Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

Я почувствовал, как его взгляд в последний раз прошелся по моей ауре и исчез. Я скосил глаза – теперь Фэй тоже смотрел на море.

– Любая магия опасна тем больше, чем меньше ты ее контролируешь. А контролировать то, от чего прячешься, довольно сложно, согласись?

Я согласился. Потому что кто я вообще такой, чтобы спорить с Фэем и со здравым смыслом в его лице?

– Ты должен больше доверять своей силе и себе. Потому что ты можешь ею управлять, гармонично сосуществовать с ней, она ведь все-таки твоя. Она часть тебя, как рука или нога, ни больше и ни меньше. Но если ты так и продолжишь отвергать свою магию, ничем хорошим это не кончится ни для тебя, ни для окружающих.

Слова Фэя звучали здраво, логично, разумно, именно это в них всегда меня и успокаивало. Он не говорил, что моя магия на самом деле милая и безобидная. Он говорил, что она опасна, но это нормально.

– Мне сложно воспринимать магию как нечто… обычное, являющееся частью меня, а не чем-то… – Я задумался, подбирая слово. – Чужеродным или данным на время, не являющимся моим изначально.

– Сомневаюсь, что она была дана тебе кем-то. Это бы чувствовалось. Твоя магия очень похожа на тебя.

– Такая же проблемная?

– Такая же недолюбленная.

Черт. Это был запрещенный прием. Фэю слишком легко удавалось считывать те вещи, которые, я надеялся, считаны не будут. Никем и никогда.

– Я боюсь свою магию. – Слова эти были странными. Они дались мне легко, как выдох, но будто оцарапали горло и остались горечью на языке.

– Многие боятся поначалу, – сказал Фэй так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся, – потом проходит, со временем, с опытом. С доверием. Просто в какой-то момент ты понимаешь, что это нечто внутри тебя абсолютно не заинтересовано в твоей смерти и смерти тех, кто тебе дорог. Бесконтрольная магия чаще всего порождается инстинктами: самосохранения или стремления защитить кого-то.

Я улыбнулся. Наверно, так оно и было на самом деле. Нужно было просто перестать убеждать себя в обратном.

– Знаешь, поговори с Ансом на эту тему. Если он будет в настроении, то поделится с тобой бесценным жизненным опытом.

– А если не в настроении, то скормит марионеткам.

– Думаю, из-за приезда Фриг Анс будет в довольно неплохом расположении духа.

Ну да, Анса же в этой жизни радуют только две вещи – Фриг и смерти его врагов.

– А теперь, если я ответил на все твои вопросы, то позволь откланяться. – Фэй поднялся с травы. – Не могу надолго отлучаться из библиотеки и не тревожиться, мне кажется, что она развалится, стоит мне только отвернуться. Или у тебя еще есть что спросить?

Он смотрел на меня внимательно и спокойно. По этому взгляду я понял: если я скажу, что у меня еще есть вопросы, то Фэй временно отодвинет свою библиотеку на второй план. Это было лестно.

– А Рейденс, он сомневался… хоть когда-нибудь? – выпалил я и тут же почувствовал, как внутри все горит от смущения.

– Знаешь, если хочешь поступать правильно, ты только и делаешь, что сомневаешься. А Рейденс очень хотел поступать правильно, но не скажу, что у него всегда это получалось. Из-за этого он сомневался еще больше.

– Какой была самая большая его ошибка? – Я слабо понимал, зачем об этом спрашиваю. Чтобы разбередить раны Фэя? Чтобы напугать себя еще сильнее?

– Появление Пустых земель, – выдохнул Фэй. – Но это не его ошибка, а наша общая.

Он чуть отклонился назад, прижавшись спиной к стволу Вечного древа. Глядя вперед, Фэй смотрел будто не на ажурные силуэты белоснежных зданий, а дальше. Туда, где начинались пески черной пустыни.

Пока я восстанавливался, занимался в основном изучением магических формул, на остальное почти не хватало сил. Но все же Пустые земли меня интересовали. Ведь область, на которой было спрятано Сердце мира, находилась как раз на границе этих самых Пустых земель, где раньше зеленели эльфийские леса.

Альбис, который сейчас носил статус вольного города, был столицей древнего эльфийского королевства Альбары. Страна располагалась между горами Драконьей Смерти, за которыми начинались владения сильфов, и степями, населенными кочевыми племенами офо. Альбара существовала тысячи лет, пока во времена второго нашествия Моркета предводительница секты Повелителей теней, которую звали Третьей, не обрушила большую часть страны в моркетскую тьму вместе с жителями. Прошло сто пятьдесят лет, прежде чем Моркет, словно воды после потопа, начал отступать, возвращая земли, а иногда и поглощенных им существ. Только вот возвращались они изменившимися. Земли обращались черной пустыней, а эльфы лишались магии. Моркет иссушал их.

Территории, еще не восстановленные после воздействия на них Моркета, и названы Пустыми землями. Эльфы стараются вернуть полный контроль над ними, даже воевали за них с кочевыми племенами офо. В эту войну и Бентская республика ввязывалась, но в изучение современной истории я не углублялся.

– Думаете, что вы могли предотвратить падение эльфийских земель в Моркет? – спросил я. Взгляд Фэя, которым он смотрел на Альбис, был задумчивым и тяжелым.

– Даже Эрне неведом ответ на этот вопрос. – Губы Фэя тронула тень улыбки. – Третья хотела, чтобы мы отдали ей Сердце мира, но у нас его не было. Так она решила нас наказать.

– А что стало с Третьей после?

Я слышал о ней сначала от Абелоун, от самой богини бедствий, от той, кто выпустил Моркет в мир. И она боялась Третьей. Я, кажется, начинал понимать, почему.

– Ее убили в конце войны за Пустые земли. Но об этом лучше спроси у Аин, Анса или Фриг. Рассказ выйдет живописней.

Я поставил себе мысленную заметку.

– Мне тоже стоит бояться этой Третьей? Или она правда мертва? Она страшнее, чем Абелоун? – Если я хотел не выдавать нервозности, то вряд ли у меня это получилось.

– Слухи ходят разные. Возможно, появился подражатель. Возможно, она правда смогла вернуть часть сил. Но если это так, то Третья и Абелоун в первую очередь займутся друг другом, их ненависть обоюдна. Одна желает смерти другой едва ли не больше, чем добраться до Сердца мира.

– Не могут поделить Моркет, титул главной злодейки и право меня убить?

– Можно и так сказать.

Обнадеживающе! Но, может, пока они будут грызться, я тихонечко проскользну мимо? Или решат объединиться, убить меня, а потом делить сферы влияния.

– Спасибо. Теперь точно все, – сказал я, старательно отгоняя мысли об ужасном конце.

– Хорошо, надеюсь, с этим я тебе помог. А со всем остальным ты точно справишься и сам.

С этими словами он растаял. Растворился, не сделав и шага. Вот он был, а вот его уже и нет на поросшем травой выступе над неизвестным мне морем. Я посидел еще немного, глядя вдаль, думая сразу обо всем и ни о чем конкретном. Уже завтра нужно было уезжать, так что древо сделало мне прекрасный прощальный подарок.

Я отвернулся от моря, прижался лицом к золотистой коре и прикрыл глаза, медленно растворяясь в тепле и шелесте листьев.

* * *

Фрея сомкнула веки, проскользила ладонью по перилам. Гладкое светлое дерево. Казалось, что прикосновения маминых рук с него еще не стерлись, не до конца. Если проникнуть чуть глубже, внутрь памяти дома, можно уловить, как она слегка барабанила пальцами по перилам, когда только клала на них руку, пробегала, точно по клавишам фортепьяно. Можно почувствовать ее шаги, легкие, быстрые. Как она замирала на верхней ступени, смотрела вниз – там стояла девочка в порванных брюках с разбитой коленкой, ссадиной на щеке и неловкой улыбкой. Тогда мама вздыхала и поднималась дальше, чтобы зайти в свою комнату и взять заживляющую мазь.

С похожим вздохом Фрея сейчас опустилась на последнюю ступеньку. Она могла вспоминать и вспоминать это раз за разом, каждый уголок этого дома пробуждал один из множества незначительных эпизодов ее, в сущности, такой же незначительной жизни. Но Фрея не могла ничего почувствовать, как раньше.

Она не чувствовала свой дом. Она даже не была уверена, что все еще чувствует этот дом своим.

Глупо было пытаться пробудить уснувшую давным-давно магию. Но Фрея пробовала. Раз за разом. Раньше и теперь. Раньше – в Сторградском замке, еще до того, как меч признал ее, – просто из желания что-то почувствовать. Она могла бы нырнуть в это – чувствовать кожей, как распускаются бутоны цветов, раскрываются медленно, лепесток за лепестком, как ветер путает травы, проносясь между ними, сбивает с них росу. Но чувствовала только пустоту и острую режущую боль где-то под лопаткой, как от вошедшего кинжала.

Фрея пробовала призвать магию и позже, уже когда появился меч. Боль стала тупой и ноющей – вот и все изменения.

«Ну ладно», – все, что подумала она тогда. Хотя должна была, наверно, плакать в голос, но на большее ее не хватило.

«Ну ладно», – думала она сейчас, сидя на ступеньках и чувствуя все ту же тупую ноющую боль под лопаткой, прошивавшую ее, словно стрелой, до самого сердца. Только теперь от обиды хотелось расплакаться.

Но сильные девочки не плачут, особенно если у них в руках меч. Слезы вытирать неудобно.

«Да, у тебя есть меч», – проговорила про себя Фрея. Он так и стоял, прислоненный к камину. Камень в навершии ярко блеснул, словно поддерживая.

Но все-таки меч – это имущество Сторграда. Принадлежит ли он Фрее или Фрея ему – вопрос для многих дискуссионный. Интересно, как на это смотрит сам Лорд Руэйдхри? У Фреи так ни разу не хватило смелости его спросить. Не нашлось слов. Случая.

Она уткнулась лбом в подтянутые к груди колени. Все эти мысли ей совсем не нравились, но периодически находило, а стоило только Дею покинуть дом, как она вообще переставала думать о чем-либо другом. Казалось, от грустных мыслей даже воздух становился тяжелее и гуще, как бывает перед грозой.

Роскатт процокал коготками по ступенькам и, остановившись рядом с Фреей, осторожно потыкал ее рогом. Это на его роскаттском языке означало: «Ты чего?», «Как ты?» или «Раз ты все равно ничем не занята, можешь меня покормить», в зависимости от ситуации.

Фрея подняла голову и почесала Рейнеке между рогов.

– Давай-ка пойдем и найдем Дея, здесь без него становится совсем пасмурно, того и гляди дождь пойдет.

Две золотые монетки глаз посмотрели на нее очень одобрительно, и Рейнеке тут же направился к двери, словно искать Дея – это его идея, и вообще, «я тут главная ищейка, так уж и быть, проведу тебя, человеческая девчонка, а то ничего без меня не можете».

Фрея даже не пыталась его переубеждать. Переубеждать роскатта – мысль довольно странная, тщетная и отдающая помешательством. Такое только Дей мог практиковать.

На улице оказалось немногим радостнее, чем дома. Низкое небо уныло серело над крышами, а дома тоже будто поблекли, потеряв свою жизнерадостность. Фрея быстро шла мимо них следом за роскаттом, который спешил вперед с видом гончей, почуявшей дичь. Все же между ними с Деем явно существовала какая-то связь, природу которой Фрея еще не могла себе до конца объяснить.

Если бы ей несколько месяцев назад сказали, что кто-то вполне осознанно решит привязать к себе роскатта, Фрея бы подумала, что это очень странный человек. Впрочем, и сейчас немногое изменилось. Она просто привыкла к странностям Дея, как к странностям Анса, Аин и Фриг. Но если посмотреть на них всех со стороны, незамутненным взглядом, выйдет, что все, кто ее окружает, – неординарные личности.

Только она одна показательно нормальная. Хотя для таких городков, как Эвигтри, это неплохо, Дей и так многовато внимания к себе привлекал. Радовало (и немного пугало), что врал он вдохновенно, складно, не путаясь в деталях и умело уходя от нежелательных вопросов. Фрея и сама начинала ему верить, так хорошо Дей вживался в роль.

Заметив женщину, продолжавшую упорно выпалывать сорняки в палисаднике, несмотря на надвигающуюся грозу, Фрея по привычке поздоровалась.

– И вам доброго дня, мисс Эйр… то есть Леди Сторградская, – быстро исправилась мисс Саманта, женщина средних лет, низенькая, аккуратная, с вьющимися каштановыми волосами, убранными назад. Она все же оторвалась от сорняков, проросших между цветущими бегониями.

Фрею никогда не называли мисс Эйр. В те времена, когда она еще носила имя рода Эйр, была слишком мала для «мисс», а потом сразу стала Леди Сторградской. Но местные жители то и дело оговаривались, будто напоминая Фрее, как она похожа на мать.

Ощущение от такого обращения было странное. Приятное и болезненное одновременно.

Впрочем, то, что мисс Саманта звала ее так, было забавно. Фрея лет десять дружила с ее дочерью, она видела Фрею совсем крохотной, глупой, плачущей по пустякам или перемазанной грязью и оттого счастливой, ну какая после этого «Леди Сторградская»?

– Для вас я просто Фрея, – улыбнулась она.

– Фрея, да, – повторила мисс Саманта, снимая с рук рабочие перчатки и вешая их на низенький заборчик. – Все никак не привыкну к тому, какими вы стали взрослыми.

Сама Фрея, наверно, тоже не могла к этому привыкнуть. К тому, какими они все стали. Здесь она снова чувствовала себя ребенком.

– Как Лейси? – спросила она, глянув на роскатта. Рейнеке недовольно крутился волчком на одном месте, поднимая пыль с грунтовой дороги. Всем своим видом он показывал, что ему надо бежать.

– О, она прекрасно! – Мисс Саманта улыбнулась. Она обожала говорить о дочери. Лейси это всегда немного смущало. Но Фрея знала – ей тоже нравится, когда о ней говорят хорошее. А другого мисс Саманта не говорила. – Устроилась на работу. Пошла в горничные к одной богатой госпоже. Но она велела не называть ее имени, уж не знаю, к чему такая секретность. Наверно, чтобы не расспрашивали.

Если вспомнить, раньше Лейси мечтала стать наездницей на драконах. Фрея тоже, но, как выяснилось позже, она немного побаивается высоты. Что ж, с возрастом приоритеты меняются.

– Не думала, что Лейси выберет такую работу, с ее-то… темпераментом, – отрешенно сказала Фрея.

Помнится, она даже с учителями в школе регулярно спорила, к тому же болтала без умолку, с кем бы ее ни сажали. Как-то раз ее посадили одну, тогда она начала делать вид, что разговаривает с Фреей телепатически. Причем «телепатически» говорила только Фрея, а сама Лейси нарочито громко проговаривала все ответы вслух.

Фрее с трудом удавалось представить ее в роли человека, который неукоснительно следует правилам и реплики которого варьируются в диапазоне от «Конечно, миледи» до «Что будет угодно, миледи?».

– Я сама крайне удивилась, – закивала мисс Саманта, – но миледи очень хорошо платит, к тому же Лейси всегда мечтала жить в замке.

Кажется, она хотела его перед этим присвоить. Оставалось надеяться, что работа горничной – не часть плана по захвату власти. Фрея, честно говоря, сомневалась, что из Лейси выйдет хорошая градоправительница.

– А эта леди, она из Рейнгарда?

– Не могу сказать.

Фрея пожала плечами. Наверно, нет. Всю рейнгардскую и сторградскую знать Фрея видела чаще, чем хотела бы. Так что даже их прислуга примелькалась и запомнилась. Будь среди них Лейси, она бы точно узнала. С другой стороны, как вообще так случилось, что девушка из Эвигтри оказалась в штате у леди из некоего отдаленного города. От Лейси, конечно, всего можно было ожидать, но…

– Ваш роскатт совсем извелся. – Мисс Саманта снова перешла на тот самый уважительный тон, который Фрея не то чтобы не терпела, просто никак не могла привыкнуть слышать от местных.

Рейнеке же действительно «совсем извелся». Он вытоптал на дороге заметный круг и все продолжал крутиться, будто охотясь за собственным хвостом. Облачко пыли подле него скручивалось в небольшой ураган.

– Наверно, хозяина потерял, – продолжала мисс Саманта, а Фрея мысленно отметила – хорошо, что Рейнеке не слышал слова «хозяин», он за такое и укусить мог. – Роскатт – такое необычное животное, никогда не видела, чтобы их держали как ручных. – Слова «ручной» ему тоже было лучше не слышать. – Значит, это неправда, что они притягивают беду?

«Дей и сам с этим справляется», – чуть не ответила Фрея, но вовремя передумала.

– Думаю, это несколько преувеличено, – Фрея усмехнулась. Смешок вышел немного нервным.

– И все равно, столь необычное животное, под стать хозяину. – Мисс Саманта явно подбиралась к тому, что (а точнее, кто) интересовало ее больше роскатта. – Он ведь жил на Драконьих островах, может, там держать роскаттов принято, а я и не знаю. Правда, жителей островов я все же представляла себе как-то иначе…

Сделать из Дея приезжего с Драконьих островов было самой соблазнительной идеей. Об островах в Эвигтри знали немного, больше по слухам, через вторые и третьи руки, так что можно было врать, не задумываясь. Проблема заключалась в одном – ну не мог коренной житель островов, где небо безоблачно большую часть года, быть настолько бледным. А Дей – это тянуло на странную шутку – сгорал на солнце почти мгновенно, так что приходилось снабжать его защитными кремами.

– У него только один из родителей с островов, сам Дей там почти никогда не жил и большую часть жизни провел в Сторграде. – Это был компромисс. Хотя и для сторградца Дей бледноват. Но селить его в Рейнгард было слишком опасно, местные хорошо знали город.

– А кто из родителей – отец или мать? – Глаза мисс Саманты нездорово заблестели. Фрея начала спешно придумывать предлог, чтобы поскорее уйти, при этом не вызвав подозрений.

– Отец, – наугад сказала она. Никак не удавалось вспомнить, обговаривали ли они с Деем этот вопрос.

– Говорят, на островах все мужчины красавцы, – мечтательно вздохнула мисс Саманта.

«Дей пошел в мать», – чуть не ляпнула Фрея просто в силу природной язвительности, которую слишком часто приходилось сдерживать.

– Не знаю, я никогда не видела его отца. – В первый раз Фрея не соврала.

– Да? А вы давно знакомы?

– Года два, просто не довелось.

– Как познакомились?

– На службе. Дей состоит в личной гвардии Лорда.

– Ну надо же, в таком-то возрасте. А в каком звании?

– Лейтенант.

Мисс Саманта уже несколько переходила границы вежливости, впрочем, Фрее было очевидно – ее очень хотят поймать на лжи. Возможно, даже уже поймали. Обычно подобные вопросы адресовали самому Дею, но Фрея так врать не умела. Скорее всего, мисс Саманта это чувствовала.

Но Фрея успокаивала себя тем, что это ложь во благо. Не хватало еще, чтобы к Дею выстроилась очередь из паломников, прознавших, что он избранный.

– Довольно важная должность, – продолжала мисс Саманта, а Фрея мысленно проклинала себя за то, что привлекла ее внимание. – Не следовало бы называть такого человека просто по имени, но Дей – любезный и скромный юноша, все никак не назовет имя своего рода, чтобы к нему можно было вежливо обратиться.

Дей. Любезный и скромный юноша.

Фрея бы рассмеялась в голос, но не при людях же.

Да и сейчас было не до смеха, потому что имя рода Дея в природе не существовало. Однажды Фрея предложила придумать, потому что, ну странно это, без родового имени, как-то же должны к тебе обращаться. Но Дей только отмахнулся.

– Пусть зовут по имени, – сказал он тогда, – меня это не напрягает. Не люблю всякие формальности, все эти «мистер», «сэр» – как-то не по мне. Да и рода у меня нет, не вижу смысла его выдумывать. Я ничей и ниоткуда. Это меня устраивает.

«Ничей и ниоткуда», – зачем-то повторила про себя Фрея. Эти слова из уст Дея ее почему-то задели.

Вот сейчас она придумает для его несуществующего рода какое-нибудь дурацкое имя, пусть жалеет, что сам не сочинил, пока возможность была.

– Его родовое имя… – начала было Фрея и ойкнула.

Терпение Рейнеке кончилось совсем. Он вцепился зубами в штанину Фреи и потянул так сильно, что ткань чуть не треснула. Фрея бы легко удержалась на ногах, но для лучшего эффекта оступилась, даже чуть не упала. Потом нагнулась, подхватив роскатта на руки и говоря ему что-то успокаивающее. В общем, старательно делала вид, что совершенно забыла, о чем они говорили с мисс Самантой минуту назад.

– Простите, он такой нетерпеливый, нам пора, а то еще вытворит что-нибудь, – улыбнулась Фрея и помахала рукой. – Хорошего вам дня.

– И вам, Леди Фрея, не попадите под дождь! – крикнула ей вслед мисс Саманта. Голос ее звучал несколько раздосадованно.

Когда Фрея вышла к вересковому полю, гроза придвинулась уже совсем близко. На самом деле Фрея не очень понимала, почему роскатт повел ее именно так. К Вечному древу было две дороги, одна эта, через поле, другая же огибала его, идя через пролесок. Через поле Фрея не ходила. Больше не ходила.

Вереск цвел пышно, ярко. Качался фиолетово-лиловым морем под порывами холодного влажного ветра. Он нес с собой грозу, запах мокрой пыли и чувство тревоги.

Где-то вспыхнуло. Фрея едва заметила белый росчерк краем глаза, но обернулась резко, как будто в нее пустили боевое заклятие. Весь горизонт на западе был затянут темно-серыми густыми, как моркетский туман, тучами. Раздался раскат грома. Такой оглушительный, словно небо рухнуло, навалившись на кроны деревьев всей своей тяжестью.

Очередной порыв ветра принес с собой облако пыли. Фрея заслонила глаза локтем. Вереск вокруг нее шел волнами, деревья вдалеке шумели. Казалось, что этот шум надвигается на нее вместе с грозой, которая идет со всех сторон, так что беги не беги – нагонит.

«Настигнет», – свистел ветер.

Белая вспышка снова расколола небо надвое и ударила в землю совсем близко, будто только за вересковым полем. Фрея принялась отсчитывать время между молнией и громом.

«Грянет», – звук обрушился на нее отовсюду. Она забыла, сколько успела насчитать, но поняла – гроза почти над ее головой.

Нужно было бежать и прятаться, а не стоять здесь одной между вереском и небом, будто неосторожный зверек, не видящий нацеленной на него стрелы.

Нужно было бежать, но Фрея стояла и смотрела на грозу, как завороженная, словно ее ноги приросли к месту. Это был не страх, но память о страхе, яркое, острое, как молния, воспоминание. Оно пробирало до костей, и Фрея не понимала, что с ним делать.

– Думаю, мы промокнем до нитки раньше, чем успеем дойти до конца поля.

Дей оказался рядом. Словно возник из ниоткуда, видимо, Фрея не услышала его шагов в шуме ветра и шелесте листьев, так что она даже не знала, сколько он здесь.

Сколько он здесь стоял и смотрел на грозу. При этом Дей не наблюдал, он ждал. Смотрел в небо с вызовом, будто говоря: «Ну давай, удиви меня, попробуй испугать». И в то же время с восхищением, почти с трепетом: «Подойди, покажись во всей красе».

«Одно стихийное бедствие любуется другим», – подумала Фрея.

– Если так и будем стоять, то точно промокнем, а пока у нас есть шанс спастись, – сказала она.

Дей кивнул, легким, до странного привычным жестом приобнял ее за плечи, и так они пошли вперед. Он совершенно не замечал, что с Фреей что-то не так, что она вздрагивает от каждого раската грома, что до боли стискивает собственное запястье, стараясь не впиваться в него ногтями.

Точнее, Дей крайне талантливо делал вид, что не замечает. И Фрея была ему за это благодарна.

Небо вновь расчертила молния, но Фрея увидела лишь отражение вспышки в глазах Дея. Ярко-желтый росчерк по медово-золотому.

– Любишь грозы? – зачем-то спросила Фрея, ей самой показалось, что ее голос потонул в шуме, но Дей ее услышал и тут же ответил:

– Да. Они меня завораживают, наверно. – Он с трудом оторвал взгляд от неба и посмотрел на Фрею.

Он улыбался, спокойно, непринужденно, будто вокруг них не творился хаос, будто не сверкали молнии, будто ветер не был настолько сильным, что роскатт, бежавший впереди, с каждым порывом припадал к земле, боясь, что его унесет.

– Когда-то давно, еще в детстве, я в грозу шел от одного поселка к другому. Мне лет одиннадцать было, наверно, я гостил у бабушки на юге. Там город такой странный, центр и цепочка маленьких курортных поселков от него вдоль всего побережья. И вот я со знакомыми дошел до того, где они жили, а домой пошел один вдоль железки.

Фрея вспомнила, что «железкой» называется железная дорога. Сочетание слов звучало красиво. Но вид Фрею не очень впечатлил. Дорога больше походила на лестницу, хотя Дей заверил, что он все правильно нарисовал и точно ничего не напутал. А вот поезда он, как сам сказал, изобразил схематично. Но они Фрее больше понравились. Жалко, что у них ничего такого не изобрели.

– А это неопасно, ходить по рельсам?

– Опасно. Но я не по ним шел, рядом. Просто так точно не заблудишься, железка тянется вдоль всего побережья. – Дей снова смотрел на молнии, и отсветы заставляли его глаза вспыхивать почти так же, как бывало во время приступов. – Вот я шел, прошел практически половину пути, и началась гроза. А на море шторм. Ветер. Волны огромные, небо серое, море черное совсем с белой пеной. И молнии прямо в него врезаются. Мне казалось, что я вижу, как они уходят под воду и море будто искрит. Я так стоял и смотрел, наверно, минут десять, может, двадцать. Потом дождь ливанул. Там дожди такие сильные, будто под водопадом стоишь, захлебнуться можно. От шума потока даже грома почти не слышно. Не видно ничего, только отсветы белые вокруг и вода.

– Знаешь, звучит не как то, после чего можно влюбиться в грозу, – Фрея усмехнулась. Они почти дошли до конца поля. Молнии так и сверкали вокруг, но дождь не начинался.

– На самом деле я, наверно, мог умереть, в меня вполне могла попасть молния, или сель сойти, – задумчиво проговорил Дей. – Но до этого я никогда не видел чего-то… такого. Оно меня поразило. Я даже испугаться забыл. Потом уже, когда все кончилось, отметил, что да, это было опасно, не делай так больше. Но там, под дождем казалось, что вообще ничего не существует. Было так спокойно.

Спокойствие – последнее чувство, которое Фрея могла бы ощущать, будь она ребенком и оставшись одна в грозу под проливным дождем.

– Обычно люди чувствуют себя так, находясь в доме, а не в эпицентре бури.

Дей тихо рассмеялся.

– Я странный. И это чувство спокойствия, оно тоже странное. Будто если ты не испугаешься, поверишь, что все на самом деле под контролем, не то чтоб выиграешь у стихии, но хотя бы не проиграешь. Окажешь ей немного своего доверия. Может, в благодарность она тебя не убьет.

Нет, Фрея точно не стала бы доверяться грозе. Слишком капризная стихия, как штормящее море, шквальный ветер или…

– Постой, – Фрея выскочила вперед, хватая Дея за плечи. Очередная молния вонзилась в землю, и Фрея понадеялась, что Дей не заметил, как она вздрогнула. – Ты ведь можешь вспомнить это чувство покоя и контроля, вызвать его?

– Ну да, наверно, – Дей смотрел на нее удивленно, непонимающе. Еще одна вспышка озарила его глаза, и следом за ней будто пришло осознание. – Думаю, довериться собственной магии будет даже легче, чем чьей-то чужой грозе.

Фрея улыбнулась, на секунду забыв вообще обо всем. Ее улыбка мгновенно отразилась на лице Дея.

Вместе с новым раскатом грома на них стеной упал дождь.

* * *

Райн поправил очки с синеватыми линзами. Они непривычно давили на переносицу и вообще ощущались странно, чужеродно. Все потому, что он надевал их крайне редко, только в тех случаях, когда буквы вдруг начинали растекаться по страницам, раскачиваться как морские волны, распадаться, не желая составляться в слова, переставлялись местами, словно играя в догонялки. В общем, когда ему сложно было сконцентрироваться. А сейчас ему сложно было сконцентрироваться.

Нетерпение и раздражение Сейлан наваливались на него почти так же, как моркетский туман. Похожим образом чувствуешь себя, когда сидишь у костра и дышишь дымом. Он скребет горло, а голова болит и кружится. Вскоре начинаешь задыхаться. Потом теряешь сознание.

Райн с трудом отогнал неприятные удушливые ассоциации. Попробовал прочитать первую строчку на лежащем перед ним листе, но не прочитал и первого слова. Буквы в нем каждый раз менялись местами, образуя новые несуществующие сочетания.

Наконец они сжалились и выдали ему слово «род», которому в документе не место. Через пару секунд Райн догадался, что там должно быть написано «Лорд», точнее, «Лорду Рейнгардскому». Прошение какое-нибудь. Или служебная записка. Ничего общего с его родом.

– Может, ты, наконец, послушаешь меня?

Райн так и не оторвал взгляда от взбунтовавшихся букв, но чувствовал, как Сейлан скрещивает руки на груди, как ее недовольство становится еще душнее.

– Я слушаю.

Захотелось открыть окно, но оно уже было распахнуто. Легкий влажный ветер шевелил бумаги на столе, срывал с них буквы, как желтые листья с деревьев, и уносил куда-то.

– Нет уж. – Сейлан рывком поднялась с кресла, и Райна обожгло ее возмущением. Он поморщился. – Я не собираюсь делить твое внимание с какой-то писаниной. Я, в конце концов, твоя сестра!

– А это, – он кивнул на «какую-то писанину», – мой город.

– Значит, город тебе важнее меня? – Негодование Сейлан зазвенело и загудело со всех сторон, словно вокруг Райна натянули сотню струн и резко дернули их все разом.

– Конкретно сейчас – да.

– Мог бы соврать.

Сейлан не удивилась. Немного расстроилась, но не более.

– Ты бы поняла, что я вру, тебе бы это не понравилось, ты бы разозлилась, потребовала правды. Я сократил время.

– Почему оба моих брата такие?..

Заканчивать Сейлан не стала, она знала, что Райн понял. Красноречиво разговаривать с ним, передавая свои эмоции, она научилась еще в детстве. Когда-то ее даже веселило то, как на Райна легко можно было воздействовать. Заставлять его пугаться, грустить, чувствовать дискомфорт, просто направляя на него волны своих чувств. Может быть, это действительно было весело. Но, когда Райн сделал подобное же в ответ, ему не понравилось. Сейлан тоже.

– Если ты пришла поговорить об этом, то прости, я вряд ли отвечу на твой вопрос.

Райну хотелось, чтобы Аин была здесь. Воздух вокруг нее всегда был легким и свежим, чистым и медово-теплым. В то же время нахождение Аин и Сейлан в одной комнате было опасно в первую очередь для самой комнаты. И для ментального здоровья Райна. У него пока не было желания экспериментировать с перепадами давления.

– Я пришла поговорить о тебе и Фриг.

Сейлан приблизилась, и Мист подняла голову, до этого лежавшую на лапах. Настороженность гончей тихо звенела в воздухе серебряным колокольчиком.

– Нас больше ничего не связывает, вот и все.

– Нет, не все! – Какая-то одна, особенно возмущенная и гневная нотка кольнула, точно иглой, впилась в кожу и засела в ней едкой болью. – Не все, Райн. Она ведь приезжает. Скажи, она действительно собирается демонстрировать, что со столицей все в порядке?

Мист приподнялась и глухо зарычала. Этот рык говорил: «Не подходи, я не хочу нападать», но Сейлан явно восприняла его как прямую угрозу. Ее страх и желание защититься кольнули Райну кожу на руках, словно Сейлан очень хотелось выхватить оружие и спрятаться за ним.

Райн бросил последний, почти беспомощный взгляд на документы. Буквы несколько раз перемешались, а потом слились в черные ручейки и потекли по листу. Райн снял давившие очки. Все равно толку от них никакого.