Текст книги "Ставка на Водолея"

Глава III

Кукиш

Санкт-Петербург

Илюша Кук искренне недоумевал, почему (еще с тинейджеровских времен!) к нему прилипла эта кличка. Иначе как Кукиш к нему не обращались ни приятели, ни заказчики, ни даже закадычный дружок и напарник Пашка, пусть земля ему будет пухом! Многочисленные пассии не в счет – петербуржским и прочим барышням он представлялся то Игорем, то Кириллом, то Артемом, перезрелым матронам – Артуром или Филиппом, иногда путался, но это никак не отражалось ни на его бизнесе, ни на общем тонусе. С одной и той же дамой он не поддерживал отношения дольше двух-трех недель. Затем просто менял сим-карту и чао, бамбино, sorry! – кроме имени и номера мобилы околдованным его шармом ничего не было известно.

А два дня назад он вдруг зло обматерил Поручика – барыгу, через кого он снимал то одну, то другую отдельную хату – место проживания Кукиш менял чуть реже, чем своих любвеобильных подруг. Поручик обомлел и, кажется, забыл, что хотел сказать, – Кукиш и прилюдный мат – тема из разных опер. Главное, обматерил беспричинно, едва Поручик произнес его кликуху.

Сегодня, сидя напротив зеркальной дверцы допотопного шифоньера, Илья понял, что привычное прежде погоняло стало вдруг его раздражать. Именно – вдруг, когда он «зачистил» напарника Пашку – не по заказу, не по «закону», не из-за бабы (еще чего не хватало!), а с твердым расчетом заполучить Пашкины «бабули» – за весь срок его контрактной службы. По скромным расчетам в Пашкиной заначке хранилось около полумиллиона. Долларов, естественно.

Надо менять кликуху, подумал Кукиш, все равно солидняк имел дело лишь с Пашкой и львиную долю имел также Пашка. А он шел как напарник. Стоп! Номер абонентского ящика я оставлю тот же, а кликуху возьму Напарник.

Кукиш встал и, потянувшись, стал разглядывать себя в зеркале. На него смотрел высокий широкоплечий брюнет, с гордо посаженной маленькой головой. Губы дрогнули в довольной улыбке. На-пар-ник, – попробовал он на вкус новое имя и с облегчением рассмеялся.

Он вмиг вернул утраченный было тонус. Теперь следует почесать свою репку и вычислить Пашкин схрон.

Как и Кукиш, Пашка менял хаты как перчатки – профиль работы обязывал. Поэтому он знал, даже когда методично, по квадратам обследовал Пашкину последнюю «лежку», что денег там нет.

Зная нелюдимый и подозрительный характер напарника, Кукиш догадывался, что ни доверить кому-либо такую сумму, ни спрятать ее дальше границ северной столицы Пашка не мог. Тем более что сразу после своей последней «акции» тот намеревался стремглав рвать из Питера, причем поездом. Поэтому первым делом он навестил «морг» и выменял на баксы Пашкины тряпки. Уже в своей берлоге он вспорол все имеющиеся подкладки, швы и другие возможные для тайника места. Увы – ни квитанции, ни клочка с шифром, ни каких-либо других «наводок» в тот день он не обнаружил. И лишь когда натягивал кроссовки, чтобы выкинуть в мусоропровод изрезанное вдоль и поперек Пашкино тряпье, стукнул себя по лбу: куда делись бессменные Пашкины кроссовки?..

* * *

…Не хотел я без дела брать грех на душу, но невольно пришлось. Кроссовки упер запойный сторож из морга. Две ночи подряд он не являлся на работу, и мне пришлось навестить его по добытому домашнему адресу.

Холодный душ помог алкашу вспомнить о ключике за стелькой и о том, что кроссовки сейчас гуляют где-то на Кавминводах, вместе с его пасынком.

Я также помог ему вспомнить какой-то контактный телефон в Пятигорске – толком старикашка мне объяснить не мог, видимо, я перестарался, пересчитав его последние зубы. Так бы я и ушел, оставив старика в покое, но, видимо, бог (или черт?) удержал меня в прихожей. Я услышал, как старикан громко забулькал-заклокотал:

– Беги, сынок. Домой не приезжай… Бандиты, кхе-кхе… Я им все сказал… Ключик! Запомни – ключик… Кроссовку береги… Сгинь!..

Я рывком открыл дверь и увидел, как из дрожащей руки старикана выпал сотовый…

Можно было не суетиться: глаза старика закатились, и он шмякнулся на кровать. Я пощупал запястье – пульса не было.

Глава IV

Лодик

Солнечногорск, 4 апреля 200… г.

Сегодня мы с Вольдемаром обедали у Майи. Валентина Андреевна приготовила местный деликатес, толму – мясной фарш, завернутый в виноградные листья (здесь их консервируют на зиму многие хозяйки). К блюду подается кефир с мелко нарезанной зеленью и тертым чесноком. Вкусно-ти-и-ща!

А когда я попробовал «джингалов хатс» – армянскую лепешку (буквальный перевод – хлеб с зеленью, травами), полную тарелку которых принесла их соседка – Анна Хачатуровна, то чуть не проглотил язык. Представьте подобие однослойного пирога, где тесто раскатано до одного миллиметра, а внутри – обильная начинка из трав и пряностей. И все это обжарено в растительном масле. Королева начинки – особая трава с труднопроизносимым названием, которую специально собирают под Бештау и Машуком.

– Если не соблюсти рецепт в точности, – просветила меня Валентина Андреевна, – получается просто обжаренная лепешка с зеленью, но никак не это произведение кулинарного искусства.

Десертом меня удивила уже Майя – настоящими козинаками собственного приготовления. Прямо застывшая восточная мелодия, настоенная на душистом меде и сотканная из ядер грецких орехов…

Николай Васильевич взглянул на часы:

– Уже ровно четырнадцать.

Майя тут же поднялась из-за стола и включила радио:

– Сейчас будет нечто, – с улыбкой объявила она.

– Ладно, Майя, ерничать, – махнула рукой Валентина Андреевна.

Зазвучали бодрые позывные кавминводской радиостанции «Пятая Вершина», и чарующий голос Татьяны Рубан стал вещать местные новости.

– Через две недели мы изберем мэра, – прокомментировал Николай Васильевич.

В эфире тем временем уже развертывалось вступление известной песенки из «Трех мушкетеров», но запел ее явно не Боярский…

 
Пора, пора на выборы
За светлою мечтой.
За Константина Горина
Народ наш всей душой…
 

Майя весело захлопала в ладоши, родители на нее дружно зашикали и начали подпевать – вначале на ля-ля, но, кажется, с третьего куплета запели в унисон с певцом.

Глядя на их добрые улыбчивые лица, действительно захотелось подхватить чудесную мелодию Максима Дунаевского. Минут через пять такой шанс представился и мне.

Вновь кастаньеты вступления сымитировали конский топот, и популярная мелодия полилась на бис. Я начал подпевать, но не выдержал и запел в полный голос, Майя сперва превратилась в соляной столб, а потом бросилась в прихожую и примчалась обратно, протягивая цветную листовку с портретом кандидата Горина: меня рассматривали умные глаза на лице простого кроя, а на обороте был отпечатан полный текст агитационной песни.

 
С судьбой ты спорил с детства.
Побеждал!..
Умом своим разил сильней булата,
Стоящим наверху не угождал
И соль земли ценил дороже зла-а-та…
 

Подпевали, подглядывая в текст, уже впятером, а на припеве мы с Майей закружились в танце. К нам присоединились Вольдемар с Валентиной Андреевной. Хозяин дома в такт хлопал в ладоши…

– Ой, как в советские времена, – с ностальгией протянула Валентина Андреевна. – Сто лет так весело не отдыхали.

– Просто наш Лодик, – улыбнулась Майя, – это будущий Басков.

– Куда там Басков – Карузо! – прочувствованно сказал Николай Васильевич.

– Сами вы все Карузо. У Володика голос Шаляпина, – авторитетно припечатала Валентина Андреевна.

Мы вновь все прыснули.

– Кстати, никто не забыл, что вечером у нас в программе город-сказка Кисловодск? А начнем мы экскурсию с дачи Шаляпина.

– Она прямо на привокзальной площади, – тихо разъяснил Вольдемар и виновато добавил, глядя на меня и Майю: – В Кисловодск поезжайте сами – проявились кое-какие дела… Как нагуляетесь, подгребайте в Пятигорск – меньше часа на электричке.

– Уверен, что Майя окажется великолепным гидом, – галантно ответил я, и мы стали прощаться.

* * *

До железнодорожного вокзала мы решили прогуляться пешком – быстрым шагом двадцать минут, как разъяснила мне Майя. Но мы добирались около часа. Солнечногорск был охвачен предвыборной лихорадкой. На трамвайной остановке какие-то ветераны преградили путь трамваю, а две бабы помоложе визгливо переругивались и толкались. Проходя мимо, я понял, что одна из них была вагоновожатой.

– Посмотри, – Майя указала на разрисованную стенку трамвая, где белым по красному кто-то надписал:

Льгот нет. Цена проезда 10 рублей.

– Люди добрые, не верьте, это кто-то напакостил, – голосила вагоновожатая и совала под нос непреклонным старикам рулон с билетами, – нет такой цены – видите-видите?

Я подошел поближе. Действительно, на билетиках, видимо выпущенных еще в советские времена, стояла совсем иная цена – десять… копеек.

Чуть далее, в двадцати метрах, видимо, какой-то агитатор, ряженный в бурку, папаху и штаны с лампасами, призывал зевак гнать отсюда всех пришлых…

– К нам это не относится, – Майя силком потянула меня за угол. А там, прямо за бортиком недействующего фонтана, шла пофамильная запись людей, толпившихся в пятидесятиметровой очереди. В основном стояли мужчины.

– У вас что, карточная система?! – испугался я. – Или идет запись в рекруты? На какой фронт?

– Хватить глумиться, Володя! – вспыхнула Майя. – Не знаю, как у вас в Питере, а у нас заветный фронт – трудовой. Не видишь, что ли, – указала она на транспарант, – идет предварительная запись желающих восстановить наш мост. Горин обещает, что триста человек получат работу.

Чуть поодаль виднелась летняя эстрада, оттуда долетали звуки аккордеона. Жизнерадостный тенорок тянул известную народную мелодию. Прислушавшись, разобрали, что и здесь текст носил следы предвыборных страстей:

 
Избиратель мой,
Отдай мне голос твой,
А я десять добрых дел
Обещаю тебе взамен…
 

– Милый кандидат, – вступил звонкий девичий голос, —

 
Я отдать бы ра-а-д,
Если бы хоть одно-о
Сделал не после, а до…
 

Кто-то из незримых за густой зеленью зрителей закричал-заскандировал: «Не ве-рим олигархам, не ве-рим!!!»

На слух теперь можно было определить, что на растресканном настиле сцены кто-то неуклюже пустился в пляс, а гармонист стал наяривать уже «Москву златоглавую».

А вот и солист зашелся в агитационном кличе:

 
Сгинь прочь, бюрократия,
Вся халявная братия…
 

– Ты права, Майя, – цирк да и только.

– Это я так… Родителей подкалываю. А подумай сам – как можно разобраться, если сядут друг против друга интеллигентные дядечки и будут вести чинные дебаты за лучшую жизнь в нашем болоте. Как определишь за маской – кто есть кто? А тут действительно как в цирке. Без страховки только. И если приглядеться, сразу можно отличить Пьеро от Арлекина, жесткого дрессировщика от уродливых клоунесс и братьев-акробатов от дрессированных козлов.

– И на кого в этом шапито ставишь ты?

– На акробатов-каскадеров! Если честно, я за культ профессионализма и ответственности за рядом стоящего. За дрессировщиком – тень культа личности. Клоуны меня даже рассмешить не могут своими бородатыми, плоскими шутками, куда им править…

– А я бы поставил на мага-чародея…

Майя непонимающе уставилась на меня.

В этот момент интимным голосом зашептал настроенный голосовым сигналом мой мобильник: Возьми меня. Быстрей, быстрей… Майя первые секунды совершенно смешалась.

Раздался какой-то сиплый голос. Барабашка?!

– Беги, сынок. Домой не приезжай… Бандиты, кхе-кхе… Я им все сказал… Ключик! Запомни – ключик… Кроссовку береги… Сгинь!..

Раздался судорожный всхлип, и все смолкло.

Майя вылупила глаза. Я отвел свои – не рассказывать же, что у Барабашки очередной приступ пьяной слезливости.

Уже молча мы дошли до вокзала. Мне вдруг захотелось услышать мамин голос, но я не хотел перезванивать при Майе.

Народ повалил к платформе. Видимо, скоро ожидается электричка, подумал я. Словно прочитав мои мысли, Майя улыбнулась:

– Здесь электрички каждые полчаса ходят. Пойдем?

Но не суждено нам было в тот день попасть в город-сказку. Электронная версия «Тореадора» заставила Майю закопошиться в сумке.

– Вольдемар?.. Как – не приезжать?! Боже! Ты сам-то в порядке? Да-да! И никуда не едем. Хорошо, мы возвращаемся ко мне. Ждем, ждем.

Я непонимающе взглянул на Майю.

– Я сама ничего не поняла, – отвела она глаза. – Кроме одного: мы остаемся у нас в Солнечногорске.

– Я понял, что Вольдемар уже выезжает из Пятигорска?

– Да. Поспешим. Дома все и узнаем. Странно все это. И на него не похоже.

– Действительно, не похоже…

Добрались мы до дома за полчаса, по пути зашли в гастроном, и я купил кое-что к ужину: различные деликатесы в вакуумной упаковке, пару коробок конфет и прасковейское «Каберне» (знаменитый край виноградников, как-никак!).

Уже заходя в подъезд, я заметил, как рядом затормозили допотопные «Жигули» с шашечками.

– Вольдемар! – обернулась Майя.

– Как ты успел?! – отреагировал я.

– А у нас тут все рядом.

– Володька, что с тобой?! – ахнула Майя.

Когда «Жигули» развернулись, я увидел, что мой тезка переступает через лужи босиком. И одежда измята и будто вываляна в грязи.

А еще через час позвонила мама и сказала, что Барабашки с нами нет. Рядом с телом валялся его сотовый.

Майя

Я допила кофе и перевернула чашку.

Нет, не верю я в совпадения. Странные стечения обстоятельств – либо результат чьей-то воли, либо проделки судьбы, но просто так ничего не происходит.

То, что я в прошлом году не поступила в мед, – это судьба, которая, видимо, желает направить меня по иной колее. Только по какой? До сих пор понятия не имею. Но в медицинский уже не пойду – это я знаю точно.

Когда же Лариса, наша «бесприданница», как мы ее бывало дразнили в классе, победитель двух российских олимпиад по химии и биологии, провалила первый же экзамен в столичном меде, никто из наших учителей не сомневался – бедняжку специально «срезали». И судьба здесь ни при чем. Чтобы не огорчать девочку, ей даже дали совет: сдать документы на коммерческое отделение. Короче, как в том анекдоте: предложили бомжу дом прикупить, чтобы в канаве не простудился.

Сейчас я гадаю на Лодика: это судьба? Или мне только кажется? Я так осязаемо чувствовала, что каждый из этих трех дней вплетал все новые нити в наши отношения. Но вчера… Вчера все рухнуло. Лодик завтра возвращается в Санкт-Петербург – у него умер отчим.

Вряд ли теперь мы скоро увидимся… Ладно, время покажет, что без толку гадать.

А вот чашку пора «открыть».

Кофейная гуща расплылась на блюдце в форме башмака. Рядом застыли три капли.

– Через три дня или три часа кто-то придет? А-а! Это Вольдемару его кроссовки вернут, ха-ха. Так и знала… на дне черным-черно – переживания обеспечены. Дома все в норме. А во «внешней стороне» сплошные фигурки. Какой-то средневековый рыцарь в остроконечном колпаке, как у звездочета. А вот и я – тростинка со шлейфом. Ой, а что за горбатая бабка-ежка рядом? Или просто какая-то женщина с мешком на спине? И ведет она меня к какой-то белой мужской голове в папахе. Конечно, это Лодя! А шапка в любом случае к добру, деньгам и большим возможностям… Что-то не стыкуется. А на шапке-то – снова громадный ботинок! Как в фильме – блондин в черном ботинке, и дороги-то никакой не видно, значит… Нечего и мечтать – Лодя не предложит завтра же поехать с ним. Или… Или он не полетит в Петербург?! Чушь! Какая все это чушь… Зато теперь я знаю, какое загадать желание…

Зажмурив глаза, я крутанула большим пальцем по дну чашки. На чистом донышке чернело четкое изображение ключа.

– Йе-е-с!!!

В дверь заглянула мама.

– Ты чего? А-а, все гадаешь?..

– Ничего, – ответила я и слизнула кофейный осадок с пальца. – Ключ – это к исполнению желания!

Мама тихонько затворила дверь – вот дуреха…

Я выбежала следом, схватив «гадальное» блюдце.

– Вовка, смотри! – Я подошла к брату и показала блюдце. – Что ты видишь?

– Бегемота, – скорчил рожу Вольдемар, но, увидев по лицу сестры, что не попал, пригляделся внимательнее. – На ботинок похож.

– То-то же, а видишь три точки? Они указывают на время. Так что мы наконец-то сможем проверить гадание.

– Ты это о чем?

– Ты ботинок разглядел?

– Ну…

– Гну! Кроссовки твои найдутся, балда!

Вольдемар и Лодя быстро переглянулись.

– Что ты об этом знаешь? – строго спросил брат.

– Ты чего, Вов? Кто вчера босиком пришел? С кого кроссовки сняли какие-то отмороженные? Или ты все соврал?!

– Может, рассказать? – спросил у брата Лодя. Вольдемар пожал плечами.

От обиды запершило в горле, но я продолжала сверлить их глазами.

– Вольдемара спутали со мной, – глядя куда-то в сторону, сообщил Лодик.

– Ничего не понимаю, – выдохнула я.

– Я тоже.

Через десять минут меня просветили о странном предсмертном звонке его отчима, из которого вычленили три слова: сгинь, кроссовки и ключ. И если бы у братухи какие-то типы не сняли, угрожая ножом, кроссовки (на золотую цепь с крестиком даже не взглянули, в карманах не шарили), то Лодик и не придал бы никакого значения несвязной речи отчима.

– Так что же вы ждете?! – воскликнула я. – У тебя, Лодя, только одна пара?

– Они на мне.

– Сымай!

– Уже, мой дорогой Шерлок Холмс.

– И что?

– А то, – зашептал уже Лодя. – Мы нашли вот этот ключик. – И вытащил из-под ворота свою золотую цепочку, на которой теперь болтался маленький серебристый ключик с оттиснутой цифирькой – 27.

– За ключиком идет охота! Только где та волшебная дверца?..

– Значит, надо искать горбатую бабку. – Я не заметила, как озвучила свои мысли. – Это я про сегодняшнее гадание. Все одно к одному. Осталось появиться какой-то бабке, и она приведет меня к «белой голове». Это, я думала, к тебе, – обратилась я к Лодику и поняла, что сказала больше, чем хотела.

– Майечка, ты хоть не пыли, – поморщился мой нежный братик. – Тут столько всего навалилось, а ты – «белая голова», «горбатая бабка»… Одно пока утешает – в Солнечногорске нас искать не будут – пусть себе пасут в Пятигорске… Пойдем лучше прогуляемся.

– А заодно и бабку поищем, – подмигнул мне Лодик.

* * *

Мы несколько раз обошли вокруг трех соседних пятиэтажек. Думали-гадали: дверцу к каким сокровищам может открыть этот ключик?..

– А вдруг мы ненароком влезли в дела наркодиллеров? – тихо сказал брат.

– Или террористов? – едва слышно прошептал Лодик.

– В чашке проявилась шапка, а это – к богатству, – упрямо сказала я. – Пока же все сходится!..

– Осталось только присмотреться к этим бабусям, – натянуто улыбнулся Вольдемар, указывая на целый их выводок у детской площадки. – Может, узнаешь ту, «из чашки»?

То ли действительно этот день оказался странным донельзя, то ли нас зримо вела рука судьбы, но через некоторое время мы обратили внимание на неестественно грузную пожилую женщину с раздутым черным полиэтиленовым мешком в руках. Она, как и мы, прогуливалась у крайней пятиэтажки. Впрочем, прогулкой назвать это было нельзя. То она легонько, несмотря на тучность, просеменит до угла, то осторожно выглянет, то постоит-потопчется, затем поспешно просеменит до другого угла – снова выглянет…

– Наша бабка – зуб даю! – уже серьезно выпалил Вольдемар. – Кого она там высматривает?

Мы это поняли уже через минуту. Осторожно, раз, наверное, в пятый выглядывая из за угла, бабка вдруг пулей кинулась под заворачивающий на въездную дорожку джип. Визг тормозов сорвал с нас оцепенение, и мы бросились к месту происшествия.

Глава V

Нина Тихоновна

Солнечногорск, 5 апреля 200… г.

Радио у пенсионерки Нины Тихоновны практически не выключалось. Вот и сейчас, перебирая гречку, она дослушала любимую передачу с Андреем Дементьевым и вслед за автором повторила ее рефрен:

Никогда, никогда ни о чем не жалейте…

Она и не жалела. Старалась не жалеть, что всю жизнь (за исключением студенческих лет) прожила, практически никуда не выезжая, в родном Солнечногорске, что едва сводит концы с концами на мизерную пенсию – труд врача-терапевта достойно не оценивался ни в советские времена, ни тем более сейчас; что так и не вышла замуж и лишь на старости лет удочерила двоюродную племянницу Ларис у… Жалела, убивалась лишь об одном, что не может помочь девоньке осуществить мечту – выучиться на врача. А горевать было о чем – Лариса, лидирующая на всех профильных школьных олимпиадах, умница, медалистка, провалила первый же вступительный экзамен в столичном вузе – в том же мединституте, где училась в свое время Нина Тихоновна. Там откровенно намекнули, что поступить она сможет лишь на коммерческой основе. И теперь доченька, чтобы и год не терять, и опыт поднакопить, устроилась в больницу санитаркой. Да, она у меня талантливая, целеустремленная. Но в наши дни этого недостаточно.

Задумавшись, она и не заметила, когда российский канал переключился на местный. Хорошо поставленный голос вещал, что предвыборные страсти в городе накаляются.

– На сегодня лидирует Константин Горин. Его рейтинг побил даже «тяжеловеса» – Сметанина. А сейчас минуту внимания! Сенсационная новость от председателя горизбиркома Лидии Умеренко. Как только что нам сообщила Лидия Петровна, комиссия рассмотрела жалобу почетного жителя Солнечногорска пенсионера Копейко на лидера предвыборной гонки Горина, о том, что Горин исковеркал смысл популярной и всеми любимой песни Михаила Боярского и надсмеялся над поклонниками фильма «Три мушкетера». Комиссия согласилась с доводами уважаемого ветерана и предписала Горину в трехдневный срок предоставить разрешение авторов песни на ее использование в агитационных целях. В противном случае будет поставлен вопрос о снятии Горина с предвыборного марафона.

– Вот тебе и пожалуйста! Как появился порядочный человек, его уже готовы затравить, оттереть и сожрать. Так и знала! – всплеснула руками Нина Тихоновна, машинально смешав уже очищенную гречку с кучкой отобранного мусора. – Тьфу ты, еханый бабай! Ладно, бог с ней, с гречкой. Будет угодно небесам, вечером дочищу. Пора одеваться.

Подтянутая и не по годам стройная, Нина Тихоновна надела темные брюки, затем закуталась в пуховую шаль, а сверху один за другим натянула два толстых свитера и… превратилась в колобок. Затем едва втиснулась в свой старый, свободного покроя плащ пятнадцатилетней давности, купленный еще в то время, когда она была на двадцать килограммов полнее. Сейчас этот плащ она едва застегнула. Из шкафа легко вытянула объемный полиэтиленовый мешок и, немного подумав, схватила так и не спрятанное на зиму пальто и аккуратно утрамбовала в тот же пакет. Взглянула на себя в зеркало и произнесла:

– Бронежилет из тряпья получился знатный. Что ж медлишь, подруга? Страшно?! Сейчас ты рискуешь даже меньше, чем шестьдесят три года назад.

Тогда, в оккупации, восьмилетняя оторва при всяком удобном случае плевала в борщ фашистам, которые заняли их домик на окраине Солнечногорска, а хозяев выселили зимой в летнюю кухню, обязав готовить им еду.

Нина Тихоновна улыбнулась своим воспоминаниям, затем положила в карман брюк свой паспорт, перекрестилась и вышла с мешком в руке из квартиры.

Лишь через час неутомимого дежурства у подъездной аллеи Нина Тихоновна увидела достойный «объект». Как только навороченный джип показал правый поворот, она неистово перекрестилась и… бросилась под колеса.

* * *

…Первое, что она увидела, был потолок непривычно-абрикосового цвета, затем взгляд скользнул по терракотовым стенам и дорогой мебели.

– Где я? – постаралась приподняться Нина Тихоновна и увидела, что лежит в своем платье без этих дурацких шалей и свитеров. Нога от колена и выше была аккуратно забинтована.

– Михаил Данилович, сюда! Она проснулась! – В приоткрытую дверь на нее смотрел молодой человек со смутно знакомым лицом.

Заметив, что его увидели, он подошел и учтиво спросил:

– Вам не больно? Мы вызвали «скорую», врач перевязал вашу ногу, наклеил несколько пластырей, сделал обезболивающий укол. Не волнуйтесь, вы отделались ушибом и парой царапин.

– В другой раз это может закончиться более плачевно, уважаемая Нина Тихоновна. – В дверях уже стоял высокий пожилой красавец. – Ну что, сами расскажете или мне вам помочь?.. Извините, забыл представиться, Михаил Данилович, астролог – здесь я на отдыхе. А это – мой друг и хозяин квартиры Арсений Данилов.

– Журналист?! – округлила глаза пострадавшая и сделала еще одну попытку встать, но острая боль в колене ей не позволила, и она, откинувшись на подушки, беззвучно заплакала.

– Все напрасно! Все, все…