Текст книги "Остальные. Часть 1"

– Четыре рубля найдите. А точнее три восемьдесят.

Между пухленькой матерью в розовом с металлическим сердцем на цепочке, и отцом с длинными ногами сидит в платке бледнобровый сын, похожий на девочку.

– Вот, читай, дизайн и текст, – доказывает отец, показывая жене коробку видеокассеты. У них одинаковые золотые обручальные кольца. Сын говорит «тых-тых-тых» серым пистолетом с оранжевым наконечником дула и добавляет: «Немцы!»

– Его нельзя в Германию пускать, – говорит мать. – Он там всех расстреляет. Немцы.

Женщина за сорок в длинной джинсовой рубашке, обняла сзади и положила голову на спину седоволосому мужчине, упершемуся в стекло двери рукой, поднятой вверх.

Трамвай едет, голос в динамике запаздывает на остановку. Водитель, молодой парень с поднятыми вверх волосами с рыжими кончиками, ведёт вагон в наушниках и щёлкает тумблер чётко, без подозрений. Смотрит вверх в зеркало, отражающее салон.

7.5

Девушка в чёрном костюме нагнулась с сиденья, отирает и сушит сложенной вчетверо салфеткой чёрную лакированную босоножку, потом вторую. Её соседка сзади, увидев действия, оглядывает свои неблестящие туфли и грязь на боках подошв, расстроенная. Первая выходит, держа наготове зонт и бросает салфетку в зелёную круглую урну.

– А где улица Корчагина? – спрашивает вошедшую женщину девушка с крупными чертами длинного лица. Её стройные ноги ухожены чёрными колготками, у ног стоит тяжёлая сумка.

– Вот она. Вам сейчас выходить надо было. Вот, дом стоит и она начинается. Вам институт надо?

Девушка кивает.

– Что же вы никого не спросили.

Девушка пожимает плечами:

– Пешочком пройдусь.

– Пешочком пройдётесь.

7.6

Заметив трамвай, говорит ему, полуприсев: «До вечера!» – даёт ему губы и одновременно тянется пальцами взять с земли чёрный пакет.

Ходит под деревом, трогая палкой траву, ничего не находит, показывает дереву лицо, поджимает губы, разводит руками, поднимая их высоко. Палка – продолжение прямой руки, а во второй – скрученный надутый пакет с двумя бело-серебристыми пятнами внутри. Недоумевает.

– Я три года проработал в деревне. Это – утки. Утки, утки.

7.7

– Зашла в культуру. Здесь двести, там восемьсот. Начнём с того, что я увидела квадрат.

Белая шляпа с широкими полями, к которой сзади прикреплена тряпка для защиты шеи от солнца.

– Ты, козёл. Я сейчас тебя. Ты понял меня?

Подросток с примесью юга в лице, на которое падает тень от козырька бейсболки, сидит на велосипеде, откинувшись ногами в асфальт. Он держит правую руку в стороне на весу, в руке сигарета. Подносит сигарету ко рту, коротко затягивается, сразу выпуская дым, бросает руку назад. Цыкает кротким плевком и трижды щёлкает пальцем по сигарете. Видно, как ему нравится этот жест, он повторяет его несколько раз.

Трамвай раскрыл двери на остановке, но не поехал дальше из-за аварии впереди. Встречные же шли, и вот один поравнялся кабиной с кабиной, и его водитель, вытянувшись в высокую форточку, передаёт сигарету протянутым пальцам вагоновожатой с длинными бордовыми волосами, тоже вставшей.

Чёрный монах в длинной юбке и шапке с верхушкой, похожей на увеличенное четырёхгранное семя, бодро шагает по выбеленному солнцем асфальту, стараясь идти по внутренней кромке тротуара, чуть задетой тенью листвы.

7.8

По разделительной полосе ходит взад и вперёд женщина с девочкой на руках. Девочка совсем крошечная, чуть больше шестидесяти сантиметров ещё длины, не роста. На голове у неё синяя косынка, завязанная сзади. Женщина поит её на ходу из надорванного пакетика соком с добавлением сахара.

Согнутая маленькая старушка поглаживает горлышко бутылки в наполовину заполненной урне, кладёт бутылку в сумку. Зайдя в магазин возле урны, она говорит продавщице: «Мне пять мороженых и два отдельно», – прижимая пальцами к ладони плотно сложенную вчетверо синюю бумажку. Продавщица по очереди передаёт ей два пакета, в одном пять стаканчиков, в другом два. Они исчезают в сумке, старушка возвращается на улицу, к зелёному мусорному баку. Возле него сложены картонные упаковки из-под пива. Она сначала внимательно перебирает их, осматривая (сумку поставила на землю, к ногам), после чего начинает по порядку сдирать с них полиэтилен, бросая его в бак. Плёнка даётся с трудом.

7.9

– Убийца детских мечт. Нет, не так. Убийца детских надежд. Разрушитель детских надежд лучше. Убийца детских надежд, вот так.

– Яблок не будет в этом году. Инга сказала. Зато клубники в этом году.

Трамвай, спешащий к конечной остановке, остановился, открыл все три своих двери. На остановке стояли люди, их было много. Они как будто решили пропустить, но выстроились парами в очередь и стали аккуратно подниматься через переднюю дверь, рассаживаясь по пустым сиденьям, осматриваясь по сторонам, переговариваясь по-французски. Старые, среднего возраста, совсем молодые.

7.10

Вагоновожатая и кондуктор смотрят вперёд, гадают, поедет ли остановившийся трамвай:

– Пойдёт на разворот.

Трамвай сворачивает на круг, вагоновожатая проводит вагон на освободившееся место, говорит кондуктору:

– Ты стрелки умеешь передвигать? – и открывает дверь.

Кондуктор, женщина с зелёными веками и бледно-рыжим ёжиком, вынимает из-под сидений лежащий вдоль лом, спускается наружу. Вернувшись, она, стоя внизу, толкает лом на место.

– Ой! – вскрикивает белокожая рыхлая женщина, читающая «СПИД-Инфо». Её жирные веки чуть-чуть распускаются, освобождают глаза. Она водит из стороны в сторону мукой на лице.

– Женщина, – пугается кондуктор, – больно?

– Аж искры из глаз.

Девочка изучает схему метро, забравшись с коленками на сиденье, поворачивается и, глядя на ладошку, поднимает четыре пальца, протягивает их в сторону миловидной полной женщины, сидящей в дальнем углу наискосок. Та кивает.

Толстая радостная девочка сидит в каноэ и чуть трогает веслом воду пластмассового канала. Но вода течёт сама собой, двигая лодку.

Мужчина с зализанными волосами дует на одетую в красное жену, кажущуюся старше него. Она жмурится, он показывает язык. Она поднимает руку, ерошит ему гладкие длинные волосы. Его лицо становится строгим, он лохматит ладонью её кучерявые мелированные. Смотрит на результат, начинает смеяться. Она тоже.

7.11

Мальчик свесился из водительского окна, кричит назад:

– Эй, багажник! Чего, багажник? Ба-гаж-ник! – стучит по дверце.

– Деньги вперёд, – говорит сросшаяся с пластмассовым креслом продавщица кваса. – Не надо, так найду, – говорит она двум краснолицым друзьям, считающим мелочь на нетрезвых ладонях, заполняя полуторалитровую бутылку. – А то деньги назад. Как в Азербайджане. Положила ему пятьсот рублей на свитер. А он говорит, вы мне только пятьдесят. А мне только зарплату дали из одних пятисоток. Шесть штук. Я вам без пены наливаю.

7.12

Пожилая старуха медленно выводит корявые зубчатые буквы ручкой между трёх обрубков пальцев, как будто перекусанных клещами, повторяет вслух:

– А, ле, кса, ндро, ва.

7.13

Трое подростков сидят поочерёдно в ряд, как пьедестал, – в середине самый высокий. Над ним склонился, уцепившись одной рукой за поручень (в другой сумка), взрослый. Он покачивается и учит:

– Увидишь человека в погонах, не мента. Человека в погонах. Он тебе поможет.

На остановке взрослый выбирается на улицу, выставляет перед остановившимся капотом кулак, похожий на фигу.

Девушка тянет голову к маршрутному такси, сделала пальцем правый глаз узким, подняв уголок к виску, смотрит внимательно, делает шаг.

Ногу на ногу заложив, жёлтые усы над белой бородой, перерастающей в шевелюру, причмокивает, улыбается: «Панимаешь!» – сам себе сам в себе.

Двое удручённых и обессиленных мужчин сидят на скамье троллейбусной остановки, отвернувшись друг от друга. Между ними две бутылки: пустая стеклянная стоит, пустая пластмассовая лежит подле, как поверженный шахматный король. По направлению к ним, но не к ним, идёт молодой человек, одетый в белую футболку. На ней такие слова: «VODKA. Connecting people».

7.14

Из столовой один, в столовую двое:

– Пост сдал!

– Пост принял!

– Сыр, помидоры, сметану. Яйца.

7.15

– Даже не думай о таких вещах, Ваня, ты что.

Идёт с хромотой, поджимая руку, человек с горбом справа, как будто лопатка разрослась наружу до уродливо-ровных размеров.

– Что – есть? Она у тебя на руках пластиковая карточка должна быть, покажи мне её, – пытает милиционер у смуглого до черноты мужчины, опустившего на землю тяжёлую объёмную сумку. Другой милиционер вспоминает женщине, спутнице мужчины, слова далёкого языка, который тоже знает.

7.16

В пакетах у престарелых женщин находятся пластиковые бутылки с прозрачной жидкостью. Одна наливает её в закруглённый стакан с ромбовыми гранями и протягивает его мужчине. Мужчина аккуратно выливает жидкость в себя. Далее стоит ряд торговок закусками: выложены на сумки-тележки упакованные в плёнку бутерброды с колбасой и шариками красной икры, уткнувшейся в мягкое масло.

– Трое детей! Тебя ещё, – отказывает одна неопрятному человеку.

– Макароны горячие, селёдка с картошкой.

– Ребята, ну отойдите в середину дороги, стоит, загородили.

– В Подмосковье объявлена война. Дачи Чубайса и Пугачёвой снесут. Свежая «Вечёрка», четыре рубля, – он поднимает газету вверх во всю длину. – В Подмосковье объявлена война. Дачи Чубайса и Пугачёвой снесут. Свежая «Вечёрка», четыре рубля, – снова поднимает газету.

Милиционер срочной службы в серой униформе стоит, отставив ногу, в пустом подземном переходе, разглядывает витрину закрытого киоска с фильмами.

Смотрительница двух синих кабин сидит внутри третьей, читает книгу в мягкой обложке, заложив палец на несколько страниц вперёд.

Девушка вышла в коридор, ведущий из клуба на улицу, с телефонным разговором, прижатым к склонённой голове.

– Бухаю! А ты бухой уже, в жопу?

Кладёт на прилавок жёлтую книгу. Медленно, со старанием говорит продавщице:

– У вас есть ещё эта книга?

– Есть, да.

– Я хочу купить в подарок. А это такая, – водит пальцами по загнувшимся почерневшим уголкам и белым буквам названия.

– Гриша, у нас есть ещё «Джанки Гомосек»? – говорит продавщица в сторону.

Пробираясь сквозь переполненную людьми платформу, она всхлипывает и кричит в телефон с обидой: «Знаешь ты кто? Ты урод самый последний!» Обрывает разговор, не вытирает слёз.

– Теперь она меня учит, прикинь? Как времена меняются.

Три подруги опустошают в себя большие банки слабоалкогольных коктейлей во время долгого пути домой, на окраину области. Рассказывают друг другу об общих знакомых: женитьбы, дети, разводы.

Туристы обсуждают подарок:

– Мы самые близкие друзья его.

– А мы самые близкие друзья Лены.

– Я больше трёх сотен не могу.

– Надо байдарку. Лучше «Крафтмастер», она надувная.

7.17

Человек в чёрной кожаной куртке, с волосами до плеч, прислонился к зелёной стене тамбура. Он печально общается с пожилой женщиной в платке, держащей в правой руке клетчатую вместительную сумку, а в другой – разобранную картонную коробку.

– Я об одном жалею, что джин-тоника выпил. Отвык от него. Раньше каждый день хлестал. И ещё полтора литра.

– Этого не надо, – успокаивает женщина.

Они выходят в открывшиеся двери, идут по ночной платформе, чтобы спуститься с неё, перейти железнодорожные пути и войти в здание вокзала с белыми металлическими креслами в дырочку. Усевшись на них, продолжают беседу:

– В битоне сколько стаканов?

– Шесть, пять, вот и получается.

– У тебя, Володь, нет кусочка хлебушка?

– Нет. На вот. Пятьдесят копеек за тобой. Шутка.

По станционному залу расхаживают два человека, большой и маленький, в спортивных штанах и длинных резиновых сапогах. Они внимательно рассматривают развешанные на стенах пейзажи.

– Да етишкина твоя коврижка! А это как её, – задумывается большой, отводя взгляд, но не продолжает, а переходит к другой картине. – А это дубы, да.

– Пойдём расписание посмотрим. Так, кому бесплатный проезд, следопытам-инвалидам, – говорит маленький, не найдя расписание там, где ему хотелось.

– Что-то мы с тобой, у нас глаза на пятки убежали. Про всё забыли, – с досадой кончает большой.

Рослый и молодой милиционер с выгоревшими волосами выключает свет в линейном отделе и громко спрашивает кого-то по мобильному телефону:

– Кабак работает? Кабак работает? Кабак, говорю, работает? Дальний? Дальний? Который? Двухэтажный или одноэтажный?

Вдоль ночных железнодорожных путей идут люди, одетые в оранжевые жилеты. Их головы видны над высокой платформой. Они идут группами по двое, по трое, по пятеро, иногда по одному. Скорость их ходьбы одинакова, но от того, что они вышли из начальной точки в разное время, расстояние между ними различно. Некоторые из них несут на руках совковые лопаты. Один одинокий свистит и свистом останавливает группу, и она ожидает его присоединения. Движение других неостановимо.

Из служебного помещения женщина в оранжевом жилете выкатывает велосипед с дамской рамой.

– Тонь, закройся! – роняет она назад.

Проходит с велосипедом много шагов, потом прокручивает ногой педали и садится.

Напротив велосипеда стоит побитый автомобиль с чёрно-жёлтым клетчатым узором в уголке капота. Возле велосипеда стоят опёршийся на него мужчина в джинсовом костюме и беседующий с ним милиционер в высокой фуражке. Возле автомобиля, не отводя глаз от владельца велосипеда, стоит парень в красной футболке с отрезанными рукавами. Он порывается пройти те несколько шагов, которые разделяют автомобиль и велосипед, но его останавливают за руки и туловище разные люди, которые пришли, чтоб сесть на электропоезд: мужчина, мужчина, старушка, ещё один мужчина.

Милиционер даёт мужчине с велосипедом прозрачную ручку, и он списывает на ладонь номер автомобиля.

– Счас монтажкой по лбу тресну, пизда приснится. Да, на лбу себе напиши!

– Два раза пристал! Вернулся, – объясняет подошедшим велосипедист. Откинул в песок осколок бутылочного стекла, вернул милиционеру ручку. Милиционер аккуратно спрятал ручку в правый карман голубой гимнастёрки.

Постояв вместе со своим взглядом ещё, парень в красной футболке сел в автомобиль, дал задний ход, лихо развернулся и затормозил поодаль, замерев.

Через несколько минут он с места совершил круг и вернулся на исходную позицию, потом ещё раз вернулся и возвратился, но ни милиционера, ни мужчины с велосипедом уже не было.

– Ни хрена себе! Думала, ты в ларёк приглашаешь.

На деревянных скамьях поезда расселись железнодорожники, мужчины и женщины. Они выпивают и закусывают.

– На вокзале говорят: женщина пьяная идёт.

– Это Надька, наверное, была.

– Ну не знаю. Я сразу подумала на тебя.

– Зря ты меня позоришь, – окая.

– День-раж-де-ния, – кивает головой.

– Давай, иди!

– Какую «Тройку» – лёгкую или тяжёлую?

– Да она одна там.

Так две старухи пьют на лавке возле путей.

– Она из Карачарова. Сёмку ой как любит.

– А какие огороды там! Сады!

Три женщины окружили капот легкового автомобиля. Капот покрыт коричневым покрывалом, покрывало покрыто снедью. Женщины завтракают, вытаскивая палочками растворимую еду из стаканчиков. Обсуждают толщину подруги. Одна задаёт тон, вторая проводит сверху вниз по талии, третья показывает большой палец и стряхивает крошки с грудей, по горизонтали.

– Она спрашивает: «Сколько время?» – «Тринадцать рублей пятьдесят копеек», – рассказывает девочка шутку.

Заносят старый пожелтевший холодильник из небольшого фургона в электропоезд, в его последний вагон, вчетвером:

– Ну как мы его, стоя поставим?

– Пап, пап!

7.18

Солдаты в пятнистой форме и кепках, встав в длинный ряд и положив руки на плечи друг другу, фотографируются с Вечным огнём. Замирают. От доски почёта другие солдаты расходятся.

Автобус останавливается, в его заднюю дверь забирается семейство рядового. Рядовой серьёзен. Женщины, мужчина и ребёнок нарядны и держат в руках много пакетов. Они рады.

– Женщина, босоножки на вас, дешёвые, двести рублей, – обращается дородная цыганка к убегающей в толчею рынка старухе в платке. На столике возле цыганки разложены рыжие блестящие туфли с очень длинными и острыми носами.

Женщина с продолговатым шиньоном из редких волос гладит маленькую лохматую собаку с тонким шевелящимся языком. Потом женщина встаёт, и собака оказывается на дне сумки. Высокий рулон линолеума стоит и тоже принадлежит женщине.

Старик с седыми щеками в добротной кепке задумчиво смотрит в пол автобуса. За его плечами мешок с бутылками. К мешку привязаны веревочки, превращающие его в рюкзак. Второй мешок, выйдя на улицу, он несёт перед собой, ухватив двумя руками. На среднем левом пальце старика полусмытый вытатуированный перстень.

7.19

Наклонившийся милиционер с широко расставленными ногами методично шлёпает с размаху паспортом в блестящей обложке по щекам молодого мужчины. Тот лежит на перроне навзничь с вытянутыми вдоль тела руками.

– Ещё? Ещё? Ещё? – озвучивает милиционер каждый удар.

– Тварь, ты, белобрысая, – отзывается молодой мужчина с немигающим взглядом.

– Ещё? А?

– Я тебя запомнил, тварь, бля, белобрысая.

7.20

Совершил поворот, нажал на педаль, въехал по белым доскам, положенным на ступени, проехал дверную площадку, спустился по пандусу, притормозил и слез с покачнувшегося велосипеда.

7.21

Девушка сложилась на остановке, прижалась к коленям, рассматривает круглыми карими глазами голую ступню другой девушки, удобно лежащую в высокой босоножке. Отнимает тонкую белую сигарету от губ; чёрный тонкий бархат на верхней. На сигарете остаётся розовое помадное пятно. Девушка садится в троллейбус, смотрит в окно: телебашня, автостоянка, большие рекламные щиты. Её голубые джинсы в прорезях: вертикальных и наискосок. На голове сжимает волосы бант в виде пышного, белого с розовыми прожилками цветка. Положила на колени сумку, всю в блестящих пластмассовых кругляшках с ямками, покрашенных металлически.

7.22

– А ты когда собираешься ехать, туда?

– Да в принципе уже скоро.

– Когда скоро?

В закрытой кабинке туалета звонит телефон.

– Выходишь в коридор, первая дверь направо. Деревянная. Там, на расстоянии вытянутой поднятой руки восемь тумблеров. Два крайние слева – наши. Их надо пощёлкать вверх-вниз, вверх-вниз, – всплеск. – Слева. Сле-ва. На расстоянии поднятой вытянутой руки. Вверх-вниз, щёлк-щёлк.

Женщина огибает трамвай, перебегает четыре рельса, остаток дороги, пропустив автомобиль, тротуар, спешит вдоль жёлтой стены дома, заворачивает за угол и окликает: «Ольга!» Идёт спокойным медленным шагом к поджидающей подруге, свернув по пути к урне, куда бросает что-то.

Возле двери водителя топчется, как конь переступает копытами на месте, девушка. Её ступни слишком большие для остроносых без задника босоножек на длинных каблуках. Спускается на ступеньки, покупает талон, садится и правит ресницы, приблизив лицо к зеркальцу. Сквозь сетчатую фиолетовую блузку просвечивает бюстгальтер.

7.23

– Комары как кони летают, – говорит продавщица пирожков и слоек.

У станции метро быстро прощаются девушка и солдат. Не оборачиваясь, солдат идёт в метро, девушка – к подземному переходу.

Человек в инвалидной коляске, склонив голову, уткнулся в угол электрораспределительного щита с маленькой жёлтой молнией. Он спит.

По межстанционному переходу идёт человек, одетый в выцветшие до серого рясу с клобуком, катит рядом велосипед. Позванивает звонок, на багажнике закреплён тощий брезентовый рюкзак.

7.24

– Стоимость этой салфетки у нас сегодня составляет тридцать рублей. Кто желает, я подойду.

На одном колене пустая пластмассовая плошка для сбора подаяний. На другом он разгадывает сканворд, заглядывая через несколько страниц в ответы. Кепка, поросшее щетиной старое смуглое лицо, пиджак, брюки, ботинки.

Две женщины, выставив обтянутые юбками мощные ягодицы, торопливо подбирают рассыпавшийся на проезжей части картофель.

– Женщина, сзади вас ещё одна, – подсказывает лысый человек с большим брюхом. От него отмахиваются, бросают взгляды на приближающийся трамвай.

– Хорошо ещё, что мы не с похмелья, – обстоятельно говорит один из двух мужчин с кожей, задубевшей и потемневшей под солнцем.

– Да, – отвечает ему второй. А через несколько шагов добавляет: – Тогда бы мы не справились.

Взяли по пиву в окошке ларька.

– А картошку хуй сосать будешь, ёбту, – во второй руке пакет со светло-коричневыми яйцами.

Выход из подвала огорожен металлической решёткой. За ней стоит на стуле женщина и красит тёмный металл. Из бессмысленного узора проступают синие колокольчики.

Мужчина и женщина в грязных одеждах с изъязвленными лицами и отвислыми нижними губами стоят друг против друга. У мужчины в руках пять воздушных шаров. Он надевает их на шею подруге в качестве воротника, говорит: «Красиво!» Она поправляет волосы, стоит покорно. На ступеньки магазина вышли продавщицы в тёмно-розовых халатах, встали в кружочек, слушают музыку из кафе-бара через дорогу, где свадьба. Шариков осталось два. Мужчина и женщина делают на ходу несколько танцевальных резких движений и что-то кричат. Продавщицы скрываются в магазине. Последняя из них смотрит сквозь стекло двери вслед паре. Мужчина несколько раз вскидывает ноги, тряся воздушными шарами над головой. На спине его огромное, с три четверти майки, мокрое пятно.

7.25

– Каждый год у них пересматривается.

– Всего доброго!

– Счастливо!

Старушка, сидя на бревне на пригорке чешет щёткой смирную лайку.

Жирный человек в красной футболке вычёсывает чёрную собаку, усталую от собственного веса, с пышной и длинной шерстью.

– Это всё? Они покатались?

– Да. Я же тебе прям по времени сказал прям.

На игровой площадке в глубине леса обнажённый по пояс мужчина делает гимнастику для шеи, всячески и быстро крутит головой: вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад; вправо-влево, вправо-влево, вправо-влево; круговые движения.

Старушка, взявшись за клюшку двумя руками, подгоняет резиновым наконечником кусочки белого хлеба вдоль стены подъезда к скамейке, где голуби. Голуби хватают хлеб клювом, откидывают в сторону. Старушка не видит этого, она увлечена.

Над молодым человеком в синей рубашке и очень чёрными волосами наклонилось неестественно гладкое лицо с крестовидными шрамами. Наверх длинный вогнутый козырёк.

– Ты, настоящий, парень, – говорят губы под неподвижными глазами, после чего наступает молчание.

– Дай ещё если можно. Ради бога, – снова говорят губы. Никто не двигается.

– Ладно, пойду выйду, – лицо отворачивается. Человек идёт с ним к выходу, но двери закрываются и зажимают его ладонь. Постояв немного в таком положении, человек с помощью второй руки освобождает кисть. Во время поворота укрепляется за поручни и перед выходом говорит громко:

– Мне правда на метро надо.

7.26

Сидя на остановке, два рядовых без головных уборов едят мороженое. На них зелёная с зелёными пятнами форма, патрульные повязки и белые воротнички подшиты к воротникам изнутри. Шоколадное, в шоколадной глазури.

Кондуктор – это женщина с телом, изуродованным неверным обменом веществ. На него накинут длинный ядовито-зелёный жилет. Её ноги обуты в сандалии, а правая ступня обтянута синим носком, обрезанным на пятке и перед пальцами. Она тянет билетную ленту из розовой сумочки, похожей на кошелёк. Слишком большие верхние веки наползают на глаза, делая взгляд подслеповатым, тем не менее она зорко замечает подростков, идущих вслед за тормозящим трамваем и спешит к задней двери. Подростков много, но лишь один, самый смелый, на секунду заскакивает в вагон и тут же сворачивает обратно. Двери закрываются, кондуктор шагает вперёд. Она не видит, как за стеклом один из подростков смотрит ей вслед с очень хитрым выражением лица. Кондуктор не оборачивается.

7.27

Жирноватый старушечий голос с длинными паузами. Плачущий, но не плачет.

– Всё. Можешь завтра не приходить ко мне! Я ему всё – доложу. Как ты надо мной издеваешься. Не приходи ко мне. Сроду не приходи ко мне. Ты меня не хочешь. Хуй ты меня хочешь. Хуеплёт. Сучка. Проститутка.

7.28

Девушка с бледной кожей и в светлых одеждах подошла к зеркалу, приподняла уголок верхней губы. Обнажились бело-розовая десна, два желтоватых зуба.

Распущенные рыжие, немного завивающиеся волосы, бледные со всеми подробностями ноги, сиреневая прозрачная блузка и сиреневые ногти рассказывают о загородном купании.

– Мы, значит, довольные, счастливые…

Первая и вторая фаланги длинного левого мизинца складываются острым углом, а третья выгибается, почти под прямым, и ложится на бедро. Безымянный палец поглаживает.

7.29

Протискивается в прикрытую дверь, сталкивается с уборщицей, оправдывается:

– Там это, туалет закрыт.

– Закрыт? И прально. Будете хорошо ходить, не будет закрываться. Безобразничаете, вот и закрывается.

Она говорит это спокойно, расправляя холщовую половую тряпку.

Прикрываясь от дождя положенными на головы сиденьями перевёрнутых офисных стульев, юноши подбегают к трамваю и входят, переворачивая их на ходу, катят по салону. Из стульев кое-где торчит плёнка.

– Почём вы брали? – поворачивается к одному из юношей грузная женщина с перманентной завивкой.

– Ян, почём мы стулья брали?

– Три девятьсот пятьдесят.

– Три девятьсот пятьдесят.

– А в каком павильоне?

– Ян, в каком павильоне?

– Я не знаю номер павильона.

– Мы не знаем номер павильона.

7.30

В синей кабине грузового бортового автомобиля сидят двое рядовых и бритый, с косым небольшим черепом прапорщик. Они едят куски лаваша. На доске приборов наклейка: «Хочу быть куклой Барби. Сука всё имеет».

Девушка подходит к выходу. На кончике её носа выступ, похожий на бородавку. Левая рука сжимает металлическую стойку, брошюру «Итальянский за 30 дней» и надорванную упаковку марок.

7.31

Маленькая женщина сообщает большой женщине:

– А эта сука обоссалась, я говорю, тварь, горшок в трёх метрах от тебя!

Рядом на трёхколёсном велосипеде слушает их голый по пояс мальчик с крестом на шнурке и длинными только сзади волосами.

Наклонил светло-зелёный бак на себя, нагнувшись в него по пояс, выудил два пакета, отпустил бак, который покачался на нижнем ребре. Пустой пакет не глядя запускает в глубину брючного кармана, задрав полу пиджака. Второй пакет, с чем-то полезным, укладывает в чёрную тряпичную сумку. Отправился, в белой кепке, к следующей помойке.

Мужчина с чёрными бакенбардами отрезает маленьким складным ножиком тонкий кружок варёно-копчёной колбасы. Колбаса лежит на скамейке рядом с его левым бедром. На колбасу медленно смотрит чёрная собака. Он аккуратно кладёт кружок в её пасть.

Она быстрыми шагами сходит с тротуара, а её спутник останавливается чуть погодя. Она подходит к рельсам, цепляет сплющенную алюминиевую банку. Банка прижата рельсом и не поддаётся. Она бьёт её ногой и ещё раз бьёт, потом кладёт металл в сумку, возвращается на тротуар. Она и спутник её молчат.

8.1

Старик мерно идёт через дорогу, сопровождаемый четырьмя собаками, отмечая шаги палкой. Его седые волосы стянуты лентой:

– Рада! Рада! Рада, иди сюда! – кричат от киоска люди бульдожьей суке, и она остановилась, и замерла, глядя вслед собакам, бегущим вперёд кругами.

– Я тут читала про Олимпиаду-восемьдесят, короче, я совсем охуела.

– Люсь, вот эти киски. Можешь их за ушком почесать.

Приподнимает на ходу серого пуделя поводком за шею:

– Вперёд!

Пудель крутится на задних лапах вровень с высокой травой.

– Здесь изгиб. Здесь рельсы трудно будет класть, – говорит кудрявый человек. Вокруг него стоят другие люди и микроавтобусы и автомобили с открытыми дверями, к которым прислонены штативы. Гримёр работает над лицом развалившейся на стуле женщины в гимнастёрке. Ещё один человек в гимнастёрке, а также в галифе и будёновке спускается с пригорка по траве.

Надувной далматинец ещё совсем невысоко, но уже недостижим. Девочка уткнулась в лобок матери и, не отрывая лица от платья и тела, плачет и кричит не переставая, а тело и платье не заглушают крика. Мать смотрит по сторонам, но только не вверх. Далматинец поднимается выше, к пустому небу, и чем выше, тем становится всё более плоским, слабое движение воздуха медленно разворачивает его то одним, то другим боком. С далматинца висит прямая верёвочка.

8.2

Женщина-почтальон поднимается к двери подъезда. На левой руке у неё лежит прижатая к талии пачка газет и журналов, в другой – гроздь ключей, из которых она выбирает нужный и подносит к металлическому электромагнитному кружку.

8.3

Человек в оранжевых штанах и зелёной в мелкую клетку рубашке, положив сверху деревянную плашку, укрепляет в земле молотком тёмно-серую бордюрную плиту. Ровняет её с предыдущей, подгоняя плоскости.

Он берёт протянутый с весов тугой пакет, наполненный продолговатыми помидорами и поворачивает его разными сторонами на свету. Продавец садится в глубину палатки на ящики с овощами и фруктами. Один помидор начинается серым поперечным эллипсом гнили. Протягивает пакет вперёд:

– Хозяин, что же? Ведь мы на закуску взяли!

8.4

Уборщица в тёмно-синем халате держится за большой и полный чёрный мешок, отделяющий её от другой уборщицы в тёмно-синем халате.

– Ты любишь за всеми смотреть. Кто чё уронит, – говорит она.

Человек бреется в туалете. Он пустил струю прохладной воды и выложил на узкий подоконник одноразовую синюю бритву, тюбик с кремом и часы на металлическом змеистом браслете.

Она присела на корточки и приподняла над травой девочку в панаме, взявшись за её голые бёдра. Сестра девочки, тоже в панаме и синем в белую горошину платье, стоит к ним спиной вперёд в трёх шагах, рассматривает травинку.

Женщина ведёт на поводке перед собой бело-красную собаку, похожую на обритую крысу, и время от времени стегает её по бокам свежей зелёной веткой без листьев.

8.5

На балконе, голым по пояс, опрыскивает высокое растение, рассыпая капли воды по листьям и стеблю, методично нажимая на кнопку пульверизатора.

На ящике перед ней находятся два пакета с семенами подсолнухов, два лимона, три головки мытого белого чеснока размером с лимон и в маленьком горшке растение с листьями в белую крапинку. Она простоволоса и седоволоса, отмахивает сложенной газетой воробьёв и столпившихся голубей.

Поставила длинную обнажённую голень в проход, спустила её с приступка. Кожа темна, и густая прозрачная шерсть вспыхивает на солнце, освещённая насквозь.

8.6

Взявшись за бутылку двумя руками, в белой с кружевами блузке, два раза кидает воду на лобовое квадратное стекло. Замахивается в третий раз, но, рассмотрев подтёки, заходит в вагон и включает стеклоочистители. Трогает. Из трамвая, движущегося навстречу, похожая на кентавра, поднимает ладонь вагоновожатая.

Из глубины здания конвейерная лента поднимает картонную коробку, обёрнутую бело-синей плёнкой. Он, в майке на плотном загорелом теле, принимает её, ставит на пол фургона с белой диагональной полосой, толкает её вглубь, прижатую к полу.