Текст книги "Луна и лотос. Сказка для взрослых"

ГЛАВА 3. Дедушкин день рожденья

С тех пор, как Женя перестала играть с мальчиками в прятки и казаки-разбойники и начала ходить на свидания, ее куда только не приглашали. В кафе и ресторан – само собой, это даже неинтересно; кататься на катере, на мотоцикле, на роликах, на лошадях; позировать в мастерскую художника; встречать Новый Год в лесу и на Красной площади (в разные годы); пить шампанское на крыше многоэтажки; прыгать с парашютом в Остафьево и с «тарзанки» в Парке Горького; на хутор в Ленобласти – собирать псилоцибиновые грибы, с последующим экспериментом по «расширению сознания».

Последний вариант многие годы удерживал пальму первенства в числе наиболее идиотских, или, если сказать мягче, оригинальных предложений по совместному проведению досуга… но приглашения на день рождения дедушки, «такого старого, что он сам не помнит, сколько ему лет», и закатившего, тем не менее вечеринку в стиле великого Гэтсби, Женя удостоилась впервые. Если Роман и вешал ей лапшу на уши, то делал это настолько мастерски, что попасться на приманку было не стыдно. Она сама старалась подловить его, задавала каверзные вопросы, но он ни разу не сбился и не ответил невпопад – история звучала связно и логично.

Прежде всего, сообщил молодой человек, он никакой не официант, а дальний родственник владельцев усадьбы; но в выборе занятий не стеснен, у него полно свободного времени, родственников любит и уважает, так что никогда не отказывается помочь, если номера и банкетный зал ломятся от наплыва гостей… И не видит ничего зазорного в том, чтобы надеть униформу, повязать галстук и разносить канапе и напитки. Это всегда интересный опыт – позволяет лучше понять самого себя и узнать других.

– Ваша форма вам к лицу… – честно заметила Женя, и снова с неясной тоской подумала, что Роман куда больше похож на кинозвезду европейского кино (правда, не современную, а годов так 50-х-60-х, времен Жерара Филиппа и Жана Марэ), чем на жителя провинциального Плёса… но, может быть, он и не живет здесь постоянно, лишь время от времени приезжает «на деревню к дедушке»? Вполне вероятно, раз дедушка такой веселун, что празднует свой день рождения с царским размахом. Об этом она и спросила прямо, решив, что стесняться нечего – за полчаса знакомства неловких моментов и так возникло предостаточно:

– А вы, Роман, родились в Плёсе… и живете здесь с самого детства? Никогда не думали переехать?

– Родился я здесь, а живу… в другом месте, но неподалеку, – он не замедлил с ответом, но его улыбка показалась Жене загадочной, с легким оттенком превосходства. – Сюда попадаю несколько раз в год… так что в определенном смысле нам обоим повезло.

– Вы так думаете?..

– Убежден. Я спасаю вас от скучной вечеринки и того противного приставалы… вашего начальника… ну а вы…

– Что я?.. Мне тоже выпала честь вас от чего-нибудь спасти?

– Безусловно. Вы спасаете мою репутацию в глазах дедушки и его гостей… если, конечно, примете мое приглашение и решитесь повеселиться по-настоящему.

– А если не приму?.. Вы расстроитесь?

– Конечно, – Роман вздохнул с непритворной печалью. – Мне совсем не хочется выглядеть болтуном и неудачником. Я ведь обещал, что приведу на сегодняшний бал самую красивую девушку из всех, что когда-либо гостили здесь…

– О, тогда, боюсь, вам придется пережить бесчестье… потому что я точно не та девушка, что вы описываете.

Он упрямо покачал головой:

– Нет, вы та самая… именно та, кого я искал.

Говорить комплименты Роман умел. Очаровывал – будто сетью оплетал, сотканной из лунного света. В этом было что-то тревожащее, и вместе с тем манкое, чувственное…

«Оххх, беги, Женька, беги – пропадешь!» – шепнул внутренний голос, не обладавший, однако, столь чарующим тембром, как голос незнакомца.

Женя прислонилась к деревянной колонне и посмотрела Роману прямо в лицо. Ну до чего хорош! Не ослепнуть бы…

«Какая же белая у него кожа, поразительно… А глаза?.. Не глаза, а омуты, утонуть можно… На ресницы если четыре спички рядом положить, то еще место останется…»

Пора уже перестать скрывать от самой себя, что она тоже с ним флиртует… потому что Роман понравился ей с первого взгляда. Будь она юной восторженной школьницей, решила бы, что влюбилась, но в возрасте «двадцать пять плюс» пора стать чуточку серьезнее и циничней. Желание пообниматься с красивым мужчиной – простая потребность женского тела, волнение крови, помноженное на проклятую впечатлительность, слегка разбавленное усталостью… вот контроль и упал почти до нуля, как от крепкого коктейля.

Кстати, насчет коктейля… Женя вдруг ощутила колкую сухость в горле, как бывает, если глотнешь песчаной пыли, поднятой ветром, и неприятную жажду. Рука сама собой потянулась к высоким разноцветным стаканам, стоявшим на забытом подносе – в них плескались соблазнительные напитки и не менее соблазнительно таял лед:

– Пожалуй, я все-таки выпью глоточек… что здесь наименее алкогольное?

Глаза Романа блеснули.

– Здесь все безалкогольное, но все вкусное. Если позволите, Женя – я бы порекомендовал вот это…

Он снял с подноса и подал ей стакан с ярко-синей непрозрачной жидкостью, напоминавшей чай из тайской орхидеи с неприличным названием.

– Это что… голубая матча? – Женя покраснела, когда их пальцы на секунду соприкоснулись, взяла стакан, но не решалась отпить.

– Нет. Попробуй, тебе понравится. – Роман снова смотрел на нее, улыбаясь, и пока его глаза и улыбка выражали то, что выражали – нежность и влечение – Жене было все равно, что там в стакане – чай, ягодная наливка или медный купорос.

– Если мы уже перешли «на ты», наверное, мне следует предложить тебе отпить первым…

– Я готов, если ты потом допьешь остальное.

– Хорошо. Тогда пей. – у Жени немного отлегло от сердца: спокойная готовность Романа сделать глоток убеждала, что синяя жидкость безопасна, и в нее ничего не подмешано.

Их пальцы снова встретились, и на сей раз остались в контакте чуть дольше.

– Потом мы должны будем поцеловаться, – сказал Роман, прежде чем поднести стакан к губам, но она не сказала ни «да», ни «нет» – неопределенно кивнула…

Он выпил примерно треть – и не упал в обморок, не побледнел, не покраснел, не обернулся летучей мышью, ни растаял в свете луны.

– Твоя очередь, пей… – теперь стакан оказался возле Жениных губ и, вместо того, чтобы рассмеяться и сказать какую-нибудь кокетливую глупость – как наперебой советовали глянцевые коучи, гуру женской привлекательности – она тоже стала пить.

Вкус напитка был потрясающим: свежим, чуть сладковатым с легкой кислинкой, бодрящим, с ягодно-травяным ароматом… в нем не ощущалось ни спирта, ни искусственных примесей, но все же он казался хмельным.

«Что это, из чего приготовлено?» – хотела спросить Женя – и не успела, потому что ощутила губы Романа на своих губах. Уверенные и прохладные, чуть жестковатые, они ласкали ее, не спрашивая разрешения, побуждали открыться, пропустить его чуть дальше…

Это было форменной наглостью, но удовольствие от неожиданного поцелуя оказалось таким острым, и пахло от Романа так восхитительно и волнующе – лотосом, каплями свежей воды, и чем-то родным, горячим – что Женя не устояла. Губы безвольно дрогнули, стали податливыми, и вот уже Роман коснулся языком ее языка…

«Аххххх, Рома, Рома, до чего же ты хорош, до чего мне хорошо с тобой, в твоих объятиях!..» -думала она пьяно и бесстыдно, целуясь с ним, и когда он на миг прервался, вопрошающе взглянул – улыбнулась так же бесстыдно и пьяно, неуверенная до конца, что бодрствует, готовая очнуться и разочарованно увидеть – никто и ничто не касается ее, кроме лунных лучей… но губы Романа снова слились с ее губами, сильные руки стиснули спину, бедра толкнулись в бедра, и Женя прижалась к нему всем телом, во взаимном страстном порыве.

«Только бы нас не застали!..» – молилась она неведомой силе, что столкнула их в вечернем сумраке, и заставила луну сиять ярче, а травы и цветы в саду – благоухать, как в раю…

У местных божеств было своеобразное чувство юмора, и ответ на молитву пришел немедленно, громоподобно и гомерично: в виде отвратительного и скрипучего голоса Модеста Исааковича Кацмана. Гендир, дорвавшись до караоке, очень громко и фальшиво пел песенку Водяного из мультика…

– Я водяной, я водянооооой…

никтооооо не водится со мноооой!

Внутри меня водица…

ну чтооо с таким водииииться?.. – Кацман не попадал ни в одну ноту, но его это ни капельки не смущало – ведь слушатели не скупились на аплодисменты.

Романтический момент был… испорчен, и Женя, неохотно разъединившись с Романом, сердито прошептала:

– Ооооо… да что б его самого водяной утащил, вместе с заместителем!

– Может и утащить, если пьяными в Волгу полезут… здесь такое частенько случается на праздники, – отозвался Роман с неожиданной холодной твердостью, и она вздрогнула от его тона, словно за шиворот попала вода:

– Господи, Ром, что ты!..Я же несерьезно…

– А я серьезно. И Волга – серьезная река, она баловства не любит.

– Да… я знаю… – Женя вдруг смутилась, разом протрезвев, и дернулась прочь из объятий – но Роман не разжал рук, и она тихо и настойчиво попросила:

– Отпусти!..

Он перестал прижимать ее к себе, позволил отшагнуть в сторону, и все-таки не отпустил: Женя по-прежнему чувствовала мужские пальцы на своем запястье.

– Рома… Мне уже пора…

– Да, ты права. Пойдем отсюда. Нас ждут.

– Нет, ты не понял!.. Мне пора… вернуться в номер, Ира будет меня искать…

– Не будет, – Роман смотрел на нее с ласковой усмешкой и, казалось, забавлялся внезапным страхом своей новой игрушки. – Все ваши так перепились, что до полудня не вспомнят и собственных имен… где уж им за другими приглядывать!

– Почему… откуда ты знаешь?.. – ситуация стремительно выходила из-под контроля, и на сей раз причиной была не страсть, а страх… страх глубокий и темный, как волжская вода. – Пусти меня, я ухожу!..

Женя, сама не зная почему, готова была броситься наутек и звать на помощь, если Роман вздумает удерживать ее – в голове разом всплыла дикая смесь лагерных детских страшилок, криминальной хроники и кадров из фильмов ужасов – но вдруг услышала его голос, ласковый, теплый:

– Женечка, что с тобой? Ты меня боишься? Почему?..

– Н-не знаю… – прошептала она и попятилась. – Это… это, наверное, наливка… или настойка, которую мы пили… что в ней?.. Я как-то странно себя чувствую…

– Ничего страшного – только травы и ягоды, вода и немного сиропа… Женя, бояться нечего… – он снова коснулся ее запястья, мягко провел кончиками пальцев вверх. – Я тебе не сделаю ничего плохого… не бойся… иди ко мне… пойдем со мной…

Женя, как во сне, сделала шаг ему навстречу, потом еще один, так, что они снова оказались близко-близко – лицом к лицу, губами к губам, грудью к груди – и склонилась, обвисла на нем, точно пьяная. Угасающее сознание услужливо подкинуло старинное словечко: сомлела. Сом… ле… ла…

Роман подхватил ее на руки и куда-то понес, но возможно, это было уже частью сна.

***

– Эй… милая… милая… давай… открой глазки… – кто-то настойчиво тряс Женю за плечо и одновременно слегка дул ей на веки. – Эй, красна девица, проснись, не то все веселье пропустишь!

– Роман… – Женя разлепила ресницы, проморгалась, приподнялась на локтях… и вздрогнула: вокруг нее сгрудился целый десяток разновозрастных женщин, от свежих дам в возрасте «чуть за сорок» до бабулек, каждой из которых можно было дать на вид от восьмидесяти до ста. Одеты они были празднично, в нарядные и пышные, но старомодные платья, некоторые скрывали лица за масками, а в сложносочиненных прическах чего только не было воткнуто: перья, ленты, черепаховые гребни, алмазные заколки и шпильки с жемчугами…

– Где я?.. – испуганно спросила Женя, посмотрела прямо перед собой, направо и налево, однако Романа так и не обнаружила.

Пестрое дамское собрание заволновалось, заколыхались юбки, перья и прически, мелодичные голоса принялись повторять на разные лады:

– Очнулась! Очнулась!

Круглолицая и кудрявая старушка, нарумяненная как актриса варьете, и примерно так же одетая, подсунулась поближе и весело подмигнула:

– Ну что, краса ненаглядная? Болит головушка?

– Нет… но где я? – повторила Женя и села – тетеньки заботливо поддерживали ее, и сходу отпихивать их казалось невежливым. – И… где Роман?.. Это он… меня сюда привел…

Дамочки снова заколыхались – на сей раз от смеха, и все, как одна выглядели страшно довольными:

– Ромка! Конечно, Ромка… кто же еще? Это он у нас всегда за красавицами хаживает!

– В каком смысле?..

Реплика «красы ненаглядной» вызвала у теток новый приступ бурного веселья. Вопрос, конечно, был риторическим – Женя прекрасно понимала, в каком… голова у нее кружилась, все тело сковал тяжкий страх и пронизывал такой холод, словно она долго пробыла в ледяной купели. Перед глазами плавало странное голубоватое марево, похоже, в напиток, коварно предложенный ей темноглазым красавчиком, все же был подмешан наркотик.

«Так… что же делать?.. Надо встать… Для начала надо хотя бы встать на ноги…»

– И то верно! – кудрявая старушенция, непостижимым образом прочитав ее мысли, энергично закивала. – Нечего разлеживаться-рассиживаться… вставай! Именинник заждался… пирог вот-вот подадут, а сперва плясать пойдем!

Она припомнила, что говорил Роман, и не удержалась от вопроса:

– Именинник? Дедушка?.. Здесь у вас… вечеринка в честь именин дедушки?

И снова вокруг заплескался мелодичный смех, точно она непрерывно и удачно острила:

– Дедушка!.. Дедушка!.. Кому дедушка… а кому и Дунай Дунаевич, здешних мест хозяин!

«Дунай Дунаевич?.. Что за странное имя?..Они тут все, что ли, под наркотой, или… где я, все-таки?!..»

Жене опять не по-хорошему вспомнились страшные сказки, мистические романы и фильмы ужасов, где героиня, обманутая и завлеченная в ловушку, попадала на ведьмовской шабаш, а то и на бал к самому Сатане… она тайком попыталась перекреститься, но бойкая старушенция крепко держала ее за правую руку – не вырваться:

– Ты не бойся, девонька, не стесняйся… никто тебя здесь не обидит, не тронет, да смотри, сама никого не обижай! – и властно махнула своим товаркам:

– Шшшшшш, сороки болтливые, трещотки, ну-ка, рты позакрывали! Не видите, что ли – краса наша оробела, обмерла, ну как ее такую плясать вести?..

«Да не собираюсь я плясать, и на вечеринке вашей дурацкой быть не хочу!» – чуть не закричала Женя… но пересохшее горло не пропускало наружу не то что крика, но и обычных слов. Она отпихнула назойливую старуху, кое-как встала с широкой, гладко отполированной деревянной скамьи, с резной спинкой и ножками, что служила ей ложем все время обморока или сна, и сделала попытку пробиться наружу, из круга пышных причесок, вычурных платьев и масок, прохладных рук и навязчивого запаха духов.

Глаза ее успели привыкнуть к полумраку, и теперь ей удалось получше рассмотреть большой круглый зал, с расписными стенами и серебристыми зеркалами в простенках, с витыми разноцветными колоннами, подпиравшими высокий потолок в виде полупрозрачного голубого купола. Если смотреть снизу, возникала иллюзия, что зал – это дно огромного аквариума… а веселящиеся дамы в разноцветных нарядах, с перьями и вуалями, были подобны стайкам экзотических рыбок.

«Роман… где же Роман?..» – тоскливо дрогнуло сердце.

У Жени было к нему множество вопросов, и очень сердитых, но в то же время она чувствовала, что если этот соблазнитель и предатель окажется рядом, ей море будет по колено… никакие старухи или дед со странным именем Дунай ее не напугают.

По залу, разнося напитки и подносы с лакомствами, тут и там скользили бледные девушки с длинными распущенными волосами, в венках из белых цветов, в одинаковых снежно-белых платьях с голубыми поясами, в причудливых ожерельях, составленных либо из красных бусин и жемчужин, либо из золотых монет… на память сразу пришло слово «монисто», когда-то вычитанное у Гоголя, а вслед за Гоголем сразу же вспомнились панночки, ведьмы и утопленницы.

«Ах, ну да! Рома же говорил про костюмированную вечеринку…» – Женя едва не рассмеялась, сообразив, что «утопленницы» – просто-напросто официантки, обслуживающие мероприятие, и загримированы и наряжены по прихоти чуднОго деда. Подобные костюмы больше подошли бы для Хэллоуина или Масленицы, но с другой стороны – рядом Волга… Серьезная река, как справедливо заметил Роман.

Судя по убранству «имения», нарядам и размаху праздника, с обилием хрусталя и драгоценностей, денег у Роминого дедушки куры не клевали, и на свои именины он не поскупился.

«Кто же он такой, интересно?.. Банкир, нефтяной магнат?.. А с чего ему сидеть в городишке, который он, похоже, может купить целиком, вместе с жителями… если уже этого не сделал…»

Ей опять стало холодно и неприятно при мысли о богатом самодуре, творящем все, что в голову взбредет, и, может, нарочно выбравшем маленький уединенный Плёс, чтобы никто не мешал его странным развлечениям, с похищениями людей… в которых ему помогает внук, выступающий в качестве приманки для легкомысленных и легковерных девиц.

«Надо выбираться отсюда, немедленно… но как?.. Понять бы для начала, где я нахожусь, в какой части Плёса…»

Женя украдкой ощупала карман ветровки, что все еще была надета на ней. О, радость: мобильник был на месте! – но демонстрировать его определенно не стоило… Найти укромный уголок, потемнее, и проверить, есть ли связь – вот и первая задача.

Увы, решить ее было совсем непросто: старушки-веселушки не собирались оставлять ее своими заботами, позволили осмотреться – и тут же погнались, и заново окружили, стали тараторить, наперебой обещать разнообразные удовольствия и чудеса на «празднике праздников», куда ей повезло попасть по особому приглашению… и благоволению… и чему-то еще… Все ее слабые возражения, что она никуда не приглашалась, и вообще это ошибка – наверное, Роман ее с спутал с другой девушкой, которая, возможно, все еще ждет своего проводника– встречались мелодичным смехом, и чуть ли не аплодисментами.

– Какая скромница! Нет, ну какая скромница! -с упрямством заезженной пластинки повторяла кудрявая старушенция. – Вы гляньте, бабоньки, вы только посмотрите, сестрицы, посмотрите на нее!

– Да уж смотрим, смотрим! – ворковали ее товарки. – Наглядеться не можем! Ты, Дана Светлановна, с костями ее не съешь – нам оставь!..

«Дана Светлановна… час от часу не легче…»

Присмотревшись к ней самой, Женя с изумлением заметила, что роскошные волосы цвета платины не являются ни париком, ни шиньоном, и не выглядят покрашенными… И пергаментное лицо, с тонкими чертами, покрытое сетью мелких морщин – порою менялось и становилось совсем юным, белым и гладким, а всего поразительнее были яркие живые глаза, цветом похожие на брызги лазури. Смотрели они остро… будто душу насквозь прокалывали, манили наружу тайны и секреты.

– Бабулечки! Тетушки мои дорогие! – прозвучал вдруг позади знакомый приятный голос. -Что ж вы так насели на мою ладу… на нашу гостью? Совсем ее заговорили, напугали… с толку сбили!

Женя резко обернулась и увидела Романа. Ей бы следовало закричать на него, дать пощечину, устроить скандал, пригрозить милицией и всеми карами земными, если ее немедленно не отпустят, и не вернут туда, откуда украли… но она не могла и слова вымолвить, впервые увидев его на свету – точно онемела от красоты. Ох, недобрая была эта красота, отнимающая волю, погибель сулящая… и все же Женя тянулась к ней всем своим сердцем, всей душою, все телом, как продрогший мотылек к пламени свечи.

 
Визуализации:
1.Гостевая усадьба, сад:
https://c.radikal.ru/c35/2001/b8/db48d12648c2.jpg
2. Ночной Плёс:
https://a.radikal.ru/a03/2001/49/a973a0317ada.jpg
3. Первый поцелуй Романа и Жени:
https://c.radikal.ru/c06/2001/26/1fe27ae7620c.jpg
 

ГЛАВА 4. Золотое монисто

Бабушки и тетушки заговорили все сразу, и так громко, что могли бы перекричать две вороньих стаи. Роман не успевал поворачиваться, чтобы отвечать каждой пожилой особе, жаждущей персонального внимания; любвеобильные родственницы напирали справа и слева, и почти оттерли «прекрасного принца» от Жени… Она не столько разозлилась, сколько испугалась, что он снова исчезнет и лишит ее шанса выбраться, и отчаянно вскрикнула:

– Рома!.. Роман!

Он тотчас оставил игры в бальный этикет и оказался рядом:

– Тише, Женечка… все хорошо… не шуми.

– Ну где ты пропадал?.. – она не узнавала своего голоса: таким жалобным и слабым он был, не ярче комариного писка…

Роман спокойно взял ее руки в свои и прижал к груди:

– Я все время был здесь… неподалеку… Разве я мог тебя оставить?

– Мог! И оставил!.. – Женя схватилась за него, как за спасательный круг, повисла на локте и сжала так, что любой на месте Романа поморщился бы от боли – но стойкий парень и глазом не моргнул.

На нем была все та же кипенно-белая рубашка, но вместо вишневого галстука на стройной шее красовалась элегантная бабочка, а старомодный пиджак на плечах сменился самым настоящим фраком. Такие Женя видела только в костюмных фильмах, да еще на конкурсах бальных танцев. Широкоплечий и длинноногий похититель девиц, с на удивление узкой талией, и в самом деле выглядел как профессиональный танцовщик – о таком партнере по вальсу или танго можно было только мечтать…

«Эй, опомнись!.. Нашла время любоваться!»

Жене пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от Романа взгляд и уставиться на что-нибудь менее прекрасное и волнующее. Неожиданно ей пришла на помощь Дана Светлановна, что коршуном налетела на ясного сокола, и принялась безжалостно клевать:

– Ромка, негодник! Тебя -то самого по каким закоулкам носило, сорванец?! Дедушка тебя уж сто раз спрашивал…

– Вот он я, бабушка, не бранись. И дедушку уже видел, не тревожься… а сейчас за Женей пришел.

– В добрый час, внучек! Пришел – так и забирай, твоя гостья – тебе и развлекать ее до самой зари! – Дана плавно повела рукой, и Женя невольно попятилась – словно из шелкового рукава старушки, как в сказке, мог вытечь ручей и вылететь белоснежные лебеди. Ничего такого, конечно же, не случилось, только перья закачались в прическах Даниной свиты…

Заиграла бравурная музыка, что-то среднее между джайвом и русской плясовой, и пестрый круг вокруг Романа и Жени тотчас пришел в движение, заколыхался, распался – «бабоньки», во главе с Даной Светлановой, разлетелись в стороны, как вспугнутые жар-птицы:

– Танцы! Танцы!

Оркестра нигде не было видно, но не было и ди-джея, что колдовал бы за пультом, менял диски и регулировал звук… Стереосистемы тоже не наблюдалось, да и музыка больше напоминала «живую», чем идущую в записи. Через несколько мгновений послышался и хор – чистые, хрустальные женские голоса, слаженно поющие:

 
– Говорила мама мне
Про любовь обманную,
Да напрасно тратила слова.
Затыкала уши я,
Я её не слушала,
Ах, мама, мама,
Как же ты была права!
 

 
Ах, мамочка, на саночках
Каталась я везде,
Ах, зачем я в полюшке
Повстречала Колюшку,
Ах, мамочка, зачем…
 

Исполнение было превосходным, не то что любительское караоке на кооперативе…

Нарядные старушки носились в танце – дай Бог молодым, мели юбками, трясли перьями, взвизгивали от восторга, и выделывали такие фигуры, что глаз не отвести. Откуда-то взялись и молодые танцоры с танцорками, и, разбившись на пары, в свою очередь принялись весело носиться по залу, сплетая свой собственный узор.

Замигали разноцветные огни, в их свете зал, одежда и лица танцоров окрашивались то синим, то зеленым, то ярко-алым, то малиновым, то серебристо-голубым… по полу скользили широкие лучи, ловя в прицел то одну, то другую пару, то кого-нибудь из старух.

У Жени от этой свистопляски закружилась голова, она пошатнулась и еще крепче вцепилась в Романа, умоляюще прошептала:

– Уведи меня отсюда, пожалуйста!.. Куда угодно…

– Как пожелаешь, лада, – улыбнулся своей странной улыбкой, свободной рукой обнял за плечи и увлек за собой, так что она и спросить не успела, что он еще придумал.

***

Они почти бежали по длинному извилистому коридору, где одна стена была сплошь покрыта цветными ракушками и подсвечена странными лампочками, похожими на маленькие факелы, а другая – наполовину прозрачная, представляла собой «экраны» нескольких гигантских аквариумов. Среди шевелящихся, как щупальцы спрута, зеленых и голубоватых водорослей мелькали темные силуэты крупных рыб, проносились серебристые стайки мелких рыбешек, порою важно проплывали пятнистые черепахи с округлым панцирем…

Обустройство и содержание домашнего «подводного царства» наверняка обошлось деду Романа в целое состояние, но Женя успела понять, что Дуная Дунаевича такие мелочи не смущают. Ирина наверняка посоветовала бы ей не упустить свой шанс, держаться поближе к Роме-красавчику и его экстравагантному дедуле, не ломаться и быть посговорчивей: богачи, конечно, народ капризный и не всегда приятный, но если получается им угодить – за свои капризы готовы платить, не скупясь…

«Если не будешь высокоморальной дурой, за один присест закроешь свою ипотеку!» – голос Иры звучал в ушах как наяву. – «Парень -одно загляденье, и пусть его дедушке сто лет в обед – едва ли он окажется намного противнее Иваныча! И никаких „не могу“: закроешь глаза и будешь думать об Англии… то есть – как поедешь в Англию, или куда захочешь, когда закроешь свой долбанный кредит!»

«Нет, нет…» – Женя замотала головой, чтобы вытряхнуть этот голос из мыслей, избавиться от него… в груди теснило, и не хватало воздуха – наверное, из-за того, что они идут слишком быстро… и понять бы еще, куда он, в самом деле, ее ведет!..

– Роман! Стой! – она уперлась ногами в пол, отказываясь подчиняться его воле, и заставила тоже остановиться, взглянуть на нее… ох, лучше бы она этого не делала, по крайней мере – здесь, в полутемном и узком пространстве, где они волей-неволей оказывались совсем близко друг к другу.

– Нам надо поговорить…

Роман притиснул Женю к ракушечной стене, оперся ладонями по обе стороны от ее головы, склонился ниже, так что она почувствовала губами его прохладное дыхание, и тихо спросил:

– Что ты пытаешься мне сказать? Почему не хочешь быть здесь?

– Потому что ты затащил меня сюда обманом… Ты не должен был так поступать! Что было в том стакане?

В полумраке глаза его мерцали, как драгоценные камни, губы казались темными лепестками хищного тропического цветка, а мелодичный низкий голос завораживал, как магическое песнопение:

– Я не забрал бы тебя без твоего согласия… Не бойся… Пока ты со мной, никто не причинит тебе вреда… здесь у нас весело.

– Где -«здесь»?.. Я же понятия не имею, где нахожусь!..

– Имеешь. Ты на вечеринке в честь именин моего деда – как я и обещал. В его летней резиденции.

Жене хотелось кричать, но воздуха по-прежнему не хватало, и она шептала отчаянно, цепляясь за его руки, плечи, за гладкие отвороты фрака:

– Это ничего не объясняет, Рома!.. Нет, не объясняет! Твой дедушка… кто он? Почему его называют «здешних мест хозяином»?..

– Тетушки, как всегда, преувеличивают… но дедушка Дунай и в самом деле имеет влияние на все местные дела, с ним считаются.

– Местный «авторитет»? – она решилась спросить прямо. – Вроде… вроде дона Корлеоне?..

Роман усмехнулся:

– Можно и так сказать… хотя все эти итальянские доны – просто мелкая рыбешка рядом с нашими волжскими сомами…

– Чем… чем он занимается?..

«Надеюсь, не похищениями людей и не продажей их в рабство…»

– Волгой. – черные, как смоль, длинные ресницы даже не дрогнули. – Как сказали бы твои московские «доны» – «сидит на водных ресурсах».

«Ах, вот оно что!.. Волга… Осетры, черная икра, теплоходы… или вообще – нефтяные танкеры?.. Да еще и гостиничный бизнес, судя по усадьбам в Плёсе… Господи, я, наверное, сплю…»

Надо было еще что-то спросить, уточнить, но на языке у Жени крутился единственный глупый вопрос:

– А почему… почему у твоего дедушки такое странное имя – Дунай?

– Это наше семейное имя… – Роман заговорил с ней еще ласковее, как с ребенком. – Много-много лет передавалось от отца к сыну… одно и то же на весь наш род… пока мой папа не нарушил семейную традицию и не назвал меня Романом.

– А почему…

– Ну какая же ты любопытная, Женечка!..

Темные губы почти касались ее губ, будя воспоминание о недавнем сладком поцелуе, и снова внизу живота нарастало влажное, томительное желание… всегда непонятный и пугающий для нее «секс с незнакомцем», виденный только в кино и в любовных романах, вдруг обрел реальные очертания и конкретный образ… Образ молодого человека с шелковистыми черными волосами, с глазами глубокими, как Волга, и темными, как летняя ночь, с белоснежной кожей и прекрасными точеными чертами лица.

Роман почувствовал ее смятение, резко вдохнул, на миг теснее прижался к ней грудью и бедрами – и сейчас же отступил назад, сказал спокойно и повелительно:

– Пойдем! – и она, больше не сопротивляясь, покорно вложила пальцы в его ладонь.

***

Комната, где они оказалась через пару минут, была полукруглой, со светлыми стенами, расписанными с большой фантазией и искусством, со множеством зеркал в серебряных рамах, и с одним-единственным витражным окном – сквозь цветные стекла проникал свет, но ничего нельзя было рассмотреть.

Повсюду стояли кронштейны для платьев, сплошь увешанные разнообразными нарядами, на любой случай и вкус, полочки с обувью на любую ногу, открытые лари, набитые тканями всех фактур и цветов радуги… В довершение впечатления, посреди всего этого великолепия, возвышался резной стол из розового дерева, сплошь заставленный шкатулками с драгоценностями. Длинные нитки из крупных жемчужин, золотые диадемы искуснейшей работы, осыпанные мелкими бриллиантами, черепаховые гребни, инкрустированные изумрудами и рубинами, браслеты, перстни, ожерелья…

Такой красоты Женя не видела даже в Историческом музее, на выставке украшений из императорской коллекции, не говоря уж о банальных ювелирных салонов. Мерцание золота, перламутровые переливы жемчужин, гипнотический блеск алмазов могли бы свести с ума легкомысленную женщину – и Женя чувствовала, что градус ее легкомыслия стремительно повышается и скоро дойдет до точки кипения. Хотелось все потрогать и все примерить, пропустить между пальцами округлые гладкие бусины, накинуть на себя шелк, надеть диадему и покрутиться перед зеркалом этакой Марьей Моревной…

Она исподтишка взглянула на Романа – и покраснела, потому что он с улыбкой наблюдал за ней и, конечно, понимал, что творится в душе особы, столь падкой на изящество и красоту.

– Зачем… зачем ты меня сюда привел?..

– Хочу, чтобы ты выбрала себе наряд и украшения по душе. Ты ведь не собираешься идти на бал в джинсах?

– Почему бы и нет… – Женя возразила из вредности, ведь ее самозваный кавалер был прав: в джинсах на бал не ходят, а выбора – идти или не идти – у нее попросту нет… значит, остается последовать известной рекомендации: расслабиться и получить удовольствие. Хорошо еще, что от нее не требуют раздеваться донага и мазаться полетной мазью, а потом в таком виде принимать не самых приятных гостей. Хотя… еще не вечер, точнее, не утро, и до третьих петухов далеко.