Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

Он шел вдоль русла одной из рек, от которой едва ощутимо тянуло тьмой, как тянет от некоторых водоемов запахом тины и гнилых водорослей. С каждым шагом ощущение усиливалось, так что в конце Анс ожидал найти разлом.

Он никогда не чувствовал страха, находясь в темном замкнутом пространстве, исключая разве что трюм корабля. Вода Анса всегда нервировала, но сейчас его беспокоило нечто другое. Эта тревога бежала к марионеткам, заставляя их призрачными тенями кружить над ним.

Проблема была не в том, что он был в темноте один, нет. Наоборот. Анс чувствовал, что здесь есть кто-то еще. Кто-то, кого быть не должно.

Он вышел к пересечению рек. Два канала поуже сливались в один, широкий и бурный. Прямо над водой висел фонарь. Его призрачный свет позволял видеть сразу оба каменных берега и темные проемы уходящих вдаль туннелей, похожих на пустые глазницы.

Анс поставил свой фонарь на пол и вгляделся в воду. Ему казалось, что источник тьмы должен быть где-то здесь, но он никак не мог понять, где именно. Его отражение, бледное, с заострившимися чертами, смотрело из черной воды и больше напоминало моркетскую тень, чем живое существо.

Рассеянно повертев головой вокруг, Анс остановил взгляд на противоположной стене. На темной каменной кладке едва заметным серым пятном висела его тень.

Пара секунд ушла на то, чтобы понять – его тень должна быть сбоку. Марионетки ринулись к ней, как свора гончих. Но тень юркнула во тьму туннелей, словно канализационная крыса. И бесследно исчезла, будто ее и не было вовсе. Вместе с ней испарилось и ощущение тьмы, как если бы разлом закрылся сам собой.

Но так не бывает – это Анс прекрасно знал. Какая-то моркетская тварь пробралась под замок, и он обязан ее найти.

Все это было похоже на мираж, на игру света, какая бывает в театре теней. Но одна вещь все никак не шла из головы – у этой тени не было ног. Она висела в воздухе, ничем не привязанная к земле. Только у одного существа на всем свете могла быть такая тень, но оно было мертво. Абсолютно точно. Анс видел эту смерть собственными глазами.

Тем не менее он еще несколько часов, до глубокой ночи, бродил по туннелям, выискивая злосчастную тварь. И только убедившись, что если что-то здесь было, то оно ушло, Анс, усталый, злой и продрогший до костей, вернулся в комнату.

Тревога, словно безногая тень, плыла за его спиной.

* * *

Она смотрела на меня. Тонкая девичья фигура в черном платье, огромные серые глаза с застывшим стеклянным взглядом. По белым рукам змеились черные кружева. Стоило мне посмотреть на них, как те приходили в движение, сжимали ее руки сильнее, впивались в кожу. Они все больше и больше походили на тонкие ветви терновника. На тени этих ветвей.

Она тянула ко мне руки, но я не мог дотронуться до нее. Ни подойти, ни отвернуться.

Терновника вокруг нее становилось все больше, он обвивал ее талию, поднимался выше до шеи и впивался шипами в кожу. Но она не кричала, не звала и не плакала, просто смотрела на меня печально и разочарованно.

Когда терновник заволакивал ее всю, фигура будто рассыпалась, распадалась прахом. А на ее месте появлялся кто-то другой.

У нее не было ног, но она шла ко мне. У нее не было губ, но я знал – она улыбается. У нее не было глаз, но я знал – один из них смеется, а другой плачет. У нее не было рук, но она сжимала их на моем горле, раздирая. А после ее пальцы проникали мне под кожу, вглубь, разламывая ребра, до самого сердца, она находила там что-то. Что-то живое, трепещущее, истекающее золотом, точно кровью. Что-то ужасное. И вырывала это одним движением.

Крик рождался в моем разорванном горле и становился скрежетом, лязгом металла. Огромная птица, созданная из железа, света и смерти, расправляла крылья, поднимала голову. Она вздымалась в небо, раздирая его в клочья взмахами перьев. Небо спускалось к ней, и она поджигала его край дыханием. Свет вырывался из ее клюва с воем и рокотом.

Слыша этот рокот, вздрагивал от страха и просыпался человек, видевший этот сон на другом конце ночи.

* * *

Я проснулся так же, как сел в кровати, – одним рывком. Так выныривают из ледяной воды, когда она только сомкнулась над головой, вышибая из легких весь кислород.

Сердце бешено колотилось, пальцы сводило судорогой. Я задыхался. Воздух был слишком густым и тяжелым, отвратительно сильно пах вереском, дождем, мокрой землей и ночью. Вцепившись немеющими пальцами в ворот футболки, я оттянул его вниз, словно бы это помогло.

Между пальцами другой руки, спокойно лежащей на одеяле, проскакивали искры. Ярко-золотые в чернильно-синем, они казались еще более ненастоящими, чем обычно. По руке расползались желтые пятна бликов, выглядящие скорее болезненно, чем волшебно.

Я откинул голову назад так сильно, что захрустела шея. С трудом заставил себя вдохнуть, спокойно, медленно. Эта ночь – с прошедшим дождем, вереском, мокрой землей – наполнила легкие, чуть не разорвав их.

Одеяла и простыни скребли кожу, как наждачка. Ветер, тянувший из окна, пробирал до костей и завывал по-февральски тоскливо и голодно.

Но все это не по-настоящему. Все это мне просто казалось. Все это откат, и нужно просто перетерпеть.

Я вылез из-под одеяла, когда подумалось, что оно расцарапает мне кожу до крови. Рейнеке в комнате не было, смылся на ночную охоту. Даже хорошо, не будет под ногами путаться.

Из комнаты я вышел почти беззвучно, дверь полностью закрывать не стал. У Фреи невероятно чуткий сон, а будить ее совсем не хотелось. Только снова зря разволнуется, у нее и помимо меня поводов для волнения достаточно.

Дом спал, укрытый темнотой, словно одеялом. Вокруг было так тихо, будто за стенами и нет ничего, только ночь и ветер. Как если бы конец света уже случился, а мы с Фреей его мирно проспали, и теперь больше нет никого и ничего, кроме нас.

Хотя и нас, наверно, тоже нет.

Свет не включал, в темноте я видел до пугающего хорошо, хоть какой-то плюс от неожиданного всплеска энергии. Половицы ступенек не скрипели под босыми ступнями. Дом будто тоже не хотел будить свою хозяйку.

Запоздало я подумал, что надо было обуться. Если в таком состоянии всажу себе занозу, могу и от болевого шока отрубиться. Но дом был милосерден и ко мне. Так что ноги только жгло холодом, а это вполне себе можно терпеть.

Дверь в ванную открылась беззвучно, закрылась тоже. Даже шум воды в трубах больше походил на шорох слабого дождя, чем на рокот водопада. Нормальный человек, наверно, и внимания не обратит.

Какой же у Фреи все-таки отличный дом. В месте уютнее я никогда и не жил.

На струю воды, стекающую из крана, я смотрел долго. В тусклом лунном свете она поблескивала так, словно в ней были кусочки льда.

Я набрал в грудь побольше воздуха, пообещал самому себе, что будет не больно, хотя знал правду.

Струя ледяной воды вонзилась в голову острым копьем, растеклась, обжигая, как раскаленное железо, и наконец сомкнулась стальным обручем. Пальцы вцепились в края раковины, намертво примерзая к ней. Мышцы свело. Вода грохотала, как сходящая лавина.

«Так. Хорошо. Отлично. Теперь главное – дышать. По возможности».

Не знаю, как долго так стоял. Казалось, что вечность прошла, пока холод – безжалостный, вгрызающийся в кости, точно голодная собака, не превратился в обычный – неприятный и колкий, освежающий, а не убийственный.

Я постоял еще немного, выравнивая дыхание и пытаясь не потерять чувство контроля над собой и своей силой. А потом понял, что голова начинает болеть снова, зубы стучать, а тело трястись от холода. Пришлось выныривать.

Видел я все еще почти так же хорошо, к тому же ночь была светлая, так что полотенце нашел без труда. Оно оказалось мягким и пушистым, пахнущим лавандой. Странно осознавать, насколько могут радовать такие вещи, когда чуть-чуть поживешь в съехавшем с катушек мире.

Вдруг в черной поверхности зеркала что-то мелькнуло. Я дернулся и перевел на него взгляд.

Ну конечно.

Мои собственные глаза в темноте горели, как две свечки. Это казалось странным и немного пугающим. Хорошо, что они не всегда так светятся.

Повесив полотенце на край ванны, я вышел в гостиную, не слишком понимая, что дальше собираюсь делать. Снова спать? После ледяного душа не тянуло. Сидеть и в потолок пялиться? Это мне вообще вредно. Может, пойти Рейнеке поискать? Он обычно довольно легко находится, будто чувствует, что ищу. Чего мне действительно не хватало, так это бездумного скроллинга соцсетей. Оказалось, по большей части моя эмоциональная стабильность держалась за счет сомнительных шуток из ленты.

Я рассеянно провел рукой по волосам, убирая со лба мокрую челку. Непослушные пряди все равно упали обратно, только взлохматились сильнее.

– Не спишь.

Я усмехнулся. Ну конечно, Фрея просто не могла не проснуться. И вот как мне ей врать, что все хорошо, если я глазами на полкомнаты сияю?

Она спустилась по лестнице так же беззвучно, как я до этого, свет тоже зажигать не стала. Боялась, что меня еще кроет и резкая вспышка выжжет мне глаза.

– Просто бессонница, ничего такого, – отозвался я.

Поборов желание уйти в комнату и сделать вид, будто лег спать, я присел на спинку дивана. Она была невысокой, голову класть не особо удобно, зато вот опереться – самое то. Правда, Фрея меня вечно гоняла, говоря, что я ее отломлю.

В этот раз не стала.

– А глаза? – Она подошла ближе, ее цепкий взгляд встретился с моим.

– Да только зрение и обострилось, ничего больше. – Я пожал плечами и расслабленно улыбнулся. Не знаю, видела ли это Фрея, мне казалось, что в комнате довольно светло.

То ли мои слова, то ли поведение немного ее успокоили. Она зевнула, прикрыв рот рукой, потянулась и тут же одернула слегка задравшийся верх пижамы, вспомнив, что я все вижу. Пижамы у них здесь, кстати, были вот совсем как у нас. Фрея спала в хлопковом комплекте из футболки и бриджей. Ходить так передо мной она тоже не стеснялась. Неясно, то ли здесь это было в порядке вещей, то ли в своем доме Фрее было плевать на некоторые правила приличия, но это в любом случае было к лучшему. Потому что заспанная Фрея в мятой футболке на пару размеров больше и с растрепанными волосами – зрелище невероятно уютное.

Она подошла еще ближе, замерев прямо передо мной, так что я мог отчетливо видеть, как в ее глазах играют лунные блики. Как на поверхности озера, обманчиво спокойного, пока не нырнешь в глубину.

– Врешь? – спросила Фрея, но ответа не дождалась.

Ее рука потянулась ко мне, скользнула вверх по щеке, зарывшись пальцами в волосы.

– Мокрые, – констатировала она так, как доктор отмечает для себя симптом болезни.

Фрея прекрасно знала, как я глушу приступы. И не одобряла этого. Категорически не одобряла.

Ее пальцы казались серебряными. Они привычным жестом завели мешавшую прядь волос за ухо и исчезли, лишь едва коснувшись теплом скулы.

Я хотел поймать ее руку. Но желание прошло так же быстро, как и появилось.

Что ж, теперь она знала, что у меня снова был приступ. Зато хотя бы поверила в то, что он кончился, иначе с обостренным восприятием я шарахался бы от прикосновений, как от огня.

– Ну я же просила не делать так. Ты всегда можешь разбудить меня, я приготовлю лекарство и…

– И что? – оборвал ее я, вышло резче, чем хотелось.

Лекарство помогало, просто не сразу. Нужно было ждать – двадцать минут, тридцать, в худшем случае – час и дольше. И все это время Фрея волновалась. Очень-очень сильно. Да и крыло меня чаще всего среди ночи. А наготовить его про запас, чтоб не трогать Фрею, было нельзя, зелье выдыхалось уже минут через десять, если его не выпить. Сам же я его во время приступа приготовить не мог. Неудобно, с какой стороны ни посмотри.

Я же нашел более эффективный способ глушить приступы. Просто перенагружая свое обостренное восприятие, я в итоге заставлял его вырубиться.

– И ничего, – ответила Фрея в том же слишком резком тоне. – Я хотя бы буду знать, что ты не свалишься в обморок от болевого шока и голову об раковину не разобьешь.

Ну, с одной стороны, это резонно, а с другой…

– Послушай, – начал я, еще не будучи до конца уверенным в том, что скажу дальше, – хватит уже меня жалеть. Я не при смерти. Уже не при смерти. Не загибаюсь от боли круглые сутки, в коме не лежу. У меня просто…

«С головой проблемы».

– Просто приступы из-за плохо контролируемой энергии, не полностью излечившиеся сумеречные раны, недавнее ментальное выгорание и кошмары из-за обостренного чувства вины. Я ничего не забыла?

– Нет у меня чувства вины. В принципе. Как такового, – сказал я, отводя взгляд.

Луна, огромная и полная, светила прямо в окно. Понятно, почему в комнате было так ясно.

– Дей, – позвала Фрея, и я обернулся. – Это не просто жалость. Я волнуюсь за тебя.

– А я не хочу, чтобы ты волновалась.

Она вздохнула, этот вздох теплом коснулся моей кожи. Фрея опустилась рядом со мной на спинку дивана. Что ж, теперь, если она обломится, то хотя бы не я один буду виноват.

– Я все равно буду волноваться, даже если ты против, даже если ты будешь делать вид, что все хорошо. – Я почувствовал на себе ее взгляд. – Ты всегда повторяешь одну и ту же ошибку – молчишь о своих проблемах, пока не станет совсем плохо. Думаешь, мы тебе не поможем? Не доверяешь?

– Да нет, просто… – я усиленно продолжал пялиться в стену.

«Просто у меня правда с головой проблемы».

– Неважно. Забей. Забудь. Я спать пойду. – Я попытался уйти, но Фрея остановила меня, взяв за руку. Вырваться было бы легко, но я замер.

– Я не могу понять, – заговорила Фрея, и голос ее был печальным, – почему ты все равно нам не доверяешь? Почему не можешь поделиться с нами проблемами?

– Да я только и делаю, что проблемы на вас ссыпаю. Мало?

– Я не об этом.

– А больше не о чем.

– Дей, пожалуйста…

– Да я не хочу, чтобы вы меня кинули, ясно? – Слова вырвались против воли. Рука дернулась ко рту, словно желая затолкать их обратно. Смотреть на Фрею не хотелось. Я все же вырвал руку из ее пальцев.

Боги, есть ли какая-то магия, чтобы срочно стереть человеку несколько секунд памяти?

– Почему мы должны тебя кинуть? – Она будто бы правда не понимала.

– От тех, кто доставляет проблемы, избавляются. Я в курсе, что, пока не доберемся до Сердца мира, вы не можете меня бросить, но… Неважно. Я сказал, что не хочу говорить.

Я правда не люблю доставлять проблемы людям, которые за меня волнуются. Пока Фрея, Аин и Анс за меня не волновались, все было нормально, я мог быть сволочью. А теперь… а теперь я пытаюсь быть удобным, но выходит только хуже. Может, мне просто на роду написано тварью быть? А я иду против своей природы, вот и огребаю за это.

– Если не хочешь, чтобы тебя кто-то бросил, попробуй его не отталкивать.

Эти слова ударили в спину, заставив сбиться с шага, обернуться, почти испуганно. Я же не хотел ее обижать. Я хотел как лучше и снова феерически облажался.

– Я не… – А окончание фразы в голову так и не пришло.

– Ты на опережение пытаешься играть, что ли? – Фрея вздохнула, рассеянно пригладив свободно заплетенные на ночь волосы.

Оттолкнуть кого-то раньше, чем он поймет, что от меня одни беды, и бросит? Ну, возможно.

– Не знаю, – ответил я, обессиленно прислонившись к столбику перил. От побега меня отделяла одна лишь лестница. – Я давно ни к кому не привязывался. И теперь без понятия, что сделать, чтобы вы меня не прогнали, если я в конце все-таки не умру.

Даже удивился, как легко удалось выговорить два главных страха разом. Фрея же вздохнула.

– Забыл, что собирался умереть только с моего разрешения?

– Вдруг я тебя настолько достану, что ты возьмешь и разрешишь?

– Не разрешу. Я к тебе тоже уже привязалась.

В груди приятно потеплело.

– Поэтому я все равно замечаю, когда тебе плохо, – продолжила Фрея, – и знаешь, это не слишком приятно, когда кто-то вместо твоей помощи выбирает причинять себе вред.

– Мне не очень больно на самом деле.

– Дей! – Ее глаза грозно полыхнули зеленью, я вскинул руки, сдаваясь.

– Хорошо, – недовольно пробормотал я, – только не ной потом, что от меня лишь беды.

– Они не от тебя, они рядом с тобой, потому один ты с ними не справишься. Но вместе мы вроде бы неплохо держимся. И ты правда нам нравишься.

– Ты назвала меня бестолочью, – мстительно напомнил я.

– Тогда заслужил, но больше не называю же, – отбила Фрея.

– Анс угрожает мне смертью.

– Признак наивысшего расположения.

– Угрозы?

– Их неисполнение.

Надеюсь, она шутит.

Фрея встала и подошла ко мне ближе, изучающе посмотрела в глаза.

– А теперь давай снова, только честно: сейчас с тобой точно все хорошо?

– Да, – ответил я, но Фрея продолжила смотреть. – Ладно. Я бы не отказался от снотворного.

– Ты и правда очень быстро учишься, – одобрительно кивнула она, направившись к кухне.

Я же все пытался заглушить голоса, шепчущие о том, что все это временно, терпеть раздражитель и источник проблем можно только до определенного момента. Накопится. Переполнится. А потом терпение переломится с тем же звуком, с каким хлопает за спиной входная дверь.

Глава 3
Бедствие

Воздух в туннеле затхлый и спертый, настолько тяжелый и плотный, что идти сквозь него – как сквозь воду: выматывающе до головокружения.

После яркого пустынного солнца здешняя тьма кажется абсолютной. Будто с головой нырнул в чернила. Вдыхаешь – и темнота заливается внутрь. Задыхаешься. Кашляешь. Но движешься дальше, потому что иначе нельзя.

Идешь на ощупь по каменному полу, неприятно шершавому после мягкого и горячего, как пепел, песка. Этот песок сверху, над головой, над слоем камня, на километры вокруг. Серый, как туман, бесконечный, как небо. Сейчас солнце жжет его, а потом, когда разрешат выйти, наверху уже будет ночь.

Пустынная ночь темная, холодная и немая, как глаза госпожи. Те глаза, что посмотрят равнодушно и безучастно на то, как пытаешься не дрожать, не дышать, не двигаться лишний раз. И в пустоте этих глаз две тонкие полосы не то чтобы света, а скорее нетьмы.

У госпожи черные руки, серые легкие нити волос. Когда она идет, не слышно шагов – будто плывет сквозь тьму. Когда она говорит, голос звучит у тебя внутри, странный, протяжный, перекатывающийся волнами. Так иные поют похоронные песни, как она говорит.

О чем – неясно, но от этого только страшнее. Ведь у госпожи тысячи голосов, и ни один не говорит о хорошем.

Она чертит тенями на тьме, но ты видишь, не можешь не видеть и не понимать. Тени поднимаются от ее ног, отрываются от них, заполоняют собой всю бесконечность вокруг, будто целый лес пришел в движение и идет на тебя, будто грозовое облако рухнуло на землю. И где-то там, в глубине теней тонкие женские руки перебирают серебристые нити струн, острых, как натянутая проволока. Ты чувствуешь ее пальцы как собственные. Каждую рану на них, каждую каплю черной крови. Силишься отстраниться, но не можешь. Нити повсюду, как паутина, раны ползут по ее рукам выше и выше, пока не перерезают тебе горло.

Госпожа смотрит и улыбается, и улыбка ее черная и болезненная, как твоя открытая рана.

Анс проснулся от удушья. Он рвано и быстро хватал ртом воздух, до боли вцепившись пальцами в простыню. Кошмар будто прилип к нему, обмотался петлей вокруг шеи и сдавил. Нужно было открыть окно и впустить немного воздуха, иначе он сойдет с ума.

Все еще делая неровные вдохи, Анс заставил себя посмотреть вокруг. Комната выглядела ужасно. Все пространство от пола до потолка было затянуто нитями, как паутиной, разве что в них не было ее геометрической красоты. Нити беспорядочно скрещивались между собой, словно огромного паука, который все это сплел, постигло безумие. Плетение было настолько плотным, что вряд ли удалось бы найти дыру больше десятка сантиметров.

Если бы на Анса нападали враги, это обеспечило бы ему защиту на первые минуты. Но если бы во время выплеска энергии в комнату случайно зашел кто-то из слуг… да будет Мора милосердна к душе его, Анс не зря запирает дверь на ночь.

Марионетки висели среди нитей пустые и недвижные, как коконы с мертвыми мухами. Одна из них пролетела сквозь нити и распахнула окно. Холодный и влажный воздух раннего утра, почти ночи, немного облегчил горячку. Дыхание выровнялось, а сердце перестало колотиться. Но липкое ощущение кошмара так и не отстало от кожи.

Все это было странно и нехорошо. У Анса не в первый раз случались такие выплески, но давно, когда его магия была куда менее стабильной. Когда он сам владел ею куда хуже. Сейчас всему виной явно была полученная магическая травма и неполная реабилитация после нее.

Одним движением руки Анс заставил все нити и марионеток исчезнуть. Рассеянным жестом он провел ладонью по волосам, случайно задев шрам у виска. Неприятные воспоминания в последнее время настигали его все чаще.

Хорошо, что даже во сне он каким-то образом смог отгородиться от Аин, разорвать их связь. Им часто снились одни кошмары на двоих, и Ансу бы очень не хотелось, чтобы его тревога переползла в голову к сестре.

Сейчас Аин мирно спала, и это успокаивало. Но тень, увиденная в туннеле под замком, и этот кошмар все никак не шли из головы.

Кривая улыбка появилась на губах сама собой. Говорят, что любой, кто хоть немного продвинулся в секте Повелителей теней, потом платил за это рассудком, не говоря уже о тех, кто видел ее. Что ж, возможно, Анс все же не стал тем самым исключением, каким привык себя считать.

* * *

Море разливалось далеко до горизонта, спокойное, мирное, оно тихо мурчало у ног, как дремлющая кошка. Утреннее солнце окрашивало его в золотисто-оранжевый, так что казалось – оно состоит из чистого света и соли. Запах последней ощущался в прохладном ветре, неспешно качавшем волны. Он легко проникал через слишком тонкую рубашку, отчего по коже бежали мурашки. Но я не успевал замерзнуть, от Вечного древа, к которому я прижимался спиной, исходило слишком много тепла. Наверно, его бы хватило, чтобы согреть это море до самого дна. Согреть, но не сжечь. В этом была приятная особенность энергии Вечного древа – она не могла разрушать. Я чувствовал это кожей.

На плавные перекаты волн я смотрел почти бездумно. Фрея говорила, что Вечное древо находится в Эвигтри не всегда, чаще оно оказывается там, где хочется тебе или ему. Это была не совсем телепортация, по крайней мере без физического перемещения, скорее уж погружение в странное состояние между сном и реальностью. Я не знал, по чьему желанию древо переносило меня именно сюда, на обрыв над дикой безлюдной бухтой, но мне это место определенно нравилось.

Море, белая крупная галька пляжа и где-то вдалеке справа едва-едва виднелся неизвестный мне город, такой белый и безмолвный, что его можно было принять за прибрежные скалы.

Это место напоминало мне другое, бесконечно далекое, полузабытое, почти ненастоящее. Такой же безлюдный пляж с темно-серой округлой галькой, со старым проржавевшим якорем, почему-то воткнутым в землю. Этот пляж остался где-то в детстве, в той его части, что я помнил безумно плохо, но так же безумно любил.

Интересно было бы узнать, как оно выглядит сейчас, может быть, тот пляж уже давно закатали под бетонную набережную, понаставили там кафешек, сувенирных лавок и эллингов. А якорь вытащили и сдали в металлолом. О таком моему внутреннему четырехлетке лучше не знать. У него явно случится истерика.

Зато хотя бы это место в обозримом будущем под бетон точно не закатают. Ведь это самое будущее может оказаться весьма и весьма непродолжительным.

Эвигтри был довольно тихим крохотным городком. Местные все время жаловались, что вести до них доходят медленно, но, даже несмотря на это, сюда то и дело просачивались новости из крупных городов. Говорили о том, что эта осень выдалась еще более неурожайной, чем предыдущая. Что в лесах около Урадерна, еще одного крупного города, расположенного не слишком далеко отсюда, уничтожили целую стаю моркетских тварей, но разлом, из которого они вылезли, так и не нашли. Рейнгардские болота тоже многих беспокоили.

Еще более нерадостные новости приходили из-за границы. Кто-то говорил, что за пределами Бентской республики бушует мор. Кто-то, что целые города вымирают от голода.

Я искренне надеялся, что это всего лишь слухи, но даже здесь, в Эвигтри, рядом с Вечным древом, открывались разломы. Только за то время, что мы прожили тут, Фрея успела закрыть четыре штуки. Они были маленькими, но все же. В таком-то месте.

Каким бы обманчиво спокойным ни был мир вокруг, все ощущали, что будущее тревожно. А я все никак не мог разобраться с магией, понять, действительно ли она моя и просто спала все это время, все чертовы двадцать лет, не подавая признаков жизни. То ли это все-таки подарок богини, входящий в стартовый пакет спасителя мира, но я, как неопытный игрок, запутался в механиках и тыкаю на все кнопки подряд в надежде, что хоть что-нибудь сработает. Мне нужен был гайд, мануал, туториал. Божественное знамение? Мудрый старец наставник? Да что угодно на самом деле.

Я внимательно впился взглядом в небо так, будто только этим мог заставить Эрну снизойти ко мне и объясниться. Небо было приятного светло-синего цвета, прозрачного, как акварель, но на нем абсолютно точно не было и следа проявления божественных посланий.

– О Всесветлая богиня, – я вложил в голос столько вдохновенности и сакрального трепета, сколько мог, – если ты слышишь меня, то пошли мне знак.

Может, стоило руку к небесам протянуть? А другую к сердцу приложить. Ну так, для полноты образа.

– Не думал, что ты так с ней общаешься.

От звучания знакомого голоса я буквально подлетел на месте. И действительно схватился за сердце, потому что оно чуть не остановилось.

Фэя моя реакция повеселила.

– Вы как?.. Почему? Что? – выпалил я, задыхаясь и путаясь в словах и звуках, словно запинаясь о них языком.

– Ты, когда удивляешься, так руками размахиваешь, что можешь случайно кого-нибудь боевым заклинанием атаковать, – сказал Фэй, спокойно присаживаясь рядом со мной на травянистый обрыв.

– Правда, что ли, могу? – Я с удивлением посмотрел на свои руки, у меня действительно была идиотская привычка ими размахивать при разговоре. Обычно я держал эту странную особенность под контролем, но не когда меня выбивало из колеи.

А неожиданное появление Фэя из ниоткуда еще как меня выбило. Сам же Фэй выглядел вполне спокойно. Его не смутило ни море, ни огромное сияющее дерево за моей спиной. Он говорил своим обычным размеренным тоном и в целом выглядел так, будто встреча со мной здесь и сейчас была занесена в его ежедневник еще с пару месяцев назад.

– Если испугаешься и рефлексы сработают раньше логики, то ты вполне способен нанести окружающим определенный ущерб.

А, ну это-то я знаю. Регулярно практикую к тому же.

– И все же, как вы здесь оказались? – перевел тему я. Говорить о разрушениях пока не хотелось.

– Древо, – сказал он так, будто это короткое слово могло мне все объяснить, и поднял взгляд на золотистую крону. Его глаза за синеватыми линзами сощурились, как от яркого света. Он снял очки в тонкой круглой оправе, спрятал их в карман жилета и только после этого продолжил: – Оно имеет собственную волю и собственные желания. Иногда они могут совпадать с твоими. Иногда оно милосердно разрешает им совпадать.

Выходит, древо умеет не только телепортировать тебя вместе с собой, но и кого-то к тебе. Довольно неплохо. И мило с его стороны. Можно сказать, мне вручили подарок от мироздания. Хотел мудрого старца наставника – получи Фэя, он, может, старцем и не выглядит, но не то чтобы я возражал.

– Я просто хотел кое о чем спросить, наверно, поэтому оно и перенесло вас сюда, – признался я.

– О, твои незаданные вопросы – это такая великая сила, что я не сомневаюсь – они и без помощи древа могли перенести меня сюда из Сторграда. – Улыбка на лице Фэя была ироничной, но доброй.

– А сюда… это куда? В смысле, вы не знаете, где это место? – я кивнул в сторону моря и белого города вдали.

Хотелось побывать здесь по-настоящему. Если я, конечно, спасу мир. Если я останусь в нем после. Если я просто останусь.

Фэй перевел расфокусированный взгляд с дерева на город.

– Полагаю, что это вид на Вольный город Альбис из леса Айра Таур, это эльфийские территории, я там давно не был, так что могу быть не совсем точен. Но ты ведь не об этом хотел спросить?

– Ну, и об этом тоже, – я усмехнулся. Мне все не удавалось придумать, как задать главный вопрос правильно. Так, чтобы не выглядеть жалким, испуганным и потерянным. – Почему я не могу управлять своей силой? Чего мне не хватает?

– Времени.

Этот ответ сбил меня с мыслей еще сильнее, чем внезапное появление Фэя. Я ожидал услышать что угодно: силы воли, знаний, терпения, но времени… Разве его было недостаточно?

– Не знаю, как это работает в вашем мире, но наша магия растет и взрослеет вместе с нами. Или мы вместе с ней. Если магия слишком велика и тело не успевает научиться ее регулировать, взросление может замедляться. Энергия сама дает носителю привыкнуть к себе. Задерживает его на одном из этапов. Дает ему время. И только потом переводит на следующий.

– А у меня вроде как все и сразу, – пробормотал я. – С первого уровня на последний.

В конце концов, хорошо, что меня моей энергией попросту не разорвало. Повезло-то как.

– Тебе до последнего уровня еще дальше, чем до Сердца мира. – Фэй смотрел на меня все с той же теплой усмешкой на губах и во взгляде. – Твоя магия тоже раскрывается постепенно, просто это происходит несколько резче и быстрее, чем должно.

Ага, так, будто у меня читы для увеличения получаемого опыта. Так что способностей я себе новых наоткрывал, а использовать их все равно не умею.

– То есть я не отстаю в магическом развитии?

– Скорее наоборот. – Фэй задумался, подбирая слова. Мог ли он не до конца понимать, что я такое и по каким законам растет моя сила? – Если бы ты был ребенком, только осваивающим магию, такой прогресс едва ли был бы возможен. Взрослых, никогда ранее не пользовавшихся магией, я не обучал и не нашел записей о подобных случаях. Зато нашел несколько записей о том, как восстанавливали свои навыки те, кто пережил потерю памяти. Сходства оказались довольно сильными: развитый магический потенциал при неумении с ним обращаться, быстрое обучение, но плохо контролируемые энергетические выбросы. Вероятно, чего-то еще более приближенного к твоему случаю мы не найдем, так что можно сказать: твое развитие в рамках нормы.

Я протянул что-то невнятное, осмысляя услышанное.

– И точно не стоит запрещать себе колдовать. Ситуацию это не улучшит.

Взгляд Фэя стал несколько более осуждающим, чем я мог выдержать. Так что я отвел глаза и посмотрел на море. Волны стали чуть сильнее.

– Настолько заметно?

– По твоей ауре – да. Она довольно нервная, можно сказать, пульсирующая. Это нехорошо, но в целом не слишком опасно ни для тебя, ни для других.