Текст книги "Внезапное богатство"

– Это как?

– Я думаю, что это часть эксперимента. Я думаю, что это все подстроено, как и нападение со стрельбой в замке. Со стороны казалось, что Диана делает то, что ей велели.

– Но дети должны быть Марио, они так сильно похожи на него.

– Вопрос не в этом. Я просто думаю, что нам все следует ставить под сомнение, в том числе то, что Диана может быть частью эксперимента.

– Это всегда все так странно – участвовать с Марио в чем-нибудь, – сказала Пола, которая стояла, закрыв рот обеими руками. – Всегда странно, но интересно, вот, например, я. Вы так не думаете, Майлз? Вы можете меня связать, если вам хочется…

– Пожалуйста, помолчите, Пола, – сказал он. – Теперь я полностью запутался. Так это часть сеанса, вы думаете? – Майлз посмотрел на Анну. Она тоже посмотрела прямо на него. Он немного нервничал, но чувствовал себя хорошо. Это определенно были ощущения, и они становились все сильней.

– Очень на то похоже. Это все делается только с одной целью – чтобы мы продолжали.

– Я не уверен. Я чувствую, что начинаю сильно нервничать.

– Так, значит, вы чувствуете что-то?

– Да.

– Мы должны сделать это. Я чувствую, что пробуждаюсь, – сказала Анна. Она повернулась к Поле: – На вас эксперимент не оказал еще явного влияния, но это всего лишь вопрос времени.

– Не беспокойтесь из-за меня, – сказала Пола. – Я – безнадежный случай. Но как бы то ни было мне нравится ваше общество. Меня это заводит, я чувствую себя такой возбужденной. Вы ведь не лесбиянка, Анна, или да? Я немножко к этому склонна, если вам интересно. Много мужеподобных лесбиянок говорили мне, что хотят затащить меня в постель…

Анна вышла из кухни и начала подниматься по лестнице. Майлз последовал за ней, и хотя он не оглядывался, но слышал, что Пола идет за ним, продолжая бубнить о лесбиянках и о том, как она сексуальна, не важно – в каком качестве.

Они нашли Марио в одной из ванных комнат. Он сидел, прислонившись к стене, и глядел на своих сына и дочь, купающихся в ванне. Их одежда была разбросана по полу среди горы мокрых полотенец. Выглядел Марио несчастным.

– Все нормально, вам не нужно ничего объяснять, – сказал он. – Вы можете уйти. Все равно, вся идея была полным безумием.

– Мы не хотим уходить, – сказала Анна. – Мы обсудили это, и мы хотим продолжить.

Марио закрыл ладонями глаза, и его лицо исказилось. Слезы побежали по его щекам.

– Не плачь, папа, все будет хорошо, – сказал Макс из ванны. Он улыбался, на голове у него была шапка пены. – Смотри, что я могу – сбриваю свои волосы! – Он одним движением сбил пену с головы, что заставило его маленькую сестренку восхищенно засмеяться.

– Оп-ля, это были мои волосы! – сказал Макс.

– Я не знаю, как быть, – сказал Марио. – Все, что я ни начну делать, заканчивается неудачей. Что-то изменилось, и я не могу определить что. Травматическая терапия не срабатывает. Она всего лишь отодвигает проблему. Диана была права, я разрушил ее жизнь.

– Мы знаем, что происходит, – сказал Майлз спокойно. – Мы говорили об этом. Никто из нас не испытывает никаких иллюзий. Даже Пола.

– Да, это точно. – Пола прихлопнула ладонью рот, когда Анна и Майлз одновременно посмотрели на нее.

– Травматическая терапия уже действует, – продолжал Майлз. – Я уже испытываю ощущения, Анна уже проснулась, Пола… – он посмотрел на нее, – реально пытается заткнуться.

Пола закивала головой и пробубнила что-то из-под ладоней.

– Какая смешная, – сказал Макс.

– Я пойду и принесу «Нинтендо». Анна и Пола смогут приготовить пока еду для детей, и мы утрясем последнюю проблему, когда они отправятся спать.

– Еще совсем не пора спать, – запротестовал Макс. – На улице еще светло.

Марио очень медленно поднялся. Он поднял руку, и четверо взрослых людей обнялись.

– У-о-а-ааа, секси! – сказал Макс, а маленькая девочка засмеялась и забила в восторге ладошками по воде.

Часом позднее Майлз вошел в дом. В гостиной он заметил Макса, смотревшего стоявший в углу телевизор. Марио сидел на кушетке и кормил из бутылочки девочку. На кофейном столике со стеклянной крышкой стояли бокалы для вина. Анна рассматривала схемы за большим обеденным столом, пока Филипп развлекался с кусочками картонной трубы, которыми был завален другой конец стола.

Майлз распаковал «Нинтендо» и подключил к телевизору. Макс плясал вокруг него, торжествуя. «Супер-Марио» появился на экране, и Майлз глубоко вздохнул.

– Миссия выполнена, – сказал он, услышав знакомые звуки пикирующих самолетов и взрывов.

В комнату вошла Пола, неся бутылку вина и несколько чистых бокалов. Ее рот снова был залеплен скотчем.

– Я не мог позволить ей говорить такое при детях, – объяснил Марио. – Я сказал им, что это такая игра, в которую мы играем.

Майлз кивнул и присоединился к Анне за столом.

– Так, скажите мне, Марио, сколько у вас всего детей?

– Четырнадцать.

Майлз почувствовал, как брови поползли вверх без всяких с его стороны усилий.

– И еще трое, чье отцовство в данный момент отрицается. Не мною – их матери заявляют, что не я являюсь отцом.

– Четырнадцать! – воскликнул Майлз. – Но как вышло, что их столько много?

– Это очень трудно понять и очень легко осудить. Это было частью терапевтического процесса, который я практиковал одно время, но сейчас он не является больше таким продуктивным, как раньше.

– Вы занимались сексом с женщинами в качестве терапевтического воздействия? – в лоб спросила Анна.

– Там было замешано нечто большее.

– Похоже на то, – сказал Майлз.

– Матери моих детей стали гораздо более счастливыми, и материальное положение их улучшилось. Встреча с Полой в прошлом году положила конец этой практике. Она была лучшей кандидаткой для сексуальной терапии, но я знал, что это нужно прекратить. Мне самому это обходилось слишком дорого. Четырнадцать детей требуют слишком много внимания и огромнейших расходов.

Майлз посмотрел на Марио долгим взглядом. Тот невозмутимо продолжал кормить малышку, абсолютно расслабленный. Марио посмотрел в лицо дочери, она уже почти спала. Он отставил бутылочку и с изящным проворством, учитывая, что он делал все при помощи одной руки, поднял малышку на плечо и с нежностью пошлепал по попке. Через секунду все услышали тихий звук отрыжки. Марио улыбнулся.

– Значит, вы помогаете растить ваших детей? – спросила Анна.

– Я помогаю им всем, да, даже тем, чьи матери вышли замуж или живут с кем-нибудь. Я отношусь очень серьезно к благополучию своих детей. Филипп может подтвердить.

Майлз повернулся к тому.

– У нас возникла проблема, – сказал француз, словно подавая реплику. Он все еще развлекался с картонной трубой. Марио слегка подвинулся, ребенок заворочался во сне.

– Хотя это можно повернуть в нашу пользу Каковы ваши познания в физике, Майлз?

– Немного поверхностные. – Майлз ощутил, как Анна подошла к нему, встав рядом.

У Филиппа в руках появился велосипедный насос. Гибкий шланг был прикреплен к серии картонных трубок, последовательно соединенных друг с другом тем же скотчем, с помощью которого Филипп заставил Полу замолчать. На другом конце получившейся трубы при помощи еще большего количества изоленты была закреплена пластмассовая крышка красного цвета. Эта конструкция ни о чем не говорила Майлзу.

– В техническом тоннеле есть воздушный шлюз, – сказал Филипп. – Мы не приняли его в расчет.

– Что вы имеете в виду под «воздушным шлюзом»? – спросил Майлз, гораздо громче, чем собирался. Он пощупал пульс, тот скакал.

– Филипп объяснит, – сказал Марио. Малышка на его плече еще раз тихонько рыгнула.

– Когда поезд бежит с очень большой скоростью по тоннелю, воздух впереди него от толчков движется так же быстро вперед…

– Да, мы в курсе этого. – Майлз чувствовал нарастающее раздражение. Его настроение улучшилось было во время поездки в филиал «Диксонз» на Оксфорд-стрит. И вот теперь все сначала.

– Мы знаем о клапанах воздуховодов, как я объяснял в видеоролике. Большая часть воздуха устремляется в соседний транспортный тоннель, хотя некоторая его часть может проникать и в технический тоннель через специальные клапаны, расположенные над соединительными спасательными дверьми, как было описано. Так вот, в аварийной ситуации, если спасательные двери будут открыты, внезапный порыв воздуха со скоростью, превышающей сто пятьдесят километров в час, может пронестись по техническому тоннелю и причинить вред людям, работающим там.

– Подождите, подождите, подождите! – воскликнул Майлз, обхватив руками голову. – «Порыв воздуха, люди, работающие в техническом тоннеле…» Как так получается, что это дело становится все более невозможным?

– Пожалуйста, подождите, Майлз, мы еще не дошли до конца, – попросил Марио.

– Но там люди работают, в техническом тоннеле? Как так вышло, что мы не знали об этом?

– Тоннель обслуживается по графику круглосуточно. Почти всегда в нем кто-то где-то что-то делает: проверяет системы, меняет фильтры, чистит, – сказал Филипп. – Это не проблема, эти люди ведь не охранники. Они не станут пытаться остановить вас. Они даже не увидят вас, потому что в тоннеле на тот момент не будет освещения.

– Но там есть этот гребаный воздушный шлюз! – крикнул Майлз, чувствуя, как сжимаются его кулаки.

– Подбирайте выражения, – попросил Марио, кивнув головой на Макса, игравшего в другом конце комнаты.

– Он сказал плохое слово, – сказал мальчик, не оборачиваясь и не отрываясь от игры.

– Извините. Но я хотел сказать, что это очень важный момент, разве не так? Если не ошибаюсь, вы говорили, будто работали там, Филипп? – Майлз начал расхаживать по комнате взад-вперед.

– Не сломай ничего, – напомнил француз.

– Я ничего не буду ломать. Но как мы собираемся пройти сквозь е… проклятый воздушный шлюз? Нам конец! И вы этого не знали? Вы никогда там не работали, так? Все это хе… ерунда какая-то.

– Я никогда не работал там, но зато знаю людей, которые работали, – зло сказал Филипп, словно обиженный подросток.

– Просто замечательно. Значит, когда мы будем весело ехать по темному тоннелю, везя на горбу пятнадцать миллионов фунтов, то можем чисто случайно наткнуться на какого-нибудь несчастного педика, проверяющего, нет ли где-нибудь утечки в трубах?

– «Педик» – плохое слово, но оно также может быть и не плохим словом, если будет обозначать учащегося педагогического колледжа мужского пола, – сказал Макс, приходя ему на помощь.

– Они все на машинах, на которых сигнальные огни. Вы увидите их задолго до встречи.

– И они увидят нас.

– Верно, – сказал Марио. – Хотя сомнительно, что они смогут многое разглядеть. Как бы то ни было, мы подумали над этим вопросом и сейчас кое-что вам покажем. Нечто весьма полезное. Давай, Филипп!

Филипп поставил на стол серую картонную коробку и вытащил из нее нечто, что Майлзу сначала показалось шлемом виртуальной реальности.

– Прибор ночного видения военного образца. Вы будете, как кошки, способны видеть в темноте, а кроме того, он сделает ваш облик неузнаваемым.

– Но если там есть воздушный шлюз, то мы не сможем выйти, – сказала Анна.

– Что ж, это проблема, – ответил Марио. – Филипп как раз над ней сейчас работает. Покажи нам, пожалуйста.

Филипп выпрямился и улыбнулся. Он взял в руки велосипедный насос и начал накачивать воздух в картонную трубу.

– Нам, – сказал Филипп, – невероятно повезло. Боги нам улыбаются. Смотрите внимательно.

Он аккуратно отлепил полоску изоленты, удерживавшую пластмассовую крышку в конце картонной трубы. Внезапно раздался хлопок, из трубы вылетел шарик для настольного тенниса и заскакал по комнате.

– А теперь пусть любой из вас на спор со мной попробует его поймать! – гордо сказал Филипп.

Майлз подошел к стене и, упираясь в нее, нагнулся низко к самому полу.

– Ох, ох… обалдеть!

Глава тридцать вторая

– Воняет, как в чертовом парфюмерном магазине, – проворчал Дональд Купер, прикладывая носовой платок к носу. Он обычно использовал его для того, чтобы утирать свой широкий лоб. – Что с нами произошло? Мы что, к старости размякли?

– Нужно блюсти чистоту, майор, – сказал кто-то в глубине комнаты, набитой людьми.

– Мы превратились в группу еврогомиков, – сказал Дональд, широко осклабившись. – Были времена, когда вы могли унюхать группу бойцов Ее Величества за милю, если только чертов ветер дул в нужном направлении.

Он распахнул за своей спиной окно с алюминиевой рамой. Вид из окна был невзрачный: грязная стройка под серым моросящим дождем.

Группа, сидящая вдоль стен переполненного «портакабина», представляла собой странную смесь людей разных возрастов, этнических групп и телосложений. Все мужчины в основном бывшие военнослужащие, и все лично знакомы Дональду Куперу. Все, за исключением одного: Стив Эйбрахамс, крановщик, человек, которого порекомендовал Гастон Белл. Эйбрахамс был явно не прост, но, судя по той информации, которую о нем сумел раздобыть Купер, принадлежал к «кошерному» типу. Он был уволен с лишением всех прав и привилегий из инженерных войск за какую-то аферу на Кипре.

Дональд знал, что все остальные парни впрягутся и выполнят любую работу, какую потребуется, но крановщик был самым важным звеном. Они не могли себе позволить что-либо пустить наперекосяк. Эйбрахамс успел уже поработать на трех работах, где требовались его технические навыки. Везде он справлялся с обязанностями благополучно, а его контакты с законом никогда не заходили дальше бесед с дорожными полицейскими.

– Попрошу минуточку внимания, пожалуйста, – сказал Дональд. Контейнер погрузился в тишину мгновенно. Дональд Купер привык к тому, чтобы его слушали, а потому продолжил без паузы: – Вы все знаете, зачем мы здесь собрались. Завтра в одиннадцать часов утрам мы остановим поезд прямо здесь, подорвем крышу вагона, снимем с него один из контейнеров и уберемся отсюда к чертям.

– Превосходно! – влез Синдбад. Кличка отлично подходила носящему ее психопату и специалисту по «Семтексу».

– Теперь то, о чем вы не знали: в контейнере будет перевозиться более пяти миллиардов фунтов стерлингов.

– Твою мать, – тихо сказал Фредди О'Брайен.

– Минус дела в том, что полиция Ее Величества будет настороже. Следовательно, мы должны работать очень быстро. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас болтался без дела. Отдыхать будете потом. Мы делаем дело, не оставляя никаких следов, и исчезаем. Понятно?

Со всех сторон раздалось согласное бормотание.

– Так вот, на данный момент весьма серьезным препятствием для нас является грязь.

– Да, она ужасно липкая, – заметил О'Брайен, который, несмотря на ирландскую фамилию, был шотландцем.

– В общем, – сказал Дональд Купер, оглядывая всех с выражением лица, которое, по его мнению, более всего передавало сочувствие и просьбу, – мы должны закончить дорогу в ближайшие сутки. Мы все тут немного расслабились, парни. Никакого бухалова, никаких праздношатании. Мы должны закончить ее, утрамбовать, сделать твердой. Иначе завтра полицейские ищейки нарисуются и обнаружат здесь шайку бывших солдат, с печальным видом сидящих в дерьме по уши вокруг вагона с пятью миллиардами. И тогда уж мало нам не покажется.

В пропахшем потом автомобиле повисла тишина. Все смотрели куда-то в пол.

– С этим все согласны? Я спрашиваю только из вежливости, поскольку сейчас уже немножко поздно, чтобы выходить из дела. – Дональд усмехнулся. – Либо подорвались и начали живо ковыряться лопатами, либо я вас тут зарою.

Несколько самых нервных членов группы посмотрели на него с тревогой. Дональд противно рассмеялся, что случалось нечасто.

– Всего лишь шутка! – сказал он, стараясь, чтоб вышло как можно дружелюбнее. – А ну-ка, давайте, все надели галоши.

Харрис, который сидел возле двери, поднялся и открыл ее. Волна свежего воздуха ворвалась внутрь, ослабив немного стойкий запах. Команда поднялась: шаркая ногами, бормоча и закуривая, люди поплелись на выход. Каждому проходящему мимо него Харрис вручал пару черных высоких сапог и большую совковую лопату. Дональд проводил последнего выходившего до двери. Харрис подал ему пару сапог.

– Что это, Харрис?

– Давай, Дональд, подключайся, приятель. Поднимем парням боевой дух, – сказал Харрис.

– Ничего-то ты не понимаешь, Харрис. Вот почему ты так и не поднялся, милый. Появятся проблемы – я буду дремать в «чероки».

Дональд шагнул из «портакабина» на перевернутый ящик из-под молока, служивший ступенькой. Ящик не выдержал и затрещал, забрасывая грязь вокруг себя голубыми пластмассовыми осколками.

Нога Дональда в ботинке военного образца сорок шестого размера провалилась на пятнадцать сантиметров в липкую глину строительной площадки.

– Дерьмо! – сказал он. Затем отбросил то, что осталось от ящика, с ноги и пошел, чавкая грязью, к своему «чероки».

Глава тридцать третья

– Не думаю, что мне следует продолжать заниматься пиаром, как вы считаете? Я думаю, мне лучше снова стать актрисой. Вот к чему меня готовили. Правда, я так и не закончила обучение, потому что у меня возникли отношения с заместителем ректора театрального колледжа, но его оставила жена, а сам он потерял работу и бросился со скалы, так что я потеряла интерес к нему. Но мне все равно всегда предлагали роли матерей-одиночек, или сумасшедших, или жертвы изнасилования. Я снялась в роли жертвы изнасилования в «Несчастном случае» и в «Билле». Я была матерью-одиночкой в «Бруксайде», в «Роще байкеров», в «Коронейшэн-стрит» и, наконец, в картине «Только дураки и лошади». Я снялась в роли матери умершего мальчика в одной серии «Скорой помощи», потому что мой американский английский очень хорош, и еще я трахнулась с режиссером. Ну, вообще-то, мы не трахались, он постоянно меня донимал, чтобы я сделала ему минет в том клубе, в котором я буквально жила в Нью-Йорке. Поэтому я сказала ему, что если он даст мне роль в «Скорой помощи», то я ему отсосу, но сначала мы заключим контракт. Я не глупая, как многие люди думают. Марио знает, что я не глупая, он меня уважает, он – единственный мужчина, которому удавалось сделать так, чтобы я замолчала, не засовывая свой член мне в рот. Я думаю, что именно из-за этого большинство мужчин хотят засунуть мне член в рот. Я не глупая, это просто очень хороший способ сделать так, чтобы я заткнулась. Но куча мужчин жаловались, что я умудряюсь болтать даже тогда, когда сосу им член. Мне нравится держать член во рту, у меня это очень хорошо получается, я занималась этим много раз – но, не поймите меня неправильно, я не дешевка. Я не стану отсасывать у первого встречного. Я – гурман эрекций, и я их коллекционирую. Бывают члены изогнутые, бывают бугристые, бывают сморщенные, даже в эрегированном состоянии, – мне все такие не нравятся. Мне нравится прямой поршень с чистыми линиями. Он не обязательно должен быть большим. Я не зацикливаюсь на размере, кстати, если член большой, то это превращает оральный секс в какой-то кошмар. А у вас большой, Майлз? Я представляю ваш как среднего размера, но прямой и очень твердый. Твердость гораздо важнее размера – не думаю, что это известно многим мужчинам. Так вот, я отсасывала тому мужику в нью-йоркском клубе, пока он звонил своим людям, чтобы удостовериться, что я получила роль. Я была тогда по-настоящему счастлива, потому что я думала, что наконец стану актрисой в Голливуде. Потому что, хотя действие «Скорой помощи» происходит в Чикаго, но снимается сериал в Голливуде, так что на самом деле я была там. У меня была единственная роль матери-одиночки, которая теряет своего сына, но история была сосредоточена на мальчике и на том, как они нашли его, а у меня было две реплики. В конце концов, они потом все равно их вырезали, да и Моника начала без меня сходить с ума, поэтому мне пришлось вернуться и снова начать делать для нее пиар. Это было как раз перед тем, как Дейв покончил с собой. Вы знали Дейва? Нет, я не думаю, что вы его знали, но журналистов тогда понаехало, когда я вернулась. «Кишат, как личинки на дохлой собаке», – так мы с Моникой и сказали, когда выглянули из окна ее дома. Дети плакали, а со мной был Масдай… моя мама уехала отдыхать, поэтому мне пришлось самой присматривать за ним. Это мой малыш. Многие не верят, что у меня есть ребенок, потому что у меня соски по-прежнему маленькие, несмотря на то что сами сиськи довольно большие. Не массивные. Я ничего с ними не делала, как Моника, но они сводят парней с ума. Вам нравятся сиськи, Майлз? Не думаю. Вы смотрите мне в лицо, когда говорите со мной, а не на сиськи, как большинство мужиков. Вам, наверное, нравятся задницы. Большинству симпатичных мужчин нравятся задницы, потому что они на самом деле педрилы, и им нравится трахать женщину сзади, ведь тогда они могут представлять себе, что это хорошенький мальчик. Странно, не правда ли? Поэтому я думаю, что мне надо оставить карьеру актрисы и заняться чем-нибудь полезным, знаете ли, например, ароматерапией. Вы когда-нибудь были на сеансе ароматерапии? Это восхитительно. Можете себе представить, большинство мужчин, которых я знаю, считают это глупостью. Я думаю, что это будет очень мило. Я могла бы, возможно, давать мужчинам сеансы ароматерапии эксклюзивно. Ну, вы знаете, примерно, как в массажных салонах, только я бы не работала руками. Но я буду смотреться очень сексуально в белом халатике, очень узком, который начнет слегка задираться, когда я буду наклоняться. Я бы хотела давать сеанс ароматерапии мужчине и ничего не делать для его члена, просто смотреть, как тот поднимается под полотенцем. Это кажется вам жестоким? Мне кажется, во мне есть жестокие черты, но мне нравится заводить мужчину, а потом оставлять его страдать. Это плохо? Это не выглядит совсем уж плохим, скорее дразнящим…

Майлз и Пола сидели в вагоне друг напротив друга. Майлз смотрел ей прямо в глаза, его руки лежали перед ним ладонями вверх, как ему показывал Марио. Но это, похоже, не оказывало никакого эффекта.

Они ехали в вагоне эконом-класса «Евростара», направляясь в Париж. Пола была в прекрасной форме. Она не переставала трещать ни на секунду с того момента, как они встретились на вокзале Ватерлоо.

Майлз заходил к себе домой, чтобы взять сменную одежду и кое-что для своего компьютера. На самом деле ему не хотелось уезжать, его чувства все больше выходили на поверхность. Майлз знал, что теперь они у него были, он знал, что они у него были всегда, просто была плохая связь. По непонятным ему причинам, то, что Марио делал с ним, начало эту связь медленно налаживать. Квартира оказалась пустой и холодной. Множество вещей уже были отправлены обратно в Штаты. Аккуратная груда коробок стояла в углу, а еще Донна выставила в ряд на подоконнике все свои издания «Милки» так, чтобы обложки смотрели в окно. Она хотела, чтобы мир знал, кто здесь жил. Пусть даже книги смотрели на улицу внизу с двадцатиметровой высоты, это был ее способ заявить миру, что она существует. Это оказалось настолько трагическое зрелище, что даже Майлзу стало грустно. Бедняга! Но тут он подумал, стоя и глядя на ряд брошенных книг, что все, кого он знал, были несчастны. Что все в мире трагично, и что он сам был частицей большой трагедии.

Он сложил все необходимые ему вещи в небольшой рюкзачок и только успел подойти к «Велкро», когда Донна вставила свой ключ в замок. Майлз ощутил, как его сердце скакнуло, ощущение ока зал ось настолько сильным, прилив адреналина и бешеное биение сердца были настолько явными, что ему даже не понадобилось нащупывать пульс.

Донна застыла как вкопанная, когда увидела мужа, стоящего посреди комнаты.

– Привет, – сказала она тихо.

– Привет, – ответил Майлз.

Они стояли, молча глядя друг на друга какое-то время.

– Ты в порядке? – спросила она.

– В целом да. Мне очень хорошо.

– Я не хочу совать нос в чужие дела, но хотелось бы узнать, где ты был, – сказала Донна.

Она бросила свои сумки на пол и прошла на кухню. Затем снова появилась, прилаживая беспроводную гарнитуру телефона к уху.

– Кому ты звонишь?

– Своему психотерапевту, конечно. Мой бог, я не видела тебя целую вечность, неужели ты думал, что я смогу справиться с этим в одиночку?

– Тебе необходимо звонить ей прямо сейчас?

– Привет, Майлз объявился, – сказала Донна, не сводя с мужа глаз. – Конечно, он выглядит замечательно.

– Донна, было бы здорово поговорить без…

Она выбросила одну руку вперед перед собой, а другой еще сильней прижала наушник к уху.

– Конечно, конечно. Но он выглядит очень стильно. Майлз какое-то время не брился, и это, похоже, идет ему. – Она говорила, повышая интонацию к концу каждого предложения, что Майлза всегда восхищало.

– Донна, мне пора.

– Конечно, он уже снова хочет уйти. Я этого заслуживаю?

– Ты это меня спрашиваешь? – поинтересовался Майлз. Он чувствовал себя совсем по-другому. Он никогда раньше не задавал жене вопросов во время ее «мультиабонентских» разговоров. Всегда садился и терпеливо дожидался окончания, либо, пользуясь моментом, прибирался в квартире. Майлз посмотрел на пакеты, лежащие кучей на полу, на туфли, которые она просто скинула с ног, на брошенное на кухонном полу пальто. В нем ничего больше не осталось, что смогло бы заставить его захотеть поднять что-нибудь из вещей.

– Что ты хочешь? – спросила Донна.

Майлз жестом показал, она кивнула.

– Мне нужна сумка с моими вещами.

– Ему просто понадобилось несколько вещей, – сказала Донна в трубку.

Майлз посмотрел на свои часы, быстро сосчитал, что в Сиэтле должно быть три ночи. Он поднял брови и громко хмыкнул, внезапно испытав чувство сострадания к бедной женщине на другом конце линии.

– Что насчет квартиры? – спросила Донна.

– В смысле?

– Делить будем?

– Я не знаю. Я про это не думал.

– Ты хочешь ее продать?

– Я не знаю. А ты?

– Нет. Я просто хочу из нее выехать и больше никогда сюда не возвращаться.

– Давай я выкуплю у тебя твою долю.

– Но ты же купил ее на свои деньги.

– Да, но ты моя жена и имеешь право на половину.

– Он говорит, что я владею половиной квартиры, – сказала Донна своему психотерапевту. Майлз слышал только голос в наушнике, не разбирая слов.

– Мне не нужна такая ответственность, – сказала Донна. – Я не хочу обременять себя владением половины этой квартиры. Бери ее себе, а я оставлю себе дом в Сиэтле.

– Меня это устраивает.

– Его это полностью устраивает, – доложила Донна.

– Как ты? – спросил Майлз. Ему пришлось дожидаться ответа.

– Договорились, – ответила Донна в трубку. Она выключила телефон и вытащила из уха наушник. – Извини, что?

– Я тебя спросил, как ты.

– Скажем так: бывало и лучше. Я улетаю завтра. Мне нужно закончить новую книгу к концу месяца, но я чувствую себя отлично. Я знаю, что, как только вернусь домой, Милки вернется ко мне. Я все еще люблю тебя, Майлз.

Донна произнесла последнее предложение, ничуть не изменив тона, по крайней мере, Майлз не почувствовал. Он испытал шок. Она любила его. Он ощущал волны нового и все еще незнакомого чувства.

– Я тоже тебя все еще люблю. Странно, правда?

Донна выставила руки перед собой, что напомнило Майлзу о технике, которой его научил Марно, чтобы справляться с атаками Полы. «Должно быть, это тоже терапия», – подумал он.

– Я не могу переварить эту информацию прямо сейчас.

– Понимаю, – сказал Майлз. – Меняю тему. Калвиндера видела?

– Да, он в порядке. Зол на тебя, правда.

– Что случилось?

– Он только отшучивается. Ты ведь знаешь Калвиндера, он из всего умудряется сделать шутку. Он по-прежнему продолжает работать над продуктом для банка Накасоми, только не в Англии. Они запускают проект сначала в Европе.

– Это хорошо, – сказал Майлз. Они снова посмотрели друг на друга. – Ну, мне пора идти.

– Так иди. Пока-пока, мальчишка-англичанин.

– Да, – сказал Майлз. – Пока.

В вагоне он не слушал то, что ему говорила Пола, он просто изучал ее лицо, пока женщина продолжала болтать. Поле не требовалось, чтобы ей отвечали. Несмотря на то что ее диатриба была щедро приправлена вопросами, на них не нужно было давать ответы.

Майлз думал о своем. Ему нужно было сделать так много, а времени всего сутки. Хотя он и провел всю предыдущую ночь за изучением кода программы, он едва вскрыл поверхность той проблемы, которую должен был разрешить. Майлз посмотрел на тонкий ноутбук «Сони Вайо», которым перед отъездом его снабдил Филипп, и пробежал глазами по одному из самых массивных файлов программы.

Он достал громоздкое техническое описание с логотипом «Евротоннель», содержащее невероятно большой список инструкций для ошеломляющего количества устройств и механизмов. Дойдя до страницы девятьсот семь, системы управления клапанами воздуховодов дренажной системы французской стороны, Майлз ясно понял, что времени, чтобы разобраться со всем этим, катастрофически не хватает.

– У наркоторговца из Сан-Диего, с которым я попала в автокатастрофу, был такой же – он заключал все свои сделки по электронной почте. Он пользовался ноутбуком прямо во время вождения. Он был по-взрослому крут, пока все не пошло из рук вон плохо, тогда он превратился в испуганного маленького мальчика, как раз перед тем, как умер. Я ведь не говорила вам, что он умер, или говорила? Я думаю, что он был единственным мужчиной, которого я любила. Я имею в виду, по-настоящему любила. Я познакомилась с ним, когда снималась в «Скорой помощи», в ту же ночь, когда познакомилась с певцом, известным как Принц… это была безумная ночь, я была полностью вымотана. Мои крошечные мозги почти ничего не запомнили из той ночи…

Майлз был глубоко погружен в изучение системы, когда поезд влетел в тоннель. Его сердце то бешено билось, то замирало – и он не мог иногда определить, в каком оно режиме в тот или иной момент. Майлз не боялся тоннелей, но сейчас тоннель означал для него нечто большее, чем обычно. Он испытывал ощущения. Он ощущал беспокойство, тошноту, запор и радостное возбуждение. Он был по-настоящему взволнован. Майлз сидел напротив молодой женщины, работавшей в области пиара и заявлявшей, что она добилась невиданных высот в мастерстве орального секса. Пола была очаровательна в каком-то порочном смысле, едва одета и абсолютно безумна. Он ехал во Францию, чтобы провести там всего одну ночь в маленькой гостинице перед тем, как принять участие в самом громком ограблении в истории преступного мира.

Майлз улыбнулся. Он абсолютно точно что-то чувствовал. Несмотря на то что они с Полой были людьми глубоко несчастными и ущербными, Майлз чувствовал себя хорошо, чувствовал, что жизнь – вещь стоящая. Путем несложных логических вычислений он определил, что чувство, которое он испытывал, было счастье.