Текст книги "Луна и лотос. Сказка для взрослых"

ГЛАВА 6. Холодное утро

– Женя!.. Женька!.. Ауууу… – смутно знакомый женский голос ударил по барабанным перепонкам и вызвал колющую боль в висках. – Скворцова, очнись!.. Скворцова!

Кто-то настойчиво теребил ее за плечи, встряхивал так, что голова моталась, как у тряпичной куклы, и горло заливало тошнотой.

Женя вздрогнула от резкого сырого холода, затряслась в ознобе, обняла себя руками и просипела пересохшим ртом:

– Не надо… отойди… хочу спать…

– Женька, мать, ты чего?.. Господи, совсем ужратая!.. Вот тебе и скромница-трезвенница!

Со стороны правого уха вклинился еще один голос, на сей раз мужской:

– Жень, ты давай, заканчивай, тут с медициной не очень, «Скорую» из Приволжска надо вызывать! Ну, перебрала, с кем не бывает, но вот в кому впадать не надо!..

– Альбертик, ты вот что, хватай ее под одну руку, а я под другую – поднимем… – засуетилась женщина.

– Может, лучше мужиков с удочками покличем?.. Она ж тяжелая – пипец… фууу, да еще и мокрая вся… В одежде, что ли, купалась?..Идиотка!

– Ой, Букин, не начинай, ты сам как не мужик прямо, а сопля на палочке!.. Давай, без разговоров, поднимай ее…. Тут идти-то рядом, как-нибудь дотащим коровушку! А то в следующий раз будешь сам у себя сосать, понял?..

– Да понял я, понял… – пробурчал Букин. – Умеешь ты убеждать, Иришка.

Женю схватили и дернули вверх, побуждая встать – она подчинилась, но стояла с трудом, ноги тряслись как студень. Кое-как разлепила веки и вскрикнула от боли: таким ярким – как ядерная вспышка – показалось солнце, а воздух огнем обжег легкие… Женя задохнулась, закашлялась, и вдруг ее охватил мучительный страх, что она не сможет дышать, и вообще вокруг чересчур сухо и жарко, ей нужно вернуться к воде… в воду!..

– В воду…

– Чего она там бормочет?..

– Известно что: воды хочет, сушняк долбит после такой попойки… – голос Иры был очень сердитым и встревоженным. – Ээээх, Букин, все из-за тебя!

– Чего сразу Букин-то, я-то чем виноват, что Скворцова в зюзю – и на набережной спит?..

– А того! Если бы я с тобой не затусила в баре после караоке, и если бы ты меня текилой не поил после кампари, я б Женьку не прохлопала, отследила, с кем она ушла! Тем более, мы с ней договаривались, что… а, не важно.

– Да ладно, Ириш, ты чего ей, нянька или сиделка?.. Он девочка взрослая… захотела уйти – и ушла, и вообще, Скворцовой здорово повезет, если Пилипенко ее не выпиленко… в смысле, не уволит…

– Альбертик, ты совсем уже ку-ку? За что Пилипенко будет увольнять нашего лучшего иллюстратора – за то, что лишнего выпила на корпоративе, который он сам же и затеял? Тогда нас всех нужно поувольнять, тебя вот первого!..

Женя слушала их трескотню сквозь марево тяжелой похмельной полудремы – временами ей казалось, что это говорит телевизор, а она дома, лежит в собственной кровати, и мучается от «вертолетов»…*потому что не надо смешивать напитки…

«Напиток!» – в мозгу вспыхнуло яркое воспоминание, все разом прояснилось, точно в темной комнате включили люстру, и вместе с тем усилилось ощущение давящего кошмара… и нереальности всего вокруг.

– Роман! Рома!.. – громко позвала Женя и застонала, надеясь, что у нее «кошмар в кошмаре», из-за долгого вечера и очень бурной ночи – и сейчас Роман разбудит ее, и она почувствует себя дома… в его надежных и теплых объятиях.

– Ууууу, ну все, туши свет!.. – протянул голос Альберта, и Женю в очередной раз немилосердно встряхнули с обеих сторон. – Роман, значит… вот тебе и объяснение, значит, она с Петровым потихоньку сбежала и квасила всю ночь.

– С Петровым? Петров с женой приехал, алле, гараж!

– А я тебе про что, Ириш? Скворцова, значит, с Петровым смылась, то да се, а Инга их искать пошла, ну и… видимо, нашла. Вот потому Скворцова и сидела на лавочке одна, мокрая и невменяемая.

– Ой, брось выдумывать, Тарантино нашелся!.. Думаешь, Инга утопить Женьку пыталась?..А Ромку что – убила и съела?..

– Ну это уж ты сама додумай… так, я сейчас сдохну, елки-моталки, ведь с виду некрупная девица, а весу-то в ней о-го-го!

– Да все, пришли уже, не ной… Жень, тут ступеньки, Жень! Давай-ка сама-сама-сама, ножками-ножками…

Женя ощутила запах теплого дерева, печки, свежего хлеба, кофе… Запах человеческого жилья, она именно так и подумала – про человеческое жилье. И удивилась, как обострилось обоняние, казалось, что она способна различить сорт муки, из которой испечен хлеб, и все породы дерева, что пошли на строительство дома.

«Гостевая усадьба… мы… сюда… вчера… приехали».

Медленно и неохотно возвращаясь в земную реальность из сновидческой, Женя сделала над собой усилие и открыла глаза. Солнечный свет снова показался чрезмерно ярким, но хотя бы не вызывал боли. Сад, покрытый росой и каплями ночного дождя, переливался и сиял всеми красками спектра… Деревянная галерея, куда Ира с Альбертом пытались втащить ее по небольшой лесенке, была та самая, куда она вышла вчера из душного банкетного зала. И где познакомилась с Романом… если Роман вообще существовал в этой реальности, а не остался в той, что управлялась Создателем Снов.

– Ребят, не надо, пустите… Я могу идти сама.

– Ох, слава Богу! Очухалась!

– Я не пьяная…

– Да ты что? – Ирина заглянула ей в лицо, поцокала языком, но руки с плеча не сняла, продолжала держать цепко и уверенно; хорошо хоть Букин перестал играть в Чипа и Дейла, и отпустил ее с явным облегчением:

– Супер! Ладно, девчонки, дальше вы тогда сами, а я побегу – не хочу завтрак пропустить…

– Иди, иди! Предатель! – бросила Ира ему вслед. – Вот мужики, свиньи: только брюхо набить… да яйца опустошить… ну а ты чего опять встала, трезвая? Шагай! Надо тебя в порядок привести скоренько и самим идти на завтрак, пока всю кашу не сожрали.

***

Войдя в ванную, Женя хотела закрыть и запереть дверь, но у нее ничего не вышло: Ира вломилась следом с целеустремленностью бульдозера, и заявила:

– Одну я тебя не оставлю, даже не рассчитывай!..

– Ир, ну что ты? Будешь смотреть, как я душ принимаю?.. Со мной все в порядке.

– Да я уж вижу! В таком «порядке», что ты холодная, как утопленница, и выглядишь – краше в гроб кладут…

– Спасибо за комплимент. – Женя сделала еще одну попытку вытурить подругу – перспектива показаться неблагодарной тварью не слишком ее волновала, важнее было остаться одной… и кое-что проверить…

– Жень, не дури! Подруги мы или нет? – Ира уселась на крышку унитаза и скрестила руки на груди. – Никуда не уйду, пока ты мне все не объяснишь… и не расскажешь в подробностях, с кем это ты так хорошо отдохнула, что мы тебя без памяти нашли… аж на набережной!

– Ир, я тебе все расскажу, но попозже… честно говоря, я и сама плохо помню, что со мной было… – Женя оперлась руками на край раковины и посмотрела в зеркало. Нахлынула не тошнота – острейшее переживание дежавю. Все это уже было с ней, когда-то давно, не здесь, не сейчас, в других декорациях, но в точности вот так же…

Из глубины зеркала на нее напряженно глядела незнакомая женщина, бледная, как призрак, взлохмаченная, с темными провалами глаз и пунцовыми губами. Брррр… Восковая фигура, кукла-вампир из жуткого фильма ужасов в стиле модерн. **

Женя включила воду и принялась умываться. Напор был слабым, вода казалась неприятно тепловатой, пахнущей прелью – как из лужи. Надо было поскорее стащить сырую одежду и забраться под душ, но по многим причинам ей не хотелось раздеваться в присутствии Иры.

А на Иру, как назло, снова напал синдром наседки, она прямо-таки рвалась опекать непутевую приятельницу, и, подступив сзади, схватила за края свитера:

– Ты что возишься? Снимай скорее все мокрое, и давай я бойлер погорячее сделаю!..

– Не надо погорячее! Мне нужен холодный душ! – Женя дернулась и отпихнула непрошенную няньку.

– Скворцова, ты вконец ополоумела… пневмонию захотела?

– Ир, не лезь ко мне, пожалуйста! Выйди! Я все сделаю сама!

– Ну-ну… – Ира обиженно поджала губы. – Я смотрю, ты уже наделала… сама… и еще кидаешься!.. Вот верно говорят – не делай людям добра, не получишь зла…

– Потому что надо делать, что просят! – Женя сознавала, что ведет себя отвратительно, еще хуже, чем выглядит, но соблюдать политесы у нее не было сил. -Иди уже завтракать, или куда ты там собиралась… я тебя догоню.

– Догнала одна такая… вчера… а сегодня вон, на себя не похожа… точно русалки подменили… – Ира все-таки вняла просьбам и вышла из ванной, но осталась стоять под дверью. Помимо желания помочь, ее явно разбирало жуткое любопытство, и она надеялась вызвать Женю на откровенность. Потоптавшись на пороге, приложила губы к дверному зазору и спросила:

– Скворцова, не томи: с кем ты все-таки была? С Ромкой Петровым – или, прости Господи, с Иванычем, поэтому такая смурная?..

Женя включила душ и сделала вид, что не слышит… Наконец-то можно было раздеться, осмотреть и ощупать себя…

Первым делом она сбросила свитер. Под ним не оказалось ни синяков, ни ссадин, но не оказалось и бюстгальтера, хотя она точно помнила, что вчера надевала его.

Сердце заледенело от жуткого подозрения, что ее и правда чем-то опоили на банкете, и не алкоголем – наркотиком, потому что обыкновенная водка, подлитая в сок, не дала бы такого эффекта с полной трансформацией сознания и снами наяву. Если это так – ей очень повезло, что она вообще осталась жива. А хуже всего было сознавать, что сон – или бред – скорее всего, начался до того, как она вышла на галерею, и, значит, не было никакого темноволосого и темноглазого красавца в старомодном костюме и кипенно-белой рубахе, он ей просто привиделся.

«Романа не было – ни в прямом, ни в переносном смысле». Звучало по-идиотски, мелодраматично, но стоило произнести про себя – «Романа не было» – как грудь сжимало болезненных тисках, а на глазах выступали слезы.

К тому же тело говорило обратное… Тело помнило запах Романа – лотоса и свежей воды, помнило поцелуи и объятия, и самую интимную близость, прохладные ладони и горячие губы, и твердый стержень, страстно вторгшийся в лоно, и немыслимое наслаждение финальной вспышки. Это не могло быть сном, не могло быть наркотическим бредом!

«Почему же не могло?» – скептически возразил проснувшийся рассудок. – «Бред всегда кажется реальностью… тем он и опасен. Уж тебе ли не знать, да, Женечка?..»

Так, стоп, стоп… Женя стиснула ладонями виски и зажмурила глаза. Если она сейчас еще начнет думать о маме, то это уже полный караул, иначе не сказать…

Но что же останется от прошедшей ночи, если вычеркнуть из нее Романа, сказать себе, что он – призрак, химера, видение?.. Опьянение, галлюцинации и секс с незнакомцем, потому что секс точно был, тело не ошибалось и не лгало; с кем-то, кто просто воспользовался ситуацией – потому что хотел и мог… Ромка Петров, конечно, ни при чем, а вот Иваныч… Пилипенко, не дававший ей прохода с тех пор, как она стала штатным сотрудником «СХИМА», и свято веривший в свою мощную харизму альфа-самца с очень большим кошельком, вполне мог подстроить и провернуть такую пакость.

«Гад!..» – Женю едва не вывернуло от омерзения, она с трудом проглотила горький комок, дрожащими руками расстегнула пуговицы и начала стаскивать джинсы. Высвободила одну ногу, потом другую, встряхнула ткань… и замерла, увидев, как из кармана блестящей змейкой выскользнуло золотое ожерелье с зелеными камушками.

Примечания:

*наверное, все знают, но вдруг не все: «вертолёты» – специфическое головокружение, с потерей равновесия и сбоями в восприятии пространства. Один из симптомов алкогольной интоксикации.

**имеется ввиду фильм «Господин оформитель», вышедший в 1987 году, снятый по мотивам рассказа А. Грина «Серый автомобиль». В главной роли снялся Виктор Авилов, музыку написал Сергей Курехин. Интересно, что музыкальные темы Курехина были использованы Корнелюком при создании саундтрека к фильму «Мастер и Маргарита».

***

В небольшой уютной столовой (что по сути была утепленной верандой, смежной с ресторанным залом), где гостям усадьбы подавали завтрак, вкусно пахло пирогами, блинчиками и подогретыми сливками. Правда, большая часть «схимовцев», доползших-таки до утренней трапезы после вечерних возлияний, традиционным блюдам предпочла «похмелочное меню», деликатно сервированное на отдельном столике. Ледяная водка, черная икра, соленые грибы, рыбная солянка в горшочках – да, шеф-повар усадьбы был истинным профессионалом в нелегком деле поправления здоровья отдыхающих…

– Икоооорочка!.. – прошептала Ира с почти религиозным восторгом и облизнулась… – Ох, Скворцова, вот наши-то боссы расщедрились, такое питание оплатили, надо пользоваться, пока дают!..

– Нет, я не буду… – Женю замутило от одного взгляда на гладкие черные зернышки, оригинально поданные в изогнутых фарфоровых ложках.

– Хватит придуриваться, икра с похмелья самое то! Короче, я тебе тоже порцию принесу, а не захочешь – сама съем. Наливай кофе, или что ты там хотела, и садись вон за тот столик, пока бухгалтерши не приперлись и не заняли…

Ира еще что-то говорила, давала наставления, как ребенку, Женя, не слушая, рассеянно кивала, и, едва подруга устремилась за снедью, пошла к указанному столику. К счастью, ни Кацмана с Иванычем, ни Клавы с ее девочками, ни Альберта с айтишниками в столовой не было – то ли успели поесть и уйти, то ли предпочли обслуживание в номерах. Надо и ей самой по-быстрому выпить кофе и заказывать такси, чтобы ехать в Иваново, на станцию: обратно в столицу она решила добираться поездом… и плевать, как на это посмотрят коллеги и начальство, расстаравшееся и подогнавшее «ах, какой автобус!» – «мерседес». Но до мерседесовского автобуса были еще полные сутки, а Женя сомневалась, что выдержит так долго в этом странном месте… а потом еще семичасовую дорогу, под непрерывную болтовню, хихиканье и хиты «Дорожного радио». Слишком о многом предстояло подумать… и не просто подумать, а что-то сделать с вакханалией мыслей и переживаний.

Столик, приглянувшийся Ире, был развернут под углом к панорамному окну, что позволяло совмещать вкусный завтрак с визуальным наслаждением плёсовскими красотами: церквушками и теремами, зеленеющими холмами, лазорево-серебристой гладью Волги и безбрежной голубизной неба… Днем раньше Женя пришла бы в восторг и непременно сделала бы беглую зарисовку в блокноте, чтобы потом порисовать уже акварелью, с натуры или по памяти; но сейчас созерцание Волги наводило гнетущую тоску и одно-единственное желание – броситься в реку, камнем пойти на дно и больше никогда не всплывать. Эти чувства были неправильными опасными, от них следовало избавиться как можно скорее и, чтобы отвлечься, Женя отвернулась от окна и стала рассматривать фотографии, развешанные на деревянной стене, на манер «галереи славы». Все снимки были отличного качества, каждый вставлен в красивую рамку, а снизу под рамкой помещалась табличка с надписью, что за важная персона здесь запечатлена. Таблички, пожалуй, не требовались – никто бы не ошибся и без них, но житейское тщеславие владельцев усадьбы можно было понять. Наверняка не каждый гостевой дом в Плёсе, даже из числа дорогих, мог похвастать, что удостоился чести принимать премьер-министра… и популярнейшего певца… знаменитую балерину… о, и даже американского киноактера!..

Женя с любопытством перевела взгляд на параллельный ряд фотографий – эти, похоже, был семейными, призванными показать, что гостевой усадьбой управляет династия. В центре помещался портрет нынешней хозяйки, улыбчивой и любезной сереброволосой дамы, сразу приводившей на память пьесы и фильмы о дачной жизни, с кружевными зонтиками и белыми платьями, потом шел парный снимок хозяйки с приятным импозантным мужчиной, должно быть, супругом, а дальше… Женя невольно ахнула и прижала рукой бешено зачастившее сердце: со следующего снимка на нее смотрел Роман.

Почему-то она не сразу поверила своим глазам, моргнула и даже потерла веки, словно ее слепило солнце, а когда снова взглянула, убедилась: да, это он… Точно такой же, каким предстал ей в момент первой встрече на галерее. С тщательно причесанными, но все равно непослушными волнистыми волосами, в строгом костюме, белой рубашке и галстуке. Только вот нельзя было убедиться, что галстук – вишневый, потому что снимок был черно-белым. И в очень уж темной рамке, сливавшейся со стеной. Поясняющей таблички не было, но в правом нижнем углу снимка просматривался вензель, нанесенный каллиграфическим почерком: «Р.Д.Р.».

«Да, да… все правильно… Р.Д. – значит, Роман Дунаевич, а Р – первая буква фамилии…»

У Жени впервые отлегло от сердца, стоило убедиться, что Роман ей все-таки не привиделся, и что хотя бы в чем-то не солгал ей… но фотография не давала ответ на вопрос, что же произошло, и почему Женя проснулась на скамейке возле реки, а не Роминых объятиях.

– Та-ак, Жешка, хорош таращиться на стену, смотри, какая вкуснота! – подоспевшая Ирка гордо плюхнула на стол две огромные плоские тарелки с красивым славянским орнаментом, на одной лежали сырники, вареники и блинчики, а на другой – разнообразные рыбные закуски, в том числе и ложечки с икрой.

– Ты что, за кофе так и не дошла?.. Ну и кулёма! Ладно, не дергайся, я официантку попрошу, вон она как раз поднос с пирожками вынесла… эээй… – Ира, раздраженная отсутствием не то что благодарности, но вообще какой-либо реакции Жени на свои заботы, подергала подругу за рукав:

– Алё, гараж… чего ты на этого кекса уставилась? Ну да, красавчик, как раз в твоем вкусе -«принц-пролетарий», но между прочим, это не он тебя с набережной на себе тащил, и еду тоже не он принес!

– Что?.. – Женя неохотно оторвала взгляд от фотографии и, нащупав ожерелье в кармане брюк, надетых вместо джинсов, крепко сжала гладкие золотые звенья и колючие камешки.

– А то! Могла бы и спасибо сказать!..

– Ир, спасибо… я просто немного не в своей тарелке. Понимаешь, я… – она и правда хотела объяснить, почему молчит, как рыба, о событиях ночи, и, может быть, даже рассказать о Романе… о ее Романе – не имеющим никакого отношения к несчастному пиарщику Ромке Петрову… – но тут к столику подошла улыбающаяся официантка, в чьи обязанности входило следить за «уровнем счастья» гостей.

– Доброе утро, барышни! Приятного аппетита! Надеюсь, вам понравятся наши особенные вареники… Блинчики – отличный выбор! Что желаете попить – чай, кофе, а может быть, сбитень по нашему особому рецепту?..

Женя невольно улыбнулась, подумав, что «напитки по особому рецепту» – семейная фишка владельцев усадьбы… и спросила:

– А… как вы думаете, Вера… (имя она прочитала на аккуратном бейджике официантки) что порекомендовал бы Роман… Роман Дунаевич?..

Ира метнула на нее изумленный взгляд и под столом наступила на ногу, но было уже поздно… Улыбка сбежала с миловидного лица Веры – словно туча нашла, официантка покачала головой, как будто услышала неприличную шутку, и вежливо, но сухо ответила:

– Вот уж не знаю… в то время усадьба еще не принадлежала семье Лодыгиных. Здесь на улице было просто несколько частных домов, где жили родственники… Лодыгины и Руские. У нас на сайте можно прочитать.

– В то время… в какое?..

– В пятидесятые годы. Вы же об этом спрашиваете?

– Почему в пятидесятые?..

– Потому что трагедия случилась в пятьдесят пятом…

– Трагедия?..

– Да, в семье Руских…. но Лодыгиных это, конечно, тоже затронуло., – официантка говорила терпеливо, но явно не горела желанием обсуждать эту тему. – Так что вам принести из напитков, барышни?..

Женя покачала головой и настойчиво переспросила:

– Простите, Вера… Вы не могли бы все-таки пояснить – какая трагедия?.. – для нее не было сейчас более важного вопроса, и сколько бы Ира не наступала на ногу, Женя была намерена добиться ответа.

Вера чуть заметно поджала губы, не одобряя настойчивость гостьи, особенно после мягкого предложения воспользоваться интернетом для поиска информации; но персонал усадьбы учили хорошо, и желание клиента в самом деле имело характер закона. Официантка перевела дыхание и ровным голосом принялась рассказывать:

– Весной пятьдесят пятого года трагически погиб Роман Руский, прекрасный молодой человек, единственный сын Дуная Дунаевича Руского, известного ученого-гидролога… Ему было всего двадцать пять лет. Такая огромная потеря!..

– И как… как это произошло?..

– Он утонул. Утонул в Волге, незадолго до своей свадьбы с Катей Лодыгиной, родной теткой Ангелины Петровны, нашей основательницы…

– Не может быть… нет, нет, я не верю! – Женя уставилась блуждающим взором на черно-белую фотографию, вгляделась в каждую черточку прекрасного лица, в каждую деталь одежды…

Никакой ошибки: это совершенно точно был тот же самый человек, с кем она встретилась вчера на галерее. Тот же самый, что угощал ее странным напитком и приглашал на вечеринку к дедушке. Тот же самый, с кем она танцевала, целовалась – и с кем была близка.