Текст книги "Нейтронный Алхимик: Конфликт"

9

Алкад Мзу не видала снега с тех пор, как покинула Гариссу. В те времена она ни разу не озаботилась тем, чтобы записать воспоминания о зиме в нейросеть. Зачем тратить память попусту? Зима ведь приходила каждый год, к восторгу Питера и ее собственному бессильному недовольству.

Самая старая сказка: я не знала, чем владела, покуда не потеряла.

Теперь из пентхауза в «Мерседес-отеле» она наблюдала, как на Гаррисбург беззвучно и непрестанно валится мягкой лавиной снег. Картина эта заставляла ее мечтать о том, чтобы выбежать вниз в морозном пару и поиграть с детьми в снежки.

Снегопад начался ночью, сразу после посадки, и с тех пор – уже семь часов – не прекращался. Внизу, на улицах, разгорались страсти по мере того, как замедлялось движение и полурастаявшая каша затапливала мостовые. Дряхлые муниципальные механоиды в сопровождении отрядов рабочих с лопатами разгребали сугробы, перегородившие главные магистрали города.

Зрелище это не внушало оптимизма. Если экономика государства Тонала находится в таком отчаянном положении, что для расчистки столичных улиц пригоняют живых рабочих…

Покуда Алкад удавалось сосредоточиться на цели. И этим она гордилась. После стольких встававших на пути препятствий у нее хватало упорства поддерживать в себе надежду. Даже на борту «Текаса» она продолжала верить, что скоро доберется до Алхимика.

Нюван сильно подкосил ее уверенность в себе и людях. На орбитальных астероидах стояли на приколе звездолеты, и местные астроинженерные компании, вероятно, могли снабдить ее необходимым оборудованием. Но упадок и паранойя, пронизывавшие все на этой планете, заставили Алкад усомниться в этом. Цель ускользала снова, трудности сыпались одна за другой, а отступать было уже некуда. Они были предоставлены самим себе – она, Вои, Лоди и Эриба, а единственным их ресурсом оставались деньги. Принц Ламберт, верный своему слову, увел «Текас» с орбиты, едва они сошли с борта. Он заявил, что летит на Мондул – там сильный флот и там у него есть друзья.

Алкад не поддалась искушению проверить время. Принц Ламберт должен был уже совершить третий прыжок, и еще одна угроза секретности уничтожена.

– Это что-то новенькое, – объявил Эриба.

Он лежал на диване, перевесив длинные босые ноги через подлокотник. Оттуда ему был виден голоэкран на дальней стене, где показывали местные новости.

– Что такое? – спросила Алкад.

Он поглощал информацию с момента прилета, переключаясь между телеэкраном и новостными узлами здешней комм-сети.

– Тонала только что перекрыла все свои границы. Кабинет объявил действия Новой Джорджии открыто враждебными, а прочие державы – не заслуживающими доверия партнерами. Похоже, что сети СО продолжают перестреливаться электромагнитными импульсами.

Алкад поморщилась. Стычка эта началась еще до прибытия «Текаса».

– Интересно, как это на нас отразится? Они сухопутные границы имеют в виду или космические перелеты тоже запрещены?

– Молчат.

Звякнула дверь, пропуская Вои. Девушка скинула с плеч теплое синее пальто, роняя на белый ковер зернистые крошки тающего снега.

– У нас назначена встреча – на сегодня, в два часа дня. Я наврала в министерстве обороны, что мы прибыли закупать для Дорадо вооружение, и они порекомендовали нам компанию «Опиа». Лоди поискал в местных банках памяти. У них есть две собственные промышленные станции на астероидах и отдел ремонта звездолетов.

– Звучит многообещающе, – осторожно заметила Алкад.

Организационную сторону она целиком возложила на Вои. Все разведки будут искать Алкад Мзу, и для нее шляться по городу – значило напрашиваться на неприятности. Рискованно было даже пользоваться паспортом Дафны Кигано, по которому Алкад прибыла, но другого она приготовить не успела.

– Многообещающе? Мать Мария, да это то, что нам нужно! Чего вы хотите – корпорации «Кулу»?

– Я не собиралась критиковать.

– Да? А было очень похоже.

За время перелета к Вои постепенно возвратился прежний скверный характер. Алкад не была уверена, что это было – начало реакции тощей девчонки на смерть отца или ее завершение.

– Лоди уже выяснил, можно ли нанять подходящий звездолет?

– Еще ищет, – ответила Вои. – Пока что он нашел больше пяти десятков торговых кораблей, застрявших в системе из-за карантина. Большая часть стоит на приколе у низкоорбитальных станций и в портах астероидов. Сейчас он сравнивает полетные данные с вашими требованиями. Надеюсь, что он найдет подходящий в зоне влияния Тоналы. Слышали о закрытых границах? Они даже стыкующие серверы национальных сетей отключили.

– Это не самая большая проблема по сравнению с набором команды.

– В каком смысле?

– Наш рейс – не та работа, которую обычно поручают наемникам. Не уверена, что деньги могут обеспечить чью-то верность в такой миссии.

– Так почему вы раньше не сказали? Мать Мария, Алкад, как я могу вам помочь, если вы постоянно жалеете пролитое молоко? Можете вы немного больше нам доверять?

– Буду иметь в виду, – мягко произнесла Алкад.

– Еще что-нибудь нам следует знать?

– Пока ничего не могу вспомнить, но если соображу, ты узнаешь первой.

– Ладно. Теперь: я наняла машину, чтобы нас отвезли в офис «Опиа». Охранная контора предоставила вместе с ней телохранителей. Через час они будут здесь.

– Хорошо придумано, – заметил Эриба.

– Элементарно, – огрызнулась Вои. – Мы инопланетники, прибывшие посреди общеконфедеративного карантина. Это едва ли оптимальный сценарий наименьшей заметности. Я хочу свести риск к минимуму.

– Тогда телохранители нам очень пригодятся, – ответила Алкад. – А тебе следовало бы выспаться перед визитом в «Опиа». Ты не спала с момента посадки. А нам нужно, чтобы на переговорах у тебя была свежая голова.

Вои кивнула и ушла к себе в комнату.

Алкад с Эрибой переглянулись и разом ухмыльнулись.

– Она правда сказала «сценарий наименьшей заметности»? – спросил юноша.

– Мне так послышалось.

– Мать Мария, не надо было ей слезать с наркотиков.

– А раньше она была какая?

– Да такая же, – признался Эриба.

Алкад повернулась к окну и снегу, засыпавшему острые пики небоскребов. Дверь звякнула снова.

– Ты что-нибудь заказывал в номер? – спросила Алкад.

– Нет. – Эриба озабоченно покосился на дверь. – Может, это телохранители, которых Вои наняла?

– Тогда они слишком рано явились. И если они профессионалы, то сначала должны датавизировать.

Алкад схватила свой рюкзак и вытащила один из лежавших там предметов. Когда она датавизировала сетевому процессору пентхауза команду, потребовав доступа к камерам слежения в коридоре, то ответа не получила. Огни в толще хрустальных стен начали подмигивать.

– Стой! – бросила она Эрибе, выхватившему лазерный пистолет. – Против одержимых от него не будет толку.

– Думаете…

Он запнулся. В гостиную ворвалась сжимавшая мазерную винтовку Вои.

Входная дверь распахнулась. На пороге стояли трое. Лица их скрывались в сумраке.

– Не входите, – громко произнесла Алкад. – Мое оружие действует даже на вас.

– Вы уверены, доктор?

Нейросеть Алкад отключалась блок за блоком. Она датавизировала код детонации в небольшой шарик, который сжимала в кулаке, прежде чем отказала и эта функция.

– Почти уверена. Хотите стать первым объектом моих опытов?

– Вы не изменились – всегда были так уверены в своей правоте.

Алкад нахмурилась. Голос был женский, и она никак не могла его узнать – нейросеть потеряла почти все вычислительные мощности и не могла запустить даже программу сравнения.

– Мы знакомы?

– Были когда-то. Разрешите нам войти, будьте любезны. Мы не желаем вам зла.

С каких пор одержимые стали говорить «будьте любезны»?

– Чтобы поговорить, – ответила Алкад, обдумав предложение, – достаточно одного из вас. И если вы не желаете нам зла, прекратите подавлять нашу электронику.

– Последнее будет трудно исполнить, но мы попробуем.

Нейросеть Алкад заработала снова, и физик быстро обрела полный контроль над своим оружием.

– Я вызову полицию, – датавизировала Вои. – Они могут выслать штурмовой батальон. Одержимые не узнают, пока не станет поздно.

– Нет. Если бы они желали нас одержать, то уже сделали бы это. Думаю, мы ее выслушаем.

– Вам не следует подвергать себя неустановленной персональной опасности. Вы – наш единственный выход на Алхимика.

– А, заткнись, – вслух бросила Алкад. – Ладно уж, заходите.

Вошедшей в пентхауз девушке было чуть за двадцать. Кожа ее была заметно светлее, чем у Алкад, хотя волосы были такими же смоляно-черными. Лицо было слишком пухленьким, чтобы его можно было назвать приятным, тем более что выражение постоянного стыдливого возмущения словно впечаталось в его черты. Одета она была в длинное летнее платье в шотландскую клетку, с юбкой-килтом, модной на Гариссе в годы геноцида.

Алкад поспешно прогнала программу сравнения через клетки памяти.

– Гелаи? Гелаи, неужели это ты?

– Моя душа – да, – ответила она. – Но не тело. Это, само собой, всего лишь иллюзия.

На миг материальный мираж рассеялся, открыв девчонку-китаянку со свежими иззубренными шрамами на бедрах.

– Мать Мария! – хрипло воскликнула Алкад. Она надеялась, что байки о пытках и жестокостях были всего лишь пропагандой конфедератов.

Прежний облик Гелаи вернулся так быстро, что рассудок Алкад все еще машинально стремился поверить, что именно он и является истинным. Вид замученной до полусмерти девочки вызывал неприятие.

– Что случилось? – спросила Алкад.

– Вы ее знаете? – возмущенно воскликнула Вои.

– О, да. Гелаи была моей студенткой.

– Не из лучших, боюсь сказать.

– Сколько мне помнится, ты справлялась неплохо.

– Это, конечно, весьма облегчает стрессовую ситуацию, – заметила Вои, – но вы так и не сказали, зачем явились.

– Меня убила бомбардировка, – ответила Гелаи. – Университетский городок находился всего в пятистах километрах от эпицентра. Землетрясение снесло его напрочь. Я была в общежитии, когда это случилось. Тепловой удар поджег половину городка. А потом до нас докатилось землетрясение. Одна Мать Мария знает, какой оно было силы. Мне, пожалуй, повезло. Я умерла через час. Относительно быстро… по сравнению с большинством.

– Мне… очень жаль, – пробормотала Алкад. Редко ей доводилось чувствовать себя настолько беспомощной, как сейчас, перед лицом самой большой неудачи, какая только может случиться с человеком. – Я… подвела тебя. Я подвела вас всех.

– Вы хотя бы пытались нас спасти, – ответила Гелаи. – А я тогда была против. Я ходила на все мирные демонстрации. Мы пикеты устраивали напротив континентального парламента, гимны пели. А журналисты называли нас трусами и предателями. В нас плевали на улицах, правда-правда. А я продолжала протестовать. Думала, если бы мы уговорили наше правительство начать с омутанцами переговоры, то военным нечего было бы делать. Мать Мария, как я была наивна!

– Нет, Гелаи. Ты была не наивна. Ты была отважна. Если бы многие из нас придерживались такого мнения, быть может, правительство отыскало бы мирное решение.

– Но они этого не сделали, верно?

Алкад провела пальцем по щеке Гелаи, коснувшись на миг прошлого, оставленного, казалось, так далеко, – прошлого, породившего ее настоящее. Ощущение эрзац-кожи под пальцами вдруг убедило ее, что тридцать лет назад она была безоговорочно права.

– Я хотела защитить вас. Я думала, что душу свою заложу, только бы вы были в безопасности. Мне было плевать на себя. Я думала, вы стоите любой жертвы – вы, молодые гении, полные глупейших надежд и великих идей. И я бы сделала это ради вас. Я убила бы солнце Омуты, совершила самое страшное убийство в истории. А теперь от нас остались только вот такие, как они. – Она махнула рукой в сторону Вои и Эрибы. – Пара тысяч ребятишек, живущих в глубине скал, которые плющат им мозги. Не знаю, кому из вас хуже пришлось. Ты хотя бы попробовала на вкус того величия, которого мог достичь наш народ. А это новое поколение – лишь жалкие остатки прежних гариссанцев.

Гелаи надула губы и уставилась в пол.

– Когда я пришла сюда, то не знала, что мне делать – предупредить вас или убить.

– И что же?

– Я не понимала, ради чего вы пошли на это, почему помогали военным. Вы были для нас недоступным гением, мы все побаивались вашего ума. Мы вас так уважали, что я не думала, будто у вас могут быть человеческие побуждения. Я вас считала замороженным биотехом ходячим. Теперь я вижу, как ошибалась, хотя, по-моему, нельзя все же было строить такой ужас, как Алхимик.

Алкад остолбенела.

– Откуда ты знаешь об Алхимике?

– Из бездны видна Вселенная – или вы не знали? Очень слабо, но видна. Я смотрела, как конфедеративный флот пытается вывезти гариссанцев, прежде чем радиация убьет всех. Я видела и Дорадосы. Я даже вас пару раз углядела на Транквиллити. И есть еще воспоминания, которые мы вырываем друг у друга. Я встречала душу, которая вас знала, – а может, и не одну, не знаю. Я не считала – когда делаешь что-то по сто раз на дню, счета не ведешь. Вот откуда я знаю, что вы построили, – хотя что это такое, никто не знает. И не я одна, доктор, Капоне тоже известно об Алхимике и многим другим одержимым.

– Ох, Мать Мария! – простонала Алкад.

– Они крикнули в бездну, понимаете. Обещали всем душам тела, которые помогут найти вас.

– Хотите сказать, что души мертвых шпионят за нами прямо сейчас? – спросила Вои.

Гелаи улыбнулась.

– Да.

– Тля!

Мзу покосилась на закрытую дверь пентхауза, за которой стояли двое спутников Гелаи.

– И много на Нюване одержимых?

– Несколько тысяч. Через неделю планета будет нашей.

– Значит, у нас почти не осталось времени, – заключила Алкад.

Вои и Эриба явно готовы были запаниковать.

– Забудьте про Алхимика, – горячо выпалила Вои. – Надо убраться из этой системы!

– Да. Но у нас есть еще пара дней в запасе. Их надо потратить на то, чтобы побег наш был безупречным. Ошибки мы себе позволить не можем. Наймем корабль, как и намеревались, через филиал «Опиа». Времени построить ракету-носитель у нас, скорее всего, не будет, но если дойдет до крайней точки, Алхимика всегда можно загрузить на обычную боевую осу.

– Он поместится на боевой осе? – спросила внезапно заинтригованная Вои. – Какого же он размера?

– Тебе лучше не знать.

Девушка нахмурилась.

– Гелаи, ты предупредишь нас, если одержимые окажутся поблизости?

– Да, доктор, это нам под силу. Хотя бы на пару дней, пока вы не найдете корабль. Вы правда собираетесь пустить в ход Алхимика? После стольких лет?

– Да. Я еще никогда не была в этом так уверена, как сейчас.

– Не знаю, хочу я этого или нет. Никогда не смогу принять возмездие в таких масштабах как справедливое. Чего вы добьетесь, помимо того, что утешите горстку дряхлеющих беженцев? Но если вы не используете Алхимика против Омуты, кто-нибудь другой отнимет его у вас и уничтожит другую звезду. Так что если Алхимик должен быть применен, то я бы предпочла погубить Омуту. – Лицо ее исказилось глубоким отчаянием. – Что за притча – все мы в конце концов расстаемся со своими принципами!

– Ты не рассталась, – ответила ей Алкад. – Убитая омутанцами, проведшая тридцать лет в бездне, ты все еще готова пощадить их. Общество, породившее тебя, было чудом, а его гибель – грехом более страшным, чем все, совершенные нашей расой прежде.

– Кроме, быть может, одержания.

Алкад обняла готовую сорваться девушку и крепко прижала к себе.

– Все будет хорошо. Эта ужасная борьба завершится рано или поздно, и мы не погубим себя сами. Мать Мария не могла приговорить нас к вечным мукам в бездне, понимаешь?

Гелаи отстранилась, вглядываясь в лицо Мзу.

– Вы так думаете?

– Странная точка зрения для атеистки, но – да. Я знаю структуру Вселенной лучше большинства людей, и я видела в ней порядок, Гелаи. На вопросы, которые мы задаем, всегда находятся ответы. Всегда. И в этот раз не будет иначе.

– Я помогу вам, – сказала Гелаи. – Правда. Мы позаботимся о том, чтобы вы четверо невредимыми выбрались с планеты.

Мзу поцеловала ее в лоб.

– Спасибо. А кто те двое, что были с тобой, – они тоже гариссанцы?

– Нгонг и Омайн? Да. Только не из моего времени.

– Хотелось бы с ними познакомиться. Пускай заходят, и вместе решим, что делать дальше.

– Какая, к чертям, роскошь? – взорвался Джошуа. – Слушай, ты, я все поставил на кон, включая собственные яйца, чтобы заработать на ремонт «Леди Мак». И я не лизал жопу банкам и инвесторам, как ты. Настоящие Калверты ни от кого не зависят. Вот как я.

– Как мы добились своего – это исключительно результат обстоятельств, – огрызнулся Лайол. – Для меня единственной надеждой были гранты агентства по развитию Дорадосов, и, богом клянусь, я их брал! Я из ничего построил «Квантовую неожиданность». Вот я себя сам сделал и горжусь этим. Потому что я родился без твоих привилегий.

– Привилегий? Все, что оставил мне отец, – разбитый звездолет и неоплаченный счет за стоянку в течение восемнадцати лет! Едва ли это большой плюс.

– Херня. Жить на Транквиллити – само по себе привилегия, за которую половина Конфедерации будет глотки рвать. Рай для богачей, летящий посреди золотой жилы ксеноков. Ты не мог не разбогатеть. Тебе руку достаточно было протянуть, чтобы золото посыпалось.

– Меня в этом долбаном Кольце Руин чуть не убили.

– Так не надо было ушами хлопать, правильно? Заработать денег – всегда только полпроблемы. А вторая половина – удержать их. Осторожнее быть надо.

– Совершенно верно, – промурлыкал Джошуа. – Так я неплохо усвоил урок. Теперь я за свое добро держусь зубами.

– Я не собираюсь отнимать у тебя капитанское ложе, но…

– Если это кому-то интересно, – повысив голос, сообщила Сара, – мы вышли посреди электронного сражения. Две сети СО Нювана одновременно запрашивают наш опознавательный код и разрешение на полет и перегружают наши сенсоры запредельными импульсами.

Джошуа презрительно фыркнул и сосредоточенно уставился на датавизированный с бортового компьютера дисплей. Ему было неловко – обычно он не позволял себе отвлекаться при выходе из прыжка. Но когда тебе достался так называемый братец с хорошо смазанной совестью…

Сара была права. Пространство между поверхностью Нювана и орбитальными астероидами пронизывали импульсы орудия противоэлектронной борьбы. Сенсоры и программы-дискриминаторы «Леди Мак» были достаточно сильны, чтобы разобраться в этом гаме, – сети СО Нювана пользовались устаревшими методиками, и проблемы возникали только из-за большой мощности сигналов.

С помощью Сары Джошуа нашел командные центры сетей и передал стандартный опознавательный код корабля и официальное разрешение Транквиллити на вылет. Откликнулись только Тонала и Нангкок, разрешив звездолету приблизиться к планете. Сеть Новой Джорджии, базировавшаяся на Джесупе, молчала.

– Пробейся к ним, – приказал Джошуа Саре. – Но мы все равно начинаем. Болью, как идут поиски «Текаса»?

– Дайте мне еще минуту, капитан, будьте так добры. У этой планеты очень странная сетевая архитектура, а обычные интерфейсы сегодня, похоже, отключены. Полагаю, это результат электронной атаки. Мне придется отдельно запросить несколько национальных сетей, чтобы выяснить, прибыл ли корабль.

Эшли, сидевший в другом конце рубки, презрительно фыркнул.

– Остолопы. Нич-чего на этой долбаной планете не меняется. Все они хвастаются, как отличаются друг от друга. Я лично не заметил.

– А когда ты был тут в последний раз? – поинтересовался Дахиби.

– Году в 2400-м, кажется.

Джошуа не без удовольствия заметил, как обернулся к пилоту недоумевающий Лайол, вопросительно подняв бровь.

– Когда-когда? – переспросил Лайол.

– В 2400-м. Как сейчас помню. На троне Кулу все еще сидел король Аарон. На Нюване разразилась очередная междоусобица из-за того, что одна из стран закупила у королевства старые боевые корабли.

– Ага, – подбодрил его Лайол, ожидая, что ему поведают соль шутки.

Члены команды «Леди Мак» сохраняли на лицах самое серьезное выражение.

– Я нашла ссылку, – объявила Болью. – «Текас» прибыл вчера. Согласно общедоступным банкам данных Тоналы, у них было официальное разрешение на вылет, данное правящим советом Дорадосов. Корабль состыковался с их низкоорбитальной станцией «Дух свободы» и часом позже отбыл. Заявленная цель пути – Мондул. С борта сошли четверо – Лоди, Вои, Эриба и Дафна Кигано.

– Джекпот, – обронил Джошуа, запрашивая у диспетчерской вектор подлета к «Духу свободы».

С восьмой попытки диспетчерская подтвердила, что сигнал пробился через шум глушителей, и выделила «Леди Макбет» свободный эшелон.

«Дух свободы» служил Тонале главным гражданским низкоорбитальным космопортом. В семистах пятидесяти километрах над экватором кружил кусок пчелиных сот два километра в поперечнике и сотню метров толщиной. Хранилища, жилые помещения, терморадиаторы и доки были зажаты между рамами из легированной стали. По углам конструкции торчали узкие шпили, увенчанные пучками термоядерных двигателей, поддерживавших всю конструкцию в фиксированном положении.

Помимо того что «Дух свободы» служил портом для торговых звездолетов и грузовых челноков, отсюда вылетали огромные буксиры, спускавшие на поверхность металл, добытый на астероиде Флорезо. Вот и при приближении «Леди Мак» невдалеке от станции держались тяжелые кораблики – решетчатые пирамиды с пучком из десяти мощных термоядерных двигателей на вершине и грузовыми захватами по углам.

Каждый был предназначен для того, чтобы спускать на поверхность по четыре железберга зараз. А один железберг – это семьдесят пять тысяч тонн губчатой стали, необыкновенно чистого металла, вспененного азотом, пока не застыл. Рабочие на Флорезо придавали ему форму толстопузой груши, чье донышко бороздили двадцать пять неглубоких вмятин. После этого железберги цеплялись к тягачам, и начинался их трехнедельный полет к поверхности по постепенно снижающейся двухсоткилометровой орбите. Последние два дня пути моторы в грузовых захватах придавали стальным глыбам вращение – один оборот в минуту. По сути дела, железберги становились самыми большими в Галактике гироскопами, и прецессионный эффект не давал им сойти с назначенной траектории на последнем этапе пути, который они проделывали уже в свободном падении.

Введение железбергов в атмосферу было сложнейшей операцией, требовавшей от буксирных команд предельной точности. Каждый железберг должен был перейти в свободное падение на строго определенной высоте и строго следуя назначенной траектории, чтобы основание его вошло в плотные слои атмосферы под углом, обеспечивавшим максимальное сопротивление воздуха. Как только скорость начинала падать, тяготение все круче уводило металлическую глыбу вниз, где притяжение планеты становилось все значительнее, а сопротивление атмосферы – сильнее. Потоки воздуха, обтекавшего ребристое основание несущейся со сверхзвуковой скоростью глыбы, усиливали ее вращение, придавая стабильности.

Если все шло как полагается – если рабочие на астероиде верно рассчитали расположение центра тяжести и если точка входа в атмосферу не сместилась, железберг тормозился до подзвуковых скоростей на высоте примерно пять километров над океаном. После этого можно было не волноваться – никакая сила во Вселенной не смогла бы удержать в полете эту массу в стандартном поле тяготения. Железберг рушился вниз с ускорением в одно g, поднимая в океане огромные волны и клубы пара, напоминавшие гриб небольшого ядерного взрыва. А когда волны стихали, железберг спокойно покачивался на волнах – его пористое строение придавало ему плотность ниже плотности воды.

Когда все четыре железберга с одного тягача приводнялись, в дело вступал флот доставки. Железберги буксировали в порт-плавильню, где их разрезали на куски и скармливали вечно голодным сталелитейным заводам Тоналы. Неистощимый источник дешевого металла, добываемого экологически чистым способом, изрядно поддерживал экономику страны.

Так что прервать этот конвейер не смогла даже бессмысленная электронная война между сетями СО. Тягачи вокруг «Духа свободы» все так же подвергались осмотру и плановому ремонту, по балкам ползали рабочие в скафандрах С-2 в окружении зондов и заправочных танкеров. Кроме «Леди Мак», они были единственными летящими кораблями в местном пространстве.

Джошуа смог пролететь по оптимальной траектории, выжав из корабля рекордное время. Приближаясь к станции, он увидал через внешние сенсоры еще одиннадцать звездолетов, надежно упрятанных в колодцы доков.

Таможенный контроль не обманул его ожиданий. Местные чиновники вначале проверили на одержание всех, кто был на борту, потом прошлись по жилым отсекам и обоим челнокам с блоками противоэлектронной борьбы, проверяя, не случится ли внезапный сбой. Когда процедура завершилась, Джошуа датавизировали официальное приветствие от министерства промышленности Тоналы и пригласили обсудить его потребности с местными фирмами. Челнок «Леди Мак» получил разрешение приземлиться в Гаррисбурге.

– Я возьму с собой пару приставов, Дахиби и Мелвина, – объявил Джошуа. – Тебя тоже, Эшли, но ты останешься в челноке на случай, если нам потребуется срочная эвакуация. Сара, Болью – я хочу, чтобы «Леди Мак» была готова вылететь в любую минуту. То же, что и прежде, – нам может потребоваться унести ноги, так что последите за тем, что происходит внизу. Я хочу знать заранее, если и когда дерьмо прорвется.

– Я могу спуститься с вами, – сказал Лайол. – Я могу о себе позаботиться, если там, внизу, станет жарко.

– Ты моему мнению доверяешь?

– Что за вопрос, Джош.

– Очень хорошо. Ты остаешься. Потому что, по моему мнению, ты мои приказы исполнять не станешь.

В биосферной каверне Джесупа теперь царила полутьма – вечный безрадостный сумрак. И холод. Так приказал Квинн. Осветительные трубы, протянутые вдоль осевой балки, испускали слабое, бескрасочное свечение, которого едва хватало, чтобы прохожие не спотыкались.

На роскошную тропическую растительность обрушилась невозможная осень. Листья бесплодно искали света и жухли, чернели по краям от морозца и во многих местах опадали. Изящный узор, сплетенный аккуратными ручьями, забивали груды размокшей гнилой листвы, образуя дамбы. Вода, не находя выхода, скапливалась обширными лужами и пропитывала землю.

Квинн наслаждался этим внезапным увяданием. Оно зримо демонстрировало его власть над миром. Это была не дисфункция реальности, когда бытие подчиняется твоим желаниям, покуда ты не сводишь с него глаз. Это была истинная необратимая перемена. И в ней была сила.

Стоя перед выстроенным в парке каменным алтарем, Квинн разглядывал прикованную к перевернутому кресту фигуру. Его жертвой был старик – в каком-то смысле так было правильнее. Так Квинн мог показать отсутствие сострадания в своей душе. Только ребенок мог бы подойти лучше.

Верные ученики полукругом выстроились за его спиной – семеро в кроваво-красных рясах. Лица их сияли так же ярко, как и умы, полыхая жадностью и нехорошей похотью.

Присутствовал и Двенадцать-Т. Тяжкое бремя существования согнуло его. Изувеченная башка была теперь постоянно склонена, и хотя никто из одержимых не подверг его никаким изменениям, осанка бывшего гангстера подошла бы неандертальцу.

Поодаль широким полукругом столпились остальные аколиты – все в серых рясах с откинутыми капюшонами. Противоестественно жаркие костры, горевшие по сторонам алтаря, озаряли их лица мерцающим топазовым светом, причудливо менявшим выражение черт.

Квинн ощущал среди них нескольких призраков, как всегда напуганных, деморализованных и, как он выяснил, совершенно безвредных. Они никаким образом не могли влиять на физический мир. Жалкие создания, менее реальные, чем обожаемые ими тени.

В каком-то смысле Квинн был рад, что они явились шпионить. Эта церемония покажет им, с чем они имеют дело. Их можно запугать – в этом Квинн был уверен; в этом они нимало не отличались от прочих людей. Он хотел, чтобы они осознали – он не колеблясь причинит им столько зла, сколько сможет, если только они не подчинятся.

– Мы князья Ночи, – пропел довольный Квинн.

– Мы князья Ночи, – хором откликнулись ученики – словно пророкотал за горизонтом дальний гром.

– Когда ложный господь двинет на погибель свои легионы, мы встретим его.

– Мы встретим его.

Старик дрожал. Губы его беззвучно шептали молитву – он был христианским священником, потому Квинн и выбрал его. То была двойная победа – победа над ложным господом и победа для змия – отнять жизнь из простой прихоти, ради одной лишь причиняемой боли.

Подобные жертвоприношения всегда имели целью укрепление власти, то было зрелище, устрашающее слабых. В доиндустриальные времена проводящий обряд призывал бы силы черной магии, однако в эпоху нанотехнологий человек отринул любую магию, и черную, и белую. Но секта знала и ценила психологическую важность точно отмеренной жестокости. И она работала.

Кто из собравшихся теперь осмелится бросить ему вызов? То было в своем роде помазание, подтверждение его права на власть.

Он протянул руку, и Лоуренс вложил в нее кинжал. Рукоятку черного дерева украшала сложная резьба, а клинок был из простого карботания и заточен до бритвенной остроты. Священник вскрикнул, когда Квинн вонзил острие в его пухлый животик, и заблеял тоненько.

– Прими сию жизнь в знак нашей любви и преданности, – проговорил Квинн.

– Мы любим тебя, Господи, и предаемся в руки твои, – прорычали ученики.

– Да простит тебя Бог, сын мой, – выдавил священник.

Кровь стекала по руке Квинна и капала на алтарь.

– Иди на хер!

Лоуренс восторженно расхохотался при виде мучений священника. Квинн безмерно гордился мальчишкой. Не приходилось ему прежде видеть человека, который так безоглядно отдался бы Брату Божьему.

Под глумливый хохот учеников священник умирал. Квинн видел, как душа старика покидает тело, точно струйка дыма в недвижном воздухе, чтобы ускользнуть через трещину в ткани бытия. Он подался вперед, жадно припадая к этому незримому току острым черным жалом.

И по струйке энергии в тело устремилась иная душа.

– Засранец! – ругнулся Квинн. – Это тело не по тебе. Это наша жертва. Так что уматывай!

Кожа на перевернутом лице священника потекла, как густая патока, черты его развернулись на сто восемьдесят градусов, так что рот оказался на лбу. Потом кожа отвердела снова, и открылись глаза.

Квинн отшатнулся в немом изумлении. На него смотрело его собственное лицо.

– Добро пожаловать в бездну, пидорок, – бросили его губы, искривляясь в глумливой усмешке. – Помнишь?

Из вонзенного в грудь священника ножа плеснула струя белого пламени. Она ударила бывшего гангстера точно в протез правой руки, рассекая хромово-стальное запястье. Дымящаяся металлическая кисть упала на землю, шевеля пальцами, точно пыталась наиграть что-то на клавишах. От запястного сустава остался рваный стальной браслет, плескавший зеленой гидравлической жидкостью, и торчащие электрические провода.