Текст книги "Мари Галант. Книга 1"

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лефору и Байярделю не удается договориться

Над заливом Железных Зубов занялась заря, но не как в Западном полушарии, неспешно и словно нерешительно, – яркое тропическое солнце вспыхнуло вдруг и опалило жаром. Море снова стало зеленоватым, с изумрудными просветами в тех местах, где вода прозрачна и на глубине приобретает нежно-розовый оттенок.

В море «Мадонна Бон-Пора», спустив паруса, неподвижно стояла на якоре, а около сотни матросов столпились вдоль борта, недоумевая и спрашивая себя, как могло произойти, что так удачно начатое сражение, за которым они издали наблюдали, вдруг прекратилось.

Они видели, как оба экипажа теперь братались, хлопотали вокруг раненых, и своих и чужих без разбору, словом – ни с того ни с сего сложили оружие.

На «Пресвятой Троице» по-прежнему никто не подавал признаков жизни. Корабль, ощетинившийся пушками, чьи жерла выглядывали сквозь порты обеих палуб, подставил левый борт восходящему солнцу.

Спешно послали за отцом Фовелем, чтобы он соборовал трех умирающих, стонавших на песке. Примирение недавних врагов имело хотя бы то преимущество, что явилось последним утешением для отходивших храбрецов.

Затем достойный монах позаботился о многочисленных раненых, которым оказали помощь и королевские моряки, и флибустьеры, не разбирая, где свои, где чужие.

Таким образом, остаток ночи недавние враги провели в утешении страданий тех, кто получил либо пулю, либо удар топора или сабли.

Несмотря на врожденное любопытство, на сей раз отец Фовель не задавал вопросов. Даже не будучи великим психологом, он и без того догадался бы по смущенному и огорченному виду обоих капитанов, что они жалеют о случившемся. Монах сразу узнал Байярделя, к которому втайне питал симпатию. Однако в результате столкновения три человека погибли, а двенадцать человек были ранены – вот печальный итог столь нелепого происшествия.

Вид крови и зияющих ран вряд ли мог удивить людей такой породы, как Лефор и Байярдель. Уж они-то всего повидали за несколько лет жизни в колонии. Лефор, Байярдель и монах-францисканец не забыли резню в форте Сен-Пьер; однако трагическое положение, в котором они очутились, а также тот факт, что они сражались друг с другом, наводили их на мысль, что небо от них отвернулось.

Раненые были перевязаны. Тела умерших завернули в разрезанный натрое парус, приготовившись сбросить их с фрегата в море.

Изможденный Байярдель обхватил голову руками и осел на уже горячий прибрежный песок. Лефор приблизился неспешным шагом.

Флибустьер сбросил широкополую шляпу. Он снова выставил напоказ мощную грудь, поросшую удивительно густыми курчавыми волосами. Сев рядом с капитаном береговой охраны, он сказал:

– Ну, милейший, пора по домам. У вас свои раненые, у меня – свои…

– К несчастью, все трое убитых – мои, – констатировал Байярдель. – Можете гордиться, капитан: у вас в подчинении – банда разбойников!

– Хм, хм! Я очень сожалею, что так получилось, – признал Лефор без тени улыбки. – Вашим раненым ни к чему лежать на горячем песке. Прикажите перенести их на свое судно. То же я сделаю и со своими…

– Я уже распорядился: сейчас их перевезут в шлюпке на «Мадонну Бон-Пора». Еще раз вынужден констатировать, что потерял людей вдвое больше вашего…

Лефор не нашелся что сказать в ответ, и, помолчав, капитан береговой охраны продолжал:

– Интересно, все ли флибустьеры такие дьяволы? Я трепещу при мысли о том, что могло произойти в заливе Валунов, где я оставил Шансене лицом к лицу с таким же разбойником, как вы. И что с «Быком» могло произойти?

Флибустьер смущенно кашлянул и, стараясь взять непринужденный тон, заметил:

– Мы действительно слышали вчера вечером стрельбу со стороны Валунов. Она-то нас и насторожила. Но я послал туда матроса, который носится быстрее вихря, и этот человек по прозвищу «Канат» вернулся, когда один из кораблей дал крен правым бортом. Это был точно не фрегат «Принц Генрих IV», потому что Канат знает все суда Сент-Кристофера наперечет, а уж «Принца Генриха»-то – как свои пять пальцев… Не хочу вас расстраивать, дорогой мой, и советовать вам помолиться за матросов «Святого Лаврентия». Однако в свободное время помяните их добрым словом!

– Ах! – в отчаянии воскликнул Байярдель. – Все это произошло по вине майора Мерри Рулза, черт бы его побрал!

– Я всегда считал этого человека честолюбивым прохвостом, – невозмутимо произнес Лефор. – Впрочем, никогда бы не подумал, что он может забрать над Мартиникой такую власть, да еще отправить экспедицию, подобную вашей…

– Эх, дружище, если бы генерал Дюпарке был жив, ни о чем похожем не могло бы быть и речи!

– Что за сказки вы тут рассказываете?! – вскричал флибустьер. – Неужели генерал Дюпарке?..

– Скончался! Да, друг мой. Так оно и есть! Умер как храбрый солдат, каковым оставался до последнего вздоха.

Лефор поскреб заросший густой щетиной подбородок, как делал всегда в минуты напряженной работы мысли.

На него нахлынули воспоминания. Он снова увидел себя на «Макарене», тогда он сражался с молодым губернатором Дюпарке, совсем как недавно – с Байярделем. Он вспомнил, как генерала захватили в плен, как он, Лефор, пытался вернуть ему свободу, как похитили господина де Туази… Внезапно он смягчился и изменившимся взволнованным голосом спросил, стараясь не показать своих чувств:

– Что же дальше? Генерал умер, а кто на его месте? Надеюсь, не Мерри Рулз?..

– Нет, конечно, но разница невелика! Высший Совет утвердил Мари Дюпарке в должности ее покойного супруга вплоть до совершеннолетия их старшего сына Жака д'Энамбюка…

Флибустьер стал поспешно загибать пальцы, после чего изрек:

– Мальчишке, если не ошибаюсь, всего одиннадцать лет…

– Именно так: одиннадцать! Совершеннолетним он станет не завтра. А за это время в реке Отцов Иезуитов много воды утечет!

– Какое же отношение имеет Мерри Рулз к данному вопросу? Не объясните ли?..

– Мерри Рулз и генеральша, – с горечью пояснил капитан береговой охраны, – стали лучшими друзьями.

Лефор с силой ударил правым кулаком в ладонь левой руки.

– Невероятно! – вскричал он. – Дружище, вы смеетесь надо мной! Я же предостерегал дамочку от этого лицемера!

– Тем не менее такова правда! Как только генеральша захватила власть, Рулз поспешил объявить решительную и немедленную войну против флибустьеров, которые, как вы, покинули Сент-Кристофер и укрылись на Мари-Галанте. По мнению майора, они угрожают безопасности Мартиники…

– Тысяча чертей! Говорите, они угрожают безопасности Мартиники?

– Совершенно верно! Таково мнение генеральши, Мерри Рулза в особенности и даже большинства колонистов острова!.. Когда майор дал мне это ненавистное поручение, он меня заверил, что вас в этих местах нету. Дьявольщина! Он знал о нашей дружбе. Однако намекнул мне, что случайно мы можем оказаться лицом к лицу… Согласно королевскому приказу, мне надлежало, если бы так и случилось, обойтись с вами, как с любым другим пиратом! Ради справедливости стоит, кстати, признать, что ваши товарищи из Сент-Кристофера зашли в последнее время слишком далеко. Они напали на несколько поселков в южной оконечности Мартиники – воровали, разбойничали, насиловали женщин!

– Вы не путайте пиратов с флибустьерами, – сказал Лефор. – У меня патент на ведение военных действий, подписанный самим командором де Пуэнси, и я выплачиваю в королевскую казну десятину со всей добычи!

– Что не помешало королю издать указ об уничтожении всех флибустьеров… Полагаю, во Франции просто не знают, что происходит в наших краях. Я тщетно пытался втолковать генеральше и майору, что, уничтожив морское пиратство, мы лишим Мартинику подвоза продовольствия! Английские корсары набросятся на нас, станут досматривать все торговые суда, идущие от нас, так как некому будет охотиться на них самих… Испанцы сделают то же, потому что в этом деле кто смел, тот и съел…

– И генеральша не поняла?..

– Ни она, ни майор… Скажите сумасшедшему, что он безумец, – разве он вам поверит?! Воистину, кого Бог хочет погубить, того лишает разума… Говорю вам, дружище, что госпожа Дюпарке сговорилась с майором. Накажи меня Бог, недолго ей находиться у власти! Рулз очень скоро опорочит ее в глазах общества. Даже те, что сегодня заставляют ее уничтожить флибустьеров, первыми и вменят ей это в вину потом, когда у них живот подведет от голода… В тот день все поймут то, о чем сегодня догадываемся лишь мы с вами. Я говорил об этом с Лагареном. Только мы с ним вдвоем на всем острове и осознаём опасность.

С неожиданной яростью Лефор стал колотить себя кулаками в грудь. Потом вскочил и заходил кругами вокруг капитана береговой охраны. На песке неотступно следовала за ним его огромная тень. Его мощные плечевые мышцы заходили ходуном.

– О черт! – выругался он. – Скоро они поймут! Помяните мое слово, Байярдель: они скоро опомнятся. Даю им месяц! Да, месяц поста, не больше, а тогда я приду в Сен-Пьер поглядеть, как пауки оплели своими сетями зубы этим негодяям! Когда мхом порастут их глотки, потому что эти идиоты не смогут пошевелить челюстями, когда долгий пост согнет их в три погибели, вот тут они и поймут свою ошибку. Так-то, друг мой!

– К несчастью, будет слишком поздно, – заметил Байярдель.

– Слишком поздно, слишком поздно! – все больше увлекаясь, вскричал Лефор. – Разумеется, нет! Знаете ли, дружище, мне до смерти хочется отплатить майору за ваши недавние подвиги: выставить свои пушки у него под носом, на виду форта Сен-Пьер, и заставить этого Мерри Рулза попрыгать, как когда-то я поступил с карибскими индейцами! Разрази меня гром! Если бы меня послушался командор де Пуэнси, именно так я бы и поступил, и не далее чем завтра. Мне бы только сняться с якоря – уж я бы подпалил этому майору хвост! Посмотрим тогда, умеет ли он танцевать календу, как мои негритянки!

– Не забывайте, – возразил Байярдель, – что генеральша утвердила приказ Мерри Рулза. Отчасти потому, что она взяла на себя обязательство перед Высшим Советом в ближайшее время предпринять эту экспедицию: такое условие поставил Совет, прежде чем утвердить ее в должности покойного супруга…

Лефор снова энергично поскреб подбородок. Все, что он слышал, перепуталось у него в голове. Он чувствовал, что теряется. Сообщение о смерти генерала Дюпарке причинило ему мучительную боль, гораздо более сильную, чем новость о последних королевских указах относительно морского пиратства. Теперь он размышлял о Мари, которой помогал всеми средствами, почитал, нежно любил, поддерживал, спасал! Он полностью ей доверился, вручил свою жизнь. Ради нее он защищал Мартинику от карибских индейцев, затем – от англичан. Стоило ей сказать одно-единственное слово, и он был готов броситься в огонь. Ради нее одной он совершил невероятные подвиги.

Он вернулся к капитану береговой охраны и снова опустился рядом с ним.

– Увы, – продолжал Байярдель, – это не все. Я должен сообщить вам еще очень многое!..

Флибустьер скосил на приятеля глаза и хмуро заметил:

– Я полагал, дружище, что чаша и так переполнена… Что еще случилось?

Передумав, он жестом приказал капитану ничего не говорить, потом кликнул Крикуна и повелел:

– Возьми шлюпку и отправляйся на фрегат. Привезешь бочонок рому и бочонок малаги. Не нужно забывать о наших дорогих матросах. Они хорошо сражались, а всякий сражающийся имеет право выпить… Клянусь Богом, мое старое сердце испытало нынче ночью столько потрясений, что может не выдержать, если я не выпью немного рому!..

Когда Крикун ушел, Лефор вопросительно взглянул на Байярделя. Тот в нерешительности сглотнул слюну:

– Помните некоего шотландца по имени Режиналь де Мобре?

– Еще бы! Предатель! С удовольствием бы вздернул его на рее!

– Мобре снова вернулся в замок Монтань. Он высадился в день смерти генерала. Бросил якорь в его доме и совсем оттуда не выходит… Держался в тени и в день похорон, и во время собрания Высшего Совета… Но он здесь, жив и здоров и, как всегда, что-то замышляет… От такого человека можно всего ожидать! Придет день, и генеральша это поймет…

– Черт побери! Я же предостерегал ее от этого шпиона и лицемера… Я сказал ей, что это предатель, состоящий на содержании у Кромвеля. Именно он выдал эскадре майора Пена планы защиты форта Сен-Пьер и замка!

Байярдель пожал плечами и смиренно продолжал:

– Так обстоят дела, и, что бы вы ни сказали, ничто не изменится. С одной стороны – Мерри Рулз, чье честолюбие не имеет границ и который ни перед чем не остановится ради того, чтобы занять место генеральши. С другой – Мобре; тот не забыл, разумеется, свой провал и не успокоится до тех пор, пока не продаст остров англичанам!

– А могут Рулз и Мобре договориться?

– Не думаю, – признался Байярдель. – Слишком уж расходятся их интересы. К тому же поговаривают, что Рулз не может простить Мобре давнюю обиду: тот когда-то купил у генерала остров Гренаду для графа де Серийяка, одного из своих друзей, а Рулз давно положил глаз на тот остров…

Лефор злобно рассмеялся:

– Если я правильно понимаю положение этой достойной, прямо-таки святой дамы, ставшей теперь губернаторшей крупного острова, я бы сказал, что, сама того не сознавая, она живет в клубке змей.

– Вот именно! Однако когда дело это будет закончено, сын генерала Дюпарке лишится всего.

– Я помню этого мальчика, – ласково и в то же время с угрозой в голосе молвил флибустьер. – Милый был малыш. Не знаю, унаследовал ли он качества своего отца, но в память о покойном я хорошенько тряхнул бы всех этих мошенников, окружающих генеральшу, чтобы не обижали малютку Жака. Слово Лефора, он может их не бояться! С моими двумястами людьми и шестьюдесятью четырьмя пушками я способен поднять весь остров на воздух, и гораздо лучше, чем сама Лысая гора!

– Очень жаль, – насмешливо выговорил Байярдель, – что вы не сделали этого несколькими днями раньше! Сейчас мы бы не были в столь незавидном положении!

Крикун только что причалил, и флибустьеры бросились ему на помощь: принялись выгружать бочонки. Радостные крики, раздававшиеся тут и там, указывали на то, что не только забыты убитые и раненые, но и вообще все эти люди далеки от забот, не дававших покоя их капитанам.

Крикун принес им два внушительных кубка пунша с малагой. На поверхности плавал кружок зеленого лимона. Лефор принял свой кубок; прежде чем выпить его содержимое, он пососал лимон и стал его жевать.

Был он по-прежнему мрачен; да, признаться, никогда раньше жизнь не поворачивалась к нему столь безрадостной стороной. Обычно капитан сохранял жизнелюбие в самых непростых обстоятельствах; однако сейчас ему казалось, что все сделанное им для генеральши и острова будет неизбежно уничтожено бандой хищников, которые лишь выжидают удобного случая.

Байярдель жадно отхлебнул сразу половину кубка. Лефор последовал его примеру и, удовлетворенно прищелкнув языком, сказал:

– Надеюсь, друг мой, вы не допустите этих злодеяний и вмешаетесь?

– А что я могу? – вздохнул Байярдель. – Красиво, конечно, пытаться спасти людей против их воли, но, что бы вы ни делали ради их блага, почти всегда они на вас же за это и рассердятся. Приведу в пример случай с Верморелем; вы, несомненно, помните этого колониста, мучившего жену за то, что та изменяла ему с другим колонистом с Дымящейся Скалы по имени Симон? Однажды жена Вермореля приказала этому самому Симону убить ее мужа, но, как только дело сделалось, она не пожелала больше видеть любовника и возненавидела его до такой степени, что сама выдала судье Фурнье! Впрочем, Бог знает, был ли на самом деле Верморель таким уж жестоким мужем! Так вот, пожелай я или, во всяком случае, возымей я возможность освободить губернаторшу Дюпарке от ее шотландца и от ее майора, боюсь, она сама никогда мне этого не простит!

– Тогда действовать буду я! – с расстановкой произнес Лефор.

Байярдель удивленно на него посмотрел и спросил:

– Что вы намерены предпринять?

– Пока не знаю, приятель. Вот допью ром и на дне этого кубка обязательно найду необходимое решение…

– Хм, хм! – скорчив смешную рожу, продолжал Байярдель. – Если вы полагаете, что сможете атаковать Сен-Пьер, стреляя из пушек, вы заблуждаетесь! Прежде всего, это акт пиратства, способный привести вас на виселицу вернее, чем если бы вы оказались сейчас в руках Мерри Рулза… Кроме того…

– Говорите, говорите! – подбодрил друга Лефор, видя, что тот колеблется.

– Кроме того, я вам не позволю это сделать, – сделав над собой усилие, отвечал Байярдель.

– Ах, так! Хотел бы я знать, как вы мне помешаете, мессир капитан?! Да, очень было бы любопытно послушать!

– Не позволю вам по той простой причине, – заявил начальник береговой охраны, – что вы мой пленник.

Лефор отшатнулся и с опаской взглянул на собеседника, недоумевая: не сошел ли тот с ума? Или, может, сам он тихо тронулся?

– Ваш пленник, говорите? – возвысил он голос.

– О черт! – не выдержал Байярдель. – У меня приказ короля, предписывающий мне захватить с наименьшими жертвами всех флибустьеров, которых я обнаружу на острове Мари-Галант или в прилегающих к нему водах. Это как раз ваш случай, друг мой! Очень сожалею, но обязан считать вас своим пленником, иначе я предал бы его величество.

Лефор закусил губу и как-то странно усмехнулся:

– Клянусь голубой кровью, дружище Байярдель, вы соображаете лучше, чем дырявый барабан. По крайней мере, ясно, что вы хотите сказать!.. К несчастью, пока вы произносили свою речь, я как раз подумал: «Ну вот, я взял в плен капитана Байярделя и его людей! Как же мне с ними обойтись? Как с испанцами, вздернув их на реях, или как с англичанами, сбросив их рыбам на корм!» Я был в нерешительности…

– Вы заблуждались, Лефор, да, заблуждались, потому что неверно ставили перед собой задачу… Бог мой! Вы же не выполняете королевский приказ, тогда как я выражаю волю его величества…

– Ах, ах! – перебил его Лефор. – Все это – пустая болтовня. Повторяю: вы и ваши люди – мои пленники и не покинете этот остров без моего позволения!

– Полагаю, милейший, – все больше распаляясь и краснея, продолжал Байярдель, – что вы стали жертвой недоразумения. Посмотрите на свой корабль. Там ни души. Один – два залпа с моей славной «Мадонны Бон-Пора» – и я отправлю его на дно по самые мачты! Не забывайте, что все канониры стоят по местам!

– И снова ошибаетесь вы, капитан береговой охраны, – невозмутимо возразил Ив Лефор. – Вы не заметили, что сейчас отлив: ваша «Мадонна» дала крен левым бортом, потому что оказалась на песчаной банке. Хотел бы я знать, как из такого положения вы собираетесь открыть огонь и выйти отсюда без помощи «Пресвятой Троицы»?! Разве вам не известно, что эти банки состоят из песка и тины и что, угодив туда, невозможно освободиться без посторонней помощи?

– Ерунда! Бог нам поможет! Он отлично умеет исправлять свои ошибки… А пока прошу вас сдать оружие!

– О Господи! – воскликнул флибустьер. – Зрелище обещает быть интересным. А как вы любезно меня попросили! Кроме того, вам, разумеется, известно, что вы единственный человек, которому я позволил бы коснуться моей шпаги?..

– Послушайте, капитан, мы непременно поссоримся, если будем продолжать в том же тоне. Позвольте мне прежде объяснить вам ситуацию. Как я вам уже сказал, я исполняю священный долг, потому что приказ исходит от самого короля или, вернее, королевской власти, что, впрочем, одно и то же. Я не могу быть изменником и должен препроводить вас и ваших людей в Сен-Пьер. Но там, после вашей высадки, мое поручение окажется исполнено и у меня не будет больше причин оставаться вашим врагом. Слово Байярделя! Я изо всех сил постараюсь оказаться вам полезным… Но до тех пор позвольте мне не нарушить клятву верности, которую я принес его величеству…

– Мне кажется, капитан, я тоже связан клятвой. Я торжественно обещал, что вы проглотите кости пекари, которого мы вчера съели! К моему великому сожалению, вам придется подчиниться!..

Байярдель собрался было ответить, и Бог знает, как резко, потому что его лицо из ярко-красного превратилось в лиловое, но тут вдруг послышались такие крики и завывания, что оба капитана вскочили, убежденные в том, что на них напали дикари…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Лефор и Байярдель находят компромиссное решение, чтобы положить недоразумению конец

Со стороны холма, перед зарослями бейяхонд и манценилл они увидали около двадцати королевских матросов и флибустьеров, устроивших невообразимую свалку и изо всех сил махавших кулаками. Красные и голубые камзолы, начищенные сапоги разлетались в клочья и вскоре должны были бы превратиться в такие же лохмотья, что у флибустьеров, если бы оба капитана сейчас же не вмешались, умоляя, грозя, требуя прекратить свалку.

Результатом столкновения явились несколько разбитых носов, распухших ушей и оторванных золоченых пуговиц. Те, у кого были порваны ворованные камзолы, уже искали в песке, среди коралловой крошки, эти драгоценные пуговицы – наиболее высоко ценившиеся украшения.

Байярдель схватил первого попавшегося ему под руку драчуна и, не обращая внимания на то, из одного они лагеря или это человек Лефора, тряхнул его за шиворот, после чего тот покатился в песок. Капитан флибустьеров, в свою очередь, отрывал одного за другим, словно с грозди виноград, тех, кто оказывался к нему ближе других. У большинства сражавшихся лица были разбиты в кровь, все, распалившись злобой, покраснели и задыхались.

Капитанам пришлось обнажить шпаги и, воспользовавшись ими, как палками, достигли мира.

Как стало известно позднее, причиной недоразумения явился Канат; он с наивным видом обронил: какая жалость для французской армии, что королевские войска не умеют так же хорошо сражаться, как флибустьеры. В доказательство своего высказывания он привел количество убитых и раненых с обеих сторон. Один из матросов Байярделя, стоявший рядом с Канатом, сейчас же обхватил его поперек туловища и бросил наземь. Драка приняла всеобщий характер, но никто, к счастью, не прибегнул к оружию.

– Ну, Крикун, еще раз угостите этих свиней, и чтоб такое больше не повторялось! – приказал Лефор, когда мир был восстановлен. – Повезло вам, черти, что порох дорогой!..

Однако вскоре он повернулся к своим людям, наблюдавшим за ним издали с некоторым беспокойством: уже образовались кланы, и флибустьеры ни за что на свете не стали бы больше общаться с королевскими матросами. Лефор сказал им:

– Чтобы наказать вас, агнцы, лишаю вас сегодня изумительного зрелища. Да, вот так-то!

Он выждал, обведя грозным взглядом стальных глаз всю свою шайку, чтобы они поняли, какой радости себя лишили, поступая неподобающим образом. Затем обратился к Байярделю, сурово отчитывавшему своих матросов.

Те грозили флибустьерам кулаками, а флибустьеры трещали как сороки, осыпая врагов страшнейшими ругательствами.

– Тихо! – крикнул Лефор. – Всем молчать! Убедившись, что все его услышали, он продолжал:

– Агнцы! Уверяю вас, что ваше наказание еще впереди! Вот, – прибавил Лефор, указав на Байярделя, – этот достойный капитан решил во имя нашей с ним дружбы не заставлять меня нарушить клятву и сейчас при вас съест кости нашего вчерашнего пекари, как я вам и обещал. Такого никто из вас, конечно, не видел, и если кто-нибудь скажет обратное, он солжет!.. Так вот, я считаю, что этим мы поквитаемся со славным и достойным капитаном за сегодняшний праздник! Ваше наказание заключается в том, что вы так и не увидите, как королевский офицер заглатывает скелет пекари! А теперь разойдись, или я вас всех по одному перебью!

И вот люди, не боявшиеся ни черта, ни дьявола, разлетелись словно стайка воробьев.

Лефор сделал несколько шагов по направлению к берегу, ожидая, пока Байярдель прекратит распекать своих матросов. Скоро он освободился и догнал приятеля.

– Ну что ж, мессир, – обратился флибустьер к начальнику береговой охраны. – Вы все еще уверены, что увезете меня и моих людей в Сен-Пьер?

Байярдель нахмурился и промолчал.

– Если так, – настаивал Лефор, – нет ничего проще, как мне кажется: достаточно шепнуть одно словцо моим агнцам. Вы видели их в деле минуту назад, и я не сомневаюсь, что они бросятся по пятам за вашими людьми, как собаки за куском мяса, и сделают из них отбивную… Подумайте…

– Милейший! – отозвался Байярдель дрогнувшим голосом. – Вы рассказывали здесь перед всеми о своей дурацкой клятве: заставить меня проглотить кости пекари. Хочу вас спросить: на что это было бы похоже? Я не прочь забыть, что вы публично оскорбили меня своими намеками, раз уж вы простились с этой нелепой идеей, выбросив ее из головы. Однако, черт возьми…

– Минуточку! – оборвал его Лефор. – Если уж вам непременно хочется позавтракать, считайте, что я ни от чего не отказывался! Я-то подумал было, что могу воспользоваться случаем и заслуженно наказать своих молодцов; тогда и вы избежали бы серьезного наказания, не менее, кстати, заслуженного…

– Послушайте, Лефор! – теряя терпение, воскликнул Байярдель. – Если вы не прекратите, я, в конце концов, решу, что солнце, ром и женщины окончательно вскружили вам голову… Дайте же мне вставить слово, прошу вас. У меня складывается впечатление, что вы не понимаете, в каком мы оказались положении.

– Слушаю вас, – важно проговорил флибустьер.

– Тогда наберитесь терпения, потому что моя речь займет некоторое время… Во-первых, я вам сказал, что вы – мой пленник. Для вас это идеальная ситуация, дорогой мой. Да-да, нечего закатывать глаза: идеальная ситуация для того, чтобы исполнить намеченное вами, то есть изгнать негодяев, рыщущих вокруг госпожи Дюпарке. Итак, я доставлю вас в Сен-Пьер. Вас заключают в тюрьму. Вы следите за моей мыслью?

– Продолжайте, – разрешил Лефор, – вы проповедуете лучше отца Фовеля, однако он – клирик до мозга костей…

– Стало быть, я доставляю вас в Сен-Пьер и передаю майору Рулзу. Не скрою, что с этой минуты ваше положение становится опасным на том простом основании, что у вышеупомянутого майора цель одна: повесить всех флибустьеров, которые попадутся ему в руки… Так как, мне кажется, он питает к вам особую симпатию, вы рискуете первым отправиться на виселицу, которую сейчас ставят у потерны форта… Однако моя миссия на том и кончается, и я смогу о вас позаботиться – надеюсь, вы понимаете меня с полуслова? Вам известно, как мы арестовали когда-то этого самого Мерри Рулза и лейтенанта Пьерьера? Я сделаю то же. Даю слово, что вы пробудете в тюрьме не более суток. Но зато вы ведь окажетесь на Мартинике и сможете действовать по своему усмотрению, а рядом буду я. Мы избавим генеральшу от всех негодяев, которые ее предают, а на виселицу отправятся либо Рулз, либо шотландец. Как вам такой план?

– Нет, – сухо и твердо отрезал Лефор. – Он содержит слишком много обязательств, которые мне претят в высшей степени. Во-первых, я хочу отправиться в Сен-Пьер не иначе как на «Пресвятой Троице» вместе со своим помощником господином Франсуа де Шерпре, а также личным исповедником отцом Фовелем. Один – худой, как гончий пес, другой – скучен, как старая дева, однако оба обладают выдающимися и ценными качествами. У Шерпре острый глаз. Монах меня развлекает. Кроме того, я решил, что, если мне суждено умереть раньше его, соборование я доверю только ему. И потом, мне совсем не улыбается прибыть в Сен-Пьер ради того, чтобы полюбоваться построенной для меня виселицей. Сверх того, я совсем не уверен, что ваше вмешательство произойдет вовремя и вы успеете вырвать меня из когтей этого филина: Мерри Рулза. Наконец, дружище, я не люблю неволю и не понимаю, с какой стати я по доброй воле должен отправиться в тюрьму этого тоскливого форта Сен-Пьер, пусть даже всего на сутки, когда запросто могу явиться туда на собственном судне и вместе со своими агнцами захватить весь город!

Байярдель разочарованно вздохнул.

– Нет-нет, – остановил его Лефор. – Не стройте из себя занемогшую маркизу, вам меня не разжалобить. Я твердо решил отправиться в Сен-Пьер, когда и с кем мне заблагорассудится. Думаю, хватит сорок стальных пушек, двадцать фунтов пороху на тридцать три фунта пуль, да еще двадцать бронзовых пушек, которые стреляют на двести метров, да еще четыре фальконета! Никто лучше Крикуна не делает картуши. И хоть весь свет объедете, а не найдете монаха, который, как наш отец Фовель, собирает зарядные картузы и умеет запалить фитиль… Теперь все вы это знаете, а Мерри Рулз может то же узнать хоть завтра, если такова будет моя воля. Могу себе представить, милейший, как вытянется физиономия у несчастного майора, если не вы меня, а я вас доставлю в форт в качестве пленника!

– Во имя нашей дружбы прошу вас, Лефор, – вскричал Байярдель, – хотя бы на час оставить шутки и решить, как нам поступить!

– Вы полагаете, я шучу? Вы в самом деле думаете, что мне весело слушать про тюрьму, виселицу и Мерри Рулза?

Раздосадованный капитан береговой охраны заткнул уши и стал было подниматься.

– Погодите, капитан, – ласково заговорил флибустьер. – У меня созрел свой план, и я бы хотел услышать ваше мнение.

Байярдель занял прежнее место и с любопытством, к которому примешивалось удивление, взглянул на старого друга. В его душе вспыхнула было надежда, но на смену ей сейчас же пришли сомнения, и он сказал:

– Предупреждаю, друг мой, что, если вы снова намерены нести вздор, на мое внимание можете не рассчитывать.

– И все же сделайте над собой усилие, зато сами увидите, стоит ли оно того!

– Слушаю вас…

Лефор помолчал, будто собирался с мыслями. Вынул из кармана штанов трубку и стал не спеша набивать ее табаком. Когда с этим делом было покончено, он позвал Каната и попросил у него зажженный фитиль, чтобы прикурить. Наконец он прокашлялся, сплюнул, потом вытянул длинные ноги на песке. Капитан береговой охраны внимательно следил за Лефором и никак не мог сообразить, что у того на уме. По всей очевидности, Лефор припас великолепную идею, но осторожничал.

Наконец, флибустьер заговорил:

– Если мне не изменяет память, вы говорили, что генеральша Дюпарке, майор Мерри Рулз, а также большинство колонистов Мартиники решили положить конец морскому пиратству или, по крайней мере, подвигам флибустьеров, бросивших якорь в окрестностях Мари-Галанта?

– Так точно, – подал голос Байярдель. – Они приняли решение, полностью соответствовавшее ордонансу его величества, пожелавшего, чтобы всякий морской разбойник был препровожден в ближайшую гавань, осужден и повешен, – вот что не забудьте!

– А я говорю, что эти достойнейшие лица: майор и Мари Дюпарке, неверно истолковали приказ его величества. Да-да! Как могло статься, что главный заинтересованный в этом деле человек – я имею в виду командора де Пуэнси, которому поручено подписывать разрешения на каперство от имени короля, – не предупрежден о подобном решении коронованных особ? Господин Мерри Рулз совершил, должно быть, эту ошибку намеренно: в своих личных целях он смешивает пиратов и флибустьеров, как путает разбойников с корсарами!