Текст книги "Избранный светом. Песни хищных птиц"

– А еще я слышала, что там соберется добрая половина Стормланнов. И ты знаешь, что я не питаю к ним доверия со времен войны за Пустые земли. Эти люди всегда держат клинок в рукаве, и никогда не знаешь, на кого и в какой момент они его направят.

Война за Пустые земли тяжело далась Бентской республике. Настолько тяжело, что Лорд позволил и Леди отправиться туда. После болезни это был первый и последний раз, когда она выезжала куда-то. Леди умела чувствовать потоки энергии, находить источник тьмы и предсказывать, где может открыться разлом. Этот дар был почти проклятием, который пугал всех, но он помогал в борьбе с сектой Повелителей теней, захватившей власть в Пустых землях. Леди Йарн Стормланн тоже была там, прославившись после этой войны как великая героиня. Но что-то тогда произошло между ними, между представительницами двух древних родов, прославленных героями прошлого. Что-то такое, что навсегда провело черту между Стормланнами и Флеймстоками.

– Позволь напомнить, что Стил Стормланн был моим другом. А с Сивизом Стормланном ты сама ведешь дела.

Первая молния прорезала небо, разделив его надвое, очертив профиль Леди ярко-белым. Словно высветив ореол, которым художники иногда окружают божеств на своих полотнах. Будто их аура настолько сильна, что каждый может видеть ее, даже не переходя на иное зрение.

– С Сивизом Стормланном дела ведут все сколько-то значимые люди республики, но глупы те, кто считают, что полностью понимают его мотивы. А про то, что Стила история несколько идеализирует, тебе вряд ли стоит напоминать.

– Она идеализирует всех нас, пока ей это удобно.

Научные трактаты, а уж тем более учебники истории довольно избирательны. Они расскажут о том, каким Стил был прекрасным воином, искусным мечником и магом. Расскажут о том, как он покорил сердце гордой озерной девы, как возвел Рейнгард и сделал его вторым по величине городом республики. Расскажут о его доблести, храбрости и находчивости.

Но никогда не расскажут о том, как он мог быть вспыльчив и категоричен. Или о том, что он предпочитал решать проблемы битвой, а не переговорами. Что цель для него зачастую оправдывала средства. А в выборе средств он себя не ограничивал.

И уж конечно, ни один, даже самый авторитетный научный трактат не расскажет о том, какая это головная боль – пытаться примирить Стила и Рейденса, которые разошлись во мнениях. Огромная потеря для мировой культуры, их споры определенно заслуживали того, чтобы быть увековеченными в эпических сагах.

Но даже несмотря на это, Фэй не мог не вспоминать о них с теплотой. Приятной, но немного болезненной, как бывает, когда подносишь замерзшие руки слишком близко к огню.

– Я не должна была этого говорить.

Леди прикрыла глаза, сложила руки ладонями друг к другу и прислонилась к ним лбом. Новая вспышка молнии озарила ее сиянием. Леди была похожа на божество больше, чем любое из их изображений. Любой, кто верует, увидев ее сейчас, упал бы пред ней на колени.

Но Фэй всегда был из тех, кто предпочитает вере знания. Возможно, за это он и был наказан.

Он вернул на полку одну из самых строптивых книг. Она льнула к рукам и никак не желала оставаться в шкафу. Главная проблема книг сильфов – они невероятно привязчивы. Фэй погладил тканевый корешок кончиками пальцев и отстранился от полки. Книга дернулась следом, но замерла под его строгим взглядом.

– К тебе даже книги тянутся. – Печаль Леди горчила в воздухе, как запах полыни. – А от меня, кажется, скоро начнет разбегаться мебель. Когда-то у меня было все, а теперь я так боюсь потерять то, что у меня еще осталось.

Ее плечи едва ощутимо вздрогнули, когда на них опустились ладони Фэя. Леди прислонилась головой к его руке и замерла, будто почти не дыша.

Гроза за окнами ревела, как подстреленное животное. Боль в сердце Леди выла, словно бы вторя ей.

Фэй понимал ее, понимал, как никто другой. Его друзья были для него всем. Были важнее стран и мира. Были невыносимы, шумны, отчаянны, порывисты. Были совершенно невероятны. Были… и оставили его один за другим.

Дей спрашивал, сомневался ли Рейденс. Конечно. Постоянно. Они все постоянно сомневались, даже Стил, привыкший действовать быстро. Потому они просчитывали с десяток вариантов развития событий. Пытались найти оптимальное решение.

Но все равно совершали ошибки. Само появление Пустых земель было одной из их ошибок.

Сомнения оставили Рейденса лишь перед битвой с Абелоун. Тогда не было вариантов – не было и сомнений. Фэй не смог создать для Рейденса лучшего будущего, не смог его спасти. Он истратил свою единственную попытку, и теперь история повторялась, оставляя его за бортом.

Если вдуматься, мрачных мыслей у Фэя было нисколько не меньше, чем у Леди. Но в голове все звучали слова, произнесенные Рейденсом в тот самый, последний, день, в последний их разговор.

– Сейчас мы не можем позволить себе страх и отчаяние. Только веру, – повторил Фэй, снова видя перед внутренним взором лицо Рейденса, его янтарные глаза и будто извиняющуюся улыбку.

– Думаешь, мне стоит начать верить в богов? – Она усмехнулась, зная, что Рейденс никогда не сказал бы так о богах. С ними у него были странные отношения.

– Думаю, тебе стоит начать верить в тех, кто действительно может спасти этот мир.

* * *

Нарро думал, что Сейлан никогда не наиграется. Что так и продолжит чертить на его коже линии метки рода Стормланнов. Теперь, благодаря ей, он ненавидел этот род еще сильнее. Ненавидел каждую линию и каждый изгиб в их вензеле. Слово «ненавижу» застряло в его голове и повторялось раз за разом, словно эхо, пока путы заклинания Лейси не спали и Сейлан не позволила ему уйти.

Лейси он, кстати, тоже теперь ненавидел. В этом и только в этом плане она сравнялась с прославленным родом Стормланнов.

– Исчезни. – Сейлан махнула рукой. Выглядела Леди разочарованной, значит, весь спектакль Нарро с наигранной беспомощностью был не зря.

«Надеюсь, ты исчезнешь в глубинах Моркета», – подумал Нарро, натягивая на лицо вежливую улыбку. Сейлан это должно было разозлить.

Он поклонился. С трудом удержался, чтобы не завалиться вперед. Но нет. Такой радости он ей не доставит.

На то, чтобы выйти из комнаты ровным шагом, ушли все силы. Как только дверь личных покоев Сейлан затворилась за ним, Нарро прижался спиной к стене, пытаясь отдышаться. Кожу под меткой жгло огнем. Отличное завершение дня.

Все тело ломило, словно Сейлан успела вколоть ему яд. Что ж, пусть это будет так. Нарро готов был сдохнуть, только бы не видеть больше никогда никого из Стормланнов.

Все так же держась за стену, он побрел к своей комнате. С одной стороны, хорошо, что Сейлан поселила его довольно близко, словно заложника. А с другой – пусть катится к Абелоун, он не будет благодарен ей даже за это.

Гроза закончилась, и оказалось, что под ней пряталась ночь. Глубокая, темная и холодная, с мутными облаками, размывающими луну так, будто смотришь на нее со дна озера. Коридоры уже опустели, здесь были только он и его звенящая в воздухе злость. Нарро успокаивал себя тем, что до комнаты может даже ползти и никто не увидит его позора. Хотя бы этот удар его гордости не придется терпеть.

Да, у него есть гордость. И его жалования явно недостаточно для того, чтобы она сейчас не рычала от ярости, как побитая собака. Сейлан определенно за это заплатит.

Нарро до крови прикусил губу, чтобы не застонать. Он всегда переносил магическое воздействие очень плохо. Первые мгновения после нанесения любого заклинания были наполнены пульсирующей болью, позже она могла утихать, если воздействие прекращалось, в противном же случае чужая магия продолжала вгрызаться в тело, словно оголодалое животное, и рвать его на части. Но следящие чары, которые Сейлан встроила в метку рода, были похожи скорее на когти, методично раздиравшие почему-то спину и жгущие кожу под чарами огнем.

Такая особенность в восприятии магии была мучительна. Зато Нарро всегда замечал чужое воздействие, что не раз спасало ему жизнь. Но сейчас он бы предпочел ничего не чувствовать. К несчастью, его «аллергия на магию», как он сам ее называл, не отключалась. Ее можно было глушить сильнодействующими средствами с побочными эффектами. Настолько интересными побочными эффектами, что в Бентской республике все эти средства были вне закона.

Облегчить страдание иным способом умел только один человек. Но этого человека Нарро сейчас хотел видеть немногим больше, чем Сейлан. А Сейлан должна провалиться ниже Моркета.

Попасть ключом в замок удалось с первого раза. Как бы ни сводило тело, руки не тряслись. Но вот в комнату он почти ввалился. Захлопнул дверь и уже готов был рухнуть на кровать и ждать, когда приступ хоть немного утихнет, как вдруг услышал:

– Только свет не зажигай.

Звучание этого голоса заставило Нарро замереть. Приятный тембр, знакомая манера чуть растягивать гласные, из-за которой речь казалась мелодичной, расслабленной, даже ленивой.

Нарро очень захотелось щелкнуть пальцами и зажечь все источники света в комнате. Еще и вложить в это действие побольше своего желания, чтобы они светили так же ярко, как летнее солнце в зените. Просто назло.

Но он этого не сделал.

Темный силуэт, очерченный синевато-белым лунным светом, сидел к Нарро полубоком, откинувшись в кресле и взгромоздив ноги на стол. Хорошо, что на столе ничего не было, потому что с этого совершенно невыносимого человека сталось бы «случайно» смести все на пол.

Он смотрел в окно, так что Нарро видел только его затылок. Волосы чуть отросли и теперь спускались по шее до свободного ворота рубашки. Нарро знал, что их цвет такой же холодный и серебристый, как луна этой ночью. Тусклый блик пятном ложился на руку, длинные пальцы которой отстукивали по подлокотнику медленный ритм. В комнате едва ощутимо под запахом прошедшей грозы чувствовался еще и знакомый табачный, сладковато-горький.

Когда-то Нарро слышал, что произнесение вслух имен злых духов может призвать их. Теперь он начинал в это верить.

– Скажи уже что-нибудь. Твое молчание слишком пугающее.

Он усмехнулся. Как показалось – немного грустно, но Нарро так и продолжил молчать. Вовсе не потому, что ему было нечего сказать. Наоборот. В нем было так много слов, что он не знал, с чего начать, что выбрать. Все известные языки мешались в невнятную кучу, во что-то совершенно несуразное, на чем точно невозможно было говорить.

– Нарро?

Не нужно было подходить и заглядывать в лицо, чтобы знать, как луна отражается в сине-зеленых радужках, но Нарро все равно подошел и заглянул. Чужие глаза посмотрели на него в ответ с немым вопросом. Глубокие, холодные и внимательные, цепкие, как и у всех из его семьи. Эту особенность Нарро тоже ненавидел.

– Что-то не так?

Он еще спрашивает. Спрашивает, по-птичьи наклонив голову набок. Спрашивает так, будто действительно не понимает.

Все известные Нарро языки наконец начинают складываться во что-то более-менее внятное.

– Неужели я не заслужил хотя бы приветствия?

– Скит[4]4
  Ругательство на лирейском, основном языке Бентской республики, очень грубое выражение негодования.


[Закрыть], шер ир нигн[5]5
  Язык офо. Ругательства на нем не поддаются дословному переводу, так как не имеют полных эквивалентов. Примерный смысл: пожелание скорейшей и весьма неприятной и довольно унизительной смерти.


[Закрыть], слауд[6]6
  Одно из самых грубых слов эльфийского языка. Буквальный перевод: «Существо, недостойное марать собой землю».


[Закрыть]. Катись обратно в тот разлом, из которого ты вылез, Сивиз, – произнес Нарро со всей возможной холодностью. Стало полегче.

Сивиз засмеялся. Мягко и тепло, словно Нарро сказал ему что-то приятное, хотя точно понял каждое из слов. Под этой – наигранной? – веселостью все равно виделась усталость. Нарро знал Сивиза слишком давно, чтобы не заметить сразу же.

– Безумно рад слышать твой голос. Но можно я пока не буду возвращаться в Моркет? Я с таким трудом оттуда вылезал и дико устал с дороги.

– Как пожелаете, господин, – проговорил Нарро почти мстительно сдержанным ровным тоном, каким и полагалось общаться слугам с герцогом Сивизом, старшим сыном второй ветви семейства Стормланнов, одним из членов совета Вольного города Альбиса, бывшим наследником титула Лорда Урадернского. Тем тоном, каким говорил с ним Нарро, только когда был на него зол.

Даже боль отошла на второй план. Отползла, будто в испуге.

Сивиз тяжело вздохнул. У Нарро по спине пробежали мурашки. Из окна тянуло влажным холодом осенней рейнгардской ночи, но он только сейчас это заметил. Но не отстранился. Так и продолжил стоять рядом с Сивизом, опираясь спиной на стол и едва не касаясь закинутых на столешницу ног.

– Давай ты будешь злиться на меня завтра? Или послезавтра. Все зависит от того, как долго я буду спать.

Теперь была очередь Нарро тяжело вздыхать. Потому что это было вполне себе в духе Сивиза. Приволочь его в Бентскую республику, бросить на полгода в Урадерне, попросив сопроводить Сейлан в Рейнгард, чтобы в итоге Нарро оказался в эпицентре вдруг разверзшегося Моркета.

Целых полгода. Нарро думал, что с ума сойдет.

И после этого Сивиз возникает из ниоткуда в кресле в его комнате, закидывает свои ботинки на стол, за которым Нарро уже привык есть, и действительно ждет, что Нарро не будет на него злиться?

На самом деле нет, не ждет. Даже примерно представляет, в каких выражениях его мысленно проклинают (потому что Нарро сам и учил Сивиза ругаться на офо). Но это часть их рутины и часть их чисто деловых отношений. Стоило бы отвести проклятиям отдельный пункт в трудовом договоре. Если бы такой договор был.

– Чтоб пустынное солнце сожгло твою кожу до самых костей, а ветер пусть их развеет. Уйти тебе лихими тропами и никогда не вернуться, – ответил Нарро.

– Поэтично, – хмыкнул Сивиз. – Всегда знал, что ты лирик в душе. Но правда, давай до завтра?

В смертельно усталом голосе слышалась мольба. И Нарро бы соврал, если бы сказал, что не получает от этого некоего садистского наслаждения, впрочем, его уже не хватало, чтобы заглушить вновь обострившийся приступ.

– И где же благородный господин изволит спать, прямо в кресле? – Вежливость сочилась ядом, одной капли которого хватило бы на весь этот проклятый замок.

– Если пустишь, могу и в твоей кровати.

– А я тогда где буду спать?

– Попробуешь угадать? – Губы Сивиза тронула улыбка.

Нарро закатил глаза.

– Да ладно, будто в первый раз.

Не в первый. Их с Сивизом до отвратительного часто заносило в места, в которых сама Абелоун не пожелала бы оказаться, так что на чем им только не приходилось спать. Одна кровать на двоих была роскошным вариантом. Можно было во сне случайно спихнуть Сивиза на пол, например. Но мысли об этом не порадовали. Боль обрушилась новой волной. Голову будто нашпиговывали раскаленным железом.

– Как ты прошел мимо комнат Сейлан незамеченным? – сменил тему Нарро. – Через окно влез?

Сивиз кивнул.

– Это третий этаж, – педантично обозначил Нарро.

– Представляешь, – вид у Сивиза сделался страдальческим, – я заметил.

Как правило, это Нарро пользовался дверями чуть реже, чем все нормальные существа. Но, пройди Сивиз мимо комнат Сейлан, она бы его почувствовала и перехватила, а иного способа попасть сюда изнутри замка не было. Встречаться же в таком состоянии с младшей сестрой Сивиз точно не собирался.

А состояние его было куда хуже, чем Сивизу хотелось показывать. Может, ему чуть лучше, чем самому Нарро, но он-то привык. И злился. Это хоть немного, но помогало. У Сивиза же и того не было. Все его нарочито ленивые и медленные жесты – просто попытка скрыть усталость, куда более сильную, чем обычно чувствуют после дороги. И Нарро догадывался о ее причинах.

Край улыбки Сивиза дрогнул, когда Нарро впился в него внимательным взглядом. Попытался отвернуться, но тут его, видимо, дернуло болью, и он невольно скривился. Тогда все стало окончательно понятно.

– Ты из Урадерна?

– Да. Прямиком из материнских объятий.

От Урадерна до Рейнгарда примерно три дня пути. Если учесть то рвение, с которым Сивиз обычно стремится оказаться как можно дальше от этого города, то нетрудно было догадаться, сколько он не спал.

Нарро все же щелкнул пальцами, зажигая неяркий синеватый свет настольной лампы. Сивиз сощурился и снова мучительно дернулся. Нарро бы стоило испытывать от этого мстительное удовольствие. Но он не испытывал. Злость таяла, а вместе с ней вернулось ощущение разрывающих кожу когтей. Но Нарро раздраженно оттолкнул его. Не до этого сейчас. Он позволит своей боли сожрать себя позже.

– То, что у тебя на лице, не сильно похоже на след от материнского поцелуя, – не удержался от язвительного замечания Нарро.

На самом деле темное пятно на скуле Сивиза в этом свете больше всего походило на ожог от раскаленного железа. Но это был просто синяк. Хотя нет, не «просто».

У Леди Йарн был ужасно неприятный магический талант. Она умела причинять страдания на расстоянии любому человеку, которому нанесла рану, до тех пор, пока увечье не заживет. А в том, что синяк остался от размашистой и хлесткой пощечины Леди Йарн, у Нарро не было ни капли сомнений. У них с Сейлан были аналогичные замашки. Разве что руку Йарн было некому перехватывать.

Он подался ближе, чуть наклонился и рассеянным жестом приложил ладонь ко лбу Сивиза, отводя серебристые пряди, падавшие ему на глаза. Обычно немного прохладная кожа пылала. И это несмотря на открытое окно и холодный ветер, из-за которого Нарро совсем продрог.

Сивиза лихорадило. Это вообще один из любимых способов Леди Йарн показать, что она зла и недовольна.

Как он в таком состоянии забрался на третий этаж через окно, все еще оставалось загадкой даже для Нарро. Впрочем, Сивиз всегда говорил, что в каждом человеке должна быть какая-то тайна. Сам он состоял из таких целиком.

– У меня есть мазь, думаю, достаточно, чтобы за ночь зажило, – сказал Нарро, отстраняясь.

Но Сивиз с неожиданной ловкостью перехватил его запястье. Пальцы у него дрожали. Другой рукой он потянулся к лицу Нарро, скользнул по щеке вверх, замерев, едва не коснувшись саднящей метки под глазом.

– Я надеялся, что она не станет срываться на тебе.

Странно было слышать что-то про надежду из уст Сивиза, который привык просчитывать чужие действия на несколько ходов вперед.

– Сам виноват, что вызвал подозрения Сейлан. Оставь.

Нашел же, когда в нее вцепиться.

Глаза Сивиза загорелись совсем нехорошо. Нарро отлично знал этот свет, он всегда прятался где-то в глубине его глаз, лишь иногда вспыхивая, холодно и опасно, как солнечный блик на обнаженном лезвии меча. Даже лихорадка не смогла его погасить. Обычно этот свет означал, что у Сивиза появились идея, план. И что вряд ли этот план кому-то понравится.

За Сейлан стало бы страшно, если бы Нарро не считал само ее рождение ошибкой.

– Я поговорю с ней завтра, – пообещал Сивиз. Слова прозвучали примерно как «я убью ее медленно».

– Ты уже знаешь, как использовать это против нее, – Нарро не спрашивал, поэтому Сивиз не стал отвечать. Он «надеялся», что Сейлан поступит иначе. Но знал, что поступит именно так.

«Надеюсь, моркетские твари будут отгрызать куски от твоего еще живого тела».

– Я приглушу боль, но это не слишком поможет, пока на тебе столько чар, – сказал Сивиз, однако Нарро качнул головой, высвобождаясь из его рук.

– Сейчас ты посидишь спокойно.

Нужную мазь Нарро нашел быстро. Такие вещи он никогда не убирал далеко. К несчастью, среди склянок с лекарствами не было ничего, что справилось бы с его собственными ощущениями, подобными тем, которые можешь испытать, только когда тебе разъедает кожу.

Когда Нарро начал аккуратно накладывать мазь на след от удара, Сивиз напомнил:

– Несколько минут назад ты желал мне умереть самой мучительной из смертей.

Да, свидетели боги, живые и мертвые, он желал. В этом состояла специфика их отношений. Нарро регулярно желал Сивизу смерти, потому что по-другому жить рядом с ним невозможно, а без него – тем более.

– Живи пока, дальше посмотрим. Но если не замолчишь, попаду тебе мазью в глаз, и смотреть дальше смогу только я.

– Мне тогда придется носить повязку. Думаешь, сойду за пирата?

– Для верности я бы тебе еще ногу отрезал. И руку.

– И как я жил без тебя полгода? – усмехнулся Сивиз.

«Ты, – подумал Нарро, отстраняясь и закрывая мазь, – легко».

Сивиз не позволил ему уйти, снова придержал рядом, на этот раз схватившись за сгиб локтя. Нарро мог выкрутить руку и сломать ему запястье раньше, чем Сивиз успеет сотворить хоть одно заклинание, но вместо этого замер, чувствуя, как Сивиз потянулся своей магией к очагу того, что резало и рвало Нарро на части.

– Ты не в том состоянии, – возразил он.

Чтобы заглушить боль, нужно было несколько энергозатратных и скрупулезно точных магических манипуляций. Явно задача не для человека с лихорадкой, только что вернувшегося из долгого пути.

– Правда думаешь, что я брошу тебя мучиться от ярости моей сестры? – Сивиз попытался снова поймать взгляд. Не смог.

«На полгода же бросил».

– Нарро?

– Поступай как хочешь. – Он делано безразлично пожал плечом.

– Если бы я правда мог, как хочу… – Эти слова тоже горчили, прямо как отголосок табачного запаха, вплетавшийся в свежесть ночи.

Рука Сивиза перестала удерживать Нарро и снова скользнула к его лицу. Кончики пальцев едва ощутимо прошлись по губам, заживляя рану. Нарро даже не заметил, что успел их прокусить.

Когда магия Сивиза коснулась ауры, было неприятно, но все же намного, намного лучше, чем магия тех же Сейлан или Лейси. У Сивиза был необычный магический талант, Нарро не понимал до конца, как он работает, потому что в разных ситуациях проявлял себя по-разному.

Однако когда Сивиз лечил Нарро, он на самом деле не занимался целительством, а осторожно притуплял восприятие определенного типа ощущений, но у этого были свои побочные эффекты.

– Хватит. – Нарро отстранился.

Он опять едва стоял на ногах, а перед глазами все плыло. Теперь виной тому была не боль, которая все равно не исчезла, просто притупилась, стала ноющей. Дело было в восприятии и усталости. Вместе с чувствительностью нарушались и координация, слух, зрение. Весь мир становился несколько дальше, будто Нарро смотрел на него сквозь полупрозрачное стекло.

Руки Сивиза снова безвольно упали на подлокотники. Нарро они показались слишком бледными, а сам Сивиз безнадежно нездоровым.

Нарро готов был придушить Леди Йарн голыми руками. Зачем Сивиз ездил к ней? Что ему могло понадобиться в Урадерне? Эти вопросы жгли язык, но вместо этого Нарро сказал:

– Иди спать.

– Подожди. – Сивиз нахмурился, окинув Нарро (его ауру, точнее) оценивающим взглядом. – Я могу лучше.

– Да, можешь замолчать. Ты достаточно раздражал меня сегодня.

– Оно наступило пару минут назад.

– Именно. Поэтому просто дай мне уже прирезать тебя во сне.

Сивиз послушался. Поднялся с кресла, замер на мгновение, стоя близко-близко, окутывая лихорадочным теплом и табачной горечью, которую Нарро терпеть не мог. Потом все же пошел к кровати.

– А ты так и будешь всю ночь там стоять? – спросил он, устроившись.

– Только пока не выберу, каким ножом вскрыть тебе горло.

На самом деле восемь любимых ножей были искусно спрятаны, но девятый, самый родной, всегда был под рукой.

Позади послышался шорох крыльев. Большая почти черная в лунном свете птица опустилась на спинку кресла, вцепившись в нее когтями. Нарро повернулся к ней, и она подставила голову под его пальцы. Ну хоть одно не раздражающее его существо на весь этаж. Сирин, пусть и была птицей Сивиза, отличалась примерным поведением.

Проведя по перьям еще пару раз, Нарро все же оторвался от стола, дошел до кровати, толкнул ногой Сивиза, потому что он – опять – занял почти все место. Отвоевав свою часть на односпальной кровати, Нарро забрался под одеяло, прижавшись спиной к спине Сивиза, мгновенно ощутив все еще неестественный жар тела через ткань.

– Я больше тебя не оставлю, – тихо сказал Сивиз.

– Это обещание или угроза?

Сивиз мягко усмехнулся:

– Как тебе будет угодно.

* * *

Гроза закончилась глубокой ночью, даже под утро, и я был уверен, что все – наш отъезд точно придется откладывать. Потому что дороги размыло, а грязевые лужи настолько глубоки, что в них может утонуть лошадь. Но все оказалось не совсем так.

То, что весь день лил дождь, действительно чувствовалось, земля раскисла от воды, воздух был настолько влажным, что при желании им можно было напиться.

А дороги оказались сухими.

Фрея сказала – магия. Ею здесь укрепляют все тракты, чтобы сообщение между населенными пунктами не терялось из-за непогоды. Раньше, как она сказала, такая магия могла держаться годами, а теперь ее обновляют раз в сезон или и того чаще. А мне снова осталось лишь удивляться местной продуманности и прикидывать, какая же уйма магической энергии на это уходит.

Несмотря на довольно ранний отъезд – чему я был очень не рад, – провожать нас вышла чуть ли не половина жителей городка. Нас – то есть в основном Фрею. Ее как местную знаменитость окружила целая толпа из желающих что-то сказать напоследок. Я же просто наблюдал все это со стороны. Впрочем, не я один.

– Дыру в ней не просмотри, – усмехнулся я, без труда проследив взгляд Ульвена.

Он дернулся, как от удара, мгновенно заливаясь краской. Потупился. Я оскалился как-то совсем-совсем не по-доброму.

– Это настолько заметно, да? – вздохнул он с совершенно не наигранным трагическим надрывом. Ну точно, искренний романтик – вымирающий вид.

– Что ты влюблен в нее по уши? Более чем, – ввернул я без всякой жалости. – Готов спорить, что еще и с самого детства. Угадал?

– Ты ясновидящий, что ли? – На лице Ульвена отразился почти благоговейный ужас.

– Ну да, твои чувства вижу довольно ясно, – хмыкнул я.

«А еще знаю некоторые законы жанра, согласно которым друзьям детства обычно дико не везет. Все время появляются какие-то придурки и забирают тех, кого вы так любите».

Это всегда казалось мне несправедливым.

– Тебе ведь она тоже нравится? – спросил вдруг Ульвен.

Вот и с кандидатурой на роль придурка мы определились.

– Возможно, – я пожал плечами.

– Так вы не просто друзья?!

«Ох, милое летнее дитя, – подумал я, – это вопрос для других случаев».

Я бы сохранил интригу, но Ульвен так удивленно таращился, будто я как минимум вручил ему приглашение на нашу с Фреей свадьбу.

– Мы сложно друзья. – Улыбка у меня до сих пор была издевательская. – Остынь, между нами никакой романтики. Я на нее совершенно не претендую.

Ульвен посмотрел на меня с подозрением. У него на лице был написан вопрос: «Чего ж ты тогда на меня волком смотришь каждый раз, как я с ней говорю?» Но спросил совсем другое:

– Почему? – Он замялся. – Ну, если она тебе нравится, то… То почему? Ты все-таки маг из столичной гвардии, у тебя намного больше шансов.

Ни единого на самом деле.

Потому что я парень из другого мира и могу исчезнуть или умереть буквально в любой момент. И все. Будто и не было никогда. Так что я не имею никакого морального права влюбляться в нее, а уж тем более влюблять ее в себя. Она даже привязаться ко мне не должна была.

– Мы абсолютно не подходим друг другу – вот почему. И мы это уже давно выяснили.

Лицо у Ульвена стало задумчивым. А потом опять смущенным.

– Ты там лишнего-то себе не надумывай, – я снова довольно оскалился.

– Я не надумываю, – буркнул Ульвен, старательно пялясь в землю.

– Ну конечно.

Больше мы не говорили, просто стояли, смотрели на Фрею и на людей вокруг нее. Я думал о том, что на самом деле Ульвен – хороший парень, и у них с Фреей могло бы что-то сложиться. Если бы не то проклятие. Если бы она была не «человеком Лорда», а дочерью лекаря. Если бы они не жили в разных мирах.

Она бы так и продолжала спасать людей, он – работать в лавке. Они бы виделись каждый день, и, может, в один из них Фрея бы наконец поняла, как сильно ее любят. Может, эта любовь бы сделала ее счастливой.

И все же картина столь мирной идиллической жизни никак не вязалась с характером Фреи.

– Ты тот еще лис, но иногда по тебе тоже видно, как сильно она тебе нравится, – Ульвен сказал это без издевки, без намерения поддеть.

Я улыбнулся, даже вполне по-доброму.

– Не то чтобы я всерьез пытался скрывать.

– Береги ее, ладно? – И снова эта невероятно драматическая строгость.

– Клянусь всеми своими девятью истинными именами, – ответил я в том же тоне. Хотел руку к сердцу приложить, но это был бы перебор.

Хотя, конечно, кто кого бережет – тот еще вопрос.

– У тебя правда девять истинных имен? – В голосе почти священный трепет. Ну что за чудесный парень. Я буду по нему скучать.

– Конечно, даже девять с половиной. Но половинчатым именем клясться не принято, – продолжил я сочинять на ходу. – Там, откуда родом мои предки, а это совсем не Сторград, мы получаем по имени за убитое чудовище. Так вот, одно добить я так и не смог, отрубил только одну голову из двух. Пришлось получить только половину имени – за половину чудовища.

Он слушал меня так внимательно, что я остался тронут до глубины души.

Фрея наконец вырвалась из толпы окружавших ее людей и подошла к нам, помешав мне вдохновенно врать ее воздыхателю. Немного смущенная и невероятно счастливая, почти сияющая, она улыбалась так искренне и нежно, что мне стало больно от мысли – я забираю ее у этих людей. Я забираю у нее дом.

– Вот теперь со всеми попрощалась, – весело сказала она. – Ты, наверно, уже устал ждать.

– Ну что ты, я ждал тебя всю свою жизнь, какие-то полчаса такой пустяк. – Я посмотрел на нее так вдохновенно, как только мог.

И тут же получил шутливый тычок под ребра.

Вот так и будь романтиком.