Текст книги "Цветы сатаны"

12

Пробило полночь. Дебра прочитала написанное, привела стол в порядок. Она чувствовала себя усталой. Погасив свет в гостиной, Дебра вышла. Коридор скупо освещала лампа, горевшая на втором этаже. Края ступенек лестницы поблескивали в полумраке, как и длинные перила, казалось, стремились к источнику света. По дому разносились шорохи и другие звуки: Питер занимался поисками в комнате Виолетты Гарднер.

– Все еще не закончил, – вздохнула Дебра, поднимая глаза.

Она прошла мимо херувима с луком, ступила на лестницу, прищурила глаза. Свет ослепил ее, вышедшую из полутьмы. Он играл на мельчайшей отражающей поверхности, на отполированном дереве перил. Она чувствовала, что вот-вот вновь появятся желтые круги, а вместе с ними нахлынут воспоминания, однако усилием воли отогнала от себя непрошеные ощущения и мысли. Рой Жордан больше не существовал для нее. Сама фамилия Жордан стала чуждой. А сама она – Сатклиф, миссис Сатклиф, и в полной безопасности со своим мужем Питером. Никому не удастся найти ее и поймать здесь, в Марфорде, в «Могиле Адониса»… Ни Рою Жордану, ни его желтым кругам.

Дебра не спеша поднималась по лестнице, прислушиваясь к поскрипыванию ступеней под ногами. Свет становился все ярче – словно свечу подносили к глазам, потом она увидела яркий луч, выбивавшийся из открытой двери. Шум усилился. Питер искал дневник уже второй день.

– Ничего, ничего, ничего! – ворчал он, прерывисто дыша.

Дебра вошла в комнату. Он даже не взглянул на нее, целиком поглощенный разгрузкой большого плетеного сундука; рядом кое-как громоздились извлеченные оттуда книги.

– Черт побери, где же эта тетрадь? Готов спорить, что где-то здесь. Дьявольщина! Но если она в другой комнате, придется повозиться… Там барахла еще больше!

Лоб Питера вспотел, пошел складками. От света настенного бра резче обозначились черты его лица, сильнее обычного блестел шрам на щеке. Дебра молча смотрела на него. И тут до нее дошло то, чего она раньше не замечала. Обычно, когда Питер говорил, двигался или улыбался, черты его лица казались достаточно правильными. Но сейчас, всматриваясь в него в разных положениях, она видела как бы два разных профиля. Именно в момент, когда бывший летчик взбешенно смотрел на содержимое сундука, Дебре показалось, что лицо его разделилось на две половинки. Она, разумеется, понимала, что все зависит от освещения, однако по простой ассоциации ей подумалось о двух личностях, соединившихся в нем.

– Питер, а не пора ли спать?

– Я хочу найти этот дневник!

– Мы найдем его, милый, я уверена.

Он быстро выпрямился, посмотрел на нее:

– Не понимаю я тебя, Дебра! Где-то здесь, рядом, лежит главная улика, а тебя это совсем не волнует. Пока я тут глотаю пыль, ты гуляешь в саду, читаешь…

– Но я была с тобой все утро, Питер!

– Конечно, но ты же видишь, я не продвинулся ни на шаг. Взгляни только! А еще другая комната! Нет, я и вправду не понимаю тебя!

– А я не понимаю тебя, Питер. Чем дальше, тем ты нетерпеливее, тем больше ты подпадаешь под власть этой тайны.

– Мы же здесь всего десять дней!

– Да, поэтому-то я и спрашиваю себя: что будет с тобой через месяц, если мы не разрешим эту загадку?

Питер глубоко вздохнул, провел рукой по блестящему от пота лбу, улыбнулся ей. Потом повернулся и направился к комоду с портретом Виолетты в обрамлении ирисов, поставленных по обе стороны рамки. Дебра всегда аккуратно стирала пыль с комода, но после поисковых работ Питера на нем опять осел тонкий серый слой. Однако возбужденный хозяин дома не замечал этого.

– Взгляни, – сказал он, показывая на портрет. – Эта женщина погибла от руки того, у кого на совести несколько смертей. Что, она случайно явила себя тебе в тот вечер?

Дебра смущенно качнула головой:

– Нет.

– А то, что мы встретились с тобой после этого необъяснимого появления, было случайностью?

– Нет, Питер, – взволнованно произнесла она.

– Так не считаешь ли ты, что разгадать эту тайну – наш долг? Что мы должны во что бы то ни стало найти того негодяя, убившего в прекрасный летний день эту бедняжку, так радовавшуюся жизни, по словам всех? Наш долг – реабилитировать ее мужа, судя по всему, напрасно обвиненного в этом преступлении.

– Несомненно, Питер. Но разве у нас нет времени? И… есть кое-что другое, более срочное…

– А именно?

– Надо подумать и о себе.

С этими словами Дебра кинулась в объятия Питера. Он почувствовал, что она дрожит всем телом.

– Дебра, милая, что с тобой?

– Ничего, Питер, просто мне страшно…

– Чего ты боишься?

– Потерять тебя… уехать отсюда не по своей воле… вернуться…

Голос ее прервался. Она уткнулась в плечо Питера и зарыдала. Тот пилот успокаивающе гладил ее русые волосы, потом голосом теплым и хрипловатым проговорил:

– Видишь ли, Дебра, ничего не зная о тебе, о твоей прошлой жизни, я не смогу по-настоящему тебе помочь.

– Знаю… сама виновата. Но ты обещал мне, не забудь.

– Я на все согласен, если это тебя успокоит.

– Я боюсь, Питер, боюсь опять увидеть эти «желтые круги». Я боюсь, что мы не сможем пожениться. Рано или поздно, но что-то помешает нам…

– Ты хорошо знаешь, что я всегда готов связать свою судьбу с твоей. Я был готов уже тогда, когда увидел тебя спящей на веранде.

– О, Питер, ты сыплешь соль на мою рану! Я тоже… Я желала этого с первой минуты, но…

– Но ты не можешь по причинам, которые, как мне кажется, очень серьезны…

Дебра зарыдала сильнее, потом со всхлипыванием прошептала ему на ухо:

– И все же есть решение… Я тебе еще не рассказывала, потому что хотела все позабыть… А теперь, думаю, это необходимо и для меня очень важно.

Чуть успокоившись, Дебра поведала ему о своей подруге, на которую была так похожа, о том, что та покончила с собой в момент сильной депрессии. Однако умолчала о своем муже и больнице, ограничившись простым изложением необычных обстоятельств того самоубийства и сказав о неожиданно представившемся случае выдать себя за свою подругу.

– Раз уж никто до сих пор не хватился ее, – вслух размышлял Питер, – то мне это кажется осуществимым. Ты сказала, ее звали Дебора Джеймс? Это упрощает дело, так как легко можно объяснить тот факт, что ты предпочла называть себя Деброй, а не Деборой.

– Знаю. Полагаю, именно сходство наших имен и подало мне идею.

– Признаюсь, мне не по душе подобные махинации. Но кажется, дело того стоит. Как давно ты не показывалась в ее квартире?

– Две или три недели. Я заглянула туда незадолго до того, как покинула… как встретила тебя.

– Хорошо бы не мешкая вернуться туда.

– Я тоже так думаю.

– Только… Дебра, мне тоже хотелось бы там побывать.

– Не вижу препятствий… Место я тебе назвала…

– Хорошо. Тогда, раз уж все не так плохо, мы могли бы…

– Что?

– Пожениться, милая. Я готов взвалить на себя это бремя, а тебе… хуже не будет.

Вновь Дебра, зарыдав, прильнула к Питеру, но на этот раз со слезами счастья. Она нежно шепнула ему:

– О, милый, я тебя обожаю!

– Церемонии, само собой разумеется, не будет, поскольку все здесь считают нас мужем и женой. Но если кто и заподозрит неладное, это уже не имеет значения, потому что мы не будем тянуть с легализацией нашего статуса.

– Все это слишком прекрасно, Питер! Даже не верится!

– Партия еще не выиграна, моя девочка! Сперва надо съездить в Торквей и во всем разобраться.

– Когда?

– Завтра, если хочешь.

Поцелуй после этих слов был долгим и нежным. Затем Питер подошел к комоду и углубился в созерцание портрета Виолетты, окруженного цветами. Дебра нежно держала его под руку.

– Спасибо тебе, Питер, – сказала она. – Наше счастье ты поставил превыше всего.

– А ты могла сомневаться, милая? Скажи-ка, чувствуешь этот изумительный аромат?

– Конечно. Я сама сорвала вечером эти ирисы на «Могиле Адониса».

– Но сюда примешивается и запах фиалок. Странно, я всегда ощущаю его, почувствовал даже тогда, когда мы впервые вошли в эту комнату. Может, мне кажется, но это напоминает аромат духов, настолько устойчивый, что выдержал испытание временем в течение почти двух десятилетий. А ты как думаешь?

– Трудно сказать, Питер. Но у меня тоже такое же чувство. Виолетта так много ставила сюда цветов, что их запахом, должно быть, пропитались стены.

– А она красива, не правда ли?

– Да, очень красива, – вздохнула Дебра. – Мне хотелось бы походить на нее.

– Ну вот еще, выдумала! – засмеялся Питер. – Ты нужна мне какая есть, я люблю тебя!

– Я в этом сомневаюсь… иногда…

Питер посчитал нужным еще раз подтвердить свои слова поцелуем.

– А знаешь, – сказал он потом, – меня поражает ее улыбка. Такая меланхоличная… В ее глазах скрыта какая-то печаль! Создается впечатление, что Виолетта пытается что-то высказать, а может быть, это даже зов о помощи, сигнал бедствия… тебе не кажется?

– Да. Я всегда так думала.

Карие глаза Питера загорелись решимостью.

– Мы проникнем в тайну, Дебра. Верь мне. Мы разоблачим чудовище, ее убийцу.

13

Рой Жордан плохо переносил летнюю жару. Большую часть времени он предпочитал проводить в своем кабинете с вентилятором и уж никак не погружаться в пекло кабины своей новой машины. А ведь продавец обратил его внимание на черный цвет этой выставочной модели, на котором прекрасно смотрелись хромированные детали, но которая отличалась и тем, что прекрасно поглощала жар солнечных лучей. Психиатру так не терпелось заиметь машину, чтобы начать поиски, что он пропустил это замечание мимо ушей.

Начал он с того, что вдоль и поперек изъездил окрестности Дартмура, не имея четкого плана, действуя так скорее всего потому, что очень уж нравилось ему это необозримое пространство с восхитительными пейзажами, этот край, пропитанный легендами и тайнами. Где-то в подсознании он страстно желал увидеть силуэт Дебры, возникший за поворотом дороги, среди луга, или даже на фоне клокочущей пены одной из бурных речек.

После этих, чисто инстинктивных, первых блужданий он направился к Принстону, к месту, где два мерзавца пытались изнасиловать его жену. В выбоине на краю дорожки, упиравшейся в кучу камней, перед которой нашли сломанный автомобиль, ему посчастливилось наткнуться на темные очки Дебры, с досады выброшенные ею после аварии. Он был горд своей находкой – главным образом потому, что она не попала в руки полицейских. Вместе с тем Рой вынужден был признать, что она не помогла ему продвинуться ни на шаг. Однако это несколько приободрило его, показалось ему добрым знаком.

Инспектор предупредил его, что затруднительно будет устроить беседу с Уильямом Кримом – тот был под арестом. Жордану и не хотелось с ним встречаться. Он сомневался, что эта скотина окажется чем-нибудь полезной, и не испытывал никакого желания знакомиться с насильником. Он лишь желал, чтобы тот не очутился ненароком в его лечебном учреждении, потому что трудно было бы устоять от намерения прописать ему сеансы шоковой терапии, применявшейся в особо серьезных случаях, – сеансы, после которых редко кто выходил невредимым.

На следующий день он отправился в Бондлай. Последнее место, где была замечена Дебра. Рой внимательно осмотрел могилу ее отца, но не обнаружил никаких следов. В полиции ему дали адрес старика, но нашел он того не дома, а в трактире при гостинице «Два ключа», куда ему в любом случае нужно было заглянуть. Старик оказался болтливым, однако не сказал ничего нового. Его, похоже, совсем не удивила встреча с Деброй на кладбище. А вот Рой Жордан был уверен, что та приходила поклониться могиле своего отца. Впрочем, расспросы укрепили его в этой догадке: молодая женщина выглядела усталой, потерянной, беспокойной. От хозяйки заведения он узнал не больше.

Убедился он и в том, что Дебра не заходила в свой бывший дом: в этом его заверили его новые владельцы. Остаток дня Жордан колесил по деревне, вокруг нее, не пропуская лесных опушек и полей, тщетно пытаясь угадать направление, в котором она исчезла. На север, к Оксфорду? На восток, к Лондону? На юг, к Брайтону? Или повернула назад, к западу? Из Бондлая он уехал ни с чем, однако укрепленный в своей решимости разыскать Дебру. Для него это был вопрос жизни. Он не мог себе представить, как будет жить без нее.

Джорджа Гранта он встретил на следующий день. Разговор вышел тягостным. Мужчина сразу не понравился Жордану: слишком веселый, слишком самоуверенный, слишком всепрощающий. Его манера все «предавать забвению» после кражи его машины, подчеркнутое и веселое пренебрежение к происшедшему очень раздражали покинутого мужа. Вопреки всем приличиям в его глазах вспыхивал похотливый огонек, как только он упоминал о своей встрече с Деброй. В довершение всего Джордж Грант имел наглость пригласить его к себе вместе с женой, как только Рой найдет ее. На этом Жордан посчитал нужным распроститься со старым ловеласом. Из всей беседы он вынес только одно: Дебра не была дурой. Несмотря на свое смятение, ей удалось обхитрить донжуана и завладеть его машиной.

Рой Жордан вернулся домой с чувством досады от неудачной поездки. Ни на дюйм он не продвинулся в своем расследовании. Оставался последний шанс: разговор с полицейским, допрашивавшим Дебру в Эксетере до обнаружения руки, висевшей на дверце. Он был полон решимости найти его и задать те же вопросы, что и другим свидетелям, хотя сильно сомневался, что тот ему поможет.

Вот здесь-то он и ошибался…

14

– Значит, мой племянник Ричард Вэст приходил к вам, – заявил Фред Аверил, наливая гостям портвейн. – Полагаю, вы условились с ним о визите?

– «Визит» – сильно сказано, – улыбнулся Питер. – Я просто сказал, чтобы он зашел в более удобное время.

– Так он еще придет, будьте уверены!

Дебра, рассеянно слушавшая беседу, обегала глазами гостиную Аверила; что-то здесь беспокоило ее. Это не относилось ни к строгой мебели, ни к самой комнате, ни к виду на сад и теплицы, открывавшемуся из окна. Внушали тревогу – она наконец-то сообразила – сами хозяева дома: Глэдис и Фред Аверил. Их вроде бы не в чем было упрекнуть, но, по ее мнению, супруги плохо подходили друг к другу. Он – подтянутый, с уверенным голосом, она – бесцветная, безликая. Когда Глэдис говорила, за ее словами чувствовался подтекст, едва завуалированный упрек, что-то вроде «Ах, вы все-таки купили этот дом!..», когда она только что проводила Питера и Дебру в гостиную. Хозяйка не добавила: «Несмотря на мое предупреждение», – но это подразумевалось…

Но не гармоничность супружеской четы Аверил заботила Дебру. Совсем нет. Она больше думала о своем неопределенном положении, о будущем, пока сомнительном замужестве, и эта неуверенность происходила от непредсказуемых последствий кончины Деборы Джеймс. И тем не менее обстоятельства вроде бы складывались благоприятно. Утром они с Питером съездили в Торквей и провели несколько часов в квартире покойной. Корреспонденция, в основном делового порядка, вынутая из почтового ящика, свидетельствовала о продолжающемся «официальном существовании» девушки. Они просмотрели все ее вещи, бумаги, после чего Питер заключил:

– Все на месте. Даже свидетельство о прививках. Так что, дорогая, подмена вполне осуществима. Если уж хочешь стать Деборой Джеймс, надо решаться… И чем скорее, тем лучше.

Дебра уже давно приняла решение. Но броситься в воду вот так, сразу…

– Ты хочешь сказать… немедленно?

– Да, потому что Деборе Джеймс надо побыстрее съехать с этой квартиры и получать корреспонденцию по новому адресу. Так мы избежим возможных сюрпризов и подозрений, связанных с ее частым отсутствием.

Выйдя из квартиры, они встретили на лестничной клетке художника, жившего этажом ниже. Увидев Дебру, тот улыбнулся и после секундного колебания произнес:

– Мисс Джеймс?

– Да, – сказала Дебра, отвечая на его улыбку.

– Я уже стал беспокоиться в последнее время, вас так долго не было…

– Неудивительно. Впрочем, я зашла на минутку… Вот мой жених… Мы скоро поженимся!

Немного смутившись, художник быстро поздравил их и ушел.

Приободренные проделкой, Дебра и Питер решили отпраздновать это событие в лучшем ресторане Торквея. Отныне отпали все препятствия на пути к бракосочетанию. Добрую часть второй половины дня они гуляли по набережной у порта, потом возвратились в Марфорд. Тогда-то Питер и предложил нанести визит супругам Аверил, чтобы прояснить непонятные намеки вдовы Маршал.

– Насколько я помню, – заявил садовод, – Ричард, который, кстати, является старшим сыном моей сестры, никогда не был способен работать руками. Он будто спит на ходу… неисправимый мечтатель…

Миссис Аверил оборвала мужа:

– Скажи уж прямо, Фред: неисправимый лентяй! А в его трюки с разными исканиями я не верю! Вспомни, он два раза заставил нас переставить кровать в нашей спальне. И все равно я сплю плохо!..

– А вот некоторые в деревне весьма довольны им, – отрезал Фред Аверил. – У моего племянника, должно быть, есть какой-то талант… Он и вам предложит свои услуги, вот увидите!

– Ну что ж, мы охотно выслушаем его советы! – ответил Питер.

– Бесплатных советов он не дает, – заметила Глэдис Аверил.

– Ба! Жить-то на что-то надо, – возразил ее муж. – Впрочем, думаю, наши друзья пришли не затем, чтобы слушать все это.

Питер кивнул и перевел разговор на другую тему: загадочная смерть Виолетты Гарднер.

– Вы, конечно, понимаете, что мы с женой не успокоимся, пока эта тайна будет тяготеть над нашим домом.

– Понимаю, – согласился садовод, подливая портвейн гостям и не забыв себя. – Полагаю, полковник Хоук рассказывал вам об этой истории?

– Да, и довольно подробно.

– И он не упустил случая отметить важность наличия человеческих следов?

– Точнее, их отсутствия…

– Да, разумеется. В то время он меня допрашивал почище полиции. Подумайте сами: я оказался одним из главных свидетелей только потому, что вскопал эти чертовы клумбы накануне драмы. Я вспоминаю, что это было и накануне праздника, и все в тот день шло наперекосяк. Помнишь, Глэдис?

– Еще бы!

– Я провозился там до вечера! Страшно не хотелось копать! Хорошо еще, что земля была рыхлая!

– Вы закончили к семи вечера, не так ли?

– Да. И если я до сих пор помню об этом, то благодаря полковнику, который тысячу раз задавал мне этот вопрос. Он также спрашивал, кто, кроме Гарднера и его жены, еще просил сделать такую работу. Но только они не раз напоминали мне о перекопке, которую я все время откладывал. А в тот день во мне, наверное, заговорила совесть, да и ссылки на непредвиденное отсутствие моего помощника уже служили плохим оправданием.

– Полковник, наверное, спрашивал и о кашпо с цветком, висевшем на крепком крючке на стене?

– Да, помню. Он меня достал и с этим горшком. Увы! На это я тогда не обратил внимания. Видите ли, место мне хорошо знакомо, я часто приносил миссис Гарднер цветы, которые она мне заказывала. Она была моей лучшей клиенткой и…

Встретив взгляд жены, садовод замолчал, потом одним глотком осушил свой стакан.

Помолчав немного, Питер спросил:

– А как вы можете объяснить таинственное бегство убийцы? У вас были какие-нибудь предположения?

Аверил энергично закивал:

– А как же! Я думал о длинной лестнице, одним концом положенной на газон, а другим опиравшейся на тот крюк. Только так можно было миновать вскопанный участок. Но этим объяснялась лишь часть загадки, ведь надо было еще преодолеть расстояние от крюка до окна, то есть несколько ярдов перелопаченной земли. К тому же такой лестницы не было ни у Гарднеров, ни у их соседей. Единственная пригодная для такого дела пылилась в сарае у одного крестьянина.

– Итак, полнейшая тайна.

– Да, если хотите, – подумав, ответил Аверил. – Впрочем, никто и не сомневался в виновности мужа.

– А каким мог быть мотив убийства?

Садовник пожал плечами:

– Пошли ссоры…

– Они ссорились при вас накануне драмы?

– Нет, я ничего не слышал…

– Что же, Ян Гарднер так вот вдруг и решил отделаться от жены? – спросил Питер, не скрывая скептицизма.

– Он, должно быть, все продумал заранее, это точно. Такое преступление не могло быть случайным.

– Что за коварство! Мне все говорили, что вначале он внушал симпатию…

Глэдис, изменившись в лице, покраснев, неожиданно произнесла решительным тоном:

– Конечно, но с такой женой любой потеряет голову! Ха! Очаровательная и благовоспитанная миссис Виолетта Гарднер?.. Потаскушка, вот кто она была!

15

Выпалив это, миссис Аверил покинула гостиную, оставив гостей ошеломленными, а своего мужа – расхлебывать кашу. Тот некоторое время сидел неподвижно, словно пытаясь справиться с возмущением, потом бессвязно что-то заговорил, не переставая подливать себе вино. От его горделивой осанки мало что осталось, глаза бегали, избегая взглядов гостей. Затем вдруг среди объяснения о размножении роз отводками он бросил:

– Глэдис можно понять… Она ревнива по натуре, а эта история выбила ее из колеи.

Чувствуя, что надо ковать железо, пока оно горячо, Питер осторожно спросил:

– У вас была связь с Виолеттой Гарднер, не так ли?

Аверил глубоко вздохнул и кивнул:

– Да… Воды много утекло, и теперь можно об этом говорить. Как я уже сказал, Виолетта частенько приходила посоветоваться со мной насчет цветов. Она всегда была элегантной, вела себя пристойно, очень интересовалась моей работой. Глэдис болезненно ревнивая, на мой взгляд… словом, жена просила совершенно неоправданно остерегаться ее. Но такое она говорила по поводу любой более или менее привлекательной клиентки. А Виолетта, она была лучше всех. «Красива, очень красивая, даже слишком красивая для такого скромного провинциального садовника, как я», – говорил я себе. Мысль об этой женщине мучила меня неотвязно с тех пор, как она поселилась в Марфорде вместе с Яном Гарднером. Я довольствовался тем, что втайне восхищался ею, когда она однажды ни с того ни с сего спросила меня, что я о ней думаю и не нахожу ли я ее такой же красивой, как мои цветы…

Аверил сделал паузу, пристально глядя на стакан, который вертел пальцами, потом продолжил:

– Я было подумал, что она шутит, но заметил в ее глазах нечто необычное. И тогда она так прямо и сказала, что я могу ее сорвать…

Садовник опять замолчал. Слышно было лишь его шумное дыхание.

– Признаюсь, мне не пришлось с собой бороться. Связь наша была короткой, но страстной. Добрую неделю мы тайком встречались каждый день, но огонь вдруг погас… по крайней мере в ней.

Она, как и прежде, стала моей обычной клиенткой. Я, конечно, потребовал объяснений, но Виолетта ответила довольно уклончиво: у нашей связи, мол, нет будущего и лучше будет, если все останется по-старому. Она, естественно, была права, но, несмотря на это, реакция ее показалась мне странной.

– Действительно странно, – отозвался Питер, переглянувшись с Деброй.

– Так все и закончилось, – продолжил хозяин дома с ноткой сожаления в голосе. – Однажды я обо всем рассказал жене. Думаю, она так меня и не простила, но еще больше она возненавидела мою бывшую любовницу, хотя та покинула мир уже много лет назад! Если я и говорю вам это, только для того, чтобы вы знали – Глэдис не знала о нашей связи, пока та была жива. А уж я-то могу заверить вас, что в противном случае жена не справилась бы со своей злостью, все стало бы известно…

– И когда это случилось? В год убийства?

– Да. За несколько месяцев. В феврале, полагаю… Сами понимаете, узнай об этом муж Виолетты, у него был бы мотив для убийства. По этой и по другим причинам я предпочитал помалкивать.

– Кто-нибудь знал о вашей интрижке?

– Нет, насколько мне известно. Но скажу честно, до сих пор во мне сидят разочарование и недоумение. Я так ничего и не понял… Предполагаю, что она подсознательно связала мои цветы со мной… Ведь она была по-настоящему влюблена в них. Страсть эта долго сдерживалась, но проявилась неожиданно, мощно и необычно и так же внезапно стихла. И тем не менее я спрашиваю себя, не было ли какой-нибудь точной причины для таких резких скачков.

– Что-то мне подсказывает, что в ваших рассуждениях есть зерно, – заметила Дебра, до этого рассеянно слушавшая беседу.

– Я и сам это чувствую, но никак не могу ухватить его. Может быть, я все видел в черном цвете после разрыва… Кстати, я однажды заметил Виолетту в компании с полковником. Увидев меня, она как-то странно отвела глаза.

Около часа ночи Питер выпрямился и тяжело вздохнул. С нескрываемым отчаянием он захлопнул крышку сундука.

– Начинаю думать: существует ли этот дневник на самом деле? – проворчал он. – Мы обшарили практически всю комнату – и ничего. Остались только два чемодана. Мне уже не верится…

– Не расстраивайся, Питер, – попыталась успокоить его Дебра, вытирая руки о передник. – В конце концов день прошел не так уж плохо.

– Да знаю я.

– Тебя еще огорчает и поведение Виолетты?

– Не смеши, Дебра!

– А ты считал, что я – сама серьезность?

Питер открыл один из чемоданов, набитый бельем, и ответил:

– По правде говоря, признания Аверила меня поразили. Намеки миссис Маршал я считал всего лишь бабьими сплетнями. И надо же, красавица Виолетта завела интрижку с этим типом!

– А почему бы и нет? Страсть, она не выбирает…

– Согласен, о вкусах не спорят… Но ведь тут еще и полковник замешан, даже профессор Симпсон…

– Ну, в таком случае со стороны «сфинкса» это верх лицемерия… Он даже не намекнул на этот роман!

– О таких вещах не принято кричать на каждом углу!

– Не спорю, но все-таки он поступил не очень порядочно, утаив это от нас, тем более что весь лучился честностью, вводя нас в курс дела. Мог бы дать понять…

– Пока что у нас нет никакой уверенности. Надо бы задать ему вопрос в лоб. Сейчас мне ясно лишь одно: отныне круг подозреваемых расширился. У нас есть два возможных пути: либо убийство из ревности, либо Виолетта оказалась ненужным свидетелем, разгадавшим личность маньяка.

– И в обоих случаях список возглавляет муж. Тебе ведь понятно, Питер, что если Ян Гарднер узнал об измене, у него был повод для убийства… Питер, ты меня слышишь?

Тот застыл на месте. Он рассматривал пачку листков, вынутую из конверта, который достал из чемодана. Странички были сиреневого цвета, вырваны из тетради и покрыты изящным, убористым почерком.

Дебра подскочила к нему.

– О Боже! – воскликнула она, бросив взгляд на листочки. – Похоже, ты нашел, что искал. Но здесь не все? Кажется, эти страницы вырваны…

– Тоже неплохо. Иначе они не находились бы здесь. А теперь посмотрим, о чем расскажет нам прекрасная Виолетта… Чувствую, что это она, достаточно взглянуть на этот красивый почерк.