Текст книги "Цветы сатаны"

34

8 августа

Открыв дверь, Дебра обнаружила на пороге Питера, нагруженного пакетами.

– Почему ты никогда не берешь корзину? – отругала она его. – Может, считаешь, что это не подходит мужчине?

– Да нет, я прекрасно обхожусь и без нее, – сказал он в ответ и тут же уронил коробку с обувью, которую придерживал подбородком. Питер исполнил что-то вроде танцевального па, чтобы восстановить равновесие, но в результате вся гора пакетов рухнула, а он доплясал до вешалки и свалился перед херувимом. Задетая им статуя покачалась, потом оторвалась от цоколя и упала на пол. Она не разбилась – мягкий ковер самортизировал.

– Я едва дотронулся до нее, – удивился Питер. – Непонятно…

Дебра подошла к упавшему ангелу. Осмотрела цоколь, потом сказала:

– Можно подумать, что он уже был поврежден!

– Спасибо за то, что сперва побеспокоилась об этом гипсе, – поднимаясь, проворчал Питер. – Я мог бы переломать себе кости, а ты бы и не почесалась! Ладно, взгляни… Странно! Раньше я этого не замечал!

– Знаешь, о чем я подумала?

– Знаю: о том же, что и я. Этот ужасный херувим хотел отомстить мне за то, что я набил морду твоему мужу!

– Никогда не произноси этого слова, прошу тебя. Но ты, пожалуй, прав… Если только тот при падении не ударился об эту фигуру…

Питер, указывая на вешалку, отрицательно покачал головой:

– Нет, я хорошо помню, что он упал головой туда. Да и какая разница! Я приклею эту статую и замажу шов краской. Кто знает… Полицейские могут начать задавать лишние вопросы, если заметят повреждение. А пока мне хотелось бы тебе кое-что показать…

Питер достал из кармана конверт со штампом.

– Что это такое? – заинтересовалась Дебра, недоверчиво приподнимая бровь.

– Два билета в Канаду.

– Питер… – восхищенно произнесла Дебра. – Мог бы и сразу сказать… Когда мы отплываем?

– Завтра утром. Полдня на сборы. В Портсмуте мы должны быть до наступления ночи. Я уже заказал номер в отеле, потому что судно отходит рано утром.

– Но, Питер, мы не можем уехать внезапно!

– Можем. Я обо всем позаботился. Осталось сложить чемоданы.

– А ты предупредил власти?

– О чем? О том, что мы на несколько недель уезжаем отдыхать? Это что, такой порядок?

Тень разочарования упала на лицо Дебры.

– А… Я думала, мы уезжаем насовсем…

– А я разве против? Просто мы примем окончательное решение, когда будем уже там, понятно?

Дебра сразу повеселела.

– Все ясно! А как же со следствием по делу миссис Миллер и…

– Насколько мне известно, мы вне подозрений! Нас не подозревают ни в убийстве нашей соседки, ни в исчезновении доктора Жордана. Мы не виноваты, что полиция запуталась. Миссис Миллер умерла уже две недели назад! Ты куда, Дебра? Ведь я говорю с тобой!

Дебра уже поднялась на несколько ступенек. Она обернулась. Глаза ее блестели.

– Собирать чемоданы! Нельзя терять ни секунды!

Черные тучи обложили небо с наступлением сумерек. Море – его было видно с дороги – вздымалось волнами. Бриз насыщал воздух йодом. Питер и Дебра чувствовали возрастающее предотъездное возбуждение. Зов моря усиливался с каждой минутой. Они были на заре новой жизни, новых приключений, и оба ощущали странное пощипывание в горле.

Изменив первоначальный план, они в конечном итоге зашли попрощаться с некоторыми друзьями, разумно посчитав, что неожиданный отъезд безо всяких объяснений мог показаться странным и даже подозрительным. Так, они посетили полковника Хоука и Дорин Маршал и сказали, что уезжают на несколько дней, а может быть, недель к своим канадским друзьям. Миссис Маршал горячо пожелала им хорошо отдохнуть, а вот полковник, похоже, был неприятно удивлен. Однако, когда они оказались недалеко от места назначения и Питер начал снижать скорость, никто из них больше не думал о соседях.

– Кажется, это здесь, – вдруг сказал Питер, указывая подбородком на кирпичное строение, стоящее на скалистом выступе, нависшем над морем.

– Но ведь это еще не Портсмут!

– Нет, сам город – по ту сторону бухты, там, где много огней…

Выходя из машины, Дебра зябко поежилась. Над старинным отелем кружили чайки, издававшие причудливые хриплые крики, которые эхом разносил ветер. Донесся до нее и запах гниющих водорослей.

– Ты бывал здесь?

– Нет, я нашел его случайно в телефонном справочнике. Хотелось устроиться подальше от городского шума и сутолоки… Ладно, я займусь багажом! А ты пока можешь идти к регистратору. Да! Я и позабыл тебе сказать, что заказал номер на имя мистера и миссис Браун.

Дебра обернулась и удивленно посмотрела на своего спутника, открывавшего багажник:

– Мистер и миссис Браун? К чему это?

– Глупо, конечно… Но я подумал, что так будет таинственнее и романтичнее!

– А если спросят документы?

Питер оглянулся на темную массу отеля, вырисовывающуюся на фоне моря.

– Предъявишь. Но сомневаюсь, чтобы в подобных заведениях на этом очень уж настаивали!

Была уже ночь, когда пара устроилась в номере на последнем этаже, откуда сверху открывался вид на море. Отель, оказавшийся более комфортабельным, чем обещал его внешний вид, имел вдобавок и превосходную кухню. Плотно поужинав, Дебра и Питер поднялись в номер. Начался дождь, потом послышались приближающиеся раскаты грома.

Они встали у раскрытого окна, облокотившись о подоконник, завороженные зрелищем, развертывающимся перед ними. Ослепительные стрелы вылетали из черных туч и вонзались в море, мгновенно становившееся белым в местах падений. Дебра вздрагивала при ударах грома, но ее успокаивала рука Питера, обнявшая ее талию.

– Как чудесно, Питер, правда? – тихо, боясь спугнуть очарование, проговорила она.

– Да, дорогая, я бы сказал, в этом есть что-то магическое.

– Если бы ты только знал, как я счастлива оттого, что уехала, оттого, что я с тобой, оттого, что позади осталась бесцветная жизнь! Мне хотелось бы стереть все одним махом, забыть, обрести могущество молнии, чтобы разом уничтожить прошлое.

– Все мрачное позади, – произнес Питер своим низким, рокочущим, теплым голосом. – А впереди – новая, светлая жизнь. Смотри, разве не добрый знак – эти ослепительные небесные посланцы? Вот увидишь, дорогая, очень скоро ты встретишь нечто необыкновенное. Забудь про «Могилу Адониса» с ее вереницей несчастий. Ты больше не вернешься туда!

– А что будет с домом?

– Продам. Но не сразу. Посмотрим, как будут обстоять дела через несколько месяцев. Впрочем, у нас свои заботы.

– Свадьба?

– Да, милая…

– Мне кажется, это сон!..

Питер Сатклиф крепче обнял свою избранницу, ожидая нежностей, но Дебра вдруг сменила тон:

– Кстати, ты не хочешь мне кое-что объяснить?

– Ах да… Понимаю, на что ты намекаешь. Объяснения не очень-то веселые, видишь ли… Ты и вправду считаешь, что сейчас самое время?

– Да. Чтобы покончить со всем раз и навсегда… Честно говоря, мне не верится, что ты нашел разгадку!

– Нет, Дебра, в своей правоте я убежден.

– Разве не доказано, что только фантом мог убить Виолетту?

– Ее не убили. Виолетта Гарднер покончила с собой после того, как осознала свое безумие…

Белые вспышки молний освещали его ставшее напряженным лицо.

– Потому что именно она убила в тот год тех троих детей…

35

Несколько раскатов грома прокатилось вдалеке, прежде чем до сознания Дебры дошли его слова. Не веря своим ушам, она нерешительно возразила:

– Это… такое невозможно… Она не могла этого сделать…

Питер отвернулся, прошел на середину комнаты за сигаретами, закурил, потом ответил:

– Я знал, что ты мне не поверишь. Тогда слушай внимательно. Я буду подавать тебе факты маленькими порциями, и ты увидишь, что все элементы так прилегают друг к другу, что других объяснений и не потребуется. Хочу только подчеркнуть: Ян Гарднер, которого все считают виновным, на самом деле является еще одной жертвой.

Он уже за несколько месяцев до того догадался, что жена его психически больна. Возможно, он знал о ее внебрачных связях и причинах, которые толкали ее в объятия любовников. Виолетта не могла смириться с тем, что никогда у нее не будет очаровательных крошек, и она вконец убедила себя – несмотря на мнение врачей, – что во всем виноват Ян, и пустилась во все тяжкие, выбирая зрелых мужчин… но безуспешно. Следующие одна за другой неудачи, осознание своих преступлений – так как она дошла до того, что возненавидела всех детей, – побудили ее наложить на себя руки в момент, который я назвал бы мигом просветления.

Слушай дальше. Итак, Ян Гарднер молча страдал. Когда, измучившись, он начинал упрекать свою жену, та, в свою очередь, ругала его, кричала, будто ее били… Проницательная миссис Миллер не доверяла видимости, всегда подчеркивала, что видимость обманчива, но так думала только она одна. Все остальные дружно заступались за Виолетту Гарднер. А та, между прочим, способствовала распусканию слухов, обвиняющих ее мужа в преступлениях, которые совершала она сама. Сделать ей это было несложно: достаточно намека.

Бедняга Ян ничего не мог поделать, он еще продолжал любить ее – то ли из-за ее колдовских чар, то ли из жалости, а может быть, из-за того и другого вместе. Когда он констатировал ее самоубийство, то прибегнул к хитрому трюку, чтобы скрыть правду, заставить поверить в ее убийство каким-нибудь бродягой… Он боялся, как бы отчаянный жест не выдал ее безумие и не вскрыл ее чудовищные преступления.

– Значит, он хотел спасти репутацию жены?

– Да, любой ценой, что и доказывает его любовь к ней, несмотря ни на что. Давай посмотрим, как развивались события в тот вечер. Ян и его коллега Гиллард обнаружили труп Виолетты в семь часов, примерно через час после драмы. Он нисколько не сомневался в том, что жена убила себя, но, желая во что бы то ни стало скрыть это, убедил своего друга в том, что ее убили. И когда тот ушел варить кофе, он воспользовался случаем, чтобы превратить самоубийство в убийство. Для этого ему достаточно было обмотать ладонь носовым платком, открыть шпингалеты окна, обтереть рукоятку ножа, потом приложить к ней пальцы мертвой так, чтобы это выглядело неправдоподобно, ну а затем выдернуть два или три волоса и положить под одну из подставок. Единственное, чего он действительно не предусмотрел или не заметил, так это мокрая земля, накануне вскопанная Аверилом. Отсутствие следов превратило убийство бродягой в убийство нечистой силой… и чуть было дорого не обошлось ему самому. Правда, Гарднер в любой момент мог признаться в своей проделке, которая, конечно же, наказуема законом, но менее строго, чем предумышленное убийство.

Дебра в сомнении почесала затылок:

– Но разве у Виолетты не было ушиба головы? Если бы он сам ударил ее подставкой, уже мертвую, ведь на это обратили бы внимание?

– Безусловно. Медэксперт сразу бы это установил. Но здесь Яну повезло… Помнишь о той небольшой ссоре после ухода Аверила и до прихода Гилларда? По словам миссис Миллер – ну и старушенция! – все дело было в какой-то бытовой травме, о которой она совсем позабыла. Гарднер же вообще не упоминал об этом, и понятно почему.

Вспомни о следах ног, размытых дождем, которые тянулись до места, где висел цветочный горшок; несколько черепков от него обнаружили на земле. На стене оставался только крюк. Зная, как ухаживала Виолетта за своими цветами, можно предположить, что эти следы явно принадлежали ей, что она подходила к цветам до дождя, но после того, как была вскопана земля. Следовательно, в тот момент и произошла некая бытовая травма. Вывод мне кажется неоспоримым.

– Виолетта хотела снять кашпо? – задумчиво предположила Дебра.

– Да, когда она силилась дотянуться до него, горшок сорвался и упал ей на голову, набив шишку. Она подобрала черепки, но некоторые из них вонзились в землю. После дождя земля осела, и они оказались на поверхности. Предполагаю, что после этого она вернулась раздраженная и набросилась на мужа, упрекая, что тот ей не помог. Он же, должно быть, оправдывался, что его не позвали. Можно еще предположить, что все это она подстроила нарочно, чтобы испортить ему вечер, и он понял… А впрочем, не важно. Главное заключается в упавшем горшке, и именно этим объясняется факт, что никто не нашел объяснения остальным любопытным деталям. Таким образом, гематома на голове появилась еще до смерти, что и подкрепило версию Яна. Признай, теперь все сходится!

Дебра нехотя согласилась, затем спросила:

– Как удалось тебе распутать этот клубок?

– Я начал с допущения факта самоубийства Виолетты. Как только у меня появилась уверенность, представил себе дальнейшие действия мужа, ну а все остальное пошло само собой…

– Но как тебе удалось установить, что она убила себя?

Питер замолчал, чуть заметно улыбаясь.

– Так и быть, здесь у меня была более точная информация… Помнишь, Симпсон кого-то заметил у леса в день, когда утонула Сара Кольз?

– Виолетту, полагаю?

– Да. Я заходил на днях к профессору Симпсону… Он твердо убежден в ее невиновности, и я не стал его разубеждать. И тем не менее он подтвердил, что видел именно ее. Но для меня это было всего лишь подтверждением того, что я узнал из ее дневника.

Дебра вся напряглась, порывисто бросила:

– Дневник? Ты его нашел? Где?

– В журналах по садоводству, в этажерке на веранде.

– Почему не сказал мне?

– Слишком уж тяжело читать его, там написаны ужасные вещи, и я предпочел поберечь тебя. Да и обстоятельства уже говорили сами за себя… А талант у нее был! Очень здорово все описано, так что в конце концов приходишь к убеждению…

Питер прервался, направился к чемодану, открыл его и, достав бутылку виски, отхлебнул прямо из горлышка.

– Тебе нехорошо, Питер? Ты побледнел!

– При одной только мысли об этом у меня мурашки выступают! Дневник она начала вести почти сразу после приезда, и можно шаг за шагом проследить ее путь в ад… Вначале она была именно такой, какой ее считают все: веселая, жизнерадостная… Известие о том, что у нее никогда не будет ребенка, в корне изменило ее, но это еще не все… Яд, постепенно разъедавший ее мозг, несколько другого происхождения, и я не решусь утверждать, что она отдавала себе отчет в своих действиях. Можно подумать, что ее направляла рука сатаны… Иначе говоря, цветы…

– Цветы на клумбе за домом?

– Да, цветы «Могилы Адониса», или, точнее, сатанинские цветы, те самые проклятые цветы, которые я выбросил из дома, и ты поймешь почему… Виолетта нигде не пишет о них плохо, но легко угадывается, какой вред наносят они ей в повседневной жизни; они будто околдовывают ее… Ядовитые цветы, запустившие свои смертоносные корни в высшей степени нечистый перегной, пропитанный кровью отъявленных злодеев, разбойников с большой дороги, порочных родителей – алкоголиков или кровосмесителей… короче, всех, продавших душу дьяволу… Пришла беда – отворяй ворота… И беды преследуют людей из поколения в поколение, сопровождаемые лицемерными улыбками цветов-убийц. Виолетта, почитая их, даже прокладывает ими страницы своего дневника… Так она чтит их, по ее мнению, невинную добродетель.

День за днем вдыхает она губительный аромат, не замечая медленного разложения собственной души. Однажды она воспылала неожиданной страстью к другу мужа, но тотчас пожалела об этом. И тем не менее Виолетта впоследствии возвратилась к нему, с удивлением открыв, какое радостно-волнующее чувство таится в скрытой интимной связи. Потом пошла череда других любовников… А потом она вдруг заметила, что ненавидит детей… Не маленьких сорванцов, а очаровательных малышей, тех, которых ей хотелось иметь. Параллельно с растущим безумием улучшается литературный стиль. Она оттачивает его так старательно, будто ухаживает за цветами, взлелеивает в себе наслаждение, вкус к злу, и однажды, надышавшись вредоносного запаха, поднимающегося от рокайля, она даже слышит некий голос, призывающий убивать, приносить жертву сатанинским цветам, так жаждущим свежей крови. Она скрупулезно записывает свои насыщенные ядом мысли. Она по-настоящему сошла с ума… Стихи ее превращаются в песнь смерти. Ей доставляет огромное удовольствие тщательно разрабатывать планы своих преступлений, соблазнять тех мужчин, которые кажутся ей наиболее стойкими.

Что же до мужа, тот в больном воображении становится причиной ее мучений, виновником бесплодия… Виолетта с трудом переносит его смирение, сострадательное отношение к ее изменам и устраиваемым ею скандалам. Ей нравится сеять вздорные слухи, косвенно обвиняющие его в собственных преступлениях, намекать, как сильно изменился Ян в последнее время. Сама устраивая сцены, она всех заставляет поверить в его грубость. Затем, к концу, она вдруг начала задавать себе вопросы. За день до смерти она угнетена, подавленна. Она осознала – пусть смутно, – что натворила. Это ее последние записи. Они предвосхищают то, что должно последовать, и мне думается, что именно в ту ночь Виолетта закрылась на веранде и вскрыла себе вены…

Наступило долгое молчание, потом Дебра тихо спросила:

– Что ты сделал с дневником?

Молча Питер открыл чемодан, достал со дна перевязанный пакет, вскрыл его и подал ей сиреневую тетрадь:

– Просмотри, если хочешь, но на твоем месте я бы воздержался.

Дебра протянула было к ней дрожащую руку, но тут же отдернула ее, согласившись, что лучше уж и в самом деле все позабыть. Когда она ушла в ванную, Питер сел в кресло крохотной гостиной, примыкавшей к спальне. Он полистал дневник, остановился на страницах, которые были вырваны, и погрузился в размышления.

* * *

Из ванной комнаты вышла Дебра, завернутая в тонкий пеньюар. Питер сказал ей, показывая те страницы:

– Остается только одна тайна. Она касается того, кто вырвал страницы и написал на них, по сути, обвинение Яну Гарднеру. Им не обязательно должен быть близкий знакомый Виолетты, поскольку все подробности почерпнуты из самой тетради. Но взгляни на почерк…

– Мы ведь знаем, что это подделка, не так ли? – спросила Дебра, присаживаясь на подлокотник.

– Безусловно. Но вглядись повнимательнее в чернила. Оригинальный текст изрядно потускнел от времени. А на этих листках и почерк четче, и чернила посвежее…

– А это значит?

– Что нас сознательно пытались сбить с толку. Бумага старая, а вот записи сделаны недавно.

– Кто же, по-твоему, мог это сделать?

– Возможно, один из многих владельцев, живших в этом доме.

– Зачем?

– Причин я вижу две: либо кто-то хотел свалить всю вину на Яна Гарднера, либо обелить его жену.

– Это не ответ.

– Нет, – согласился Питер, закрывая тетрадь. – А не пойти ли нам спать?

– Пожалуй, ужасно спать хочется, да и голова разболелась от всех этих проблем.

Когда Дебра скользнула под одеяло, Питер предложил:

– Может, примешь снотворное, дорогая? Боюсь, как бы тебя не замучили кошмары после моего повествования. Дать?

– Нет, не стоит… Я и так усну.

Питер согласно кивнул, подошел ко все еще открытому окну. Гроза ушла. Теперь дождь лил как из ведра. Облокотившись о раму, он всматривался в ночь. Вдалеке светилась линия смазанных дождем огней Портсмута. Он улыбнулся, подумав о Канаде, находящейся далеко за этой линией, потом задумался о чем-то своем.

36

Питер Сатклиф проснулся внезапно. Противный звук звонка разрывал ушные перепонки. Несколько секунд он сидел, моргая, не понимая, в чем дело и где он. Постепенно стал узнаваться знакомый интерьер гостиной «Могилы Адониса».

Питер глубоко вздохнул, выдернул себя из кресла и направился в прихожую. Свет ослепил его, когда он открыл дверь. Силуэт Дэвиса Нортона, возникший перед ним, был окружен сиянием, вместе со светом в открытую дверь ворвалось веселое щебетание птиц с ближайших деревьев. В других условиях Питеру показалось бы, что он имеет дело с небесным посланцем, однако ясные и лаконичные слова полицейского быстро вернули его к реальности.

– Мистер Сатклиф, – произнес посетитель, – рад вновь увидеть вас, потому что мне сказали, что вы уехали за границу. Никак не мог поверить, настолько неожиданным был ваш отъезд. Но, заметив вашу машину, я решил попытать счастья.

– Входите, – пробормотал Питер, медленно выходя из оцепенения.

Оказавшись в гостиной, Нортон с удивлением обвел глазами подушку на кресле, пустую бутылку на низеньком столике, пустые пачки из-под сигарет и пепельницу, полную окурков.

– Мы только что нашли доктора Жордана, – сообщил он. – Погиб в автомобильной катастрофе.

– Вот как? – отозвался Питер, состроив удивленную мину. – И где же?

– В одном заброшенном карьере в сотне миль отсюда. Похоже, он выскочил из-за поворота рядом с краем карьера… Это любопытно, так как никто не может сказать, что он делал в этом районе. Это почти посередине между Марфордом и Плимутом, но немного в стороне.

Питер машинально закурил и предположил:

– Может, он ехал на встречу со своей любовницей?

– О, вряд ли. Он самым решительным образом занимался поиском своей жены: теперь это точно установлено.

– Когда произошла катастрофа?

– Около двух недель назад. Вероятнее всего, это случилось ночью после его последнего звонка. Несмотря на плачевное состояние машины, мы определили, что фары были включены. Чтобы съехать с дороги, как он это сделал, надо было либо не рассмотреть поворота, либо задремать.

Тон полицейского изменился, стал жестче.

– По правде говоря, мистер Сатклиф, я пришел поговорить с вами не об этом. Ваша невеста дома?

– Нет, – с трудом выговорил Питер.

– Может, оно и к лучшему, полагаю, нам удобнее будет говорить о…

– Она умерла.

– Что?! – воскликнул инспектор. – Я не знал, и…

– Покончила с собой… вот уже два дня… Накануне отплытия в Канаду…

– Почему вы не предупредили меня?

– Только сегодня ночью я приехал из Портсмута. Не спал двое суток. Врачи надеялись ее спасти. – Питер несколько раз сглотнул, потом добавил: – И все же она скончалась… Вчера утром… Я еще в шоке, инспектор, поймите меня.

Они надолго замолчали, затем полицейский спросил:

– Как это было?

– Она вскрыла себе вены в момент сильной депрессии… Вы ведь знаете, Дебра когда-то лечилась…

– Да, конечно, но, насколько я понял, ей стало намного лучше после знакомства с вами.

Вздохнув, Питер откинулся на спинку кресла.

– Я тоже так думал, но все оказалось не так. Она показалась мне какой-то странной, когда ложилась спать, но у меня и в мыслях не было… Мы находились в номере отеля, и должен сказать, что отель расположен изолированно в довольно мрачном месте, и все же… Я на несколько минут вышел покурить и никак не ожидал увидеть ее вытянувшейся на постели, с затухающим взглядом и разрезанными венами. Я сразу отвез ее в больницу… а впрочем, к чему вам эти подробности… Она умерла.

Питер смолк. Нортон растерянно и сочувствующе покачал головой:

– А я пришел поговорить о ней. О ней и особенно о ее бывшей подруге миссис Дебре Жордан, жене психиатра, исчезнувшей больше месяца назад.

Полицейский, сидевший в кресле напротив, собрался встать.

– Если вам тяжело, мистер Сатклиф, мы можем поговорить в другой раз.

– Нет, зачем же… Голова моя сейчас так пуста, что я готов выслушать самые худшие новости. Меня теперь ничто не взволнует.

Инспектор какое-то время всматривался в его лицо, потом спросил:

– Вы уверены? Так и быть… В конце концов вы правы, лучше уж побыстрее покончить с этим. Кстати, за это время мы узнали кое-что от доктора Киндли, который, напомню, служит в клинике доктора Жордана и, более того, был его правой рукой и другом в некотором роде. Он ему многим обязан и в профессиональном плане, став его заместителем. Взамен он сам в свое время оказал услугу доктору Жордану, если можно так назвать, и с этого начались все проблемы. Киндли долго молчал, прежде чем признался нам в одной существенной детали, серьезной ошибке с его стороны, явившейся загвоздкой этого дела. Видите ли, миссис Дебра Жордан… Но, я полагаю, вам все уже известно, не так ли?