Текст книги "Люция. Спасенная"

Священники продолжали называть причиной чумы падение нравов в своей пастве. Пастор церкви Святого Квентина со своей обычной строгостью обличал с амвона осквернение дня воскресного, богохульства и чрезмерно легкомысленные клятвы Богу и святым. Чтобы полностью излечить прихожан от гордыни, он запретил им носить траурную одежду, когда умрет член их семьи, заявив при этом: «Никто не может надеть более одного одеяния. А сейчас нет лучшего одеяния, чем власяница!» – грозно вещал он.

«Если чума продолжит свирепствовать на улице Унтер-ден-Волленгаден, – пренебрежительно подумала Люция, – то другой одежды скоро и правда не останется». Эпидемия бушевала на улице, где традиционно жили закройщики и портные, и к тому времени унесла жизни почти всех членов этих гильдий. Еще один повод свалить вину на иудеев! Возможно, торговцы заранее окунули ткань, которую продавали христианам, в зараженную воду!

С другой стороны, более образованные люди причиной возникновения эпидемии считали положение звезд на небосводе или перестройку земного организма. Впрочем, решения проблемы они все равно не предлагали.

Наконец 18 августа, в День «чумного святого» Роха, епископ велел собрать большую процессию, во время которой самые уважаемые члены гильдий должны были пронести через весь город изображения разных святых.

По этому поводу в семье Иоганна Вормсера велись ожесточенные споры.

– Разумеется, я пойду! – твердо заявил мастер Вормсер. – И я займу свое место носильщика святыни, как и все другие мастера гильдии…

– И вас могут поставить рядом с каким-нибудь портным, – заметила Люция. – А на следующее утро вы проснетесь с чумой.

Она перекрестилась. Иоганн и Агнес Вормсер испуганно последовали ее примеру.

– Длань Господня будет распростерта над процессией. Епископ заверил нас…

– Он и в прошлый раз так говорил! – дерзко перебила своего хозяина Люция. – А теперь все, кто нес изваяние святого Себастьяна по улицам города, мертвы, включая Антона Вестфальца, который из-за лихорадки уже с трудом ходил, но ему все равно всучили эту статую!

– Статую ему всучил пастор. А на этот раз процессию организует господин епископ! – возразил Вормсер.

Люция многозначительно закатила глаза.

– И вообще, как я буду выглядеть, если откажусь? – продолжал Вормсер. – Меня настоятельно просили…

– Мы могли бы сказать, что ты заболел, – робко предложила Агнес. Люция не уставала удивляться этой маленькой хрупкой женщине. Агнес Вормсер не колебалась бы ни секунды, если бы ее призвали послужить обществу. Но она и подумать не могла о том, чтобы подвергать опасности своего супруга.

– С тем же успехом я могу немедленно закрыть свою мастерскую! В Майнце сейчас нельзя «просто заболеть»! Все подумают, что у меня чума.

Иоганн принялся искать свое лучшее платье, чтобы выглядеть подобающим образом во время процессии.

Люция предприняла последнюю попытку.

– Если вы хотя бы…

– Нет, Люция, никаких возражений! И я не собираюсь купаться в красном вине, прежде чем занять свое место среди представителей гильдии! Вы также должны воздержаться от этого, если собираетесь идти с нами, иначе от нас будет нести вином, как от пьяниц! Я возьму с собой лампу и зажгу в ней ладан, Люция. Но никакого вина и никаких настоек!

Иоганну тоже явно не хотелось подвергать свою Агнес и маленького Бонифация риску подхватить чуму. И тем не менее он оставался непреклонен: в День святого Роха всей его семье пришлось выйти на улицу. Просто чтобы пастор снова не выбрал Агнес в качестве мишени для своих проповедей о гордыне.

Люция последовала примеру Аль-Шифы и собрала различные ароматные травы, чтобы не подпускать к себе дыхание чумы. Она зажгла ладан и убедила Иоганна и Агнес вдохнуть аромат перед тем, как присоединиться к процессии, а также окурить им себя и свою одежду. Она взяла с собой курильницу для благовоний и только после этого вышла вместе с хозяевами на раскаленную улицу, чтобы направиться к кафедральному собору. На площади уже выстраивалась процессия. Создавалось впечатление, что здесь собрался весь город. Люция обрадовалась, заметив, что мастер Вормсер взялся за ручку носилок не рядом с портным, а рядом со своим другом, мастером Клингенбергом. Однако, присмотревшись, она поняла, что выглядит мастер Герман плохо: кожа у него посерела, а на лице застыла страдальческая гримаса. Люции оставалось только надеяться, что все это не является первыми симптомами страшной болезни.

Мужчины пронесли статуи различных святых – больше всего, конечно, святого Роха и святого Власия – вокруг собора, а затем двинулись по улице Шустерштрассе. За ними, распевая гимны и молитвы, шли женщины и дети, и даже иногда встречались флагелланты, хотя епископ строго запретил демонстрировать покаяние через самоистязание. Впрочем, в данном случае бичом себя хлестали, стараясь попасть в такт песнопениям, не обычные паломники, а отважные горожане Майнца и несколько монахов. Народ подбадривал их криками, но «флагеллантов» это, похоже, только пугало.

– Ну что за глупости! – неожиданно произнес кто-то рядом с Люцией. Эти слова прозвучали приглушенно, потому что молодая женщина, несмотря на жару, глубоко надвинула капюшон, а рот и нос к тому же прикрыла платком. – Они же оскорбляют Всевышнего, который вручил нам тело как дар, достойный защиты.

Люция узнала женщину и едва сдержала крик. Лия, осторожно подкравшись к ней, теперь старательно закрывала складкой плаща желтый круг на одежде. Ни при каких обстоятельствах она не должна выдать подругу!

– Что ты здесь делаешь? – в ужасе спросила ее Люция. – Тебе же нельзя…

– Епископ попросил «своих иудеев» тоже принять участие в процессии, – ответила Лия. – И, разумеется, это нужно рассматривать как приказ. Он думает, что, если мы таким образом поучаствуем в жизни города, нас больше не станут обвинять в эпидемии. Конечно, многие из нас в результате заболеют. Но лучше умереть от чумы, чем под ножами разъяренной толпы. По крайней мере, так думает глава нашей общины.

Глава общины, широко известный как «иудейский епископ», был осторожным человеком, который старался угодить всем.

– А теперь скажи мне, Люция, как твои дела? Я рада, что мы наконец-то увиделись. Правда, мама с ума сойдет от беспокойства! – Лия весело болтала, но ее голос терялся в шуме, издаваемом процессией. Большинство участников шествия пели, и Люция пыталась так отвечать подруге, как будто она вместе со всеми возносит молитвы Богу. Это оказалось не очень сложно, ведь здесь мало кто мог разобрать свои собственные слова, а шедшая рядом с Люцией Агнес не сводила глаз с Иоганна, несшего статую святого. Она уже несколько раз отметила про себя, как элегантно выглядит ее муж, и, похоже, примирилась и с участием своей семьи в шествии, и с грозящей им всем опасностью. А Бонифаций у нее на руках смотрел на собравшуюся толпу широко раскрытыми глазами.

Общаясь таким образом с подругой, Люция осмелилась давать только односложные ответы. Очень скоро Лие это надоело, и она принялась болтать о себе и своей семье. Эзра женился на своей Ребекке и так же счастлив с ней, как Лия – со своим Иудой. Лия с энтузиазмом рассказывала о радостях своего брака, и Люции приходилось постоянно просить ее говорить потише. Однако настоящей сенсацией стало известие о ее беременности.

– Еще ничего не видно, конечно, – объяснила Лия, – особенно под широким плащом. Но у меня правда будет ребенок! Ты можешь себе это представить, Люция? Я так рада!

Люция попыталась порадоваться за подругу, но не смогла. Ее прежняя жизнь со Шпейерами осталась в прошлом, они очень отдалились друг от друга… Она больше не будет так близка с Лией, как раньше. Не изменились только ее чувства к Аль-Шифе.

– И, конечно, ты хочешь узнать, как дела у Давида! – почти таинственно произнесла Лия.

Позабыв о всякой осторожности, Люция резко повернулась и посмотрела Лие прямо в глаза.

– Нет, не хочу. Давид меня не интересует. А тебе лучше вернуться к своим. Иудеям наверняка выделили отдельное место в процессии. Если тебя поймают здесь…

Лия уставилась на нее с видом побитой собаки, а затем быстро отвернулась.

– Он говорит, что сожалеет… – сказала она, прежде чем снова исчезнуть в толпе. – Он так любил тебя…

Однако вернуться на свое место оказалось для Лии не так легко, как покинуть его. Несколько мужчин, шедших неподалеку от Люции и Агнес, увидели желтые круги на одежде Лии и остановили ее. Очевидно, их нельзя было назвать благородными людьми: Люция даже с такого расстояния почувствовала запах крепкого алкоголя, которым они взбодрили свой дух перед началом шествия.

– Что здесь делает иудейская девка? Среди наших добрых матрон! А может, ты ведьма, а? Если завтра кто-то из нас сляжет с чумой…

– Отпусти меня! – В голосе Лии прозвучали панические нотки. – Я никакая не ведьма!

– Она просто заблудилась. – Люция протолкнулась к подруге и попыталась что-то объяснить, хотя и понимала тщетность своих усилий. – Она думала, что я ее подруга, а потом…

– У нее нет подруг среди христиан, верно? Нет-нет, маленькая ведьма, ты остаешься с нами, посмотрим, что по этому поводу скажет наш пастырь… – Мужчина грубо схватил Лию за локоть, а его приятель окинул иудейку похотливым взглядом.

– Симпатичная ведьма! Если бы только твоя красота не была отравой! – Мужчина резко сорвал покрывало с волос Лии, и молодая женщина испуганно вскрикнула. Замужние иудейки очень тщательно закрывали волосы, когда выходили на улицу: их роскошные волосы могли видеть только законные супруги.

– Отпустите ее! – крикнула Люция. Она уже всерьез подумывала о том, чтобы запустить курильницей в лицо нападавшему, но тогда ей наверняка придется иметь дело с разъяренной толпой. Тем не менее она принялась раскачивать шарообразный сосуд и чуть было не ударила им Вениамина фон Шпейера, который растолкал людей и уверенно встал – непоколебимый, как скала, – между тремя негодяями и своей дочерью. Рядом с ним появился «иудейский епископ». Оба были вооружены.

Лия рыдала, но ее мучители, похоже, протрезвели.

– Вы знаете, что мы находимся под защитой епископа. Нас пригласили принять участие в шествии, чтобы мы вместе с вами молились об избавлении от чумы. Как вы думаете, прислушается ли Бог к вашим молитвам, если вы сначала напьетесь, а затем начнете приставать к порядочным женщинам?

– Да что ты вообще понимаешь, иудей… – Один из мужчин снова начал ругаться, но затем передумал и предпочел уйти, испугавшись, что на него подадут жалобу епископу. Вениамин фон Шпейер обратил гневный взор на свою дочь – и внезапно заметил Люцию.

– Снова ты! Тебе мало того, что ты соблазнила моего сына? Теперь ты и дочери моей навредить хочешь?!

– Отец, я… Это не ее вина… – начала было Лия.

Может, хоть она не бросит Люцию в беде? Но Лия умолкла на полуслове.

И терпение Люции лопнуло.

– Это я пришла к иудеям или твоя дочь смешалась с женщинами гильдии? – сердито спросила она. – Послушайте, герр фон Шпейер, мне ничего не нужно ни от вашего сына, ни от вашей дочери! Оставьте меня в покое! И это же передайте своим детям. Что ж, а теперь я хочу помолиться. В том числе и за вашего похотливого сына!

С этими словами Люция отвернулась и попыталась скрыться от любопытных горожан, ставших свидетелями ее спора с иудеем. К счастью, их было немного. Процессия быстро двигалась вперед, а во время чумы каждому приходилось сражаться со своими собственными демонами.

4

Настоящая любовь явно отличалась от того чувства, которое Давид испытывал к Люции. Девушка с болью осознала это вечером того же дня, после шествия, когда Иоганн Вормсер и Агнес вернулись домой. Сама Агнес была измотана после целого дня, проведенного на улице, но она сделала все возможное, чтобы ее Иоганн позабыл о тяготах благочестивого шествия. Впрочем, его братья по гильдии тоже много работали в тот день и очень устали; статуи святых своей тяжестью давили им на плечи, и процессия растянулась на многие мили. Кроме того, мастер Клингенберг в тот день не смог участвовать в деле в полную силу, и Иоганну приходилось помогать другу, когда тот начинал спотыкаться и терять равновесие. По окончании шествия плотник уже не сомневался, что Клингенберга лихорадит.

– Но, возможно, он всего лишь простудился, – успокаивал Иоганн взволнованную супругу. – У меня тоже ломит все тело. Нам лучше сегодня лечь спать пораньше.

Ничего не сказав, Люция зажгла ладан. А на следующее утро Иоганн не смог встать с постели. Его бил озноб и мучила головная боль, от слабости он едва мог сидеть. Люция пощупала его пульс: тот оказался учащенным, но в то же время более слабым, чем обычно.

Агнес села рядом с мужем и беспомощно погладила его по лбу.

– Это ведь не чума, Люция? Пожалуйста, скажи мне, что это не чума! – В глазах женщины застыл ужас; к тому же в них появился неестественный блеск – у Агнес начинался жар. – Конечно, он просто переволновался. У меня тоже болит голова, я…

Агнес оставалась на ногах до полудня. Но она сломалась, как только заметила, что в паху Иоганна появились первые уплотнения. Люция уложила Агнес в постель и занялась Бонифацием. Малыш взволнованно покачивал колыбельку с новорожденной.

– Фюген так тяжело дышит…

Люция почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она подумала о младшем ребенке бондарихи. Младенцы всегда умирали первыми, обычно еще до того, как у них успевали вырасти бубоны. В панике Люция накинула на плечи плащ.

– Я иду к сестрам кармелиткам, Бонифаций. В больницу Святого Духа. И в аптеку. Должно же быть средство…

Люция поспешно шла по изнывающим от послеполуденной жары улицам с малышкой на руках. По пути ей встретились телега с трупами, объезжавшая город два раза в день, группа пьяных гуляк и монахиня, которая при виде мужчин молча перекрестилась.

Люция решила, что это и есть ответ на ее молитвы.

– Помогите мне, матушка! Ребенок болен!

Монахиня остановилась и бросила на малышку Фюген взгляд смертельно уставшего человека. Потом перекрестила ребенку лобик.

– Найди священника, девочка, ребенку следует причаститься. А если не найдешь, сама помолись, тогда твой ребенок будет считаться крещеным, ведь грехов у детей такого возраста все равно нет. Сегодня же вечером ангелы будут петь ему колыбельные в раю… – С этими словами монахиня поспешила дальше – без сомнения, в очередной дом, охваченный чумой.

Люция крепко прижала к себе Фюген.

Она не могла сдаться! Фюген не умрет. Должно же быть хоть что-то…

Люция решительно направилась в другую сторону. Аптека возле собора? Или аптека у капеллы Святого Готтарда? Наконец она сделала выбор в пользу последней. Капелла Святого Готтарда была частью комплекса больницы Святого Духа. Возможно, она найдет там хотя бы какую-нибудь помощь. Впрочем, она слышала, что тамошние монахи не заботятся о больных чумой.

Люция миновала ворота Железной башни, ведущие к Рейну. Стражи проводили девушку подозрительными взглядами, однако не заговорили с ней. Она мельком вспомнила более счастливое время, когда они с Давидом проезжали верхом мимо каменных львов, охранявших ворота.

Добравшись наконец до капеллы Святого Готтарда, она отметила, насколько тихо здесь было; аптека производила впечатление тщательно убранного и в целом приятного места. Люция уловила запах трав, отдаленно напомнивший ей настои, которые готовила Аль-Шифа. К девушке вернулась надежда.

– Ребенок и его родители больны! – крикнула она аптекарю, едва переступив порог. – Нам нужны лекарства…

Аптекарь лишь мельком взглянул на бледное личико Фюген и немедленно спрятался за прилавком.

– А ну, вон отсюда, ты и твой чумной ребенок! Не хватало еще, чтобы вы принесли заразу в мою аптеку!

Мужчина замахал руками, словно собираясь вытолкать Люцию, но так и не сделал этого: очевидно, он слишком боялся прикоснуться к ней или ребенку.

Люция застыла в дверях. Нет, так просто она не сдастся!

– Но мастер аптекарь! Вы должны помочь нам! – взмолилась она. – Может, это еще и не чума… Может, это просто лихорадка, которую можно легко вылечить!

– Назови мне симптомы болезни, и тогда я, возможно, найду тебе кое-что! – предложил аптекарь, продолжая, однако, держаться на безопасном расстоянии от посетительницы. – Я положу лекарства на порог, а ты бросишь мне деньги, ясно?

Люция надеялась, что ей хватит взятых с собой денег. Но сначала она рассказала аптекарю про озноб и головную боль, мучившие мастера Вормсера.

– Это чума, – кратко резюмировал мужчина. – Она сейчас бушует и в квартале Святого Августина. Там недавно умер мастер Клингенберг. Твоему хозяину тоже недолго осталось.

Люция недоверчиво посмотрела на него. Почему он так уверен?

Должно же быть что-то…

Несмотря на безнадежный прогноз, аптекарь принялся перебирать мази и микстуры. В конце концов, Вормсеры бедняками не были, да и забрать деньги с собой в могилу они тоже не могли! Вскоре он обнаружил в своих запасах прекрасный териак – смесь из семидесяти ингредиентов, которая считалась универсальным лекарством, особенно хорошо помогавшим при укусах животных. Среди прочего в нем было измельченное высушенное мясо ядовитых змей.

– Вот, дай это своим хозяевам, но сначала покорми их супом: это средство нельзя употреблять натощак.

И аптекарь положил пакетик на порог.

Люция не верила в целительную силу этого порошка против чумы. Вот уже несколько недель ходили слухи, что териак – прекрасное профилактическое средство и что члены магистрата употребляют его после каждого приема пищи. Тем не менее трое умерли.

Однако Люция поблагодарила аптекаря и взяла порошок. В конце концов, возражать было бесполезно. Мужчина заломил за лекарство двойную, если не тройную, цену, но Люция была слишком измотана, чтобы торговаться. Она положила на порог деньги и пошла прочь. Обращаться за помощью в больницу Святого Духа, похоже, тоже не имело никакого смысла. Да и у ворот она никого не увидела. Монахи вместе со своими подопечными укрылись за стенами. Они уж точно не впустят больных чумой.

Пока Люция размышляла о том, стоит ли ей поискать какого-нибудь другого лекаря или обратиться в другую аптеку, ее внимание привлекла странная фигура возле Железной башни – человек явно хотел войти в город. Несмотря на жару, на нем был свободный вощеный плащ и что-то похожее на защитный колпак, заканчивавшийся своего рода маской в форме клюва. Маска полностью закрывала лицо, но сейчас незнакомец опустил ее, чтобы поговорить с городскими стражами.

– И что такого странного в том, что я хочу войти в Майнц? – спросил он.

Люция рассмотрела лицо явно молодого человека, его изящные черты, чистую кожу, прямой нос и полные губы. Было видно, что он старается сохранить серьезное выражение, но в карих глазах уже разгоралось едва сдерживаемое нетерпение. Из-под капюшона торчало несколько прядей русых волос.

Городские стражи засмеялись.

– Ну, если вы сами не догадываетесь, что выглядите немного странно, то, значит, вам прямая дорога в сумасшедший дом! – грубо заявил один из них. – И что это на вас надето – монашеская сутана? А ваш нос? Неужто он недостаточно длинный, что вы еще и клюв прицепили?

Мужчины захохотали.

– Кроме того, ваше желание действительно странное, – добавил другой стражник. – Здесь бушует чума, добрый человек. Отсюда бежать надо, а не заходить!

Новоприбывший спокойно кивнул.

– Вот поэтому я и пришел сюда, – объяснил он. – А эта сутана, как вы назвали мое одеяние, должна уберечь меня от болезни. Это одеяние разработали в Италии, и там его носят все чумные лекари. А вам в Майнце нужны чумные лекари? Или я ошибаюсь?

– Так вы медик? – Люция бросилась к воротам. – Стража, вы должны впустить его, мне срочно нужен врач. Эта малышка… умирает! – Она подняла Фюген повыше, и стражи в ужасе попятились. Но при этом они освободили проход в город для странно одетого человека. И он вошел, отвесив небольшой поклон.

– Клеменс фон Трейст, – представился он. – Я изучал медицину в Салерно, Монпелье и Фландрии.

– И вы можете вылечить чуму? – с надеждой спросила Люция. Возможно, все-таки есть Бог на небе, раз Он послал к ней этого врача!

По крайней мере, мужчина не вздрогнул, когда она протянула ему свой сверток с Фюген. Малышка уже какое-то время молчала, хотя еще недавно тихонько хныкала.

– Я попробую, – ответил фон Трейст, склоняясь над Фюген. Он забыл снова спрятать лицо за маской. – От этой болезни до сих пор нет лекарства, которое бы непременно помогло, однако найти его можно, если пробовать применять различные активные ингредиенты. В Париже вместе с другими знатоками я участвовал в подготовке рекомендаций по лечению чумы, но мы тогда так и не пришли к определенному выводу. И теперь я путешествую вслед за этой болезнью. Я хочу понять, откуда она взялась. Я хочу победить ее! – Последние слова молодой врач произнес с большим энтузиазмом, но затем на его лицо упала тень. Он попытался нащупать у младенца пульс, и его взгляд омрачился.

– Здесь уже ничем нельзя помочь, девочка, – сказал он, и в его голосе прозвучало искреннее сочувствие. – Мне очень жаль, но ребенок мертв. – Врач перекрестил личико Фюген и осторожно накрыл его тканью, в которую была завернута малышка.

– Но… но это невозможно, это произошло так быстро! Обычно болезнь длится три дня, и… – Люция совершенно растерялась. Фюген не могла умереть! Только не этот ребенок – первый, которому она помогла явиться в мир, свет очей ее хозяйки! Как она теперь объяснит все Агнес? Но тут ее осенило, что Агнес тоже заболела. А сама она нарушила свои обязательства, бездумно бегая по городу. Если бы в Майнце имелось лекарство от чумы, оно бы давно уже было во всех домах! Надежду ей мог подарить только этот Клеменс фон Трейст. И Люция вознесла к небу еще одну молитву.

– Господь дарует маленьким детям легкую смерть, – вздохнул чумной лекарь. – Он не заставляет их страдать, но останавливает их сердце, как только у них поднимается температура. Обычно они умирают в течение нескольких часов, в то время как более сильные люди вступают в бой с болезнью. И вот с чего нужно начать! Не просто молиться и заботиться, а что-то делать!

Люция немедленно перестала молиться. Мужчина был прав: у нее есть дела поважнее.

Тем временем фон Трейст снова надел маску с клювом.

– На помощь нам придут ароматические эссенции, – поведал он Люции. – Они должны защитить от инфекции. – И он слегка встряхнул «клювом», вероятно, чтобы активизировать запахи.

– Да ничего подобного, – возмутилась Люция и откинула с лица покрывало. – Если бы вы только знали, сколько благовоний я сожгла за последние несколько недель! И тем не менее…

– Тем не менее ваш ребенок умер. Мне очень жаль. Но, возможно, вы живы именно благодаря им. – Клеменс фон Трейст уже хотел сочувственно кивнуть Люции и продолжить свой путь.

Но Люция остановила его:

– Это не мой ребенок. И если вас не напугала жертва чумы, то идемте со мной, сейчас же! Возможно, родители малышки еще живы. Итак, вам хватит духу отправиться в чумной дом? – В ее вопросе прозвучал вызов.

Молодой врач, который до сих пор все свое внимание уделял ребенку, впервые посмотрел девушке в лицо. Это было лицо измученного человека, и по нему текли слезы, но глаза Люции сверкали. Клеменс на мгновение утонул в этих сияющих глазах – и увидел в них боевой дух, который исчезал у очень многих ученых людей, как только они сталкивались с чумой.

– Вы заботитесь о своей семье? – осторожно уточнил он. Девушка была одета, как служанка, но ее речь была не просто правильной, но даже изысканной.

– О хозяевах, – честно ответила Люция. – Идемте же, их болезнь не может быть слишком запущенной. Вчера вечером мой хозяин почувствовал слабость, а сегодня утром у него началась лихорадка. Моя госпожа слегла только сегодня, после полудня.

Фон Трейст шел рядом с ней и слушал ее рассказ. Люция почти летела по улицам, и лекарь едва поспевал за ней. Когда Люция посмотрела на него, то увидела, что он слегка прихрамывает. Она попыталась идти медленнее.

– Вы ранены? – спросила она. На самом деле ей было все равно, но она решила, что задать такой вопрос было бы вежливо с ее стороны. Фон Трейст покачал головой.

– Да так, болел в детстве… – уклончиво ответил он.

Улицы теперь стали более оживленными, и странное одеяние чумного доктора вызывало насмешливые комментарии прохожих. Но Клеменс фон Трейст, похоже, не обращал на них никакого внимания. Он лишь расспрашивал Люцию о болезни ее хозяев. Слова девушки о благовониях явно заинтересовали его. Люция также описала и другие меры, которые она принимала против болезни.

– Откуда вам известно об омовении вином? – явно заинтересовавшись, спросил он. – Я слышал, что так поступают на Востоке, но в Париже и Италии скорее склонны не советовать прибегать к такому лечению…

– Да местные священники вообще мыться не советуют! – насмешливо фыркнула Люция. – Купание губительно, по их словам, и нужно избегать даже дождевой воды. Но это не может быть правдой. Иудеи купаются перед каждым Шаббатом и при этом реже умирают от чумы, чем христиане.

Клеменс кивнул:

– Мне это тоже кажется нелогичным. Болезнь каким-то образом цепляется к нам, она в чем-то содержится. Только так она может переходить от одного человека к другому. Было бы разумно просто смыть ее. Но почему вином?

Люция пожала плечами:

– Так было написано в одной арабской книге, которую дала мне прочитать моя няня. Еще она делала компрессы из красного вина, если кто-то ранился. Раны тогда не загнивали.

Клеменс нахмурился:

– Но великий лекарь Гален говорит, что они должны гноиться. Так рана очищается.

– Великий лекарь Ар-Рази говорит обратное, – возразила ему Люция.

Клеменс снова нахмурился, но не стал с ней спорить. На это уже просто не осталось времени, потому что они подошли к дому Вормсеров. Люция замедлила шаг. Она все еще прижимала к себе мертвого ребенка.

– Не заносите его в дом, – предупредил ее фон Трейст и указал на сверток. – Трупы также распространяют болезнь.

Люция укоризненно посмотрела на него.

– Я не могу просто оставить ее лежать на пороге! – заявила она, но поняла, что именно так ей и придется поступить. А потом малышку заберут могильщики, положат ее на свою повозку смерти. Но не раньше утра; а до тех пор телом будут лакомиться уличные собаки и крысы. Люция не могла заставить себя отдать им Фюген.

– Я положу ее в мастерской… – прошептала она. Мастерская мастера Вормсера располагалась на первом этаже, и ее двери выходили на внутренний двор. Сегодня подмастерья все равно не вышли на работу, и Люция на мгновение задумалась о причине – они сами заболели или просто услышали о болезни своего учителя?

Посреди мастерской стояла почти законченная, украшенная изящной резьбой колыбелька. Люция положила в нее Фюген и тихонько покачала ее.

– Я надеюсь, что ангелы будут добры к тебе… – нежно прошептала она, прежде чем закрыть за собой дверь.

Клеменс фон Трейст последовал за ней по лестнице в гостиную. Из спальни доносился запах фекалий.

– Диарея – частый побочный эффект первой фазы болезни, – отметил фон Трейст. Зловоние его не испугало; он смело вошел в комнату. Люция позавидовала его «клюву» с травяными эссенциями.

Когда она вошла, ее глазам предстала печальная картина. Агнес Вормсер неподвижно лежала на своей стороне кровати, держа на руках плачущего Бонифация. Она, очевидно, была еще жива, поскольку у нее на лбу блестели капельки пота. Но, учитывая хрупкость ее организма, долго она не протянет.

Иоганн, напротив, метался из стороны в сторону в лихорадке. Его подмышки и пах вздулись характерными опухолями, но он все еще не растерял сил.

Люция взяла Бонифация из рук матери. У ребенка также был жар, и он испачкался. Люция вымыла его и положила в постель, пока чумной доктор осматривал родителей.

– Женщина умрет, – сочувственно сообщил он Люции, когда она вернулась. – Ее сердце слишком ослабло. Она не доживет до того момента, когда бубоны лопнут…

– Когда бубоны лопнут? – растерянно переспросила Люция.

Клеменс фон Трейст кивнул.

– Согласно исследованиям, все люди, которые кашляют кровью, умирают. Но те, у кого просто появляются бубоны, могут выжить. Через три, а иногда и четыре дня бубоны открываются. Из них вытекает гной или слизь – отвратительная зеленоватая масса. В конечном итоге остается только рана. И она может зажить. А может и не зажить…

– Но тогда люди умирают от гангрены, а не от чумы, – заключила Люция. – И значит, можно применять компрессы из старого красного вина.

– Можете не сомневаться, что я последую вашему совету, – кивнул лекарь. – А вы продолжайте жечь благовония. Возможно, как лекарственное средство они и не годятся, но, по крайней мере, избавят нас от зловония.

Люция решила еще и распахнуть ставни, чтобы впустить в дом теплый воздух раннего вечера. Клеменс нахмурился.

– Вы полагаете, мы должны подвергать больных риску простудиться от сквозняка? – вежливо спросил он.

– Это в любом случае лучше, чем позволить им задохнуться от запаха собственных экскрементов, – решительно возразила ему Люция, но затем подумала, что, пожалуй, позволяет себе слишком много дерзости в общении с лекарем. Он может подумать, что если она так хорошо во всем разбирается, то зачем ей нужен он? И тогда врач, чего доброго, рассердится и уйдет… А ее до смерти пугала перспектива остаться один на один с умирающими. – Поймите меня правильно: я ведь на самом деле ничего не знаю, – призналась она. – Только то, что прочитала в книге Ар-Рази. И некоторые его советы мне кажутся разумными, а другие – нет…

– И вы считаете, что имеете право судить об этом? – спросил ее Клеменс. В его голосе она не услышала упрека – он как будто озвучил вопрос, которым уже и сам не раз задавался.

– Как женщина, вы имеете в виду? Или как человек перед лицом Бога? – уточнила Люция. – Как глупая горничная? Или как ученый?

– Вы мне не кажетесь глупой горничной, – заметил Клеменс. – И вы не кажетесь мне малообразованной. Да, кстати, а где вы нашли книгу этого Ар-Рази? Я слышал о нем. В Италии его называют Разес. Но его работ почти нет…

– И они все плохо переведены, – закончила за него Люция. – Так, по крайней мере, говорят иудейские ученые. Но об Ар-Рази можно сказать одно: он сам применил на практике все советы, которые излагает в своей книге. И когда он их применял, количество умерших было меньше, чем без их применения. Можете ли вы сказать то же самое в отношении других лекарей, чьи труды вам довелось изучить?

Воздух в комнате заметно улучшился. Агнес еще периодически стонала, а Иоганн, похоже, уснул. Люция приготовила обоим чай из ивовой коры в надежде сбить жар. Но Агнес не стала его пить.

Люция поняла, что несчастной осталось немного.

– Что вы намерены делать дальше? – спросила она чумного доктора. Клеменс как раз собирался вновь осмотреть Бонифация. У ребенка уже тоже стали появляться чумные бубоны, и прикосновения к ним вызывали у него боль.