Текст книги "На внутреннем фронте. Всевеликое войско Донское (сборник)"

Глава XII

Посольство донцов к союзникам. Письмо атамана генералу Франше д'Эспере. Декларация Войска Донского. Английский адмирал посылает миноносцы в Таганрог для осведомления о Донском войске

При первом же известии о событиях в Болгарии атаман поручил находившемуся в городе Яссах по делам снабжения предметами артиллерийского довольствия генералу барону Майделю войти в связь с союзниками и нащупать почву для сношения с ними. Известия от барона Майделя были получены самые благоприятные. Союзники вполне благожелательно относятся к Донскому войску, считают, что сношения и связь его с германцами были вызваны обстоятельствами, но не изменой и предательством, наконец, союзники при первой же к тому возможности помогут Дону и Добровольческой армии оружием и живой силой. Союзникам нужна точная ориентировка о том, что происходит на Дону и чем они могли бы помочь Донскому войску и его атаману в борьбе против большевиков. Наконец, союзники стоят на том взгляде, что Россия должна быть восстановлена в прежних границах 1914 года, за исключением Польши, то есть должна быть «великая, единая и неделимая».

Лучшего ответа атаман не мог ожидать.

6 ноября атаман снарядил Зимовую станицу, то есть посольство, в лице двух горячих донских патриотов генерал-майора Сазонова и товарища председателя Большого Круга, бывшего председателя «Круга спасения Дона» полковника Янова. Лица эти были назначены официальными представителями Войска Донского перед державами Согласия. Они должны были передать письмо на французском языке генералу Франше д'Эспере, командовавшему союзными войсками на востоке, и копию этого письма посланнику русскому в Румынии С.А. Поклевскому-Козелл. К письму этому был приложен изданный донским атаманом 22 мая 1918 года политический меморандум под названием: «Декларация Всевеликого войска Донского».

В этой декларации говорилось:

«Всевеликое войско Донское, существующее как самостоятельное государство с 1570 года и входящее в состав Российского государства, как нераздельная его часть с 1645 года, во все времена и годы было верным сыном державы Российской и таковым оставалось и после революции, стремясь вместе с Временным правительством довести страну до Учредительного собрания, на котором предполагалось установить образ государственного устройства и дальнейшие свои отношения к Российскому государству.

Большой Донской Круг и выбранный им Атаман Каледин не могли признать власть народных комиссаров за истинную и правомочную власть и отшатнулись от Советской России, ставшей игрушкой в руках безумцев большевиков и авантюристов, и, провозгласивши себя самостоятельной Донской демократической республикой, вступили на путь борьбы с Советской властью.

Жертвою этой борьбы пал Атаман Каледин, и Кругом атаманская власть была передана Атаману Назарову. В неравной борьбе с мятежными казаками и большевиками погиб мученической смертью на своем посту доблестный Атаман Назаров, и власть Атамана временно перешла в руки походного Атамана Попова.

Мужеством и энергией донского казачества и его вождей и руководителей Войско Донское освобождено от большевиков, и „Кругом спасения Дона“ я выбран 17 сего мая (нового стиля) Донским Атаманом с предоставлением мне впредь до созыва Большого Круга чрезвычайной власти, в основных законах указанной.

Объявляя об этом, я прошу Вас, милостивый государь, передать Вашему Правительству, что:

1) Впредь, до образования в той или иной форме Единой России, Войско Донское составляет самостоятельную демократическую республику, мною возглавляемую.

2) На основании ранее, 21 октября 1917 года, при Атамане Каледине заключенных договоров Донская республика, как часть целого, входит в состав „Юго-Восточного союза“ – из населения территорий Донского, Кубанского, Терского и Астраханского казачьих войск, горских народов Северного Кавказа и Черноморского побережья, вольных народов степей юго-востока России, Ставропольской губернии, Черноморской губернии и части Царицынского уезда Саратовской губернии и обязуется поддерживать интересы этих государств и их законных правительств.

3) Относительно установления точных границ и торговых и иных отношений между Донским войском и Украиною ведутся переговоры, для чего послано посольство в лице Черячукина и Свечина.

4) Донское войско не находится ни с одною из держав в состоянии войны, но, держа нейтралитет, ведет борьбу с разбойничьими бандами красногвардейцев, посланных в Войско Советом народных комиссаров.

5) И впредь Донское войско желает жить со всеми народами в мире на основании взаимного уважения прав и законности и соблюдения общих интересов.

6) Донское войско предлагает всем государствам признать его права, впредь до образования в той или иной форме Единой России, на самостоятельное существование, и государствам, заинтересованным в торговых или иных отношениях, прислать в Войско, в его столицу Новочеркасск, своих полномочных представителей или консулов.

7) В свою очередь, Донское войско пошлет в эти государства свои Зимовые станицы, то есть посольства, для установления дружеских отношений.

Обо всем этом прошу Вас, милостивый государь, широко объявить с согласия Вашего Правительства всем гражданам Вашего государства. Донской Атаман генерал-майор Краснов».

В письме генералу Франше д'Эспере атаман коротко писал о постепенном освобождении Войска Донского от большевиков, о тех кровавых жертвах, которые при этом пришлось принести Войску, о причинах, побудивших его войти в сношения с Германией и написать письмо императору Вильгельму. Донской атаман указывал на то, что силы, борющиеся против большевиков – Донская и Добровольческая армии – в общем невелики, он писал, что без иностранной помощи Россию не спасти. Донской атаман указывал, что единое командование будет возможно осуществить лишь тогда, когда Добровольческая армия повернет на настоящее направление и пойдет на Москву. Наиболее желательными вождями для такого объединенного командования атаман назвал генералов Щербачева и Николая Иудовича Иванова.

«…Без помощи союзников освободить Россию невозможно, – заканчивал свое письмо атаман. – Помощь эта может выразиться в присылке снаряжения, оружия, технических средств борьбы, обмундирования и денег, тогда борьба затянется на один, на два года, или в присылке кроме этого еще 3–4 корпусов войск 90-120 тысяч, тогда в 3–4 месяца можно всю Россию освободить.

Советские власти ненавидимы русским народом, и русский народ ждет только толчка, чтобы свергнуть их. Красная армия труслива, подвержена панике и бежит даже от наших войск, численно раз в 10 меньших, нежели она.

Если назначить один корпус для освобождения Кавказа, один вверх по Волге на Царицын, Саратов, Самару, Пензу, Тулу и Москву, один на Воронеж, Рязань и Москву и один на Харьков, Курск и Москву, можно с уверенностью сказать, что только до Саратова, Воронежа и Курска придется идти походом и с боями – по взятии их Москва падет и дальнейшее движение примет характер триумфального шествия и торжественных встреч.

Украину временно придется занять иностранными войсками…

Было бы крайне желательно, чтобы теперь же опытные генералы французских, английских или американских войск прибыли бы в Новочеркасск, посетили бы со мною фронты, посмотрели бы войска, чтобы они могли бы составить правильное представление как о Донской армии, так и о самом характере борьбы с большевиками.

Из прилагаемого при сем правительственного сообщения Войска Донского от 22 мая сего года Вы усмотрите, что Войско Донское все время было верно идее Единой, Неделимой России и за свободу, и счастье ее только и борется, рассчитывая на сохранение за собою своих вечных привилегий и казачьих прав.

Податели этого письма, я это позволю себе еще раз повторить, являются вполне осведомленными и полномочными послами моими для переговоров с державами Согласия, на которых мы и теперь, как и всегда, смотрим, как на своих верных союзников, притом обязанных нам за помощь в1914, 1915 и 1916 годах, когда мы, русские, помогли им своими победами в Пруссии и Галиции…».

Атаман преподал своим посланникам тот взгляд, что он считает, что союзники и особенно Франция обязаны помочь России в борьбе с большевиками, что это ее нравственный долг и что донские казаки верят в глубокую порядочность французской нации, которая не откажется в уплате по векселю. Атаман настаивал на полной самостоятельности Донского войска до тех пор, пока не явится настоящее российское правительство, будь то император или президент, или соберется полномочное Учредительное собрание, и атаман не признавал генерала Деникина ни за диктатора, ни за полноправного главнокомандующего, но смотрел на него только как на командующего союзной армией. Посланные им люди были строевые офицеры, полковник Янов притом же был пылкий, несколько экзальтированный, влюбленный в Дон человек, гордый победами и успехами донских казаков.

Когда донские посланцы прибыли в Яссы, ясское заседание там уже закончилось. Генерала Франше д'Эспере в Яссах не было, и вместо него был генерал Бертело. У Бертело были уже готовые инструкции. В Версале было решено признать одного вождя, и этим вождем был заочно признан генерал Деникин. С ним шла слава кристальной чистоты и верности союзникам, он глубоко ненавидел немцев. Его агенты уже были при французском командовании. Они доложили об измене гетмана Скоропадского России, они нарисовали Донское войско полубольшевистским государством, руководимым немцами, не имеющим никакой армии, словом «quantite negligeable», а донского атамана как ставленника и клеврета императора Вильгельма.

Все это было высказано генералом Бертело на первом приеме Сазонову и Янову и встретило с их стороны горячий, страстный отпор. Может быть, слишком горячий и более страстный, нежели позволяли требования дипломатии. Были сказаны упреки по адресу Добровольческой армии, было сказано, что самым бытием своим Добровольческая армия обязана Донскому войску и немцам…

Расстались холодно, и дальнейшие переговоры прервались. Только благодаря глубокому такту генерала Щербачева и его примирительной политике через три дня генералу Сазонову удалось добиться вторичного свидания с генералом Бертело, на котором все шероховатости были сглажены и Дону была обещана помощь в одинаковой мере с Добровольческой армией.

Там же было выяснено, что Украина непременно вся будет занята иноземными войсками. Или союзники принудят оставить там германские войска, или Украина будет занята англо-французской армией. Помощь была обещана широкая, готовилась к перевозке на юг России вся Салоникская армия. От союзников веяло победой, и донские посланники вынесли то убеждение, что победители Германии сокрушат и большевиков. Относительно присылки на Дон своих представителей генерал Бертело высказался осторожно. Представители будут посланы в Новороссийск к генералу Деникину, на Дон же никого посылать не предполагается, так как Донское войско рассматривалось в Версале как часть Добровольческой армии.

Донесения об этом успокоили атамана за его левый фланг – Украину, и атаман приказал взять З6-ю Донскую дивизию из района Каменской станицы для усиления царицынского направления, где ожидали только прибытия купленных у немцев 12 шестидюймовых морских орудий Канэ, платформы и установки для которых были уже готовы и собраны в Таганроге. За пушками этими был послан в Севастополь донской пароход «Сосиэте».

Непосредственным сношениям с союзниками атаман придавал только моральное значение, как поддержке его влияния и авторитета в Войске. Большевики знали, конечно, о событиях на западе и повели сейчас же широкую пропаганду о том, что союзники никогда не будут помогать ни Деникину, ни донскому атаману, потому что демократия Западной Европы с большевиками заодно и не допустит, чтобы ее солдаты пошли против большевиков.

Эта пропаганда имела большой успех как в Красной армии, так и у донских казаков. Прибытие союзнических полков на фронте показало бы красноармейцам, что их комиссары лгут. Красная армия только что зарождалась. Факты сдачи целыми тысячами, убийства комиссаров на фронте, митинги и обсуждения боевых приказов ясно показывали ее неустойчивость. Появление на фронте даже незначительных частей иноземных войск должно было поразить воображение противника, а в той войне, которая была тогда, это было девять десятых успеха.

Обратно, неприезд союзников на Дон, отсутствие их военных частей на фронте или хотя бы в тылу у казаков должно было окончательно подорвать силы казаков. А эти силы были напряжены теперь до крайности. Казаки держались только надеждами на скорую выручку и на помощь союзников. Донскому атаману нужно было добиться того, чтобы союзники были на Дону на Донском фронте, потому что именно на Донском фронте разыгрывались теперь события первостепенной важности, события, которые грозили самому существованию Дона. И с этой стороны прибытие союзников только в Новороссийск подрывало у казаков веру в своего атамана в минуту решительного сражения на фронте.

Но то, чего не удалось добиться официальной донской миссии генерала Сазонова и полковника Янова у генерала Бертело, то совершенно частным образом устроил адмирал Кононов, донской казак по происхождению, бывший случайно в Севастополе на встрече англо-французской эскадры. Ему удалось свести с английским адмиралом атамана Зимовой станицы Донского войска при крымском правительстве полковника Власова, они рассеяли те неправдоподобные слухи, которые распускались агентами генерала Деникина про Донское войско и его атамана, заинтересовали адмирала в военной и строительной работе Донского войска, и он отправил 21 ноября (старого стиля) из Севастополя два миноносца в Таганрог. Официальная цель похода миноносцев была заняться промерами Азовского моря, неофициально английскому капитану Бонду и французскому капитану Ошэну (Hochain) было приказано с несколькими офицерами и матросами посетить Донское войско и доложить кто прав – донские казаки, которые говорят о том, что Войско Донское вполне самостоятельное, организованное государство с армией, опирающееся на законы, или Добровольческая армия, которая говорит, что Донское войско есть полубольшевистская страна, раздираемая анархией и находящаяся в полувассальном отношении к германской империи.

На Дону начали готовиться к встрече так давно и так жадно ожидаемых союзников. И казалось, что яркое солнце появилось в хмурые и холодные осенние ноябрьские дни.

Глава XIII

Положение Добровольческой армии на Кубани. Смерть лучших вождей этой армии генерала Маркова и полковника Дроздовского. Генералы Покровский и Шкуро. Отношения к Кубани и Дону. Требование признания Доном над собой власти генерала Деникина

После освобождения Екатеринодара и созыва Кубанской Рады положение Добровольческой армии на Кубани стало двойственным. Кубанское войско, видя быстрые успехи Донского войска в государственном строительстве, мечтало освободиться от опеки Добровольческой армии и начать устраиваться так же, как и донцы. Оно и план государственного устройства взяло донской. Устроило у себя военное училище, приступило к устройству офицерской школы, создавало политехнический институт и мечтало о своем университете. Рада разбилась на два главных течения: украинское и самостийное. Украинцы уговаривали кубанцев совершенно слиться с ними и стать частью Украины. Об этом вели переговоры председатель Рады Быч и Рябовол. Самостийники стояли за устройство федерации, в которой Кубань была бы совершенно самостоятельной, и для проведения этого они искали тесного союза с донскими казаками. И те, и другие соединялись в одном – в стремлении освободиться от опеки генерала Деникина. Умеренная часть Рады – фронтовые казаки и войсковой атаман Филимонов – держались за добровольцев. Они боялись остаться одинокими в борьбе с большевиками, хотели за счет добровольцев освободиться от большевиков. Атаман Филимонов всем был обязан генералу Деникину, но для казаков он был ничто. Война выдвинула своих героев, кумиров народной толпы. Жадный до наживы кубанский казак боготворил тех вождей, которые добычей считали не только оружие и снаряды, но и имущество магазинов и кооперативных лавок занятых городов и сел, которые налагали на жителей контрибуции, взыскивали их и делились полученными деньгами с казаками. Такими вождями были генералы Покровский и Шкуро. Тот самый Покровский, который в апреле пробовал самостийничать перед генералом Корниловым, стал послушным слугою у генерала Деникина. Характера он был решительного и в основу войны положил грабеж. Когда соединенный Доно-Кубанский отряд переходил весною 1918 года снова в Кубанскую область, генерал Покровский до основания взорвал фундаментальный железнодорожный мост через реку Кубань лишь для того, чтобы донцы не перешли в Кубань и не стали там требовать своей части добычи. Пока в его отряд входили донские части, между кубанцами и донцами были постоянные споры из-за добычи.

Другой кумир кубанцев был генерал Шкуро. Молодой еще человек, он в русско-германскую войну командовал партизанским отрядом при 3-м кавалерийском корпусе. Как и все партизаны в эту войну, он ничем особенно не отличался. Во время войны с большевиками он выдвинулся быстрым освобождением и такою же быстрою сдачею Кисловодска. Однажды в изнемогавший под большевистским гнетом Кисловодск с гор спустился небольшой конный отряд, предводительствуемый элегантно одетым в свежую черкеску молодым офицером. Большевики после недолгой перестрелки бежали. Отряд вошел в город и сейчас же расклеил афиши об освобождении города от большевиков частями Добровольческой армии Шкуро. Начальник отряда – это и был Шкуро, – сам тогда затруднявшийся, в каком чине он находится, потому что его подлинный чин есаула казался ему слишком малым, ходил по парку, ездил по окрестным станицам, поднимал против большевиков Терское войско. Он потребовал, чтобы скрывшиеся по подвалам и закуткам генералы и офицеры открыли свое звание и явились к нему регистрироваться. Это была очень неосторожная и преждевременная мера. Население с удивлением узнало, что многие сапожники и ремесленники – люди в больших чинах. Шкуро собирал деньги на продолжение борьбы, был кумиром кисловодских дам как освободитель… Но когда из гор загремела по Кисловодску большевистская артиллерия, а терские казаки Волгского полка из Пятигорска не то держали нейтралитет, не то примкнули к большевикам, Шкуро так же быстро, как пришел, так и скрылся, уведя с собою незначительную толпу кисловодских «буржуев».

Большевики снова вошли в Кисловодск и жестоко расправились с офицерами. Тогда от их руки погиб и Рузский, один из главных виновников отречения царя и начала русской революции.

«Мне отмщение и Аз воздам!..»

Покровский и Шкуро нравились кубанцам. Они отвечали и духу Добровольческой армии – духу партизанскому.

По мере освобождения Кубанского войска от большевиков число кубанцев увеличивалось, и они преобладали над добровольцами. Ко времени прибытия союзников, то есть к ноябрю 1918 года, в Добровольческой армии считалось 351/2 тысячи кубанцев и 71/2 тысячи добровольцев. Не было прежних вождей Добровольческой армии.

Убит был и красиво, истинным героем умер генерал С.Л. Марков. 12 июня в одном из первых боев Добровольческой армии после отдыха на Дону в станице Мечетинской «предводительствуемые генералом Марковым части 1-й пехотной дивизии после упорного боя овладели мостом и станцией Шаблиевка. Задача, поставленная дивизией, составлявшей левый фланг Добровольческой армии, была блестяще выполнена. Враг бежал, но часть его артиллерии еще продолжала стрелять, и одним из последних снарядов был ранен генерал Марков».

Был ранен в ногу и умер от заражения крови в ростовском госпитале другой герой – рыцарь Добровольческой армии – Дроздовский.

Генерал Деникин становился одиноким. Покровский, Шкуро, новая знаменитость – генерал из рядовых казаков, окончивший всего учебную команду военного времени, Павличенко не могли быть ему ни советниками, ни помощниками, они сами нуждались в советах и руководстве, а генерал Деникин все более удалялся от армии и углублялся в политику.

В Новочеркасске политике не было места. Донской атаман определенно отмежевался от политики и искал только работников. Его кабинет управляющих отделами был совершенно пестрый. В нем были кадеты, были монархисты, управляющим отделом народного просвещения был левый социалист-революционер, почти большевик. Атаман одинаково разрешал собрания эсеров, кадетов и монархистов и одинаково их прикрывал, как только они выходили за рамки болтовни и пытались вмешаться во внутренние дела Войска. На Дону одновременно с эсеровской газетой «Приазовский край» выходил монархический «Часовой». На Дону разрешалось работать, но воспрещалось мешать работе других. «Общественные деятели», если они не были у дела, на Дону не ценились. С Дона был выслан М.В. Родзянко, и на Дону дали понять А.И. Гучкову, что ему делать там нечего.

Все это собралось теперь в Екатеринодаре. Генерал Деникин оказался в центре самых сложных и запутанных политических интриг. Он поставил на своем знамени «Единую и Неделимую Россию», и все то, что не совпадало с этим, было ему ненавистно, и он враждебно к этому относился.

Скоропадский был изменником, изменниками были все украинцы, а с ними вместе изменниками были и руководители Рады – Быч, Рябовол, П.Л. Макаренко и все те, которые мечтали о федерации.

Как-то, несколько позднее, генерал Деникин был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, подобно тому, как это было на Дону, реял свой кубанский национальный флаг. Атаман сидел на первом месте, Деникин на втором. Это его оскорбило и взорвало. Когда дошло дело до речей, он сказал почти буквально следующее:

– Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг Единой Великой России! За Единую, Неделимую Россию, ура!..

Заслуги кубанцев в боях и на походе затирались. В донесениях о них умалчивали или ставили на втором месте. Природные кубанские казаки, за исключением Шкуро, Улагая и Павличенко, не занимали видных мест. В штабе Деникина кубанцев не было, а генералы русской службы Май-Маевский, барон Врангель, Эрдели, Покровский выдвигались на видные места. Это злило кубанцев.

К Дону отношение было сдержанное. На него тоже смотрели, как на неблагодарного сына и стремились прибрать к рукам. В это время известным поэтом-сатириком Мятлевым в Киеве было написано следующее остроумное стихотворение, рисующее положение Юга России к прибытию союзников:

 
Не поется мне и не пишется,
День-деньской в ушах моих слышится:
«Ах ты, Русь моя, Русь родимая,
Ты единая, неделимая!..»
Из хохлов создав чудом нацию,
Пан Павло кроит федерацию,
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Атаман Краснов подпевает в тон:
Будет тихий Дон, наш казачий Дон.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
И журчит Кубань водам Терека:
Я республика, как Америка.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
И друг друга злей и нелепее,
Палачи галдят на Совдепии.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
И лихой моряк, и большой смельчак
На Сибири сел адмирал Колчак.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
И в Уфе эсер речью пылкою
Возрождает край учредилкою.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Выезжает лях на позицию,
Подавай ему всю Галицию.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Всю Лифляндию и Курляндию
Латыши хотят, финн – Финляндию.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
И нельзя понять, чего хочет Крым:
Хан Набоков там, Соломон ли Крым?
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Все спешат на юг и под небом Ясс
Шепчут всякий вздор и галдят зараз:
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Не хотим Павло, пана щираго,
Подавайте нам Драгомирова.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Власть растрепана, власть рассеяна,
Вся надежда на Кривошеина.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Мы сидим, сидим вроде узников
И все ждем чудес от союзников.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Господин Энно, господин Энно!
А ему плевать! И смотреть смешно.
«Ах ты, Русь моя…»
 

и т. д.

 
Но велик Господь, и придет, как встарь,
И, на троне сев, грозно крикнет Царь:
«Ах ты, Русь моя, Русь родимая,
Ты Единая, Неделимая…»
 

Пока дела Германии были хороши и все снабжение шло в Добровольческую армию из Украины через Дон, отношения Деникина к атаману были холодные, но сдержанные. Не желая оставить никаких следов о том, что Добровольческая армия получала патроны и снаряды от немцев, генерал Деникин не требовал письменно или через свой штаб нужного ему снаряжения, но к атаману или к командующему Донской армией прибывали из Добровольческой армии частные люди (инженер Кригер-Войновский и др.) или кто-либо из «общественных деятелей» и рассказывал о тяжелом положении добровольцев, о том, что у них не хватает ни патронов, ни снарядов и что им необходимо послать столько-то того-то или того-то. Или об этом передавал представитель Донского войска при Добровольческой армии генерал от кавалерии Смагин, и Донское войско, если только имело просимое, сейчас же, иногда в ущерб своим частям, отправляло транспорты добровольцам. Отношения между обеими армиями были вначале дружные, но равные. Дон не считал себя подчиненным генералу Деникину, и генерал Деникин, избегая прямых сношений с Доном, считал Дон независимым от себя.

Как только стало известно о победе союзников и о близкой перемене «ориентации», Добровольческая армия стала требовать от Дона все ей необходимое.

19 октября генерал Лукомский писал атаману: «Представитель артиллерийской части Всевеликого войска Донского на Украине, генерал-майор барон Майдель довел до сведения главного начальника снабжения Добровольческой армии, что Украина может уступить Дону 640 пулеметов „Льюиса“ и 30 миллионов патронов к ним, 20 тысяч ручных гранат, около 10 миллионов 3-линейных патронов россыпью и 100–200 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов.

Ввиду острой нужды в предметах артиллерийского снаряжения обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою, не признаете ли возможным уделить Добровольческой армии часть из указанных запасов или оказать Ваше содействие к получению армией от Украины, под видом снабжения Дона, следующих предметов артиллерийского довольствия: 1) 100 пулеметов „Льюиса“ и 5 миллионов патронов к ним; 2) 10 тысяч ручных гранат; 3) 5 миллионов ружейных патронов россыпью; 4) 75 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов, из них 25 тысяч шрапнелей и 50 тысяч гранат, по возможности французских; 5) горных 5 тысяч, из них 2 тысячи шрапнелей и 3 тысячи гранат; 6) 48-линейных – 5 тысяч, из них 500 шрапнелей и 4500 бомб с зарядами; 7) 6-дюймовых – 3 тысячи бомб. О последующем прошу Вас не отказать уведомить меня…»

Атаман не мог исполнить в полной мере этой просьбы Добровольческой армии, потому что он сам ничего из обещанного не получил. Способ требования через него запасов от Украины, нежелание Добровольческой армии сноситься непосредственно с гетманом, ее брезгливость к гетману и немцам и вследствие этого выставление атамана каким-то посредником, наконец, та властная, обособленная политика, которую вел Деникин, все это огорчало и возмущало атамана. 13 октября он в длинном письме на имя генерала Смагина высказывал свои соображения по этому поводу.

«…Спешу ответить, хотя коротко, на Ваше письмо, – писал атаман. – Во-первых, о патронах и снарядах. Почему Войско Донское должно быть маклером по продаже их Добровольческой армии? Нам и патроны, и снаряды нужны гораздо более, нежели Добровольческой армии, и достаются они нам с большими трудами, неприятностями и волокитой. Мы ведем борьбу с восемью советскими армиями в то время, как против Добровольческой армии только одна армия – Сорокина, да и та более чем наполовину выпущена против нас. Нам снаряды и патроны нужны не менее, чем добровольцам, и торговать ими мы не можем. Такого случая, чтобы мы задержали патроны оттого, что нам не выслали хлеб за них, не было. Не мы задерживаем патроны, а генерал Эльснер не послал их вовремя, да и способ, который употребляет Добровольческая армия для получения от нас патронов, довольно странный. Она их просит через случайных проезжих гражданских инженеров, просит намеками, а не прямо. И тем не менее на прошлой неделе я послал Добровольческой армии 4 миллиона патронов и 5 тысяч снарядов. Но ни Кубань, ни Добровольческая армия не могут рассчитывать получать от нас патроны и снаряды по той простой причине, что у нас их нет. Вы же знаете, что у нас нет ни фабрик, ни заводов для изготовления их, и у нас не было складов – все на Украине, и значит, и Кубани, и Добровольческой армии надо получать снаряды и патроны оттуда, для чего не самостийничать, а стремиться к единой, неделимой России. На мне теперь лежит еще и питание Южной армии – откуда же я возьму еще и для добровольцев, которые притом совершенно не считаются со мною и не желают меня знать. Я, конечно, понимаю, что они мне косвенно помогают, но в трудные минуты нашей боевой жизни – это уже не первый раз, что мы терпим неудачи из-за несогласованности наших действий с действиями добровольцев. Прибытие отряда Сорокина и дивизии Жлобы, не преследуемых по пятам добровольцами, и удар их в тыл нашим войскам у Царицына произвели на казаков угнетающее впечатление.

Вот Вам и еще пример отношения к нам Добровольческой армии. Добровольческая армия просила у нас сухие и мокрые элементы, мы ей их немедленно послали, не говоря о цене и не торгуясь об этом. Теперь нам понадобилась мощная радиостанция, так как при помощи ее мы могли бы разговаривать и узнавать все, что делается в Петербурге, Москве, Пензе, Уфе и т. д. Добровольческая армия имеет две такие свободные и совершенно ей ненужные морские станции. Добровольческая армия на нашу просьбу о станции, которая и ей будет давать нужные сведения со всего света, ответила, что она может уступить такую станцию за 300 тысяч рублей. Согласитесь, что даже немцы с нами не торговались и предметы добычи отдавали или даром, или по пониженной цене. Все это так некрасиво рисует вождей Добровольческой армии.

А присутствие в ней Семилетова и Сидорина? Что это, вызов Дону? Подготовка новой междоусобной войны?

Стыдно и больно все это писать и как бесконечно грустно. Ослепленные вожди и политиканы Добровольческой армии такими поступками марают честное белое знамя Корнилова.

Ваши сведения о проходе флота союзников через Дарданеллы совершенно неверны. Дарданеллы и Босфор заняты исключительно германскими войсками и германской артиллерией, Чаталджинская позиция в руках германцев. Кому нужен этот обман? Зачем сулить скорую помощь, чтобы еще более горькое было разочарование. Ведь из-за этого погиб в январе Каледин, которому тоже обещан был десант союзников. Но его не было, не так скоро он будет. А эти обманы так расстраивают слабых…