Текст книги "Цветы сатаны"

20

19 июля

Доктор Рой Жордан с трудом сдерживал раздражение. Это была его третья попытка. В первый раз он позвонил в дверь квартиры Деборы Джеймс около девяти утра, потом – в полдень. Сейчас уже шесть вечера, и никто не отвечает. Куда делась эта девица? Уехала в отпуск?

Потеряв терпение, психиатр спустился по винтовой лестнице в небольшой мощеный дворик. Там за большим открытым окном он заметил мужчину, писавшего красками на холсте. Был тот примерно одного с ним возраста, но выглядел моложе из-за довольно длинных волос, непринужденных движений, некоторой развязности. Художник, казалось, весь ушел в работу, хотя и чувствовалось, что время его не поджимает. Поэтому он без малейшей досады оставил свои кисти, когда его окликнул Рой, и неторопливо, широко и спокойно улыбаясь, подошел к окну.

На вопрос, знаком ли он с жилицей с последнего этажа, мужчина, подбирая слова, ответил:

– Знаком – не то слово, потому что вижу я ее крайне редко. Мисс Джеймс – особа весьма необщительная, а сам я очень непоседлив. Впрочем, это удел почти всех живущих в меблированных комнатах, как правило, безработных, полуночников и любящих кутнуть… Вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать…

– Конечно.

– Так что вам повезло, что вы застали меня дома и я в некотором роде могу удовлетворить ваше любопытство… Дело в том, что я случайно встретил мисс Джеймс в начале недели.

– Вот как? – оживился психиатр. – Она была одна или с кем-то?

– С кем-то, – подмигнув, ответил художник.

Жордан почувствовал, что везение переменчиво, и с долей ревности приготовился к тому, что художник сейчас начнет в лестных словах описывать Дебру.

– Каков он, ее спутник?

– Ему лет сорок, симпатичный… Она представила его как своего жениха и даже уточнила, что они вот-вот поженятся.

Разочарованный, Рой Жордан поинтересовался, не приходила ли к ней в последнее время какая-либо подруга.

Художник покачал головой:

– Нет… Понимаете, я редко здесь бываю, поэтому затрудняюсь вам ответить.

– Случайно не знаете, когда вернется мисс Джеймс?

– Нет. И меня очень удивило бы, если бы она вернулась. Думаю, она уже живет у своего жениха. Ну а что касается ее квартиры, то я встретил сегодня кое-кого из агентства недвижимости, а это значит, что квартира, судя по всему, скоро будет сдаваться.

– У вас есть адрес этого агентства?

– Да, разумеется, агентство у нас одно! Вы найдете его на Торби-роуд, как раз перед парком.

Жордан записал, затем на всякий случай достал фотографию Дебры и показал ее художнику.

Тот посмотрел, улыбаясь, и заметил:

– Ничего себе девочка!

– Это моя жена, – процедил психиатр.

Художник удивленно приподнял бровь:

– Ваша жена? Но… точь-в-точь мисс Джеймс!

– Знаю. Они похожи, и не только внешне. Потому-то и подружились.

Художник озабоченно почесал в затылке.

– Тогда вполне возможно, что я встретил именно ее и принял за мисс Джеймс. Сходство поразительное!

– Не будем преувеличивать! Лица у них все-таки не две капли воды.

– Да, для вас быть может, раз вы ее муж! Но для меня… Во всяком случае, именно это лицо я и видел в тот день… Она спускалась под руку со своим женихом.

Рой Жордан отправился в агентство недвижимости, однако офис оказался закрыт. Ко всему прочему на приклеенном к двери объявлении было написано, что в связи с непредвиденными обстоятельствами офис не будет работать и два последующих дня. Так что ему пришлось уйти несолоно хлебавши. Опять нахлынуло раздражение, нетерпение, в голову полезли нехорошие мысли.

21

В тот день Питер Сатклиф уехал рано. Он собирался купить в Лондоне кое-какие инструменты и строительные материалы. Одним словом, все, что он не нашел в местном магазине, хотя и заходил в него почти ежедневно. Однажды Дебра, забывшая что-то купить, столкнулась с «мужем» в этом москательно-скобяном-аптекарском магазинчике. Она тогда мгновенно почувствовала себя посторонней, чужой, незаконно вторгшейся на чужую территорию: Питер оживленно беседовал с дочкой хозяйки, а та вовсю глазела на него, как на мессию собственной персоной. Дебра вспомнила, как застыла ангельская улыбочка Кэтлин, едва та заметила ее. И тотчас же она почувствовала охвативший ее приступ ревности, которой никогда прежде не испытывала. Рой Жордан ни разу не давал повода к подобному чувству. Она же, наоборот, желала после их скоропалительной свадьбы, чтобы он завел интрижку с какой-нибудь хорошенькой секретаршей.

На этот раз Дебру охватило странное чувство совсем другого рода. Еще до полудня в дверь позвонил Ричард Вест. Открыв, она увидела молодого человека с юношеским лицом и серьезным взглядом. У нее сразу возникло впечатление, что они немного похожи друг на друга. Одного роста, оба с налетом разочарованности в глазах, оба не слишком разговорчивы и, кажется, даже ровесники: еще раньше его дядя заметил, что ему двадцать четыре года, как и ей.

Ричард тоже, казалось, смутился. Немногословно он поведал о своих планах. В первую очередь он хотел бы поискать источник вокруг дома, потом заняться неблагополучными зонами во всей усадьбе и обследовать дом внутри. Дебра предоставила ему свободу действий, а сама устроилась на веранде, поглядывая, как тот манипулирует то с веточкой орешника, то с маятником. Не желая казаться чересчур любопытной, она взяла журнал, но глаза ее оставались прикованными к молодому человеку, к его русым волнистым волосам, поблескивавшим на солнце в глубине сада. Потом вдруг глаза ее стали неподвижными, как у слепой. Солнечные лучи, еще падавшие на крышу веранды, заиграли на квадратиках окон, и те отсвечивали.

Давно уже Дебра не видела желтых кругов. Появление их она всегда воспринимала как угрозу – шестое чувство предсказывало опасность. Пока что эти световые круги еле обозначались в виде золотистых ореолов, рождавшихся тут и там на стеклянных поверхностях. Значит, непосредственной угрозы еще не было. И тем не менее этим не стоило пренебрегать, так как из предыдущего опыта она знала, что раз уж круги появились, жди беды. Маленький желтый сигнал вскоре начал разрастаться, дробиться, превращаться в мечущиеся светящиеся наплывы… Жадные завитки, сплетение желтых лиан, готовых схватить, обвиться, обмотаться вокруг нее, словно паутина вокруг мухи, железным обручем сжать грудь так, что нечем будет дышать.

Но откуда исходила опасность? От этого дома с мрачным прошлым? От кого-то из жителей деревни? От полиции, которая, должно быть, все еще разыскивала ее? От Роя Жордана? Этого Дебра не знала. Она просто всем нутром ощущала затаившуюся угрозу, подстерегавшую ее. Пара желтых жестоких глаз смотрела из бездонной пропасти ее страхов.

Погрузившись в тревожные размышления, молодая женщина мысленно перебрала знакомые лица, стараясь омолаживать их. Вопрос возраста казался ей самым важным. Она попыталась представить себе любовников Виолетты того времени. Полковнику, рано ушедшему в отставку, тогда должно было быть пятьдесят лет, что укладывалось в «разумные пределы», определенные Питером. Дебре легко было видеть его в роли любовника, поскольку он был мужчиной с характером, еще крепким. Фреду Аверилу тогда было лет тридцать, а профессору Симпсону около сорока… Время, должно быть, изменило этих двоих больше, так как они с трудом представлялись ей в объятиях пылкой красавицы Виолетты.

Имена, фамилии, лица, годы в веселом хороводе кружили в мозгу Дебры.

Виолетте, когда она погибла, было полных двадцать пять лет. Яну Гарднеру было столько же, примерно столько же было и Дорин Маршал, а также Питеру.

Дебра улыбнулась при мысли, что играет со временем, присвоив себе функции Великого Часовщика. Она постаралась представить Питера в двадцатипятилетнем возрасте и подумала, что было бы, если бы они встретились тогда. Нет, ничего бы не было – тогда ей было семь лет. Если бы прибавить еще десять, получилось бы семнадцать: возраст этой Кэтлин Маршал. А это уже кое-что значит… Но, подумав о дочери хозяйки москательного магазинчика, она сразу прогнала эту мысль.

Она вернулась к первоначальному варианту, попытавшись представить себе Питера двадцатипятилетним. Почему-то ей казалось, что он не очень изменился. Во время их первой встречи на этой самой веранде в нее будто ударила молния, называемая «любовью с первого взгляда», показалось, что перед ней возник очаровательный принц ее мечты: нет, не юноша, но уверенный в себе, знающий толк в жизни мужчина… Нет, решила Дебра, омолаживать его ни к чему.

В полдень она предложила Весту перекусить вместе с ней. Молодой человек засмущался, но принял предложение. За столом оба молчали. Наконец Дебра поинтересовалась, как продвигается работа. Он ответил, что не обнаружил нового источника. Что до остального, то он только что приступил к поискам. Ричард надеялся закончить их к концу дня.

Всякий раз, встречаясь взглядом с его глазами, Дебра чувствовала, что ее небольшая надежда тает, как снег под солнцем, и с большим облегчением встала из-за стола, когда окончилось это сидение тет-а-тет. Она еще немного побыла на веранде, потом погуляла в саду, набрала цветов для многочисленных ваз в комнате покойной. Несколько раз поднимаясь и спускаясь по лестнице, она спросила себя, увидит ли вновь когда-нибудь призрак Виолетты. При мысли об этом она улыбнулась, несомненно, приободренная дневным светом.

Дебра была счастлива, когда к пяти часам пополудни возвратился Питер. Они собрались пить чай на веранде. Вскоре пришел Ричард Вест. Его угрюмое лицо не предвещало ничего хорошего, а впрочем, оно редко было веселым.

Питер, бывший в хорошем расположении духа, пригласил его за стол и поинтересовался, какой тот вынес приговор.

Молодой искатель долго молчал, словно не решаясь заговорить, потом произнес:

– Поработал я добросовестно.

– Мы в этом ни секунды не сомневались!

– Я старался не принимать в расчет дурную репутацию этих мест.

– Знаете ли, Ричард, – добродушно заметил Питер, – мы и не ожидали чуда. Заяви вы нам, что наш дом – нечто вроде Олимпа, окруженного розовыми облаками и заселенного богами, вы бы подмочили свою репутацию, о которой отзываются весьма неплохо.

– Рад, что вы так все воспринимаете.

– Итак, слушаем вас, Ричард. Но предупреждаю: я могу переставлять свою кровать, даже поменять спальню, но ни за что не переселюсь на второй этаж, потому что мне будет неприятно, если придется, встав ночью, спускаться по лестнице.

Лицо искателя осветилось одной из его редких улыбок.

– Здесь есть нечто посерьезнее, мистер Сатклиф. Да будет вам известно, что цветущая клумба за домом – место, которое надо обходить стороной. Недаром о ней говорят столько плохого. Честно признаюсь, что мне никогда не попадалась зона, испускающая настолько сильные отрицательные волны.

– Скажите-ка, Ричард, вам уже приходилось в прошлом «анализировать» этот дом?

– Нет, случая не предоставлялось.

– А вы знали чету Гарднер?

– Да, но это было очень давно… Я лучше помню немолодую пару, которая жила после них. Жена была учительницей, а муж, мистер Гласс, геологом. Я очень любил приходить к ним… Мистер Гласс показывал мне красивые камушки, иногда дарил их мне.

– И с ними случались какие-нибудь неприятности?

– Нет. Для такого места они прожили здесь довольно долго, то есть года три или четыре. Кстати, думаю, именно мистер Гласс каким-то образом обнаружил мои способности. Но тогда я их еще не применял… Я был слишком молод. После них здесь поселился старый холостяк, он был вечно чем-то недоволен и никого не хотел видеть. Потом, года два спустя, в дом вселился один вдовец, но он жил здесь наездами. Зато у него был сын, который никогда не выходил из дома… Нет, не сын, а дочь! Сын был у следующей супружеской пары. В ту пору я учился в лицее и приезжал в деревню только на каникулы. А с начала шестидесятых вы – уже третьи… Сперва молодые супруги, съехавшие через год, после них – малообщительные пенсионеры, так и не привыкшие к деревенской жизни…

– И ни с кем ничего не случилось?

– Нет, насколько мне известно.

– Стало быть, мы с женой можем рассчитывать на безмятежное будущее и не опасаться, что нам свалится на голову кусок черепицы?

– Ну разумеется! – воскликнул Ричард Вест, выдержав взгляд хозяйки дома. – Биолокация не относится к точным наукам. Она сама непосредственно проявляется в благоприятных или неблагоприятных местах проживания людей.

– А как вы измеряете силу отрицательных волн?

Искатель опустил голову, посмотрел на свои руки.

– Сенсорным восприятием, с помощью несложных приспособлений… я чувствую эти волны. Однако изучение земных излучений – это сложная наука, невозможно объяснить суть в нескольких словах. И все же могу вам сказать, что часто происходит то, что называют «законом последовательностей». Это не подчиняется никакой логике, однако опыт доказывает: закон касается только волн, и в частности отрицательных. Может ничего не происходить в течение долгого времени…

– Вы хотите сказать, что не надо доверять стоячей воде, тихому омуту?

– Вы верно выразились, мистер Сатклиф! – После короткой паузы Ричард изменившимся голосом продолжил: – Кажется, вы везучий человек, так?

Питер улыбнулся, спокойно поставил на стол чашку с чаем, которую не донес до рта, и спросил:

– Кто вам об этом сказал, молодой человек?

– Мисс Маршал, дочь москательщицы.

– Ах, Кэтлин! Тогда все ясно!

– Она говорила мне, что на войне вы много раз смотрели смерти в глаза, но всякий раз в последний момент уходили от нее.

Бывший пилот потрогал шрам на щеке:

– «В последний момент», это вы точно сказали! Я был на волосок от нее, иначе мой скелет уже белел бы где-нибудь в песках Сахары!

Вест вдруг тихо проговорил:

– Берегитесь, мистер Сатклиф, везение может и отвернуться от вас! И вы, миссис, будьте очень осторожны. Обычно я рекомендую произвести небольшие изменения в расстановке мебели – переставить кровать, диван или поменять любимое место отдыха, и все это без значительных последствий, так как случаи, как правило, доброкачественны. Ваш дом – случай особый. Цветник, как я уже сказал, – место очень опасное, я бы не советовал вам даже приближаться к нему. Сам дом тоже не лучше. Советую избегать комнат наверху, а в частности той, где стоят цветы. А еще лучше, прошу прощения за прямоту: на вашем месте я бы немедленно собрал чемоданы и никогда больше не переступал бы порог этого злополучного дома!

22

20 июля

Веранда, пристроенная к задней части дома, четко выделялась на фоне красных кирпичей стены, ничуть не нарушая ансамбль. Она была отделана кованым железом, покрашена белой краской, в ней чувствовалась элегантная простота без вычурных прикрас, украшавших фасад и интерьер дома.

Стоя на лужайке, скрестив руки за спиной, Питер Сатклиф задумчиво разглядывал сооружение. Его интерес был вызван отнюдь не эстетическими причинами. Он, казалось, настолько углубился в созерцание, что даже не обернулся, когда кто-то показавшийся из-за угла здания направился к нему.

– Дебра, дорогая! – начал было Питер, все еще в задумчивости не сводя глаз с веранды, но тут же понял свою ошибку. – О! Это вы, Кэтлин! Простите…

Девушка, хорошенькая в своем легком хлопковом платьице, приветливо улыбнулась ему.

– О! Ничего страшного, – сказала она, опуская тяжелую корзинку, которую держала обеими руками. – Рада встретить вас здесь, иначе пришлось бы возвращаться в магазин вот с этим… Тут несколько литров моющего средства, которое вы заказали в прошлый раз. Целых шесть бутылок, надеюсь, этого вам хватит! Мама попросила вам доставить.

– Бог мой! Совсем не стоило надрываться!

– Признаюсь, в конце мне это показалось тяжеловатым, – ответила Кэтлин, не расставаясь с улыбкой. – Но надеюсь, вы не рассердитесь за то, что я ворвалась к вам с такой ношей. Я несколько раз звонила, никто не открыл. Тогда, увидев вашу машину, я позволила себе обойти вокруг дома.

– И правильно сделали, Кэтлин, – заявил Питер, ободряюще улыбнувшись ей. – Странно, что вам не открыли. Дебра должна быть в доме! А, понятно! Это все чертова кнопка звонка! Действует через раз! Все время забываю починить ее…

Взглянув туда, куда было направлено внимание Питера, Кэтлин спросила:

– Собираетесь перестраивать?

– Нет. Просто задумался над той старой историей… Ну, вы знаете… то непонятное преступление, которое совершилось там когда-то…

– Да, мне рассказывали о нем. Но сама я ничего не помню…

– Ведь вы родились в год, когда это произошло, не так ли?

– Да, очень плохой был год. Сплошные несчастья! Так все говорят. Я даже боюсь временами, не явилось ли бедствием и мое рождение.

Не переставая улыбаться, с некоторым вызовом в глазах Кэтлин изящным движением головы привела в порядок прическу. Платье с голубенькими цветочками плотно облегало стройное гибкое тело, которое уже не было телом подростка, и она это прекрасно сознавала. Нечто звериное было в ее грациозной повадке, в выражении больших синих глаз, не отрывавшихся от Питера. Он первый отвел глаза, воскликнув:

– Ну вот еще, выдумали! Уверен, что вы так не думаете!

С таинственным видом девушка возразила:

– Я, может быть, и нет, но вот другие…

– А кто именно?

– Так… мама, например, – поколебавшись, ответила она. – Сегодня мы любим друг друга, мы даже неразлучны. Но однажды она мне призналась, что вначале, когда ждала меня, она меня возненавидела.

– Она только что потеряла мужа и была в трудном положении.

– Да, и все время говорила себе, что тот год проклят. А это трагическое происшествие совсем доконало ее. Мама надеялась, что после удара судьбы Ян Гарднер останется в деревне и даже попросит ее руки. Но он уехал и больше не возвращался. – Пожав плечами, Кэтлин добавила: – Думаю, она все еще его ждет! Так что остались мы с ней одни…

Что-то трогательное появилось в лице девушки. Питер собрался было утешить ее, погладить рукой по плечу, но тотчас отдернул руку, – с веранды сошла Дебра. Она язвительно улыбалась.

Питер поспешил сказать, что мисс Маршал прислала ему его заказ. Необычно сухо Дебра удивилась:

– Странно, но я и в самом деле не слышала звонка.

Питер повторил свои объяснения по поводу заедающей кнопки, а Кэтлин, отбросив упавшую на глаза прядку, воскликнула:

– А! Совсем забыла! Когда я выходила из магазина, встретила миссис Миллер, которая пришла пригласить маму на чай сегодня. Она просила передать, что была бы счастлива видеть вас у себя к пяти часам.

– К пяти?.. – задумался Питер. – На вечер у нас ничего не намечено, правда, Дебра?

Когда Кэтлин Маршал ушла, Дебра с ехидной улыбочкой заметила:

– Ну и нахалка! Нет, не пытайся ее защищать, Питер! Я с веранды следила за ее маневрами. О чем это вы тут беседовали? Опять о пулеметных очередях «мессершмиттов», от которых ты невероятно ловко увертывался?

– Нет, дорогая, в этот раз у нас не хватило времени. Кстати, о маневрах… позволь сказать тебе, что от меня не укрылось вчерашнее поведение того молодого искателя!

– Поведение? – удивилась Дебра. – Ты подразумеваешь меня или его работу?

– И то и другое. Он глазел на тебя так, будто впервые увидел женщину!

– Право, ты вообразил невесть что! Он просто чересчур застенчив, уверяю тебя!

– Согласен, застенчив, и тем не менее… Лучше поговорим о его работе, о неприятных выводах… Хотя он и застенчив, но способен на мелодраму… Не будь у меня жизненного опыта, на меня произвели бы впечатление его предостережения.

– Я уверена в искренности его слов.

– А вот мне показалось, что ему хочется выгнать нас отсюда по чисто личным мотивам.

– Не вижу причин.

– Может быть, чтобы завладеть этим домом?

– Разве у него не было времени до нашего прибытия?

– Вероятно, у него нет средств. Он просто желает, чтобы дом остался необитаемым.

– Думаю, ты ошибаешься, Питер. Этот мальчик честен. Из его слов понятно, что он действительно усмотрел какую-то опасность и беспокоится за нас.

– За нас обоих? Было бы удивительно! Вот за тебя – в этом я ни на секунду не сомневаюсь. Впрочем, коль уж ты так веришь ему, почему не собираешь вещи, чтобы побыстрее смыться отсюда?

Тень упрека омрачила лицо Дебры.

– Питер, ты нехорошо говоришь…

– Знаю, милая, прости, – смутился он и обнял ее. – Я не должен был так говорить.

Со слезами в голосе она сказала:

– Даже если бы мне было куда идти, я не ушла бы из этого дома. Не знаю почему, но мне кажется, что нам здесь нечего бояться. Это место опасно для других, как доказало прошлое, но не для нас.

Лицо Питера стало серьезным и нежным, как и его голос.

– Я тоже верю в это, Дебра. И всегда считал, что наша встреча именно здесь не была случайной. Ясно одно: одна и та же неведомая сила привела нас сюда… Мы должны были оказаться здесь, должны были встретиться…

Они надолго замолчали. Слышно было лишь щебетание птиц. Когда Дебра, прижимавшаяся к своему спутнику, полностью успокоилась, она спросила:

– А что ты на самом деле сейчас тут делал?

– Играл в детектива.

– Все еще упорствуешь?

– Да, особенно когда я убедился в одном: загадка убийства связана с верандой. Уверен, решив задачу, мы найдем убийцу.

– Ты напал на какой-нибудь след?

– Что касается уловки преступника – нет. Я как раз ломал над этим голову. Однако я теперь твердо убежден, что Ян Гарднер невиновен.

– Почему?

– Обстоятельства убийства… Я много размышлял над этим вопросом и нашел некоторые расхождения в фактах. Взгляни на стену и на крюк. Представь себе состояние почвы в то время… было грязно… И лишь узенький бордюрчик вокруг веранды. Чтобы попасть на место, где мы стоим, и не оставить на земле следов, нужно было из окна веранды как-то добраться до крюка и проделать сложнейший акробатический трюк, настолько хитроумный, что никто и по сей день не в состоянии объяснить его!

– А ты сможешь? – иронически спросила Дебра.

– Да, – убежденно кивнул Питер. – Но пока мне хочется понять суть хладнокровного замысла преступника.

– Да, понять трудно.

– Потому что именно это не согласуется со всем остальным, то есть грубая попытка заставить поверить в самоубийство. Уж слишком прозрачны следы. Вспомни: отсутствие отпечатков пальцев на ручке окна, неуклюже поставленные отпечатки на ручке ножа, не говоря уж о шишке на затылке жертвы. Кто-то другой, действуя в паническом состоянии, мог допустить подобные ошибки, но изобретательный, находчивый преступник, которому удалось выкинуть такую штуку, – ни в коем случае.

– Так что же? Каков твой вывод?

– Все было рассчитано: эти следы действительно входили в план убийцы. Он хотел, чтобы полиция в конечном итоге осознала обман. А открыв его, кого больше всего будут подозревать? Очевидно, того, на кого пало подозрение после обнаружения трупа и кому было очень выгодно уничтожить следы преступления, представив его как самоубийство.

– Муж.

– Конечно. На него-то и пытались повесить это убийство. Однако, разгадав способ бегства, можно доказать его невиновность!

* * *

Миссис Миллер подала чай ровно в пять, но собравшиеся в гостиной не ждали этого часа, чтобы поговорить о Виолетте Гарднер. Питер поблагодарил миссис Миллер за советы, благодаря которым удалось обнаружить несколько листков с записями покойной. Затем он сообщил миссис Дорин Маршал, что слова, сказанные ею по поводу легкого поведения Виолетты Гарднер, подтвердились.

Та, поправив очки, удовлетворенно кивнула.

– Вопрос, конечно, деликатный, но столько времени прошло… Что вы об этом думаете, миссис Миллер?

Морщинистое лицо хозяйки дома озарилось хитрой улыбкой.

– Я всегда говорила, что она очень хороша собой, даже слишком хороша, чтобы не поддаться искушению. Конечно, у меня были кое-какие подозрения, в частности, я подметила, что она неравнодушна к профессору Симпсону…

– Так что понятно, – подхватила миссис Маршал, – почему несчастный супруг регулярно устраивал ей сцены и иногда поколачивал ее.

Откашлявшись, миссис Миллер возразила:

– Не знаю, бил ли он ее, как болтали. Правда, Виолетта после ссор выглядела печальной и надевала темные очки, чтобы прикрыть покрасневшие от слез глаза, но я не помню, чтобы видела ее с синяками и шишками!

Дорин Маршал тряхнула головой и категоричным тоном возвестила:

– Ян не был буйным.

– Да и голоса его, по правде, не было слышно, – подхватила миссис Миллер. – Только Виолетта говорила на повышенных тонах. Я, разумеется, не прислушивалась специально, но, когда работала в саду, до меня долетали обрывки фраз… Могу сказать, что речь шла о самых обыденных вещах. Во всяком случае, громче всего звучал голос Виолетты…

– Это любопытно, – заметил Питер, – потому что не все так думают.

– Хорошо известно, что люди часто упорствуют в предвзятом мнении. Разве что оно не поддерживалось огорченным видом супругов на другой день после ссоры…

– Гарднеры начали ссориться сразу после свадьбы?

– Нет, в основном в последний год. И еще – я повторяю – не так уж это и было серьезно, как считали люди.

Миссис Миллер сняла очки, задумчиво посмотрела в окно. Лучи заходящего солнца серебрили ее седые волосы.

– А вообще-то, – продолжила она, – с Яном произошло что-то непонятное. Неизвестно, почему он стал притчей во языцех. И даже до того, как та серия несчастных случаев стала вызывать подозрения… Нужно сказать, что и его собственное поведение косвенно подтверждало эти слухи. А как же? Он ходил с кислой миной, будто у него совесть была нечиста…

– Верно, – подтвердила миссис Маршал.

– Я не понимаю лишь одного… – сказал Питер. – Вот мы узнали истинную причину, по которой он мог устраивать сцены своей жене, а вы, миссис Миллер, говорите, что повышала голос именно Виолетта. Не вижу логики!

– Логики и быть не может! Знаете ли, любовь с логикой плохо уживаются!

– Не спорю, – согласился Питер. – Однако в данном случае сдается мне, что я чего-то недопонимаю, что-то ускользает от меня. К примеру, в тот вечер была ссора до того, как Ян ушел со своим другом…

– Ссора? – будто удивляясь, переспросила миссис Миллер. – Нет, вовсе не так! И я могу утверждать это, поскольку в тот момент находилась у ограды. Я хорошо это помню, потому что утром получила письмо от Поля и перечитывала его весь день. Я присела на скамью в саду, на которой сын любил играть маленьким… Чудо еще, что она устояла, так он на ней прыгал… Думаю, это единственное, в чем его можно упрекнуть в те времена… Впоследствии этот примерный мальчик взял свое, и мое сердце пострадало больше, нежели доски этой скамьи…

Да, на чем я остановилась? Итак, я слышала Гарднеров в тот вечер… Ян потом сказал, что обсуждались обычные хозяйственные вопросы, и мне хотелось бы в это верить, так как они действительно пререкались по поводу чего-то разбитого… Не могу сказать, что это было… Я была так потрясена письмом моего сына!

– А мне кажется, он не так уж плох, – тихо заметила Дебра.

– О! Мой сын был прелестным мальчиком, пока не попал в сети той Лорелеи!

Дебра участливо улыбнулась хозяйке дома:

– Не сомневаюсь, миссис Миллер, но я подумала о Яне Гарднере.

– Ян тоже был очарователен, – сказала Дорин Маршал, утвердительно кивнув. – Но и он соблазнился сиреной.

– Я плохо представляю его себе, – продолжила Дебра. – Самое любопытное – мы не нашли ни одной его фотографии.

– Возможно, дядя Виолетты забрал все семейные фото, – предположила миссис Миллер.

– А может быть, сам Ян порвал их после всего… – выдвинула свою версию миссис Маршал.

– От досады или в ярости после того, как его жена была убита?

– Возможно, просто для того, чтобы вычеркнуть ее из памяти.

– Зачем же он тогда оставил потрет в ее комнате?

Дорин Маршал пожала плечами, потом обратилась к Дебре:

– Если это вас так интересует, то у меня осталась одна фотография Яна, правда, не очень удачная. Я порвала ее на мелкие кусочки в день, когда узнала, что он собирается жениться на другой. Но я все-таки не решилась выбросить обрывки и даже пыталась сложить их, как детали головоломки.

Она повернула свои большие глаза с косинкой к Дебре, которая увидела лишь двойное отражение солнца в стеклах очков.

– Не знаю, получилось ли в результате сходство, потому что я плохо вижу даже через эти очки. Но ежели желаете взглянуть, зайдите при случае в магазин!

– Не стоит беспокоиться, миссис Маршал, – вмешался Питер. – Дебру больше интересует его личность.

– И лицо тоже, Питер, – запротестовала она. – Для меня это очень важно! Чтобы составить себе понятие о человеке, надо видеть его!

– Вы правы, девочка, – успокаивающим голосом сказала миссис Миллер. – Но лицо со временем меняется. Сформировавшийся же характер изменяется очень редко…

– А как вы считаете, Ян изменился после женитьбы? – поинтересовалась у нее Дорин Маршал.

– Скажем так: новые условия внесли и что-то новое. Но я не думаю, что его истинная натура могла измениться…

– В таком случае он не убивал свою жену!

Старушка, казалось, не слышала этого восклицания. Остекленело глядя в окно, она продолжила:

– Бывают, конечно, исключения… Возьмем нашего дражайшего полковника Хоука, который, несмотря на годы, сохранил свою военную выправку. А вот Фред Аверил и особенно профессор Симпсон весьма отличаются от тех, какими они были два десятилетия тому назад. Да и женщины, конечно же, не избегают влияния времени: оно изменяет их более безжалостно. Миссис Аверил, когда выходила замуж, была очень хорошенькой, соблазнительной… Известно ли вам то единственное, что не меняется в человеке?

Старушка задала этот вопрос несколько менторским тоном и оживившимся взглядом по очереди окинула присутствующих. Когда она произнесла: «Это – взгляд!», – всем показалось, что ее собственный был в этот момент каким-то странным. Впрочем, в ходе последующего чаепития не было больше ничего примечательного. Миссис Миллер оставалась задумчивой, немного рассеянной и лишь с относительным интересом прочитала страницы из дневника Виолетты, предложенные Питером обеим дамам.

– Любопытно, – прокомментировала Дорин Маршал, не без труда осилив весь текст. – Я так и знала, что Виолетта Гарднер занялась расследованием. Но, поразмыслив, это можно понять. Помнится, она действительно разговаривала с моей племянницей, бедняжкой Кэти, которая взяла на себя всю вину за смерть своей маленькой кузины. Впрочем, подробности, которые здесь изложены, соответствуют истине. Все это Виолетта явно выпытала у Кэти или ее родителей. Она чистосердечно призналась, что не испытывает ко мне приязни, однако я с удовлетворением отметила, что у нее хватило порядочности исключить меня из списка подозреваемых. Другим повезло меньше! И особенно бедному Яну! Но не она одна подозревала его в смерти детей.

– Но кажется, она одна твердо уверена в этом, – заметил Питер. – Для нее ясно, что эти три несчастных случая являются именно убийствами.

– Полагаю, и все остальные боялись, что это так.

– А вы, миссис Миллер, как считаете? – спросил Питер.

Опять отрешенно глядя в окно, хозяйка дома степенно ответила: