Текст книги "Третье место. Кафе, кофейни, книжные магазины, бары, салоны красоты и другие места «тусовок» как фундамент сообщества"

Третьи места, которые наилучшим способом и в полном объеме выполняют свою миссию, – те, куда можно прийти в одиночку почти в любое время суток с уверенностью, что там найдутся знакомые. Когда бы ни нагрянули демоны одиночества или скуки или когда бы давление и разочарования дня ни взывали к расслаблению в хорошей компании, место, куда всегда можно пойти, – это хороший ресурс. Там, где такие места существуют, они свидетельствуют о связях между людьми. Как говорит социолог Филип Слейтер, «жизнь сообщества существует, когда можно каждый день приходить в конкретное место в конкретное время и видеть там много знакомых людей»[68]68
  Ibid.


[Закрыть].

Это кажущееся простым требование сообщества стало ослабевать. Вне рабочего места (которое, вероятно, Слейтер не имел в виду) лишь скромная доля американцев среднего класса может похвастать наличием такого места. Наша формирующаяся среда обитания становится все более враждебной к этим местам. Сокращение их количества у нас на фоне изобилия во многих других странах указывает на важность доступности третьих мест. Доступ к ним должен быть легким, если мы хотим, чтобы они выжили и служили нам; и легкость, с которой можно попасть в третье место, – это вопрос как времени, так и географического расположения.

Традиционно третьи места работают с раннего утра до позднего вечера. Первые английские кофейни были открыты шестнадцать часов в сутки, а большинство мест у нас, где можно купить кофе и пончики, открыты круглосуточно. Таверны обычно обслуживают с девяти часов утра до предрассветных часов следующего дня, если закон не предусматривает иного. Во многих розничных магазинах прилавок с кофе открывается задолго до остальной части магазина. Большинство заведений, которые служат третьими местами, доступны и в рабочие, и в нерабочие часы.

Так и должно быть, ибо третье место вмещает людей, только когда они свободны от своих обязанностей в других местах. Основные институты – дом, работа, школа – имеют право приоритета, которое нельзя игнорировать. Третьи места должны стоять наготове, чтобы удовлетворить потребность людей в общении и расслаблении в промежутках до, между и после их обязательного появления где-либо еще.

Те, у кого есть третьи места, демонстрируют регулярность их посещения, но это не та пунктуальная и безотказная регулярность, которую проявляют в знак уважения к работе или семье. Время посещения здесь свободное, дни пропускаются, некоторые визиты бывают короткими и т. д. С точки зрения заведения в приходах и уходах в любой конкретный час или день есть некоторая текучесть и несогласованность состава участников. Соответственно, деятельность, которая происходит в третьих местах, большей частью не запланирована, не встроена в расписание, не организована и не структурирована. Однако в этом – ее очарование. Именно эти отклонения от одержимости среднего класса организацией во многом придают третьему месту его характер и обаяние и позволяют ему предложить посетителям радикальный уход от домашней и рабочей рутины.

Так же как и часы работы, важно (и взаимосвязано) расположение третьих мест. Там, где неформальные места собраний значительно удалены от жилья, их привлекательность гаснет по двум причинам: добираться туда неудобно, и ниже вероятность того, что посетитель будет знать хозяев.

Важность близкого расположения иллюстрируется типичным английским пабом. Несмотря на то что доступность паба была существенно ограничена законами, вдвое сократившими его обычные часы работы, паб процветал благодаря своей физической доступности. Ключ к успеху – в имени: пабы называют местными (locals), и каждый из них является для кого-нибудь «местным». Поскольку многие пабы расположены среди домов тех, кто ими пользуется, люди часто приходят туда как потому, что они доступны, так и потому, что постоянным посетителям гарантирована компания знакомых и дружеских лиц. По другую сторону Ла-Манша использование публичного пространства для общения тоже широко распространено; высока и доступность мест для встреч. В каждом районе, если не в каждом квартале, есть свое кафе, и, как в Англии, они служат для того, чтобы обеспечивать частый и дружеский контакт жителей друг с другом.

Там, где в городской топографии имеется изобилие третьих мест, люди могут потакать своим социальным инстинктам как пожелают. Некоторые никогда не будут посещать этих мест. Другие будут делать это редко. Кто-то пойдет лишь в компании друзей. Многие будут приходить и уходить в одиночку.

Привлекательность третьего места лишь во вторую очередь зависит от того, скольких посетителей оно может вместить, от разнообразия напитков, наличия парковки, цен или других факторов. То, что привлекает постоянного посетителя в третье место, обеспечивается не управляющими, а другими клиентами. Третье место является всего лишь частью пространства до тех пор, пока там не появляются нужные люди, чтобы оживить его, и люди эти – завсегдатаи. Именно завсегдатаи придают месту характер и гарантируют, что в любое посещение кто-то из их компании будет там находиться.

В третьих местах господствуют завсегдатаи, но не обязательно в количественном отношении. Именно завсегдатаи, сколько бы их ни было в конкретном случае, чувствуют себя в данном заведении как дома и создают там веселое настроение. Именно их настроение и манеры формируют передающийся и заразительный стиль взаимодействия, а одобрение новых лиц завсегдатаями является решающим. Приветствие хозяина, хотя оно и важно, на самом деле не играет такой роли; а приветствие и одобрение, выраженное сидящими у барной стойки, приглашает новичка в мир общения третьего места.

Важность наличия завсегдатаев каждый день демонстрируется по всей Америке в лицензированных питейных заведениях, у которых нет преданных постоянных клиентов. Посетители там сидят отдельно, на расстоянии друг от друга. Кажется, что многие из них сгорбились над каким-то невидимым свинцовым шаром страдания у них на коленях. Они отдирают этикетки с пивных бутылок. Они изучают рекламные объявления на спичечных коробках. Они смотрят дневное телевидение, как будто оно представляет для них непреодолимый интерес. Эта сцена навевает ощущение «вот-вот наступит конец света», упомянутое Генри Миллером в его депрессивном описании американских кабаков[69]69
  Миллер Г. (2001) [1952] Вспоминать, чтобы помнить, пер. с англ. В. Бернацкой, М.: Б.С.Г. – Пресс, 13.


[Закрыть]. В них царит атмосфера летаргии, если не полного отчаяния. Большинство незадачливых постоянных посетителей уж точно приходят не только чтобы выпить, но и для того, чтобы ощутить оживление, которое должно сопровождать выпивку. В поисках передышки от одиночества или скуки они только усиливают это чувство своей неспособностью вступить в общение друг с другом. Почти всегда они обречены, ибо если тишину сразу же не нарушают незнакомцы, она вообще редко нарушается. Эту мрачную сцену не увидишь в третьих местах, и не застанешь в ней тех, у кого есть третье место. Те, кто становится завсегдатаем, никогда с этим не сталкиваются.

Каждый завсегдатай когда-то был новичком, и принятие новичков является главным для поддержания жизнеспособности третьего места. Принятие в круг завсегдатаев не является сложным, но оно не является и автоматическим. Многое в этом процессе можно понять, наблюдая порядок приветствия в третьих местах. Наиболее оживленно приветствуют возвращающегося «блудного сына» – человека, который раньше был преданным и признанным завсегдатаем, но в силу обстоятельств не мог заходить в последние месяцы. Этот индивид, возможно, единственный, кто может получить больше положенной ему доли внимания. В конце концов, его долго не было, и у него есть что спросить и есть что ему рассказать. Следующий по степени воодушевленности приветствия – завсегдатай, появления которого ожидали. Компания рассчитывала на его появление и соответствующим образом его приветствует. За ним следует незнакомец или новичок, который приходит в компании завсегдатая. Затем идут пары незнакомцев и, последний по порядку, одинокий незнакомец, принятие которого займет больше всего времени.

И все же именно одинокий незнакомец имеет наибольшие шансы стать завсегдатаем. Что ему нужно сделать, так это установить доверительные отношения. Элемент доверия определяет степень принятия больше, чем любой другой фактор. За незнакомцев, сопровождаемых завсегдатаями, последние ручаются. Незнакомцы в паре кажутся приемлемыми по крайней мере друг для друга и обычно вступают в такие беседы, которые в дальнейшем подтвердят их адекватность. Но у одинокого незнакомца мало поддержки. Хотя приветствовать новичков в игре разговора свойственно природе инклюзивных групп, их природе также свойственно желать знать тех, с кем они разговаривают, и доверять им. Поскольку публичная жизнь в Америке относительно бедна связующими ритуалами, которые в других культурах служат тому, чтобы гарантировать представление незнакомца, порядок приветствия становится вдвое более важным.

Как тогда одинокий незнакомец становится частью группы? Это несложно, но занимает время ввиду того рода доверия, которое необходимо установить. Это не то доверие, на котором банки основывают кредитные рейтинги, и не доверие между солдатами боевой части, жизни которых зависят друг от друга. Те, кто появляется в третьем месте регулярно и играет в игру разговора достаточно прилично, становятся завсегдатаями. Поэтому компании в третьем месте достаточно знать только то, что незнакомец – приличный малый, способный поучаствовать в разговоре в соответствии с господствующими среди них представлениями о вежливости и взаимном уважении; и еще группе необходимо какое-то подтверждение, что новое лицо скоро станет знакомым. Такого рода доверие возрастает с каждым посещением. Обычно человек просто приходит снова и снова и при этом старается не быть неприятным. Из этих двух требований регулярность посещения однозначно более важна для принятия или одобрения.

С точки зрения новичка, компании в третьих местах часто кажутся более гомогенными и закрытыми для аутсайдеров, чем есть на самом деле. Те, кто еще не является их частью, редко подозревают, какой большой способностью впитывать разнообразие они обладают. Элайджа Андерсон смог провести подробный анализ третьего места для «черных», потому что его, университетского студента из среднего класса, приняла в свой круг относительно необразованная компания завсегдатаев бара для низшего класса в гетто[70]70
  Anderson E. (1976) A Place on the Corner, Chicago: The University of Chicago Press.


[Закрыть]. В Англии общественный бар на первом этаже многоквартирного социального дома предназначен для посетителей из рабочего класса, и вход в него воспрещен для хорошо одетых посетителей, которые могут позволить себе более дорогие заведения. Но, как замечает один наблюдатель: «Как только ты там побывал несколько раз, можешь приходить когда хочешь»[71]71
  Gorham M. (1949) Back to the Local, London: Percival Marshall, 41.


[Закрыть]. Подобные примеры показывают характер инклюзивных мест, посетители которых испытывают столько же удовольствия от принятия в компанию непохожих членов, сколько в эксклюзивных местах получают от проверки новичков на соответствие определенным узким критериям.

Как физическая конструкция, третьи места обычно очень просты. В некоторых случаях они чуть менее просты. Одна из причин, по которым сложно убедить некоторых людей в важности третьего места, заключается в том, что внешний вид многих из них предполагает нечто иное. Третьи места по большей части выглядят невзрачно. За некоторыми исключениями, их не рекламируют; они не модные. В культурах, где господствует массовая реклама и где внешний вид ценится больше содержания, третье место, скорее всего, не впечатлит непосвященных.

Несколько факторов способствуют созданию характерной домашней обстановки третьих мест. Во-первых, вспоминая наблюдение Эмерсона, нет храмов, построенных в честь дружбы. То есть третьи места не строятся в качестве «третьих мест». Скорее построенные для других целей учреждения присваиваются теми, кто ищет себе место, чтобы провести время в хорошей компании. Обычно какое-то старое место призывает к подобному «захвату». Новые места чаще связаны с целями, для которых они строились. Там ожидаются максимальные прибыли, и не от кучки тусовщиков. Для новых мест также чаще выбирается выгодное расположение в ожидании капитализации от большого потока проходящих клиентов. Новые места с большей вероятностью будут принадлежать сети заведений с такими правилами и персоналом, которые не поощряют тусовку. Даже новая закусочная имеет меньше шансов стать третьим местом, чем старая, и это предполагает, что значение имеет здесь не только цель, для которой создаются места.

Простота, или домашний уют, служат «камуфляжем» многих третьих мест. Не имея того блестящего яркого вида, как у построенных по франшизе заведений, третьи места не привлекают большого количества незнакомцев или случайных клиентов. Им не хватает чистоты и современности, предпочитаемых средним классом. Место, которое выглядит несколько потрепанным, чаще всего будет отталкивать проходящего мимо клиента из среднего класса, оказавшегося в чужом районе, и защищать тех, кто находится внутри, от многочисленных вторжений одноразовых посетителей. А если это мужское третье место, где женщины не приветствуются, определенная потертость имеет большое значение для отпугивания посетительниц. Должен подчеркнуть, что многие выглядящие изношенными и убогими помещения содержатся в показательной чистоте их хозяевами, цель которых – удобство и удовольствие посетителей. Важную роль здесь играет первое впечатление.

Простота, особенно в интерьерах третьих мест, также служит для того, чтобы отбить претенциозность у тех, кто там собирается. Непримечательный декор соответствует уравниванию и поощряет отказ от социальных притязаний. Это часть общего настроя на простоту, который также включает в себя манеру одеваться. Завсегдатаи третьих мест не идут домой, чтобы нарядиться. Скорее они приходят в чем были. Если кто-то из них вдруг придет одетым слишком нарядно, то наградой ему будет хорошая порция поддразниваний, а не восхищения или зависти. В третьем месте видимость, которая окружает индивидов, не затмевает их личности.

Простота и скромность, окружающие третье место, всецело соответствуют его духу, и, возможно, это не могло быть иначе. Там, где есть какие-то намеки на пафос, люди начинают себя контролировать. Одни при этом будут смущаться; другие начнут выставлять себя в лучшем виде. Когда заведение становится модным местом, которое нужно посетить, начинается его стремительная коммерциализация. Когда происходит подобное, заведение может выжить; оно может даже процветать, но оно перестанет быть третьим местом.

Наконец, визуальная неприметность, типичная для третьих мест, соответствует тому статусу, который отводят им завсегдатаи. Для завсегдатая, хотя он или она могут пользоваться всеми благами третьих мест, это обычная часть повседневной рутины. Лучшее отношение к третьему месту состоит в том, чтобы оно было просто ожидаемой частью жизни. Вклад, который третьи места вносят в жизнь людей, зависит от их встроенности в повседневный поток существования.

Постоянное настроение третьего места – игривое. Те, кто предпочел бы продолжать серьезный разговор дольше минуты, почти наверняка обречены на неудачу. Каждая тема и выступающий – это потенциальная трапеция для упражнений и демонстрации остроумия. Иногда игривый дух очевиден – когда группа смеется и шумит; в другое время он будет менее заметным. Четко выраженный или подспудный, но игривый дух имеет чрезвычайную важность. Здесь радость и одобрение царят над тревогой и отчуждением. Это тот магический элемент, который согревает инсайдера и напоминает аутсайдеру, что он или она не являются частью магического круга, хотя и сидят всего в нескольких метрах от него. Когда завсегдатаи в игре, аутсайдер не может наверняка знать ни героев, ни правил, по которым они шутят друг над другом. Безошибочный признак принятия в компанию завсегдатаев третьего места – не когда они воспринимают вас серьезно, а когда включают в игровые формы своего общения.

Йохан Хейзинга, великий исследователь игры, признал бы, что третье место имеет характер игрового пространства, ибо для него было ясно, что игра возникает в обособленном месте. У игры есть свои игровые пространства – «отчужденная земля, обособленные, выгороженные, освященные территории, где имеют силу свои особые правила. Это временные миры внутри мира обычного, предназначенные для выполнения некоего замкнутого в себе действия»[72]72
  Хейзинга Й. (1997) [1938] Homo Ludens; Статьи по истории культуры, пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова; коммент. Д.Э. Харитоновича, М.: Прогресс – Традиция, 28.


[Закрыть].

Магия игрового пространства соблазнительна. Побыв частью игры, индивид тянется к тому месту, где она происходила. Не каждая игра в камушки, признает Хейзинга, – ведет к возникновению клуба, но тенденция существует. Почему? Потому что «присущее участникам игры чувство, что они совместно пребывают в некоем исключительном положении, совместно делают одно важное дело, обособляясь от прочих и порывая с общими для всех нормами, простирает свои чары далеко за пределы продолжительности отдельной игры. Клуб приличествует игре, как голове – шляпа»[73]73
  Там же, 30.


[Закрыть]. Многим парам наверняка знакомо чувство, на которое ссылается Хейзинга. Они испытывают его, когда в ходе разнообразных социальных событий, которые оказываются скучнее, чем должны бы, возникает волшебное время. Это может быть спонтанная встреча без установленной цели, где каждый остается дольше запланированного, потому что все замечательно проводят время и не хотят уходить. Стремление вернуться, воссоздать и снова испытать этот опыт остается. Неизменно делаются предложения: «Давайте повторим!» Третье место существует благодаря этому стремлению.

Если бы такие учреждения, как местная таверна, были так ужасны, как это утверждали поколения жен, то мало кто из этих дам имел бы основания для беспокойства. «Дьявольские дома» пали бы от собственной скверны и неисправимо порочного характера. На деле же третьи места соперничают с домом по многим параметрам и часто выходят победителями. Есть подозрение, что наибольшую угрозу представляет именно схожесть третьего места с уютным домом, а вовсе не их различие. Вот в чем загвоздка: третье место часто имеет атмосферу более домашнюю, чем дом.

Если использовать первое и второе определения дома (по словарю Уэбстера), третье место под них не подходит, не будучи ни 1) «местом проживания семьи»[74]74
  В современном издании словаря – «место проживания индивида». – Прим. пер.


[Закрыть], ни 2) «социальной единицей, образованной совместно проживающей семьей». Однако третье определение дома как предлагающего «близкое по духу окружение» более соответствует среднему третьему месту, чем среднему семейному жилищу. Домашний круг может устоять и без близости духа, а третье место – нет. Действительно, многие «семейные гнезда» – это звериные логова, где близость существует даже без поверхностной вежливости.

Очевидно, что между частным жилищем и третьим местом есть огромная разница. Дом – это частная обстановка; третьи места – публичная. Дома в основном характеризуются гетеросоциальными отношениями; кружки в третьих местах чаще всего состоят из людей одного пола. В домах происходят самые разнообразные виды деятельности, в третьих местах спектр действий намного уже. По большей части третье место – это то, чем дом не является, однако между ними, очевидно, существует достаточно общего, чтобы побуждать нас к сравнению.

В поисках черт «домашности» я натолкнулся на книгу психолога Дэвида Симона. Он выдвинул пять критериев, по которым можно оценить «дом вдали от дома». Пояснительные комментарии Симона ограничиваются частными жилищами. Конечно, он не предполагал сравнения, подобного этому, что делает его критерии особенно полезными, поскольку они беспристрастны по отношению к публичным местам[75]75
  Seamon D. (1979) A Geography of the Lifeworld, New York: St. Martin’s Press, Chapter 10.


[Закрыть].

Дом укореняет нас, начинает Симон, обеспечивает физический центр, вокруг которого мы организуем свои приезды и отъезды. Те, у кого есть третье место, обнаружат, что этот критерий применим и к нему. Как сказал мне в отношении своей кофейни один предприниматель, «кроме дома, это единственное место, о котором я знаю, что буду здесь каждый день примерно в одно и то же время». Если у индивида есть третье место, он также «есть» у третьего места. В Америке третье место не укореняет индивидов так же надежно, как, скажем, во Франции, но тем не менее оно их укореняет. Те, кто регулярно посещает третьи места, ожидают увидеть там знакомые лица. Чье-либо отсутствие быстро замечают, и те, кто на месте, спрашивают друг у друга об отсутствующем посетителе.

Третье место не может навязывать индивиду регулярность появления, как дом или работа. Одна женщина из Аризоны рассказала мне о третьем месте, куда она ходила, когда была незамужней и работала в Чикаго. Этот рассказ иллюстрирует ожидания, которые возникают среди завсегдатаев третьего места. Она подружилась с несколькими людьми благодаря тому, что все они жили рядом и ходили в закусочную в местный магазин. «Магазин был для нас домом больше, чем те места, в которых мы жили, – сказала она, – дешевые гостиницы, апартаменты, общежитие YWCA[76]76
  Young Women’s Christian Association – Союз молодых христианских женщин, международная неправительственная организация, образованная в 1855 г. – Прим. пер.


[Закрыть] или что там еще было. Если кто-то из группы пропускал день – это нормально. Но если мы не видели кого-то два дня подряд, кто-нибудь шел проверить, все ли с этим человеком в порядке»[77]77
  Личная переписка автора.


[Закрыть].

Для большинства американцев третьи места не заменяют дома в той степени, что была описана моей собеседницей. В некоторых случаях, однако, они укореняют людей даже в большей степени. Мэтью Дюмонт, психиатр с Восточного побережья, однажды отправился в «андеграунд», чтобы изучить место, которому он дал имя «таверна “Звезда”», в мрачном районе города. Там он обнаружил, что бармен и его таверна отвечали потребностям бездомных намного лучше, чем местные службы здравоохранения и социального обеспечения. «Звезда» не была домом вдали от дома для этих людей – она и была их домом[78]78
  Dumont M. (1967) «Tavern Culture: The Sustenance of Homeless Men», American Journal of Orthopsychiatry, 37: 938–945.


[Закрыть].

Второй критерий «домашности», по Симону, – это апроприация, или чувство обладания и контроля над окружением, которое не влечет действительного владения. Те, кто утверждает, что у них есть третье место, обычно говорят о нем, используя притяжательное местоимение от первого лица («“У Руди” – наше тусовочное место»), и ведут себя так, будто место им принадлежит.

Когда человек посещает дом другого человека, он вынужден чувствовать себя немного как захватчик, каким бы сердечным ни был прием, тогда как третье место порождает иное чувство. В последнем случае это публичное пространство, и завсегдатай там не аутсайдер. Далее, так же как мать осознает свой вклад в семью, завсегдатаи знают о своем вкладе в общающуюся группу. Они являются полноправными членами, частью группы, которая и образует место.

Часто завсегдатаи пользуются значительными преимуществами и правами собственника, в которых отказывается нерегулярному или случайному посетителю. Для первых может быть забронировано особое место, официально или неофициально, как для «друзей заведения». Может быть предоставлен доступ через двери, которыми публике обычно пользоваться запрещено. Может быть разрешено бесплатное использование домашнего телефона. Увеличиваются ощутимые выгоды и преимущества или нет, апроприация растет вместе с близкими отношениями. Чем чаще люди посещают место, используют его и сами становятся его частью, тем больше оно принадлежит им.

В-третьих, утверждает Симон, дом – это место, где индивиды отдыхают и восстанавливаются. Здесь нужно с готовностью признать, что третьи места не рекомендуются для физически больных или обессиленных людей. Им требуется дом, если не больница. Но с точки зрения душевного восстановления, расслабления и «ослабления галстука» – с точки зрения социального воодушевления – третье место подходит идеально. Многие исполненные сознания семейного долга жены и матери признаются вам, что больше всего они чувствуют себя как дома с близкими подругами в каком-нибудь уютном кафе, отдельно от дома и семьи.

Четвертая тема «домашности» – это чувство легкости, или «свобода быть». Она включает в себя активное выражение личности, утверждение себя в среде. Дома, как замечает Симон, эта свобода проявляется в выборе обстановки и элементов декора. В третьем месте она проявляется в разговоре, шутках, подтрунивании, грубостях и другом экспрессивном поведении. В любом случае это стремление оставить свой след, быть связанным с местом, даже когда там не находишься.

Наконец, это теплота. Это наименее ощутимое из пяти качеств Симон связывает с «домашностью», но его можно найти не во всех домах. Теплота появляется из дружеского отношения, поддержки и взаимной заботы. Она происходит из сочетания бодрости и общения, и она усиливает ощущение того, что человек жив. По этому критерию в счете явно ведет третье место, ибо, хотя дом может существовать без тепла, третье место – не может. Тогда как дом дает много необходимого помимо тепла и дружелюбия, эти качества – главное для общения в третьем месте, которое без них быстро бы разрушилось.

Симон придает большое значение взаимосвязи между эмоциональной теплотой комнаты или другого помещения и видом его использования. Неиспользуемые помещения кажутся холоднее, и сидеть где-то в одиночку тоже неуютно. Симон также указывает на резкое увеличение числа «первичных», т. е. состоящих из одного человека, домохозяйств в США и задается вопросом, какой эффект «потеря теплоты» окажет на этих индивидов и общество. Я разделяю схожую озабоченность относительно умаления излучающих тепло третьих мест в городках и городах Америки и рискну предсказать результат этой потери – «холодные» люди!