Текст книги "Стратегия Банкрофта"

Присев на оттоманку в углу, обитую темно-синей тканью, Белнэп достал сотовый телефон и сделал один звонок, на этот раз настоящий. Соединение было установлено в считаные мгновения. Белнэп еще помнил те времена, когда международные переговоры неизменно сопровождались булькающими искажениями и тресками статического электричества, словно можно было действительно услышать шум подводных течений, омывающих трансокеанские кабели. Теперь же сигнал поступал в любую точку земного шара кристально-чистым – больше того, чище, чем при внутреннем телефонном разговоре в какой-нибудь Нигерии. Белнэп тотчас же узнал голос Мэтта Гомса, снявшего трубку, и Гомс, в свою очередь, мгновенно узнал звонившего.

– У нас поговаривают, – сказал младший офицер ОКО, – что вы с Диким Биллом Гаррисоном здорово наорали друг на друга, брызжа слюной. Когда такое происходит, нам кажется, что идет дождь.

– В каждой жизни время от времени должны идти дожди, – ответил Белнэп. – По-моему, о чем-то таком упоминал в своем творчестве певец Пэт Бун.

– Пэт Бун? А как насчет неотмывающихся чернильных брызг, дружище?

– Малыш, мне нужна от тебя одна услуга, – сказал Белнэп, обводя взглядом вестибюль. Русалка продолжала выписывать невыносимо ленивые круги в широком, мелком аквариуме, вне всякого сомнения, мысленно подсчитывая почасовой гонорар. Сквозь блаженную улыбку у нее на лице начинало проглядывать напряжение.

– Для обеспечения качества связи все разговоры могут прослушиваться, – небрежным тоном предупредил Гомс.

– Ты хоть представляешь себе, сколько тысяч миль магнитной ленты с цифровой записью уже накопилось? Записывать просто, потому что делается это автоматически. Главное – прослушивать записанное, а вот с этим уже возникают проблемы, поскольку людей вечно не хватает. Придется рискнуть, понадеявшись на то, что никто не проявляет к тебе особого интереса.

– Рискнуть кому – мне или тебе? Потому что стóит мне только подумать о тебе, как начинается новый ливень.

– От тебя мне нужно только то, чем занимался Пэт Бун: прикрой меня.

– Ты даешь слово, что все это не выходит за рамки официально разрешенной операции? – в голосе Гомса прозвучали веселые искорки.

– Ты буквально выхватил слова у меня изо рта, – сказал Белнэп. После чего изложил Гомсу, чтó тот должен сделать. Младшему офицеру можно было не напоминать о том, в каком он перед ним долгу.

Во всех отелях, принадлежащих к международным гостиничным сетям, обязательно есть человек, который сотрудничает с американскими разведслужбами. В случае необходимости именно он оказывает услуги определенного рода. Сотрудничество это является взаимовыгодным. По самой своей природе гостиницы предоставляют временный кров десяткам тысяч путешественников, среди которых встречаются и преступники, и даже террористы. В обмен на информацию конфиденциального характера ЦРУ, также неофициально, предоставляет гостиницам данные на потенциально опасных клиентов.

Гомс не стал связываться напрямую ни с кем из «Палас-отеля»; вместо этого он позвонил в Чикаго, в руководство холдинговой компании, которой принадлежала гостиница. Оттуда уже перезвонили в Дубай, в администрацию «Палас-отеля». Через пять минут в кармане у Белнэпа беззвучно завибрировал сотовый телефон. Это был Гомс. Он назвал фамилию помощника управляющего, которому только что было дано распоряжение оказать всяческое содействие специальному агенту Белнэпу.

И этот человек действительно сделал все возможное. Его звали Ибрагим Хафез; это был невысокий, щуплый мужчина лет тридцати, хорошо образованный, по всей вероятности, сын человека, также занимающего высокое положение в гостиничном бизнесе Эмиратов. С Белнэпом он вел себя ни подобострастно, ни враждебно. Они встретились в небольшом кабинете, вдали от любопытных взглядов. Это оказалась очень уютная каморка, с письменным столом, на котором лежали аккуратные стопки конвертов и стояли два снимка, судя по всему, жены и крошечной дочурки Хафеза. Жена была стройной, с яркими черными глазами; она улыбалась в объектив фотоаппарата дерзко, но с некоторым смущением. Несомненно, для помощника управляющего она была обязательным напоминанием о том, чтó является реальным в этом царстве притворства.

Усевшись за компьютер, Хафез ввел номер телефона в Риме, на который звонили из гостиницы. Через мгновение на экране появились результаты поиска. На указанный номер звонили полдюжины раз.

– Вы можете сказать, из какого номера были сделаны эти звонки? – Девушка намекнула своим родителям, что находится в одном «милом местечке», что, разумеется, полностью соответствовало правде. Если она жила в «Палас-отеле», с ней обошлись просто по-царски.

– Из какого номера? – помощник управляющего покачал головой.

– Но…

– Каждый раз звонили из разных номеров. – Хафез постучал кончиком ручки по колонке цифр.

Но как такое возможно?

– Значит, девушка-итальянка снимала сразу несколько номеров?

Помощник администратора посмотрел на Белнэпа так, словно тот был непроходимо туп. Едва заметно покачал головой. Щелкнул курсором по нескольким цифрам, открывая файлы данных, в которых хранились фамилия постояльца и продолжительность его пребывания в гостинице. Все фамилии оказались разными, во всех случаях речь шла о мужчинах.

– Вы хотите сказать…

– А вы что думали?

Это был не вопрос, а утверждение, причем произнесенное не слишком вежливым тоном. Лючия Дзингаретти была проституткой – так называемым эскортом, и, учитывая то, как часто она бывала в «Палас-отеле», за свои услуги она брала весьма недешево. И если время от времени она делала международный телефонный звонок, скорее всего, отлучившись в ванную, ее клиенты вряд ли поднимали шум по поводу дополнительного счета.

– Вы можете назвать мне имена девушек, которые работают у вас в гостинице?

Хафез бросил на него непонимающий взгляд.

– Полагаю, вы шутите. «Палас-отель» не поощряет проституцию. Откуда у меня могут быть такие сведения?

– Вы хотите сказать, что закрываете на это глаза.

– Ни на что я глаза не закрываю. Богатые американцы и европейцы приезжают сюда развлекаться. Мы стремимся выполнять любые их пожелания. Вероятно, вы обратили внимание на то, что у нас в вестибюле установлен бассейн, в котором целый день плавает «шармута».

На арабском языке слово «шармута» служит для грубого обозначения шлюхи или проститутки, и Хафез буквально выплюнул его с нескрываемым отвращением. Его профессия требовала от него ублажать фантазии заморских гостей, но он даже не пытался сделать вид, что это доставляет ему удовольствие. Увидев, что Белнэп бросил взгляд на фотографию его жены, Хафез молниеносным движением положил снимок лицом на стол. И дело было вовсе не в том, что он оскорбился; посторонний мужчина не должен видеть лицо его жены. Белнэп вдруг понял, чем объяснялась тень смущения у нее на лице. Эта женщина могла появляться на людях только в парандже. И для нее, и для ее мужа снимок с открытым лицом и неприкрытыми волосами был нарушением закона, чем-то сродни нудистской фотографии. – Мы стираем после вас грязное постельное белье, моем туалеты, убираем грязные выделения ваших женщин в период месячных – да, мы делаем все это, да еще и улыбаемся. Но не просите нас получать от этого удовольствие. Позвольте нам сохранить чувство собственного достоинства хоть в этом.

– Благодарю вас за прочитанную фетву.[28]28
  Фетва – суждение, высказанное уважаемым мусульманским богословом, как правило, теологического характера.


[Закрыть] Но мне нужны фамилии.

– У меня их нет.

– В таком случае имя того, у кого они есть. Ибрагим, вы профессионал. От вашего ока здесь не укроется ничто.

Хафез вздохнул.

– Есть один коридорный, он должен все знать. – Он набрал пятизначный номер внутреннего коммутатора. – Конрад, зайдите ко мне в кабинет.

И снова помощник администратора даже не попытался скрыть свое неодобрение. Несомненно, Конрад был одним из служащих-европейцев, навязанных заокеанскими хозяевами гостиницы. Определенно, Хафез ставил его в один ряд с грязным бельем и использованными гигиеническими прокладками.

Из громкоговорителя послышался голос с ирландским акцентом:

– Уже иду.

Конрад оказался молодым коротышкой, чем-то похожим на невесомых жокеев, с вьющимися рыжими волосами и чересчур поспешной улыбкой.

– Привет, Брам, – бросил он Хафезу, шутливо поднося руку к козырьку своего форменного кепи.

Ибрагим Хафез посчитал ниже своего достоинства обратить внимание на издевку.

– Вы ответите этому джентльмену на все вопросы, – строго приказал он коридорному. – Оставляю вас одних.

Отрывисто кивнув, он вышел.

По мере того как Белнэп задавал вопросы, улыбка Конрада погасала и тотчас же появлялась вновь. Выражение его лица менялось с озадаченного на сочувствующее, с заговорщического на сладострастное, что, на взгляд Белнэпа, было одинаково оскорбительным.

– Итак, друг мой, какая именно киска вам нужна? – наконец спросил Конрад.

– Итальянка, – ответил Белнэп. – Молодая. Смуглая.

– Та-та-та, – промолвил Конрад. – А вы мужчина разборчивый. И знаете, что хотите. Я таких уважаю. – Очевидно, он был сбит с толку участием Хафеза.

– Знаешь кого-нибудь, кто подходит под это описание?

– Ну… – Во взгляде Конрада зажегся расчет. – Если честно, у меня есть именно то, что доктор прописал.

– Когда я смогу с ней увидеться?

Конрад украдкой взглянул на часы.

– Скоро.

– Через час?

– Я смогу это организовать. За небольшие комиссионные. Кстати, если вы собираетесь повеселиться, быть может, вам понадобится «горючее». Могу предложить «экстази», «снежок», «скорость» – что пожелаете.

– Эта девушка сейчас здесь, в гостинице?

– Почему вы об этом спрашиваете? – неуклюже изобразил недоумение Конрад.

Белнэп понял, что ответ на его вопрос положительный.

– В каком номере?

– Если вы хотите развлечься втроем…

Шагнув к коротышке-ирландцу, Белнэп схватил его за воротник и приподнял на несколько дюймов над полом. Он нагнулся прямо к лицу Конрада.

– Назови номер, твою мать! – рявкнул он. – Или я передам тебя в руки египтянам. Ты меня понял?

– Блин! – пробормотал Конрад, начиная понимать, что влип по самые уши.

– Если ты собираешься мешать проведению международного расследования, я советую тебе обзавестись хорошим адвокатом. А когда наши друзья-египтяне предложат тебе приложить к мошонке голые электроды, соглашайся. Потому что альтернатива будет еще хуже.

– Номер тысяча четыреста пятнадцатый, сэр. Четырнадцатый этаж, из главного лифта сразу налево. Я только прошу не впутывать меня в это.

– Ты собираешься позвонить и предупредить их?

– После того, что вы говорили про электроды к мошонке? Вряд ли, приятель. – Натянутый смешок призван был изобразить беззаботность, но эффект получился как раз обратный. – То были волшебные слова. Очень красноречивые.

Белнэп протянул руку.

– Мастер-ключ, – властно потребовал он.

Коридорный неохотно протянул ему карточку-ключ. И тотчас же застыл в профессиональной позе прислуги, словно рассчитывая получить чаевые.

– Электроды к мошонке, – беззвучно изобразил губами Белнэп, проходя мимо него.

Меньше чем через четыре минуты он уже поднялся на четырнадцатый этаж, на две трети высоты главной башни гостиницы, и остановился перед номером 1415. Постояв у двери, Белнэп прислушался, но ничего не услышал. «Палас-отель» был построен по последнему слову техники из лучших материалов. Вставив карточку в щель, Белнэп дождался, когда замигает зеленый огонек, и повернул ручку. За этой дверью он найдет Лючию Дзингаретти, свою единственную ниточку. «Держись, Джаред, – мысленно обратился Белнэп к другу. – Я иду к тебе».

Андреа зашла в контору компании «Гринвич», для того чтобы забрать свои вещи. Но когда она села за свой стол, ей пришла в голову другая мысль. Товарищи по работе расставались с ней с сожалением; едва ли они лишат ее права провести последний день так, как ей хочется.

Было и еще кое-что. У Андреа не выходили из головы загадочные слова безымянного гостя: «Вы очень похожи на свою мать». Что все это значило? Неужели ее начинают терзать подозрения? Быть может, это явилось следствием запоздалой реакции на гибель матери, на которое наложилось свалившееся как снег на голову наследство Банкрофта? Но нет, она не истеричка. Она совсем не такой человек. Вот только теперь Андреа не могла ответить, каким человеком она стала.

«Ты профессионал. Делай то, чему ты обучена». В конечном счете, фонд Банкрофта – такая же организация, некоммерческая корпорация, а у нее огромный опыт внимательно присматриваться ко всевозможным корпорациям, изучать деятельность компаний, как открытых, так и закрытых, проникать за глянец победоносных заверений рекламных проспектов и пресс-релизов. Наверное, неплохо будет приглядеться поближе к фонду Банкрофта.

Устроившись перед терминалом компьютера, подключенного к сети, Андреа принялась копаться в многочисленных запутанных базах данных. Некоммерческая организация, зарегистрированная в Соединенных Штатах, даже закрытая, как фонд Банкрофта, должна действовать в рамках различных постановлений и правил. Согласно федеральному закону, хартия, уставные документы, а также данные о членах высшего руководства являются открытой информацией, доступной для всех.

Проведя два часа, изучая переведенную в цифровой вид документацию, Андреа составила в общих чертах схему фонда Банкрофта, состоящего из множества независимых отделений. Это были, в частности, Управление недвижимости Банкрофта, Благотворительный трест Банкрофта, Семейный трест Банкрофта и так далее, и так далее. Финансовые потоки перетекали по ним, будто по сложной системе труб и вентилей.

Вокруг Андреа на своих рабочих местах напряженно трудились ее коллеги – бывшие коллеги, поправилась она. Сейчас они казались ей похожими на роботов, чего раньше она никогда не замечала: склонившись над столами, бегая пальцами по клавиатурам, разговаривая по телефону, они выполняли сотни задач тремя или четырьмя основными движениями, которые бесконечно повторялись на протяжении всего рабочего дня.

«А чем я отличаюсь от них? – подумала молодая женщина. – Я занимаюсь тем же самым». Вся разница была внутри. Обусловленная тем, что она знала: то, чем она занимается, действительно очень важно.

Мягко заворчал телефон, вторгаясь в размышления Андреа.

– Привет, девочка моя! – слащавый баритон Брента Фарли был настроен на самый обворожительный тон. – Это я.

Ее голос прозвучал холодно, словно ветер над арктической тундрой.

– Чем могу вам помочь?

– Как сегодня у тебя со свободным временем? – как ни в чем не бывало продолжал Брент. – Послушай, мне ужасно неприятно, как у нас с тобой все обернулось. Нам нужно поговорить, ты не против?

– И о чем же нам с тобой говорить? – Поддерживать бесстрастный холод вечной мерзлоты оказалось на удивление легко.

– Слушай, Андреа, не говори так. Знаешь, я тут достал пару билетов на…

– Мне просто любопытно, – оборвала его Андреа. – Почему это ты вдруг ни с того ни с сего решил мне позвонить? Почему именно сейчас?

Брент замялся.

– Почему?.. Почему я тебе звоню? Да так, просто захотелось.

Андреа почувствовала, что он лжет, и ей стало очевидно: новости дошли и до него.

– Ну, как я уже сказал, мне просто показалось, что нам с тобой надо поговорить. Быть может, мы начнем все сначала. Но, как бы то ни было, нам обязательно нужно поговорить.

«Потому что внезапно у „зануды с мелким интеллектом“ оказалось столько денег, сколько тебе не заработать и за всю жизнь?»

– Нам с тобой не о чем говорить, – спокойно промолвила Андреа. – И, слава богу, мы только что поговорили. Прощай, Брент. И, пожалуйста, больше мне не звони.

Она положила трубку, чувствуя радостное возбуждение отмщения и, как это ни странно, усталость.

Подойдя к кофейному автомату, Андреа помахала Уолтеру Саксу, главному компьютерному гению фирмы, который был поглощен горячим спором с помощником по поводу палочек гранолы.[29]29
  Гранола – подслащенная овсянка с орехами и изюмом.


[Закрыть] Уолтер, блестящая голова, представлял собой классический пример человека, который ленится полностью раскрыть свой потенциал. Удивительно, но он получал удовлетворение от абсолютного безразличия к тому, чем зарабатывает на жизнь. Свое дело он делал хорошо, однако оно требовало от него лишь незначительную часть его способностей, что Сакса полностью устраивало.

– Привет, Уолт, – сказала Андреа. – Работаешь в поте лица или потеешь, делая вид, что работаешь?

Повернув к ней свое вытянутое, прямоугольное лицо, Уолтер усиленно заморгал, словно что-то прилипло к его контактным линзам.

– Поддерживать работу этих систем я могу во сне или одной левой, или, если хорошенько подумать, одной левой во сне. В данном случае «или» включительное, а не исключительное. Я утверждаю, категорически и с полным знанием дела, что подрагивания левой руки спящего Уолтера Сакса будет достаточно. Извини, Андреа, меня сегодня что-то тянет на булевую алгебру. Я виню в этом отравление палочками гранолы. Знаешь ли ты, что палочки гранолы, по сути своей, появились только потому, что нужно было куда-то девать кукурузный сироп? Знаешь ли ты, сколько продуктов, представленных на полках супермаркетов, появились на свет благодаря кукурузному сиропу? – Он снова заморгал, резко, с силой зажмуриваясь, будто очищая лобовое стекло машины от налипшего снега. – Возьмем, к примеру, кетчуп…

– До встречи, Уолт, – бросила Андреа, возвращаясь на свое место с пластиковым стаканчиком кофе.

Она загрузила новые документы, новые оцифрованные архивы. Разобраться в запутанном лабиринте внутренней структуры фонда, напоминающей пчелиные соты, было задачей непростой. Андреа старалась увидеть общую картину, при этом обращая внимание на мелкие детали. Листая федеральные справочники за последнее десятилетие, она вдруг с нескрываемым удивлением узнала, что одно время в основных структурах фонда работала ее мать, Лора Пэрри Банкрофт.

Это было немыслимо! Как могла ее мать, питавшая глубокое отвращение ко всему, что имело хоть какое-то отношение к семье ее мужа, работать в фонде Банкрофта? Вчитавшись в документ внимательнее, Андреа обратила внимание на еще более странный момент. Ее мать уволилась из фонда ровно за день до своей гибели в автокатастрофе.

Дубай, Объединенные Арабские Эмираты

В углу погруженного в полумрак номера в мягком кресле, обитом синим бархатом, сидел мужчина; в свою очередь, верхом на мужчине восседала гибкая девушка. При звуках закрывшейся за Белнэпом двери мужчина – лет под шестьдесят, с гладко выбритой головой, покрасневшей на солнце, светло-седыми волосами на груди и дряблыми грудными мыщцами – выпрямился рывком, сбросил с себя девушку и неловко встал.

– У этой девушки изменились планы! – прорычал Белнэп.

– Какого черта? – Мужчина говорил со шведским акцентом. Судя по всему, он решил, что его подставили и девчонка в сговоре с незваным пришельцем. К такому заключению пришел бы любой состоятельный мужчина, привыкший покупать любовь и не имеющий иллюзий относительно границ человеческой подлости. – Немедленно убирайтесь из моего…

– А почему бы вам не попробовать выставить меня за дверь? – оборвал его Белнэп.

Пожилой мужчина быстро оценил своего соперника: бизнесмен, он привык анализировать меняющуюся ситуацию и соответствующим образом корректировать свои действия. Молниеносно приняв решение, мужчина схватил бумажник и одежду и пулей выскочил из комнаты.

– От меня ты больше не получишь ни одного евро, слышишь? – прошипел он, проходя мимо девушки.

Обернувшись, Белнэп увидел, что девушка уже не лежит, распростертая на полу, а, накинув шелковый халат, стоит, скрестив руки на груди.

– Лючия Дзингаретти? – спросил он.

На лице девушки отразился шок. Она поняла, что отпираться бесполезно.

– Кто вы такой? – спросила она по-английски, с гортанным итальянским акцентом.

Белнэп пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Твои родители понятия ни о чем не имеют, да?

– Откуда вы знаете моих родителей?

– Я говорил с ними не далее как вчера. Они очень беспокоятся о тебе.

– Вы с ними говорили, – мертвым голосом повторила Лючия.

– Ты тоже говорила с ними, по телефону. Но только ты вывалила на них горы лжи. Не такую дочь они себе представляли.

– Что вы знаете о них, что вы знаете обо мне?

– Они хорошие люди. Доверчивые. И такие, как ты, этим пользуются.

– Как вы смеете меня судить! – гневно бросила молодая итальянка. – Все, что я делаю, я делаю ради них!

– Под этим подразумевается и убийство Халила Ансари?

Девушка побледнела. Опустившись в обитое синим бархатом кресло, она тихо промолвила:

– Мне обещали большие деньги. Мои родители вкалывали, как проклятые, всю жизнь, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, и чего они добились к старости? Мне обещали, что, если я сделаю то, что приказали, мои родители будут жить в роскоши до конца дней своих.

– Кто?

– Мне обещали, – с вызовом повторила девушка.

– Несомненно, ты подумала и про себя. Куда тебя должны были отвезти?

– Только не сюда, – едва слышно прошептала девушка. – По крайней мере, говорили мне другое. Человеческому существу так жить нельзя. Это больше подходит животным.

Казалось, она была сбита с толку тем, что ее хозяева не сдержали свое обещание. Однако Белнэпа еще больше озадачивало то, что они вообще оставили ее в живых. Почему они были настолько убеждены, что девчонка будет молчать?

– Это явилось полной неожиданностью? – мягко спросил он.

Молодая итальянка угрюмо кивнула.

– Когда меня переправили в Дубай, это было сделано якобы для того, чтобы я немного «остыла». Оказалась подальше от места событий. Сделано это было ради моей же собственной безопасности. Но когда я попала сюда, мне сказали, что я должна работать. Зарабатывать деньги, чтобы оплачивать свое пребывание. В противном случае меня выгонят на улицу или убьют. У меня не было ни денег, ни документов.

– Тебя держали на положении пленницы.

– На второй же день меня забрали из гостиницы. Отвезли в… magazzino… в бордель. В пригороде Дубая. Сказали, что я должна буду заниматься… этим самым. Клиенты не должны жаловаться. В противном случае… – Девушка осеклась; жертва сексуального порабощения, стремящаяся побороть последствия падения, навязанного ей. – Но меня заверили, что через год я буду вольна идти на все четыре стороны. Сказали: «Лючия, через год ты сама выпишешь себе билет». Обеспеченная до конца жизни. Не только я, но и все мы.

– Ты имеешь в виду своих родителей, – заметил Банкрофт. – Тебе обещали, ты будешь обеспечена до конца жизни. И ты поверила этим людям?

– А почему я не должна была им верить? – с жаром возразила молодая итальянка. – Чему еще мне нужно было верить?

– Приказывая тебе отравить Ансари, никто не предупреждал, что ты станешь высококлассной шлюхой, разве не так?

Ее молчание было слишком красноречивым.

– Один раз тебе уже солгали. Неужели ты думаешь, что сейчас тебе говорят правду?

Лючия Дзингаретти ничего не сказала, но у нее на лице отразилась борьба противоречивых чувств. Белнэп без труда догадался, чтó произошло. Эта болезнь терзает организации со сложной иерархической структурой, каждое отдельное подразделение которых имеет свои собственные нужды. В Дубае красивая девушка оказалась неоценимым подарком для тех, кто ублажал сексуальные запросы богатых гостей. Больше того, в конце концов, она была простой служанкой; вероятно, арабы не сомневались, что такая девчонка обязательно является «шармутой». Впрочем, Лючия, как сама она признала, все равно оказалась не в том положении, чтобы торговаться: ее хозяевам было известно, какое преступление она совершила. Вместо того чтобы сделать заказчиков убийства ее должниками, как Лючия надеялась, ее поступок всецело отдал ее саму в их власть.

– И тем не менее ты по-прежнему выгораживаешь их, тех самых людей, которые заставили тебя так низко опуститься.

– Не вам говорить о том, что такое degradazione.[30]30
  Деградация (итал.).


[Закрыть] – Надув губы, Лючия Дзингаретти поднялась на ноги. – Не вам.

– Скажи, кто эти люди, – ровным голосом произнес Белнэп.

– Не вам вмешиваться в эти дела.

– Скажи, кто эти люди, – уже более настойчиво повторил он.

– Для того чтобы я, вырвавшись из их хватки, попала в твою? Думаю, я лучше рискну поверить им еще раз. Да, думаю, я рискну поверить им еще раз. Покорнейше благодарю.

– Проклятие, Лючия…

– Что я должна сделать, чтобы вы ушли отсюда? – томно, с придыханием спросила девушка. – Что я могу вам предложить?

Дернув плечами, она скинула халат на пол и осталась стоять совершенно обнаженная. Белнэп чувствовал тепло, исходящее от ее тела, ощущал запах молодой кожи. Ее грудь, хотя и небольшая, была упругой.

– Ты ничего не можешь мне предложить, – с отвращением произнес Белнэп. – Твое тело может заплатить за многое. Но только не в той валюте, которую я принимаю.

– Ну пожалуйста, – проворковала девушка, делая шаг к нему и одной рукой лаская себе грудь.

Ее движения были чувственными, однако стоял за ними лишь инстинкт самосохранения. Ее глаза хищно прищурились, превратившись в щелки, – и вдруг широко раскрылись.

Белнэп увидел красную точку, распустившуюся на лбу Лючии Дзингаретти, за долю секунды до того, как услышал за спиной тихий хлопок. Время стало вязким, тягучим. Прыжком распластавшись на полу, Белнэп перекатился за большую кровать, застеленную покрывалом со складками.

Кто-то выстрелил из пистолета с глушителем.

Заставив Лючию Дзингаретти умолкнуть навеки.

Белнэп моментально вызвал в памяти образы нападавших, увиденных мельком, заставил себя сложить воедино зрительные фрагменты. Их было… двое… мужчины, стоящие в дверях с пистолетами. У обоих коротко остриженные темные волосы. Один, одетый в черную нейлоновую ветровку, с мертвыми глазами акулы-молота, очевидно, был закаленным в боях ветераном, метким стрелком. Далеко не все профессионалы смогут, стреляя из пистолета через всю комнату, попасть точно в голову. В начищенном бронзовом основании торшера Белнэп увидел отражение двух убийц. Они, зайдя в комнату всего на несколько шагов, водили пистолетами из стороны в сторону. Осторожные, слишком осторожные, – на их месте Белнэп вел бы себя не так. По крайней мере один из нападавших должен был бы воспользоваться внезапностью и стремительным рывком пересечь комнату.

Однако по движениям убийц было очевидно одно: они охотились за Белнэпом. Их миссия завершится только тогда, когда и ему в голову будет всажена пуля.

Извиваясь как змея, Белнэп прополз под кроватью и оказался на расстоянии вытянутой руки от одного из нападавших. Молниеносно выбросив вперед руку, согнутую наподобие кошки, он изо всех сил ударил убийцу по ноге.

Рискованный поступок: тем самым Белнэп выдал свое местонахождение.

Нападавший тяжело свалился на пол. Выхватив у него из руки пистолет, Белнэп через мгновение сделал выстрел. Рукопашная схватка в замкнутом помещении подобна моментальным шахматам. Тот, кто остановился, чтобы подумать, проиграл. Главной составляющей успеха является быстрота реакции. Белнэп почувствовал, как ему в лицо брызнули капельки теплой крови. Не важно. Где второй убийца, тот, который занял позицию, чтобы просматривать остальную часть комнаты?

Подхватив убитого за талию, Белнэп рывком приподнял его тело. Как он и ожидал, внезапное движение привлекло лихорадочный огонь. Частые хлопки выстрелов, сделанных непроизвольно, опустошили обойму – и выдали местонахождение стрелявшего. Белнэп установил переводчик огня на своем новоприобретенном пистолете на одиночные выстрелы и выпустил в ответ одну пулю. Сейчас значение имела не интенсивность огня, а его точность. Лучше стрелять реже, чем оказаться застигнутым врасплох с пустой обоймой.

Проникнутый болью крик сообщил, что пуля попала в цель – но не в жизненно важный орган.

Тут послышался звон разбитого стекла, и в комнату с балкона ворвались еще двое. Белнэп перекатил безжизненное тело на себя, укладывая его, словно переметную суму. Он чувствовал исходящее от трупа тепло, ощущал резкий запах пота. Товарищи убитого не могут быть уверены в том, что он мертв, – по крайней мере, сразу они это не поймут; поэтому побоятся в него стрелять.

Это позволит выиграть Белнэпу лишь несколько секунд, однако большего ему сейчас и не требовалось.

Один из новоприбывших, высокий, широкоплечий, мускулистый, в камуфляжной куртке, держал в руках «Хеклер и Кох МП-5», компактный пистолет-пулемет, заслуживший прозвище «Метла». Он обрушил струю пуль на матрас. Если бы под матрасом кто-то прятался, у этого человека не было бы никаких шансов остаться в живых. Разумная предосторожность, мысленно отметил Белнэп, прицельными выстрелами всаживая пули в позвоночник гостям с балкона. Промежуток времени между двумя приглушенными хлопками получился чуть больше секунды. К счастью, оба убийцы были одного роста; Белнэпу практически не пришлось корректировать прицел.

Он услышал, как последний оставшийся в живых нападавший вставил в пистолет новую обойму, – тот, которого он только ранил, о котором он начисто забыл. Проклятие! Непростительная ошибка.

С молниеносной стремительностью Белнэп развернулся и нажал на спусковой крючок, понимая, что исход поединка решится в следующие две десятых секунды. Его последняя пуля пробила убийце горло, и тот, как подкошенный, рухнул на пол. Если бы Белнэп замешкался еще на две десятых секунды, первым бы выстрелил нападавший, и последней жертвой перестрелки в гостиничном номере стал бы не он, а Белнэп.

Пошатываясь, Белнэп поднялся на ноги и обвел взглядом сцену кровавого побоища. Здесь, в номере дорогой гостиницы, лежали трупы четырех сильных, крепких молодых мужчин, откормленных, натренированных, на обучение которых были потрачены значительные средства. И вот они мертвы. Как и красивая девушка, еще девочка; ее работящие родители, обожавшие свою дочь, так и не дождались в жизни праздника, ни одного. Девушка тоже мертва. Живые люди за считаные минуты превратились в бесформенные груды плоти. Если бы это происходило на улице, а не в охлажденном благословенными кондиционерами чреве этого кита из стекла и бетона, над трупами уже кружились бы рои мух. Белнэп только что столкнулся лицом к лицу с четырьмя вооруженными убийцами и остался в живых. Ближний бой – это редкое искусство, и он оказался в нем более опытным, чем его противники. Однако Белнэп не испытывал торжества, не испытывал чувства победы. Он ощущал лишь проникающую до мозга костей пустоту.

«Если мы не будем относиться к смерти с уважением, – нередко говаривал Джаред, – она отплатит нам тем же».

Следующие три минуты Белнэп потратил на то, чтобы обыскать одежду убитых. Он нашел бумажники с фальшивыми документами – на имена, которые легко запоминаются и быстро забываются. Наконец во внутреннем кармане куртки меткого стрелка, сразившего Лючию Дзингаретти, Белнэп обнаружил клочок бумаги. Обрывок узкой ленты, какая рулоном выползает из кассового аппарата. На ней простым шрифтом была отпечатана колонка фамилий.