Текст книги "Ставка на Водолея"

Глава IV

Горин

16 марта – в последний день приема заявлений от потенциальных кандидатов в мэры – я успел многое: отметиться в избиркоме, оформить в банке реквизиты избирательного фонда и уже к вечеру вручить секретарю избирательной комиссии платежку на двести тысяч рублей (обязательный залог вместо сбора подписей). После чего мне торжественно вручили удостоверение кандидата под номер пять. При этом в глазах председателя избиркома Лидии Петровны Уме-ренко плескалось откровенное недоумение.

Через два дня стартует первая в моей жизни избирательная кампания, вернее, авантюра, где я шел крапленой картой магистра астрологии.

Эти два дня были самыми тоскливыми за последнюю неделю, хотя скучать было некогда. Вокруг меня суетились: Арсений он же начальник штаба, Борис Петрович – прораб с моей бывшей работы, две Ленкины подруги с мужьями и, кажется, с соседями, ну и, конечно, сама Лена. В крохотной комнатке под лестничной клеткой нашей высотки (по проекту – дворницкой) мои добровольные помощники раскладывали с веселым щебетом только что отпечатанные в местной типографии плакаты, листовки и даже закладки для книг с моей напыщенной физиономией и по очереди отвечали на звонки сотового – одного на всю команду.

Особенно меня корежило воспоминание о минутах заполнения анкеты в избиркоме, где под откровенно насмешливые взгляды присутствующих я вынужден был накарябать:

Временно неработающий и самовыдвиженец (последнее больше походило на эпитафию). Назавтра все это появится в местных и краевых газетах. Что скажут мои друзья, вернее, бывшие друзья и прежние коллеги?! Горин сошел с ума?

Время показало, что комплексовал я напрасно. Первые две недели кампании копья ангажированных СМИ ломались в битве «двух капитанов» от регионального бизнеса: Рамзесова и Сметанина. Диковинные фейерверки сенсаций озаряли не только само поле брани – курортный городок Солнечногорск, но и территорию всего края. Оглушительными петардами взрывались скандалы уже между доверенными лицами кандидатов, а трассирующие пули взаимных судебных исков долетели, наконец, и до краевого центра, расстреляв ранее созерцательную позицию крайизбиркома.

Поначалу лидировал Сметанин. Добрый десяток местных и краевых СМИ пулеметной очередью растиражировали подробности уголовного дела на Рамзесова, похороненного при странных обстоятельствах еще в конце восьмидесятых.

Ответный громоподобный залп грянул сразу из двух орудий общероссийских телеканалов о грязной афере подрядчиков во время строительства трех десятков домов для пострадавших в паводке 2002 года, где чуть ли не главным фигурантом объявлялся Сметанин.

Второе место по накалу страстей занимала другая связка кандидатов: Боткин и Кривошеев. Действующий мэр обвинялся в политическом мазохизме – еженедельном бездейственном обсасывании проблем курорта в карманных СМИ.

– Видимо, Кривошеев надеется, – кричал с трибун Боткин, – что электорат вместе с ним пустит слезу о безудержном росте тарифов, о беспрецедентных происках монополистов, о ежегодной неготовности к зиме, о дырах в бюджете и прочих бедах… главы местного самоуправления. Но электорат, – захлебывался Боткин, – крокодиловым слезам Кривошеева больше не верит!

В этом месте он развертывал над головой плакатище формата А0, где под броским заголовком «Усадьбы господина Кривошеева» красовалось несколько объектов недвижимости и легко можно было распознать их географическое месторасположение: Москва, Брно, Барселона… А помощники гневного обличителя начинали раздавать шокированному электорату те же самые снимки, но выполненные на листовках карманного формата. Заканчивал оратор пламенную речь одной и той же фразой:

– Не можешь рулить на благо людей, уступи место другому!

И под жидкие аплодисменты своих добровольных помощников он кидал в толпу уже другие листовки – с программой «будущего мэра Боткина».

Кривошеев в долгу не оставался и прилюдно обзывал Боткина политической проституткой.

– За последние восемь лет Владимир Валентинович поменял членство в восьми! – в этом месте голос оратора начинал дрожать от патетики, а указательный палец вместе с рукой-кометой взмывал к небу, – повторяю – в восьми! – партиях и движениях!..

Впрочем, действенным и уникальным оружием Кривошеева всегда была густая сеть слухмейкеров, наброшенная на все крупные коллективы и рынки города. Слухи рождались, зачастую самые невероятные, и с упорством навозных мух кружились по городу, будоража умы электоратора. И все же Кривошеев смотрелся на ринге кандидатов в наилегчайшем весе (Боткина Арсений и вовсе не брал в расчет). Моими реальными соперниками Арсений по-прежнему считал Рамзесова и Сметанина: в их патронташах таились разрывные пули компромата разного калибра и убойной силы, а их заплечные мешки пухли от черного нала и казались неистощимыми.

И тем не менее мой новоявленный начальник штаба Арсений упрямо держал паузу. С истовостью гениального режиссера журналист верил, что крутые маневры противников скоро исчерпают себя, что еще чуть-чуть – и они задохнутся от всей этой грязи и пороховой гари. И тут на сценическую площадку Солнечногорска добрым румяным молодцем выйду я…

* * *

…Уже четырнадцать дней, как обо мне толком ничего не слышно, я даже (по совету Арсения) не использовал на полную катушку полагающиеся кандидатам бесплатные время и место в задействованных СМИ. Лишь мои «штабисты» продолжают расклеивать по городу мои портреты с различными слоганами. Арсений все еще держит паузу…

Часть третья. На вираже

Время стирает ошибку и отшлифовывает истину.

Гастон Де Левес

Глава I

Вольдемар

Санкт-Петербург, 27 марта 200… г.

Свой первый трудовой отпуск мы с Лодей, коренным петербуржцем, решили провести на моей исторической родине – в Пятигорске (на родном кавминводском сленге тоже Питер). Не только потому, что я успел соскучиться по южному солнцу и теплу родительского очага. Лодика, который поначалу отшучивался, что пить нарзан ему еще рано, я манил приключениями в духе экстрима – полетами на дельтаплане с Юцы, поездкой на Медовые водопады, походами на вершины кавминводского семигорья. А на Эльбрус, поспешно добавлял я, да и на Кавказский хребет мы сможем любоваться с вершины Машука – хоть каждый день. Я знал, что лыжи и канатка – не его стихия, мнительный Лодик пуще глаз старался беречь горло (как-никак подающий надежды тенор). Так что Домбай и Теберду мы сразу же оставили за скобками наших отпускных приключений. А жаль.

Впрочем, в глубине души я знал, что основная причина поездки на Кавминводы – довольно скромные отпускные. Шефы нашего элитного клуба «Nord Palmer» (в просторечии – «Пальмира») за «простои» платить не любят, будь это отпуск или «больничный». Зато в рабочие дни нам отстегивают прилично. Еще бы! Вокальные данные Лодика не ниже, чем у Баскова, да и внешне он весьма и весьма, особенно в концертном прикиде. Да и я в клубе – не халам балам – с боку бантик. На мне держится живой инструментальный фон. Три часа в режиме нон-стоп я за роскошным алым роялем выдаю джазовые импровизации; по желанию завсегдатаев клуба инкрустирую выступление Григом, Моцартом, Шопеном. А порой, в надежде на счастливый случай в лице нечаянного мецената, незаметно вкрапливаю в программное выступление этюды и пьесы собственного сочинения. А вдруг?!.

Все говорят, что мы с Лодей похожи, как близнецы, – одного роста, телосложения, та же грива русых волос, даже имена одинаковые. Чтобы не путать, нас еще в консерватории перекрестили из Владимиров в Вольдемара и Лодю. Но, честно говоря, мы с ним совершенно разные. Лодик успешно прячет свои комплексы за ширмой немногословия и сдержанности, эмоционально раскрываясь лишь на сцене. Я же – балаболка и балагур, как дразнят меня дома. Поначалу нас сплотило душевное одиночество. А позднее мы поняли фетиш мужской дружбы и оба выковали из романов Дюма: один за всех – все за одного. Короче, спелись мы основательно. И я уже подумывал, чтобы познакомить Лодьку с моей кузиной Майкой из Солнечногорска – курортного местечка в пятнадцати км от Пятигорска. На днях я показал ее фото Лоде. Он ничего не сказал, но на следующий же день перезвонил при мне своей матушке и проинформировал, что на весь отпуск едет со мной на Кавминводы. Это вместо досель оговоренных двух недель! Здорово!..

У Лодика с предками отношения непростые. До третьего курса он жил вдвоем с матерью – теть Катей, как я ее по-простецки называл (нам, провинциалам, простительно). А затем она сошлась с мужичком с ноготок – сторожем в морге – бр-р-р! И даже фамилию поменяла – из Светловой стала Барабановой. Лодька сразу же перешел жить в общагу. Уже год мы с ним снимаем хату на Строительной, а дома он бывает не намного чаще, чем я у своих в Питере, в Пятигорске то есть.

Родители у меня классные! Радости было, когда я еще только намекнул, что мы с Лодей приедем почти на целый месяц. Сегодня я им назвал номер рейса, и матушка сказала, что в Минводы нас приедут встречать дядь Коля на своем авто, теть Валя, Майка, ну и конечно, отец. Даже Джеки – нашего старенького пинчера – возьмут с собой.

Ключик

Трель телефона наложилась на пронзительный визг дверного звонка. Катерина Барабанова тут же вынырнула из вязкого дурмана сновидений – о боже, на часах уже восемь! Накинув халат, прошаркала в прихожую и, прежде чем взять трубку телефона, приложилась к глазку.

Узнаваемо мелькнул сизый угреватый нос Барабашки – так подразнивали мужа соседи и знакомые, а вскоре незлобливо стала называть и сама Катерина. «Опять бухой», – вяло подумала она и, распахнув дверь, привычно заголосила:

– Даже дверь не в состоянии открыть! Снова нажрался, паразит…

Не дожидаясь, пока Барабашка захлопнет дверь, сорвала трубку и хорошо поставленным голосом пропела: – Да-а?.. Сына? Здравствуй, родной…

От непривычно потеплевшей интонации жены Барабашка выронил в прихожей свою нейлоновую котомку, которая с глухим стуком брякнулась о немытый пол. Следом, безуспешно пытаясь ее поднять, шлепнулся и Барабашка.

Супруга даже не повернула головы, и Барабашка, обиженно подтянув к себе свою сумку, прислушался.

– Когда? Уже завтра? Тогда вечером жду – пирожков в дорожку напеку. С картошкой и с капустой… Ну просто зайти ты можешь?! Я ж со-ску-у-чилась, – шмыгнув носом, протянула Катерина. – К пяти жду, целую, – наконец, облегченно выдохнула она и бережно положила трубку на рычаг. Затем, нагнувшись к все еще сидящему на полу Барабашке, привычно скользнула пальцами по затылку супруга, взъерошила его заросшие виски и ласково пробурчала: – Правду говорят, бог пьяниц хранит. Я б уже раз десять висок об угол обувницы раскроила или нос бы разбила, а ему хоть бы хны…

– Я и забыл, как пахнут твои пирожки, – с пьяной слезливостью в голосе вздохнул Барабашка. – Володьку ждешь? – вдруг весело зыркнул он из-под разбойничьих бровей и стал развязывать узел нейлоновой котомки. Обычно в ней он приносил с дежурств то ломти поминального пирога, то конфеты-пряники, то фрукты, что щедро ссыпали клиенты морга за помин души их усопших родственников. Водку домой он не доносил. Распивал с коллегами на дежурстве. Благо начальство по ночам с проверкой не шастает, вокруг тихо и покойно. Чего ж не пропустить по маленькой?

На этот раз Барабашка, запустив руку в котомку, вытащил за шнурок бело-голубую кроссовку, вторую же просто вытряхнул на пол.

– Фирма! сорок четвертый размер, с амортизацией. Володьке впору будет…

Супруга обалдело глянула на него.

– Сюр-при-и-з, – пьяно растянув губы, пропел Барабашка, обнажив синие десны.

– Откуда? Небось у жмурика стащил, урод! – вздохнула она, но кроссовки ей понравились – с виду совсем не заношенные, а главное, действительно, Володькин размер. – Это ж примета плохая – в дом тащить от покойника, – сварливо добавила она.

– Ух, зажралась ты, Катюха! Не хошь – как хошь. Я сам поношу. – И, тяжело поднявшись, заковылял с одной кроссовкой под мышкой в спальню.

Катерина, махнув рукой, направилась в ванную. Она не видела, как Барабашка, сидя на кровати, пытался втиснуть правую ногу в левый ботинок. Безуспешно: каждый раз стелька сминалась пополам. Тогда разъяренный Барабашка с треском выдрал стельку и тупо уставился на нее – к ее изнанке был прикреплен маленький серебристый ключик, запаянный в прозрачный целлофан.

– О! Ключ от квартиры, где деньги лежат… Барабашка счастливо улыбнулся и аккуратно засунул стельку на место. Все эти манипуляции окончательно утомили его, и Барабашка, обняв кроссовку с чьим-то секретом, завалился на кровать.

– Пьяный проспится, дурак никогда, – пробурчал он, поудобнее устраиваясь на незастланной постели, и тут же громко захрапел.

Лодик

Уже первые три дня на Водах разбили мое вычурно-лубочное представление о Кавмин-водах вдребезги. В своем воображении я видел полотно Кавказских Минеральных Вод в стиле позднего Ильи Глазунова: на блеклом фоне «измученных нарзаном» курортников, тоскливо совершающих ежедневный променад от бювета до столовой, разбросано несколько ярких исторически значимых пятен: место дуэли Лермонтова в Пятигорске, дачи Кшесинской и моего кумира Шаляпина в Кисловодске… Где-то в левом верхнем углу тщательно выписаны лики Юрия Андропова и прораба перестройки, лауреата Нобелевской премии Михаила Горбачева (что ни говори, а родились они где-то рядом – в каких-то двух-трех сотнях километров от КМВ). И все это – в обрамлении сочных высоких трав, курчавых гор и хрустальных ручьев. Да, чуть не забыл! Где-то в правом нижнем углу полотна вдруг проявился Ося Бендер, нагло «толкающий» входные билеты в пятигорский «Провал» (непременно надо побывать!), а чуть ниже – Киса Воробьянинов, в нарочно выпачканном пиджаке, слезно выводящий рулады: же не манж па сис жур…

Итак, уже на третий день нашего отпуска я влюбился в этот животворный уголок природы бесповоротно. Прав, по большому счету, Тютчев – нет слов, способных точно передать наши мысли и чувства. И мне рассказать об обаянии этих мест так же трудно, как описать светящийся нимб над головой святого, безупречную красоту росинки, неукротимый императив желания. Притягательность Кавминвод вовсе не в перечне достопримечательностей, а в явственной пульсации природных сил, не затянутых корсетом псевдоцивилизации.

Я, Вольдемар и Майя выходили из дома утром и возвращались не раньше десяти вечера. В первый же день мы вдоль и поперек облазили гору Машук, окунулись там в крохотное бирюзовое озерцо с горячим сероводородным источником, берущим начало из знаменитого «Провала», а после обеда (благо кафе и другие точки общепита разбросаны здесь на каждом шагу) пошли за пролесками на юго-восточный склон Бештау, где Майя показала почти скрытые в зарослях фрагменты Старосмоленского тракта. Ладно и прочно выложенным булыжникам было не меньше двухсот лет! Умели же у нас строить дороги, а говорят, что у России-матушки две беды! Видимо, только одна.

На следующий день мы почти час купались в адреналине, пролетая над горами Железной, Змейкой, Медовой и Лысой в корзине воздушного шара. Это блаженство подарил нам городок Железноводск. А во второй половине дня Вольдемар пригласил нас на региональный джазовый фестиваль в Минераловодском музыкальном училище, где он когда-то учился. Это училище носит имя Василия Сафонова – крестного отца Большого зала Московской консерватории. Уже достаточно просвещенный друзьями, что и Пушкин, и Белинский, и Толстой и вообще весь цвет культуры и искусства России непременно оставлял свой след на Кавминводах, я выразительно глянул на именную табличку, прикрепленную к вполне современному зданию.

– Что, и Сафонов здесь жил? – поддел я Лодю.

Майя рассмеялась и сказала, что завтра вечером мы поедем в Кисловодск и я там увижу старинный Сафоновский курзал и впредь не буду так по-дурацки шутить.

Но ни я, ни тем более мои друзья не догадывались, что завтра вечером – 4 апреля – нам уже будет ни до шуток, ни до замечательного курзала, ни до чего другого.

Глава II

Виктор Жуков

Краевой центр, 3 апреля 200… г.

Первая же мысль, запульсировав немым отчаянием, уже вяло крутилась заезженной пластинкой: это конец, конец, конец всему. Он еще раз, уже по диагонали, мазнул взглядом по шоковой публикации в сегодняшнем «Российском репортере»:

ДМИТРИЙ ГОРИН НЕ ПОЛЕТИТ В НЬЮ-ЙОРК РЕСТАВРИРОВАТЬ БРУКЛИНСКИЙ МОСТ

Публикация от 1 апреля была шуткой.

Первоапрельский розыгрыш «Репортера» о приглашении мэрией Нью-Йорка заслуженного строителя РФ Константина Горина возглавить группу реставраторов Бруклинского моста прошел на ура. На шутку клюнули многие наши читатели, в том числи и пенсионеры. Кстати, последние искренне возмущались, что организаторский талант Горина не оказался востребованным в родном крае, где со времен последнего паводка так и остались недовозведенными три разрушенных моста через Куму, причем один из них – непосредственно в Солнечногорске, на малой родине Горина.

Более того, на наш розыгрыш купился и губернатор. Мы коротко пересказали ему реальные «наказы» наиболее возмущенных читателей. Губернатор пообещал пересмотреть известную пословицу о пророках в своем отечестве и плотнее поработать с кадровым потенциалом края.

Так что нет шутки без добра – может быть, не дожидаясь улиточной поступи федеральных субсидий, край, наконец, изыщет средства на долгожданное восстановление трех мостов?..

Боб Быстрицкий,

Обозреватель «РР-СК»

Кстати!

Что касается вопросов, которые наши читатели хотели бы задать Константину Горину, предложение остается в силе. Звоните, пишите…

…Итак, он вновь бестолково подсуетился, как всякий раз любит подначивать отец. Надо же – своими руками подсунуть губеру первоапрельский номер, где и отмечать маркером ничего не нужно – достаточно кинуть взгляд на полосу, где аршинными буквами алели слова: Горин, Ставрополье, Нью-Йорк… Короче, сам же и купился, бездарь, на то, что какой-то Горин востребован на Гудзоне, и сегодняшним номером губера подставил. В тот же вечер губер вылетал в Ростов и уже завтра вернется к селекторному. Казнит? Помилует? Скорее, вышвырнет с глаз долой, что почти равноценно казни. Отец тогда точно не простит. Носится лишь с Жоркой как с писаной торбой. Еще брат школу не закончил, а отец уже напряг репетиторством профессуру московскую, год назад в Сарбонну определил учиться. А меня лишь поучает да кличет канцелярской крысой. А кто ему мешал меня – старшого – Георгием назвать? Звался бы я сейчас Георгием Жуковым. С таким именем мог бы через год уже в помощниках у губера ходить. А то – Витька, ни то ни се – победитель канцелярских мух!..

Так как же из всех этих минусов сляпать плюс? Это все папашкина чистой воды теория. Но если действительно подумать, то плюс пока только один – время: до конца рабочего дня еще около семи часов. Подхлюзин уже небось потирает лапки в предвкушении по-черному заложить меня губеру – не простил, гад, что я через его голову просунул шефу злосчастный выпуск «РР».

Стало быть, сейчас надо потихоньку смыться, пока наши не прикололись, а завтра прийти героем. Либо вовсе не приходить. Взять, что ли, больничный и пустить впереди папашку?..

Жуков быстро побросал в кейс два номера «РР» за 1 и 3 апреля. Туда же бросил распечатку с телефонами-адресами возмущенных читателей, пол часа назад сброшенную по электронке «Комсомолкой», схватил сотовый и был таков. Теперь в его голове пульсировала подгоняемая адреналином мысль: только бы застать, застать, застать… Он отмахнулся от мысли сделать предварительный звонок – боялся обнаружить в голосе просительную интонацию. В данном случае может выручить лишь срежиссированная импровизация.

Выбегая по ступенькам из белого дома, Жуков уже строил первые фразы, которыми он огорошит (либо вдохновит?) своего хорошего знакомца – зампредседателя союза предпринимателей края – Дудникова Константина Ивановича.

Одутловатое лицо Константина Ивановича, который умудрился коротко состричь свое единственное украшение – по-ельциновски вальяжно уложенный кок, – всплыло в его памяти не случайно. Жуков знал, что К.И. спит и видит себя на месте Плотникова – своего шефа. Что ни говори, прав отец, своевременная информация – ключ к успеху. Костя Дудников должен клюнуть. Лишь бы только он был сегодня в городе.

* * *

– Ты действительно меня огорошил, Виктор, это дело надо обмозговать, не торопясь, с толком…

– Константин Иванович, такой шанс в одну дверь три раза не стучится, – вспомнил любимую поговорку отца Жуков. – Представьте, завтра в десять я кладу на ЕГО стол свежий «Репортер» с вашим коротеньким интервью и фоткой в цвете. – Заметив, как потеплели глаза у собеседника, Виктор продолжил с неослабевающим напором: – Основная мысль: вы, поддерживая инициативу губернатора, мгновенно среагировавшего на стоны народные (на стол летит распечатка с «реквизитами» возмущенных читателей «РР»), бросаете клич предпринимателям края – сброситься на строительство упомянутых трех мостов. С передачей подряда этому заслуженному строителю, – тут Жуков помахал обложкой «РР» с портретом Горина. – Этой акцией вы утрете нос болтунам-депутатам, подставите плечо губернатору и одним махом решите свои проблемы. – Здесь он скосил взгляд вправо, где за стенкой располагался кабинет Плотникова.

Дудников скрупулезно разглядывал обложку «РР», усиленно скребя подбородок, а его высокий безмятежный лоб уже форсировали легкие извивы морщин. Тут Жуков подался вперед и осторожненько вытянул из толстушки цветной разворот:

Горин в строительной каске, Горин пожимает руку нью-йоркскому мэру (искусно смонтировали, суки!), Горин сдает объекты на Ставрополье (кажется, все до 2002 года)…

– А мы успеваем? – наконец-то распахнул глаза Дудников, и в них зримо сфокусировалось: почему бы и нет?..

– Если есть готовая фотка, через час будете визировать свой текст.

Фотоснимок, где Дудников эмоционально толкает речь во Дворце профсоюзов и ему внимают предприниматели, подошел как нельзя лучше…

Йес! Йе-е-с!!! Он сделал это! Такой минусище превратил в плюс! Уже на ходу Виктор набрал номер редакции «РР» и забил треть полосы на завтра. Этот «объем» ему обошелся в восемнадцать тысяч рубликов. За все надо платить – вспомнил Жуков еще одну сентенцию предка и улыбнулся, представив, как у Подхлюзина отпадет завтра челюсть.