Текст книги "Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 1. Меч Лета"

Глава XXIV
У тебя одна работа

Переработка, как выяснилось, состояла в том, что весь мусор из Вальгаллы отправлялся прямиком на бостонское бейсбольное поле. Видимо, этим и можно объяснить большие проблемы с нападением, которые часто возникают у команды «Ред Сокс» во время домашних матчей. Хэртстоун как раз вставал на ноги, когда я сверзился прямиком на него и вновь уложил на землю. Мы с ним почти распутались, но в это время из мусоропровода к нам стремительно присоединился Блитцен и пропахал мне грудь. Спихнув его, я поспешил откатиться в сторону, боясь, как бы сверху не выкинули еще что-то тяжелое.

– Каким образом мы очутились в Фенуэй-парке? – приняв, наконец, вертикальное положение, полюбопытствовал я.

– Не спрашивай меня, – уныло выдохнул Блитцен. Его недавно еще прекрасный костюм из тончайшей шерсти теперь выглядел так, словно его пропустили через пищеварительный тракт улитки. – Все выходы из Вальгаллы, как известно, совершенно левые. Хорошо еще, что действительно в Мидгард выбрались.

Я поглядел на пустующие ряды красных скамей для обладателей самых дешевых билетов на матчи. Стадион сейчас очень смахивал на «Трапезную Павших Героев» перед тем, как ее заполняли орды эйнхериев. Поле на зиму законсервировали. Оно было покрыто кусками обледеневшей парусины, которая похрустывала у меня под ногами.

В Мидгарде мы оказались весьма ранним утром. Часов шесть утра, судя по тускло светлеющему на востоке небу.

– Ну, и от кого же мы в таком темпе смывались? – поинтересовался я, выдохнув вместе с вопросом густой клуб пара. – Что это еще за белка-мутант?

– Рататоск, – ответил Блитц. – Бич Мирового Дерева. Любого, кто посмеет залезть на ветви Иггдрасиля, рано или поздно ждет весьма неприятная встреча с этим монстром. Нам очень повезло, что сумели сбежать.

Хэртстоун глянул с тревогой в сторону занимающегося рассвета.

– Плохо для Блитцена, – бурно прожестикулировал он.

Блитц прищурился, словно в лицо ему било яркое солнце.

– Абсолютная правда. После этой истории на мосту я больше не в силах выдерживать прямого воздействия…

– То есть? – Я внимательно пригляделся к нему. – Да ты сереешь.

Он отвернулся, но мне уже все стало ясно: щеки его вдруг вылиняли до цвета мокрой глины.

– Сынок, ты, вероятно, и раньше подметил, что я не часто оказывался с тобой рядом днем?

– Ну да, – кивнул я. – Хэрт пас меня днем, а ты – ночью.

– Именно так, – снова заговорил Блитц. – Мы, гномы-то, существа подземные. Солнечный свет нам смертельно опасен. Не настолько, конечно, как троллям. Я все же могу чуток времени провести на солнце. Но если меня что задержит на нем, начну каменеть.

Я вспомнил, в каком виде он возник на мосту Лонгфелло. Широкополая шляпа, скрывавшая верхнюю часть лица, огромные темные очки и перчатки. Такое забавное стилистическое решение, особенно если учесть, что оно сочеталось с дорожным знаком «Уступите дорогу утятам!».

– Значит, тебе просто надо от света прикрыться, и полный порядок? – не усмотрел здесь особой проблемы я.

– Это, конечно, несколько улучшает мое положение, – без особого воодушевления произнес Блитц. – Плотная одежда, солнцезащитный крем и так далее. Однако в данный момент, – указал он на свой костюм, – я абсолютно неподготовлен. А то, что мне на такие случаи подходило, я сбросил где-то на Мировом Дереве.

– После моста ноги у Блитца окаменели, – сообщил руками Хэрт. – И никакой ходьбы. Даже к ночи.

У меня подкатил ком к горлу. Вот вам и смешная попытка Блитца и Хэрта меня защитить! На самом-то деле они не только старались изо всех сил. Блитцен, решившись выйти на дневной свет, вообще рискнул жизнью. У меня, конечно, скопилось много вопросов к этим двоим по поводу непоняток с моей то ли смертью в жизни, то ли жизнью в смерти, но сейчас главное было в том, что Блитц вновь оказался из-за меня в смертельной опасности, и я предпочел поскорее ему помочь.

– Давай-ка устроим тебя по-быстрому где-нибудь в темноте.

Лучшим в создавшейся ситуации выбором оказался Зеленый Монстр – огромная стена высотой с четырехэтажный дом по левую сторону поля. Однажды, по-моему, в первом классе, нас водили к ней на экскурсию. С той поры я и помнил, что под игровым табло там есть служебные двери.

Одна из них оказалась незапертой, и мы сквозь нее проскользнули внутрь.

Не могу сказать, что там нам открылся чудесный и скрытый от посторонних взглядов мир спорта. Возле одной стены были сложены штабелями разобранные строительные леса. Возле другой лежали зеленые карточки с цифрами, которые во время матчей вставляют в табло. Вот и все, не считая спортивных матов да бетонных опор стадиона, покрытых, словно татуировкой, граффити, накопившимися за много десятков лет. Но мы же сюда явились не в поисках достопримечательностей. А главным качеством, которое нам сейчас требовалось, это пространство вполне обладало. В нем было темно.

Блитцен опустился на стопку матов и начал стягивать сапоги. Из них посыпались желуди, и я уставился на его пижонские носки с огурцовым орнаментом в тон жилету.

– Ну у тебя и прикид, приятель, – вырвалось у меня. – Стильненько смотришься.

Он гордо выпятил грудь.

– Спасибо, Магнус. Признаться, при свойственном мне тонком вкусе достаточно трудно было целых два года одеваться как оборванец. Ой, извини. Конечно, ничего личного, – спохватился он.

– Конечно, – даже и в мыслях у меня не было обижаться.

– Я ведь привык одеваться именно так, как сейчас, – успокоившись, продолжал он. – Всегда уделял большое внимание своему внешнему виду и вполне отдаю отчет себе в этой маленькой слабости.

Хэрт исторг нечто среднее между чихом и фырканьем и вопросительным жестом осведомился:

– Маленькой?

– Молчал бы уж, – буркнул Блитц. – Воображаю, как бы кошмарно ты выглядел без моих советов. Разве не я купил тебе твой полосатый шарф. – Он перевел глаза на меня, явно ища поддержки. – Этот черный его костюм и светлые волосы! Мне с первого взгляда сделалось ясно, что ему требуется яркая цветовая деталь. Вот я и внес в его гардероб легкую нотку дерзости при помощи красно-белого полосатого шарфа. Тебе не кажется, Магнус, что я совершенно прав?

– Ну да, – согласился я и торопливо добавил для ясности: – Только, пожалуйста, мне такого не предлагай. И носки в огурец тоже носить не буду.

– Мне изменил бы природный вкус, начни я тебе предлагать такое. На тебе подобные вещи выглядели бы ужасно, – хмуро глянул на свой шикарный сапог Блитцен и, резко свернув тему гламура, добавил: – О чем, значит, мы перед этим говорили?

– Ну, в первую очередь мне хотелось бы знать, зачем вы все эти два года за мной наблюдали?

– Тебе ведь уже было сказано: босс, – не замедлил с ответом Хэрт.

– Если не Локи и не Самира, выходит, Один? – я снова предпринял попытку выяснить его имя.

Блитц засмеялся.

– Э, нет. Наш главный – Капо, умнее Одина. Он, видишь ли, предпочитает сам оставаться в тени. Дал нам задание наблюдать за тобой и… – Он поперхнулся. – Стараться по мере сил сохранить тебе жизнь.

– Понятно, – пробормотал я.

Блитц в смущении вытряс из сапога еще порцию желудей.

– Да, вот такое было у нас задание, а мы его провалили. «Сделайте так, чтобы он непременно остался жив, – сказал босс. – Приглядывайте за ним, но не вмешивайтесь в его решения. Он важная часть плана».

– Плана? – Я ни разу за все два года уличной жизни не ощущал себя частью чего-то подобного.

– Капо известно разное, – уклончиво отозвался Блитцен. – Будущее, к примеру. И он делает все возможное, чтобы события шли в правильном направлении и Девять Миров, закрутившись в хаос, не взорвались.

– Звучит неплохо, – одобрил я.

– Он сообщил нам, что ты – сын Фрея. В детали он не вдавался, но подчеркнул, что ты очень важен и мы должны тебя защищать. Когда же ты умер… – Блитц снова осекся. – Ну, в общем, теперь я так рад, что мы нашли тебя в Вальгалле. Может, еще и не все потеряно. Теперь мы должны доложиться боссу и получить новые указания.

Хэртстоун руками добавил:

– Надеюсь, он нас не убьет.

– Я тоже, – без особого оптимизма подхватил Блитц. – Но по-любому до встречи с боссом мы не имеем права тебя посвящать в подробности, Магнус.

– Даже несмотря на то, что я важная часть его плана? – мне было странно слышать такое.

– Как раз именно потому и не можем, – сообщил языком жестов Хэртстоун.

– Но вы мне хоть можете рассказать, что здесь-то случилось после того, как мы с Суртом упали с моста? – потребовал я.

Блитц вытащил из бороды застрявший листочек.

– Ну, Сурт вместе с тобой в воде и исчез.

– То есть все-таки это был точно Сурт?

– Без сомнения, – уверенно подтвердил Блитц. – И, знаешь, неплохо ты с ним поработал. Это же надо смертному одержать победу над огненным великаном. Пусть ты даже и сам погиб, все равно впечатляет.

– Значит, я его убил?

– И не надейся, – самым определенным образом объявили мне руки Хэрта.

– Нет, – констатировал в свою очередь Блитц. – Но огненным гигантам страшно вредна ледяная вода. Полагаю, такое глубокое соприкосновение с ней отправило его в Муспелльхейм. А вот то, что ты отрубил ему нос, – это вообще с твоей стороны гениально. Теперь он уж точно не сможет перемещаться между мирами, пока силы не восстановятся.

– Несколько дней, – было мнение Хэрта.

– А может, и гораздо дольше, – с надеждой проговорил Блитц.

Я переводил взгляд с одного на другого – двух нелюдей, обсуждающих технику путешествия между мирами с видом двух автомобилистов, спорящих, как эффективнее разобрать и промыть карбюратор.

– С вами, ребята, все ясно, – вмешался я. – Вам удалось тогда смыться. А вот Рэндольф-то как?

Хэртстоун весьма выразительно сморщил нос. Мол, дядя твой хоть раздражает, но в полном порядке.

– Сынок, ты всех спас, – объявил мне Блитцен. – Много людей и техники пострадало, но, кроме тебя, все выжили. Когда Сурт до этого наносил визиты в Мидгард, дела у смертных складывались далеко не так хорошо.

– Великий Чикагский Пожар, – уточнил Хэрт.

– Именно, – покивал Блитц. – Но и сейчас взрывы в Бостоне стали темой национальных новостей. Смертные до сих пор ведут расследование. Основная их версия, что ущерб нанесен ударами метеоритов.

А чего удивительного? Я и сам так вначале решил. И только потом заподозрил: может, за все раскаленное, что на землю падает, Сурт как раз и ответствен?

– Но на мосту ведь полно народу видело Сурта. А один тип совершенно точно заснял его, – сказал я.

Блитц развел руками.

– Ты сильно бы удивился, сынок, если бы я тебе начал перечислять, какую уйму всего не замечают смертные. Впрочем, и гномы с эльфами мало от них отличаются в этом. А великаны к тому же большие доки по части очарованья.

– Очарованья? – воскликнул я. – Имеешь в виду, что все они модные и красивые?

– Да в моде они вообще профаны, – с презрением бросил Блитц. – А очарованье у них в смысле наведения чар. Великаны ведь от природы волшебники. Они с легкостью манипулируют восприятием и сознанием. Это им как раз плюнуть. Как-то один великан заставил Хэрта подумать, что я бородавочник. И Хэрт меня чуть не убил.

– Ни слова больше про бородавочника! – воскликнул молящими жестами тот.

– Ты прав, – моментально закрыл тему Блитц. – В общем, ты, Магнус, свалился в реку и умер. Спасатели извлекли из воды твое тело, но…

– Мое тело? – тихо взвыл я.

Хэртстоун, вытащив из кармана газетную вырезку, протянул ее мне.

Я прочитал некролог по себе. Там была фотка меня пятиклассника. Челка до самых глаз, стеснительная улыбка типа «как я попал-то сюда?» и футболка с надписью «Дропкик Мёрфиз». Текст очень короткий. Ни слова, что я два года назад исчез, стал бездомным. О смерти мамы тоже совсем ничего. Только о том, что меня постигла безвременная гибель, меня пережили два дяди и кузина, и панихида состоится исключительно для членов семьи.

– Но мое тело ведь здесь, – потыкал я себя в грудь. – Оно осталось со мной.

– Новое и усовершенствованное, – восхищенно пощупал Блитц мои бицепсы. – А прежнее спасители вытащили из воды. Мы с Хэртом тоже тщательно обследовали реку. Никаких признаков Сурта. И новость похуже: никаких признаков меча. И раз он не вернулся на дно…

– А Рэндольф его раньше вас найти там не мог? – перебил я Блитца.

Хэрт покачал головой:

– У него меча нет.

– Выходит, тогда меч у Сурта? – предположил я.

Блитц зябко поежился.

– О таком лучше даже не думать. Есть шанс, что меч остался с твоим старым телом.

– Но каким образом? – засомневался я.

Блитц указал на Хэрта:

– Спроси у него. Он – эксперт по волшебству.

– Трудно без слов объяснить, – прожестикулировал он. – Но раз ты предъявил на него права, он должен остаться с тобой.

– Но я вроде не предъявлял…

– Ты его вызвал и первым взял в руки, – продолжал растолковывать знаками Хэрт. – Поэтому есть надежда, что Сурту он не достался. Меч вообще должен был с тобой перейти в Вальгаллу. Не знаю уж, почему этого не получилось.

– Может быть, потому, что, когда мы падали в реку, он выскользнул из моей руки? – спросил я.

– Да, это, конечно, могло повлиять, – согласился Блитц. – Но, как бы то ни было, меч все равно, согласно традиции, должен отправиться с твоим телом в могилу или сгореть в твоем погребальном костре. Вот почему он вполне мог снова материализоваться рядом с твоим мертвым телом, а значит, нам следует заглянуть в твой гроб.

По новому моему телу от головы до ног пробежали мурашки.

– Ты хочешь, чтобы я пошел на собственные похороны?

– Нет, надо управиться до, – начал мне излагать план Блитцен. – Как сообщается в некрологе, твое тело сегодня выставят для прощания в ритуальном зале похоронного агентства. Служба и похороны состоятся позже. Если пойти туда прямо сейчас, там вообще никого не окажется. Ведь агентство пока закрыто. И вряд ли снаружи уже дожидаются толпы скорбящих.

– Вот уж спасибо за интересное поручение, – проворчал я.

– А мне надо пойти переговорить с боссом, – начал натягивать сапоги Блитцен. – По пути еще заскочу в Свартальфахейм и запасусь там насущно необходимыми средствами защиты от солнечного света.

– Заскочишь в мир темных эльфов? – не поверил я своим ушам.

– Между прочим, совсем не так трудно, как кажется, – махнул рукой он. – У меня большой опыт. И Бостон располагается в самом центре Иггдрасиля. Отсюда очень легко проскакивать из мира в мир. Вот однажды мы с Хэртом сошли с тротуара на Кендалл-сквер и тут же случайно провалились в Нифльхейм.

– Ужасно замерзли, – добавил жестами Хэрт.

– За время, пока меня нет, Хэрт успеет как раз сводить тебя в похоронное агентство, – деловито проговорил Блитц. – А после мы с вами встретимся… где? – посмотрел он на Хэрта.

– Арлингтон, – показал тот жестами. – Железнодорожная станция.

– Заметано. – Блитцен поднялся на ноги. – Забери этот меч, сынок, и будь осторожен. Вне Вальгаллы ты можешь погибнуть, как и любой другой смертный. А последнее, что нам с Хэртом хочется, – это докладывать боссу о целых двух трупах Магнуса Чейза.

Глава XXV
Ну и одели меня в похоронном агентстве!

Положительных сторон в жизни бездомного достаточно мало, но одна точно есть: я знаю, где отыскать бесплатно одежду. Мы с Хэртом предприняли вылазку на Чарльзгейт, где стоит благотворительная коробка, в которую сердобольные граждане складывают ненужную им самим одежду. Очень мило с их стороны. Теперь мне, по крайней мере, не придется шастать по Бостону в вальгалльской пижаме.

Вскоре я уже блистал в художественно вытертых джинсах, охотничьей куртке и модно-дырявой футболке и больше прежнего начал смахивать на Курта Кобейна. Впрочем, мне сильно сомнительно, что Курт Кобейн сподобился бы нацепить на себя футболку с надписью «Австралийское турне группы Уигглз». Это, конечно, был полный отстой, и больше всего меня встревожило, что футболка мне оказалась в точности по размеру. Нехилые же у них фанаты!

Я поднял свой казенный меч.

– Хэрт, а с этим-то как? Сомневаюсь, что копам понравится, если они увидят меня с трехфутовым клинком.

– Волшебство, – прожестикулировал мне немой эльф. – Прикрепи к ремню.

Едва я последовал его совету, меч начал мутировать и превратился в цепочку для ключей у меня на ремне. Вполне гармонировавшую, между прочим, с моей футболкой.

– Нормалек, – констатировал я. – Теперь мое унижение полно.

– Все равно меч есть меч, – жестами возразил мне Хэрт. – А смертные не способны видеть волшебных вещей. Между льдом и огнем – туман. Гиннунгагап. Он и скрывает внешность. Без слов объяснить это трудно.

– Ну да. – Я вспомнил, что мне говорила Гунилла про миры между льдом и огнем. И про Фрея, который был золотой серединой. Но, видимо, детям его не дано от рождения понимать, что вся эта ерунда означает.

Я перечитал некролог о себе в поисках адреса похоронного агентства и, отыскав его, обратился к Хэрту:

– Пошли оказывать мне последние почести.

Это была длинная прогулка по холоду. Меня мороз доставал не слишком, а вот Хэрт в своем кожаном облачении задубел и трясся. Губы у него потрескались и шелушились, из носа текло. По книгам и фильмам в жанре фэнтези, прочитанным и увиденным за время учебы в школе, я составил себе представление, что эльфы – это такие воздушные благородные существа неземной красоты. Хэртстоун подобному образу совершенно не соответствовал. Он был уж скорее похож на анемичного студента колледжа, которому пришлось несколько недель подряд голодать.

Правда, теперь я начал подмечать кое-какие черты, которыми люди не обладают. Зрачки его, например, отражали свет, как у кошек. Вены под очень прозрачной кожей просвечивали скорее не синим, а зеленью. И, несмотря на явно бездомный и неухоженный вид, от него никогда не воняло, как от обычных бродяг, немытым телом, спиртным и прогорклым жиром. Хэртстоун пах хвоей и древесным дымом. Всегда. Просто я раньше не обращал на это внимания.

Я бы его с удовольствием порасспрашивал по дороге про эльфов, но мне на ходу объясняться жестами нелегко, а ему было бы трудно читать по губам. А вообще разговаривать с ним как раз здорово. Ведь приходится полностью концентрироваться, и думать о всякой чуши уже не станешь. Если бы все беседы на свете требовали такого внимания, люди бы не болтали попусту столько ерунды.

Едва мы пересекли площадь Копли, Хэрт резко затолкал меня в дверной проем какого-то офисного здания.

– Гомез, – прожестикулировал он. – Ждем.

Гомезом звали местного патрульного, который прекрасно знал нас обоих. Имя мое, правда, ему известно не было, но, если он видел мою фотографию в новостях, сомневаюсь, что его бы сильно обрадовало встретить меня живого. Он и без того-то не отличался большим дружелюбием.

Я коснулся рукой плеча Хэрта, привлекая его внимание.

– Расскажи, как все там? Ну, где ты обычно живешь?

Лицо его стало настороженным.

– Альфхейм не очень отличается. Только там ночь отсутствует. Поэтому ярче.

– Ночь отсутствует? – поразился я. – Что, вообще?

– Вообще, – подтвердил Хэртстоун. – Я, когда первый раз увидал заход солнца… – Он как бы запнулся, а потом прижал обе ладони к груди – знак ужаснейшего испуга.

Я попытался представить себе, как вот жил себе парень в мире, где постоянно стоит только день, а потом вдруг раз – и солнце исчезло на горизонте в кровавом зареве. И впрямь ведь невесть что подумаешь.

– Ну да, понимаю, – кивнул я ему. – А у эльфов-то есть что-нибудь такое, чего люди боятся? Ну, например, эльфсейдер.

В глазах у него вспыхнул свет.

– Откуда ты знаешь про этот термин?

– Вчера мне на поле боя сказали, что мне удалось сделать именно то, что он значит.

И я рассказал ему, каким образом выбил оружие из рук атакующих, как заживил перелом у Блитца и как прошел сквозь стену огня на мосту Лонгфелло.

– Вот интересно, это один и тот же вид волшебства? – спросил я у Хэрта.

Тот какое-то время не отвечал, переваривая мои слова.

– Трудно сказать, – наконец задвигались его руки, и, если переводить на нормальную речь, я бы сказал, что он сейчас говорил осторожно, как бы с оглядкой. – Эльфсейдер бывает разный. Как правило, это мирное волшебство. Лечить. Растить. Останавливать жестокость, насилие. Научиться ему невозможно. Эльфсейдер – совсем другое, чем волшебство рун. Ты или родился с ним, или нет. У тебя есть. Ты – сын Фрея. Полагаю, тебе передались какие-то из его способностей.

– Значит, Фрей эльф? – возник у меня естественный вывод.

Хэрт покачал головой.

– Фрей – лорд Альфхейма. Наш бог-покровитель. Ваны нам были очень близки. Их энергия и породила Альфхейм.

– Но почему ты упомянул об этом в прошедшем времени? Разве эльфы больше не могут общаться с деревьями, птицами и так далее?

Хэрт, возмущенно крякнув, с большими предосторожностями выглянул из нашего убежища, чтобы проверить, тут ли еще наш любимый патрульный.

– Нынче Альфхейм совсем не такой, – юркнув обратно, ответил он мне. – Почти никто не родится с эльфсейдером. Магией тоже почти никто не владеет. По мнению большинства современных эльфов, Мидгард – это просто миф о мире, в котором люди живут в замках и носят латы и обтягивающие чулки.

– Но ведь, наверное, тысячу лет назад так и было, – предположил я.

Хэрт кивнул.

– Тогда наши миры гораздо плотнее взаимодействовали. А теперь оба сильно изменились. Эльфы больше не работают, а сидят у экранов, смотря смешные эльфийские видео.

– Эльфийские видео? – не был уверен я, что правильно понял жестикуляцию Хэрта. А если правильно, то Альфхейм удручающе походил на Мидгард. – Выходит, о волшебстве ты знаешь не больше меня.

– Мне неизвестно, на что оно было похоже в стародавние времена, но я пытаюсь освоить. Всем пожертвовал ради попытки.

– То есть? – заинтриговал он меня.

Он снова выглянул осторожно из ниши на улицу.

– Гомез ушел. Пошли.

И ни жеста в ответ на мой вопрос. То ли его не услышал, то ли проигнорировал.

Похоронное агентство располагалось возле Вашингтон-стрит и Чарльз-стрит, спрятанное в ряду таунхаусов Бей-Виллиджа, которые как-то совсем стушевались среди современных небоскребов из бетона и стекла. «Твайнинг и сыновья. Ритуально-мемориальные услуги» – гласила вывеска над входом.

Возле двери был вывешен список ближайших мероприятий. Мои проводы значились в нем первым номером. Магнус Чейз. Дата сегодняшняя. Прощание со мной должно было начаться в десять часов, но, судя по запертой двери и темным окнам, агентство пока еще не открылось.

– Пришел заранее на собственные похороны, – проворчал я. – Крайне типичная ситуация.

Руки мои подрагивали. Перспектива узреть себя мертвецом мне казалась куда страшнее, чем сам процесс гибели.

– Ну? Вламываемся? – посмотрел я на Хэрта.

– Сейчас кое-что попробую, – азартно блеснули у него глаза.

Он извлек из-за пазухи кожаный кисетик, содержимое которого издало уже знакомый мне звук.

– Руны? – догадался я. – А как ими пользоваться, ты знаешь?

Он лишь пожал плечами с таким видом, как отвечают: «А вот сейчас мы и выясним», – и, вынув одну из плашечек, постучал ею легонько по ручке двери. В замке щелкнуло. Дверь распахнулась.

– Неслабо, – понравилось мне. – Это срабатывает на любой двери?

Хэрт сунул плашечку с руной обратно в кисет, а его опустил за пазуху. Лицо его выражало смесь грусти и осторожности, точнее определить не могу.

– Я только учусь, – ответил он мне. – До этого пробовал только однажды, когда мы встретились с Блитцем.

– Ну и как же вы встре…

Хэрт решительным жестом заставил меня умолкнуть.

– История долгая. Блитц спас мне жизнь. Ты давай-ка лучше иди, а я здесь останусь. Мертвые тела человеков… – Он фыркнул, поежился и покачал головой.

Ничего себе эльфийская поддержка!

Внутренность похоронного агентства насквозь пропахла увядающими букетами. Потертый красный ковер и стены, забранные панелями из темного дерева, делали это место похожим на огромный гроб. Прокравшись по коридору, я заглянул в первую же комнату, которая попалась мне на пути.

Она была обустроена как часовня. Стена в три окна с витражами. Стулья с откидывающимися сиденьями обращены к помосту с открытым гробом. Я это возненавидел с первого взгляда. Чтобы вам стало понятно, меня воспитывали вне всякой религии, и я привык считать себя атеистом.

Насмешка судьбы при такой позиции оказаться сыном древнескандинавского божества, отправиться после смерти в мир для геройских воинов и удостоиться прощальной церемонии в дешевой универсальной часовне для всех конфессий. Если там, наверху, и впрямь есть Всемогущий Босс Всей Вселенной, воображаю, как он в тот момент надо мной насмехался.

При входе в часовню был выставлен мой портрет, обрамленный траурной каймой из гофрированной бумаги. Та же самая идиотская фотография меня пятиклассника, а под ней притулился столик с тетрадкой для соболезнований.

У меня прямо руки чесались оставить там первую запись: «Спасибо за то, что явились на мои похороны. Магнус». Только кто, собственно, на них явится? Рэндольф. Ну, может, и дядя Фредерик с Аннабет, если они еще в городе. Или кто-то из прежних моих одноклассников. Ну и в том случае, если агентство сподобится выставить угощение, вполне вероятно, пожалуют какие-нибудь мои бездомные знакомые. Хотя близко-то я общался только с Блитценом и с Хэртстоуном.

Мне вдруг стало ясно, что все эти размышления – просто попытка оттянуть момент встречи с собственным телом. Не знаю, сколько уж времени я еще переминался с ноги на ногу возле входа, никак не решаясь войти, когда наконец сказал себе: «Хватит!» – и двинулся к помосту.

При виде того, что лежало в гробу, меня прямо скрутило от тошноты.

Не то что мое неживое лицо показалось мне безобразным, но… Вы когда-нибудь слышали собственный голос в аудиозаписи? Он ведь кажется совершенно чужим. Вот и мое лицо мне предстало будто запечатленное неумелым фотографом. Вроде бы я и в то же время ничего общего.

Волосы тщательно зализаны. Кожа покрыта толщенным слоем грима, видимо, с целью скрыть синяки и порезы. Губы застыли в дурацкой полуулыбке, какой я ни разу в жизни не улыбался. А этот дешевый костюм и синий галстучек! Всегда на дух не переваривал синий цвет. Довершали сей омерзительный образ руки, сложенные не на груди, а на животе – видимо, похоронщики таким образом закамуфлировали дыру, которую проделал у меня в брюхе ком раскаленного асфальта.

Нет, все это никуда не годилось! Я вцепился обеими руками в край гроба, пытаясь прийти в себя, но чувство протеста по-прежнему жгло меня с такой силой, будто мне вновь пропахали внутренности раскаленным асфальтом.

Мне-то раньше казалось, вопрос с моим телом четко улажен по моему вкусу. У нас с мамой был договор. Звучит, может, на первый взгляд жутковато, однако на самом деле все правильно. Мама взяла с меня обещание, что, когда умрет, я должен ее кремировать, а прах развеять в лесах Голубых холмов. Если же мне суждено уйти первым, она сделает то же самое и со мной. От идеи, что нас после смерти забальзамируют до состояния химически стабилизированного объекта, выставят на всеобщее обозрение в деревянной коробке, а после зароют в землю, и ее и меня попросту воротило. Нам хотелось остаться навеки с солнцем и свежим воздухом, пусть и невидимыми постороннему глазу пылинками.

– Прости меня, мама. Не смог я сдержать обещание. А теперь вот меня самого хоронят совсем не так, – проговорил я одними губами, и на глаза у меня навернулись слезы.

Ох, как же меня подмывало перевернуть гроб и поджечь это гнусное место! Но я должен был найти меч.

Вполне вероятно, он находился в гробу, но я пока его не видел. Набрав полные легкие воздуха и набравшись решимости, я повел ладонь вдоль обшивки гроба, словно нашаривая потерянную монетку. Безрезультатно.

«А если опять волшебство вмешалось и меч стал невидимым?» – подумалось вдруг. Я простер руку над гробом точно таким же образом, как на мосту Лонгфелло, но не почувствовал ни жара, ни вибрации.

Теперь оставался один вариант – проверить под телом.

Я кинул взгляд сверху вниз на мертвого Магнуса: «Прости, чувак!» – и принялся изо всех сил внушать себе, что это попросту неживая натура, ну, вроде садового пугала. Совершенно не человек уже и, конечно, не я.

Короче, я перекатил это на бок. Оно оказалось куда тяжелее, чем можно было предположить. А главное, зря старался. Только и увидал булавки, которыми похоронщики подкололи пиджак на спине, чтобы лучше сидел, да этикетку на белой ткани обивки: «50 % сатин, 50 % полиэстер. Сделано в Тайване».

Я опустил тело на спину. Волосы мертвого Магнуса растрепались и вздыбились, будто какой-нибудь райский цветок. Старательно сцепленные кисти распались, а средний палец правой руки поднялся вверх в весьма характерном жесте.

Таким этот тип в гробу мне даже чем-то понравился. Хоть действительно стал на меня похож.

– Магнус? – дрожащим голосом раздалось у меня за спиной.

Я чуть не выпрыгнул из своей отстойной футболки.

В дверях стояла моя кузина Аннабет.