Текст книги "Тени звезд"

– Я не могу понять твоих слов, но чувствую их. – ответил рыцарь тихо. Дорэль Мэй слышала, как шлем перекачивает воздух в респираторе, и этот звук усыплял ее.

– Избавиться от этих видений невозможно. – прошептала она. – Быть может, они и есть вся правда обо мне. Возможно, после всего мне суждено уйти к ним.

– Разве об этом говорил с тобой Эон? – дыхание рыцаря стало тяжелым.

– Последняя глава моей жизни все еще далеко, безликий воин, что не мешает мне чувствовать мой путь так же ясно, как если бы я глядела в будущее, окунаясь в пророчество мертвой звезды. Когда все закончится и я взойду на вершину, мне останется только одно – покинуть ее навеки и превратиться в легенду. И появиться среди бессмертных лишь тогда, когда некто великий станет угрозой преданиям обо мне. Тогда я уничтожу его и вновь затеряюсь в веках странствий. Мой путь далеко, воин, и то, что я делаю сейчас, все, что я делаю – это не то, о чем я мечтаю. Все это ради избавления от бремени, все это ради мести и справедливости.

– Ты освободишь меня в конце пути? – прошептал рыцарь.

– Я слышу, слышу твою мольбу, мой верный союзник. – Мэй протянула к рыцарю руки, едва задевая теплом холодный воздух. – Еще один шаг в пустоту. Последний рывок. Прыжок над бездной. Усни же теперь до самой полуночи, и жди в своих снах, пока я не приду за тобой. – Дорэль Мэй закрыла глаза и сон окутал ее тело, и до самого своего пробуждения она видела лишь пустую черноту небытия, что так пугала ее сознание в давно ушедшие времена. Она видела бесцветную ночь и стремилась к ней, потому как за пределами бесконечного несуществования скрывалось ее спасение. Она открывала глаза, чтобы дотянуться до него, разорвав густые покровы темноты, но каждый раз падала в багровую пучину, которая топила ее во всем, что осталось в прошлых веках ее жизни и теперь давило болью на каждый разорванный нерв. В глубине она видела золотые глаза своего брата, и только видение света в его взгляде вырывало ее из-под вечного полотна чернильного небытия. Так близко, лишь за тонкой гранью – осталось только протянуть руку – он ждет своего освобождения.

6574 год с наступления Тысячелетней Зимы.

Тяжелые капли холодной ночи Норстанка сгущались над Бездной, и ледяные ветра с ревом обрушивались на вечный огонь последней башни Элиндорина – пламя у ее вершины не угасало уже тысячелетия, и яркие его языки вздымались высоко в чернильную высь, разрывая горячим дыхание туманные пласты космического холода.

Дорэль Мэй поднималась к самой вершине башни по выщербленным ступеням, и каждый новый шаг ее рассыпался теплом в воздухе, и люди, собравшиеся внизу не чувствовали более инея на собственных волосах, и каждая клетка их кожи впитывала мерцание зарождающегося рассвета. Из недр планеты поднималось тепло подобно струе горячего источника. И люди могли ощущать, как стихают порывы ветра, пока легкие шаги их спасителя касаются древних ступеней священной обители хранителей-духов, что пробудились в Элиндорине и жизнь свою провели через пламя, возрождаясь в мирах Древа в новых телах и вставая на защиту тех, кто в ней нуждался. Первородное пламя мерцало уже над головой Дорэль Мэй, когда она, крепко сжимая в руках шлем, оглядела свысока просторы бескрайнего разлома, на месте которого когда-то был ее дом. Лишь черные птицы кружили над бездной вдалеке – ледяные стервятники, глядящие в пропасть в надежде почуять долгожданную падаль. Они и сами бежали когда-то от смерти, пожиравшей цветущие земли, но теперь превратились в последних ее хранителей.

Дорэль Мэй закрыла глаза, вдыхая воздух теплый от жаркого пламени, что пылало над ее головой. Она ждала Безликого Рыцаря, и тот встал перед нею, загородив своей грудью Бездну.

– Мы у самого края. – произнесла Мэй, протягивая ему руку. – проведи меня через тьму, туда, где тысячелетия скрывают в своей глубине моего брата и Тарен Нора.

Рыцарь ничего не ответил, он лишь держал в своей руке ее руку, и постепенно прикосновения его становились все менее ощутимы, и так продолжалось до тех пор, пока Дорэль Мэй не осознала, что пытается ухватиться за неосязаемые темные сгустки воздуха. Она поглядела перед собой, и рыцарь в это самое мгновение отступил от нее и камнем бросился в глубины Бездны. Но он не исчез, а лишь завис в воздухе, паря над пропастью, и Дорэль Мэй могла чувствовать, как он дышит сквозь грани, которые пытается разбить. Она ощутила, как сила приливает к ее рукам, как последние капли ее струятся по венам в стремлении вырваться из-под кожи. И порыв этой силы был так велик, что достигал глубин пропасти, поднимая и переворачивая камни, зависшие в вечной разрушительной неподвижности. Она ощутила, как призраки древних городов восстают перед нею из пропасти и как последние мгновения их жизни проносятся мимо нее и кружат в инистом вихре ночей. Открыв глаза, Дорэль Мэй увидела мир – проход в глубокие тайные грани Вселенной, и темный ее проводник ожидал ее в этом странствии. Ночь исчезла, но и день еще не наступил в этом царстве теней, и странные отголоски живых и опасных звуков разливались теперь в воздухе, и пугающие и дикие видения мелькали вдалеке, там, где скрывались в тумане фантасмагорические силуэты хищных существ. Безликий Рыцарь дождался, пока Дорэль Мэй сойдет со ступеней башни и последует за ним во мрак, доверившись ему – проводнику во тьме и холоде мира, что таился между его познаваемыми гранями и существовал в небытии. Он вел ее меж развалин мертвого королевства, что когда-то было ее домом, и везде – в каждом вздохе ветра – ей чувствовались мольбы и стоны павшего народа. Они шли меж холмов, где расселись призраки и тонкими прозрачными руками указывали им дорогу, шли вниз, меж горящих ледяным пламенем пропастей, чтобы, закрывая глаза, каждый раз ощущать себя в новом мире, чтобы идти по запутанным тропам и не сбиться с пути. Рыцарь был слеп – и Мэй знала об этом, – но он чувствовал воздух и чувствовал каждую нить, вплетенную в пространство, и шел на ощупь, прокладывая свой путь меж потоков ветра. Он был слеп, но видел перед собою сгустки мрака, и проходил сквозь тела, что восставали на его пути, и, каждый раз касаясь смерти и отдавая ей частицу своей пустоты, стремился к своему завершению. Он протянул Дорэль Мэй руку, и она, коснувшись его пальцев, не ощутила плоти под черным одеянием.

– Где Тарен Нор? – прошептала она. – Почему ты исчезаешь в воздухе этого мира?

– Я впитываю его тело перед самым сражением. – рыцарь повернул голову, призывая Дорэль Мэй проследовать за ним взглядом. – Мы в самом низу, у подножия подземелья. Открой глаза, переверни грани – и там, за изнанкой, ты увидишь Мэйеноса.

– И братьев? – спросила Дорэль Мэй.

– Того, кто выживет и того, кто станет мной.

Дорэль Мэй закрыла глаза, и пространство вокруг задрожало, поддаваясь ее силе, – словно разомкнулись и вывернулись наизнанку стальные щиты. Она сделала вдох и замерла, различая в глубине кристальных камер биение живых сердец. И она узнала звук, с каким кровь текла по венам и щекам ее брата, и ноги ее подкосились.

– Мэйенос! – прошептала она, задыхаясь в черной маске. – Мэйенос! – она открыла глаза, ощущая, что ее ладони лежат на холодной поверхности гладкого камня. Она открыла глаза и увидела, что ее руки отделяет от бледных окровавленных рук ее брата лишь бугристая прозрачная перегородка. Она скинула свой шлем и подняла голову кверху, чтобы видеть тонкое лицо Мэйеноса. И, судорожно пытаясь разорвать руками холодный камень, она неотрывно глядела в его медовые глаза, и слышала его шепот. Сознание на долгие мгновения покидало ее, и, оставаясь во тьме и осознавая себя в ней, Мэй не находила сил вырваться, чтобы поверить в реальность своего видения. Тысячелетия словно единым ударом поразили ее, и едва ли не безумие стало ее наградой за все те страдания, что перенесла она, скитаясь во тьме времен в поисках брата.

– Иллиндорэль! – прошептал Мэйенос наконец, едва сознавая всю мучительность звонкой мелодии этого имени. Он опустился на колени, с трудом сохраняя сознание, едва не разрываясь на части от переполнившей его грудь боли. – Иллиндорэль! – прошептал он вновь, и темница его задрожала, давая трещины. Он окровавленными пальцами пытался дотянуться до сестры, и она, теряя контроль над своей силой пыталась достигнуть брата. И он жаждал проснуться – если только это был один из тех снов, когда она являлась ему прекрасным призраком в веках, ветром, скитающимся по миру в вечной борьбе с иными стихиями. Но каждая капля его крови, каждый обломок его истерзанной души верил в то, что после всех мучений он наконец оказался спасен.

– Мэйенос! – прошептала Дорэль Мэй. – Я пришла за тобой, Мэйенос! – она сорвала с рук перчатки, и оба они – брат и сестра, – соединили ладони по разные стороны каменной клетки. И земля задрожала под их ногами, и кристалл, что тысячелетия скрывал в своей глубине элиндориноссца едва не разорвался в единое мгновение от той волны силы, что сотрясла его от самого основания.

Но в то мгновение, когда дрожащий кристалл уже готов был расколоться, в поток соединившейся силы демонов вмешалась третья, отличная от других энергия – и она остановила тот неистовый поток, способный испепелить любую жизнь своей невидимой волной. То был Страж, все эти века находящийся у клетки Мэйеноса и возвращающий его сознание в тело тогда, когда только мог это сделать втайне он своего хозяина.

– Тоурн Кирн на пути сюда. – произнес Страж. – И все, чего он желает – заполучить тело элиндориноссца.

Дорэль Мэй ничего не ответила, но гнев, поднявшийся в ее груди, перевернул пространство, замыкая его для любого проникновения извне.

– Тогда ты должен защитить нас, Страж! – произнесла она, неотрывно глядя в золотые глаза брата. – Я чувствую в тебе силу, которая принимает мою сторону. Дай мне мгновение – и я освобожу своего брата! Дай мне мгновение – и обрати свою силу на то, чтобы эта темница раскололась на части!

Страж повиновался, вырывая потоки силы из собственного тела, и огненный купол спустя мгновение повис над головами тех, кто еще оставался жив в этой пустоте, и Мэй, с каждой секундой все явственней ощущала, как тает и рушится под ее ладонями кристалл. Еще мгновение – и она почувствовала кожу брата под своими пальцами – взяла в свои руки его тонкую бледную ладонь. И тогда, когда их сила полностью соединилась, темница с оглушительным грохотом рухнула, осыпая их острыми осколками камня. И Мэй ощутила прикосновение рук Мэйеноса к своей щеке, она почувствовала силу, рвущуюся прочь из его тела, и, в оглушительном звоне осколков, среди каменного града, с трепетом прижалась к его груди. Кровь, что стучала в сердце Мэйеноса, была громче грохота осколков, и любые иные звуки пропадали, заглушенные ею, и оставались лишь горячие потоки жизни, что так громко, так мучительно перетекали по его венам.

Мэй почувствовала, как возрастает ее сила рядом с братом, но едва ли это было важно для нее сейчас, когда после стольких тысячелетий разлуки она смогла ощутить его рядом с собою. И всякая капля силы превратилась в это мгновение в слабость, и каждая минута казалась лишь слабым мгновением, и, не в силах разомкнуть объятия, Мэйенос и Дорэль Мэй держали друг друга за руки, и потоки нарастающей энергии сгущались над их головами, но они не замечали этого, и вихри силы разрывали времена и пространства, все сильнее отделяя их от мира. Они нырнули во мрак и возвратились обратно, разделяя пополам единую данную им силу. Миры вывернулись и сомкнулись над их сердцебиением, и каждый новый пласт времени теперь обходил их стороной, опасаясь разорваться на части от той неистовой волны, что порождали своей энергией демоны.

– Дорэль Мэй! – прошептал Мэйенос новое имя своей сестры. Он не находил в себе сил отпустить ее руки. – Мгновение жизни рядом с тобой стоит всех пыток моего заключения! Я ждал тебя, и каждый мой сон завершался тем, что я видел твои глаза.

– Еще немного – и ты увидишь все, что только способно увидеть живое существо! Мы вырвем последнюю нить Эона из груди твоего пленителя, Мэйенос, – и ты увидишь все!

Пелену мрака разорвал оглушительный звук, и из-за инистой стены дыма темным пятном вырвался силуэт Безликого Рыцаря. Он метнулся в сторону и замер, словно обратившись в камень, и два чернильных вихря закружили вокруг него, сцепившись в борьбе. Они попеременно врывались в грудь рыцаря, и можно было заметить, как меняется его тело под плотными черными доспехами. Дорэль Мэй ощутила среди сражающихся энергию Тоурн Кирна, и выхватила ее из темного потока и отбросила в тень темницы. Мэйенос различил очертания его мечущегося сознания в темноте и увидел, как тот вошел в свое механическое тело. Тогда Страж Небытия преградил ему путь, а сила Мэйеноса и Мэй удерживала Тоурн Кирна в его сосуде, не позволяя приблизиться к телу элиндориноссца.

Безликий Рыцарь сорвался с места и обнажил свой меч. Его грудь кровоточила, и тонкие багровые струи паутиной зависали в воздухе и разрывались, поддаваясь движению тела. Рыцарь вступил в бой с переплетенными тенями, и, каждый раз получая рану, отдавал небытию частицу своей пустоты. Бой его был подобен борьбе со стихией. Он метался из стороны в сторону в попытке угнаться за иглами мрака и не дать им проникнуть в сосуд и разветвиться в его крови. Борьба эта казалась бесконечной, но до самого ее завершения Мэй следила за потоками силы Тарен Нора, которые попеременно прошивали тело Рыцаря. До тех пор, пока в кристальной глубине темницы Мэй не разглядела замерзшее тело Торвальда. Она увидела того, кто выжил, и последнее, что оставалось ей теперь – различить того, кто стал сосудом силы. Но рыцарь оставался недоступен ей, даже замерев в темноте небытия, между смещающихся пластов реальностей. Мэй протянула к нему руку, и ощутила сопротивление силы, что боролась с ней: Тоурн Кирн отбросил в сторону Стража и вступил в схватку с Мэйеносом, пытаясь вырваться из собственного тела и занять новый сосуд. Но сила элиндориноссца уже окрепла, и он смог сражаться, даже не имея в своих руках оружия. Дорэль Мэй бросила в руки брата осколок кристалла, отколовшийся от его же темницы, сама же, вооружилась клинками и послав часть своей энергии Стражу, вступила в схватку с механическим телом Кирна. Она оцарапала его стальные доспехи и едва не отсекла правую руку, разрывая лезвием гладкий механизм.

– После всех веков совершенного оружия, ты продолжаешь сражаться, как настоящий хранитель чести, Дорэль Мэй. – произнес Кирн, и его неподвижное металлическое лицо отразило алые блики Элиндора. Мэй замерла на мгновение, и Кирн, воспользовавшись этим, выпустил десяток мгновенно сгустившихся из воздуха энергетических путь ей в грудь. Они могли ненадолго вывести Мэй из борьбы, если бы достигли своей цели, но в ту самую долю секунду, когда они уже едва не прожигали доспехи демона, сила, в разы мощнее силы Тоурн Кирна отвела их в сторону и растворила в воздухе. В это мгновение Мэй ударила Кирна Деймруном, рассекая его тело от плеча до самого бедра и, разорвав механизмы на гладком и едва отличимом от живого теле, оглянулась, чтобы увидеть своего защитника. Но еще до того, как глазам ее предстал Безликий рыцарь, она почувствовала энергию, подобную энергии тысячи игл, разом вонзившихся в кожу и посылающих в кровь потоки ледяного огня. Легкие ее сжались не в силах впитать в себя воздух. Мэй отпустила еще живого Тоурн Кирна, передавая его раненое тело силе брата и Стража.

– Тарен? – произнесла она тихо. – Пусть под этим черным одеянием, внутри этого тела, окажется твоя сила и твоя память. – она вытянула руку, касаясь щита вокруг доспехов рыцаря, и разорвала его, направляя поток силы к его сердцу. Она ощутила его бой, и картины далекие и мёртвые восстали в ее памяти пятнами света и брызгами тьмы. Разрывая сознание оболочки, она подняла со дна каждое прожитое тысячелетие и вернула его рыцарю.

– Мэй. – услышала она голос теплый, ослабленный, но полный красок памяти. – Я слышал тебя сквозь Бездну. Каждое мгновение твоей души я чувствовал сквозь пласты пространства, разделяющего нас. И разрывал оковы, чтобы быть рядом с тобой.

– Это наши миры, как я и обещала. – прошептала Мэй. – Освободи того, кто выжил, Тарен. – она указала на заледеневшее тело Торвальда, и Тарен Нор, коснувшись ладонью холодного камня, разбил его, удерживая тело охотника вдали от осколков. Он коснулся лба Торвальда, и краска вернулась к его лицу. Рыцарь бережно уложил охотника перед собой, и следующим прикосновением вернул ему сознание. – Я помню все. – прошептал рыцарь. – Я помню тебя, Торвальд, и я рядом. Я рядом. И буду защищать тебя. – он создал щит вокруг его тела, непроницаемый для вражеской энергии и обернулся к Мэй, стиснувшей горло Тоурн Кирна.

– Добудь для меня последнюю нить погибающей звезды, Тарен! – произнесла она. – Вырви ее из его крови! Сделай то, что обещал мне до того, как нас предали!

Тарен Нор повиновался и приблизился к телу Кирна, которое держали, крепко вцепившись в тяжелую прочную сталь, Страж и Мэйенос. Каждый из них выворачивал механизмы его доспехов, чтобы добраться до полуистлевшей плоти.

– Вы совершили ошибку, мой мудрый спаситель, когда решили пойти против меня. – произнесла Мэй, силой срывая с его лица маску, обнажая голые кости его вытянутого черепа.

Мэйенос и Страж рванули тело Кирна в разные стороны, вырывая плечевые суставы. Кровь брызнула им на руки, черной краской прожигая кожу, но ни единого стона не сорвалось с губ их обессиленного пленника. Тарен Нор же приблизился к его груди и кончиками пальцев разорвал доспехи и плоть, и раздвинул ребра. Он окунул пальцы в кровь поверженного врага и провел кровавые линии по гладкой поверхности своего шлема. Его рука погрузилась в разорванную грудную клетку и вытащила сердце, задевая болью раскрошенные ребра.

– В его глубине ты прячешь нить звезды. – произнес рыцарь, разрывая сердце напополам и наблюдая за тем, как задыхается в агонии Тоурн Кирн. Он обнажил меч и разрубил его тело слева направо одним ударом, повергая в Бездну останки его души. Из разорванного же сердца он извлек тонкую пылающую нить и окровавленными руками протянул ее Дорэль Мэй.

– Теперь мы сможем узнать всю правду. – произнесла она.

– Теперь я исполнил то, что обещал. Прими из моих рук частицу Умирающей Звезды. В знак моей верности, Дорэль Мэй.

Нить опустилась на ее ладонь и исчезла, впитавшись в сосуд Эона. И тогда, когда последние капли крови стекали с рук рыцаря и срывались в расходящуюся под его ногами Бездну, Дорэль Мэй коснулась его непроницаемо черного шлема и услышала щелчок, означающий, что механизм раскрылся.

– Я помню все. – услышала она мягкий голос, не искаженный респиратором, и обнажила бледное лицо, встречаясь взглядом с нежными глазами цвета весны. Рыцарь опустился на колени, и Мэй смогла коснуться его лица и волос.

– Но с тобой твое прежнее имя. – Мэй закрыла глаза, ощущая, как капли ее жизни наполняются целостной энергией. Мэйенос положил окровавленные руки на ее плечи, и даже Торвальд сумел подняться на ноги и приблизиться к ней. И демоны соединили руки, и сила потекла по венам каждого, образуя единую жизнь.

– Если это победа, – прошептала Мэй, когда кровь, стекая с рук брата, попадала на ее кожу, – то почему я чувствую, что мы все еще неизмеримо далеко от края?

– Но жизнь возрождается. – ответил ей Мэйенос. – Как бы далеко мы ни были, я слышу, как она восходит к небу над нашим домом. Ты пробуждаешь ее.

– Наш мир мертв, Мэйенос. – Мэй взяла его за руку, согревая холодные пальцы. – И тысячи лет я мечтала лишь о том, чтобы только ты, покинувший меня в час гибели Элиндорина, оставался жив. Нас разлучили силы, что в вечной борьбе за свой трон и в страхе за собственную жизнь обрекли нас на страдания, и тем лишь ужесточили собственную участь. – она замолчала, слушая потоки жизни, что так часто являлись в ее видениях и исчезали задолго до холодного рассвета.

– Я видел его – этот мир. – прошептал тогда Мэйенос. – Во всех временах. Я видел его везде. Каждая планета была мне знакома, и я не раз встречал там твои глаза, полные боли, и смерть, идущую по твоему следу. И знал, что ты меня ищешь и придешь за мной. – Мэйенос крепко сжимал плечи Мэй, неотрывно глядя в ее лицо. Он провел пальцами по тонкому темном шраму, оставляя кровавый подтек на белой щеке. – Мне не нужна месть, но, если ты жаждешь этого, я готов вступить в бой ради тебя.

– Нити Эона, Мэйенос! Они знают правду о нас, которую скрывали все это время боги, которой так страшился Тоурн Кирн, решившись выступить против меня. В ней ты и Тарен Нор. – она заглянула в глаза рыцаря. Их демонический свет утихал в глубине, и все сильнее в плавных чертах его лица Мэй узнавала Джареда. Она закрыла глаза и слушала биение сердец тех, кого вырвала из глубин Бездны, и слезы потекли по ее щекам, и, не выдержав, она упала на колени, прижимая руки к груди. Земля словно ушла у нее из-под ног, и она ощутила, что там, откуда она явилась, спасения все еще нет. И пусть ее сердце чувствует облегчение и последняя капля его великой боли исчерпана, темный ее осадок до сих пор тянет кровь к земле.

Мэйенос опустился рядом, прижимая ее голову к своей груди. Он тоже чувствовал на своих щеках слезы, но не боль была тому причиной, но внезапное осознание того, что бесконечный срок его одиночества истек и единственная живая душа, что была ему дорога и знакома, вновь оказалась рядом. Он обнял сестру так, как обнимал ее в детстве – запустив пальцы в ее волосы, укрыв ее от мира в объятиях, принимая все удары на свою спину.

– Куда бы ни вел тебя твой путь, теперь я буду с тобой. – прошептал он. – Я ждал до тех пор, пока родные мне планеты не начали погибать – я ждал тысячелетия, чтобы сказать тебе это. Я так люблю тебя, Дорэль! – Мэйенос ощутил, что ему не хватает воздуха и стал судорожно глотать его в попытке не лишиться сознания.

Мэй отстранилась и поглядела в его глаза – глубокие и золотые.

– Если мы пробудились, чтобы уничтожать, то сделаем это вместе. – произнесла она и вытащила из ножен Деймрун. – Это твой клинок, Мэйенос. Я забрала его в тот миг, когда Элиндорин погибал и сам ты опускался в Бездну. Ты можешь забрать его.

– Он твой, Дорэль. – Мэйенос не принял протянутого клинка. – И пара его, боюсь, навеки потеряна.

– Я сохранил тот клинок. – раздался голос Стража. – Все эти годы я ждал вашего освобождения и хранил его для вас. Он далеко отсюда. Его энергия, соединенная с вами, служила помощью для вашей сестры – так она чувствовала, что вы живы. И я верну вам этот клинок, как только мрак рассеется и мы выберемся из небытия.

– Я знаю путь. – Торвальд вышел вперед, указывая на линию тропы, видимую лишь ему. – Наш путь обратно, к жизни.

Мэй закрыла глаза. Она пошла вслед за Торвальдом вслепую, сжимая в руках свой шлем, и за нею последовали остальные. Мэйенос, Тарен и Страж – они все ступали во тьме, едва различая собственные шаги в мертвенной тишине, но свет сгущался над их головами, и тогда, когда мертвые руины остались позади, они различили заснеженный город, мерцающий в лучах рассвета. И на том самом месте, где зияла бездонная пропасть змеилась теперь их тропа из небытия обратно. Она пролегала меж холодных камней погибшего королевства и вела к последней оставшейся башне, что когда-то венчала бездну Моргсиндар. Но бездны более не существовало, и лишь бескрайняя равнина протянулась сквозь планету, обозначая безжизненной пустошью то место, где когда-то пробудилась жизнь.