Текст книги "Мари Галант. Книга 1"

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Возвращение Байярделя

Едва завидев с борта своего судна берега Мартиники, Байярдель ощутил, как его сердце сжалось от смутного беспокойства. С тех пор как капитан береговой охраны расстался с Лефором, он старался не думать о позорном провале порученной ему экспедиции. В целом он не жалел, что не одолел флибустьеров с Мари-Галанта, как не жалел и о встрече со старым другом, так как предвидел, что Лефору еще предстоит сыграть значительную роль; он отлично знал своего всегдашнего товарища и был готов на все ради спасения того, что еще можно было спасти на острове, как и в доме генеральши, когда начинающаяся анархия завершит свое дело.

Но с той минуты, как он увидал темные, поросшие зеленью холмы, кудрявые кокосовые пальмы, сгрудившиеся вдоль побережья и служившие ему ориентиром, он взглянул на свое положение другими глазами, а на будущее – в ином свете.

Он неизбежно должен был осознать свой полный провал. Для такого офицера, как он, это было не только болезненное унижение; не говоря уж об ожидавшем его возможном наказании, он мучился вопросом: как повлияет его поражение на авторитет генеральши; эта экспедиция была ее первым приказом на следующий же день после вступления в должность!

Когда фрегат бросил якорь в бухте Сен-Пьера, Байярдель приказал вынести на палубу раненых, которые во время похода сильно страдали от жары. Один из них погиб от заражения крови; для него уже ничего нельзя было сделать, и его тело сбросили на съедение акулам, которые рвали его одна у другой.

Капитан принял участие в погрузке раненых в шлюпки; на них и должны были доставить несчастных в Сен-Пьер, а затем перенести в форт; когда спустилась ночь, Байярдель приказал зажечь кормовой фонарь и доставить его самого на сушу.

Он не удивился, увидев при высадке лейтенантов Гроке и Конта, высланных ему навстречу Мерри Рулзом. Те сообщили Байярделю, что майор ждет его, а когда они обступили капитана с двух сторон, у него появилось неприятное ощущение, будто он арестован.

Они двинулись по направлению к холму, на склоне которого высокие серые стены крепости уже тонули в сумерках. Дорогой Гроке сообщил Байярделю, что капитан «Быка» Эстеф живым и здоровым вернулся в Сен-Пьер, что явилось для капитана новостью. Но ему уже было известно, что Эстеф сбежал. Тем не менее он поостерегся задавать вопросы, отлично понимая, что то, о чем еще не знает, он услышит от майора.

Мерри Рулз де Гурсела, предупрежденный о прибытии «Мадонны Бон-Пора», не выходил из своего кабинета. Когда трое офицеров вошли во двор форта, Байярделя предупредили, что Рулз его ожидает. Такая спешка майора показалась ему дурным предзнаменованием, однако он приготовился твердым шагом пройти к нему.

Оказавшись в кабинете, он сейчас же про себя отметил, что лицо Рулза приняло строгое выражение. Майор поднялся и приблизился к нему, чтобы как можно короче и холоднее ответить на его приветствие, а затем, не медля, сухо проговорил:

– Итак, сударь, вы вернулись, как мне доложили, на «Мадонне Бон-Пора». Вы можете мне сказать, что сталось со «Святым Лаврентием»?

– Майор! – отвечал капитан. – «Святой Лаврентий» сильно пострадал во время столкновения с флибустьерским судном в бухте Валунов…

Рулз перебил его восклицанием:

– Он затонул?! Да вы знаете, что такое для острова наши три корабля береговой охраны? Вы ответите за это!

– «Святой Лаврентий» не затонул, майор, но, как я уже сказал, сильно пострадал. Плотники сутки заделывали пробоины. Да и его рангоут пострадал, а потому «Святой Лаврентий» сможет, очевидно, прийти в Сен-Пьер не раньше завтрашнего утра или даже вечера.

– Значит, это вы выручили «Святого Лаврентия» из беды? Стало быть, вы сами уничтожили флибустьерское судно, которое нанесло ему ущерб? Надеюсь, так вы и поступили?

– Напротив, майор, – спокойно возразил Байярдель. – Я добился освобождения «Святого Лаврентия» и его команды в результате переговоров с капитаном Лашапелем, захватившим его в плен.

– Вы вступили в переговоры с разбойником?

– А разве я мог бы поступить иначе? Ведь мы проиграли.

Мерри Рулз повернулся к капитану спиной и отошел, охваченный, как казалось, сильным волнением. Затем вернулся к капитану и уставился на него, сверкая глазами:

– Говорите, вы проиграли? Как?! Вы командовали тремя отличными кораблями с первоклассными командами. Вам доверял народ, а что вы сделали? Разделили свои силы! Не знали, что за демоны эти пираты? Послали «Святого Лаврентия» навстречу скопищу разбойников, не сообразив, какие огромные у них силы! Вы, командующий экспедицией, оставили лучшее судно и отправились дальше на поиски Бог знает чего! Все верно?

– Хм… – начал Байярдель. – Так вам сказал капитан Эстеф. По правде говоря, в его рассказе не слишком много лжи; представленный вам таким образом доклад дает вам, в самом деле, основания для упреков. К сожалению, поступая таким образом, я лишь следовал вашим указаниям. Вы сами рекомендовали мне захватить как можно больше пленников. И я приказал Шансене, прежде чем открывать огонь, вступить в переговоры с флибустьерским судном и даже по возможности избежать сражения. Но в ту минуту, как Шансене обратился к капитану Лашапелю…

– Скажите лучше: к морскому разбойнику Лашапелю…

– К капитану Лашапелю, майор! Это его воинский чин согласно каперскому патенту, подписанному командором де Пуэнси по приказу короля… Прошу прощения! Капитан Лашапель открыл огонь без предупреждения, потому что почувствовал себя под угрозой…

– Действуя таким образом, он поступил, как разбойник. Ваша ответственность велика. Во всяком случае, вина за поражение падает на вас. А вы, капитан, похоже, забыли об этом, если говорите в непозволительном тоне. Ваша дерзость неуместна, сударь, ведь вам грозит военный трибунал. Не знаю, какие объяснения вы представите трибуналу, когда будет рассмотрено ваше дело! А сейчас я хочу от вас услышать, как вы сами смогли избежать опасности и освободить «Святой Лаврентий» и его команду.

– Господин майор! – не повышая голоса, продолжал Байярдель. – У меня нет оснований лгать вам. Я прибыл в Железные Зубы и обнаружил там флибустьерское судно. Я подошел к берегу и высадился, так как команда неприятельского судна коптила мясо на берегу. Я приказал этим людям сдаться. В ответ они открыли огонь, а их корабль обстрелял наши шлюпки. Через несколько минут после начала боя мы с капитаном этого судна узнали друг друга…

– То был Лефор! Пусть мне обрежут уши, если там оказался не этот негодяй! – вскричал Рулз, все больше раздражаясь.

– Да, господин майор. Это был Лефор…

Теперь краска гнева бросилась в лицо и Байярделю. Капитан чувствовал, что в таком состоянии способен натворить глупостей. Он не удержался и вскричал:

– Позвольте вам напомнить, майор, что напрасно вы говорите о своих ушах, когда речь идет о Лефоре, ведь вы с ним далеко не в дружеских отношениях! А ведь он меня едва не оставил без ушей!

– Поосторожней, капитан! Мое терпение не безгранично…

– Мы прекратили бой, – словно не слыша его, продолжал Байярдель, – потом обнялись; в это время прибыл его посланец и доложил, что капитан Эстеф сбежал на «Быке», едва заслышав канонаду в бухте Валунов, а «Святой Лаврентий» попал в руки Лашапеля. Тогда я попросил капитана Лефора вмешаться и вернуть мне судно с командой!

– Значит, вы вели переговоры с разбойниками!

– Разбойниками, признанными королем…

– Бандитами, злоупотребляющими доверием короля, ведь они пользуются его приказами, чтобы грабить, насиловать, убивать, сжигать! Что сталось с Лефором?

– Вернулся в Сент-Кристофер, чтобы довести до сведения командора де Пуэнси ваше решение уничтожить флибустьеров.

Лицо Мерри Рулза окаменело. Он ничего не ответил, подумал с минуту и наконец изрек:

– Что он сказал?

– Майор! Лефор мечтал прийти с эскадрой и обстрелять, а затем и захватить Сен-Пьер…

– Пусть приходит! Виселица его уже дожидается.

– Об этом он предупрежден, господин майор. Мерри Рулз недобро усмехнулся и сказал:

– Именно поэтому он предпочел сменить название своего судна!

– Нет, – невозмутимо возразил Байярдель. – Мне удалось его убедить, что каперский патент не дает ему права атаковать французский остров. Тем не менее он сказал, что непременно найдет средство явиться к вам…

Мерри Рулз крепко сжал кулаки, так что ногти впились в ладони. Он подошел к столу и сел. Долго сидел, опустив голову, будто позабыв о капитане, терпеливо ожидавшем продолжения беседы.

Мерри Рулз не обращал на него внимания. Он размышлял. И пытался придумать, что предпринять. Приказать арестовать Байярделя за тяжкий проступок: тот разделил силы, а затем совершил предательство, вступив в переговоры с тем самым человеком, которого был обязан доставить в Сен-Пьер живым или мертвым? Он знал, что в Англии один адмирал, проигравший сражение, даже не совершив при этом ни ошибки, ни предательства, а только отступив под натиском превосходящих сил противника, был расстрелян. Прекрасный пример, чтобы добиться осуждения Байярделя от Совета. Однако не вмешается ли Мари? Не прибегнет ли к своему праву снисхождения и помилования? Несомненно, тогда умело подготовленное население обратит свой гнев против генеральши!

Было нечто такое, что еще удерживало майора от этого шага: слова Байярделя о Лефоре. Рулз помнил угрозы флибустьера. А он знал, что Лефор готов на все. Горячая голова, любитель приключений, которого ничто не могло остановить, если решение принято, каким бы необычным оно ни казалось! Такой человек вполне был способен, как он и сказал своему бывшему товарищу, заявиться с эскадрой разбойничьих судов и учинить осаду Сен-Пьера!

Майор не знал, что говорили об этих разбойниках. Безоружные, на плохоньких суденышках, они захватывали военные корабли, хорошо укрепленные богатые города с мощными гарнизонами. Мог ли устоять Сен-Пьер, если однажды утром появится Лефор с многими сотнями пушек? А если крепость сдастся, какая судьба ожидает его, помощника губернатора острова, в особенности если он осудит Байярделя?

Тот, по-прежнему внешне очень спокойный, не шевелясь изучал Мерри Рулза. Он пытался угадать, какие мысли тревожили пунцового майора, бродили в его огромной голове. Но не могло быть никакого сомнения: Рулз готовился сыграть с ним злую шутку. С самого начала Байярдель догадался, что майор под любым предлогом хочет отправить его в тюрьму. А в его положении можно было найти десять, двадцать предлогов для этого!

На генеральшу рассчитывать не приходилось, она вряд ли выручит из беды. Нет, Лефор, только Лефор мог бы его спасти, если, конечно, его не повесят до прибытия друга!

Наконец, Мерри Рулз поднял голову и окинул капитана строгим взглядом.

– Капитан! – обронил он. – Вы не оправдали доверия своего народа. Вы руководили экспедицией хуже последнего юнца в этом порту. Можно подумать, вы никогда раньше не плавали, никогда не сражались. Должен вам признаться, что члены Совета непременно сочтут ваше поведение, по меньшей мере, странным. Пошли слухи, и вы это несомненно знаете, что вы могли вступить в сговор с некоторыми из пиратов, ваших друзей, таких, как Лефор. Ваш провал, ваше поведение лишь подтверждают эти подозрения. А вы сами признались, что вели с этими канальями переговоры! Да, признались! Боюсь, ничто вас не спасет…

Байярдель дрожал. Не от страха, а от сдерживаемого гнева. Он не мог вынести подобных обвинений. Он – предатель?! Он, спасавший свою страну, помогавший Лефору освобождать генерала Дюпарке!

– Господин майор! – дрогнувшим голосом вскричал Байярдель. – Я счастлив, что вы возлагаете эти обвинения на Высший Совет, ни один член которого не может угадать собственное решение. Никогда! Никогда и никто не говорил со мной в таком тоне! Это шпага, сударь, способна заставить замолчать любого негодяя, осмелившегося произнести такие слова! Я всегда был верным офицером, и госпожа Дюпарке это знает, а вы забыли!

– Надеюсь, – слащаво и насмешливо проговорил Мерри Рулз, – что она будет здесь и напомнит об этом Совету, когда он соберется, чтобы судить вас. Надеюсь также, что вы сами будете с таким же пылом, как сейчас, защищать себя!

Майор снова вскочил и закружил по комнате. Он старался не смотреть на Байярделя, но тот не сводил с него глаз. В нем проснулась вся накопившаяся к этому человеку ненависть. Он стал вспоминать, как обезоружил, а потом спас майора! Припомнил, как они с Лефором отстояли майора перед генералом Дюпарке. Теперь бывший лейтенант Пьерьера оказался наделен огромной властью, он стал хозяином и непременно за себя отомстит.

Тем не менее капитан заметил, как черты лица Рулза смягчились. Очевидно, он изобрел новую хитрость. Майор в самом деле заговорил вполне миролюбиво:

– Я только что упомянул о Высшем Совете. Капитан Байярдель! Я знаю, какие услуги вы оказали Мартинике, как знаю и о том, что вы мужественный офицер. Вот почему я отказываюсь решать вашу судьбу. Меня могли бы обвинить в небеспристрастном отношении.

Он замолчал, но продолжал расхаживать, заложив руки за спину и повесив голову.

– Сейчас я прошу от вас только одно, – продолжал он, – составьте подробнейший рапорт о том, что произошло на Мари-Галанте, в бухте Валунов и в Железных Зубах… Приглашаю вас непременно упомянуть там об угрозах в адрес Сен-Пьера и меня лично от пресловутого Лефора. Так как вы передали его слова мне, вы не должны о них умалчивать; это будет, по крайней мере, поучительно для членов Совета и колонистов Мартиники…

– Я напишу рапорт, – сжимая кулаки, пообещал Байярдель.

– Очень на это надеюсь. Не забывайте также, что капитан Эстеф тоже составит свой отчет; с этой же просьбой я обращусь и к капитану Шансене. Итак, вам ни к чему пытаться представить факты иначе, чем было в действительности, даже если это помогло бы вам выставить себя в выгодном свете. Ведь члены Совета признают только точность и подлинность.

– А вы думаете, майор, – спросил Байярдель, которому стоило огромного усилия обуздать невольную вспышку, – что такой человек, как я, нередко смотревший смерти в лицо, испугается предстать перед собранием людей, думающих исключительно о политике? Я говорю «о политике», давая этим вам понять, что я вовсе не заблуждаюсь на их счет. Если и была допущена ошибка, то вовсе не по моей вине, и судить меня будут не за нее, а потому, что некоторые политики умудряются обратить мои действия мне же во вред. А если меня осудят? Тем хуже, черт возьми! Придет день, и вы узнаете, майор, что главное – жить в мире по совести. Я всегда поступал честно, сражаясь за короля и отечество. Если я ошибся, то по недосмотру, но я не предатель. Если меня отправят в тюрьму, даже на виселицу, я точно знаю, что это будет сделано исключительно из чьих-то личных интересов. Прекрасно! – вдруг выкрикнул он громовым голосом, так как майор в эту минуту позволил себе осуждающий жест. – Я говорю о личных интересах и хочу уточнить, что интересы эти мне отвратительны! Неужто вы полагаете, что старый вояка, не один год прослуживший под обжигающим тропическим солнцем, до сих пор не составил себе представления о возне, затеянной ради вхождения во власть? Вы думаете, я не вижу, какие страсти разыгрываются у честолюбцев вокруг кресла, занимаемого госпожой Дюпарке? Не обманывайте себя! Эти сказки не для меня. Пока мы одни, майор, позвольте вам сказать, что я знаю, как и кто затевает на этом острове заговоры, и уже давно! Черт подери! Если бы генерал ожил хоть на час, далеко не один из теперешних посетителей форта убоялся бы привидений! Одно вам скажу, майор: признают меня виновным или нет – неважно, совесть моя чиста, но вы поберегитесь! Берегитесь! Слышите? Как говорит Лефор, в лесу деревьев не хватит на виселицы для всех тех, кому однажды придется поплатиться за свои преступления!

Байярдель широко взмахнул шляпой с плюмажем и хотел выйти, не дожидаясь ответа майора. За все время, пока капитан говорил, Рулз не шевельнулся. Он сильно побледнел. Его так и подмывало выхватить из ножен парадную шпагу с золотым эфесом, висевшую у него на боку, но он постоянно помнил, что Байярдель слывет лучшим фехтовальщиком, с тех пор как Лефор ушел во флибустьеры, и страх удерживал майора. Он дрожал всем телом; если бы не опасения перед далекоидущими последствиями, он поквитался бы пистолетным выстрелом с капитаном, обращавшимся к нему столь заносчиво, забывшись, а ведь он разговаривал с помощником губернатора, который однажды уже потребовал у него сдать шпагу!

Длинноногий Байярдель в три прыжка достиг порога. Он уже взялся за ручку двери и приготовился выйти, когда Мерри Рулз отрывисто проговорил:

– Минутку! Я еще не закончил…

Байярдель выпустил ручку и, как положено дисциплинированному офицеру, развернулся в сторону говорившего.

Он считал, что выговорился сполна. Но майор еще не все усвоил. Байярдель увидел, что тот в задумчивости шевелит губами, бормоча сквозь зубы только что услышанные от капитана фразы, словно старался выжать из них весь сок до капли, постичь значение каждого слова.

Правду сказать, Рулза мучил вопрос: почему Байярдель держался вызывающе? Он еще не чувствовал себя в силах замахнуться на капитана и принести его в жертву, так как Мари могла за него вступиться в благодарность за оказанные раньше услуги. Не был он уверен и в мгновенной поддержке населения, ведь все еще помнили о том, как Байярдель героически спас Сен-Пьер и тысячи колонистов в день извержения вулкана на Лысой горе.

Отлично запомнилось и то, что благодаря Байярделю удалось потушить пожары и более две трети населения было спасено от разгневанных негров, опьяненных кровью. В тот день Байярдель спас не только человеческие жизни, что немало, но и вдобавок жилища, владения. Короче говоря, после потрясения покой наступил благодаря исключительно его усилиям. Для многих великан оставался героем, о его подвигах до сих пор рассказывали друг другу бессонными ночами.

Но в конце концов у Мерри Рулза была власть: он мог немедленно приказать арестовать моряка, хотя бы за его вызывающее нахальство. И капитан это знал.

Действовал ли он в пылу гнева? Разве он не знал раньше, что Лефор мог с минуты на минуту высадиться на острове? Если Лефор захватит остров силой, что станется с ним, майором? Он не был уверен, что сумеет сохранить порядок в войсках или что население, испугавшись этих демонов-флибустьеров, не вступит с ними в сговор – из страха, ради спасения того, что еще оставалось.

Майор про себя решил, что ему нужно выиграть время. Нет, он не возьмет на себя ответственность. Решать будет Совет, если только Мари, что маловероятно, сама не примет санкций против Байярделя.

– Капитан! – произнес он вслух. – Можете идти и готовить рапорт, о котором я вам говорил. Я обращусь к капитану Шансене с той же просьбой, чтобы члены Совета могли составить верное мнение о выполнении вами порученного задания; в интересах всех, я полагаю, будет правильно, если вы не станете встречаться с капитаном Шансене до того, как он сдаст мне свой рапорт…

Майор немного выждал, но капитан молчал, и он продолжал:

– В этих условиях я вижу единственный способ выйти из положения: заключить вас под домашний арест в вашем доме в форте, приставив к дверям часового: у нас должна быть гарантия того, что вы не вступите в сношения с внешним миром.

Байярдель сухо поклонился. Про себя он думал: «Сегодня – арест, завтра – тюрьма, а послезавтра, может быть, и виселица! Лефор не успеет!»

А вслух проговорил:

– Слушаюсь, майор.

Он повернулся на негнущихся ногах, отворил дверь и вышел, не простившись.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мари жертвует преданнейшим слугой

Часовой распахнул дверь в кабинет Мерри Рулза и доложил:

– Шевалье Режиналь де Мобре!

Майор сейчас же вышел из-за стола и устремился навстречу посетителю. Он задавался вопросом, с какой целью шевалье явился в форт; при этом майор ничуть не тревожился. Ему даже было любопытно посмотреть, как поведет себя шотландец, хитростью лишивший его Гренады и островов, которые Рулз хотел было купить у покойного генерала. Предпочтение было отдано Мобре, тому удалось сделать это выгодное приобретение для графа Серийяка; была минута, когда все опасались, как бы тот не перепродал острова англичанам. Но Рулз не мог забыть, что Режиналь накануне заседания Высшего Совета в каком-то смысле поддержал его точку зрения относительно дикарей и флибустьеров. Он не сомневался, что именно Мобре уговорил Мари объявить на Совете беспощадную войну пиратам. Таково было первое проявление ее власти.

Майор размышлял об этом, когда Режиналь с присущим ему изяществом вошел в кабинет. На нем была небольшая шляпа с гусиным пером, сиреневые ленты которой развевались по плечам; рыжий парик, прекрасно завитой и напудренный, обрамлял лицо, на котором красовались темные, аккуратно подстриженные усы. Но его губы морщились в циничной улыбке, обладавшей огромной силой и весьма помогавшей ему в дипломатической карьере. Он улыбался едва заметно, чуть насмешливо, что выдавало в нем человека уверенного в себе: собеседник невольно задумывался, какая сила за ним стоит, если он так уверен в собственной неуязвимости. Майор на мгновение смешался, пытаясь угадать не причину визита, а исход этой встречи. Он приготовился к словесной перепалке. Кто окажется победителем? И какова будет тема, какова ставка этого состязания?

– Господин майор! – заискивающе начал Мобре. – Примите уверения в моем нижайшем почтении.

– Позвольте засвидетельствовать вам глубочайшую преданность, господин шевалье, – заметил Рулз. – Садитесь, прошу вас. Я с огромным удовольствием выслушаю, какие причины заставили вас явиться с визитом, оказав мне честь и вместе с тем немалую радость.

Мобре поднял руку, желая остановить этот поток насквозь лживых слов и тем словно бы уберечь Мерри Рулза от принятия на себя преждевременных обязательств. Шевалье опустился в кресло пурпурного бархата, стоявшее у стола, положил ногу на ногу и заговорил:

– Вчера вечером мы в замке Монтань узнали о возвращении «Мадонны Бон-Пора». Ее превосходительство госпожа Дюпарке подумала, что вернулся капитан Байярдель, но решила, что для его вызова уже слишком поздний час. В настоящее время она чувствует себя не совсем здоровой и потому попросила меня…

Он развел руки в стороны и проникновенным тоном пояснил:

– Ее недавнее вдовство, разнообразные заботы, о которых вам отлично известно, весьма ее огорчают, как вы, вероятно, догадываетесь… Итак, она попросила меня явиться к вам в качестве ее посланца по поводу капитана Байярделя.

– Никому не разрешается видеть капитана Байярделя, – поспешил возразить майор. – Я приказал взять его под стражу…

Мобре удивленно вскинул брови:

– Под стражу?!

– Так точно. Как только Байярдель высадился на берег, он явился ко мне, и после его устного доклада о своей миссии, вернее, о ее провале – что нам с вами лукавить! – я подумал, что ради его блага и до выяснения обстоятельств должен его арестовать и содержать втайне.

– Значит, его отчет был так серьезен? Майор смущенно кашлянул:

– Я считаю полезным получить различные доклады об этом предприятии от капитана Эстефа, капитана Байярделя и, наконец, капитана Шансене, вернувшегося нынче утром, в чем вы и сами могли убедиться, на борту «Святого Лаврентия». В каком плачевном состоянии находится судно! Боже мой!

– Майор! – вкрадчиво прошептал Мобре. – Неужели вы и в самом деле верите в предательство, если действуете так осмотрительно и, я бы сказал, проявляете столь мудрую беспристрастность?

Мерри Рулз понял намек. Режиналь, значит, решил действовать с ним заодно? Не доверяя, он отвечал на всякий случай осторожно:

– Предательство – это, может быть, громко сказано. Разумеется, Байярделя можно заподозрить в предательстве, учитывая разноречивые объяснения всех трех капитанов; но еще преждевременно произносить это серьезное слово, не имея бесспорного доказательства.

– Надеюсь, – вставил Мобре, – что правосудие будет непримиримо и сурово. Говорю это ради будущего колонии. Пример капитана достоин порицания. Увековечить его значило бы погубить остров.

– Несомненно, – осторожно поддержал Мерри Рулз. – Вот почему до получения более полных сведений я решил поместить капитана Байярделя, ответственного за результаты экспедиции, под арест. Он не может иметь сношения с внешним миром и не выйдет из своего дома в форте, прежде чем не представит мне свой рапорт. Затем мы сравним отчеты капитанов-участников экспедиции, и Высший Совет примет решение.

– Высший Совет! – с наигранным удивлением вскричал шевалье.

– Точно так.

Мобре довольно потер руки и улыбнулся:

– Так вы полагаете, майор, что необходимо собрать членов Совета ради такого вопроса? Я думаю, что, если факт предательства будет точно установлен, совсем не обязательно иметь сотню судей. Мнения честного человека вполне довольно, тем более когда речь идет об офицере. Я нахожу справедливым, что в Англии некоторые серьезные преступления, такие, как дезертирство, уход со своего поста и связь с неприятелем, заслуживают смертной казни. Должен сказать, у нас предательство, особенно когда оно столь же серьезно, как в данном случае, карается самым суровым образом.

– Совершенно верно, – с довольным видом согласился Мерри Рулз. – Однако, учитывая услуги, оказанные колонии капитаном Байярделем, я счел, что его нельзя осудить, не выслушав объяснений, иными словами, не дав ему возможность склонить суд в свою пользу…

– Вы очень добры, майор! Очень добры!.. Но могу вас заверить: ничто в деле этого капитана не разжалобило бы, например, меня, если бы факт его предательства был установлен.

Мобре заметил, что Мерри Рулз бросил на него изумленный взгляд, и поспешил прибавить со скромным и смиренным видом:

– Простите, что говорил о себе, но вы, может быть, еще не знаете: ее превосходительство госпожа Дюпарке изволила подписать нынче утром грамоту о назначении шевалье Режиналя де Мобре членом Высшего Совета.

– Примите мои искренние поздравления, шевалье, – почти равнодушно произнес майор.

Выждав с минуту, он признался:

– Ее превосходительство поделилась со мной своим намерением назначить вас советником, и это ее право. Она спрашивала меня, не воспротивятся ли другие члены Совета, учитывая, что вы иностранец. Я ответил ей и спешу повторить это теперь, что лично я нахожу ее выбор вполне разумным, так как вы при разных обстоятельствах доказали свою привязанность к нашему острову. Все помнят, что благодаря вам наши колонисты узнали секрет отбелки сахара.

Режиналь поблагодарил легким кивком головы. Он узнавал в словах майора доводы Мари, когда она объясняла и оправдывала свой выбор перед майором. Ему понравилось, что Мерри Рулз с такой легкостью солгал; это было свойственно его натуре.

– Я был бы счастлив видеть вас на нашем заседании, – прибавил Рулз.

– Так или иначе, – подтвердил Режиналь, – если на следующем собрании Совета нам придется рассматривать дело Байярделя, пусть тот не ждет от меня снисхождения, когда его предательство будет доказано. Предательство я ненавижу больше всего на свете, сударь. Этот грех я считаю непростительным и заслуживающим высшего наказания.

– Я придерживаюсь того же мнения.

Мобре потер руки, кашлянул и поднялся. Он не пошел навстречу майору, а, как и тот, закружил по кабинету, придавая их разговору более непринужденный характер: он теперь был не официальным посетителем, а другом, входившим в интересы собеседника.

– По-моему, – вдруг заявил он, – судя по тому, что я знаю о деле «Быка» и «Святого Лаврентия», а в особенности после разговора с ее превосходительством, виновность капитана Байярделя не вызывает ни малейшего сомнения. Как?! – вспыхнул он. – Капитану поручают ответственное задание, от которого зависят доверие колонистов и процветание острова. Ведь не чувствуя себя в безопасности, наши колонисты не смогут работать и сбегут, хотя генералу Дюпарке немалого труда стоило заставить их приехать и обосноваться на Мартинике. И вот этот капитан, то ли по недоразумению, то ли из желания спасти своих друзей-флибустьеров, находит возможным бросить на произвол судьбы судно, о котором теперь остается лишь сказать, что оно в весьма плачевном состоянии. Судно это является собственностью всех здешних жителей. Именно они оснастили и вооружили его на собственные средства. А он, прогулявшись к Железным Зубам, возвращается как ни в чем не бывало, потеряв всего несколько матросов, зато потерпев кровавое поражение.

– Да ведь он там встретил своего друга Лефора, – уточнил майор, – и вы, очевидно, этого еще не знаете. Да, своего друга Лефора, этого разбойника, этого бандита, и они сговорились, словно ярмарочные жулики. Байярдель даже попросил его о помощи, и другой морской пират, Лашапель, освободил «Святого Лаврентия» с командой!

– Дьявольщина! Да ведь налицо сговор с неприятелем!

– Точно!

– И капитан Байярдель сознался?

– Он сам сказал мне это в моем кабинете. Я слышал признание из его собственных уст. Я попросил его отразить эти факты в рапорте…

Режиналь с чувством топнул и вскричал:

– Так что же?! Незачем созывать Совет, чтобы решить судьбу этого человека! У Высшего Совета есть дела и поважнее, чем уличение этого ничтожества в преступлении. Его надо заковать в кандалы. И немедленно! Если оставить его просто под арестом, это может послужить дурным примером для других преступников.

– Я ничего не хочу решать в одиночку, – смиренно выговорил Мерри Рулз. – Мне известно, что ее превосходительство относилась к этому человеку со снисходительностью в память об оказанных им в прошлом услугах.

– Если госпожа Дюпарке считает, что чем-нибудь ему обязана, она вмешается, поверьте мне. Однако я сумею ее убедить в том, что он отнюдь не заслуживает ее великодушия.

– Раз мы сходимся во мнениях, – заметил Рулз, – и вы полагаете, что можете поручиться за чувства ее превосходительства, я прикажу заковать капитана Байярделя в кандалы, как только получу от него рапорт.

– Не медлите… Вы уже думали о его возможном преемнике?

– Конечно! Командир де Лубьер, как мне кажется, прекрасно заменит Байярделя. Это отличный офицер, верный воинскому долгу.

– Надеюсь, что он-то сумеет одержать победу. Она очень нам нужна, господин майор. Надеюсь, вы понимаете. Мы, и в особенности ее превосходительство, нуждаемся в победе над флибустьерами или дикарями… Но в теперешних обстоятельствах авторитет госпожи Дюпарке, как и ваш, как наш, всех членов Совета, требует яркой победы.

– Вы правы, шевалье, – заключил Мерри Рулз. – Нам было бы чрезвычайно сложно предпринимать какие-либо действия на море, учитывая состояние наших судов береговой охраны, но с дикарями разобраться можно, тем более что мы могли бы захватить часть их земель, а это порадует наших колонистов…