Текст книги "Император Николай II. Мученик"

Летом 1914 г. Царская Семья, по обыкновению, собиралась проводить свой отдых в Ливадии. Но 16/29 июня 1914 г. Николаю II было доложено содержание расшифрованной телеграммы от военного агента в Вене полковника барона А. Г. Винекена, которая поступила в Петербург накануне, 15/28 июня. В ней говорилось: «Сегодня утром в Сараево убиты выстрелами из револьвера наследник престола и его супруга. Убийца – серб»{720}720
  Шифрованная телеграмма А.Г. Винекена от 15 июля 1914 г. // [фотокопия] http://ru.wikipedia.org/wiki


[Закрыть]. Император Николай II поручил ехать на похороны эрцгерцога Великому Князю Николаю Николаевичу. От имени Государя в Вену был послан роскошный погребальный венок из белых лилий, роз и пальм, с надписью на чёрно-золото-белой ленте: «Эрцгерцогу Францу Фердинанду Австрийскому»{721}721
  Новое время. 5 июля. 1914 г.


[Закрыть]. Однако из Хофбурга{722}722
  Зимняя резиденция австрийских императоров в Вене.


[Закрыть] пришло извещение, что похороны Франца Фердинанда пройдут частным образом в дворцовой церкви замка Арштеттена, жилой резиденции эрцгерцога, в отсутствие представителей царствующих династий и иностранных послов. Австро-венгерская верхушка не хотела превращать похороны в обыкновенную траурную церемонию, где все собравшиеся представители иностранных держав, в том числе и Сербии, являлись как бы соболезнующей стороной, тогда как в Вене готовили Сербии роль главной «виновницы» совершенного злодеяния.

Вопрос о поездке в Ливадию для Государя отпадал. Как вспоминала А. А. Вырубова: «Государыня сказал мне, что политическая обстановка опасная настолько, что ближайшие времена могут стать очень изнуряющими. Поэтому Государь и она хотели настолько быстро, как только возможно, плыть на “Штандарте” на Финские шхеры передохнуть и набраться сил»{723}723
  Вырубова А.А. Указ. соч.


[Закрыть].

1 июля Царская Семья отбыла в финские шхеры. Пьер Жильяр вспоминал: «Вид был прелестен: изумрудное море, оттененное на гребнях волн светлыми переливами, было усеяно островками из красного гранита; над ними высились сосны, стволы которых горели на солнце. Дальше, на втором плане, тянулся берег с длинными полосами желтого песка и тёмно-зелёными лесами, которые уходили в глубокую даль, теряясь в небе…»{724}724
  Жильяр П. Указ. соч.


[Закрыть]

Но отпуск Августейшей Семьи продлился недолго. 7 июля начинался визит президента Франции Р. Пуанкаре в Петербург, и Государь должен был вернуться в Петергоф. Однако, по свидетельству Жильяра, «наше плаванье было только прервано, и мы должны были возобновить его по отъезде президента». Воспоминания Вырубовой, по обыкновению, полны эмоциональных сцен, которые вряд ли могли иметь место в конкретных событиях. Вырубова утверждает, что «неожиданно пришла телеграмма, из которой стало ясно, что Государю надо вернуться в Петроград{725}725
  7 июля 1914 г. город еще назывался Санкт-Петербург. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Мы все знали, что это значит и плакали, когда “Штандарт” повернул свой нос по направлению к Кронштадту. Государыня буквально купалась в слезах. Она произнесла пророчески слова, которые запомнились мне на всю мою жизнь: “Мне кажется, что наши небесные дни на Финских шхерах закончились навсегда, мы никогда все вместе больше не будем плыть на нашем корабле”. Также и Государь к концу отпуска был довольно-таки печальным. “Это, пожалуй, первые настоящие слёзы, которые вы видите на глазах вашего Государя – сказал Он своему ближнему кругу”».

Вообще, воспоминаниям А. А. Вырубовой свойственны «слёзы», «рыдания» и «плачи». Несомненно, что в своей подавляющей части воспоминания о них являются явными преувеличениями. В данном случае причина отъезда Государя в Петербург была вызвана не какой-то «важной телеграммой», а прибытием французского президента. Тем временем общеполитическая обстановка, хотя и была тревожной, но вовсе не виделась трагической. Ведь ещё не был предъявлен даже австрийский ультиматум Сербии, не говоря уже военных приготовлениях на русской границе. Поэтому таким сдержанным на эмоции людям, особенно при посторонних, как Государь и Государыня, конечно, не было никаких причин для таких переживаний. Хотя, разумеется, правдивость слов Императрицы, переданных А. А. Вырубовой, исключать нельзя, но не при этих обстоятельствах.

Пуанкаре впервые посещал Россию в качестве президента. Его визит не был вызван событиями в Сараево, так как планировался задолго до них. Однако в свете происшедшего приезд французского президента приобретал особое значение. Пуанкаре прибыл в Петербург, когда вся Европа ждала, какие шаги предпримет Австро-Венгрия в отношении Сербии. Атмосфера была гнетущей. Как вспоминал Сазонов: «Пребывание президента республики в Петергофе прошло под тягостным влиянием ожидания грядущей беды»{726}726
  Сазонов С.Д. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1991. С. 181.


[Закрыть].

Встреча Императора Николая II с Пуанкаре продемонстрировала миру крепость русско-французского союза. Во время официального обеда Государь произнёс тост, в котором приветствовал «главу дружественного и союзного государства» и своего «старого знакомого». «Издавна объединенные взаимною симпатией их народов и общностью интересов, Франция и Россия уже скоро четверть века поддерживают тесную связь для достижения одной и той же цели, заключающейся в том, чтобы охранять свои интересы, содействуя вместе с тем сохранению равновесия и мира в Европе. Я не сомневаюсь, что, оставаясь верными своему идеалу и опираясь на свой испытанный союз, равно как и на одинаково дружественные отношения, наши две страны будут продолжать пользоваться благами мира, обеспеченного полнотою их сил, и всё более укреплять тесные узы, их связывающие»{727}727
  Тост императора Николая II на обеде в честь президента Франции Р. Пуанкаре. 20/7 июля 1914 г. // МОЭИ. Т. 4. С. 345.


[Закрыть].

Примечательно, что Государь в своём тосте специально ни словом не упомянул об угрожающей обстановке в Европе и делал особый упор на мирный характер русско-французского союза. Ни Германия, ни Австро-Венгрия Государем не упоминались вовсе. Это не помешало А. А. Игнатьеву в своих мемуарах, изданных уже в его бытность советским генералом, лгать о том, что «Царь при всём дипломатическом корпусе указывал без обиняков», что союз с Францией направлен против Германии{728}728
  Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М.: ОГИЗ, 1948. С. 484.


[Закрыть].

Пуанкаре в своём ответном тосте также отмечал, что «Франция в тесном и ежедневном сотрудничестве со своей союзницей будет трудиться над делом мира, на благо которого оба правительства не перестают работать»{729}729
  Тост президента Р. Пуанкаре 20/7 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 4. С. 345.


[Закрыть].

Встреча Николая II с Пуанкаре продемонстрировала миру крепость русско-французского союза. Главной темой переговоров Царя и президента была не подготовка к войне, а сохранение мира. Николай II принял предложение посетить Францию с ответным визитом летом 1915 г. Безусловно, что ни Государь, ни президент, понимая опасность и вероятность агрессивных действий австрийцев против Сербии, всё же не предполагали о том, что они станут началом мировой войны.

Это подтверждается словами Николая II, сказанными им М. Палеологу, которые французский посол приводил в следующей редакции: «Я в восторге от моего разговора с президентом, и мы удивительно сговорились. Я не менее миролюбив, чем он, и он не менее, чем я решительно настроен сделать все, чтобы не допустить нарушение мира. Он опасается австро-германского движения против Сербии, и он думает, что мы должны ответить на него тесным и прочным согласием нашей дипломатии»{730}730
  Палеолог М. Царская Россия в Первой Мировой войне. М.: Международные отношения, 1991. С. 76.


[Закрыть].

Таким образом, мы видим, что и Николай II, и Пуанкаре предполагали возможность «австро-германского движения» против Сербии, а не её оккупацию. Россия с Францией собирались отвечать на агрессивные демарши Австрии и Германии «тесным и прочным согласием наших дипломатий». То есть о военных действиях речи не шло.

Президент Пуанкаре покинул Россию 9/22 июля, а поздно вечером 10/23, в 6 час. вечера, австро-венгры предъявили Сербии свой ультиматум. Император Николай II узнал о нем рано утром 11/24 июля 1914 г. из телефонного разговора с С. Д. Сазоновым{731}731
  Королевич Александр Сербский – Императору Николаю II 11/24 июля 1914 г. //МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 45.


[Закрыть]. В тот же день сербский наследный принц Александр Карагеоргиевич направил Государю телеграмму, полную трагической неизбежности катастрофы и мольбы о помощи: «Мы не можем защищаться. Поэтому молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее. Ваше Величество дало нам столько доказательств Своего драгоценного благоволения, что мы твёрдо верим, что этот призыв найдёт отклик в Его славянском благородном сердце. Я являюсь выразителем чувств сербского народа, который в эти трудные времена молит Ваше Величество принять участие в судьбах Сербии»{732}732
  МОЭИ. Cерия III. Т. 5. С. 56.


[Закрыть].

В той же телеграмме принц Александр подчеркнул, что он убеждён в скором нападении Австро-Венгрии на его страну, но при этом выразил готовность пойти на самые большие уступки австрийским требованиям. Вечером 11/24 июля королевич явился в русскую миссию в Белграде и выразил своё отчаяние по поводу австрийского ультиматума. Он сказал первому секретарю миссии В. Н. Штрадтману, что «возлагает все надежды на Государя Императора и Россию, только могучее слово коей может спасти Сербию»{733}733
  В.Н. Штрадтман – С.Д. Сазонову. 12/25 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 92–93.


[Закрыть].

Николай II, получив сербскую депешу, находился в затруднительном положении, ведь «Россию не связывало с Сербией ни одно формальное соглашение – ни политическое, ни военное. Но в силу своего исторического призвания, в силу сознаваемых ее исторических задач, она не могла не прийти на помощь, не оказать свое благотворное содействие братской стране в столь трудное для нее время»{734}734
  Баиов А.К. Указ. соч. С. 75.


[Закрыть].

Ещё до получения телеграммы от королевича, по повелению Государя министр иностранных дел С. Д. Сазонов принял посла Австро-Венгрии в Петрограде графа Ф. Сапари и в жесткой форме заявил ему: в России прекрасно понимают, что в Вене решили «начать войну против сербов» и тем самым «создали весьма серьёзную ситуацию». В тот же вечер австрийский посол отправил графу Берхтольду такую тревожную телеграмму, что в Вене поняли: военное столкновение с Россией вполне возможно{735}735
  Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. Т. 1. С. 307–308.


[Закрыть]. Через несколько часов официальная точка зрения Петербурга была доведена до германской стороны.

12/25 июля вышло русское «Правительственное сообщение», в котором говорилось, что «Правительство весьма озабочено наступившими событиями и посылкой Австро-Венгрии ультиматума Сербии. Правительство зорко следит за развитием сербско-австрийского столкновения, к которому Россия не может остаться равнодушной»{736}736
  Правительственное сообщение 12/25 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 60.


[Закрыть].

До сих пор недвусмысленная позиция, занятая Россией по защите Сербии в 1914 г., вменяется в вину Государю. Дескать, Николай II вступил в войну исключительно из-за «благородного рыцарства» в отношении Сербии, пренебрёгши русскими национальными интересами. Одним из первых этот миф цинично декламировал С. Ю. Витте в 1914 г. в разговоре с французским послом Морисом Палеологом: «Ради чего воевать России? Ради сохранения престижа на Балканах, священного долга помочь братьям по крови? Это романтическая старомодная химера. Никому, во всяком случае, ни одному мыслящему человеку нет никакого дела до этого буйного и тщеславного балканского народа, в котором нет ничего славянского. Это всего лишь турки, получившие христианские имена. Пусть сербы получат то, что заслужили»{737}737
  Цит. по: Мэсси Р. Николай и Александра. М.: Дом, 1992. С. 112.


[Закрыть].

Подобные настроения полностью не учитывают того обстоятельства, что Император Николай II, как православный монарх, защитник и покровитель славян, не мог оставить в беде братский народ, которому грозили неминуемое порабощение и гибель. Поэтому совершенно прав святитель Николай Сербский, когда писал: «Велик долг наш перед Россией. Может человек быть должен человеку, может и народ – народу. Но долг, которым Россия обязала сербский народ в 1914 году, настолько огромен, что его не могут возвратить, ни века, ни поколения. Это долг любви, которая с завязанными глазами идёт на смерть, спасая своего ближнего. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих – это слова Христа. Русский Царь и Русский Народ, неподготовленными вступая в войну за оборону Сербии, не могли не знать, что идут на смерть. Но любовь русских к братьям своим не отступила пред опасностью и не убоялась смерти»{738}738
  Новый журнал. М., 1995. № 2. С. 151–161.


[Закрыть].

Порицания Николая II за то, что он вступился за «какую-то» Сербию и тем самым «обрёк» Россию на Первую мировую войну, не могут быть признаны ни нравственными, ни патриотическими. России никогда не был свойственен западный прагматизм, в своих действиях она руководствовалась в первую очередь Высшей Правдой. К тому же, как показывает история, отказ от решительного отпора агрессору не даёт никаких преимуществ. В апреле 1941 г. Сталин не пришёл Югославии на помощь, хотя между Москвой и Белградом существовал договор о «Дружбе и ненападении», который был подписан 5 апреля 1941 г. Примечательно, что при подписании договора югославская делегация настойчиво просила советское правительство о гарантиях реальной помощи, но встретила твёрдый отказ. Сталин, исходя из тех самых «прагматичных» соображений, отсутствие которых ставится в вину Государю, полагал, что Югославия сможет, пусть ненадолго, отвлечь на себя силы вермахта, и тем самым это заставит Гитлера перенести сроки нападения на Советский Союз. При этом Сталин хорошо понимал, что реально югославская армия сможет сопротивляться не более двух недель, о чём он открыто говорил югославскому посланнику Милану Гавриловичу{739}739
  Милетич Вукадин. Как был подписан советско-югославский договор в 1941 году // Новая свобода // http://www.svobodanew.com


[Закрыть]. Но советский вождь сознательно стремился втянуть Германию в войну на Балканах и таким образом выиграть время для СССР. Возможные жертвы братского народа Сталиным игнорировались. Когда же Югославия была разгромлена вермахтом, советское правительство 5 мая 1941 г. потребовало от югославской миссии прекратить свою деятельность в Москве в качестве дипломатического представительства, от чего её сотрудники отказались. Этот демарш советского правительства вновь был вызван сугубо «прагматичными» целями – умиротворить Гитлера. Помогла ли такая «прагматика» Сталину и Советскому Союзу? Как мы знаем, ни в коей мере: 22 июня 1941 г. нацистская Германия начала операцию «Барбаросса», Красная армия оказалась на грани поражения, а в советско-югославских отношениях возникло серьёзное недопонимание. Так что жертвенная помощь, оказанная Императором Николаем II Сербии, оказалась гораздо эффективней, чем «прагматизм» Сталина.

Но помимо защиты братского православного народа, Николай II летом 1914 г. исходил из совершенно конкретных (прагматических, если угодно) интересов России. Как свидетельствуют исторические факты, Государь вовсе не стремился воевать за Сербию по любому поводу. Особенно ярко это проявилось во время Боснийского кризиса. В 1912 г., когда Сербия приняла активное участие в Балканских войнах, Государь отказался от любых военных приготовлений в её поддержку. С. Д. Сазонов свидетельствовал: «Государь, и за это Россия должна быть ему навсегда признательна, несмотря на своё сердечное сочувствие национальным стремлениям сербского народа, проявил в эту тревожную минуту ясность политической мысли и твёрдость воли, которые положили конец тем интригам, что толкали нас на путь европейской войны при самых неблагоприятных для нас условиях и из-за интересов, не оправдывавших тяжёлых жертв со стороны русского народа»{740}740
  Сазонов С.Д. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1991. С. 84.


[Закрыть].

Но в июле 1914 г. Николаю II было очевидно, что Германский блок решил воевать во что бы то ни стало. После получения известия об ультиматуме Вены Белграду Государь в разговоре с В. Н. Воейковым сказал, что он убежден, что венский кабинет действует в полном согласии с императором Вильгельмом. Николай II сказал, что ему известно из сообщений разведки о подготовительных мерах по мобилизации германской промышленности. Из коммерческих кругов Государь был осведомлен о том, что всю первую половину 1914 г. Германия интенсивно закупала сырье и требовала скорейшей выплаты по кредитам предоставленным ею России{741}741
  Воейков В.Н. Указ. соч. С. 106.


[Закрыть]. Отступи Царь летом 1914 г., закрой глаза на захват Сербии Австро-Венгрией, и он бы не только ничего не выиграл, но, наоборот, оказался бы в тяжелейшем положении. Моральному имиджу России был бы нанесён непоправимый урон и её влияние на Балканах было бы навсегда утеряно. При этом Германия все равно бы войну начала, с той лишь разницей, что ей бы не пришлось воевать на два фронта. В кампанию 1914 г. она легко и быстро разбила бы Францию, принудив её к капитуляции, а то и коллаборационизму, как это произойдёт в 1940 г. Англия при таких обстоятельствах в войну против Германии точно не вступила бы, а скорее всего попыталась бы договориться с ней за счёт России. В таких условиях Германия и Австро-Венгрия начали бы в 1915 г. Русскую кампанию, наверняка имея в союзниках Италию, Болгарию, Румынию и Османскую империю. Россия оказалась бы перед лицом европейского нашествия одна, изолированная и без союзников, что грозило ей самыми катастрофическими последствиями. Обороняться русской армии пришлось бы не в Царстве Польском и Литве, как это было в действительности, а под Петроградом и Москвой, как это будет в 1941-м. Государь уберег Россию именно от такого развития событий.

Но и в этой, казалось бы, безысходной ситуации Николай II делал всё от него зависящее, чтобы сохранить мир. 12/25 июля в Красном Селе в Высочайшем присутствии состоялось особое совещание министров, имеющих отношение к государственной обороне. На совещании Сазонов заявил, что после того, как все дипломатические средства в отношении Австро-Венгрии «оказались бесплодными», нужно осуществить «военную демонстрацию» посредством «частичной мобилизации против Австрии». Сазонов был уверен, что эти действия могут «поставить австро-венгерскую дипломатию на место». Военный министр генерал В. А. Сухомлинов, комментируя заявление Сазонова, указывал: «Технически это означало распоряжение о подготовительном к войне периоде. О вероятности или даже возможности войны не было речи»{742}742
  Сухомлинов В.А. Воспоминания. Минск: Харвест, 2005. С. 287.


[Закрыть].

Участник совещания военный министр генерал от кавалерии В. А. Сухомлинов вспоминал: «Государь был совершенно спокоен. Несмотря на то, что Австрия явно закусила удила, у многих членов заседания была надежда на благополучный исход конфликта. В заключительном слове Государя была также надежда, но он находил, что теперь уже требуется более или менее серьёзная угроза. Австрия дошла до того, что не отвечает на наши дипломатические миролюбивые предложения. Поэтому царь признал целесообразным применить подготовленную именно на этот случай частичную мобилизацию, которая для Германии будет служить доказательством отсутствия с нашей стороны неприязненных действий по отношению к ней. На этом основании и решено было предварительно объявить начало подготовительного к войне периода с 13/26 июля. Если даже и после этого не наступит улучшение в дальнейших дипломатических переговорах, то объявить частичную мобилизацию»{743}743
  Сухомлинов В.А. Указ. соч. С. 288.


[Закрыть].

Царь одобрил предложение Сазонова снестись с правительствами великих держав в целях побуждения Вены отсрочить выполнение предъявленных Белграду требований. Более того, Россия настойчиво предлагала сербскому правительству, в случае вторжения австро-венгерских войск, не противодействовать этому вторжению, а заявить, что Сербия уступает силе и полностью вручает свою судьбу великим державам{744}744
  МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 39.


[Закрыть].

12/25 июля Россия предложила Австро-Венгрии обсудить содержащиеся в австро-венгерском ультиматуме пункты. В тот же день Сазонов подал Николаю II докладную записку, в которой делал вывод, что за требованиями Австро-Венгрии, предъявленными Белграду, стоит цель, поддерживаемая Германией, «совершенно уничтожить Сербию и нарушить политическое равновесие на Балканах»{745}745
  Докладная записка С.Д. Сазонова Императору Николаю II // МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 64.


[Закрыть].

12/25 июля Николай II на встрече с начальником Главного штаба заявил, что он готов поддержать Сербию, хотя бы для этого пришлось объявить мобилизацию и начать военные действия, но не ранее перехода австрийскими войсками сербской границы.

13/26 июля в Австро-Венгрии началась мобилизация против Сербии. В тот же день по всей территории Европейской России, кроме Кавказа, было введено «Положение о подготовительном к войне периоде».

Но Николай II не оставлял ещё надежды спасти мир путём переговоров с императором Вильгельмом. Государь понимал, что в данной обстановке кайзер фактически один руководит действиями как Германии, так и Австро-Венгрии. С другой стороны, Вильгельм II был связан с Николаем II давними и, как утверждал кайзер, дружественными отношениями. Телеграммы Николая II, посланные Вильгельму, наполнены искренностью, сознанием ответственности перед своей страной, поиском компромисса и призывом к миру. Телеграммы кайзера, наоборот, полны жаждой расправы, безапелляционных суждений и холодного вероломства, прикрытого возвышенной патетикой.

«Вероломная агитация, – телеграфировал кайзер Царю 13/26 июля 1914 г., – проводимая в Сербии в течение многих лет, закончилась гнусным преступлением, жертвой которого стал эрцгерцог Франц-Фердинанд. ‹…› Вы будете полностью со мной согласны, чтобы заявить, что наши общие интересы, Мои и Ваши, так же, как и интересы других стран, принуждают нас настаивать на следующем требовании: нужно, чтобы все, кто несет моральную ответственность за это ужасное преступление, были бы наказаны, так как они этого заслуживают. В этом случае политика не играет никакой роли. С другой стороны, я очень хорошо понимаю, как трудно для Вас и Вашего правительства сопротивляться давлению общественного мнения. Уважая также ту глубокую и сердечную дружбу, которая связывает нас с Вами в течение многих лет, я употребляю всё мое влияние, для того чтобы обязать австрийцев действовать насколько возможно открыто, чтобы прийти к договоренности приемлемой для обеих сторон. Я искренне надеюсь, что Вы придете ко Мне на помощь в Моих усилиях сгладить сложности, которые могут всегда возникнуть. Ваш друг и искренний, преданный Кузен, Вилли»{746}746
  Император Вильгельм II – Императору Николаю II. 13/26 июля 1914 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 455–456.


[Закрыть].

Из приведённых выше фактов мы могли убедиться, как на деле кайзер «обязывал австрийцев» стремиться к договорённости с Сербией. На самом деле германский император изо всех сил толкал Австро-Венгрию к войне. Внешне примирительный тон телеграммы кайзера предназначался для того, чтобы успокоить Петербург и отсрочить оборонительные мероприятия русского военного командования.

14/27 июля Государь направил принцу Александру ответную телеграмму, в которой выразил свою полную поддержку Сербии: «Ваше Королевское Высочество, обратившись ко Мне в исключительно тяжелую минуту, не ошиблись в чувствах, которые Я питаю к Вам, и в Моём сердечном расположении к сербскому народу. Теперешнее положение вещей привлекает Моё самое серьёзное внимание, и Моё правительство принимает все усилия, дабы устранить настоящее затруднение. Я не сомневаюсь в том, что Ваше Высочество и Королевское правительство проникнуты желанием облегчить эту задачу, не пренебрегая ничем, дабы прийти к решению, которое сохраняя достоинство Сербии, предупредило бы ужасы новой войны. Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все Наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же вопреки Нашим, самым искренним желаниям, Мы в этом не успели, Ваше Высочество можете быть уверены в том, что Россия не останется равнодушной к участи Сербии. НИКОЛАЙ»{747}747
  Император Николай II – королевичу Александру 14/27 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 145–146.


[Закрыть]. Получив эту телеграмму от русского посланника в Белграде В. Н. Штрадтмана, глава сербского правительства Н. Пашич перекрестился и воскликнул: «Господи, Великий, Милостивый Русский Царь!»

В тот же день, 14/27 июля, когда Государь дал гарантии Сербии, он послал С. Д. Сазонову письмо следующего содержания: «Мне пришла мысль в голову и чтобы не терять золотого времени сообщаю и вам. Не попытаться ли нам, сговорившись с Францией и Англией, а затем с Германией и Италией, предложить Австрии передать на рассмотрении Гаагского трибунала спор её с Сербией. Может быть, минута ещё не потеряна до наступления уже неотвратимых последствий. Попробуйте сделать этот шаг сегодня – для доклада для выигрыша времени. Во мне надежда на мир пока не угасла»{748}748
  Император Николай II – С.Д. Сазонову 14/27 июля 1914 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 180. № 82280.


[Закрыть].

Однако Берлин был озабочен совсем иными проблемами, главной из которых было сделать так, чтобы виновной в неизбежной войне мир бы признал Россию. 15/28 июля канцлер Бетман-Гольвег в письме германскому послу в Вене Чиршки развивал эту идею: «Ответ сербского правительства на ультиматум позволяет считать, что Сербия пошла так далеко навстречу австрийским требованиям, что, если Императорское правительство сохранит совершенно независимое положение, следует предвидеть, что оно восстановит против себя европейское общественное мнение. Итак, нужно, чтобы ответственность за возможный конфликт перед государствами, которые непосредственно не заинтересованы в вопросе, была бы возложена при всяком повороте событий на Россию»{749}749
  Баиов А.К. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть]. Таким образом, планы германского руководства были ясны: войну нужно было начинать во что бы то ни стало, а виноватой в ней следовало сделать Россию.

15/28 июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В Петербурге стало также известно, что на русской границе развернуто 8 австро-венгерских корпусов. Военные настойчиво просили Государя объявить всеобщую мобилизацию. Такое согласие первоначально было им дано. В телеграмме Великому Князю Николаю Николаевичу 15/28 июля начальник Генерального штаба генерал Н. Н. Янушкевич секретно сообщал: «Сообщается для сведения: cемнадцатого/тридцатого июля будет объявлено первым днем нашей обшей мобилизации. Объявление последует установленною телеграммою»{750}750
  МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 488.


[Закрыть]. Однако 16/29 июля Государь ограничился мобилизацией только против Австро-Венгрии четырёх военных округов: Одесского, Киевского, Московского, Казанского, а также Балтийского и Черноморского военно-морских флотов{751}751
  Там же. С. 214.


[Закрыть]. В Вене на это реагировали весьма болезненно. В беседе с Сазоновым граф Сапари пытался убедить министра, что «мобилизация австрийских южных корпусов не угрожает России». В свою очередь Сазонов заявил: «Я могу самым официальным образом заверить Вас, что мобилизация эта [русских военных округов] не имеет цель произвести нападение на Австрию. Наши войска будут просто стоять в боевой готовности, в ожидании того момента, когда балканские интересы России будут нарушены»{752}752
  Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. Т. 1. С. 320.


[Закрыть].

Частичная русская мобилизация на австро-венгерской границе никоим образом не угрожала Германии. Это, собственно, подтвердили представители высших кругов рейха. 14/27 июля французский посол в Берлине Ж. Камбон поинтересовался у фон Ягова: «Будет ли Германия считать себя обязанной мобилизовать свои войска, в том случае, если Россия произведёт мобилизацию только на австрийской границе?» Ягов категорически ответил: «Нет. Я формально уполномочиваю Вас довести об этой оговорке до сведения вашего правительства». Статс-секретарь также заявил, что германская мобилизация будет не нужна, если русская будет осуществлена только на австро-венгерской границе{753}753
  Пиленко А.А. Тройственной согласие и Германия // История Великой войны. Т. 2. С. 104.


[Закрыть]. Однако, когда кайзер узнал о русской мобилизации на австрийской границе, то был взбешён: «И это мера защиты от Австрии, – вскричал он, – которая не собирается нападать на него! Я не мог предвидеть, что Царь встанет на сторону бандитов и цареубийц, не считаясь с возможностью вызвать войну в Европе!»{754}754
  Людвиг Э. Последний Гогенцоллерн. Вильгельм II. М., 1991. С. 190.


[Закрыть] Разумеется, что 17/30 июля мнение фон Ягова изменилось кардинально. О своих предыдущих словах он сказал Камбону, что они не представляли окончательного обязательства с его стороны. Накануне, 16/29 июля, германский посол Пурталес на аудиенции у Сазонова зачитал телеграмму Бетмана-Гольвега, в которой тот в резкой форме потребовал от России немедленного прекращения всех военных приготовлений. «В противном случае, – говорилось в телеграмме, – Германии придется объявить мобилизацию, а в таком случае с ее стороны немедленно последует нападение»{755}755
  История дипломатии. Под ред. академика В.П. Потёмкина. Т. 1–3. М.: ОГИЗ, 1945. Т. 2. С. 793.


[Закрыть].

В тот же день Николай II в ответной телеграмме кайзеру выразил надежду, что его посредничество приведёт к смягчению ситуации: «В этот особенно серьёзный момент я прибегаю к Вашей помощи. Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое Мною, безмерное. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на Меня давлению, Я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я умоляю Вас, во имя нашей дружбы, сделать всё возможное в целях недопущения Ваших союзников зайти слишком далеко»{756}756
  Император Николай II – императору Вильгельму II. 13/26 июля 1914 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. 1894–1914. М., 2007. С. 456.


[Закрыть].

16/29 июля королевич Александр в ответной телеграмме Николаю II писал: «Тяжкие времена не могут не скрепить уз глубокой привязанности, которыми связана Сербия со святой славянской Русью и чувства вечной благодарности за помощь и защиту Вашего Величества будут свято храниться в сердцах всех сербов»{757}757
  Королевич Александр – Императору Николаю II 16/29 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 237.


[Закрыть].

Утром 16/29 июля австро-венгерская армия пересекла границу Сербии, вторглась на ее территорию. Тяжёлые орудия Skoda произвели жестокий артобстрел мирных районов Белграда.

Николай II предложил кайзеру передать австро-сербский вопрос Гаагской конференции, «чтобы избежать кровопролития»{758}758
  Император Николай II – императору Вильгельму II 16/29 июля 1914 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 456–457.


[Закрыть]. В который раз механизмы противодействия войне, заложенные Государем в 1899 г., могли бы предотвратить великое бедствие! Своеобразным ответом кайзера стала его помета на телеграмме Государя нецензурного содержания.

В тот же день Вильгельм II направил Царю телеграмму, в которой утверждал, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счёт Сербии: «Поэтому, я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей приходилось видеть»{759}759
  Император Вильгельм II – Императору Николаю II. 16/29 июля 1914 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 457.


[Закрыть]. Продолжая обманывать Царя, чтобы выиграть время, Вильгельм II обещал воздействовать на Вену, с целью «достижения удовлетворительного соглашения с Вами», но при этом требовал от России отказаться от «любых военных приготовлений».

Оттягивая время, Николай II решил послать в Берлин графа И. Л. Татищева, которого хорошо знал император Вильгельм. Татищев должен был отвезти письмо, которое Царь написал кайзеру 17/30 июля: «Убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги есть ужасное преступление, совершённое отдельными сербами. Но где доказательства того, что сербское правительство причастно к этому преступлению? Увы! Мы знаем из многих фактов, что часто нельзя относиться с полным доверием к результатам следствия или решению судебных властей, в особенности, если к делу примешиваются политические причины»{760}760
  Император Николай II – императору Вильгельму II. 17/30 июля 1914 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 458.


[Закрыть].

Утверждение Государя об отсутствии доказательств о причастности к сараевскому убийству сербского правительства подтвердили сами австро-венгры. Специальный представитель Австро-Венгрии Ф. Визнер, посланный в Сербию для расследования обстоятельств подготовки террористического акта, докладывал 30 июня/13 июля 1914 г.: «Доказать и даже подозревать сербское правительство в том, что оно было осведомлено о покушении, либо участвовало в покушении, либо предоставляло для него оружие, – не представляется возможным»{761}761
  Шимов Я. Австро-Венгерская империя. М.: Эксмо-Алгоритм, 2003. С. 466.


[Закрыть].

17/30 июля С. Д. Сазонов направил послу в Германии С. Н. Свербееву телеграмму, в которой поручал ему сообщить Берлину, что «если Австрия, признав, что австро-сербский вопрос приобрёл европейский характер, заявит о своей готовности исключить из своего ультиматума пункты, нарушающие суверенные права Сербии, Россия обязуется прекратить свои военные приготовления»{762}762
  С.Д. Сазонов – С.Н. Свербееву. 17/30 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 253.


[Закрыть]. Позже Сазонов вспоминал: «Едва ли было возможно Великой Державе дать большее доказательство своего миролюбия, чем то, которое заключалось в предложенной мною графу Пурталесу формуле». Сазонов при этом подчёркивал, что мог сделать такое предложение Пурталесу только потому, что «я знал, что в глазах Государя единственным пределом уступчивости и примирительности служили честь и жизненные интересы России»{763}763
  Сазонов С.Д. Указ. соч. С. 239.


[Закрыть]. Получив телеграмму с русским предложением, фон Ягов даже не отправил её в Вену для ознакомления и принятия решения, а поспешил сам ответить за австрийского союзника: «Я нахожу русское предложение неприемлемым для Австрии»{764}764
  Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. Т. 1. С. 325.


[Закрыть]. Так Берлин в зародыше давил любую возможность решить конфликт мирным путём.