Текст книги "Жизнеописания"

VII. ТОГДА он решился, принес богам жертву и отправился в Рим. Сенат и народ из особенной любви вышли к нему навстречу. Женщины говорили ему добрые пожелания; в храмах приносились жертвы. Все радовались, как будто город получил не царя, а царство. Когда шествие достигло форума, исполнявший в те часы должность царя Спурий Веттий приступил к голосованию. Все граждане высказались за избрание Нумы. Затем принесены были знаки царского достоинства; но Нума просил подождать, пока избрание его на престол утвердят и боги. В сопровождении авгуров и жрецов он взошел на Капитолий, или Тарпейскую скалу, как его называли тогда римляне. Здесь старший из авгуров поставил его с покрытым лицом к югу, сам же стал сзади него и, положив правую руку ему на голову, начал читать молитвы за него, посматривая по сторонам, не увидит ли знамений, посылаемых богами, вроде летящих птиц или других примет. Мертвая тишина царила на форуме, покрытом бесчисленным множеством народа. Все с напряженным вниманием ждали, что будет, как вдруг показавшиеся с правой стороны птицы – счастливое предзнаменование – подтвердили избрание. Тогда Нума надел царскую мантию и сошел с Капитолия в народ. Раздались громкие восклицания. Царя встретили восторженно, как высоко благочестивого человека и любимца богов.

Вступив на престол, он прежде всего уничтожил отряд из трехсот человек, всегдашних телохранителей Ромула, названных им за быстроту исполнения поручений целерами. Нума не хотел ни быть недоверчивым к тем, кто доверял ему, ни царствовать над людьми, не доверявшими ему. Далее, он к двум жрецам Юпитера и Марса прибавил третьего – для Ромула – и назвал его фламином Квирина. Римляне звали «фламинами» и прежних жрецов. Название это происходит, вероятно, от их шляп, сделанных, по рассказам, из войлока; в то время греческие слова были в большем употреблении в латинском, нежели в настоящее время: по словам Юбы, слово «лена», плащ, который носили жрецы, соответствует греческой «хлене». Точно так же мальчика, у которого были живы отец и мать и который прислуживал жрецу Юпитера, он называет камиллом – имя, под которым известен у некоторых греческих племен Гермес как «служитель» богов.

VIII. ВСЕМ этим Нума желал снискать себе любовь и уважение народа. Вслед за тем он немедленно приступил к преобразованиям в государственном устройстве, чтобы сделать суровых и воинственных граждан людьми с более мягким сердцем и более справедливыми. Действительно, в то время Рим был городом, которым, по выражению Платона, овладел горячечный жар. Самим своим существованием он был обязан смелости и отчаянной дерзости сбежавшихся туда отовсюду храбрых и воинственных людей. Целый ряд походов, частые войны послужили источником усиления его могущества. Как вбитые в землю сваи становятся от частых колебаний еще крепче, так и испытанные ими несчастия только укрепили их. Сделать мягче нравы, внушить любовь к миру народу гордому и дикому – эту задачу царь считал далеко не легкой и решил обратиться за помощью к богам. Он желал как вождь народа смирить его воинственный пыл главным образом принесением жертв, торжественными религиозными процессиями и танцами, которые он сам учредил и ввел в употребление, – всем тем, на чем лежит печать серьезности, но в то же время радости и веселья. Иногда он предсказывал им о грозящих напастях со стороны богов, говорил об ужасных явлениях духов и о слышанных им не предвещающих ничего хорошего голосах – и религиозный страх заставлял робеть сердца его подданных.

Это главным образом и дало повод считать, что своей мудростью и воспитанием он обязан знакомству с Пифагором. Как главная часть философии последнего, так и главная часть политики первого состояла в установлении близких отношений с божеством, общении с ним. Говорят, царь принял на себя важный вид и внешность с тою же целью, что и Пифагор. По рассказам, философ приручил орла и мог известными словами остановить его во время полета и заставить спуститься к нему; он же показал часть своего золотого бедра, когда пробирался на играх в Олимпии сквозь толпу народа. Рассказывают и о многих других его выдумках и поступках, вследствие чего флиунтец Тимон сказал о нем:

 
Древний хотел Пифагор великим прослыть чародеем;
Души людей завлекал болтовней напыщенно-звонкой.
 

Точно так же и Нума выдумал сказку о любви к нему какой-то богини или горной нимфы и о таинственном общении с нею, о чем я говорил выше, и о близких сношениях его с музами, большинство своих предсказаний он получал «от муз». Одну музу он приказал римлянам чтить особенно, больше других. Он назвал ее Тацитой, т. е. молчаливой, немою, как бы напоминая этим о пифагорейском молчании и желая почтить этот обычай.

Его законы относительно статуй богов совершенно сходятся с воззрениями на этот предмет Пифагора. Последний учил, что начала всего сущего нельзя чувствовать: оно не подвержено внешним впечатлениям, невидимо, не создано и духовно. Так и Нума запретил римлянам изображать богов в виде людей или животных. Раньше у них не было ни писаных изображений богов, ни изваянных. В первые сто семьдесят лет от основания Рима они строили храмы и ставили святилища, но считали грехом приравнивать высшее к низшему и постигать бога иначе как умом. Равным образом и жертвы, установленные Нумой, схожи с пифагорейскими жертвами – они бескровны и состоят в большинстве случаев из муки, возлияний и предметов самой незначительной стоимости. Приводят еще и другие примеры из внешнего мира для доказательства близких отношений между этими двумя людьми, между прочим то, что римляне дали Пифагору права римского гражданства, о чем говорит комик, древний пифагореец Эпихарм в своем сочинении, посвященном Антенору; затем одного из своих четырех сыновей царь Нума назвал Мамерком в честь сына Пифагора. От него, говорят, получил свое имя патрицианский род Эмилиев: царь назвал его так за его приятную, красивую речь. Многие в Риме передавали мне лично, что некогда оракул велел римлянам поставить у них в городе статуи «умнейшему» и «храбрейшему из греков» и они поставили на форуме две медные статуи – Алкивиада и Пифагора.

Рассказ этот сомнителен во многих отношениях. Говорить о нем подробнее или доказывать его справедливость – значит заводить детские споры.

IX. НУМЕ приписывают учреждение, установление должности первосвященников, понтификов, как называют их римляне. Он был первым из них. Понтификами названы они, по словам некоторых, потому, что служат могущественным, имеющим над всем власть богам, – «могущественный» по-латыни «потенс». Другие говорят, что в этом имени заключается значение чего-то «возможного», так как законодатель велел приносить жрецам жертвы, «если будет можно», не ставя им в вину, если им помешает что-либо важное. Большинство же предлагает совершенно смешное объяснение этого слова – оно значит будто бы не что иное, как «делатели мостов», так как возле мостов приносились жертвы, «мост» же по-латыни – «понс». Впрочем, заведование мостами и починка их лежат на обязанности жрецов, как и отправление неизменно существовавших с древнего времени жреческих должностей. Сломать деревянный мост римлянин не имеет права из опасения навлечь на себя проклятие. Точно так же рассказывают, что мост этот выстроен целиком из дерева, без куска железа – вследствие предсказания оракула. Каменный мост выстроен позже, в квесторство Эмилия. Говорят, впрочем, что и деревянный построен после Нумы, в царствование внука Нумы, Марция.

Верховный понтифик является как бы толкователем воли божества, пророком, или, вернее, верховным жрецом. Он имеет надзор не только над жертвоприношениями, совершаемыми публично, но смотрит и за жертвоприношениями частных лиц, не позволяет преступать правил религии и наставляет каждого, как он должен чтить богов и умилостивлять их. Затем ему принадлежит надзор за жрицами-весталками: учреждение коллегии весталок, вообще служения культа вечного огня, который блюдут они, приписывается также Нуме. Быть может, он желал поручить служение чистому, не имеющему никакой грязи огню существам чистым, незапятнанным, или, быть может, находил близкое сходство девства с бесплодием и непроизводительностью огня. В Греции, там, где существует служение неугасаемому огню, например в Дельфах или Афинах, забота о его поддержании возложена не на девушек, а на старых дев. Если он случайно потухал, как, например, потух священный огонь в Афинах при тиране Аристионе, или в Дельфах, когда храм был сожжен персами, или затем в Риме во время борьбы с Митридатом и междоусобных войн, когда огонь исчез вместе с алтарем, – его нельзя было зажечь от другого огня: его следовало зажечь чистым, не оскверненным лучом солнца. Огонь этот добывают преимущественно с помощью зажигательных стекол, которые имеют вид пустых внутри равнобедренных прямоугольных треугольников, обращенных вершинами в одну точку. Их ставят против солнца. Лучи его, всюду преломляясь, собираются в центре в одну точку, проходят через разрежающийся при этом воздух и затем зажигают лежащее возле легкое и вполне сухое вещество, так как лучи, отражаясь, становятся огненным телом. Некоторые уверяют, что единственная обязанность весталок – блюсти священный огонь; но другие говорят, что здесь есть священная тайна, скрытая от других. В жизнеописании Камилла я сказал о них все, что можно знать и говорить.

X. ПО ПРЕДАНИЮ, Нума посвятил в весталки сперва двух дев, Геганию и Верению, затем Канулею и Тарпею. Сервий прибавил к ним впоследствии еще двух, и это число остается без изменения до настоящего времени. Царь определил девам сохранять свое девство до тридцати лет. В первые десять лет их учат тому, что они должны делать; в другие десять лет они применяют к делу свои познания; в последние десять лет – сами учат других. После этого они могут делать, что желают, и даже выходить замуж или избирать себе новый образ жизни, не имеющий ничего общего с жизнью жрицы. Но этой свободой воспользовались, говорят, немногие, да и те, которые сделали это, не принесли себе никакой пользы, большинство же провело остаток своих дней в раскаянии и унынии, причем навели на других такой религиозный ужас, что они предпочли до старости, до самой смерти девство супружеству.

Царь дал им большие преимущества – они могли, например, делать завещания еще при жизни отца и располагать всей остальной своей собственностью, не прибегая к помощи попечителей, как и матери троих детей. Когда они выходят, их сопровождает ликтор. Если они встречаются случайно с преступником, которого ведут на казнь, ему оставляют жизнь. Весталка должна только поклясться, что встреча была случайной, невольной, непреднамеренной. Кто проходил под их носилками, когда они сидели на них, подвергался смертной казни. Наказывают весталок за различные проступки розгами, причем наказывает их верховный понтифик. В некоторых случаях виновную даже раздевают донага в темном месте и накидывают на нее одно покрывало из тонкого полотна. Нарушившую обет девства зарывают живьем в яму у Коллинских ворот. Возле этого места, в черте города, тянется длинный земляной вал, аггер [agger] по-латыни. Здесь, под землей, устраивали маленькое помещение, с входом сверху, куда ставили постель, лампу с огнем, небольшое количество съестных припасов, например хлеба, кувшин воды, молока и масла, – считалось как бы преступлением уморить голодом лицо, посвященное в высшие таинства религии. Виновную сажали в наглухо закрытые и перевязанные ремнями носилки так, что не слышно было даже ее голоса, и несли через форум. Все молча давали ей дорогу и провожали ее, не говоря ни слова, в глубоком горе. Для города нет ужаснее зрелища, нет печальнее этого дня. Когда носилки приносят на назначенное место, рабы развязывают ремни. Верховный жрец читает таинственную молитву, воздевает перед казнью руки к небу, приказывает подвести преступницу с густым покрывалом на лице, ставит на лестницу, ведущую в подземелье, и удаляется затем вместе с другими жрецами. Когда весталка сойдет, лестница отнимается, отверстие засыпают сверху массой земли, и место казни становится так же ровно, как и остальное. Вот как наказывают весталок, преступивших свои обязанности жриц!

XI. ПО ПРЕДАНИЮ, Нума построил также храм Весты для хранения неугасаемого огня. Он дал ему круглую форму; но она представляла не фигуру Земли, – он не отождествлял с нею Весту, – а вообще вселенную, в центре которой, по верованию пифагорейцев, горит огонь, называемый Гестией-Монадой. По их мнению, земля не неподвижна и не находится в центре вселенной, но вертится вокруг огня и не может считаться лучшею, первою частью вселенной. Такого же взгляда относительно земли держался, говорят, в старости и Платон. Он считал, что она находится в другом месте, центр же вселенной, лучшее место, отводил другому, высшему телу.

XII. ПОНТИФИКИ объясняют также в случае надобности и обряды относительно погребения. Нума убедил их не видеть в этом случае ничего оскверняющего, напротив, завещал им воздавать определенные почести и подземным богам, так как им достается лучшая часть нашего существа. Особыми почестями пользуется у римлян Либитина, богиня, имеющая надзор за всем тем, что относится до обрядов погребения покойников. Ее можно отождествлять с Персефоной или, еще вернее, по мнению образованнейших римлян, с Афродитой. Они не без основания считают одну и ту же богиню виновницей и нашего рождения, и нашей смерти. Относительно продолжительности траура по умершим царь принимал во внимание их возраст. Так, например, нельзя было носить траура по ребенку, которому не было еще трех лет. По покойникам старше этого возраста до десяти лет можно было носить траур столько месяцев, сколько лет ребенок жил. Это был вообще крайний срок траура и наименьший срок вдовства для женщины, потерявшей мужа. Выходившая замуж раньше этого срока должна была принести, по предписанию Нумы, в жертву стельную корову.

Нума установил много и других жреческих должностей. Из них я упомяну только о двух – салиев и фециалов. Они всего лучше говорят о набожности царя.

Фециалы – своего рода хранители мира. Мне кажется, и свое название они получили от своей должности. Они старались прекращать увещаниями несогласия и не позволяли объявлять войну прежде, чем теряли всякую надежду на мирное решение спора. Точно так же и для греков «мир» – когда взаимные недоразумения прекращаются силою слова, не при помощи оружия. Римские фециалы часто ходили к тем народам, которые были виновниками оскорбления, и лично старались склонить их к миру. Если их усилия уладить дело миром кончались неудачей, они приглашали богов в свидетели, призывали множество страшных проклятий на свои головы и на свое отечество, если они не правы как нападающие, и затем объявляли войну. Без их согласия или при их отказе дать его ни один солдат, ни царь не имел права взяться за оружие. Царь должен был узнать от них, имеет ли он нравственное право начать войну, и затем уже готовиться к ней. Говорят, и несчастие во время войны с галлами обрушилось на государство потому, что в данном случае был оставлен без внимания этот религиозный обычай. Галлы осаждали город Клузий, когда в их лагерь отправлен был в качестве посла Фабий Амбуст для переговоров о снятии осады. Получив высокомерный ответ и не считая себя связанным более званием посла, он в своей юношеской заносчивости дошел до того, что обнажил оружие в защиту клузийцев, вызвав на поединок храбрейшего из неприятелей. Бой кончился для него удачно – он убил врага и снял с него оружие. Узнав об этом, галлы отправили в Рим посла, обвиняя Фабия в том, что он сражался с ними без объявления войны, вероломно нарушая договоры. Фециалы советовали сенату выдать виновного галлам; но он искал спасения в толпе и благодаря любви к нему народа избежал наказания. Вскоре галлы взяли Рим и сожгли его весь, кроме Капитолия. Об этом я рассказываю подробнее в жизнеописании Камилла.

XIII. ДОЛЖНОСТЬ салиев учреждена, говорят, по следующему случаю. В восьмой год царствования Нумы Италию опустошала чума, проникшая и в Рим. Население было в величайшем отчаянии, когда, по преданию, в руки Нумы упал с неба медный щит. Об этом щите царь стал рассказывать чудеса, которые он, по его словам, узнал от Эгерии и муз. Щит этот, говорил он, послан небом для спасения города; его следует хранить и вместе с тем сделать еще одиннадцать других щитов, формой, величиной и рисунком совершенно похожих на него, чтобы вор благодаря их сходству не мог отличить того из них, который упал с неба; место, где он будет храниться, следует посвятить музам вместе с соседними полями, куда они часто приходят для бесед с ним, царем; протекающий в этом месте источник необходимо объявить священным и уступить весталкам: они должны ежедневно черпать из него воду, чтобы мыть и кропить храм. Его слова оправдались – чума прекратилась. Затем царь показал щит художникам и приказал им сделать несколько других, совершенно на него похожих. Все отказались, кроме Ветурия Мамурия, замечательного художника. Он сделал все щиты настолько похожими один на другой, достиг такого единообразия, что даже сам Нума не мог различить их. Надзор за их хранением он поручил жрецам – салиям. Салиями они названы не в честь самофракийца или мантинейца Салия, как думают некоторые, который будто бы первым учил их известному военному танцу, а скорей по самой форме их танца, похожего на прыгание. В марте месяце они берут священные щиты, надевают красную тунику, медные широкие пояса и медные же шлемы и, стуча короткими мечами о щиты, с танцами обходят город. В остальном их танец состоит в движениях ног. Движения их красивы. Они быстро и с легкостью, соединенною с силой, делают в такт много разнообразных оборотов. Сами щиты зовут они «анци́лиа» [ancilia] вследствие их вида – они не круглы и не эллиптической формы, как обыкновенные: они образуют кривую линию в виде спирали, концы которой в самом узком месте обращены в противоположные стороны. Быть может, однако, их название происходит от слова «локоть», на котором их держат. Так говорит Юба, который желает видеть в этом слове греческий корень. Быть может, название их происходит от того, что первый щит упал с неба, сверху или потому, что он даровал исцеление больным, или потому что прекратил засуху, или, наконец, потому, что был спасением от бедствия. Вследствие этого и афиняне называют Диоскуров анаками, если уж считать это слово греческим. В награду за искусство Мамурия салии упоминают о нем в песне, которую исполняют во время своего военного танца. Другие говорят, впрочем, что они поют ее не про Ветурия Мамурия, а про «ветерем мемориам» [veterem memoriam], т. е. про «древнее предание».

XIV. ПОКОНЧИВ с учреждением жреческих должностей, царь выстроил вблизи храма Весты Регию, т. е. царский дворец. Здесь он проводил большую часть времени или в жертвоприношениях, или в обучении жрецов, или же в разговорах с ними религиозного характера. Другой его дворец находился вблизи Квиринальского холма. Место его показывают еще до сих пор. Во время каждого выхода царя или вообще при религиозных процессиях впереди шли глашатаи, которые водворяли по улицам города тишину и приказывали всем бросать работы. Говорят, пифагорейцы запрещают молиться богам, поклоняться им мимоходом, напротив, приказывают выходить из дому в молитвенном настроении. Так и Нума желал, чтобы граждане не слышали и не видели ничего, имеющего отношение к религии, мимоходом, случайно, – они должны были бросить другие занятия и отдаться всей душой делам благочестия как более важным в сравнении с другими. Вот почему он желал, чтобы на улицах во время религиозных процессий не было ни шума, ни крика, ни вздохов и т. п., что бывает обыкновенно при занятии ремеслами. Следы некоторых из его распоряжений сохранились до сих пор. Например, когда консул наблюдает за полетом птиц или приносит жертву, кричат «Хок аге!», т. е. «помни, что делаешь», желая напомнить присутствующим о внимании и пристойности.

Многие и другие распоряжения царя носят на себе пифагорейский характер. Пифагорейцы, например, запрещали садиться на меру для зерна, разгребать огонь ножом, идя в дорогу, оглядываться назад, богам неба приносить четное число жертвенных животных, подземным – нечетное. Значение каждого из этих обычаев они скрыли от непосвященных. Так же таинственны и некоторые из распоряжений Нумы: например, не совершать возлияний богам из вина необрезанной лозы, не приносить жертв без муки, молясь богам – кланяться во все стороны и после молитвы садиться. Первые два обряда имеют, вероятно, целью побудить к занятию земледелием, считающемуся у пифагорейцев одним из подвигов благочестия, поклоны же во все стороны во время молитвы считаются подражанием кругообращению вселенной. Но вероятно, это правильнее объяснить тем, что так как храмы обращены на восток и входящие обращены к солнцу спиною, то им приходится поворотиться, приветствуя бога света, делать при молитве полный круг. Быть может, впрочем, это имеет то же значение, что и египетские колеса, и намекает на непостоянство, на переменчивость всего земного, на то, что следует принимать охотно, без ропота все испытания и превратности, посылаемые нам в жизни богом. Сидят после жертвы для того, говорят, чтобы молитва была услышана и чтобы просимые блага были продолжительны. Отдых бывает перед началом нового дела и после конца другого; так, говорят, и они, кончив одно дело, садятся перед богами, чтобы получить от них затем позволение начать другое. Но это может быть объяснено также желанием законодателя – с чем согласно то, о чем говорено выше, – приучить нас молиться богам, когда мы не заняты другими делами, не мимоходом, так сказать, не спеша, но когда у нас есть свободное время.

XV. БЛАГОЧЕСТИВЫЙ характер воспитания имел своим следствием то, что нравы граждан стали мягче. Нравственное влияние Нумы сделалось так сильно, что невероятные рассказы, походившие на басни, принимались на веру. Установилось мнение, что для царя, стоит ему захотеть, нет ничего невозможного, ничего недоступного. Говорят, он однажды пригласил к себе на обед много граждан, причем поставил на стол дешевые приборы и простые, самые обыкновенные кушанья. В начале обеда царь сказал, что к нему идет друг его, нимфа, – и комната разом наполнилась дорогой посудой, стол – массой дорогих блюд. Но рассказ о разговоре его с Юпитером совершенно невероятен.

Говорят, на Авентинский холм, в то время еще не входивший в черту города и не заселенный, но имевший богатые водой источники и тенистые рощи, часто ходили два бога, Пик и Фавн, которых можно было бы сравнивать во всех отношениях с сатирами или панами греков. Но дело в том, что они, странствуя по Италии и применяя свои познания, считаются знатоками врачебного искусства и записными колдунами, как идейские дактилы греков. Рассказывают, Нума поймал их, смешав воду источника, из которого они постоянно пили, с вином и медом. Когда их поймали, они начали принимать различные виды, изменять свою наружность и превращаться в страшных на вид чудовищ. Чувствуя, однако, что им не избежать плена, не получить свободы, они открыли царю много тайн будущего, научили его, каким образом очищать себя от посланных в наказание с неба молний, для чего в настоящее время употребляется лук, волосы и мелкая рыба. Некоторые говорят, что очищению научили его не эти боги, но что они своими заклинаниями только свели с неба самого Юпитера. Бог разгневался на Нуму и приказал ему произвести очищение «головами». «Луковичными?» – быстро спросил Нума. «Нет, человеческими…» – начал Юпитер. Желая избежать исполнения такого жестокого приказания, царь переспросил его: «Волосами?» «Нет, живыми», – ответил Юпитер. «Маленькими рыбками?» – переспросил Нума, – вопрос, который научила его задать Эгерия. Бог смягчился и вознесся на небо. Место, где происходило это, названо Илицием. Очищение совершается так, как сказано выше.

Подобного рода невероятные смешные рассказы доказывают, как глубоко было тогда религиозное чувство в сердцах граждан, чувство, укоренившееся в них в силу привычки. Сам Нума, по преданию, так крепко верил в бога, что, когда ему сказали однажды, что неприятели приближаются, он с улыбкой ответил: «А я приношу жертву»…

XVI. ГОВОРЯТ, он первый построил храм богине Верности и Термину и научил римлян клясться верностью как важнейшею из клятв, что они соблюдают до сих пор. Термин – бог границ. Ему приносят жертвы как от имени государства, так и частные лица, на границах полей, жертвы в настоящее время кровавые, но прежде – бескровные. По справедливому мнению Нумы, бог границ, страж мира и свидетель правды, должен быть чист от крови. Вероятно, этот царь и обозначил вообще границы своих владений. Ромул не хотел сделать этого, чтобы не показать, сколько земли отнял он у других. Границы, если их уважают, служат пределами власти, но если на них не обращают внимания – доказательством несправедливости. Вначале у Рима было мало земли. Почти всю ее Ромул завоевал оружием. Всю ее Нума разделил между бедными гражданами, чтобы уничтожить бедность, тем самым уничтожить преступления и приучить народ заниматься земледелием – обрабатывая землю, перерабатывать себя. Никакие другие занятия не внушают так быстро горячей любви к миру, как земледельческий труд. Он вселяет, воспитывает в нас воинственный дух для защиты родины и вырывает с корнем страсть обижать других и чувство алчности. Вот почему Нума старался внушить гражданам любовь к земледельческому труду, всего более располагающему к миру. Он любил эти занятия потому, что они более способствуют нравственному совершенствованию, нежели благосостоянию. Землю он разделил на участки, названные им «пагами», и над каждым поставил начальника в качестве надзирателя. Иногда он сам осматривал поля и, судя по работам, составлял понятие о характере граждан. Одних он награждал и оказывал им свое доверие, ленивых и небрежно относившихся к делу старался исправить выговорами и порицаниями.

XVII. ИЗ ОСТАЛЬНЫХ его преобразований особенного внимания заслуживает разделение им народа на классы, смотря по ремеслам. Город, как мы сказали выше, состоял как бы из двух народов или, вернее, делился на них. Они вовсе не желали ни сплотиться вместе, ни прекратить царившую между ними рознь и ссоры, напротив, между обеими сторонами беспрестанно происходили столкновения и споры. Царь знал, что твердые тела, которые по своей природе не способны к соединению, можно иногда соединить вместе, раздробив их, причем они легче сливаются благодаря небольшой своей величине. Поэтому он решил разделить весь народ на несколько частей, чтобы, сделав между гражданами другого рода различие, уничтожить первую, главную причину несогласия между народами, разделить ее как бы на несколько частей. Народ был разделен по роду занятий на флейтистов, золотых дел мастеров, плотников, красильщиков, сапожников, кожевенников, медников и гончаров. Другие ремесла царь соединил вместе и образовал из них один цех. Каждый цех имел свои собрания, сходки и религиозные обряды. Таким образом, царь в первый раз изгнал ту рознь, которая заставляла одних считать и называть себя сабинцами, других – римлянами, одних гражданами Татия, других – Ромула, вследствие чего деление на цехи внесло всюду и во все гармонию и единодушие.

Царя хвалят также за то, что он издал закон, ограничивающий права продажи сына отцом: отсюда исключались женатые, если брак был заключен по воле и желанию отца. Царь понимал, что женщине, выходившей замуж за свободного человека, пришлось бы после жить с рабом.

XVIII. ОН ИСПРАВИЛ также календарь, правда, не вполне точно, тем не менее не без знания дела. В царствование Ромула месяцы не имели ни определенного числа дней, ни определенного порядка. В некоторых из них не было и двадцати дней, тогда как другие заключали в себе тридцать пять и даже больше. Не понимая разницы между лунным и солнечным годом, римляне старались лишь о том, чтобы год состоял из трехсот шестидесяти дней. Нума высчитал, что разница между ними состояла в одиннадцати днях. Лунный год имеет только триста пятьдесят четыре дня, солнечный – триста шестьдесят пять. Царь удвоил число этих одиннадцати дней и приказал вставлять через каждые два года, в феврале, вставной месяц в двадцать два дня, называемый римлянами мерцедонием. Это исправление неправильностей календаря потребовало впоследствии еще больших исправлений. Царь переменил и порядок месяцев. Март, первый месяц года, он сделал третьим, январь, одиннадцатый месяц при Ромуле, – первым, февраль, двенадцатый, последний месяц, – вторым, каким он считается и теперь. Многие говорят, что месяцы январь и февраль прибавлены Нумой и что вначале римский год состоял только из десяти месяцев, как у некоторых иностранных народов, – из трех. Среди греков, у аркадцев он состоял из четырех, у акарнанцев – из шести. У египтян в году был, говорят, сперва один месяц, затем – четыре, в результате чего их можно считать одним из древнейших народов в мире, хотя они живут на материке, образовавшемся весьма недавно. В своих родословных они приписывают себе невероятное количество лет, так как месяц считают за год.

XIX. ЧТО В РИМСКОМ году было когда-то десять, а не двенадцать месяцев, видно из названия последнего месяца, который до сих пор еще называется «декабрем» – десятым; что первым был март – из занимаемого им места: пятый от него называется квинтилием – пятым, шестой секстилием – шестым и т. д., каждый по порядку. Если бы январь и февраль в то время предшествовали марту, тот месяц следовало бы считать седьмым, хотя и называть пятым. Что март, посвященный Ромулом Марсу, был первым месяцем, апрель – получивший свое название от Афродиты, – вторым, доказывается также тем, что римляне приносят в этом месяце жертвы богине и в его календы купаются с миртовыми венками на головах. Некоторые уверяют, что апрель получил свое имя не от Афродиты, – его название объясняется проще: апрелем месяц называется потому, что в самый разгар весны почки деревьев начинают разбухать и распускаться, «аперйре» по-латыни.

Из остальных месяцев один назван в честь Майи, матери Меркурия, июнь – в честь Юноны. Другие говорят, что месяцы эти названы по порядку, в котором следуют: «майбрес» значит по-латыни «старшие», «юнибрес» – «младшие». Прочие месяцы назывались по порядку, в котором идет каждый из них, – квинтилий, секстилий, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь – пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый и десятый. Пятый месяц впоследствии назван июлем, в честь Цезаря, победителя Помпея, шестой – августом в честь второго императора. Два следующих месяца Домициан назвал своим именем; но это название удержалось недолго, после его убийства они получили прежние имена – сентябрь и октябрь. Только два последних месяца сохранили название, данное им сначала, но по порядку, в котором они следовали. Из числа месяцев, прибавленных или переставленных Нумою, февраль – месяц очищения, как показывает само его название (кроме того, в нем приносят заупокойные жертвы и справляют Луперкалии, праздник, очень похожий на обряд очищения). Январь, первый месяц, назван в честь бога Януса. Мне кажется, Нума переставил с первого места март, посвященный Марсу, потому что желал во всем отдавать предпочтение мирным занятиям перед военными. Янус, очень древний бог, или царь, способствовал, говорят, гражданскому устройству общины и изменил к лучшему дикий, зверский характер ее членов, вследствие чего его изображают двуликим, так как он совершенно изменил жизнь в отношении ее внешности и обычаев.