Текст книги "Девять абортов до. Или история одной жизни"

X. Аркан смерти

– Самый темный час наступает перед рассветом, – с такими словами Рафаэль начал очередную встречу с Артуром Марковичем. Его слова прозвучали как констатация фатальной неизбежности. Рафаэль сидел в кресле с отрешенным видом, было видно, что он чем-то взволнован, но старается не поддаваться эмоциям.

Обычно Рафаэль был очень внимателен и учтив. Когда он приходил в кабинет к Артуру Марковичу, то старался быть максимально удобным для своего наставника, но не в этот раз. На эту встречу он пришел без каких-либо условностей и хороших манер. Войдя без стука в кабинет наставника, он сразу же прошел к креслу и сел, не поздоровавшись. Рафаэль вел себя так, будто был загипнотизирован. Артур Маркович молча наблюдал за действиями Рафаэля, но никак не реагировал. Спустя какое-то время, просидев в тишине, Рафаэль заговорил:

– Наша предыдущая встреча с Танвиром – это то, что не поддается разумному объяснению. В этот раз все было очень странно и тревожно одновременно. Танвир не рассказывал истории, он нес какую-то несуразицу. Я не понимал, о чем он говорит: он путал слова, непоследовательно формулировал мысли, про смысл я вообще молчу. В какую-то минуту мне показалось, что он сошел с ума или с ним что-то случилось. Пытаясь вникнуть в смысл его слов, я впал в прострацию. Мои попытки остановить его и упорядочить сказанное он игнорировал и продолжал что-то несуразно бормотать. Он вставлял какие-то слова тюркского происхождения, причем произносил их очень эмоционально, сопровождая жестами. Вся эта картина повергла меня в состояние некого транса. Я сидел молча и смотрел на него, как на сумасшедшего, не в состоянии пошевелиться. Так продолжалось некоторое время, и тут меня накрыло. И вот тут я реально перепугался!

– Чего вы испугались, Рафаэль?

– Своего состояния. Как будто вдруг я стал воспринимать все иначе. Это было незнакомое для меня ощущение, чувства были другие, я не знаю, как это объяснить, возможно, это были вообще не чувства.

– Хм. Все же постарайтесь, – настаивал Артур Маркович и что-то записывал.

– Представьте, что вы облили бензином дрова и пытаетесь их разжечь влажными спичками. Пламя только появляется и тут же исчезает. Одну за другой вы чиркаете очередную спичку, она еле вспыхивает и тут же тухнет. Дрова никак не разгораются. И вдруг от очередной зажжённой спички бензин на дровах всполохнул и загорелся огромный костер. Вас откидывает назад тепловой волной, которую вы чувствуете всем своим телом, вас обжигает пыл огня. Что-то подобное случилось и со мной – моя чувствительность полыхнула мощным пламенем.

Ничего подобного со мной раньше не происходило. Это было так неожиданно, что я даже не успел ничего понять. Было очень странно, потому что интенсивность восприятия зашкаливала, а внутри было спокойно. Страха в этом состоянии не было, я просто сильно заволновался из-за новых ощущений. Я не понимал, что со мной, и испугался. Сердце забилось в панике, как будто пыталось выпрыгнуть из груди, но я сконцентрировался на дыхании и быстро успокоился. После этого я как будто прозрел и стал видеть мир в ярких красках, когда прежде лишь в черно-белых тонах.

Мне всегда казалось, что я хорошо чувствую людей. Но в тот момент я понял, что был слеп и глух, что никогда и никого не чувствовал, в том числе и самого себя. Мое восприятие было подобно огню от влажной спички. Может быть дело не в чувствах. Вероятно, это было что-то другое, подобно мгновенному пониманию без аналитического мышления.

К сожалению, у меня не получается найти подходящую аналогию из моего жизненного опыта. Знаете, в это мгновение я как будто понял Танвира. Понял его тотально, без слов, без уточнений. Мне стало все ясно, и это было так легко и просто. В то же время я начал замечать в себе изменения. Как будто все внутри меня стало разрушаться, и это было так логично, что я начал понимать себя и будто бы остановился. Я чувствовал, как мой внутренний мир рушится, а я стою в стороне и наблюдаю, не принимая никакого участия. Когда я перевел внимание на Танвира, то увидел в нем маленького ребенка, которого хотелось взять на руки и успокоить. Мгновенно я понял все, что творится у него в душе. Но будет неправильным говорить, что «я» понял – нет, это был не «я». Это был кто-то внутри меня, и я не знаком с этой частью себя.

Мне показалось, что эта загадочная сущность давно ждала своего пробуждения, как будто она знала ответы на все вопросы. Но это было лишь на мгновение, потом я вернулся к своему ограниченному восприятию. Я бы многое отдал, чтобы снова испытать то состояние! Это была свобода, которую ни с чем невозможно сравнить!

Рафаэль замолчал. Сидя в своем кресле, он не замечал Артура Марковича. Он как будто был еще «там», в том моменте, который не отпускал его, поразив своей глубиной и осознанностью. Артур Маркович отложил в сторону дневник и молча смотрел на Рафаэля.

– Было ощущение, что Танвир подвел меня к краю бездны, – спокойно продолжил Рафаэль. – Именно бездны, никак по-другому я не могу охарактеризовать его состояние. Как будто он позволил мне увидеть его внутренний мир. Все эти истории, как осколки души, которые он никак не может изменить. Они режут его изнутри своими острыми углами и несуразными формами. Он продолжает их тащить с собой, будто ему запрещено избавиться от них, будто это его приговор. Я почувствовал, что за судьбами его безымянных персонажей кто-то прячется, и этот «кто-то» меня сильно озадачил.

– Вы сказали на краю бездны? Что вы имели в виду?

– Я хотел этим подчеркнуть состояние Танвира. Он как будто замер в нерешительности у самого края бездны. Он готов прыгнуть и покончить со всем этим, но что-то его не отпускает. Он уже не в силах удерживать границы искусственной реальности, снова и снова рисуя картинку воображаемого благополучия. Его разрывают на части навязанные убеждения, которые заставляют его соответствовать внутренним стандартам и ожиданиям других людей. Он пытается уравновесить в себе множество противоречий, пытаясь максимально удовлетворить каждое из них, но это невозможно, поэтому он обессилен.

От него требуют сделать выбор, много выборов, но он не может, потому что, сделав его, придется от чего-то отказаться. Мне показалось, что он ждет разрешения. В то мгновение осознанности я почувствовал, что все его истории про него самого. Это события из его прошлого, которые он не готов присвоить и сделать частью своей личной истории. Они не нравятся ему, я бы даже сказал, он ненавидит их. Поэтому у персонажей нет имен. Танвир застрял в состоянии нерешительности, он стоит на распутье дорог и не знает, куда идти дальше и на что ориентироваться.

– Вы упомянули про «кого-то», кто прячется за персонажами. Кого вы имели в виду, и зачем ему прятаться?

– Я не знаю.

– Есть еще варианты ответов помимо ответа «не знаю»?

Рафаэль закрыл глаза и задумался, пытаясь вспомнить подробности беседы с Танвиром. Он прибегнул к своему излюбленному способу «рассеянного внимания» и отпустил мысли в свободное плавание. Какое-то время внимание Рафаэля дрейфовало на поверхности мышления, перепрыгивая с одной мысли на другую, но, заскучав на этом уровне, занырнуло глубже. Правда, не всегда эта техника помогала, но иногда получалось увидеть то, что ускользало от сосредоточенного вспоминания.

В этот раз метод сработал. Рафаэль в своем воображении оказался в горах, в тумане, услышал звук знакомого колокольчика и тут же вспомнил подробности той встречи с Танвиром. Открыв глаза, он посмотрел на Артура Марковича, как бы оценивая, стоит ли говорить ему об этом воспоминании или лучше промолчать, уж слишком нелепым оно ему казалось. Он часто сдерживал себя в своих рассуждениях и не делился некоторыми мыслями, потому что не хотел, чтобы Артур Маркович посчитал его наивным или человеком с магическим мышлением.

– Да, есть кое-что, но я не уверен, что это имеет отношение к делу, – смущаясь, начал Рафаэль. – Ближе к завершению нашей встречи я провалился в туман. Помните, я рассказывал вам об этом состоянии?

– Нет, Рафаэль, вы ничего не рассказывали мне об этом.

– Разве?

Рафаэль занервничал, потому что боялся рассказывать об этой своей особенности, волнуясь, что его могут посчитать сумасшедшим с галлюцинаторным бредом.

– Ну, в общем, у меня бывают моменты, когда я выпадаю в некое состояние, во время которого начинаю видеть определенную картину. Скорее даже сюжет, повторяющийся из раза в раз. Я стою в горах, меня окутывает туман, и я не могу пошевелиться. За туманом я слышу звук колокольчика, который зовет меня к себе, но когда пытаюсь сделать шаг, приятный звук колокольчика превращается в ужасный гул и вся картина разрушается. Так вот, в тот раз при встрече с Танвиром меня снова затянуло в это состояние, и я на мгновение потерял контакт с реальностью.

– И часто у вас бывает такое состояние? – уточнил Артур Маркович, что-то записывая в тетрадь.

– Ну вот… я так и знал, – с отчаянием произнес Рафаэль.

– Что знали? – с удивлением уточнил наставник.

– То, что вы посчитаете меня психически ненормальным.

– Странно, что вы так подумали, – прокомментировал Артур Маркович. Так что было дальше, после того как вы провалились в туман? Вы не договорили.

– Да. Испытав сильное возбуждение от такой осознанности, через некоторое время я провалился в туман. Во время той встречи я потерял контакт с реальностью, мне кажется, с самого начала нашей встречи. Так вот, когда я вернулся, ну, в смысле, из «тумана», Танвир сидел напротив и смотрел на меня, его взгляд был направлен будто бы прямо мне в душу. Его странное поведение бесследно исчезло, и он уже не был тем строгим и серьезным Танвиром, которого я знал, он изменился. Его внешний вид, его одежда, его глаза – все было другое. Это странно прозвучит конечно, но он как будто стал первобытным, в нем появилось что-то звериное, что-то свободное и непредсказуемое. Он молча сидел и смотрел на меня, он ждал.

– Чего ждал? – уточнил Артур Маркович.

– Я пока не понимаю. На ум почему-то приходит одна и та же мысль, что мне нужно ответить на вопрос: «Готов ли я?». Знаете, это какой-то мой бред, не обращайте внимания, – извиняясь, затараторил Рафаэль.

– Все же, как вы думаете, к чему вам нужно быть готовым? – настаивал Артур Маркович, придавая всем своим видом важность и серьезность моменту.

Рафаэль весь изъерзался на своем кресле. Ему было неловко и стыдно говорить о таких вещах с кем-то еще. Он никогда ни с кем не обсуждал свои видения и не рассказывал об идеях, которые иногда его посещали, потому что считал, что его могут посчитать неадекватным.

– Мне показалось, что Танвир спрашивает меня, готов ли я распорядиться судьбой его персонажей. Как будто в моей власти решить, будут ли они жить или умрут. Не знаю, почему мне на ум пришла такая бредовая идея, но после того, как я подумал о ней, Танвир встал и ушел. Наверное, он почувствовал, что такому болвану как я ничего путного в голову прийти не сможет, и поэтому ушел. Глупость неисправима, – критикуя себя, рассуждал Рафаэль.

– Прошу вас, Рафаэль, продолжайте, пожалуйста, развивать ваши мысли, не критикуйте. Это важно, – настаивал Артур Маркович.

– Хорошо, если вы настаиваете, – неуверенно согласился Рафаэль. – Можно предположить, что когда Танвир убедился в том, что я правильно его понял насчет судеб его персонажей, то он ушел. Но такие идеи конечно похожи на бред. Так вот, если это так, то я даже не могу хотя бы чуть-чуть себе представить, как я могу это сделать.

– И все же что бы вы выбрали для персонажей Танвира, если бы могли и знали, как это сделать? Жизнь или смерть?

– Хорошо, раз уж у нас сегодня такие откровенные беседы, я расскажу вам еще кое-что. Иногда я делаю расклад на картах Таро. Карты для меня, как инструмент для самопознания. Через символы я пытаюсь понять содержание своего бессознательного. В основном я использую карты, как проекцию, и через метафоры пытаюсь лучше понять себя. Но иногда я смотрю на расклад из позиции эзотерики. Так вот, на протяжении последних нескольких месяцев мне выпадает одна и та же карта.

– Что символизирует для вас эта карта, Рафаэль?

– Она называется «Смерть». Я хочу остановиться подробнее на том, что она символизирует, и с помощью этой карты постараюсь ответить на ваш вопрос. Честно признаюсь, что заводить такие разговоры с вами я опасаюсь.

– Думаете, я могу посчитать вас сумасшедшим? – с улыбкой уточнил Артур Маркович.

– Да, такие рассуждения не вписывается в профессиональную идентичность психолога. Вы можете посчитать меня глупцом, человеком, который оперирует в своей практике непроверенными методами, обманывая самого себя и других.

– Я ничего «магического» в ваших рассуждениях не услышал. Символизм, о котором вам неловко говорить, вполне рабочая техника, с которой работают многие специалисты, а при работе с детьми, других способов кроме символики и метафор просто не существует.

– Хорошо, а что бы вы сказали про мое видение с туманом? – проверял Артура Марковича Рафаэль. Ему казалось, что тот лукавит, когда рассуждает о странностях Рафаэля серьезно. Во время обучения, когда Рафаэль проходил практику в психиатрической клинике, психиатр тоже вполне серьезно разговаривал с больным, называвшим себя Наполеоном и планирующим захват мира. Эта аналогия заставляла Рафаэля фильтровать мысли перед их выражением.

– Я думаю, вы сами найдете ответ на этот вопрос через какое-то время, если будете внимательно к себе прислушиваться. Что значит нормально и ненормально? Не думаю, что кто-то знает точный ответ на этот вопрос, – ответил наставник.

Снова в кабинете повисла тишина. Рафаэлю нравился кабинет Артура Марковича, ему было в нем очень спокойно, несмотря на все казусы, которые происходили во время их встреч. Там было очень тихо. Когда Рафаэль и наставник молчали, воцарялась исцеляющая тишина.

– Карта или аркан «смерть», – продолжил Рафаэль, – это в первую очередь избавление от чего-то устаревшего, изжившего себя. Это символичная смерть какой-то концепции или части человека. С другой стороны, это перерождение, возникновение чего-то нового, как символ птицы феникс. Эта карта стала появляться в раскладах с момента, как появился Танвир. Во время той необычной встречи помимо странного вопроса Танвира было еще то состояние, которое я назвал «мгновением полной ясности». Когда я его почувствовал, все мое внимание было направлено внутрь самого себя. В это мгновение во мне что-то разрушалось, и я не знаю, что это было. Так же, как и в видении с туманом, я наблюдал неким внутренним взором, как рушатся конструкции внутри меня. Я допускаю, что аркан «смерть» предупреждал меня об этом мгновении. Возможно, это был знак или символ из глубин моего бессознательного, который указывал мне на путь решения проблемы Танвира. Что мне необходимо помочь ему разрушить все внутренние иллюзорные конструкции, за которые он так крепко держится, и построить вместе с ним новый внутренний мир. Эти персонажи из его историй, как части его личности, противоречивые, неопределенные и требующие своего логического завершения. Маленький ребенок, которого я почувствовал в Танвире – это, возможно, его реальное состояние личности, в котором он застрял и не может развиваться дальше, потому что не знает как. Ко мне он пришел для того, чтобы я рассказал ему новую жизнеутверждающую историю его судьбы, чтобы я помог ему сделать выбор, чтобы я помог позволить умереть какой-то его части, которая изжила себя. Собрать красивую мозаику из осколков его души в новую цельную личность, – с вдохновением предположил Рафаэль.

– Вы к этому готовы, Рафаэль? – сняв очки и смотря прямо в глаза Рафаэлю, спросил Артур Маркович.

Рафаэль впал в ступор. Опять тот же вопрос, что и на встрече с Танвиром. Рафаэль растерялся, он смотрел на Артура Марковича и не знал, что ответить. Время их встречи подошло к концу, Артур Маркович закрыл дневник, встал, чтобы проводить Рафаэля и сказал, что было для него не свойственно в конце встречи:

– Хорошенько подумайте над этим вопросом до нашей следующей встречи, Рафаэль.

Теперь Рафаэль уже не только растерялся, но и встревожился. Не успев ничего ответить, он по инерции вышел из кабинета, и Артур Маркович закрыл за ним дверь. Какое-то время Рафаэль еще стоял на площадке, смотря на дверь кабинета в полном недоразумении и отчаянии. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что приближается что-то опасное и угрожающее всей его жизни.

XI. Песок

Артур Маркович ждал Рафаэля в кабинете в назначенное время, но Рафаэль так и не появился. Обычно если он задерживался, то обязательно предупреждал об этом своего наставника, но в этот раз не было никаких сообщений. В это время Рафаэль выходил из состояния комы в отделении реанимации. Его привезли сюда неделю назад в очень тяжелом состоянии. Травмы были настолько серьезными, что врачи сомневались, что он справится, поэтому было принято решение ввести его в искусственную кому, чтобы помочь организму выжить.

Несчастный случай произошел во время автогонок ралли, где Рафаэль принимал участие в качестве фотографа, поскольку это было его увлечением. Девятитонный грузовик неожиданно вылетел на вершину бархана, где находились журналисты и фотографы, и наехал на одного из них. Им оказался Рафаэль.

То, что его успели привести в больницу живым, было большим везением. Это стало возможным благодаря людям, которые оказались в тот момент рядом, стечению обстоятельств и невероятному стремлению к жизни самого Рафаэля. Когда грузовик на большой скорости неожиданно появился на бархане, все бросились в разные стороны, и Рафаэль в том числе. Но убежать он не успел, так как ноги застряли в песке, а машина приближалась слишком быстро. Столкновение стало неизбежным, и все произошло в считанные секунды. Сделав несколько прыжков, Рафаэль провалился в песок и упал лицом вниз. Это падение произошло за мгновение до столкновения с бампером грузовика и спасло его от прямого удара многотонной машины, которая, скорее всего, убила бы его. Упав лицом в песок, Рафаэль почувствовал, как по его спине проехали колеса грузовика.

С этого момента жизнь Рафаэля изменилась. Трудно найти удачную аналогию с ощущениями человека, когда по нему проезжает девять тонн железа. Это безоговорочный аргумент, который провозглашает смерть и ставит точку в твоей личной истории. Нет никаких сомнений в том, что твоя жизнь в прошлом. В твоем распоряжении остаются лишь считанные секунды, во время которых ты еще можешь осознать, как бездарно и глупо ты ее потерял. Душа разрывается в клочья из-за несправедливости и предчувствия надвигающейся смерти. Ты не можешь ничего изменить, все уже случилось. Это твой конец. В эти мгновения есть только суровая действительность, которая становится твоей судьбой. Ты понимаешь, что все потеряно. У тебя больше ничего нет, и даже самого себя через мгновение, у тебя не будет. Это очень обидно, но тебе приходится с этим смириться. Ты больше не можешь прятать глаза от черных и бездонных глазниц смерти, так что тебе приходится поднять взор и заглянуть в ее ледяную пустоту.

Состояние шока постепенно начинало проходить, и раздавленная грудная клетка погружала Рафаэля в состояние чудовищной боли, которая нарастала с каждым вдохом. В сознании начала зарождаться мысль, что лучше быстрее умереть, чтобы не мучиться от чудовищной боли. Неожиданно для самого себя, согласившись со скорейшей смертью, Рафаэль вдруг со страхом вспомнил о своей семье. Он представил, какое горе и боль он причинит им своим скоропостижным уходом. От этой мысли душа Рафаэля сначала сжалась до размеров атома, а потом взорвалась как ядерная бомба. Как будто огонь жизни вспыхнул внутри и принял вызов смерти. Теперь ему стало все равно, что изо рта идет кровь и что означать это может только конец, он решил еще раз увидеть свою семью, чтобы попрощаться. Он стал просить, чтобы ему дали еще несколько мгновений, чтобы увидеться со своей семьей, чтобы успокоить их и предупредить о своей кончине. Чтобы сказать Ольге как сильно ее любит, и попросить прощение за все несказанное и несделанное. Чтобы заглянуть в глаза своему ребенку и пожелать ему счастья в жизни. Чтобы никто не страдал из-за его неожиданной смерти и не чувствовал боль в груди при воспоминании о нем, чтобы его семья верила, что он всегда будет рядом, оберегать и защищать их, даже если они его и не видят.

Но Боль! Нарастающая боль отрицательно качала головой и снова повторяла, что это невозможно, что надо было думать об этом раньше, еще при жизни. Но Рафаэль был не согласен, он продолжал дышать и посылал боль к черту. Каждый новый вдох – это все, что у него осталось, это все, что он мог контролировать в данный момент своей жизни, пусть даже в присутствии леденящего душу страха смерти.

– Главное выжить, главное дышать, – думал Рафаэль.

Сквозь боль доносились голоса людей, которые оказались в тот момент рядом. Грузовик умчался, растворившись среди барханов, оставив лишь следы на песке и облако пыли. Водитель не заметил, как наехал на человека. Остались только люди: фотографы, журналисты, зрители, – все, кто оказался в тот момент в этом сюжете жизни. И каждому из них пришлось почувствовать присутствие смерти.

Кто-то стоял в стороне парализованный страхом, кто-то кричал в панике: «Он умер, умер, да?!», кто-то убежал, опасаясь за собственную жизнь, но были и те, кто верил в жизнь и стал бороться за нее, пусть даже и не за свою. Ближе всех оказались два человека, присутствие которых повлияло на дальнейшее провозглашение жизни. Один из них был врач, и он не позволил трогать и переворачивать на спину Рафаэля, что было правильным решением. Второй раскопал перед его лицом яму, чтобы Рафаэль не задохнулся. И хотя они спорили между собой как лучше, в тот ключевой момент они сделали все, что должны были сделать для спасения жизни. Если бы не они, то все остальное было бы уже неважно.

Жизнь Рафаэля висела на волоске. Счет шел на минуты. Доставить его в больницу на автомобиле было невозможно: вокруг был один песок, и машина скорой помощи не смогла бы туда добраться, нужно было другое решение. Этим решением стал вертолет МЧС, который смог быстро прилететь в составе врачей из службы спасения. Но, добравшись до места, посадку осуществить было практически нереально из-за шквального ветра. Как будто степь не хотела отпускать Рафаэля. Лишь благодаря мужеству пилотов вертолет удалось посадить, и Рафаэля на носилках погрузили в вертолет. Во время обратного полета врачи оказывали ему необходимую медицинскую помощь. Эти люди в вертолете были следующим важным звеном в спасении жизни.

С момента получения травмы, Рафаэль удерживал концентрацию на дыхании, игнорировал боль и заставлял себя дышать. Его приводила в ужас мысль, что если он потеряет сознание, то не сможет управлять дыханием и тогда умрет. Лишь когда в больнице он услышал голос врачей, которые везли его в операционную на каталке и срезали по пути на нем одежду, он выключился. Скорее всего это произошло под воздействием морфина, который сразу же вкололи ему в приемном отделении. Теперь жизнь Рафаэля от него уже не зависела. Вместо него дышал аппарат, а врачи разбирались с поломанными костями и разорванными внутренними органами. Это было третье звено людей, благодаря которым Рафаэлю удалось выжить.

За день до трагических событий Рафаэль начал замечать «знаки», но, будучи убежденным материалистом, не придавал им никакого значения. Он считал их просто совпадениями, а символическую связь между ними, которую улавливал, считал глупостью и стыдился самого себя за такое примитивное суеверие. Подобные знаки Рафаэль видел часто, они как будто разговаривали с ним – предупреждали его или наоборот указывали верный путь, но он всегда игнорировал их. Он не верил в знаки и считал тех, кто говорит об этом серьезно, чудаками, которые обманывают самих себя и других людей. Поэтому Рафаэль всячески старался избегать таких размышлений, боясь незаметно для себя поверить в них и стать одним из таких по-детски наивных людей. В этот раз знаков было много, но их значение Рафаэлю как обычно суждено было понять позже, уже после трагических событий.

Первым знаком был бумажный пропуск Рафаэля, на котором остались следы от колес автомобиля. За день до начала гонок ралли Рафаэль приехал в администрацию организаторов мероприятия, чтобы зарегистрироваться и получить разрешение на участие. Получив бумажный пропуск, Рафаэль положил его в задний карман джинсов и, прихватив с собой камеру из машины, решил прогуляться вдоль стоянки участников гонок и пофотографировать. Пройдя до конца автопарка, он развернулся и направился обратно. Буквально через сто метров он увидел чей-то валяющийся на дороге пропуск. Не обнаружив своего в кармане, Рафаэль поднял его с дороги и обратил внимание, что по нему недавно проехал автомобиль, так как на пропуске остались следы от колес. Не придав этому значения, Рафаэль убрал его в другой карман и вернулся к своей машине.

Вторым знаком была ситуация за несколько часов до трагедии. Находясь на бархане в ожидании участников гонки, Рафаэль решил вернуться в свою машину, чтобы переодеть обувь. Его джип стоял на приличном расстоянии от бархана и от маршрута заезда. Когда же он возвращался, то неожиданно из-за песчаной насыпи навстречу вылетел автомобиль одного из участников и чуть не сбил его. Он еле успел увернуться. Но и этот знак Рафаэль проигнорировал.

Третьим, но уже малозначительным символом надвигающейся опасности был выпавший случайно нож. Рафаэль всегда носил с собой на клипсе перочинный нож под названием «Крыса». Этот нож ему подарила жена на день рождения, зная его увлечения холодным оружием. Так вот, когда Рафаэль в составе других фотографов стоял на бархане в ожидании гонщиков, кто-то рядом обратил его внимание на валяющийся в песке нож, который каким-то непонятным образом выпал из кармана.

Все три знака Рафаэль проигнорировал. Если бы он был более внимательным и доверял жизни, то мог бы многое предусмотреть заранее и избежать таких тяжелых последствий. Хотя, кто знает, зачем человек видит знаки и почему ему их показывают? Возможно, чтобы уберечь его от опасности, а возможно, чтобы предупредить о приближении неизбежного. А может, это просто игра больного воображения? Возможно тогда видеть знаки приближающихся трагедий и не стоит.

После выхода из комы состояние Рафаэля все равно оставалось критичным. Гарантий, что он выживет, никто из врачей не давал, скорее наоборот, большинство склонялось к мнению, что он не выкарабкается. Уж слишком тяжелыми были травмы. Несколько раз его жене звонили и просили приехать в больницу на тот случай, если вдруг очередная операция пойдет не так, и тогда она успеет попрощаться с еще живым Рафаэлем. Но все как-то обходилось, и Рафаэль продолжал оставаться среди живых.

Еще несколько недель он пролежал в таком сложном состоянии в реанимационном отделении, где за него дышал аппарат, а питание поступало исключительно через вену. Лишь когда врачам удалось стабилизировать основные жизненный функции Рафаэля, его перевели в отделение травматологии, где планировались очередные операции. Помимо травм легких и внутренних органов, было множество переломов, которые еще предстояло оперировать при удачном стечении обстоятельств. А пока врачи боролись за жизнь Рафаэля, он лежал как «овощ», будучи даже не в состоянии перевернуться с одного бока на другой.

Из-за множественных травм, Рафаэлю кололи морфин, а так как морфин помимо болеутоляющего действия обладает еще и наркотическим эффектом, Рафаэль был в измененном состоянии сознания и в основном спал. Когда он просыпался, ему казалось, что все вокруг ненастоящее, что на самом деле, в данную минуту он умирает в степи, а его сознание рисует больничную картинку, выдавая желаемое за действительное.

Рафаэль продолжал жить мгновениями. С момента травмы его психика стала функционировать иначе, теперь он постоянно чувствовал присутствие смерти, и поэтому ловил каждый миг жизни.

Иногда, когда он открывал глаза, то видел перед собой свою семью. В такие моменты он вспоминал, зачем ему сохранили жизнь и что у него есть договоренность о времени, выделенном ему на прощание с родными, а поэтому надо спешить. Внутри Рафаэля тут же поднималась эмоциональная буря, которая разбивала его душу на мелкие осколки и уносила в черную дыру осознания надвигающейся смерти. Он пытался сказать, что любит и просит прощение за то, что умирает, что ему очень жаль расставаться и оставлять их одних, но ничего не получалось, – голоса не было, даже шепота не было, он просто открывал рот как рыба, которую вынули из воды и бросили умирать на сушу. Трубки в горле после трахеотомии блокировали голос Рафаэля, все попытки издать хоть какой-то звук были безуспешны, из глаз текли слезы, а тело предательски продолжало сохранять неподвижность. Сердце рвалось на части, о чем предупреждала поддерживающая жизнедеятельность аппаратура, воющая как сирена. В такие моменты медсестры быстро усыпляли Рафаэля, вводя дозу снотворного, а его родных тут же уводили. В эти короткие мгновения, не в силах ничего сказать и сделать, он лишь взглядом полным слез и печали пытался уловить прощение в глазах тех, кого сильно любил.

После таких встреч он еще долго не мог прийти в себя, потому что чувствовал невыносимую боль от страданий, которые видел в глазах своей семьи.

С каждым новым днем, постепенно возвращаясь к жизни, он чувствовал, как его продолжает раздавливать. И хотя грузовик был уже давно позади, Рафаэль чувствовал, как его переезжают снова и снова, не составляя места для жизни, разрушая внутренние опоры и провозглашая право смерти. Теперь смерть стала для него ориентиром. Если раньше он жил во имя жизни, то теперь стал жить смерти вопреки.

Рядом на больничных койках постоянно менялись люди, многие из которых быстро умирали. Рафаэль понял, что у этих людей не было причин для жизни. Это сложно понять здоровому человеку, но когда ты сильно болен, то для тебя открывается другой мир. Все становится предельно ясным, вся шелуха исчезает, и ты на каком-то глубинном уровне понимаешь, зачем тебе жить. У тебя должны быть основательные причины для жизни, и если их нет, то ты сдаешься и умираешь. Рафаэль сделал такой вывод после того, как однажды проснувшись, увидел на соседней койке мужчину своего возраста, которого, видимо, привезли только недавно. Встретившись с ним глазами, Рафаэль почувствовал холод в его сердце и понял, что у этого парня нет причин для жизни. Так и вышло: когда в следующий раз Рафаэль очнулся, то увидел, что парень умер, его отключили от аппаратуры и накрыли простыней. Рафаэля окружала смерть, она стала для него настолько привычной, что не вызывала никакого отвержения и страха.