Текст книги "Кинокомпания Ким Чен Ир представляет"

Пол Фишер
Кинокомпания Ким Чен Ир представляет. Невероятная подлинная история похищенного режиссера, его кинозвезды и прихода к власти молодого диктатора

Маме, папе и Кросби

PAUL FISCHER

A

KIM JONG-IL PRODUCTION

The Extraordinary True Story

of a Kidnapped Filmmaker,

His Star Actress,

and a Young Dictator’s Rise to Power

A KIM JONG-IL PRODUCTION by Paul Fischer

Copyright © 2015 by Paul Fischer

Книга издана с любезного согласия автора и при содействии литературного агентства «Синопсис»

Перевод с английского Анастасии Грызуновой

Абсурдная история о том, как северокорейский диктатор похитил кинозвезд, чтобы победить Голливуд. В равной степени документальный роман, комедия, детектив и параноидальная драма, разворачивающаяся в самой сюрреалистической стране мира.

The New York Times

Экстраординарная история о том, как северокорейский диктатор похитил кинозвезд, чтобы победить Голливуд. В равной степени документальный роман, комедия, детектив и параноидальная драма, разворачивающаяся в самой сюрреалистической стране мира.

TheNewYorkTimes

Невероятно захватывающе. Абсурдная, но подлинная история похищенного режиссера, его кинозвезды и прихода к власти молодого диктатора.

Esquire

Документальный роман об удивительной гонке вооружений в сфере кинематографа, которую попытался развязать один из самых странных диктаторов в истории.

The Washington Post

Реальная история с ошеломительным сюжетом. Пол Фишер рисует портрет северокорейского государства – истинного театра абсурда, пьесы для которого пишет диктатор-социопат.

Publishers Weekly

Увлекательная хроника поразительного похищения двух кинозвезд, дабы сделать их рабами северокорейской киноиндустрии с одной-единственной целью – в пух и прах разбить Голливуд.

Kirkus Reviews

Пульсирующий динамикой, невероятный, почти до нелепости, сюжет, который разворачивался в реальности. Наглядный пример того, до каких высот абсурда способна взлететь пропаганда.

The Telegraph

Пол Фишер – кинопродюсер, изучал социологию в парижском Institut d’Etudes Politiques, а также киноискусство – в Университете Южной Каролины и Нью-йоркской Академии кино. Первый документальный фильм Пола «Радиочеловек» Grand Jury Prize на Нью-Йоркском фестивале документального кино.

«Кинокомпания „Ким Чен Ир“ представляет» – документальный роман Пола Фишера. Любовь, кино, шпионаж, Северная Корея, Ким Чен Ир – безумный микс, который мог бы показаться невероятным в любом романе, но имевший место в реальности. Невероятная, но подлинная история о Северной Корее и самом дерзком похищении века. Ким Чен Ир, сын северокорейского лидера Ким Ир Сена и второй человек в государстве, был буквально помешан на кино. До того как занять место своего отца во главе страны, он заведовал северокорейской киноиндустрией. Он обожал голливудское кино, и дипломатам, работавшим в западных странах, было приказано присылать в Пхеньян копии всех новых фильмов. Особенно Ким Чен Ир любил фильмы с Элизабет Тейлор и бондиану с Шоном Коннери. Но любовь к кино у Ким Чен Ира распространялась куда дальше. Он мечтал сам снимать кино, чтобы северокорейская киноиндустрия заткнула за пояс Голливуд. Вот только кто будет снимать это кино и кто будет сниматься? Выход Ким Чен Ир нашел быстро. Совсем под боком, в Южной Корее, киноиндустрия вовсю набирала обороты, она уже давно вышла за национальные рамки. В 1970-е самой известной кинопарой в Южной Корее были Син Сан Ока и Чхве Ын Хи. К концу семидесятых карьера Чхве Ын Хи пошла на спад, и тут актрисе подоспело предложение от гонконгского бизнесмена снять с ней целую серию фильмов. Актриса отправилась на встречу в Гонконг, где ее похитили, накачав седативными средствами. Очнулась звезда на роскошной вилле… Бывший муж, режиссер Син Сан Ока, встревоженный пропажей красавицы, отправился на ее поиски. Звездную пару заставили делать кино для северокорейского режима. И они снимали все подряд – любовные драмы, боевики и даже ремейк «Годзиллы». Но и дня не проходило, чтобы они не мечтали о побеге. И однажды им это удалось.

Об источниках, методах и именах

Основной мой источник – северокорейские воспоминания Син Сан Ока и Чхве Ын Хи. О своей работе на Ким Чен Ира они написали несколько мемуаров и статей – эти материалы и стали отправной точкой моего исследования, а даты и факты я перепроверял по рассказам современников, архивам новостей, академическим трудам и оригинальным интервью. Сам я провел около полусотни интервью с участниками событий и с беглецами из Северной Кореи – одни причастны к истории Сина и Чхве, другие просто жили в Северной Корее в 1970-х и 1980-х и рассказывали мне, какова была страна в те времена. Для чужаков Северная Корея во многом остается загадкой по сей день, но теперь появились способы подтвердить или опровергнуть информацию – например, «Google Планета Земля», где исследователи ищут достопримечательности и прочие ориентиры, описываемые сбежавшими северокорейцами. По возможности я ездил туда, где разворачивалось действие, – в Южную Корею, Австрию, Германию, Венгрию, Гонконг и, разумеется, в Северную Корею.

Большинство описаний составлялись по фотографиям или киносъемкам того периода. Реплики приводятся в формате диалогов лишь в том случае, если они цитировались и в оригинальных источниках – например, в мемуарах Сина и Чхве. Диалоги эти я иногда сокращал, но скрупулезно сохранял смысл и интонацию. Если диалоги приводились в разных источниках, я выбирал перевод, который представлялся мне наиболее точным и естественным в заданном контексте, либо находил оригинальный источник и заказывал новый перевод у профессионала, носителя языка. Сам я корейский знаю в крайне ограниченных пределах, и все ошибки, разумеется, остаются на моей совести.

КНДР изолирована и непрозрачна, так что мы вынуждены верить рассказчикам на слово – это уже стало общим местом. При малейшей возможности я старался находить подтверждения приводимым фактам. Подробнее о проверке версии Сина и Чхве я пишу в послесловии.

Корейские фамилии пишутся перед именем: Ким – фамилия, Чен Ир – имя. Поскольку фиксированной нормы написания нет («Ким Чен Ир» иногда пишется как «Ким Джонъиль», а Чхве Ын Хи – как «Че Йын Хи»), я везде использовал самые распространенные варианты. В неопределенных случаях я старался транскрибировать имена так, чтобы вышло как можно естественнее и читабельнее[1]1
  В переводе при транскрипции имен и топонимов по возможности использовалась система А. Холодовича, доработанная Л. Концевичем, кроме тех случаев, когда транскрипция, противоречащая этой системе, безнадежно устоялась. В частности, в угоду традиции корейские личные имена, которые Концевич рекомендует писать слитно, здесь пишутся раздельно. – Здесь и далее примеч. перев. Переводник благодарит за поддержку Егора Максименко и Сергея Максименко.


[Закрыть].

До начала двадцатого столетия у корейцев фамилий не было. Фамилии законодательно ввели японцы, колонизировавшие Корейский полуостров. Огромное большинство корейцев ухватилось за шанс улучшить родословную и выбрало себе одну из немногочисленных фамилий – Ким, Ли, Пак, Чхве, Сии, – связанных с местными аристократическими семьями, так что сегодня более семидесяти пяти миллионов корейцев носят всего 270 фамилий. Однофамильцы, встречающиеся в этой книге, – не родственники, если не указано иное.

В главных ролях

Ким Чен Ир

сын Великого вождя, глава «Корейской киностудии»

Син Сан Ок

южнокорейский киномагнат

Чхве Ын Хи

южнокорейская киноактриса

Ким Ир Сен

Великий вождь Северной Кореи, основатель КНДР

Вступление. Август 1982 года

Последнее, что помнил Син Сан Ок, – как он сидел в камере, не чувствуя пульса, не в силах шевельнуться и тем более встать. Почти два года его продержали в северокорейском центре сосредоточения – запихали в тесную одиночку, где едва удавалось лечь, а вместо окна была узкая щель высоко в стене, перечеркнутая толстыми железными прутьями. В трещинах в полу кишели тараканы. В промежутках между получасовым обедом, получасовыми же «солнечными ваннами» в тюремном дворе и десятиминутным ужином ему полагалось целыми днями сидеть в одной позе – голова склонена, замри и не двигайся, а то еще хуже будет.

После пятидневной голодовки Син потерял сознание. Теперь, очнувшись в тюремном лазарете, он с трудом пытался вздохнуть. Август выдался жаркий и влажный. От пронзительной головной боли мысли путались. Во рту сухой привкус металла, в животе спазмы. И больно двигаться.

– Этот, пожалуй, выживет, – сказал чей-то голос. – Вон, пальцами на ногах дергает.

Син открыл глаза. У койки стоял следователь, с ним какой-то высокопоставленный военный. Рядом по стойке смирно застыл тюремный надзиратель. Посетители беседовали оживленно, но к Сину не обращались. Затем все трое ушли.

Тут обнаружилось, что в комнате с Сином остался другой заключенный. Тот подволок к койке стул и притащил поднос с едой. Син этого человека знал. Тот был на побегушках у тюремной администрации – «активист», и ему поручали мелкую работу по хозяйству: подмести, вымыть пол, развезти еду, доставить сообщение, – и за это ослабляли режим, разрешали выходить из камеры. Часто активисты – те же стукачи; так они получали и сохраняли свой статус.

– Ешь, – сказал активист.

Син глянул на поднос: рисовая похлебка, миска жаркого и яйцо. По тюремным меркам роскошно. Син все равно отказался. Активист зачерпнул похлебки и сунул ложку Сину в рот, но Син плотно сжал губы.

– Открывай пасть, – сказал активист. – Тебе полезно. Надо есть.

Он настаивал, и в конце концов Син сдался. Поначалу при мысли о еде тошнило, но после первой же ложки вернулся голод. Син быстро подчистил еду, но в благодарность оставил кое-что активисту.

– Что творится-то? – спросил Син.

– Ты вчера пропустил перекличку, – объяснил активист. – Я зашел глянуть, а ты на полу в отключке. Видел бы ты их рожи. Перепугались, что ты у них помер. Вызвали лепилу, он тебе пульс пощупал и перевел сюда. Вот они обрадуются, что ты живой. – Активист прищурился. – Ты, я смотрю, важная птица. Тут обычно, если зэк прижмурится, всем плевать. Я тоже один раз голодал. Сказали, что мужик от голода помирает за десять дней, а баба за пятнадцать. Ну, я быстро спасовал, жрачки попросил. Я слыхал, если сильно нужные зэки голодали, их привязывали к кровати и кормили насильно через трубку. Так тебя даже через трубку не стали. Чтоб, мол, достоинство не унижать. Во какая ты птица важная.

– А этот военный – это кто был? – спросил Син. – Который не тюремный?

– Министр народной безопасности, – сообщил активист, – глава правоохранительных сил страны.

– Первый раз вижу, чтоб министр аж в тюрьму прискакал, потому что зэк с голоду дохнет. Устроил тут всем разнос.

– Ладно врать-то.

Активист задумчиво потряс головой:

– Они тебя, небось, сильно любят. То-то все забегали. У тебя, может, знакомства полезные? Ты с кем знаком?

Син закрыл глаза. Вообразил свою тюрьму: зэки перестукиваются через стенки, кого-то – ни с того ни с сего, выбрав методом тыка – выводят во двор и казнят, надзиратели зверствуют. Почти два года Син провел в бессмысленном мучительном заключении. Но не знал в этой стране ни единой души.

Син Сан Оку стукнуло пятьдесят пять лет. Разведен, четверо детей. Самый прославленный кинематографист родной Южной Кореи, обладатель всевозможных наград, принят в президентском доме. Четыре года назад его бывшая жена Чхве Ын Хи, самая известная актриса Южной Кореи, уехала в Гонконг и пропала, а когда Син отправился на поиски, его обвели вокруг пальца и похитили. Поначалу держали под домашним арестом – было полегче, – а затем отправили в тюрьму номер 6, в двух часах пути от северокорейской столицы Пхеньяна.

Нет, Син в этой стране не знал никого – не знал даже, почему его забрали. Но кое-что он знал.

Он знал, кто отдал приказ его похитить.

В Пхеньяне, за многие мили от вонючих камер и коридоров тюрьмы номер 6, Ким Чен Ир залпом допил свой «Хеннесси», отставил бокал и посмотрел, как официант безмолвно его наполняет.

Вокруг бушевал праздник – Ким Чен Ир закатил очередной еженедельный банкет для крупных шишек ЦК Трудовой партии. Большой зал залит светом, повсюду ослепительные искусственные цветы, раскачиваются электрические гирлянды. За столами вокруг танцпола члены Центрального комитета и прочие партийцы угощаются деликатесами – западными (омары, стейки, выпечка) и корейскими (холодная лапша, кимчхи, суп из собаки – посинтхан, суп из акульих плавников, чок-паль – свиные ноги в соевом соусе с пряностями, медвежьи лапы, самолетом доставленные из Советского Союза). Пьют коньяк, шампанское, соджу и северокорейские вина – на столе женьшеневое вино (в бутылках еще извиваются корни) и змеиное (толстая ядовитая гадюка в каждом кувшине хлебного спирта). Прекрасные девушки, от пятнадцати до двадцати двух, скользят по залу – танцуют, заискивают, хихикают. Все одеты откровенно, некоторые работают массажистками, многие вскоре одарят гостей сексуальными радостями. Девушек этих – «Киппым», «Бригаду радости» – тщательно отбирали в школах по всей стране и порой по полгода обучали манерам, сексуальным техникам и массажу. Во время службы им запрещалось общаться с семьями, которым щедро платили за то, что их дочерей взяли на столь привилегированную должность. Говорили, что Ким Чен Ир отбирал девушек в «Бригаду радости» самолично.

Музыканты играли попурри из северокорейских и русских народных песен вперемешку с южнокорейской эстрадой. Почти все взрослые корейцы курили, и воздух загустел от табачного дыма. После ужина мужчины пойдут играть – в маджонг или блэкджек – либо танцевать с девушками под фокстроты, диско или блюзы.

Ким сидел за главным столом. Пухлое овальное лицо, черные глаза, толстый ротик и широкий короткий нос – таков его портрет. Он носил квадратные очки (меньше тех, которыми прославится впоследствии) и серые либо синие френчи а-ля Мао – хаки придет позднее. Ростом он был пять футов два дюйма и, чтобы скрыть малый рост, надевал туфли на пятидюймовой платформе и сооружал на голове пышный мальчишеский зачес (на всякий случай девушек выше пяти футов двух дюймов в «Бригаду радости» не брали). Ким Чен Ир был сыном маршала Ким Ир Сена – героя войны, основателя и великого вождя Корейской Народно-Демократической Республики. Официально Ким Чен Ир значился главой Отдела пропаганды и агитации и директором секции агитпропа по делам кино и искусств, но к 1982 году ему фактически принадлежала вся власть в стране – хотя формально вождем оставался Ким-старший. Северокорейским школьникам рассказывали о доброте, чувствительности и заботливости Ким Чен Ира; обучали детей называть его «любимый руководитель». Ким Чен Иру исполнился сорок один год, и северокорейский народ никогда не слышал его голоса.

На таких вот сборищах Ким Чен Ир обычно был душой компании – хвастался подвигами, сыпал грязными анекдотами, наставлял музыкантов и наслаждался лизоблюдством прихвостней, которые вскакивали на ноги, едва он окликал.

Но сегодня его мысли были заняты иным. Он размышлял о кино.

После банкета, ближе к утру, он, жертва бессонницы, поведет стайку людей в одну из просмотровых на очередной новый фильм, выпущенный государственной киностудией. Он десять лет курировал работу своих съемочных групп – а кино становилось все унылее и однообразнее. Вряд ли публика надолго запомнит эти фильмы, и уж наверняка они не произведут впечатления на мир за рубежом – а об этом Ким Чен Ир мечтал всю жизнь. Фильмы нехороши – что еще тут скажешь? Во всяком случае, пока недотягивают. Четыре года назад Ким Чен Ир приступил к выполнению плана, который исправит положение, однако план застопорился. Как Ким Чен Ир ни обихаживал своих гостей Син Сан Ока и Чхве Ын Хи, те упорно не соглашались подыгрывать.

Ну, до поры до времени. Не пройдет и полугода, Син уступит Ким Чен Иру. И вместе они изменят историю Северной Кореи.

Эпизод первый. Чуя судьбу

Ход нашей жизни способна переменить любая мелочь. Столько прохожих, и каждый думает лишь о своих невзгодах. Столько лиц – среди них так легко затеряться. Я знаю теперь: ничто не случайно. Каждый миг отмерен, каждый шаг посчитан.

Лиза (Джоан Фонтейн) «Письмо незнакомки» (Letter from an Unknown Woman, 1948) Сценарий Макса Офюльса и Хауарда Коха Режиссер Макс Офюльс

1. Портрет на лужайке Синего дома

Двадцатью годами ранее

16 мая 1962 года Син Сан Ок стоял посреди собрания гостей в президентском дворце. Весь вечер гости только о Сине и говорили – собственно, о нем тогда говорил весь Сеул.

Прием давали в рамках церемонии закрытия Седьмого Азиатско-тихоокеанского кинофестиваля, где ежегодно награждают создателей лучших кинолент, выпущенных в Азии. Тридцатипятилетний Син – высокий, в белом смокинге, белой накрахмаленной рубашке и черных брюках – был почетным гостем резиденции и предметом возбужденных шепотков. Пять лет назад все эти люди и имени-то его не знали. А теперь он – самый модный кинематографист страны, режиссер самых кассовых фильмов последних двух лет. Критики его обожают. Его жена – красавица-кинозвезда первой величины. А сегодня его новая работа «Гость в доме и моя мать»[2]2
  «Гость в доме и моя мать» (, 1961) – социальная мелодрама Син Сан Ока, экранизация одноименного романа Чху Ё Супа.


[Закрыть] получила награду за лучший фильм и стала первой южнокорейской лентой, удостоенной высшей награды на международном фестивале.

Син нетерпеливо повозил ногами по сухой траве лужайки перед Синим домом. Когда-то на территории резиденции располагались сады королей Великого Чосона, более пятисот лет правивших полуостровом; теперь в этих традиционных зданиях с покатыми синими крышами обосновался президент страны. Легендарные черепицы сушили на солнце по древней технологии – говорили, что они продержатся не одно столетие. По периметру президентского дворца прагматично возвели высокую ограду и расставили блокпосты, где дежурили подразделения национальной полиции и военные. В Синий дом крайне редко допускались посторонние. Просто очутиться на этой лужайке – уже немалая честь.

Неподалеку фотограф возился с камерой, готовил вспышку и выставлял экспозицию, а прочие сановники между тем сгрудились вокруг Сина – позировать. На коллективный портрет попадут семеро, но в фокусе – только три центральные фигуры: Син; Чхве Ын Хи, вышедшая за него замуж девять лет назад; а между ними – новый президент Южной Кореи генерал Пак Чои Хи.

Президенту Паку исполнилось сорок четыре года. Был он маленький, ушастый и с пронзительными темными глазами под тяжелыми веками. Он пришел к власти в результате военного переворота ровно год назад, 16 мая 1961 года. До того гости, бродящие сейчас по его лужайке, тоже толком его не знали: он был генерал-майором с достойным послужным списком и без политического опыта. Однако он пятнадцать лет, прошедших с раздела любимой страны, наблюдал, как она погружается в нищету, коррупцию и хаос, и у него сложились обширные планы государственного толка. Пак Чон Хи вырос в деревне на самом юге, среди простого люда – патриотов, которые обладали дисциплиной и трудолюбием и требовали от властей того же. На посту президента Пак Чон Хи первым делом арестовал десятки коррумпированных чиновников и предпринимателей и отправил их маршем по улицам Сеула с плакатами-сэндвичами «Я – КОРРУМПИРОВАННАЯ СВИНЬЯ!». Народ тотчас полюбил Пака всей душой – и за это, и за обещание ратифицировать новую Конституцию в 1962 году, а спустя еще год провести президентские выборы. Пак нередко появлялся на публике (вот как сегодня) – чтобы примелькаться и познакомиться с игроками ключевых отраслей, в том числе и киноиндустрии, которые помогут ему изменить имидж Южной Кореи на международной арене. Для большинства Южная Корея оставалась печальной страной третьего мира: ей нечего было предложить всем прочим, и она плотно сидела на игле гуманитарной помощи. Однако награда, присужденная Сину, намекала на более радужные перспективы. И поэтому сегодня на сцене Сеульского общественного центра свой приз за лучший фильм Син и Чхве получили из рук президента Пака.

Появление этой пары на сцене зал встретил овацией. Син поставил и спродюсировал фильм, а Чхве сыграла главную роль – как и в большинстве других фильмов мужа. Син прославился лентами о женщинах (которых обычно играла Чхве) и для женщин – сеульских и провинциальных народных масс, самой рьяной части зрительской аудитории. В представлении публики муж и жена были неразделимы – все знали и эту блестящую пару и их совместную компанию, единственную южнокорейскую киностудию «Син Фильм» с горящим факелом на логотипе.

На сцену Чхве поднялась первой – тонкий намек на современность отношений супругов. Низко поклонилась президенту Паку – и даже, криво улыбнувшись, опустилась на одно колено. Президент и Первая леди рассмеялись над этой нахальной пантомимой раболепия. Син остановился у жены за спиной и неохотно кивнул президентской чете – еле нагнул голову. Признание он любил; любил и общаться с сильными мира сего. А вот кланяться им – от этого Сина отчетливо передергивало. Может, потому что он вообще ни капли не доверял политикам. В конце концов, он вырос в Корее, которую пожрала Японская империя, – и страну, тринадцать веков сохранявшую суверенитет, колонизаторам отдали эти самые политики. В семнадцать лет Син уехал учиться в Японию, а по возвращении обнаружил, что домой возврата нет, поскольку его родной город внезапно очутился вообще в другом государстве, в Северной Корее – и все из-за козней политиков. Левые, правые – все они на одно лицо: неизбежное зло, терпи их и по возможности пользуйся ими к своей выгоде.

Может, в этом все дело. А может, Син просто не любил, когда в центре внимания оказывался кто-то другой.

На лужайке Синего дома Син расправил плечи и глянул на Чхве. Та беседовала с гостями и выглядела ослепительно – длинное темное платье, созвездие украшений притягивает взгляд к груди – можно подумать, низкое декольте завораживает недостаточно. (Первая леди, напротив, надела традиционное платье ханбок — длинное и ниже талии громоздкое, бедра и ноги прячутся под бесчисленными складками, воротник под горло.) Густые темные волосы Чхве забраны назад, лицо открыто. В ушах блестящие серьги, тщательно наложенный макияж подчеркивает эти поразительные темные глаза и полные губы.

Чхве прославилась задолго до режиссера Сина и президента Пака – она с успехом играла на сцене под конец Второй мировой войны, еще в единой Корее. С тех пор имя Чхве не сходило со страниц таблоидов и журналов о кино. В тяжкий период Корейской войны с 1950-го по 1953 год Чхве со сцены развлекала войска по обе стороны фронта, и ходил слух, что она была войсковой девкой – вечерами пела и плясала перед солдатами на сцене, а ночами разоблачалась в солдатских койках. Другой слух гласил, что почти всю войну Чхве была любовницей американского генерала. После перемирия случился новый скандал: Чхве ушла от первого мужа – пожилого и уважаемого оператора, туберкулезника, с войны вернувшегося инвалидом, – к молодому, красивому и еще ничего не добившемуся Син Сан Оку. Едва Син заполучил в примадонны Чхве, его удача устремилась в поднебесные выси, а их совместные фильмы, тонкие и глубокие, мгновенно превратили Чхве из скандальной женщины легкого поведения в сокровище нации.

Фотограф замахал руками, веля всем сдвинуться ближе и замереть. Щелкнула вспышка, и камера обессмертила этих троих, которым – каждому на свой лад – предстояло вывести южнокорейский кинематограф из тьмы безвестности к свету мирового признания. На портрете Син стоит, заложив руки за спину и расправив плечи, улыбаясь гордо и дерзко. Подле него президент – прямой как штык, черный костюм сливается с сумраком (слабенькой вспышки не хватило высветить фон), лицо застыло загадочной и довольно зловещей маской.

А Чхве стоит, слегка повернувшись вправо, и зачарованно, безотрывно глядит на мужа.