо спросили небеса.

– Я… – человек сглотнул. – Я тоже хочу. Как Авраам. Только еще больше. Он только одного сына хотел в жертву принести, да и то, кстати, не принес. А я – всех! Причем сам, без подсказки! Меня никто, как его, не уговаривал, я сам!

По велению души! Я выше! Я должен получить больше! Мне положено!

– И что же ты хочешь получить? – спросили небеса еще тише.

– Пусть от меня тоже произойдет великий народ, – хрипло произнес человек.

– Ты же убил всех своих детей, – напомнили небеса.

– Новых нарожаю.

– Значит, великий народ?..

– Да! Великий и многочисленный. Чтобы моих потомков было вдвое больше, чем у Авраама… нет, втрое! Вчетверо! В тысячу раз! Я заслужил. Я ведь, правда, заслужил!

– Да, – подтвердили небеса. – Ты заслужил.

Человек пал ниц со слезами счастья на глазах.

– Я знал! Спасибо Тебе, Всемогущий!

– От тебя, – громко и торжественно заговорили небеса, – произойдет многочисленное потомство. Никто и никогда не сможет сосчитать его. Доволен ли ты?

– О да!

– Потомки твои расселятся по всему миру, и убоятся их все прочие народы. Доволен ли ты?

– Да, да!

– Ни в чем не будут знать они нужды, ни в жилье, ни в пропитании. В любой дом зайдут, как в свой собственный, и возьмут, не спросясь, все, что им потребно. Доволен?

– Да!!!

– Отменным здоровьем награжу твое потомство. Ни холод, ни жара, ни болезни не подкосят их. Неистребимы будут твои потомки. Сгинут, как и не были, все иные народы, а твои дети останутся вовеки. Доволен ли ты?

– О-о, да, да, да!

– Значит, быть по сему!

И стало так.

* * *

Ну вот, мальчик мой. А ты, кажется, спрашивал, откуда взялись тараканы?

«Ты убил моего отца!…»

– Ты убил моего отца! Приготовься к смерти!

Неприятный лысый тип за столом поднял голову от бумаг и скучающим голосом произнес:

– Шестьсот тридцать два.

– Что?.. – опешил герой.

– Ваш номер. Вы ведь пришли мстить?

– Ну да.

– Тогда пройдите в приемную и спокойно дождитесь своей очереди. Много вас тут таких… желающих.

«У нас с женой…»

– У нас с женой, – сказал печально граф, – жизнь не сложилась. Наши отношения были скованы рамками условностей, мы были подчеркнуто вежливы, но вот любовь… любви не было. И однажды напряжение дошло до того, что мы с женой разругались, она наговорила мне кучу шокирующих вещей, я что-то ответил, она добавила… – граф вздохнул. – И я для нее умер.

Помолчав минуту, граф продолжил:

– С тех пор каждую безлунную ночь я являлся к ней в белом саване, гремя цепями, и смыкал холодные пальцы на ее шее, и обжигал ледяным дыханием кожу между лопаток, и оставлял следы укусов на горле и на запястьях… ее это страшно заводило. На что только не пойдешь ради близкого человека!

«Василиса открыла глаза…»

Василиса открыла глаза, повернула голову и с удивлением посмотрела на Кощея.

– Ну ты даешь, Кощеюшка! Не ожидала от тебя такой прыти! Я думала, ты задохлик задохликом, только зубами скрипеть и умеешь.

– Раньше мне скованность мешала, – скромно пояснил Кощей. – А сейчас я, видишь, раскован.

– Напился, да?

– Не без того, – потупился Кощей.

– И много ли пришлось выпить?

– Три ведра, – признался Кощей. – Ванька твой, между прочим, напоил.

– Дурак он, мой Ванька, – пожала белыми плечами Василиса. – Ну, значит, сам и виноват.

«Не ругай политиков…»

– Не ругай политиков, – строго сказал мне мой бес. – И газетами нечего швыряться, тебе же самому потом придется убирать.

– Не ругать политиков?! – возмутился я. – Да ты посмотри, что они делают! Они же… они же…

– А что «они»? – пожал плечами бес. – Нормальные политики. Даже отличные политики, не побоюсь этого слова.

– Отличные?! – взвыл я.

– Конечно. А что тебя так удивляет?

Он всмотрелся в мое лицо, понимающе хмыкнул и скорчил рожу.

– А-а, вот в чем дело. Ты считаешь, что хороший политик обязан печься о благе народа, а плохой – тот, который этого не делает?

– Разумеется.

– Ну так ты не прав. Политики бывают двух сортов: второго и третьего.

Он поерзал на моем левом плече и воздел вверх палец, начиная лекцию:

– Скажи-ка мне, умник, зачем, по-твоему, люди идут в политику? Нет, не отвечай пока, я сформулирую вопрос иначе. Можешь ли ты себе представить молодого человека, который поступает в Оксфорд, Кембридж или Институт Международных Отношений исключительно для того, чтобы в отдаленном будущем сделать свой народ счастливее?

– М-м… нет… хотя постой… да, могу.

– Правда? – искренне удивился бес. – А скажи тогда, какие шансы у этого феноменального юноши пройти экзамены в МГИМО, удержаться и успешно закончить обучение? Среди сотен поступивших туда юных карьеристов, сынков (ну и дочек) высокопоставленных родителей? И не скурвиться самому, а потом еще заручиться поддержкой партии, где все – такие же бывшие выпускники того же заведения, а без партии ведь никуда, в одиночку к власти не пробьешься. Так вот, я спрашиваю: какие у него шансы пройти весь этот путь и попасть в правительство?

– Нулевые, – уверенно ответил я.

– Правильно, – ободряюще улыбнулся мне бес. – Молодые амбициозные люди, начинающие свою политическую карьеру, преследуют собственные цели. Кто-то жаждет власти, кто-то почестей, кто-то денег, а большинство хочет все это разом. Затем и рвутся в институт, затем и прогрызают себе дорогу наверх, расталкивают других локтями, уничтожают противников, лгут, воруют, дают взятки – лишь бы добраться до вершины, любой ценой! А ведь не заплатишь любую цену, не доберешься, вот в чем штука!

Бес сплюнул мне в нагрудный карман и продолжил:

– Какие у тебя основания полагать, что, достигнув власти, человек резко изменится? Что он перестанет думать о карьере и личной выгоде и задумается о благе народном?

– Никаких, – признал я.

– Ну так чего же ты хочешь от политиков? Они делали карьеру для того, чтобы им, понимаешь, им самим было хорошо. А отнюдь не тебе, и уж тем более не какому-то абстрактному «народу». Так что у вас идеальные политики. Всем политикам политики. Образцово-показательные!

Чемпионат мира

– Начинаем перекличку!

– Клик!

– Клик!

– Все готовы, можно начинать!

Я не готов. Я даже не надеялся выйти в финал.

Сам не понимаю, как это получилось. Но теперь я обязательно проиграю, я не справлюсь…

– Приготовились, начали!

Против меня японец. Четырехкратный чемпион мира. Уж у него-то нервы в порядке! И машинка хорошая, тоже японского производства, он с ней одно целое. Мне, конечно, Олимпийский Комитет выдал точно такую же, якобы «для уравнивания шансов». Но какое уж тут, к черту, равенство?! Я-то привык к отечественной! Она и помассивнее, и в ладони лежит так весомо, солидно, опять же, кнопки крупные, не промажешь. А японские калькуляторы – штука миниатюрная, нервная, реагируют на каждое прикосновение. Одно мучение с ними.

– Раунд первый! Девять умножить на три!

Отлично! Замечательный вопрос! Девятка совсем рядом с кнопкой «умножить», а с нее палец сам соскальзывает на тройку.

– Двадцать семь!

– Двадцать семь!

Вот черт! Японец опередил меня на целых четыре секунды! Но ничего, в следующем раунде я…

– Раунд второй! четыре умножить на один!

Какой неудобный вопрос! Палец вдавливается в четверку, быстро перескакивает на другой конец калькулятора, потом обратно…

– Четыре!

– Четыре!

Проклятье, японец опять впереди! Если так будет продолжаться и дальше, то я точно проиграю. Достаточно ему ответить быстрее на три вопроса из пяти…

– Раунд третий! Семь умножить на шесть!

Ненавижу, ненавижу, ненавижу этот вопрос! Я так надеялся, что его не будет! Всегда, сколько себя помню, я на нем запарывался…

– Сорок шесть!

– Сорок два!

Опять он ответил раньше… Что?! Не может быть! Японец сделал ошибку! Еще не все потеряно! Мне нужно всего лишь продержаться оставшиеся два раунда, и я, возможно, обойду его по очкам! Спокойно, сосредоточиться… Помни, ты был лучшим на отборочных играх! Ты установил новый мировой рекорд в среднем возрасте: сумел досчитать без запинки до ста двадцати девяти всего за одну минуту тринадцать секунд. Страна надеется на тебя!

– Раунд шестой! Два умножить на два!

Вот она, двойка! Два умножить…

– Четыре!

Опять японец лезет вперед! Скорее, ско…

– Стоп! Остановить поединок!

В чем дело? Что происходит?

– Спортсмен из Японии дисквалифицирован и вынужден покинуть ринг. Ему отказано в праве продолжать соревнования.

Ничего не понимаю… за что?

– Согласно показаниям наших наблюдателей, и этот факт заснят на видео, в последнем раунде японский спортсмен произнес ответ прежде, чем тот высветился на экране калькулятора. Это может означать только одно – нечестную игру. Он заранее выучил все ответы!

Кто бы мог подумать! Какой позор для Японии! Но теперь, выходит… я – победитель?!

– Ввиду того, что противник выбыл с состязания, победителем объявляется…

Да, я победил. Чемпионат мира по математике закончен. А если товарищи не подведут и сумеют без ошибок напечатать свои тридцать знаков, то и в командном зачете по чистописанию нам золото обеспечено.

«Ну хорошо!..»

– Ну хорошо! – насмешливо скривив губы, произнес вампир. – Ты меня победил, поймал и даже смог связать. А дальше-то что? У тебя нет при себе ни осинового кола, ни серебряных пуль. Как ты собираешься убить то, что и так давно уже умерло?

– Не факт, – ответил герой. – Ты подаешь признаки жизни, а значит, надежда еще есть.

Он взвалил связанного вампира на плечо и поволок в реанимацию.

Иван Иванович Дурак

Змей Горыныч пристально посмотрел на богатыря.

– Как, говоришь, тебя зовут?

– Иванушка.

– А Иван Дурак тебе не родственник?

– Это я и есть, – сдержанно ответил богатырь. – Иван Иванович Дурак.

– Иванович? Так твой папаша тоже Иван?

– Ну да…

– Братишка! – восторженно завопил Змей, облапил богатыря и расцеловал его троекратно. – Вот радость-то! А уж папа-то как обрадуется!

– Ну ты чего?! – задергался Иванушка. – А ну пусти! Я с тобой драться пришел, а не целоваться. Какой я тебе, к чертям собачьим, братишка?

– Двоюродный, – охотно пояснил Змей. – Я ведь Горыныч. Наши отцы еще лет тридцать назад побратались: твой Иван и мой Горыня. Усыня нам письма пишет, у него дочка, а Дубыня с сыновьями каждое лето приезжает. Только вас, Дураков, нам пока не хватало.

– Погоди… – нахмурился Иван Дурак. – Горыня – он же вроде человек был? А ты, извини уж за прямоту, все-таки змей?

– А я в мамочку пошел, – гордо сообщил Горыныч. – Мамочка у меня та еще змея, другой такой поди сыщи! Уж тут мой папаша твоего обскакал!