Текст книги "Испанка"

Случай, казалось, благоприятствовал темным замыслам Рокамболя, так как графиня приехала действительно двумя днями ранее своего мужа.

Целых два года путешествовала она и совершенно преобразилась.

Баккара уже не существовала.

Ее везде ждали с нетерпением и везде встречали радушно.

Графиня приехала ровно в пять часов. Вся прислуга ее стояла на дворе и почтительно приветствовала свою госпожу.

Она прошла прямо в кабинет своего мужа и занялась рассматриванием полученной, в ее отсутствие, из Парижа корреспонденции второстепенной важности.

Внимание ее остановилось раньше всего на пригласительном билете с черною каемкой.

Этот билет извещал о смерти дона Хозе – жениха Концепчьоны де Салландрера, единственного человека, который мог препятствовать, по мнению Баккара, браку молодой сеньориты де Салландрера с герцогом де Шато-Мальи – протеже графа и графини Артовых.

Графиня задумалась, узнав о смерти дона Хозе. Затем она написала записку в три строчки и отдала ее лакею, приказав отправить ее немедленно к герцогу де Шато-Мальи. Эта записка была следующего содержания:

«Любезный герцог! Я два часа в Париже и жду вас к себе на чашку чаю. Мне необходимо переговорить с вами о многом.

Графиня Артова».

Отправив это письмо, Баккара написала еще несколько строчек своей сестре и, уведомив ее о своем приезде, просила ее приехать к ней вечером или на другой день поутру.

Едва окончила она это письмо, как ей доложили о приезде герцога де Шато-Мальи.

Герцог любил Концепчьону де Салландрера, и любил безнадежно, безропотно.

При жизни дона Хозе герцог получил отказ и держался с тех пор в отдалении, стараясь забыть ангельскую красоту Концепчьоны. Когда дон Хозе умер, то молодой герцог, повинуясь человеческому эгоизму, невольно порадовался его смерти и стал опять надеяться.

Но герцог де Салландрера уехал с семейством в Испанию хоронить дона Хозе, и Шато-Мальи не видал ни Концепчьоны, ни ее отца, как того требовали высшие приличия. Однако же в его душе мелькнул сладкий луч надежды, и он не смел признаться себе в нем, но все-таки надеялся.

И вдруг он получил записку от графини Артовой, и эта записка увеличила его надежду. Если графиня звала его к себе как можно скорее, то это значило, что она хотела сообщить ему что-нибудь особенно важное или желала говорить с ним о Концепчьоне.

Когда герцог вошел, графиня сидела в кабинете мужа перед столом, на котором лежала тетрадь, исписанная крупным мужским почерком.

– Здравствуйте, герцог! – сказала она, протягивая ему руку. – Садитесь здесь подле меня!..

Герцог поцеловал протянутую ему руку.

– Я поспешил, – сказал он, – воспользоваться вашим любезным приглашением, графиня! Что граф?

– Он приедет дня через три, – ответила она, – и я, может быть, не решилась бы беспокоить вас до его приезда, если бы не прочитала вот этого письма.

И при этом она указала на пригласительный билет на похороны дона Хозе.

Герцог мгновенно побледнел.

– О! – прошептал он. – Я был на его похоронах и…

Он приостановился, как бы в нерешительности.

– И вы все еще любите Концепчьону де Салландрера?

– Все еще, – пробормотал герцог едва слышно и вздохнул.

– Может быть, вы станете вздыхать не так печально, – сказала она, – когда прочтете вот эту тетрадку.

– Что же это такое? – спросил герцог.

– Позвольте, не хотите ли вы сперва ответить на мои вопросы?

– Спрашивайте, графиня.

– Нет ли в России, в городе Одессе, одной из ветвей вашей фамилии.

– Есть, кажется, кузен.

– О нем-то я и хочу говорить с вами.

– А, вы его знаете?

– Да, это он и передал мне эту рукопись. Герцог протянул свою руку к тетрадке.

– Подождите же! – проговорила графиня. – Эту рукопись я прочту вам.

Герцог превратился весь в слух.

Из этой рукописи, прочитанной самой Баккара, герцог де Шато-Мальи узнал, что он родственник герцогов де Салландрера и даже должен носить их фамилию.

– Это сон! – бормотал герцог, пораженный этим открытием…

– Ну так проснитесь же, – сказала Баккара, – и потолкуем!

Герцог де Шато-Мальи не отвечал.

– Так вы разлюбили Концепчьону? – спросила графиня, желая вывести его из нравственного оцепенения.

– О нет… я люблю ее!..

– И отлично!.. Дон Хозе ведь умер, а он был наследником герцога и всех его имений.

– Ну, что же из этого? – проговорил де Шато-Мальи, по-видимому, ничего не понимая.

– Как, вы не понимаете того, что герцог отказал вам потому, что хотел иметь зятя из своего рода, а теперь примет ваше предложение с громадною радостью? Все

Салландрера вполне одинаковы, любезный герцог, они не хотят, чтобы их род пресекся… Когда последний из них прочтет письмо своего предка и сличит его почерк с фамильными бумагами и узнает, в чем заключается свидетельство епископа Бургосского, тогда, мой друг, от вас уже будет зависеть, сделаетесь ли вы мужем сеньориты Концепчьоны.

– Не обольщайте меня безумными надеждами, – прошептал герцог. – если мне откажут, я убью себя.

– Послушайте, – сказала тогда Баккара, – поезжайте домой и напишите полковнику де Шато-Мальи, – чтобы он прислал вам обе бумаги, служащие подтверждением всего того, что вы только что слышали… я завтра же пошлю своего человека в Одессу.

– И вы получите их?

– Через две недели.

– Но должен я написать об этом герцогу де Салландрера?

– Нет.

– Почему?

– Потому что надо дать время остыть праху дона Хозе. Я говорю это о герцоге с герцогиней, так как уж мне известно, что Концепчьона ненавидела своего будущего мужа.

– Вы думаете? – заметил герцог, и глаза его сверкнули радостью.

– Я убеждена в этом… Когда мы получим бумаги, когда герцог с семейством воротится в Париж – вы предоставите мне действовать и вести переговоры о вашей свадьбе… Прощайте… я слышу звонок и хорошо знакомый мне голос. Сестра моя, кажется, ждет меня в гостиной.

– Прощайте, графиня! – сказал герцог, целуя ее руку. – Вы позволите мне взять с собой «моего родственника»?

– Возьмите… но приезжайте к нам обедать ровно через три дня… Граф приедет послезавтра в ночь.

Герцог ушел, унося с собой рукопись, в которой заключалась история его странного происхождения, а графиня Артова отправилась навстречу своей сестре – Серизе.

Благодаря Цампе Рокамболь на другой же день после этого имел возможность прочесть тетрадь кузена герцога де Шато-Мальи, а также и письмо, которое он написал в Одессу.

Когда Рокамболь прочел эти важные для него документы, то он немедленно отправился к сэру Вильямсу и рассказал ему содержание их.

– Ну, дядя, что ты думаешь насчет всего этого?

– Я думаю, – написал сэр Вильямс, – что из десяти шансов девять говорят в пользу того, что герцог де

Шато-Мальи непременно женится на Концепчьоне де Салландрера.

– Не говори этого, дядя! – воскликнул Рокамболь. – А то я, пожалуй, задушу тебя.

На губах слепого мелькнула добродушная улыбка. Он пожал плечами и написал:

– . Чтобы этого не случилось, надо прежде всего сделать так, чтобы Баккара не могла заниматься герцогом. Следовательно, нужно поспешить с исполнением маленькой комедии, которую мы придумали.

– За этим дело не станет, дядя, будь вполне уверен и спокоен.

– Затем надо сделать так, – написал слепой. – Надо устроить так, чтобы графа не убивали.

– Графа Артова?

– Да.

– Почему?

– Потому что если Роллан убьет его на дуэли, то Баккара станет его оплакивать и ради скуки займется герцогом де Шато-Мальи.

Рокамболь как-то недоверчиво посмотрел на сэра Вильямса.

– Однако, – сказал он, – дядя, мне кажется, что горе и печали помрачили твой рассудок.

Слепой пожал плечами и насмешливо улыбнулся. Он взял грифель и написал:

– Ты просто дурак, мой милый племянник.

– Почему?

– Потому что нужно все разжевать, прежде чем положить тебе в рот, – был ответ.

– Но если графа не нужно убивать?

– И не убьют.

– Так зачем же и устраивать эту дуэль?

– Необходимо.

– Не для того ли, чтобы убить Роллана де Клэ? Слепой покачал отрицательно головой.

– Я придумал гораздо лучше, – написал он, – граф сойдет с ума.

– Когда?

– Во время дуэли.

– Как же это? Должно быть, сам черт поможет тебе в этом.

– Именно… ты узнаешь это со временем.

– Теперь все?

– Не совсем, нам надо будет перехватить то, что пришлют герцогу из Одессы, и убить самого герцога.

– Ты сошел с ума, дядя, я еще не хочу идти в каторгу.

– Тебе давно уже пора быть там, – появилось на доске.

Рокамболь расхохотался.

– Ну, – заметил он, – в таком случае я бы не хотел быть на одной цепи с такой рожей, как у тебя, дядюшка, она у тебя до того безобразна, что наводит страх на людей.

– У маркиза де Шамери не больше проницательности, чем у виконта де Камбольха, и ему гораздо лучше обращаться за всем к своему добрейшему дядюшке – сэру Вильямсу, – появилось опять на доске.

– Чтобы попасть в каторгу?

– Нет, милый, чтобы жениться на Концепчьоне.

– Эта развязка недурна.

– Но мой ветреный племянничек должен во всем повиноваться мне и не расспрашивать.

– Ладно, что же я должен делать?

– Отправиться тотчас же к Ребекке и продиктовать ей следующую записку: «Мой влюбленный Роллан, я не свободна сегодня вечером. Но завтра буду дома ровно в пять часов… Мы увидимся – я пробуду у тебя целый час. Любящая тебя»

– И больше ничего?

– Ничего. Иди себе.

И сэр Вильямс величественным жестом выпроводил своего ученика, который отправился к Ребекке.

На другой день после этого он виделся с Ролланом де Клэ, который поспешил сообщить ему, что получил еще письмо от Баккара и показал его Рокамболю.

Убедившись, что оно дошло по адресу, мнимый маркиз де Шамери отправился к виконту д'Асмоллю и предупредил его, что ему, вероятно, скоро придется быть секундантом у Роллана де Клэ, который, как кажется, действительно успел подвинуть свои любовные дела с графиней Артовой.

– Сомневаюсь, – заметил Фабьен, – ведь Роллан фат и хвастун.

– В таком случае, – проговорил мнимый маркиз де Шамери, – было бы очень хорошо, если бы граф Артов проучил его хорошенько.

– Что, вероятно, и будет, – добавил Фабьен.

– Тебе бы следовало побывать у него, – сказал Рокамболь, – и заметить ему, как глупо навязывать всякому встречному свои тайны.

– Я так и сделаю, – ответил Фабьен, – так как, кстати, мне нужно побывать в одном месте недалеко от него.

Фабьен исполнил это намерение и, спрятанный Ролланом в другую комнату, увидел сам, как ровно в пять часов к нему приехала мнимая Баккара.

– Ты видел и слышал? – спросил его Роллан, когда Ребекка ушла.

– Видел.

– Я солгал?

– Нет.

Де Клэ принял победоносную позу. После этого Фабьен вернулся домой.

– Что с тобою? – спросила его жена. – Ты так бледен!..

– Ничего, – ответил Фабьен, стараясь улыбнуться, – успокойся, пожалуйста.

– Ты не обманываешь меня? – спросила она тревожно.

– Нет… мне только пришлось разочароваться в порядочности одной женщины… вот и все, моя милая Бланш.

Виконтесса не настаивала больше. Когда Рокамболь и виконт остались одни, маркиз де Шамери посмотрел на него пристально и спросил:

– Ну, что?

– Роллан не солгал, – ответил виконт, – его не мистифицировали.

– Графиня любит его?

– Я видел ее там, – ответил ему Фабьен и рассказал все, чему был свидетелем у Роллана де Клэ.

В эту самую минуту, вошел лакей и подал маркизу письмо. Рокамболь взглянул на почерк, которым был написан адрес, и невольно вздрогнул.

Это было письмо от Концепчьоны, в котором она полупризнавалась ему в любви и просила его тотчас же повидаться с ней, как только они приедут в Париж.

– Черт побери! – пробормотал Рокамболь. – Нам остается очень немного времени… Успею ли я избавиться в такой короткий срок от этой очаровательной Баккара, которая, пожалуй, разрушит все мои планы, когда они уже так близки к исполнению? Пойду посоветоваться со старым философом.

Через несколько минут после этого он был уже у своего наставника, который слушал, как лакей читал ему газеты.

– Дядя! – начал Рокамболь, выслав из комнаты лакея и садясь около сэра Вильямса. – Право, наша комедия разыграна довольно недурно… Фабьен пребывает в полном убеждении, что видел графиню Артову у Роллана де Клэ.

Сэр Вильямс радостно улыбнулся.

– Я получил письмо от Концепчьоны, – продолжал Рокамболь.

Слепой зашевелился.

– Она любит меня по-прежнему и через неделю будет здесь.

Слепой слушал и радостно улыбался. Рокамболь прочел ему письмо Концепчьоны.

– Ну, дядя, – сказал он, – что ты думаешь обо всем этом?

– Мы должны поторопиться в деле Баккара, – появилось на доске.

– А ты отвечаешь за успех?

– Конечно.

– Следовательно, мне нечего опасаться скорого возвращения Концепчьоны?

– И думать нечего.

– А относительно герцога де Шато-Мальи?

– Видишься ли ты с доктором-мулатом, который лечил меня?

– Иногда.

– Ты должен повидаться с ним.

– Зачем?

– Слушай, ты знаешь, что такое белладонна?

– Да, ядовитое растение.

– И да и нет… она не отравляет, а только сводит с ума через час после приема ее. «

– Ты, право, все знаешь, дядя, и я удивляюсь, как это ты не составишь себе карьеры.

Слепой вздохнул глубоко и продолжал писать:

– Белладонну-то мы и пустим в дело, если мы не придумаем только чего-нибудь лучшего и если ты…

– Понимаю, – сказал Рокамболь, – ты желаешь, чтобы я попросил у мулата какого-нибудь снадобья, которое сводит с ума?

– Именно так!.. – появилось на доске.

– Но… для чего?

– Узнаешь со временем, а теперь это моя тайна.

В этот же день вечером мнимый маркиз де Шамери был в опере, куда собрались почти все друзья и знакомые Роллана де Клэ, желая убедиться своими глазами в том действительно, что он не хвастает и не лжет, будто графиня Артова будет сидеть у него в ложе.

Было уже восемь часов, а к Роллану все еще никто не входил.

Но наконец в дверь его ложи постучались, и он поспешно встал, чтобы отворить.

Раздался шелест шелкового платья; нежный аромат духов разлился по ложе-Маркиз де Шамери, Октав с приятелями, словом, все, заметившие нетерпение Роллана де Клэ, обратили свои глаза на его ложу.

Вошла дама под вуалью, подала Роллану руку и села подле него, не подымая вуали.

Если бы графиня Артова явилась сама с открытым лицом и в оперном туалете в ложе Роллана де Клэ, то она, конечно, не произвела бы таких скандальных толков, как появление этой женщины, упорно сидевшей под вуалью в продолжение двух часов.

До самого конца спектакля Роллан выставлял себя неимоверно счастливым и обращал на себя всеобщее внимание, служа предметом всевозможных комментариев.

Когда спектакль окончился, то дама под вуалью взяла Роллана под руку и вышла вместе с ним.

Октав со своими приятелями выстроились в шеренгу на пути их собрата Ловеласа.

Они видели, как он прошел в подъезд и поднялся со своей дамой на лестницу, ведущую в ресторан, находившийся в конце оперного пассажа.

Роллан де Клэ и его дама намеревались поужинать в ресторане.

– Однако ведь мы не видали ее, – заметил один из этих молодых людей.

– Увидим, – ответил Октав.

– Когда же?

– Сейчас. Я беру это на себя, Роллан не подозревает, что я знаю этот ресторан как свои пальцы.

– Вот как!

– Пойдемте! – скомандовал торжествующий Октав и поднялся, в сопровождении целой толпы молодых людей, в ресторан, где ужинал Роллан де Клэ.

– Где кабинет, только что занятый мужчиной и дамой? – спросил он у лакея.

– Номер седьмой.

– Так отворите нам номер восьмой, – распорядился он.

Заняв кабинет номер восьмой, Октав указал своей компании на отбитый уголок в зеркале, через который они отлично могли видеть все, что делалось в соседнем с ними кабинете, и убедиться, что с Ролланом де Клэ ужинала сама Баккара.

Между тем мнимый маркиз де Шамери, поняв, что его планы принесли известный результат, преспокойно отправился домой спать.

– Кажется, все идет хорошо… даже очень хорошо, – думал он, внутренне радуясь.

На следующий день, в пять часов утра, к нему явился Цампа и донес ему, что приехал граф Артов.

– Когда?

– Сегодня ночью или утром – судя по этому письму к моему герцогу де Шато-Мальи.

Рокамболь взял от него письмо и прочел:

«Любезный герцог! Мой муж приехал и ждет вас сегодня к обеду, мы опять потолкуем о наших делах, а затем вы отправитесь со Станиславом в свой клуб. Так приезжайте же, мой милый герцог, я буду вам больше чем благодарна, так как съезжу в ваше отсутствие к моей дорогой сестре.

Ваша слуга и друг графиня Артова».

– Отлично уладилось, – подумал Рокамболь и спросил Цампу:

– Герцог поехал к графу?

– Только что.

– Хорошо.

– Будут еще какие-нибудь приказания? Рокамболь утвердительно кивнул головой.

– Надо найти, – сказал он, – средство узнать, что делается у графа Артова.

– Я узнаю.

– День за днем, час за часом.

– Будет исполнено. Больше ничего?

– Ступай себе… Оставшись один, он расхохотался.

– Сегодня утром, – подумал он, – мы с Вильямсом ломали голову, как бы нам свести графа Артова с Ролланом, и вот какой нам предстоит теперь богатый к этому случай… Герцог де Шато-Мальи состоит членом того же самого клуба, где находится и вся наша компания: Роллан, Фабьен и я. Роллан сегодня обедает у Фабьена, вечером мы отправимся все в клуб… только мне необходимо немедленно повидаться с Ребеккой.

Решив таким образом, мнимый маркиз переоделся и отправился к Ребекке.

Через четверть часа он уже был у нее.

– Милая моя, – сказал он ей, – дай мне скорее перо и чернил.

Затем он сел к столу и почти неподражаемо написал на конверте почерком Баккара:

«Господину Ролла ну де Клэ».

– Отлично! — продолжал маркиз. – Я обладаю талантом подделываться в совершенстве под все почерки и руки. Графиня Артова побожилась бы, что этот адрес сделан ее собственной рукой.

И затем он особенно искусно написал записочку, всего в три строчки, совершенно подделавшись под почерк Баккара. Окончив, он вложил ее в конверт, запечатал и подал Ребекке.

– Сегодня вечером, – распорядился он при этом, – поезжай в девять часов к Роллану, его не будет дома – ты отдашь это письмо его лакею и прикажешь ему отнести письмо в клуб. Роллан приедет… Тогда ты скажешь ему: мой муж ведь в клубе с герцогом де Шато-Мальи?

– Хорошо… а потом?

– Потом ты проведешь с ним два часа и уедешь домой, не назначая ему больше свиданий.

– Больше ничего?

– Ничего, – ответил Рокамболь и, потрепав Ребекку по щеке, вернулся домой.

Роллан каждую субботу обедал у своего приятеля – виконта Фабьена д'Асмолля, а потому-то маркиз и был уверен, что застанет его там.

Действительно, он не ошибся. Роллан де Клэ приехал ровно в шесть часов.

– Господа! – заметил Фабьен после обеда. – Поедем сегодня вечером в клуб поиграть в вист.

– Я только что хотел предложить то же самое, – добавил Рокамболь.

– Поезжайте раньше меня, – продолжал Фабьен, – а я завезу жену к маркизе Р. и сейчас же оттуда проеду в клуб.

Ровно в девять часов виконт уехал со своею женою, а Рокамболь повез в своем фаэтоне Роллана де Клэ в клуб.

Когда Роллан с Рокамболем вошли в клуб, там было еще не много народу, несколько молодых людей играли в карты и курили сигары, гостиные были почти пусты.

В этом интимном собрании молодых людей председательствовал Октав и проворно выигрывал сотню за сотней луидоров, когда приехал маркиз де Шамери со своим спутником.

– Черт побери! – вскричал Октав при виде их. – Вы, право, очень милы, господа, что пришли теперь сменить меня; вы не можете себе представить, как мне не везло в карты эти дни!..

– Да ведь ты выигрываешь сегодня? – заметил один из этой компании.

– Правда, но я проиграл вчера, а в силу этого я встаю и – прекращаю игру, тем более что приехал Роллан, с которым мне нужно переговорить кое о чем…

И Октав встал, преспокойно спрятав в карман свой выигрыш.

– А, Роллан!.. – заметил кто-то из игроков.

– К вашим услугам, господа!

– Мы слышали о тебе славные вещи, сеньор Дон-Жуан!

– Обо мне?

– Ну да… – ответил Октав.

– Ах ты болтушка, – проговорил фат, вполне восхищенный тем, что его похождения с графиней Артовой известны чуть не целому Парижу.

Рокамболь наклонился к уху Роллана и шепнул ему:

– Я ведь говорил вам, что благодаря Октаву через три дня весь Париж узнает вашу историю.

– Что делать! – ответил Роллан. – Этот юноша болтлив до крайности.

– Господа! – заметил другой игрок вполголоса. – Я, право, не имею ровно ничего против того, что Дон-Жуана де Клэ только что поздравляли за его заслуги в делах любви, но я, с своей стороны, предлагаю вам присутствовать в самом непродолжительном времени при одной веселенькой драме в действительности. В Мальо произойдет через неделю славная дуэль!

– Гм, не мудрено.

– И, – добавил Октав, – этого только и недостает к славе Фауста де Клэ.

– Господа! – вскричал Роллан, восхищенный в душе тем оборотом, какой принимал разговор. – Покорнейше прошу вас оставить эту опасную и неуместную тему разговора!

– Изволь, mon cher, так зачем же было и показываться таким образом в опере?..

Роллан вместо ответа замурлыкал какую-то арию и сел за игорный стол.

В эту самую минуту приехал Фабьен.

К Фабьену, как к человеку женатому, серьезному и безукоризненному джентльмену, питали какое-то почтительное уважение, и появление его остановило все шутки, содержанием которых была репутация графини Артовой.

Виконт обменялся несколькими пожатиями рук и, наклонившись к уху маркиза де Шамери, сказал ему:

– Ты придумал плохое дело, мой милый!

– Относительно чего?

– Предложив Роллану приехать сюда…

– Это почему?

– Потому что граф Артов приехал.

– Ну, так что же?

– Он будет здесь вечером.

– Но ведь он не член этого клуба?

– Нет, но его введет сюда член клуба.

– Кто?

– Герцог де Шато-Мальи.

– Да ты почему знаешь, что он приедет сюда?

– Вот записка, полученная мной от графа через пять минут после вашего отъезда. – И Фабьен подал маркизу записку следующего содержания:

«Любезный мой виконт!

В ожидании, пока вы сделаете мне честь и представите меня вашей супруге виконтессе д'Асмолль, не откажитесь приехать сегодня вечером в клуб, чтобы я мог поскорее пожать вашу руку.

Ваш граф Артов».

Прочитав эту записку, Рокамболь как будто не понял ее.

– Что же из этого следует? – сказал он.

– Я бы не желал, чтобы граф встретился здесь с Ролланом.

– Пустяки!

– Да, впрочем, вот и он сам, – добавил Фабьен, – следовательно, делать нечего.

Граф и герцог вошли без всякого шума, не обратив на себя внимания игроков. Фабьен воспользовался этим и пошел им навстречу. Рокамболь следовал за ним без малейшего колебания.

– Любезный граф, позвольте вам представить выходца с того света, моего шурина маркиза де Шамери, отставного моряка службы Индийской компании.

Граф и Рокамболь раскланялись. Затем герцог де Шато-Мальи представил графу Артову еще нескольких человек из игравших в карты.

Его имя прозвучало как гром в тихую погоду.

Личность графа была настолько замечательна, что сразу внушила к себе всеобщее уважение и даже страх.

Один из игроков наклонился к уху Октава и шепнул ему:

– Мне кажется, Роллан поступал необдуманно, хвастаясь своим счастьем.

– Не беда, – ответил Октав, – он выпутается из беды, молчи! .

При имени графа Артова Роллан де Клэ не мог не содрогнуться и не взглянуть на него.

Взгляды их встретились… Роллан с графом виделись в Бадене не более часа на бале в казино, но и этого было достаточно, чтобы граф узнал его.

– Господин де Клэ? – проговорил он, кланяясь. Роллан неловко ответил на этот поклон.

– Милостивый государь, – продолжал граф, – позвольте поблагодарить вас как от имени моей жены, так и от меня лично за то, что вы спасли ее в Гейдельберге почти от верной смерти.

– Бедняга! – прошептал Октав.

Игроки обменялись насмешливыми взглядами, которые не ускользнули от Артова.

Он нахмурился, вспомнив, что Роллан в Бадене ухаживал за его женою, а в Гейдельберге он писал ей несколько любовных писем, которые остались, конечно, без всякого ответа.

Виконт д'Асмолль приметил это движение бровей у графа и угадал, что дело плохо.

Роллан, с своей стороны, считал долгом ненавидеть графа, а граф сейчас же понял, что имеет дело с фатом, и Роллан вследствие этого страшно не нравился ему.

– Давайте играть в вист, – предложил Фабьен, желая отдалить графа от Роллана.

– Эта игра чересчур уж спокойна, – заметил граф.

– Не лучше ли в бульот? – предложил Рокамболь. Все согласились.

Партия началась.

Роллан с каким-то ожесточением и радостью старался обыграть графа. Признак этот не предвещал ничего хорошего для тех, кто знал графа.

Но в это время вошел слуга Роллана и подал ему письмо.

– Вы позволите, господа? – проговорил Роллан, улыбаясь от удовольствия.

Распечатав записку, он бросил конверт под стол и обратился к Октаву:

– Это от нее, – заметил он вполголоса, делая вид, что забывает, что граф ждет его очереди сдавать.

И Роллан де Клэ, отуманенный похвалами своих приятелей, хотел подать это письмо Рокамболю.

Но в эту самую минуту виконт Фабьен д'Асмолль с негодованием вырвал записку из рук изумленного Роллана.

– Вы просто фат, мой милый друг, – сказал он ему полусерьезно, полушутя, – и с вашей стороны нехорошо компрометировать оперную танцовщицу.

Ошеломленный Роллан не мог сообразить, следовало ли ему сердиться или обратить все это в шутку.

Но письма уже не было, Фабьен сжег его на свечке. Один только конверт валялся еще на полу.

– Ступай, мой друг, ступай себе на свидание, – продолжал, смеясь, Фабьен, – Шамери заменит тебя… Вам сдавать! – обратился он к графу, чтобы отвлечь его внимание.

Роллан встал с торжествующим видом.

– Извините меня, граф!..

– Сделайте одолжение! – ответил граф, по-прежнему хмурясь.

– Этот Роллан, замечательно счастливый господин! – заметил тогда громко юный Октав. – Его даже здесь отыскивают самые модные светские барыни!

Граф невольно вздрогнул при этих словах.

– Модные дамы! – сказал Фабьен. – Полно, пожалуйста! Это просто незначительная танцовщица.

– Совсем не танцовщица… а светская женщина… Виконт д'Асмолль посмотрел прямо и строго в лицо

Октаву и сказал ему:

– Вы, милостивый государь, слишком молоды, чтобы рассуждать о таких вещах, позвольте дать вам один совет.

– Какой? – спросил юноша.

– Теперь полночь, – ответил Фабьен, посмотрев на часы, – а дети вашего возраста давно уже спят в это время.

Через час после этого игра окончилась.

Фабьен и Шато-Мальи уехали.

Граф читал английскую газету, облокотясь на тот самый стол, под которым лежал конверт, брошенный Ролланом.

Но граф читал машинально. Он был задумчив и озабочен. Насмешливые взгляды, не выходили у него из головы; поступок Фабьена, торопливо сжегшего записку, полученную Ролланом, казался ему очень странным.

Вдруг, отодвигая стул, граф увидел конверт, и, поддаваясь непобедимому любопытству, он схватил его с жадностью и взглянул… Рокамболь, в нескольких шагах от него спокойно читавший столбцы Times, видел, как граф побледнел и зашатался.

– Кажется, он узнал почерк, – подумал он, – честное слово!.. Фитиль зажжен, и пороховой бочонок взорвется.

И Рокамболь потихоньку ушел из комнаты, оставив графа Артова одного и, так сказать, совершенно уничтоженного.