Текст книги "Люция. Спасенная"

– Сегодня вечером? – уточнил Клеменс. – Думаю, поищу себе приют, желательно у монахов. Завтра я первым делом предложу им свои услуги в качестве чумного доктора.

– Ворота монастыря сейчас закрыты! – поспешила сообщить ему Люция. – А трактирщик умер. Но вы можете остановиться прямо здесь или отправиться спать в конюшню…

Фон Трейст пристально посмотрел на нее, и она покраснела. Нравы в чумных городах были менее строгими. Наверняка этот молодой лекарь уже получал заманчивые предложения от многих пышнотелых горничных…

Люция опустила глаза.

– Кстати, а как вы себя чувствуете? – внезапно спросил ее Клеменс. – Вы заботитесь о трех больных чумой, вы пронесли мертвого ребенка через полгорода. Вам не плохо?

Люция пожала плечами.

– Голова болит, но это, возможно, от слез. У меня также болят спина и конечности, но я ведь целый день хожу вверх-вниз по лестнице с полными ведрами воды. Конечно, может быть, это симптомы чумы. Но тогда я умру завтра. А сегодня я слишком устала.

Клеменс фон Трейст рассмеялся – его смех, приглушенный маской, прозвучал странно и нелепо в этом доме мертвых.

– Тогда иди спать, девочка. Я даже не знаю твоего имени…

Ей показалось, что взгляд его глаз, спрятанных за маской, потеплел, и Люция почти успокоилась.

– Люция, – мягко произнесла она. – Как свет.

5

Люция спала как убитая, но перед тем, как лечь, она принесла свой незаконченный перевод «Руководства» Ар-Рази чумному доктору. А еще – хлеб, сыр, копчености и вино. Она обрадовалась, что лекарь охотно принял все ее дары; сама же она смогла съесть лишь пару кусочков и сделать пару глотков. День был слишком длинный.

Но утром она проснулась голодной и совершенно здоровой. Чума снова пощадила ее. Клеменс фон Трейст тоже чувствовал себя хорошо, хотя и провел бессонную ночь: он был настолько поглощен чтением книги Ар-Рази, что израсходовал пять свечей.

Однако Агнес Вормсер не пережила ночь, да и Бонифаций был при последнем издыхании.

– Я сделал все, что мог, – сказал доктор, и Люция удивилась, увидев винные компрессы в подмышках малыша.

– Возможно, так удастся смягчить бубоны, – размышлял Клеменс. – По крайней мере, компрессы принесли ребенку облегчение. Следует использовать их и для лечения его отца.

Люция кивнула. Ей стало немного грустно, ведь Клеменс теперь наверняка оставит ее одну. Лекарь пришел в город, чтобы изучать чуму на многих больных, а в случае с мастером Вормсером он уже исчерпал все возможности своего искусства.

– Может, у него достаточно сил, чтобы дожить до того момента, когда бубоны лопнут… – с надеждой произнес лекарь. – Особенно если согреть его и регулярно мыть. Скажите, из чего сделан этот чай? Из ивовой коры? Я слышал о травницах, которые делают что-то подобное. Но медицина это не одобряет, всякие травы противоречат учению Галена…

– Я бы хотела, чтобы вы как-нибудь рассказали мне об этом учении, – вежливо заметила Люция. – Можете взять с собой мою книгу Ар-Рази. Я помню ее наизусть. Я записала все только потому, что хотела передать ее малышке Фюген… – Девушка едва не расплакалась.

– Не позволяйте повозке смерти ехать мимо вашего дома, – мягко посоветовал ей Клеменс. – Я помогу вам спасти и вашего хозяина, и ребенка.

Он стоял рядом с ней – высокий и худой, в бесформенном вощеном плаще и маске с клювом, как будто воплощение самой Смерти. Могильщики шарахались от него, но на Люцию, тоже замотанную с головы до ног, его присутствие действовало успокаивающе.

– Желаю вам удачи! – тихо сказала она ему вслед. – Найдите лекарство от чумы! Но будьте осторожны. Когда вы вчера осматривали ребенка, вы забыли надеть маску…

– Она все равно не поможет, – ответил Клеменс, и Люции показалось, что он улыбается. – По крайней мере, так мне сказал один целитель с Востока…

Люция стояла и улыбалась, глядя, как он уходит. Но уже в следующее мгновение она повернулась к дому: мастеру Вормсеру требовалось все ее внимание.

Плотник Вормсер три дня метался в лихорадке и страдал от сильной боли в локтях и в паху. Бубоны набухали все больше и больше, пока не стало похоже, что они вот-вот лопнут. Еще они начали отливать зеленым и синим цветом, и любое прикосновение к ним вызывало у несчастного болезненные стоны. Наконец утром четвертого дня первый бубон лопнул! Как и предсказывал Клеменс, оттуда вытекла желто-зеленая, резко пахнущая жидкость. Очищая рану, Люция следила за тем, чтобы гной не коснулся ее кожи. Следуя рекомендации Ар-Рази, она накладывала хозяину компрессы с вином – и вечером того же дня Иоганн Вормсер впервые пришел в сознание.

– Люция! Что случилось?

Люция смочила ему лоб холодной водой.

– У вас была чума, мастер. Но теперь вы начали выздоравливать.

Иоганн Вормсер нахмурился:

– Не говори глупостей, девочка! Чума смертельна. Если бы я и правда болел чумой, то сейчас бы лежал в могиле. Где Агнес? Ты можешь позвать ее? И дай мне воды, девочка!

Люция дала ему разбавленное вино, которое он с жадностью выпил.

– Мастер Вормсер… – осторожно начала она. – Это правда, у вас действительно была чума. И да, большинство людей от чумы умирают, но…

Иоганн снова откинулся на подушку; он потратил слишком много сил, чтобы утолить жажду и произнести такую длинную фразу.

– Не говори загадками, Люция. Где Агнес?

– Мой господин… – Люция замолчала, не уверенная, стоит ли продолжать. Но он должен был все узнать. Она не имела права держать его в неведении. – Мастер, ваша супруга уже у Господа. Она… она не смогла противостоять болезни, ведь она была такой худенькой, такой хрупкой. Но я уверена, что она смотрит на вас с небес и радуется за вас…

– Она мертва? – закричал Иоганн Вормсер. Он выпрямился; Люция никогда еще не видела, чтобы человеческое лицо так искажалось от боли. – Агнес мертва? Нет, скажи, что это неправда!

– Да, господин, – осторожно ответила Люция. – Она теперь в раю, и с ней Фюген и Бонифаций. Она, несомненно, счастлива там, господин…

– Счастлива? Да как она может быть счастлива – без меня?! Как она могла бросить меня одного? Как Бог может быть настолько жестоким, чтобы похитить ее у меня? – Иоганн Вормсер оперся на руки, и Люция подумала, что ему, наверное, больно: раны под мышками и в паху еще не затянулись. Но мастер, казалось, не чувствовал ничего, кроме бесконечной душевной боли и гнева к Богу и всем святым.

– Я не пропустил ни одной процессии! Я поклонялся святому Роху, я носил по городу Матерь Божию! И вот как Бог отблагодарил меня?!

Люция пожала плечами.

– Думаю, Бог вообще никого не благодарит, – тихо заметила она.

– Но Агнес! Не было женщины более набожной, более благочестивой, чем она. Она прошла соборование перед смертью?

Люция залилась краской: она совершенно забыла об этом. Она была занята общением с чумным доктором, отчаянными попытками помочь и все время искала лекарство, а не священника.

Иоганн Вормсер прочел ответ на ее лице.

– Тем лучше! – резко заявил он. – Ее душа была совершенно чиста, она никогда не грешила! И если Бог видит все иначе и потому не захочет принять ее в свое Царствие – что ж, возможно, нам будет лучше оказаться внизу! Возможно, дьявол лучше позаботится о своей пастве!

Люция испуганно перекрестилась. О святых таинствах она, может, и забыла, но о преисподней – нет.

– Надеюсь, моих хулений хватит, чтобы Бог поразил меня на месте. Удар молнии быстро забрал бы у меня жизнь, но, боюсь, даже этого не случится! Так, значит, дьявол! Иди сюда, Вельзевул! Иди сюда и забери меня к себе! Позволь мне быть с моей Агнес… Ад с ней будет для меня слаще, чем рай со всеми его ангелами. – Иоганн Вормсер умоляюще поднял руки.

– Вы не понимаете, что говорите… – прошептала Люция, надеясь, что Бог в своей доброте согласится с ней. – Прошу вас, лягте, поспите. Завтра вы все увидите по-другому.

Мастер Вормсер покачал головой:

– Завтра я уже буду с Агнес!

Но Иоганну Вормсеру потребовалось целых три дня, чтобы умереть от гангрены и истощения. Люция пыталась напоить его чаем и омыть лопнувшие бубоны вином. Но хозяин отказывался от еды и питья и запрещал служанке ухаживать за его ранами. Он даже накричал на Люцию, требуя, чтобы она ушла прочь и оставила его в покое. На третий день его сильный организм сдался.

Люция попросила могильщиков вынести тело хозяина из дома.

– Что-то долго он умирал от чумы, – заметил один из них, который все еще помнил день смерти Агнес и ее детей. – Больше недели. Невероятно!

Люция покачала головой.

– Он умер не от чумы, – тихо сказала она. – Он умер от разбитого сердца. И я надеюсь… Я очень надеюсь, что теперь он вместе со своими близкими, в раю.

Пока повозка, трясясь, увозила тела, Люция собрала последние деньги, которые нашла в доме Вормсеров, и отправилась в церковь Святого Квентина. Там ее встретил молодой пастор. Старый священник умер.

– Чума – это просто какой-то ужас! – заметил священник, монах-августинец. Он принял приход лишь на недолгое время, поскольку ни один священник не осмеливался войти в город. – И что я могу сделать для вас, милая дама? Вы хотите, чтобы я благословил ваш защитный амулет от чумы?

– Что, простите? – смутилась Люция. – Сейчас это носят? Талисманы против чумы? Разве это не суеверие?

Монах пожал плечами:

– Если это настоящая реликвия, она может отвратить злые взгляды и мысли. А в постановлении Монпелье говорится, что чума передается через взгляды. В любом случае вреда от этого не будет!

Люция вспомнила, что Клеменс фон Трейст учился, помимо всего прочего, еще и в Монпелье. Не похоже, что его там научили чему-то полезному.

Как бы там ни было, она отказалась от предложенного амулета и вместо этого заказала поминальные мессы. По одной – для Агнес и детей и три – для Иоганна. Возможно, мессы умилостивят Бога. А еще она взяла с собой освященную землю с кладбища и отнесла ее к братским могилам перед стенами города, где сегодня будет похоронен Иоганн. Земля там, конечно, тоже должна быть освящена, но Люция больше доверяла старым кладбищам. Она послушала первую мессу, затем положила землю в мешочек и поспешила за город, к могилам.

Открывшаяся ей картина была ужасающей, а зловоние – еще хуже. Ямы были слишком мелкими; запах гниющей плоти стоял в воздухе, хотя мертвые были засыпаны землей. Конечно, запах привлекал собак и диких животных. Некоторые могилы были раскопаны, а трупы – вытащены наружу. Могильщики просто собирали ужасно изуродованные тела и помещали их в следующую братскую могилу. Им и в голову не приходило копать глубже.

Люция попыталась помолиться, но от зловония у нее перехватило дыхание. А когда она плотно закрывала платком рот и нос, то не могла дышать. Поэтому она повернулась, собираясь уйти, но тут прибыла следующая «повозка смерти» – в сопровождении человека в длинном вощеном плаще и в маске с клювом на лице, глядя на которую могильщики отпускали шуточки.

Клеменс фон Трейст, похоже, был так же напуган и испытывал такое же отвращение, как и Люция.

– Это ужасно! – воскликнул он, не удосужившись даже поздороваться с девушкой. – Такого просто не может быть! Если чума действительно передается по воздуху, то это место – просто идеальный рассадник заразы!

Могильщики рассмеялись еще громче.

– Все знают, что эпидемию разносит чумной ангел! – во всеуслышание заявил один из них. – Он пускает отравленные стрелы в грешников.

– Или чумные демоны! – заметил другой. – Наш пастор думает, что к этому приложил руку дьявол. Он поражает не только грешных людей, но и лучших мужчин, и самых благонравных женщин.

Люция закатила глаза.

Клеменс фон Трейст, кажется, заметил ее только сейчас.

– Люция, как свет! – Он тепло поприветствовал ее, и девушке показалось, что его глаза под маской вспыхнули. – Простите, что не заметил вас. Но все это сводит меня с ума! Я хотел посмотреть на это место своими глазами… особенно после того, как сегодня умер мой пациент, к которому я прикипел душой. Старик, но сильный, как вол, и полный желания жить! Бубоны у него лопнули, и я уже подумал, что смогу вылечить его. Но что делают эти монахи? Втирают грязь и мокроту легочных больных в раны выздоравливающих пациентов! Чтобы раны не переставали гноиться, потому что это, видите ли, очищает организм! И всякий раз, когда мой больной решал немного вздремнуть днем, они его будили, потому что спать, когда солнце еще находится в небе, считается вредным для здоровья! В конце концов лихорадка вернулась – и он умер. Я подумал, что кто-то должен отдать ему последние почести. К тому же я давно хотел посмотреть на место захоронения умерших от чумы. Но все оказалось куда хуже, чем я ожидал…

– И что вы думаете, как в таком случае могильщикам следует поступать с мертвыми? – сухо поинтересовалась у него Люция. – Хоронить такое количество людей в отдельных могилах не получится…

– Я понимаю, но, по крайней мере, могилы можно было как следует засыпать землей! И если вы меня спрашиваете, то, хоть я и рискую показаться вам еретиком… я бы сжигал трупы! – В словах Клеменса звучал вызов.

Люция испугалась. Сжигание тела на костре считалось среди иудеев серьезным грехом. Она понятия не имела, что на этот счет думают христиане, но, в конце концов, смерть в пламени ожидала только самых ужасных грешников. Конечно, предавать огню тело доброго христианина – вряд ли дело богоугодное.

– Но разве это благочестиво? – нерешительно спросила она.

– А то, что здесь происходит, – благочестиво? – вопросом на вопрос ответил ей Клеменс. – Нет, если вы хотите знать мое мнение, то я вам скажу: огонь очищает. И если речь заходит о спасении души колдуна, священники скажут вам то же самое. Но давайте подумаем не о душе, а о том, что составляет болезнь: вы же можете заразиться, если прикоснетесь к больному, или вдохнете его дыхание, или наденете его одежду. Печать болезни не смыть; во всяком случае, это очень сложно. Но выдержит ли зараза воздействие огнем? Папа велел защитить себя огненным кругом. Итак, зло не может проникнуть в огонь.

– Оно боится огня! – согласилась Люция. – То есть сгорает в нем! Но тогда нам также пришлось бы сжигать дома больных чумой…

– По меньшей мере бросить в огонь их одежду. И кровати, в которых они умерли. Но позволять телам гнить у всех на виду, да еще и на открытом воздухе – это, конечно, в корне неверно!

Клеменс фон Трейст и Люция направились к городским стенам. Ни он, ни она не собирались задерживаться на кладбище ни на минуту. Люция заметила, что чумной доктор сегодня сильнее приволакивал ногу, чем несколько дней назад. Он, должно быть, смертельно устал.

– Устал – это не то слово! – ответил молодой врачеватель, когда девушка спросила, не устал ли он. – Работа в чумном доме… она… ну, она никогда не заканчивается! И как бы я ни старался, все было зря: все мои пациенты умерли, все до единого, хотя ваш метод со старым вином, кажется, облегчил их страдания. Монахи же предпочитают пить виноградный сок, а пациенты, которые еще в состоянии глотать, готовясь ко встрече со своим Создателем, с большей охотой употребляют вино внутрь, чем применяют его в качестве наружного средства. Я также не могу убедить сестер милосердия регулярно мыть больных… и несчастные лежат в собственных фекалиях. Представляете, какая вонь стоит в чумных домах? Вдобавок к этому умерших вывозят далеко не сразу. Нередко монахи замечают, что пациент умер, только после того, как его тело начинает источать зловоние. Я уже начинаю задаваться вопросом: что я вообще здесь делаю? Ведь никто, никто не выживает!

Когда братские могилы остались позади, чумной доктор снял маску. Его лицо, еще несколько дней назад излучавшее готовность к борьбе, теперь выражало одно лишь отчаяние.

– Мой хозяин выжил, – тихо напомнила ему Люция и поведала лекарю историю смерти Иоганна. По мере того как она говорила, взгляд Клеменса менялся. В его глазах снова читалось мужество. – Он вылечился, он пришел в себя, на его ранах образовались струпья. Но затем…

– Вот так Ар-Рази одерживает верх над Галеном, – задумчиво произнес Клеменс. – Если только это не случайное совпадение. Нужно проверить! Нужно больше пациентов, о которых действительно станут заботиться, а не залечат их до смерти. Мои уважаемые коллеги здесь, в Майнце, по-прежнему лечат все болезни кровопусканием! И вы бы видели, что происходит, когда кто-то рискует им возразить!

Выражение лица Клеменса не оставляло никаких сомнений в том, что он достаточно громко и ясно выразил свое несогласие с местными лекарями. Люция задумалась – а пустят ли его теперь на порог хоть одного приюта для заболевших?

– Ну что ж, проверьте! – озвучила Люция первое, что пришло ей в голову. – Дом Вормсеров пуст. Наследников нет, большинство соседей тоже умерли. А кому нужен дом, в котором все умерли от чумы? Если вы хотите размещать там больных, я не стану противиться.

На самом деле она очень сильно умалила свою готовность помочь. По правде говоря, Люция хотела исследовать чуму не меньше, чем сам Клеменс.

– Я всегда мечтала стать лекарем… – Детское желание никогда не покидало ее. Но было еще кое-что: Люции очень хотелось находиться рядом с Клеменсом фон Трейстом. И причина была не в физическом влечении к нему, не в желании плоти, которое она однажды испытала, будучи рядом с Давидом Шпейером. И даже не в обычном чувстве одиночества после смерти Вормсеров – она уже привыкла к одиночеству. Но разговоры с Клеменсом насыщали ее. Она наконец встретила живой ум, с которым можно поделиться своими мыслями. Беседы с Клеменсом очень напоминали ей беседы с Аль-Шифой – или, пожалуй, даже больше увлекали ее, поскольку Клеменс был здесь человеком новым, иным. Какой душевный подъем она испытывала, видя, как ее собственные мысли и чувства отражаются на его лице! Его скептицизм, а иногда даже возмущение чрезмерной дерзостью рассуждений женщины постепенно сменялись невольным восхищением ею.

Люция ценила то, что он никогда не испытывал к ней вожделения. Это была большая редкость во времена чумы, ведь моральные устои повсеместно рушились. Практически никто не ходил каждый день на работу; гораздо чаще люди, пока что остававшиеся в живых, искали одних лишь удовольствий. Одни умирали в своих постелях или чумных домах, а другие проводили время в танцах и дешевом флирте, предавались свальному греху в укромных закутках или на заднем дворе; пьяные бродили по улицам и горланили песни. Юная и миловидная Люция, конечно же, была желанной жертвой для всех мужланов, которые еще не нашли себе пару на ночь. И потому она радовалась, что сегодня встретила Клеменса. Рядом с ним она могла ходить спокойно, а не бежать по улице, прижимаясь к домам и вздрагивая от каждого шороха. Но она больше не могла чувствовать себя в безопасности, когда закрывала за собой двери дома Вормсеров. Как только бродяги на улицах поймут, что в доме осталась только беззащитная девушка, они непременно перейдут в наступление. С этой точки зрения, открывая двери Клеменсу и его больным, она так поступала еще и потому, что хотела защитить себя.

Услышав ее предложение, Клеменс остановился как вкопанный.

– И вы готовы пойти на это? – спросил он, глядя ей прямо в глаза. – Но разве вы не понимаете, насколько это опасно? Когда вы приводите в дом больных чумой…

– Это же не мой дом, – возразила ему Люция. – Кроме того, чума в нем уже побывала. И я успела поухаживать за четырьмя больными чумой. Если учитывать бондариху и ее детей, то вообще за восемью. И пока я не заразилась. Дьявол, похоже, не желает забирать меня!

Клеменс слабо улыбнулся.

– Не вздумайте дразнить его! – предостерегающе произнес он. – Но вы, безусловно, являетесь доказательством того, что чума щадит тех, кто по-настоящему чист душой!

– Я? – Люция изумленно покачала головой. – Обо мне так еще никто не отзывался. Куда чаще меня называли… но давайте не будем об этом. Все равно на чуму это не действует, по крайней мере, мне так не кажется. Жаль, что я слишком мало знаю! Если бы я знала больше об этой болезни! – Люция немного отодвинула от лица покрывало. На улице было жарко, и больше всего на свете ей хотелось избавиться от этой кучи одежек. Клеменсу в его вощеном плаще, наверное, было еще тяжелее. Но у него были серьезные причины становиться мишенью насмешек горожан из-за необычной одежды. – Расскажите мне о чуме, лекарь из Трейста! Я хотела бы узнать все, что о ней известно!

Люция настояла на том, чтобы купить кувшин старого красного вина в ближайшей таверне. Затем она отвела Клеменса в дом Вормсеров и принесла ему еду и вино во двор возле мастерской. Люция не хотела заходить в дом: там еще слишком сильно чувствовалось дыхание смерти – и зной августовского дня.

– А ведь сейчас только начало одиннадцатого, – заметила она и предложила лекарю сесть на грубую деревянную скамью, которую мастер Вормсер поставил перед окнами мастерской для своих подмастерьев. В более счастливые времена Люция приносила сюда пиво для юношей, шутила с ними… Главное – не вспоминать об этом сейчас.

Люция нарезала хлеб.

– Знаете, если вы верите, что заболеете чумой, поужинав до наступления темноты, то вам придется подождать.

Сама же Люция не стала ждать. За последние несколько дней она купила и приготовила множество вкусностей, пытаясь убедить мастера Вормсера поесть. При этом ей самой есть не хотелось. Слишком мучительно было наблюдать за тем, как слабеет ее пациент. Но теперь аппетит к ней вернулся. Люция с жадностью впилась зубами в куриное бедро и слизнула соус с подбородка. Мед и специи – мавританский рецепт.

Клеменс тоже взял себе ножку.

– Нет, я в это не верю, – возразил он. – И я не знаю, откуда берутся такие небылицы. Вчера, например, я услышал, что опасно открывать окна, выходящие на юг. И, сидя здесь, рядом с вами, я тоже подвергаю себя опасности: в воскресенье пастор церкви Святого Стефана сказал в своей проповеди, что эпидемию привлекает девичья красота!

Люция принужденно рассмеялась. Она что, заигрывает с Клеменсом? Но его улыбка была такой теплой… Девушка протянула ему куриное крылышко.

– А вы как считаете? – спросила она. – Вернее, что вам известно?

Клеменс пожал плечами. Он отложил куриную ножку, сделал глоток вина и откинулся назад. Затем он распахнул свой вощеный плащ, открыв нескромным взорам собеседницы свое стройное тело, облаченное в простую темную одежду.

– Ну, наука называет эту болезнь pestis bubonis или morbus inguinarius. Гиппократ и Гален объясняют ее дисбалансом телесных жидкостей, крови, мокроты, желтой и черной желчи. Считается, что она распространяется через миазмы и дурно пахнущие ветры…

– А откуда он берется, этот зловонный ветер? – уточнила Люция. Она тоже сделала глоток вина, и ее это вдохновило. Было жарко, и она наконец убрала платок, ранее закрывавший ее лицо, как маска, а теперь был намотан вокруг шеи. Она обмахнулась им, спасаясь от жары.

Клеменс увидел нежную белую кожу и на мгновение потерял нить разговора: Люция была одета в платье с широким вырезом, которое когда-то, в более счастливые времена, ей подарила Агнес.

Но Клеменс быстро вспомнил, что читает своеобразную лекцию.

– Изнутри земли – так говорит Гален. Или приносится южным ветром из стран неверующих, которых Бог хотел наказать. Но Парижская медицинская школа отдает предпочтение астрологическому объяснению. 20 марта 1345 года было неблагоприятное тройное соединение Сатурна, Юпитера и Марса.

– И вы в это верите? – снова спросила Люция.

– Все может быть, – ответил Клеменс. – Но мне все равно, откуда взялась чума. Я хочу, чтобы она ушла! Исходя из этого, я пока могу перечислить только те меры, которые не помогают. Лекарства от чумы еще никто не придумал. Или в книге Разеса что-то есть?

Люция покачала головой:

– В той книге, которую я читала, ничего такого нет. Но я думаю, что во времена Ар-Рази на Востоке не было эпидемий чумы…

– Тогда это противоречило бы всему, что нам известно! То есть… она ведь пришла…

– Позвольте мне сказать! – перебила его Люция. От вина и нетерпения щеки девушки покрылись румянцем. Клеменс впервые заметил, насколько она красива. – Во времена Ар-Рази, как я уже сказала, в его стране не было pestis bubonis. Но она там была во времена Ибн Сины! И мне известно, что в его «Медицинском каноне» есть глава о чуме.

Клеменс сразу забыл обо всех внешних достоинствах собеседницы. В нем проснулся охотничий азарт исследователя.

– А где этот канон? Его можно увидеть? Вы его читали? Он есть на латыни или его издавали только этим странным шрифтом, который выглядит так, словно вы хотите расписать им посуду? Как вы вообще о нем узнали? Откуда у вас книга Ар-Рази и кто научил вас языку, на котором она написана?

Люция улыбнулась. А потом она впервые рассказала незнакомцу о своем детстве в семействе Шпейеров и о своей приемной матери Аль-Шифе.

– Аль-Шифа, которая охраняет сокровища, – вздохнул Клеменс. – В доме одного иудея есть кодекс, который может раскрыть эту тайну. Но войти в тот дом у нас нет возможности!

Люция устроила Клеменсу постель в конюшне. Сама она намеревалась переночевать в своей комнате горничной, даже если дом теперь превратят в больницу. Идея организовать больницу пришла Люции в голову не на ровном месте: Аль-Шифа часто рассказывала ей о знаменитых больницах Востока, да и купцы-иудеи также пользовались услугами такого заведения. Клеменс с удивлением слушал ее рассуждения. До сих пор он встречал только больницы в виде чумных домов и приютов для умирающих. Последнее соборование, организованное монахами и священниками, обычно было единственным лечением, которое получали больные.

Люция же мечтала о приятном месте, где заботятся о больных и способствуют их выздоровлению; она почти с нетерпением ждала предстоящей задачи по уходу за больными. Но перед тем как заснуть, она вспомнила о каноне Ибн Сины. Клеменс был прав: библиотека представляла собой настоящую сокровищницу медицинских знаний, вот только пользы от нее не было никому и никакой. Аль-Шифа еще могла прочесть канон, но после ее смерти он станет драгоценным, однако совершенно бесполезным предметом. И это было несправедливо! Кодекс принадлежал Аль-Шифе! И она хотела бы передать его Люции, а не Эзре или Давиду, которые все равно не знали ни слова по-арабски!

Находясь под властью выпитого вина, Люция строила авантюрные планы, как бы ей украсть кодекс. Вместе с Клеменсом.

Ей нравилось представлять, как она делает что-то (все равно, что именно) – вместе с Клеменсом…

6

На следующее утро Клеменс фон Трейст привез на Августинергассе первых больных. Он пробыл в Майнце всего несколько дней, но необычная одежда сразу привлекла к нему внимание, выдав в нем чумного доктора. В отличие от известных и пользовавшихся авторитетом врачей, о нем никто не говорил, что он лечит только богатых, поэтому отчаявшиеся родственники больных не боялись советоваться с ним. Первой пациенткой стала женщина, чьи дети заразились чумой. Она так переживала за них, что не обращала внимания на собственное самочувствие, хотя в глазах ее уже горел лихорадочный огонь. Клеменс отправил ее вместе с двумя дочками к Люции. Та выдала им соломенные тюфяки, наложила детям компрессы на бубоны и предложила матери чай, чтобы убрать жар.

Тем временем Клеменс отправился к монахам за своими вещами. Как он и подозревал, теплый прием ему устраивать не стали, так как вчера он покинул приют, не сказав никому ни слова, и не вернулся к вечерней мессе. Могильщик также сообщил монахам, что Клеменса видели на братской могиле вместе с какой-то девицей, и это, как и следовало ожидать, посчитали свидетельством того, что он предался блуду. То, что чужак основал еще один чумной дом на Августинергассе, удивило святых братьев, но они не стали обсуждать или хотя бы как-то комментировать произошедшее.

– Только не забудь договориться со священником, чтобы он приходил к умирающим и приносил им последнее причастие! – напутствовал его аббат, и Клеменс заверил его, что обязательно обо всем позаботится. И он послушно, хоть и через силу, немедленно обратился к пастору ближайшего храма – церкви Святого Стефана. Клеменс отыскал священника в ризнице: у несчастного был жар, его тело извивалось в конвульсиях.

Еще один пациент для нового чумного дома.

В последующие дни дом на Августинергассе постепенно наполнялся больными, но могильщики очень быстро выносили их прочь. Они открыто смеялись над тем, что превращенные в больничные палаты комнаты постоянно проветриваются, а постельное белье регулярно меняют. Люция поручила нескольким ответственным родственникам больных помогать ей ухаживать за пациентами, сама же не выходила из дома, не совершив тщательного омовения. Те, кто умирал в этой больнице, по крайней мере, уходили на тот свет с достоинством.

А потом пациенты начали выздоравливать.

Первая выжившая пациентка Клеменса, молодая мать, потерявшая дочерей, не последовала за ними в могилу. Несмотря на все опасения Люции, она не умерла от разбитого сердца, как мастер Вормсер. Напротив, уже через три дня бубоны на ее теле лопнули, а раны постепенно полностью зажили благодаря компрессам из красного вина. Женщина, которую звали Катрина, поблагодарила небеса за свое спасение и осталась в больнице, чтобы оказывать помощь в уходе за больными. Она настояла на своей просьбе и, к удивлению Клеменса, больше не заразилась.

– То же самое происходит и в случае с оспой! – воскликнула Люция, вспомнив записи Ар-Рази. – Если человеку удается выжить, болезнь больше ему не угрожает.

Следующим выздоровел пастор церкви Святого Стефана. Божий человек счел свое исцеление настоящим чудом, но впоследствии старался держаться как можно дальше от чумного дома. Люция, Катрина и Клеменс много времени проводили в соседних общинах: они постоянно искали священников, которые бы согласились провести причащение умирающих.

Пока Люция и Клеменс ухаживали за больными и экспериментировали – в дополнение к компрессам из красного вина они также использовали припарки и протирания уксусом, пытаясь размягчить бубоны, – город все больше погружался во всевозможные излишества. В кабаках клиенты зачастую напивались до беспамятства, пируя целые дни напролет; кое-кто даже отплясывал на свежих могилах погибших от чумы – таким образом люди пытались позабыть о страхе.

В то же время в городе процветала лихорадочная торговля: несчастным предлагали спастись от болезни, покаявшись в реальных и предполагаемых грехах. Богатые горожане жертвовали церкви баснословные суммы, чтобы без счета скупать индульгенции; бедняки же, срывая с себя одежду, падали ниц и ползали по улицам на коленях, выкрикивая молитвы и занимаясь самобичеванием. Популярность движения флагеллантов, осуждаемого и сдерживаемого церковью в течение последних нескольких десятилетий, вспыхнула с новой силой. Согласно легенде, некий ангел попросил людей бичевать себя, чтобы спасти мир, и флагелланты просто повиновались ему, откликнувшись на эту просьбу.