Текст книги "Парадокс добродетели"

Снижение уровня реактивной агрессии объясняют тем, что на островах из-за их небольших размеров не умещается весь набор хищников, живущих на материке, поэтому риск быть съеденным там меньше. В результате островные обитатели живут дольше, и плотность популяций становится выше. При таком скученном образе жизни повышенная агрессивность отнимала бы слишком много энергии. Например, защита территории была бы довольно бессмысленным занятием, если, отогнав одного противника, хозяину тут же приходилось бы отгонять еще троих. Когда агрессия не приносит никакой выгоды, разумнее не тратить на нее время и энергию и не подвергать себя ненужному риску. В подобных условиях отбор благоприятствует менее агрессивным животным⁴⁶.

Тот факт, что островные животные сравнительно дружелюбны по отношению к представителям своего вида, заставляет нас логичным образом предположить, что у них должны наблюдаться признаки синдрома самоодомашнивания. Систематически эта гипотеза пока не изучалась, но некоторые данные говорят в ее пользу. Возьмем, например, красного колобуса Кирка – обезьяну, живущую только на Занзибаре.

Занзибар – это административно-территориальная единица в Индийском океане, архипелаг, включающий два главных острова: Унгуджа и Пемба. Оба острова лежат в 20–30 километрах от побережья Танзании, и колобус Кирка живет только на этих островах. Остров Пемба отделился от Африканского континента миллион лет назад или даже раньше. Молекулярные данные указывают на то, что колобус Кирка сформировался как самостоятельный вид около 600 тысяч лет назад – то есть вскоре после отделения Пембы от материка. Внешне красные колобусы Кирка сильно отличаются от всех остальных шестнадцати видов рода красный колобус, обитающих на Африканском континенте⁴⁷.

Почти все признаки, отличающие колобуса Кирка от остальных красных колобусов, подходят под описание синдрома одомашнивания. По сравнению со всеми континентальными формами, кроме одной, красные колобусы Кирка меньше по размеру и более грацильные, с относительно короткими мордами. Уменьшение размеров тела заметнее всего у самцов – настолько, что, по некоторым данным, самки колобуса Кирка крупнее самцов. Также колобусы Кирка педоморфны, то есть взрослые особи сохраняют те признаки, которые у родственных видов наблюдаются только в юном возрасте. У хорошо знакомых мне красных колобусов из Уганды розовая кожа вокруг губ наблюдается только у детенышей младше нескольких месяцев. Но у красных колобусов Кирка такая розовая кожа сохраняется на протяжении всей жизни. Черепа у них также педоморфны по форме и размеру: большие глаза, небольшая морда и относительно маленькая черепная коробка. По всем этим признакам колобус Кирка соотносится с континентальными красными колобусами примерно так же, как собака с волком⁴⁸.

Исследования островных животных, без сомнения, еще многое расскажут о самоодомашнивании, поскольку они позволяют проверить главные гипотезы, выдвинутые на основе работ Беляева. Однако благодаря бонобо в этой области, на мой взгляд, уже произошел серьезный прорыв. То, что мы знаем о бонобо, подтверждает гипотезу, возникшую благодаря исследованиям черно-бурых лисиц: отбор против реактивной агрессии приводит к появлению синдрома одомашнивания даже у диких животных.

Глава 6. Правило Беляева и эволюция человека

Правило Беляева, о котором я говорил в предыдущей главе, состоит в том, что отбор против реактивной агрессии в неволе приводит к появлению синдрома одомашнивания. Свежие данные позволяют предположить, что правило Беляева применимо и к диким животным тоже: оно почти наверняка выполняется для бонобо, с высокой вероятностью для красных колобусов Кирка и, возможно, для многих других видов, о которых у нас пока нет данных. Для правила Беляева не важно, как именно происходит отбор. Вид может подвергаться намеренному одомашниванию людьми – как, например, норки. Также вид может подвергаться самоодомашниванию, вызванному присутствием людей, – именно так, скорее всего, возникли собаки, когда волки подбирали отбросы возле человеческих стоянок. Правило Беляева применимо во всех этих случаях. Достаточно отбора против реактивной агрессии, чтобы возник синдром одомашнивания.

Правило Беляева, судя по всему, настолько универсально, что его можно использовать и в обратном направлении: если у вида есть синдром одомашнивания, можно заключить, что в прошлом данный вид подвергался отбору против реактивной агрессии. Такая перевернутая версия правила Беляева позволяет объяснить многие странные аспекты поведения и биологии бонобо. Это же правило мы можем применить и к человеку. Основываясь на данных о строении черепа и скелета человека, Хелен Лич уже высказывала предположение, что у людей наблюдается синдром одомашнивания. Согласно правилу Беляева, это должно означать, что в ходе своей эволюции человек подвергался отбору против реактивной агрессии.

Чтобы понять, когда начался этот отбор, достаточно установить, в какой момент у человека сформировался синдром одомашнивания. Все, что для этого нужно, – достаточно полная палеонтологическая летопись. А это, конечно, вопрос везения. С некоторыми видами нам повезло не очень. Для бонобо, например, не известно никаких ископаемых остатков, и мы не знаем, когда у них возник синдром одомашнивания. Можно более-менее уверенно предположить, что это случилось вскоре после отделения бонобо от предков шимпанзе, не меньше 875 тысяч лет назад. Возможно, когда-нибудь мы найдем ископаемые остатки, которые позволят проверить это предположение.

В случае человека, напротив, мы располагаем богатой палеонтологической летописью, которая позволяет проследить эволюцию нашего вида на два миллиона лет назад и даже дальше. В свете правила Беляева эта летопись обретает новые смыслы. Она показывает, что синдром одомашнивания появлялся всего однажды: только на одном этапе развития рода Homo и только у одного входящего в его состав вида. Этап, о котором идет речь, – это последние 300 тысяч лет, а вид – Homo sapiens.

Для краткости рассмотрим упрощенную версию богатой и сложной истории человека. В течение как минимум последних 250 тысяч лет главную роль в эволюции нашей линии играли два класса Homo. Один включал крепко сложенные архаичные типы Homo, а другой – более грацильных и стройных Homo sapiens, то есть нас.

Эти два класса были, конечно, не единственными представителями Homo. На юге Африки жили Homo naledi с небольшим мозгом; их кости, найденные в глубокой темной пещере, датировали 300 тысячами лет. На острове Флорес в Индонезии жил миниатюрный вид, тоже имевший небольшой мозг: так называемый хоббит, или Homo floresiensis. Хоббиты существовали в промежутке от 700 до 65 тысяч лет назад. Хотя оба вида – и Homo naledi, и Homo floresiensis — интересны сами по себе, в происхождение нашего вида они не внесли никакого вклада, поскольку представляли собой боковые ветви эволюции человека¹.

Ключевым моментом и местом для становления Homo sapiens стал средний и поздний плейстоцен в Африке. За время плейстоцена, длившегося 2,6 миллиона лет, мы прошли путь от проточеловека, похожего скорее на шимпанзе, до современного Homo sapiens с его сложной культурой. В начале плейстоцена наши предки были “хабилисами”, которых относят то к Australopithecus habilis, то к Homo habilis. Неопределенный таксономический статус хабилисов отражает их промежуточное положение между человекообразной обезьяной (у них были небольшие тела и крупные челюсти) и человеком (мозг у них был крупнее, чем у человекообразных обезьян). Около двух миллионов лет назад от хабилисов отделился первый бесспорный член рода Homo – Homo erectus. К тому моменту, когда, 11 700 лет назад, на смену последнему ледниковому периоду плейстоцена пришел более теплый голоцен, единственными невымершими потомками Homo erectus остались Homo sapiens².

Все многочисленные виды рода Homo, судя по всему, возникли в Африке, но некоторые из них позже колонизировали и другие части света. В плейстоцене популяции Homo по меньшей мере четыре раза проникали из Африки в Европу и Азию. Homo erectus добрались до Индонезии и Китая около 1,8 миллиона лет назад или раньше. Следующая волна расселения дала начало популяции, которую некоторые ученые называют Homo antecessor; эта популяция жила в Испании 800 тысяч лет назад и была очень похожа на другую европейскую группу, Homo heidelbergensis. Homo neanderthalensis, или неандертальцы, судя по всему, попали в Европу через Ближний Восток около 500 тысяч лет назад. Каждый из этих новых видов, просуществовав некоторое время, замещался новой волной переселения, пришедшей из Африки. Homo erectus, Homo antecessor, Homo heidelbergensis, неандертальцы и их предки – все они были представителями архаичного типа Homo. Но последний из видов, возникших в Африке, был более стройным и грацильным. Это был Homo sapiens.

Точно неизвестно, когда Homo sapiens впервые попали в Европу и Азию, но, по всей видимости, их экспансия в период от 100 до 60 тысяч лет назад привела к возникновению многочисленных популяций по всему миру, включая Африку. К концу плейстоцена, почти 12 тысяч лет назад, Homo sapiens уже занимались охотой и собирательством и использовали сложные инструменты. Некоторые популяции уже жили оседло, строили деревни, держали собак, рисовали красочные картины на стенах пещер, делали глиняную посуду и мололи зерно. Вскоре после этого, около 10 тысяч лет назад, началась аграрная революция³.

Мы не знаем, когда и где архаичная форма человека начала превращаться в Homo sapiens – для этого у нас недостаточно ископаемых данных. Чтобы однозначно отнести череп к Homo sapiens, его профиль должен быть отчетливо округлым (глобулярным), иметь заметно вогнутое основание и мелкое лицо, большая часть которого находится под черепной коробкой. Самые ранние экземпляры с такими характеристиками известны из района реки Омо в Южной Эфиопии и датируются 195 тысячами лет⁴. Чуть более поздние останки Homo sapiens уже находят во многих районах Африки, а затем и на Ближнем Востоке.

Так где и когда возник безусловный Homo sapiens, подобный тому, который жил на реке Омо? С западного побережья Марокко, из местонахождения Джебель-Ирхуд, известны окаменелости, которые считают переходной формой на пути к полноценному Homo sapiens, – а возможно, и самыми ранними окаменелостями, относящимися к нашему виду. Впервые кости и зубы там обнаружили в 1960-х годах в ходе горных работ, а недавно были найдены и дополнительные образцы. В общей сложности там нашли останки по меньшей мере пяти человек, в том числе три черепа. По сравнению с другими окаменелостями Homo из среднего плейстоцена на более продвинутую стадию эволюции указывают такие черты, как менее выдающееся вперед лицо, чуть более мелкие жевательные зубы и менее выпуклые надбровные дуги. В 2017 году палеоантрополог Жан-Жак Юблен с коллегами датировали кости 315 тысячами лет (± 34 тысячи лет). По мнению команды Юблена, несмотря на заметные отличия этих древних обитателей Марокко от современных людей (лица у них все еще относительно крупные, а черепная коробка еще не стала округлой), анатомические особенности лиц и зубов все же позволяют считать их пионерами новой эволюционной линии. По словам Юблена, человек из Джебель-Ирхуда представляет собой предвестника Homo sapiens, его раннюю черновую версию⁵.

Причисление останков из Джебель-Ирхуда к Homo sapiens – неоднозначное решение. Обычно название Homo sapiens дают только популяциям с округлым черепом и укороченным лицом – признаки, которых нет у людей из ДжебельИрхуда и которые встречаются только у окаменелостей возрастом 200 тысяч лет и моложе⁶. Однако Юблен с коллегами назвали марокканские находки Homo sapiens не потому, что они подходили под стандартное определение, а потому, что они выглядели как отправная точка на пути к Homo sapiens. Возможно, будущие открытия заставят нас переместить эту отправную точку. Но в этой книге я, вслед за Юбленом, буду считать популяцию из Джебель-Ирхуда самой ранней известной версией Homo sapiens.

Возраст окаменелостей из Джебель-Ирхуда, который оценивают примерно в 300 тысяч лет, замечательно согласуется с последними данными генетики и археологии, согласно которым линия Homo sapiens зародилась как раз в тот период. Генетические различия между современными людьми указывают на то, что предковая популяция, от которой произошли все современные люди, жила примерно 350–260 тысяч лет назад. Эти оценки также хорошо согласуются с археологическими данными, согласно которым культурное развитие начало ускоряться примерно в то же время. Технология отщепления камня под названием “леваллуа” – типичный пример такого культурного развития, потому что по сравнению с более ранними технологиями для этого метода требовались более продвинутые когнитивные способности. Техника леваллуа предполагала предварительную подготовку камня перед отщеплением сколов. Этот метод позволял изготавливать небольшие изящные каменные ножи, которые были эффективнее прежних. Первые такие орудия известны из бассейна Олорджесейли в Кении и датируются 320 тысячами лет. Судя по другим находкам в бассейне Олорджесейли, к тому моменту люди стали более придирчивы в выборе материала для изготовления каменных орудий. Например, они больше не довольствовались низкокачественными материалами, которые можно было найти возле дома, а готовы были пройти до 90 километров, чтобы добыть высококачественный камень, например обсидиан. Люди из Олорджесейли также впервые (из известных нам популяций) стали добывать красную охру, которую они предположительно использовали в качестве красителя. Таким образом, ископаемые остатки, генетические данные и археологические свидетельства сходятся на том, что 300 тысяч лет назад для человека настало время больших перемен. Судя по всему, в промежутке от 500 до 250 тысяч лет назад начала формироваться уникальная линия, которая привела к возникновению Homo sapiens⁷.

Мы мало знаем о непосредственных предках марокканских Homo sapiens, и даже по поводу названия нет консенсуса. Раньше их иногда называли архаичными Homo sapiens. Однако причисление предков джебель-ирхудского типа к Homo sapiens сбивает с толку, потому что, помимо Homo sapiens, от них произошли и другие виды, в том числе хорошо известные всем неандертальцы. Также предшественников Homo sapiens из среднего плейстоцена иногда называют именами других окаменелостей: Homo heidelbergensis из Европы или Homo rhodesiensis из Африки. Какие из этих названий подходят лучше, пока непонятно: на сегодняшний день не существует ископаемых данных, способных прояснить взаимоотношения этих популяций. Палеонтолог Крис Стрингер предпочитает называть этих пресапиенсов ни к чему не обязывающим именем “Homo из среднего плейстоцена”. Средний плейстоцен, который длился с 780 до 130 тысяч лет назад, как раз включает в себя интересующий нас период. Поэтому я, вслед за Стрингером, буду называть архаичных предков Homo sapiens “Homo из среднего плейстоцена”⁸.

Представьте, что вы переместились назад во времени и встретились с этими древними людьми. Поведение Homo из среднего плейстоцена показалось бы вам во многих отношениях вполне обычным. Увидев небольшую группу в некотором отдалении, в дрожащем мареве сухого жаркого дня, вы бы безошибочно узнали в них людей: тот же рост, те же очертания тела, та же походка. Но, подойдя чуть поближе, вы обнаружили бы и менее знакомые черты. Вы бы заметили, что все эти люди – и мужчины, и женщины – очень мускулисты, почти как тяжелоатлеты (но не как бегуны). Лица у них широкие и грубые, особенно у мужчин. Покатый с лицевой стороны череп плавно переходит от макушки к крупным выступающим надбровным дугам, а лба как такового нет. Из-за широких и мощных надбровных дуг вид у этих людей несколько устрашающий. Образ довершает большой рот и тяжелая челюсть без подбородка⁹.

Неплохое представление о том, как могла выглядеть стоянка Homo из среднего плейстоцена, дает подробно изученное местонахождение под открытым небом, расположенное в Израиле рядом с древним озером. Примерно 780 тысяч лет назад это место, которое сегодня называют Гешер-Бенот-Яаков, использовалось людьми, прожившими там около 100 тысяч лет. Какой вид Homo там обитал, точно не известно, но, судя по датировкам, это мог быть Homo erectus, предшественник Homo из среднего плейстоцена. Люди, жившие в Гешер-Бенот-Яакове, имели сложную систему охоты и собирательства. Команда археологов под руководством Наамы Горен-Инбар изучила богатые отложения ореховой скорлупы, костей животных и инструментов из дерева и камня. Оказалось, что местные Homo употребляли в пищу несколько десятков видов растений, включая семена, фрукты, орехи, овощи и водные растения. В течение всего периода жизни в Гешер-Бенот-Яакове они пользовались огнем и, скорее всего, умели разжигать его сами. Археологи обнаружили также следы разделки мяса; со стоянки наверняка часто доносился аппетитный запах жареного мяса – чаще всего оленьего, но иногда и мяса крупных животных, например слонов. Также обитатели стоянки изготавливали каменные инструменты для самых разных целей. В их арсенале были топорики, скребки и небольшие кремневые лезвия, которые они, по-видимому, насаживали на копья. Они приносили на стоянку тонкие базальтовые плиты, которые использовали в качестве каменных “досок”, – скорее всего, для раскалывания орехов и отбивки мяса. Приготовление некоторых видов пищи, например орехов водяной лилии эвриалы, было довольно сложным. Если судить по тому, как люди готовят эти орехи сегодня, Homo из среднего плейстоцена собирали орехи под водой, высушивали их и потом поджаривали, пока они не лопались, как попкорн. Это были очень хозяйственные собиратели¹⁰.

Когда палеонтологи будут располагать достаточным количеством окаменелостей, чтобы подробно описать разные популяции Homo из среднего плейстоцена, возможно, окажется, что в Африке того времени жили несколько видов Homo (в дополнение к Homo naledi с необычайно маленьким телом и мозгом, современнику популяции из Джебель-Ирхуда). Африканские ландшафты тогда были столь же разнообразны, как и сейчас. В разное время и в разных местах там были и густые леса, и открытые долины, и обширные саванны. Были тысячелетия засухи и тысячелетия проливных дождей. Периодически вода или пустыня создавали барьеры, временно разделявшие популяции и способствовавшие накоплению эволюционных различий. В зависимости от того, где остановилась ваша машина времени, вы могли встретить любую из этих многочисленных популяций; каждая из них населяла определенный регион в определенный период. Возвращаясь к вопросу о самоодомашнивании, главной особенностью всех этих массивных предшественников Homo sapiens, живших в среднем плейстоцене, был относительно широкий тяжелый череп и мощные кости конечностей. Некоторые из типичных популяций среднего плейстоцена сохранились и после появления Homo sapiens. Своим архаичным обликом они так же отличались от Homo sapiens, как шимпанзе отличаются от бонобо, а волки от собак¹¹.

Со временем морфологический переход в направлении Homo sapiens, впервые начавшийся у людей из Джебель-Ирхуда, становился все более ярко выраженным. По ископаемым находкам из других частей Африки видно, что около 200 тысяч лет назад лица и надбровные дуги уменьшились еще сильнее. Сгладились различия между полами, и самцы стали больше похожи на самок. Значительно позже, во время верхнего палеолита (40 тысяч лет назад и позже), все тело стало более грацильным, на что указывает уменьшение диаметра бедренной кости. Конечности стали менее костистыми и за счет этого менее мощными. Этот эффект виден на поперечных срезах костей рук и ног. Стенки кости, окружающие полость костного мозга, стали тоньше. В последние 35 тысяч лет сократились и половые различия в размере зубов и в росте. Во всех этих отношениях современные Homo sapiens гораздо менее маскулинны, чем наши предки, жившие 300 тысяч лет назад. Наши предки претерпели феминизацию¹².

Анатомические компоненты синдрома одомашнивания, которые описала для человека Хелен Лич, включают небольшие размеры тела, укороченные лица, слабо выраженный половой диморфизм и небольшой мозг. Как мы видим, первые три признака существовали на протяжении большей части эволюционной истории Homo sapiens. Тонкие бедренные кости, указывающие на небольшие размеры тела, встречаются начиная с отметки в 200 тысяч лет назад. Небольшое лицо стало признаком, по которому популяцию из Джебель-Ирхуда классифицировали как Homo sapiens. Во всех случаях, когда по окаменелостям удавалось оценить степень полового диморфизма, мужчины Homo sapiens оказывались феминизированными.

На протяжении большей части истории Homo sapiens мозг не уменьшался в размере. Напротив, он становился все крупнее. Из среднего плейстоцена известно слишком мало сохранившихся черепов, чтобы с уверенностью оценить размер мозга самых ранних Homo sapiens. Но 300 тысяч лет назад объем мозга, судя по всему, уже составлял 1200–1300 см³, совсем немногим меньше, чем 1330 см³ – средний объем мозга современных людей¹³. Тем временем по мере увеличения размера мозга Homo sapiens менялась и его форма. К отметке в 200 тысяч лет назад черепа Homo sapiens стали более округлыми, или глобулярными¹⁴.

И хотя непрерывный рост мозга на протяжении всего среднего и позднего плейстоцена противоречит требованиям синдрома одомашнивания, в одном отношении увеличение мозга у Homo sapiens все же соответствует тому паттерну, который мы видим у собак. Кристоф Цолликофер показал, что черепа Homo sapiens в некоторой степени педоморфны по сравнению с черепами неандертальцев: к тому моменту, когда череп Homo sapiens перестает расти, его форма напоминает форму неандертальского черепа, достигшего предпоследней фазы роста¹⁵. Иными словами, черепа неандертальцев (и, соответственно, их мозг тоже) продолжали расти уже после того, как черепа Homo sapiens прекращали свой рост. Homo sapiens не произошли от неандертальцев, но в отношении конкретно этой характеристики неандертальцев можно считать неплохой моделью той популяции, от которой Homo sapiens в самом деле произошли¹⁶. Замедленный рост черепа Homo sapiens предположительно означает также и замедленный рост мозга. Соответственно, можно предположить, что не только череп, но и мозг Homo sapiens был педоморфным по отношению к его непосредственным предкам.

В конечном итоге за последние 35 тысяч лет мозг Homo sapiens все же уменьшился на 10–15 %, достигнув современного размера. Как я уже говорил, ученые продолжают спорить о том, что именно означает это уменьшение мозга, ведь одновременно с ним происходило и уменьшение размеров тела. Но некоторые исследователи считают уменьшение мозга еще одним признаком синдрома одомашнивания. Ведь, учитывая, что в линиях, ведущих к Homo sapiens, мозг непрерывно увеличивался в течение последних двух миллионов лет (примерно с 600 до 800 см³), а также продолжал расти на протяжении большей части эволюции самих Homo sapiens, последующее уменьшение мозга кажется довольно удивительным¹⁷.

Наше погружение в палеонтологию человека имело целью проверку конкретной гипотезы. Мы хотели узнать, когда появился синдром одомашнивания, чтобы на основе этого оценить время начала отбора против реактивной агрессии. Синдром одомашнивания, судя по всему, начал формироваться около 315 тысяч лет назад. Первыми его признаками стали небольшие лица и менее массивные надбровные дуги, которые знаменовали собой эволюцию Homo sapiens. Со временем синдром одомашнивания становился все более выраженным. Своего максимума он достиг совсем недавно: самцы стали похожи на самок больше, чем когда-либо, а лица укоротились. Не исключено, что к синдрому одомашнивания можно отнести и уменьшение мозга.

Таким образом, возможно, что весь процесс эволюции Homo sapiens был связан с самоодомашниванием. Если черты, ассоциированные с формированием Homo sapiens, и правда появились в результате самоодомашнивания, то действие отбора, вызывавшего эти изменения, должно было начаться задолго до отметки в 315 тысяч лет назад. Судя по всему, со временем этот процесс ускорялся, а значит, отбор против реактивной агрессии становился все сильнее.

Насколько раньше отметки в 315 тысяч лет начались изменения, остается только гадать. Ясно, что самые ранние Homo sapiens появились раньше популяции из Джебель-Ирхуда: вряд ли ученым случайно посчастливилось поймать самое начало процесса нашей эволюции. Процесс самоодомашнивания, поначалу очень медленный, мог запуститься около 400 тысяч лет назад. Но это, конечно, только догадка. С таким же успехом это могло произойти и на 100 или 200 тысяч лет раньше, то есть 500 или 600 тысяч лет назад.

Впрочем, вряд ли процесс начался намного раньше – результаты анализа ДНК ограничивают временные рамки. Homo из среднего плейстоцена, от которых ответвились Homo sapiens, до этого дали начало еще одной линии, расселившейся из Африки. В Западной и Центральной Европе и на Ближнем Востоке эта линия эволюционировала в неандертальцев. В Сибири и дальше на восток они стали денисовцами. И неандертальцы, и денисовцы вымерли, так никогда и не встретившись, но в результате скрещивания с Homo sapiens часть их генов сохранилась в геноме современных людей неафриканского происхождения. Когда конкретно исчезли денисовцы, мы не знаем. Последние популяции неандертальцев жили в Европе: в Греции и Хорватии. Около 43 тысяч лет назад Homo sapiens проникли в Европу и стали расселяться по плодородным долинам рек и вдоль морского побережья. Неандертальские стоянки быстро исчезли. Некоторые популяции еще какое-то время продержались в горах, но и они вымерли примерно 40 тысяч лет назад¹⁸.

Денисовцы описаны всего по трем фрагментам зубов и одной фаланге пальца. От неандертальцев же осталось так много окаменелостей, что палеонтологи даже могут реконструировать скорость их роста. Изучение анатомии неандертальцев помогает лучше понять эволюцию Homo sapiens, потому что, в отличие от нашей линии, у неандертальцев не наблюдается ни редукции “агрессивных” анатомических признаков, ни черт синдрома одомашнивания¹⁹. Их черепа и лица оставались массивными как в Европе, так и в Азии. Поэтому на примере неандертальцев можно реконструировать облик Homo из среднего плейстоцена, описанных всего по нескольким фрагментам²⁰.

Поскольку у неандертальцев нет признаков тех изменений, которые претерпели представители Homo sapiens, процесс формирования Homo sapiens, скорее всего, начался уже после разделения их предковых линий. Когда же разделились ветви, давшие неандертальцев и Homo sapiens? Ответ на этот вопрос дает отсеквенированный с высоким качеством геном неандертальской женщины, жившей на Алтае, в Сибири, в той же пещере, где ранее жили денисовцы: 275–765 тысяч лет назад²¹. Эта оценка, несмотря на огромную погрешность, очень информативна. Она означает, что линии неандертальцев и Homo sapiens начали разделяться не раньше 765 тысяч лет назад. А теперь вспомним, что, согласно ископаемым данным, процесс формирования Homo sapiens начался около 300 тысяч лет назад. Промежуток между этими двумя датами и будет тем периодом, на который пришлось начало эволюции Homo sapiens²².

Для простоты я буду обозначать этот период словами “около 500 тысяч лет назад”. Полмиллиона лет – щедрая оценка, благодаря которой мы точно не пропустим момент начала эволюции Homo sapiens. Если мы возникли в результате самоодомашнивания, то процесс его должен был начаться не раньше 500 тысяч лет назад и не позже 200 тысяч лет назад (возраст самых ранних бесспорных окаменелостей Homo sapiens).

Человека всегда завораживает вопрос, кто мы такие и откуда мы пришли. Тем не менее причины существования вида Homo sapiens как такового на удивление редко обсуждаются. Исследования происхождения нашего вида в основном сосредоточены на вопросах “когда” и “где”, а не на вопросах “как” и “почему”. Как писал еще в 2008 году палеоантрополог Дан Либерман: “Самый главный неразрешенный вопрос: какие силы отбора благоприятствовали эволюции современного человека в Африке 200 тысяч лет назад?”²³ Однако за все прошедшие годы эта ключевая загадка нашего существования удостоилась внимания всего нескольких ученых.

Один из таких ученых – археолог Кёртис Мэриэн, выдвинувший амбициозную гипотезу, которая рассматривает происхождение Homo sapiens с экологической точки зрения. Мэриэн предположил, что “доминантной адаптацией” Homo sapiens стала способность накапливать культурные адаптации. Мы не можем существовать без культурных знаний, позволяющих каждому новому поколению воспроизводить образ жизни своего сообщества. Если поместить неопытных животных в новую среду, большинство из них научатся самостоятельно находить пищу и выживать. Люди же, напротив, получают знания о том, как выкапывать съедобные корешки, готовить еду, изготавливать орудия, строить дома, делать лодки, орошать поля, объезжать лошадей, шить одежду и так далее, в основном от других. Без навыков, полученных от предыдущих поколений, мы мало что можем. Но, имея эти навыки, мы господствуем над всей планетой²⁴.

Согласно Мэриэну, накапливать такого рода культурные знания нам позволяют три свойства: ум, способность к кооперации и так называемое социальное обучение, или способность учиться у других. Судя по размеру мозга, который оценивают по внутреннему объему ископаемых черепов, другие виды Homo, жившие в среднем плейстоцене, были почти такими же сообразительными, как Homo sapiens, – но Homo sapiens все же были умнее. Так, анализ четырнадцати ископаемых черепов неандертальцев и Homo sapiens, относящихся к периоду от 200 до 76 тысяч лет назад, показал, что объем мозга у неандертальцев был меньше: в среднем 1272 см³ для восьми неандертальских черепов и в среднем 1535 см³ для шести черепов Homo sapiens. При этом в промежутке от 75 до 27 тысяч лет назад внутренний объем черепа у этих двух видов был практически одинаковым, составляя 1473 см³ в среднем²⁵. Но даже если считать, что все виды Homo были примерно равны по уровню интеллекта, то выдающимися способностями к кооперации и социальному обучению обладали, судя по всему, только Homo sapiens. Мэриэн предполагает, что все эти свойства соединились в человеке благодаря ключевым изменениям в способах поиска пищи.

Предшественники Homo sapiens, как считает Мэриэн, жили небольшими сообществами с низкой плотностью населения – примерно так, как живут сегодня шимпанзе. В какой-то момент одна из популяций, обитавшая, по мнению исследователя, где-то на южном побережье Африки, достигла таких успехов в охоте и собирательстве, что в ней появился переизбыток еды. Популяция начала расти и росла до тех пор, пока еды снова не стало слишком мало; возникла конкуренция за ресурсы, и соседние группы принялись воевать за доступ к лучшим территориям. Успех в этом противостоянии стал жизненной необходимостью. Некоторые группы объединялись в альянсы, давая начало большим сообществам вроде тех, что образуются и в сегодняшних популяциях охотников-собирателей. Кооперация между членами одной группы была настолько важна для победы в межгрупповых конфликтах, что в итоге легла в основу уникальной способности человека к взаимопомощи. Социальные отношения становились все многообразнее, способность к обучению все важнее, а культура все богаче.