Текст книги "Этруски. Предсказатели будущего"

Нелегко дать точное представление о богах, составлявших этрусский пантеон. В целом мы знаем их в обличье греческих божеств, с которыми они частично отождествлялись. Но они должны были сохранить оригинальные характеристики, не сразу просматривающиеся за их эллинским обликом.

Поздний текст, относящийся к V в. и дошедший до нас благодаря Марциану Капелле, несомненно восходит к появившимся намного раньше переводам этрусских ритуальных сочинений, сделанным в эпоху Цицерона ученым Нигидием Фигулом. Согласно Марциану, этрусских богов помещали в следующем порядке. Вокруг Юпитера находились верховные боги, senatores deorum. Далее шли двенадцать богов, управлявших знаками зодиака, и семь богов, соответствующих планетам. Наконец, имелись боги, связанные с шестнадцатью областями неба. Сенека рассказывает нам, что, когда Юпитер мечет молнии, он может сделать это либо по своей воле, либо после совещания с другими богами. В такой космогонии ощущаются признаки сходства с халдейской, которую, по словам Диодора, передавали от отца к сыну.

Информация Марциана Капеллы и надписи на печени из Пьяченцы, которая является точной проекцией небесного свода, позволяют нам нарисовать карту неба по представлениям этрусков. Различные боги занимали четко определенное место на небе и представлялись людям милосердными или ужасными в зависимости от положения их зоны. Главным богом этрусков был Тиния, повелитель молнии, аналогичный греческому Зевсу и римскому Юпитеру. Его имя четыре раза упоминается на печени из Пьяченцы вместе с другими богами, которые остаются для нас тайной. Жена Тинии – Уни, отождествлявшаяся с Герой и Юноной. На некоторых этрусских зеркалах изображается, как она кормит грудью Геркулеса, он, согласно некоторым надписям, был ее сыном. Менерва – этрусская Минерва – вместе с Тинией и Уни входила в благодетельную троицу, которая попала в Рим при Тарквиниях под именами Юпитер, Юнона и Минерва (рис. 15). Такой культ триад, которым поклонялись в тройных храмах, очень типичен для Тускии. Похоже, такие религиозные концепции зародились еще в доэллинской и анатолийской цивилизациях.

Рис. 29. Бронзовое зеркало. Венера и Прозерпина спорят перед Юпитером за обладание малышом Адонисом, который лежит в сундуке. Имена богов написаны архаической латынью и различным шрифтом: Venos, Diovem, Prosepnai (Венера жалуется Юпитеру на Прозерпину). Зеркало из Пренесте, найденное в Орбетелло. III в. до н. э. Лувр, Париж.

Этруски, будучи народом мореплавателей, особенно почитали Нетунса – Нептуна, повелителя морей. Он вооружен трезубцем и сразу же вызывает в памяти греческого Посейдона. Считалось, что именно он был прародителем царской династии в Вейях и великим богом Ветулонии. Марса, бога войны, почитали под именем Марис; как и греческий Арес, он был любовником богини любви Туран, обладавшей очарованием греческой Афродиты и римской Венеры. Имя Туран восходит к доэллинскому корню, который присутствует в греческом слове turannos. Следовательно, Туран – это буквально правительница, повелительница. Она изображена на множестве бронзовых шкатулок и зеркал в окружении свиты из гениев женского рода, законно занимая центральное место на этих изящных предметах женского туалета. Имена Аполлона и Артемиды отсутствуют на печени из Пьяченцы, однако с ними в Этрурии были знакомы с древнейших времен (рис. 30). Группа терракотовых статуй, созданных в конце VI в. до н. э. в мастерской скульптора Вулки, украшавшая крышу большого храма в Вейях, иллюстрирует дельфийскую легенду о борьбе между Аполлоном и Гераклом за обладание ланью (фото 39). Так чисто эллинский миф становится темой для шедевра архаического этрусского искусства.

Фуфлунс, соответствующий греческому Дионису, был великим богом города Популония, названного как раз в его честь. Фуфлунс изображается с жезлом и связан с Семелой и Ариадной. Этот бог винограда и плюща, как и в Греции, служил персонификацией веселья и избытка жизненных сил и очень рано стал отождествляться с Вакхом из Великой Греции, который привел в Тоскану свои мистерии и свиту буйных вакхантов. Танцоры и танцовщицы, вертящиеся на фресках из Тарквиний под звуки флейты в садах со множеством увитых плющом беседок, возможно, входили в вакхические братства и были почитателями бога, совершившего много чудесных метаморфоз, – могущественного тосканского Фуфлунса. Но на этот вопрос до сих пор нет однозначного ответа.

Турмс, этрусский Гермес, считался – особенно в Тоскане – богом, связанным с погребальными ритуалами. Он сопровождал души мертвых в Аид. Особенно сильно его культ был распространен в Ареццо. На этрусских зеркалах позднего периода он появляется под римским именем Меркурий. Сетлансу, богу огня, поклонялись в Перудже. Этрурия всегда оставалась разделенной, и многочисленные боги были тесно связаны с конкретным городом или святилищем. Здесь никогда не было единого пантеона для всей провинции, как в римской Италии. Еще одним богом огня считался Велханс, также метавший молнии. Он обладал чертами греческого Гефеста и римского Вулкана. В Популонии, промышленном городе, разбогатевшем благодаря выплавке и обработке металлов, чеканили монеты с изображением Велханса, покровителя кузнецов. Одним из самых почитаемых богов Этрурии был Геркле, у греков – Геракл. Здесь он символизировал силу и воинскую доблесть, но являлся также могущественным богом воды, источников и моря. Его непревзойденная храбрость позволила ему восторжествовать над силами подземного мира. Этрусские путешественники просили у него покровительства и избирали его вождем в своих бесчисленных полувоенных экспедициях.

Некоторые таинственные существа символизировали неумолимое шествие судьбы. В Вольсиниях в стену храма, посвященного Нортии, богине удачи, ежегодно вбивали гвоздь как символ неостановимого хода времени. Каждый народ и каждый человек имеет свой срок, отмеренный судьбой. Этрусскому народу была дарована жизнь в течение десяти веков; Риму – двенадцать веков, о чем поведали двенадцать грифов, которых видел Ромул при основании города. Конец каждого века, служивший также линией раздела между поколениями, отмечался небесными знамениями.

Рис. 30. Бронзовое зеркало. Аполлон и Артемида III в. до н. э. Лувр, Париж.

Естественный интерес у нас вызывает чисто этрусское божество Вольтумна – только в святилище этого божества на территории Вольсиний проходили панэтрусские совещания и праздники. Судя по всему, Вольтумна попал в Рим в обличье юного бога растительности Вертумна. Статуя Вертумна стояла в этрусском квартале Рима – vicus tuscus, – и Проперций слышал, как бог говорил устами своей статуи: «Я, туск из Тусков, не жалею, что посреди войн покинул свою вольсинийскую родину». Рим всегда радушно принимал богов тех народов, которые собирался искоренить. Чтобы обеспечить поражение врагов, римский сенат тактично приглашал покровительствовавших им богов перебраться на жительство в город. Римские легионеры не боялись вражеских воинов, которых покинули боги, и, преданно поклоняясь этим богам, могли поставить противника на колени.

Рис. 31. Небольшая терракотовая погребальная урна со скульптурой покойного на смертном ложе. Конец VI в. до н. э. Лувр, Париж.

Этрусков никогда не оставляла в покое мысль об участи мертвых и о другом мире. Такая постоянная забота ставит этрусков на особое место среди народов древнего Запада и любопытным образом связывает их с восточными странами, откуда они и пришли, согласно преданиям. Если в Греции и Риме погребальный культ всегда был очень важен, то в Этрурии забота о мертвых стала для живых настоящей манией. Этрусские гробницы сооружались в форме этрусских жилищ, но с особой тщательностью, прочностью и щедростью. После погребения вход в гробницу заваливали камнями или огромной глыбой, дабы не повадились в нее ходить алчные люди и злые духи. Рядом с покойником клали его оружие, рядом с покойницей – ее украшения, чтобы мертвые спокойно обитали в своем последнем жилище и не беспокоили живых. Древние народы всегда опасались тех мертвецов, которые из-за недостатка заботы начинали вредить живым.

Тусские аристократы строили гробницы, предназначенные для членов одной семьи (фото 13, 14). Большие курганы в Черветери представляют собой усыпальницы для знатных семей города. Этрусские кладбища, планировку которых в наши дни помогает восстановить аэрофотография, не были доступны ни для потомков мореплавателей-завоевателей, ни для потомков вымерших и порабощенных племен. Эти мрачные города мертвых и после смерти отражают аристократический образ жизни народа, гордящегося своим происхождением.

Представления этрусков о подходящем жилье для мертвых всегда были очень смутными (рис. 2, 23, 24). Живут ли покойники в просторных подземных камерах или же они встречаются в подземном мире, который является несовершенным отражением верхнего мира? Похоже, этруски не ощущали необходимости рационально примирить эти две противоположные точки зрения. Вино возлияний и кровь жертв должны были порадовать мертвецов в могилах, но эти животворящие вещества доходили до них и тогда, когда они спускались в огромную пещеру в центре Земли, образующую всеобщий Аид, и встречались там с другими тенями.

Во все эпохи переход в мир иной всегда представлялся и воображался как путешествие. Бесчисленные сцены отправления в путь, изображенные на погребальных урнах и саркофагах, – в путь пешком, на лошади, в экипажах или в лодках, – символизируют путешествие покойных в преисподнюю (рис. 1). Загробный мир изображался по-разному в разные периоды. На тарквинийских фресках древнейшего периода мертвые ведут в ином мире жизнь, полную удовольствий и радости. В атмосфере Элизиума проходят пиры под звуки флейт; пирующие видят вокруг себя изящных танцоров и женщин, захваченных магическим ритмом танца (фото 24). В духах, которые отводят покойных в тот мир, откуда те не вернутся, нет ничего ужасного, всюду царят спокойствие и гармония.

В IV в. до н. э. настроение этих поразительных картин постепенно меняется. Боги, правящие нижним миром, теперь сидят на троне посреди своего мрачного царства, и мы можем прочесть их имена – Аита или Эита (искажение греческого Аида) и Ферсипнаи – Персефона на этрусский манер. Голова Аиты покрыта волчьей шкурой, так как для этрусков волк был животным, по своей природе связанным с загробным миром. В правой руке бог держит скипетр, вокруг которого обвивается змея. Персефона также держит царский скипетр, а на ее светлых волосах золотой венец.

Темой изображенных сцен по-прежнему является пир. Но его атмосфера становится все более мрачной. Гении и демоны – очевидно, слуги бога преисподней – уже не имеют спокойного и гармоничного облика. Их лица злобны и устрашающи (фото 54, 55). Важное место в погребальной живописи позднего периода занимает демон, имя которого позаимствовано у Харона, греческого лодочника. Он совсем не похож на миролюбивого греческого паромщика, который без устали перевозит толпы теней через воды Стикса. У этрусского Харуна – искаженное лицо, крючковатый нос и синеватое тело, своим оттенком напоминающее о разложении. Он вооружен дубинкой, которой наносит, как бы испытывая жестокое удовольствие, смертельные удары. Наряду с ним присутствуют и другие демонические фигуры не менее отталкивающего вида. У Тухульхи конские уши, клюв грифа, а в руках он держит разъяренных змей. В одной из самых поздних гробниц на кладбище в Тарквинии – в гробнице Тифона, построенной не раньше чем во II в. до н. э., а порой датируемой даже первыми годами до нашей эры, – на настенных фресках появляется толпа молодых людей. Эту жалкую, запуганную толпу ведет гений со змеями в волосах и с факелом в руке. Позади него маячит ужасная фигура Харуна.

Таким образом, на закате Этрурии мы находим выражение страха и даже ужаса в предчувствии бедствий и мучений преисподней. С уничтожением Этрурии ее жители лишились своих благостных представлений о спокойной и лучезарной загробной жизни. Ими завладел ужас перед адскими мучениями, и греческое влияние становится едва различимым. Итак, вплоть до начала христианской эры Римом владели мрачные представления о смерти. Возможно, этим отчасти объясняются восторженные возгласы таких римских поэтов, как Лукреций, которые радуются освобождению человека от бессмысленного страха перед воображаемым и нереальным миром.

Глава 8
Мир этрусского искусства

Большая этрусская выставка, в 1955 г. вызвавшая интерес и любопытство в широких кругах Парижа, Милана, Гааги и Цюриха (где она открылась), привлекла внимание любителей, а также критиков и историков искусства к проблеме значения этрусского искусства и его места в древнем средиземноморском искусстве в целом. Публику, похоже, главным образом поражало обилие сокровищ, выставленных в тот раз впервые. Некоторые ювелирные изделия этрусков своей изысканностью, богатством украшений и утонченностью композиции превосходят самые восхитительные шедевры современного искусства.

Рис. 32. Бронзовая курильница для благовоний. В основании стержня – фигурка юноши. Три ножки сделаны в форме человеческих ног. V в. до н. э. Музей виллы Джулия, Рим.

Но выставка в целом представляла собой панораму чрезвычайно разнообразных жанров, неравноценных по качеству и пестрых по составу. Естественно, изделия, создававшиеся на протяжении многих столетий, не могут не демонстрировать радикальную эволюцию стиля и техники и наличие более и менее удачных периодов. Однако собрания греческих и римских древностей вводят нас в мир, где существовала преемственность вдохновения и формы. В этрусском же искусстве мы замечаем не только многочисленные глубокие изменения, но и неровность, с первого взгляда поразительную.

Такое положение вещей породило немало совершенно противоположных точек зрения. Еще в 1889 г. французский ученый Марта писал в руководстве по этрусскому искусству, еще не потерявшему ценность, несмотря на свой возраст: «Величайшее несчастье этрусского искусства в том, что ему так и не хватило времени, чтобы сформироваться». Некоторые современные критики, подписывающиеся под этим решительным заявлением, также утверждают, что в этрусском искусстве нет какой-либо оригинальности; по их мнению, оно провинциально и является всего лишь отражением греческого искусства, которое было для этрусского образцом. Но многие ученые полагают, что этрусское искусство обладало уникальными чертами и может называться автохтонным. Обе точки зрения являются крайними и, следовательно, отчасти ложными. Истина, как это нередко бывает, посредине. Этрусское искусство, безусловно, подвергалось постоянному и благодетельному влиянию художников из Эллады и Великой Греции (фото 61), и его историю можно понять лишь в том случае, если принять во внимание и существование, и глубокое влияние эллинских образцов. Но отсюда не следует, что оно было лишь рабским подражанием, не обладающим никакой самоценностью. Этрусское искусство демонстрирует тенденции, таланты и дух, в которых проявляются достижения первых жителей Тосканы, создавших цивилизацию, достойную этого названия.

Следовательно, мы можем справедливо судить об этрусском искусстве лишь в том случае, если не будем считать его некоей вещью в себе, вне времени и пространства. Следует остерегаться попыток сконструировать чрезмерно абстрактную эстетику. Вдохновение этрусских мастеров сильно различалось в разные эпохи и в разных местах. Художники по-разному реагировали на внешние влияния, приходящие с Ближнего Востока и из Греции, в соответствии с тем, в каком веке они жили и в каком городе родились.

Партикуляризм этрусских городов проявлялся не только в политической сфере, но и в области искусства. В одном месте художники специализировались в скульптуре; в других они предпочитали технику барельефа и фрески. Более того, эволюция техники и стилей в Этрурии не отличалась равномерностью; были различные движения, были поразительные новшества, за которыми следовали продолжительные периоды застоя и упадка в технике, различавшиеся от эпохи к эпохе. Южная Туския была больше подвержена греческому влиянию, чем Северная и Центральная. Отсюда следует, что существовали большие различия между артистическими зонами; этот факт следует принимать во внимание при попытках датировать конкретное произведение этрусского искусства.

Подобные исторические взгляды, являющиеся необходимой предпосылкой для взвешенного суждения, прежде всего должны учитывать самое начало этрусского искусства, то есть любопытные поделки первого железного века, который обычно называется вилланованским. Если примерно с 700 г. до н. э. начали свою деятельность истинно этрусские мастерские, то нельзя сказать, что у них не было предшественников; и любой участвовавший в раскопках в Тоскане может заметить, что не существует значительного отличия между продукцией VIII и VII вв. до н. э. Вилланованское искусство вдохновлялось геометрией. Бронзовые и керамические вазы, оружие и фибулы украшены простыми и монотонными узорами – квадратами, треугольниками, свастиками, кругами и пересекающимися линиями. Фигуры животных и людей появляются в более поздний период в поразительно схематической и примитивной форме. В редких каменных скульптурах уже чувствуются веяния Эгейского мира.

Начиная с VII в. до н. э. появляется во всем своем блеске подлинное этрусское художественное ремесло. Великолепные гробницы VII в., особенно гробница Реголини-Галасси в Черветери, а также богатые гробницы Пренесте, содержат бесконечно богатый материал в виде изделий из золота и слоновой кости. О размахе деятельности первых тирренских пиратов можно судить по невероятному обилию великолепных ювелирных изделий, которыми они одаривали своих покойников. В украшениях и орнаментах еще присутствует предыдущий период, проявляющийся в тенденции к схематизации и в характерных геометрических узорах; но теперь мы видим робкие попытки натурализма, сочетающиеся с виртуозностью восточного характера. Бесчисленные достижения в прикладном искусстве неожиданно выводят этрусков на лидирующие позиции среди художников Западного Средиземноморья. Этрусское искусство никогда не сияло более ярко, чем в архаический период, окончившийся с изгнанием этрусских тиранов из Рима.

В древности этруски славились как архитекторы и искусные инженеры. Римляне приписывали им изобретение атриума, канализации и регулярной городской планировки. Римские зодчие во многом ориентировались на образцы, созданные их тусскими предшественниками. Сегодня от бурной строительной деятельности этрусков осталось очень мало следов. Там, где в древности стояли города, сейчас виднеются лишь остатки мощных внешних стен, неприступных для врагов, фундаментов храмов и незначительные руины жилых домов. Однако погребальная архитектура является бесценным кладезем информации; по ней мы можем реконструировать вид давно исчезнувших построек.

Рис. 33. Развалины небольшого тройного каменного храма, найденные в 1947 г. в ходе французских раскопок под Больсеной. Ширина 17,2 м, длина 13,4 м.

Этрусские города никогда не строились в долинах или на равнинах. Они создавались на плато с обрывистыми краями или на холмах, которые было легко оборонять; сменившие их современные города до сих пор имеют вид орлиного гнезда, примостившегося на горной вершине и господствующего над окружающей местностью. Для дополнительной защиты этруски сооружали крепкие стены, линия которых точно повторяла контуры холма (фото 5—7). Эти стены порой достигют шести миль. Из этого можно получить представление о размерах заселенной территории. Внушительный вид стен напоминает нам о мощи создавшей их и исчезнувшей цивилизации. Их сооружали из больших блоков местного камня, обычно вулканического туфа, уложенных в правильном порядке. Размер блоков и их форма – многоугольная или прямоугольная – зависели от природы материала и его возможностей. Этрусская стена в Перудже, восстановленная в нескольких местах и законченная уже в новое время, поражает нас своим монументальным видом (фото 8).

В город можно было попасть через ворота, место для которых выбиралось с большой тщательностью (фото 8, 9). Ворота представляли собой колоссальные арки, украшенные рельефными скульптурами. До наших дней уцелели очень немногие; однако Порта-дель-Арко в Вольтерре и ворота Марции и Августа в Перудже представляют собой одни из самых красивых образцов древней архитектуры на итальянской земле. Арка и свод постоянно использовались в Тускии, позволяя местным архитекторам создавать такие колоссальные сооружения, какие были недоступны грекам с их линейными конструкциями. Рим в древнейшие времена позаимствовал у этрусков основы их технических знаний; отсюда и происходит монументальный характер римской архитектуры.

В каждом городе имелось несколько храмов, где поклонялись богам. Этрусский храм стоял на высоком фундаменте – подиуме и имел лишь один вход. Внутри храма находились три смежных и параллельных помещения, там хранились статуи божеств, а фасад представлял собой портик, поддерживаемый двумя рядами колонн. Храм выглядел массивным и приземистым, так как его ширина почти равнялась длине.

Вследствие недолговечности использовавшихся материалов до нас дошло очень немного остатков древних этрусских храмов. Хотя подиум и фундаменты строились из камня, сами здания из дерева и кирпича давно исчезли. Все, что оставалось в самом лучшем случае, – основания стен, по которым можно восстановить план храма. При раскопках обнаружено множество декоративных терракотовых элементов, покрывавших и украшавших деревянные части антаблемента и фасада. Концы балок маскировались антефиксами (фото 42, 47); верхнюю часть здания со всех сторон опоясывали фигурные фризы. Иногда, как в большом храме в Вейях, на крыше стояли статуи в натуральную величину, выделяясь на фоне неба. В храмах эллинистической эпохи на фронтонах устанавливали рельефные скульптурные группы, изображавшие сцены из греческой мифологии.

Все эти терракотовые украшения как бы оживляли этрусский храм (фото 48). Антефиксы, фризы и статуи красили в светлые цвета, весело игравшие своими богатыми оттенками на ярком этрусском солнце.

О гражданской архитектуре этрусков мы почти ничего не знали бы, если бы в нашем распоряжении не имелись погребальные урны и ex-voto[14]14
  Подношение по обету (лат.).


[Закрыть] в форме домов, а также хижин-гробниц, достоверно воспроизводящих конструкцию современных им жилищ (рис. 9, фото 11). Исследования в этой области обнаружили лишь крайне жалкие останки частных домов этрусских аристократов. Однако руины, найденные в Марцаботто – маленьком этрусском городке всего в 15 милях от Болоньи, – демонстрируют нам планировку улиц и жилых кварталов. Она отличалась чрезвычайной упорядоченностью, имея вид шахматной доски. Дома, судя по всему, были скромными; невозможно сказать наверняка, были ли в этих домах атриумы – центральные помещения в жилище этрусков, позаимствованные у них римлянами.

Здесь на помощь науке также приходит погребальное искусство. В Этрурии гробницы воспроизводят структуру давно разрушившихся домов (фото 15—17). Раскопки, проводившиеся в течение столетий либо ради наживы, либо из любви к знаниям, к счастью, не истощили богатств, скрытых в тосканской земле. Мы должны помнить, что вокруг крупного столичного города за многие тысячи лет вырастали, расширялись и множились кладбища. Табу на места для погребения запрещало разрушение каких-либо погребальных сооружений прошлого. Вот почему известные на сей день крупнейшие кладбища являются лишь незначительной частью того, что еще таится под землей.

Согласно представлениям этрусков, гробница была в прямом смысле слова жилищем, в котором покойные продолжают сумеречное и бесконечное существование. Поэтому вполне естественно, что начиная с VII в. до н. э. гробницы выглядят как настоящие комнаты. Вдоль стен комнаты ложа, на которые кладут мертвых. Затем гробницы увеличиваются, количество комнат возрастает, и, наконец, этрусские зодчие начинают вырубать в вулканических холмах из туфа уже целые дома. Примерно до 400 г. до н. э. размеры гробницы остаются разумными, поскольку она предназначена только для семьи в строгом смысле слова, то есть для главы семейства, его ближайших родственников, жены и детей. Начиная с IV в. до н. э. концепция меняется, гробницы уже принимают по 20—30 человек, то есть становятся усыпальницами для всего рода. Еще позже погребальные камеры становятся почти гигантскими; коридоры, ведущие в некоторые гробницы, например в гробницу Франсуа в Вульчи, достигают 30 метров, проникая в глубь земли.

Во все эпохи большое внимание уделялось не только тому, чтобы планировка гробниц соответствовала жилищам живых, но и архитектурному изяществу. Резной узор на каменном потолке точно воспроизводил сложную систему стропил. Тщательно отделаны косяки дверных проемов, соединявших камеры. Нас неизменно восхищает изящество архитектурных линий, в этом отношении гробницы обладают настоящей геометрической красотой, полностью удовлетворяющей современному пристрастию к сдержанному искусству без чрезмерных украшений.