Текст книги "Мороженщик"

Медицинский центр Бакхеда

– Доктор Лихнес, я не понимаю, почему вы не хотите воспринимать мой визит всерьез, – говорил Эйхорд, стараясь не выходить из себя. Они наконец нашли терапевта Скамвея.

– Почему это не хочу?

– А как, по-вашему, это называется?

– Что?

Спокойно. Гнусный тип. Лицо напоминает молодого Тедди в его бытность сенатором. Лицо позера.

– Как вы назвали бы отсутствие реакции на официальные вопросы в расследовании убийства?

– Для начала я мог бы назвать ваши методы бесцеремонными.

– Бесцеремонными? Вы понимаете, что этот ненормальный сукин сын убил восемь или десять человек – это только о ком мы знаем? Довел до психушки сестру! Вы знаете, что…

– Я еще раз повторяю вам, что не могу нарушать врачебную этику. Отношения с пациентами – вы же знаете – предполагают полную откровенность и являются врачебной тайной. Если люди не доверяются врачу безраздельно, то лечение по меньшей мере бесполезно. Доверие – вот самое главное в отношениях врача и пациента, – с подъемом закончил физиотерапевт.

Просто придушить его хотелось. У Эйхорда был трудный день. Вчерашняя «молния» от замдиректора криминалистической лаборатории Главного управления о результате анализа следов спермы на теле Хитер Леннон сняла подозрения с Денненмюллера и Фрейдрихса.

Джек был просто уничтожен отказом окружного прокурора от немедленного предъявления обвинения Алану Скамвею. Чиновник сказал ему:

– Вы не совсем в курсе дела. Запутанность и противоречивость наших законов уникальна, законодательство сейчас пересматривается. Новые методики еще только отрабатываются. В соответствии с этим некоторые службы считают себя вправе отказываться от проведения анализов, чтобы не давать нам оснований для предъявления обвинения.

– Но мы можем и схитрить. Есть масса способов взять на анализ кровь, слизь, ткани…

– Господи! Джек, это последнее, что вы должны делать. А пока соберите неопровержимые доказательства, серьезные материалы против мерзавца, чтобы ему некуда было деться. Это ваша работа. Не думайте, что заключение лаборатории может стать главной уликой. При существующих законах этого не будет.

– Но у меня и так накоплены серьезные материалы, собранные мной и внутренними службами…

– Вы в Бакхеде, Джек. Забыли, что говорят наши яйцеголовые? Надо найти железные доказательства против вашего парня. А то получили какую-то сомнительную пробу, и хотите сделать ее главной уликой в суде. Не делайте этого! Вы сами окажетесь в грязи и дерьме.

«Падаль, – подумал Эйхорд и заставил себя глубоко дышать. – Сам ты дерьмо».

Он поблагодарил окружного прокурора и, сцепив зубы, снова начал копать улики на Скамвея.

Следующий день начался еще хуже. Ему сообщили, что рассылка снимков подозреваемых в Неваде не дала результатов. Окончательно Эйхорд был сражен после разговора с полицией Амарилло. Они показали фото пожилому джентльмену в Веге, и он «не смог с уверенностью ничего сказать». Было похоже, что до финиша еще далеко. При неудаче в полиции пользовались словом «вафля». Джек оказался вафлей.

Это был тот самый случай, когда в качестве защитника закона чувствуешь себя полностью бесправным. Во время их встречи Скамвей выглядел вполне уверенным в себе. Почему он не хотел, чтобы Эйхорд поговорил с Ники Додд? Джек установил круглосуточное наблюдение за домом в Северном Бакхеде, но в течение трех дней она не входила и не выходила. Похоже, что у этого хрена Скамвея было нечто вроде тайного хода. Одному из наблюдателей показалось, правда, что он видел женскую тень в окне, но уверенности не было.

Если женщина скрывается в доме, надо до нее добраться. В разговоре с ней с глазу на глаз Джек надеялся прояснить для себя некоторые темные места. У него и в самом деле мало данных, тем важнее вытянуть из нее что-нибудь. Если спрашивать умело, можно узнать многое. Главное, что ему нужно – это отсутствие хозяина. Он хотел прийти, когда в доме никого не будет. Может быть, получить ордер на обыск? Нет. Ни к чему.

Скамвей – это Спода. С большой долей вероятности. Особенно в связи с Дианой Талувера из банка Мосс-Гров. Добраться до возможного мотива – это одно, а получить разрешение на арест от службы окружного прокурора, суметь представить им подлежащий судебному разбирательству пакет документов – совсем другое. Гений сыска Эйхорд хорошо знал этих чертовых тупиц. Он кипел от злости, возвращаясь в управление.

Ему надо было заехать домой освежить в памяти старые показания, а заодно послушать детский крик, поскольку мультфильмы по телевизору перестали крутить по неизвестным причинам. Только это отвлекало его от мыслей о трейлере в Блайтвилле и серебристом подносе с кровавым месивом на нем.

Эйхорд в последнее время был так поглощен делами, что для него ночь мало отличалась от дня. Он приехал домой и попробовал работать. Важно было найти свои ошибки, решить, что делать дальше, какое место следует посетить снова. И все это под постоянный аккомпанемент громких, злобных, долгих истерик Джонатана. Потом им с Донной все-таки удалось побыть наедине, и он отправился спать с ощущением кошмарной слабости. Она внезапно охватывала его, когда он терпел неудачу. И в довершение ко всему вдруг вспомнилась страница «Журнала возмездия».

Он старался никогда не думать об этом. Но вот сейчас в памяти отчетливо всплыл тот кошмарный день. Сначала звонок от шефа полиции Блайтвилла, который сообщил ему об «альбоме с газетными вырезками», найденном в том памятном доме, когда частично прогнил пол. Под настилом дома был спрятан кровавый дневник мистера Оуэна Хиллфлоена. В нем он вычурно и подробно описывал свои преступления, часто прибегая к цитатам из Священного писания.

И те страницы, где старый негодяй подробно описывал убийство детей, навсегда каленым железом были выжжены в памяти Джека. Он словно воочию видел последние часы мучений малолетних жертв. На той странице мерзавец объяснял, зачем потребовались детские головы и на какие пытки он обрекал детей, прежде чем убить и расчленить.

Наконец Джеку удалось заснуть. Но и во сне он поворачивал круглую ручку двери, входил, шарил лучом фонарика по стенам, искал выключатель, включал свет, видел глазное яблоко и ощущал сильнейшее зловоние. Все это было в нем уже навсегда.

Бакхедское управление

Джек Эйхорд проснулся совершенно разбитым. Он спал всего три часа, шея болела так, будто по ней заехали битой для крикета. Он с трудом поднялся с кровати, шея никак не хотела подчиняться ему. Он безуспешно массировал ноющий второй позвонок. Две таблетки аспирина не помогли. Горло и нос были забиты, не давая дышать и глотать. В этом, конечно, не было ничего удивительного, если принять во внимание четырнадцать часов, проведенных за рулем машины, три пачки «Винстона», выкуренные за день, и выпивку, которую он позволил себе вчера. Язык распух, был обложен и не ощущал вкуса зубной пасты, эликсира для рта и даже кофе. Он порылся в шкафчике с лекарствами, нашел что-то стимулирующее, влил в себя и постоял, вращая головой.

Накануне они с Донной нарушили одно из своих неписаных железных правил. Ложась спать, они обычно всегда находили время обсудить друг с другом накопившиеся за день проблемы. Вчера предметом обсуждения между ними стало поведение Джонатана. Это была больная тема. Вымотавшиеся за день, они наговорили друг другу таких вещей, что лучше не вспоминать. Джек собрался с духом и откровенно высказался по поводу воспитания мальчика. Он заявил, что, по его мнению, Донна не способна заниматься ребенком. Она не осталась в долгу и выдала, что Джек даже не имеет представления, что значит быть отцом. Они долго пререкались, и каждый, как водится, остался при своем мнении. Вопреки своим привычкам, они обошлись вчерашней ночью без объятий и поцелуев. Утром Эйхорд ушел из дому с мрачным лицом, расстроенный, злой и уже взвинченный.

Но началось это еще раньше, когда он вернулся домой и Донна потребовала, чтобы Джек занялся с сыном: она весь день гнула спину, крутилась с ребенком, «теперь твоя очередь».

Он пошел к орущему во всю мочь Джонатану и попробовал его успокоить.

– Давай поиграем в кубики, – предложил он. Однако строить сам малыш не желал, а то, что пытался построить отец, со злостью разрушал.

Интересно, понимает ли Донна, что ненависть ко всему и страсть к разрушению, которые так свойственны Джонатану, мягко говоря, необычны для двухлетнего ребенка. Все чаще Джек ловил себя на мысли «отродье дьявола», вспоминая при этом, что убитый родной отец мальчика ослепил человека, когда ему было… сколько? – всего восемь или девять лет от роду! Когда Эйхорд усыновил ребенка, он испытывал тайную уверенность, что добрый поступок зачтется ему во искупление грехов, но, похоже, что судьба не дала ему этого шанса. Возможно, было бы лучше для всех, если бы мальчишка… Он не стал додумывать. И вообще, лучше отвлечься.

Когда он пришел на работу, у него был явно повышенный параноидальный коэффициент. «Скоро это будет для меня таким же неотъемлемым качеством, как высокое давление для Дана», – подумал Джек.

– Эйхорд слушает, – рявкнул он в телефонную трубку.

– Джек? – это был окружной прокурор. – Вот какое дело…

И Эйхорд как образцовый коп стал слушать, зажав трубку между приподнятым плечом и шеей. Голова раскалывалась, смысл слов ускользал, но ему все же удалось коротко записать в служебном блокноте главное. Разговор закончился, но телефон тут же зазвонил снова. Он выслушал приглашение Пелетера на семинар потребителей в Новом Орлеане, во всяком случае, так ему послышалось. Вот живут же люди! Семинар потребителей. Что за паскудство заниматься раскрытием убийств. Ужасная мерзость!

Он передвинул бумаги и стал читать заключение какого-то консультанта, выкопанного для него через Главное управление. Специалист высказывал свою точку зрения на дело Тины Хоут. Он полагал, что причиной убийства является политический терроризм, и имел порядка 56 страниц подтверждающей документации. Убийца, по его мнению, был тайным агентом Тон Тона Макоута. Ну и черт с ним, с Тон Тоном! И Эйхорд достал документы по делу Грэхем, занявшись следом покрышки колеса. А голова раскалывалась по-прежнему, и одеревеневшая шея не желала поворачиваться.

Он куда-то засунул заметки, сделанные во время звонка окружного прокурора, и, пока перебирал бумаги, наткнулся на небрежный рисунок трех стоящих в домике фигурок. Рядом было имя врача, написанное стенографическими каракулями Джека. Это было напоминанием купить кукол. Так ему для начала посоветовала женщина-психолог, которую рекомендовал Доу Джери. Она охотно откликнулась на просьбу Джека дать консультацию и довольно логично объяснила причины негативного поведения Джонатана.

Джек рассказал ей, что расхожие руководства по воспитанию малышей ничуть не успокоили его, потому что в их семье дело не ограничивалось обычным детским негативизмом и воплями с катаньем по полу. Его очень беспокоила дурная наследственность ребенка. Он рассказал ей о биологическом отце мальчика, настоящем монстре, убийце – воплощении дьявола. Исковерканном в детстве и выросшем в бесчувственного злодея. Он сам принимал роды у матери Джонатана и буквально вырвал младенца из чрева матери в момент рождения. Могло ли это сказаться на психике новорожденного? Может ли порождение двух чудовищ стать нормальным человеком? Как помочь малышу?

Она предложила ему купить кукол и маленький домик. Поиграть с сыном в дом. Придумать для кукол роли и втянуть в игру мальчика. Джек поклялся себе сегодня же купить кукол. Вечером он бы показал Джонатану куклу-папу и куклу-маму, которые любят своего сыночка. А сынок, в свою очередь, любит папу и маму. И все они будут жить счастливо. Пока что-нибудь не случится и один из них не упадет в водоем с акулой.

Он нашел наконец свои заметки. Сплошные общие слова: бремя доказательств… вне сомнений… обвинительное заключение… Собачий бред, решил он и сунул бумаги в стол.

Снова зазвонил телефон.

– Отдел расследования убийств. Эйхорд.

– Это Бонни Джонсон. Вы просили позвонить, если у меня появятся какие-то новости, связанные с моей подругой.

– Здравствуйте, Бонни. Спасибо за звонок. У вас есть новая информация о мисс… – он оглядел стол в поисках досье.

– Диане Талувера. Да, сэр.

– Она написала вам?

– Нет. Только та открытка.

– Она позвонила вам или кому-то еще?

– Нет.

– У вас есть подозрения, Бонни, что с ней что-то случилось? – Он всегда старался по возможности называть людей по именам, но у него не поворачивался язык обращаться так к мистеру Скамвею.

– Да. – Она запнулась. – Я беспокоюсь. На нее не похоже уезжать так надолго, не давая знать о себе.

– Вы полагаете, тот человек, с которым она встречалась и называла Элом, мог насильно увезти ее?

– Мне казалось так до вчерашнего вечера, а сейчас уж и не знаю, что думать. Его секретарша позвонила мне. Они вместе хотят приехать и поговорить насчет Дианы. Он обеспокоен, как и я. Это автомобильный дилер Алан Скамвей. Он сказал, что тоже получил открытку от Дианы и хочет понять, что происходит. Звонила ли она мне и почему не позвонила ему.

– Алан Скамвей сам звонил вам?

– Нет… Его секретарша. А потом он на минутку взял трубку сам. У меня сложилось впечатление, что он действительно встревожен. Я ничего не понимаю.

– Когда это было?

– Вчера вечером. Около десяти. Он спросил, не можем ли мы встретиться, но я ответила, что очень устала. Я действительно была как выжатый лимон, потому что не спала последние два дня. Мы договорились, что увидимся сегодня вечером. Секретарша должна подъехать и забрать меня после работы. Диана никогда не говорила, что он инвалид, и я…

– Послушайте, Бонни. – Джек коротко вздохнул. – Я хочу, чтобы вы напрочь забыли о нашей беседе. Пока никому не говорите об этом вашем звонке. Никому, слышите меня! И еще одна просьба, – он с трудом подбирал слова, стараясь говорить как можно более убедительно, – сделайте все точно, как я скажу. Надо, чтобы сегодня, а может быть, и еще некоторое время вы были в безопасности. Мы потом объясним все вашим сослуживцам, но сегодня надо под каким-нибудь предлогом уйти с работы после ленча и не возвращаться. Сказаться больной, например. Придумайте что-нибудь. Ужасно себя чувствуете, головокружение, что угодно. Главное – не возвращаться на работу после ленча. Во сколько у вас ленч?

– В одиннадцать тридцать. Я не понимаю, вы хотите, чтобы я…

– Простите, но сейчас у меня нет времени на объяснения. Обещайте мне не ходить домой. Ни под каким видом. Есть у вас кошка или собака, которую надо кормить? Какое-нибудь животное?

– Нет.

– Необходимо, чтобы сегодня вы поехали в отель или мотель. Не говорите никому из ваших приятелей и сослуживцев, где вы будете. Всю ответственность я беру на себя. А кто-нибудь из родственников будет беспокоиться, если вы исчезнете на сутки?

– Мои родные во Флориде.

Он закончил разговор, взяв у нее напоследок номер телефона родителей в Лаудердейле и заставив пообещать, что она позвонит ему, как только устроится. Если его не будет на месте, она должна сказать любому сотруднику отдела, что миссис Лаудер можно найти по такому-то адресу и телефону. Идея, может быть, и не самая лучшая, но ничего более удачного в голову не приходило. Расставшись с Бонни крайне возбужденным, он вышел из управления и направился в Бакхед-Спрингз. У него еще не было плана дальнейших действий. Получить разрешение на обыск у уважаемой персоны? Нет никаких гарантий, что удастся его получить. Перебрав множество вариантов, он принял решение, хотя придуманный план пугал его самого.

Вскоре он подъехал к своему дому и остановился у гаража. Донны не было. Этим утром она собиралась пройтись по магазинам. Джонатан был с ней. Джек убедился, что в доме никого нет, забежал в туалет, вернулся в гараж, где после его приезда еще даже не выветрился запах выхлопных газов. Он вытащил из стоявшего под скамейкой ящика, который был весь в масле и паутине, кое-какие инструменты. Из коробки с точильным камнем достал завернутый в промасленную ветошь серебристый предмет и засунул его за пояс. Прислушался. Аккуратно вытер руки. Хирургические перчатки положил в один карман, револьвер – в другой. Теперь в машину. Путь лежал в Северный Бакхед.

Его беспокоила судьба Бонни Джонсон. Боже, сделай так, чтобы она его послушалась! В его плане по ее спасению были уязвимые места, но что-нибудь изменить было уже поздно. Осталось уповать на везение. Джек достаточно долго занимался расследованием убийств и после сообщения Бонни мгновенно понял, что ее ждет вечером, тем более что в памяти сразу всплыла свидетельница по делу Тины Хоут, которой показалось, что та отошла от церкви с молодой женщиной.

Значит, Спода, то бишь Скамвей проделывал все это именно так. У него была помощница. Двадцать лет спустя он подцепил девицу, совмещающую обязанности секретаря и подруги, чтобы убивать женщин. Если он не собирается разделаться с Бонни, нечего беспокоиться. А вдруг эти мерзавцы решили на всякий случай избавиться от нее? Успеет ли Бонни исчезнуть, прежде чем Ники приедет и заберет ее… Эйхорда просто трясло. Предположения кровоточили, как раны. Провались все окружные прокуроры вместе взятые!

Если Спода-Скамвей прикован к креслу-каталке, то Ники вполне могла заменить ему недостающие ноги, и он имел до черта возможностей обделывать свои дела. Допустим, он в состоянии убить кого-то, но избавиться от трупа ему, скорее всего, не под силу. Если милашка Ники не была в игре, тогда Артур Спода морочил всем голову своим инвалидным креслом.

Он остановился и, позвонив Дану по уличному автомату, попросил выслать наблюдателей к дому Скамвея. Свою машину он оставил в квартале от негр. У Эйхорда было примерно четверть часа до приезда полицейских. К тому времени он успеет исчезнуть.

Теперь к дому короткими перебежками. Револьвер должен быть под рукой. Притаиться в укромном месте и прислушаться. В доме полная тишина. Похоже, дикого нет. А вдруг Ники спит? Придется рискнуть. Постояв минуты две, он скинул туфли и двинулся по ступенькам. Вытащил из кармана резиновые перчатки и надел их. В дом он проник без особых затруднений. Время шло. Он взял лист бумаги со стола Скамвея и разорвал его пополам. Потом решил, что лучше вырвать листок из блокнота. Поразмыслив, отложил блокнот, достал лист нормального размера и вставил его в электрическую портативную машинку. Затем напечатал короткую записку, вынул бумагу из машинки и отстукал какую-то бессмыслицу, чтобы продвинуть ленту дальше. Достаточно. Удар каждой клавиши звучал в тишине дома оружейным выстрелом. Теперь слепки с замочной скважины с двух сторон. Поискал на всякий случай список имен жертв, будущих и уже убитых и вычеркнутых из перечня, и коллекцию снимков, которую иногда хранят подобные типы, чтобы полюбоваться иногда на дело своих рук. Если бы у него было хотя бы три часа, он бы много сделал. Но сейчас не до этого… Он остановился взглянуть на произведения искусства, собранные хозяином дома. Интересно, к коллекции подключена система сигнализации? «Ладно, с этим волчьим логовом я разберусь потом», – решил Эйхорд и вышел.

Бонни уже, наверное, заканчивает ленч. Господи, хоть бы она послушалась и не вернулась на работу!

А ему снова предстояло в дежурной комнате слушать перепалку Монроя и Дана.

– Невкусно же, добавь что-нибудь из специй!

– Пошел ты, – ответил Монрой партнеру, – не хочу я есть эту гадость.

– Ну почему же? – заныл толстый Дан. – Возьми детский пальчик чилийского красного перчика.

По утверждению Дана, однажды он нашел в тарелке маленький ноготь, когда обедал в своем любимом ресторане «Мекс-Текс», отсюда и появился в полицейском фольклоре детский пальчик в мясе с красным перцем и фасолью. Зная, что Монрой не переносит жирную пищу и гусиное мясо и пытаясь окончательно испортить ему аппетит, он продолжал:

– Поешь немного гусятинки. Или сходи купи замечательный недожаренный жирный гамбургер.

Эйхорд чувствовал, что возвращается головная боль и ему надо снова в туалет. Там его опять ждала знакомая матерная надпись на стене над писсуаром. Он чувствовал себя одиноким, затерянным в темноте и заблудившимся в лабиринте. Он вымыл руки, вернулся в дежурку и сел за стол. Дан, конечно, установил наблюдение за домом Скамвея, как просил Джек. Старому приятелю не надо повторять дважды. В душе поднялась теплая волна.

– Послушай, на твоих ребят ведь можно положиться?

– Будь спокоен.

– Джек, ты занимаешься пустяками, – моментально замаячил над ним Монрой Тукер, – присоединяйся, мы тут собираемся содрать кожу с замечательного жирного борова. Ты как?

– Эх, Монрой! Куда я от вас денусь?

– О, Джеки, пожалуйста, передумай, – притворно заулыбался Дан, переваливаясь мимо.

– Иди-иди, – сказал ему Эйхорд, посылая воздушный поцелуй.