Текст книги "Зов ночной птицы"

– Что такое? – сердито спросил Вудворд, поворачиваясь ко входу.

– Я доставил вам чай, сэр.

Уинстон внес в камеру плетеную корзину с крышкой, поставил ее на стол и открыл, продемонстрировав белый глиняный чайник с четырьмя чашками – тремя белыми и одной красновато-коричневой.

– Все это любезно предоставлено миссис Лукрецией Воган, – сказал Уинстон. – Она торгует пирогами, кексами и чаем на улице Гармонии. Узнав, что это для вас, она вызвалась приготовить чай бесплатно. Однако я счел своим долгом сообщить ей, что напиток предназначен в том числе и для ведьмы, посему миссис Воган выделила для миссис Ховарт темную чашку, которую потом не жалко будет разбить.

– Хорошо. Спасибо.

– Вам еще что-нибудь нужно? Мистер Бидвелл предоставил меня в ваше распоряжение.

– Нет, ничего больше не требуется. Можете быть свободны, спасибо за содействие.

– Да, сэр. А… еще одно: миссис Воган попросила, чтобы миссис Ховарт лично разбила чашку, а вы потом вернули осколки ей.

Вудворд нахмурился:

– Могу я спросить, зачем это нужно?

– Не знаю, сэр, но такова была ее просьба.

– Что ж, ладно.

Вудворд дождался его ухода, после чего извлек чайник из корзины, наполнил чашку и сразу выпил ее почти всю, спеша смягчить резь в горле.

– Чаю? – предложил он Бакнеру, но фермер отказался.

Мэтью взял свою чашку и осторожно, стараясь не облить записи, поставил ее на секретарский стол.

– Мадам Ховарт, – сказал Вудворд, – я не настолько дурно воспитан, чтобы в этой ситуации не предложить чая и вам.

– Его заварила Лукреция Воган? – спросила она угрюмо. – Не удивлюсь, если чай отравлен.

– Мне случалось пробовать чаи, которые иначе как отравой не назовешь, но вот этот весьма недурен. Могу поспорить, вы уже успели подзабыть его вкус. – Наполнив темную чашку, он повернулся к Мэтью. – Будь добр, передай это в соседнюю камеру.

Мэтью вновь поднялся из-за стола; одновременно женщина встала со скамьи и приблизилась к решетке. В следующий момент Мэтью оказался лицом к лицу с ней, под пристальным, гипнотическим взглядом этих янтарных глаз. Он отчетливо видел завитки густых черных волос на ее лбу, блестящие капельки пота на верхней губе – следствие духоты и влажности в тюрьме – и биение пульса в ложбинке горла.

Чашка еле-еле, задев краями прутья, пролезла сквозь решетку. Женщина приняла ее, соприкоснувшись пальцами с Мэтью. Ощущение было такое, будто дикий огонь ее тела прожег его кожу и волной прокатился по нервам от кисти и выше. Он выпустил чашку и отдернул руку. Мэтью не мог видеть выражения своего лица, но во взгляде женщины вдруг промелькнули интерес и любопытство. Он резко повернулся к ней спиной и поспешил занять место за секретарским столом.

– Продолжим, – сказал Вудворд, когда он уселся. – Мэтью, прочти мне последний вопрос и ответ, пожалуйста.

– Последний вопрос был: «И вы сразу после того зажгли лампу?» Ответ: «Да вроде сразу же. Или где-то через пару минут. У меня после того все в голове помутилось. Должно быть, я и сам был ею заколдован».

– Хорошо. Мистер Бакнер, вы впоследствии рассказали своей супруге о случившемся?

– Нет, сэр. Я боялся, что, если расскажу, проклятье ведьмы убьет ее на месте. И я решил не говорить об этом никому.

– В назначенное время, через две ночи, вы были в саду?

– Да. Между полуночью и двумя часами, как велела ведьма. Я вылез из постели осторожно и тихо, чтобы не разбудить Пейшенс.

– Что произошло в саду, когда вы там оказались? – В ожидании ответа Вудворд отпил из повторно наполненной чашки.

Это вопрос привел Джеремию Бакнера в сильное замешательство. Он заерзал на табурете и закусил нижнюю губу.

– Сэр… – произнес он, – прошу… не заставляйте меня говорить об этом.

– Если это имеет отношение к миссис Ховарт, я вынужден настоять на продолжении вашего рассказа.

Бакнер продолжил ерзать и жевать губу, не издавая ни звука.

– Должен вам напомнить, что вы дали клятву на Библии, – сказал Вудворд. – Кроме того, сейчас данное помещение находится под защитой закона точно так же, как любой зал суда в Чарльз-Тауне. Если вы боитесь за свою безопасность, могу вас уверить, что решетки здесь крепкие и миссис Ховарт никак не сможет до вас добраться.

– Стены в моем доме тоже крепкие, – проворчал Бакнер, – да только она сквозь них пробралась, так ведь?

– Вы пришли сюда добровольно, чтобы дать показания, да или нет?

– Да, сэр.

– Тогда ваши показания будут неполными, если вы не ответите на все мои вопросы. Я должен знать, что произошло в саду той ночью.

– Ох, Боже, – тихо простонал Бакнер, видимо умоляя Всевышнего придать ему решимости.

Он склонил голову, глядя в пол, а когда поднял ее вновь, свет ламп отразился от покрывшей его лицо испарины.

– Я вышел в сад, – начал он. – Ночь была холодной и тихой. Почти сразу я услышал… женский смех… и еще один звук. Что-то вроде… вроде звериного храпа.

Он умолк и вновь опустил голову.

– Продолжайте, – сказал Вудворд.

– Ну… я пошел в сторону звуков. Глубже в сад, значит. Помнится, разок остановился и глянул обратно на мой дом. Он казался ужасно далеким. Я пошел дальше, пытаясь найти женщину. И через пару-другую минут я ее нашел. – Бакнер сделал глубокий вдох, словно набирался сил для описания дальнейших событий. – Она лежала на спине под одной из яблонь. Ее ноги были раздвинуты так широко, что казалось, еще чуток, и она разорвется напополам посередке. А поверх нее был этот… ну прямо чудище. И он всаживал в нее так… будто пикой протыкал. И каждый раз он всхрапывал, а она лежала с закрытыми глазами и смеялась.

– Чудище? – переспросил Вудворд. – В каком смысле чудище?

Бакнер – с отвисшей челюстью и блестящим от пота лбом – посмотрел прямо в глаза судье.

– Это было что-то… похожее на человека, только… с темной шкурой, жесткой на вид. Лица я не увидел… да и не хотел видеть. Сам он был здоровенный. В жизни не видал таких чудищ. И он вспахивал ее от души. Я в том смысле, что у нее ноги вразлет, а он сверху пашет без устали. Я видел, как его спина ходила ходуном… и по всему хребту там были острые шипы. Потом он замотал башкой и выдал зверский стон. И женщина заорала ему под стать. Он встал во весь рост… а росту того было футов семь-восемь… и тогда я увидел… – Бакнер помедлил, а его глаза подернулись пленкой при этом воспоминании. – Я увидел, что женщина вся истекает кровью… в причинном месте. Чудище потопало прочь, но тут же… что-то еще появилось из-за деревьев и стало на колени рядом с женщиной.

– Что это было? – Рука Вудворда крепко сжала чашку, и его ладонь стала влажной.

– Не знаю. У этой твари были белые волосы и детское лицо. Но это был не ребенок, а карлик со сморщенной серой кожей, как у дохлой рыбы. И вот, значит, он встал на колени рядом с женщиной и наклонил голову, а потом… изо рта его высунулся жутко длинный язык и…

Бакнер прервался, зажмурил глаза и затряс головой.

– Не могу об этом говорить, – выдохнул он. – Просто не могу.

Вудворд отхлебнул из чашки и поставил ее на стол. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не смотреть в сторону Рейчел Ховарт. В то же время он ощущал напряжение Мэтью, сидевшего в готовности над своими записями.

– Вы должны рассказать все, – негромко потребовал Вудворд.

Бакнер издал звук, похожий на всхлип. Его грудь заметно содрогалась.

– Я буду обречен гореть в Аду из-за этих картинок в моей голове! – с болью молвил он.

– Вы поступаете как добрый христианин, сэр. Вы были всего лишь свидетелем греховных деяний, но не их участником. Еще раз прошу вас продолжить рассказ.

Бакнер провел рукой по рту, его пальцы дрожали. Кожа его стала мертвецки бледной, под глазами углубились темные впадины.

– Этот карлик… походил на ребенка. Белокурого ребенка. Прямо-таки падший ангел, подумал я тогда. Видать, скукожился после того, как его скинули в Бездну. Я увидел… увидел его язык… мокрый и блестящий, цветом как сырое мясо. И он… этот язык… вошел внутрь женщины. В ее кровавое лоно. Она начала корчиться и вопить, а язык двигался у нее внутри. Я хотел заслонить лицо руками, но не смог их даже приподнять. Пришлось стоять и смотреть. Казалось… кто-то заставляет меня смотреть, не позволяя закрыть глаза и воззвать к Господу, чтобы избавиться от этого.

Его голос сорвался, и на секунду Вудворд подумал, что старик сейчас разрыдается. Но Бакнер продолжил рассказ.

– Когда язык этой твари… выскользнул обратно… он был весь в крови. Кровь с него так и капала. А эта женщина знай себе лыбится, будто невеста на свадьбе.

– Мэтью… – Горло Вудворда было так обложено, что каждое слово давалось ему с трудом. – Ты ведешь протокол?

– Я не делал бы этого, – сухо ответил Мэтью, – только если бы вдруг оглох.

– Да, конечно. Уверен, для тебя это новый и непростой опыт на секретарском поприще. – Вудворд рукавом вытер пот со лба. – Да и для меня это как дверь в неизвестность, которую я предпочел бы оставить крепко запертой.

– А потом появилось третье невесть что, – сказал Бакнер. – Оно было разом и мужчиной и женщиной.

Вудворд и Мэтью застыли, не издавая ни звука. Эту тишину нарушало только хриплое дыхание Бакнера. Через открытый верхний люк донеслось отдаленное воронье карканье. Мэтью макнул перо в чернильницу и снова замер в ожидании.

– Пусть никто не сможет сказать, – наконец подал голос судья, – что в ходе расследования мы не перевернули все камни, какая бы гадина под ними ни таилась. Расскажите нам о третьей твари, мистер Бакнер.

Глава двенадцатая

Теперь глаза Бакнера казались прозрачно-пустыми, словно образы прошлого вытравили из них живое зрение.

– Оно появилось из глубины сада сразу после ухода карлика, – начал он. – Сперва я принял его за голую женщину. Правда, ростом выше большинства женщин и ужасно худую. Она – то есть оно – имело длинные темные волосы. Черные или темно-коричневые, было не разобрать. У этой твари были женские сиськи, и вот их я разглядел четко. А потом глянул пониже и чуть с ног не свалился.

Бакнер склонил голову; на его шее резко обозначились жилы.

– Два шара и дрын. В том самом месте, где у женщины должна быть корзинка. Причем дрын стоял наизготовку, и ведьма при виде этого вся расплылась в такой нечестивой улыбке, что у меня аж сердце зашлось. Это невесть что легло на землю рядом с ней, и она сразу начала… начала облизывать его торчок.

– Говоря «она», вы имеете в виду кого-то конкретно? – спросил Вудворд.

– Вон ее. Ту, что в клетке. Эту ведьму, Рейчел Ховарт.

– Понятно. – Вудворд снова вытер пот с лица. Стены тюрьмы, казалось, надвигались на него со всех сторон. От этого наваждения спасал только открытый люк с квадратом серых туч над ним. – Продолжайте.

– После того… были другие греховные гнусности. Ведьма встала на карачки и выпятила зад. А это – полумужчина-полуженщина – схватило свой дрын и пристроилось к ней. Я видел такое… чего не подобает видеть ни одному христианину, сэр. Я вот что вам скажу: до того, как я навидался всякого той ночью, с головой у меня был полный порядок. А теперь нет. Спросите у моей Пейшенс, и она подтвердит, что нынче я сам не свой и вообще уже ни на что не годен.

– Это существо, наполовину мужчина и наполовину женщина, проникало своим органом внутрь миссис Ховарт?

– Да, сэр. Еще как проникало, с задней стороны.

– Ладно, опустим эти подробности, – сказал Вудворд, бледный как полотно. – Перейдем сразу к эпилогу.

– К чему, сэр, простите?

– К тому, что произошло после того, как это существо… – он запнулся, подыскивая подходящее слово, – завершило свой акт?

– Оно слезло с женщины и ушло. Потом ведьма встала с земли и начала одеваться. И вдруг я услышал, как кто-то назвал меня по имени, чуть не в самое ухо. Я крутнулся на месте – глянуть, кто это.

– И кого вы увидели?

– Ну… я прям обмер от страху. Позади меня стоял человек… да только лица у него почитай что не было. Только рот. Да, рот у него был… это я помню точно. Этим ртом он сказал: «Джеремия Бакнер, беги домой». И все. Должно быть, я так и сделал, поскольку следующее, что помню: я лежу и трясусь в своей постели, весь в поту. Пейшенс крепко спала, наверняка заколдованная. Я услышал петушиный крик и понял, что время ночных демонов закончилось.

– А утром вы рассказали своей супруге о случившемся?

– Нет, сэр. Мне было стыдно рассказывать Пейшенс такие вещи. Опять же, я боялся, что ведьма прикончит ее, если я проговорюсь. Я никому о том не рассказывал даже после того, как услышал историю Элиаса Гаррика. А попозже Лестер Крейн сказал мне, что Стивен Дантон видел те же самые нечестивые вещи с тремя тварями и ведьмой, только они предавались разврату не в саду, а в бывшем доме Пулов, по соседству с фермой Дантона. Но сам я тогда держал язык за зубами.

– Что же, в конечном счете, побудило вас рассказать об увиденном? – спросил Вудворд. – И кому вы это рассказали?

– Я решился на это… когда нашлись те куклы в ведьмином доме. Тогда я пошел к мистеру Бидвеллу и выложил ему все как на духу.

– Мне следует побеседовать с мистером Дантоном, – обратился Вудворд к Мэтью. – Сделай заметку на память, будь добр.

– Не выйдет, – сказал Бакнер. – Он с женой и детишками уехал отсюдова пару месяцев назад. А вскорости его дом сгорел. И Лестер Крейн со всеми своими дал деру примерно в одно время с ним.

Вудворд помолчал, собираясь с мыслями.

– Вы знали Дэниела Ховарта?

– Знал, сэр.

– Что он был за человек?

– Только что не юноша, по моим-то меркам. Лет сорока, от силы сорока пяти. Здоровяк был, каких поискать. С таким только демон и справится, коли один на один, уж поверьте!

– Вам случалось видеть мистера Ховарта вместе с его женой?

– Разве что изредка. Дэниел особняком держался. Нелюдимый он был какой-то.

– А как насчет его жены? Она дружила с соседями?

– Ну… об этом мне трудно судить. Дэниел и эта женщина прожили здесь около трех лет. Участок ему достался хороший от одного голландца, Нидекера. У того жена померла при родах, как и дитя, тогда он махнул на все рукой и продал землю. Дэниел всегда был сам по себе. Не помню, чтобы хоть раз просил у кого-то помощи. – Бакнер пожал плечами. – А эта женщина… попробуй она только с кем-нибудь подружиться, сразу нарвалась бы на скандал.

– Скандал? Почему скандал?

– Да вы взгляните на нее, сэр. Ежели духу хватит после того, что я вам поведал. Это что-то между негритоской и испанкой. Вы бы сами согласились сидеть в церкви на одной скамье с ней?

– Ведьма посещала церковь? – удивленно поднял брови Вудворд.

– Еще до того, как она спуталась с нечистью, – пояснил Бакнер. – Она побывала на двух или трех воскресных службах. Люди, конечно, держались от нее подальше. Эти португалы, скажу вам, препоганый народец.

– То есть в церкви ее видеть не хотели, я вас правильно понял?

– Она вольна была делать все, что ей вздумается. Никто не запрещал ей приходить в храм Господа нашего. Но, помнится, когда она в последний раз показалась перед церковью, кто-то – я-то знаю кто, но имен называть не буду – запустил в нее тухлым яйцом перед самым входом. Яйцо угодило ей сбоку в голову. И знаете, что она сделала?

– Что?

– Вошла-таки в церковь и уселась на скамью – со всей этой вонью и тухлятиной в волосах. Так и просидела, хоть бы хны, добрых четыре часа, пока преподобный Гроув не прочел все молитвы, вплоть до последнего «аминь». Понятное дело, ему пришлось подсократить службу – под такой-то душок среди паствы.

Мэтью краем глаза уловил движение. Дописав фразу, он посмотрел в ту сторону – Рейчел Ховарт стояла у решетки со стиснутыми зубами и выражением лютой ярости на лице. Ее правая рука поднялась и метнулась вперед так стремительно и опасно, что Мэтью сей же миг вскричал:

– Ваша честь!

От столь громкого и тревожного звука череп Вудворда вполне мог лишиться последних волос. Он вздрогнул и обернулся, а Бакнер со сдавленным воплем попытался ладонью прикрыть лицо от, казалось, неминуемой струи сатанинского пламени.

С громким «хрясь!» рука женщины вступила в контакт с одним из прутьев. На солому посыпались красно-коричневые осколки. Теперь Мэтью разглядел в ее пальцах ручку от чашки – остальное разбилось вдребезги.

– Я выпила свой чай, – сказала Рейчел и, разжав пальцы, уронила последний осколок на пол камеры. – Кажется, именно в таком виде хотела получить назад свою посуду Лукреция Воган?

– Да, примерно так. Спасибо тебе, Мэтью, за мое неурочное облегчение по-малому. А теперь, пожалуйста, собери эти осколки.

Судья в который уже раз вытер рукавом лицо и постарался сдержать бешеное сердцебиение. Мэтью пришлось встать на колени и просунуть руку между прутьев, чтобы дотянуться до осколков. Совсем близко нависала над ним эта женщина, что само по себе могло внушить страх, а сейчас – после рассказа фермера – так и вовсе запредельный ужас, совладать с которым было непросто даже всегда рассудительному и хладнокровному Мэтью.

– Погодите, – сказала женщина, когда он уже начал подниматься с колен. Ее рука опустилась к полу и подняла еще один мелкий осколок. – Вы это пропустили.

Она положила кусочек керамики на ладонь Мэтью, протянутую и быстро убранную назад сквозь решетку.

Вудворд поместил осколки в корзину миссис Воган.

– Давайте продолжим, хотя у меня уже голова вот-вот расколется, как эта несчастная чашка. – Он потер пальцами виски. – Мэтью, у тебя есть вопросы к свидетелю?

– Да, сэр, – с готовностью откликнулся секретарь и взял перо, чтобы записывать собственные слова. – Мистер Бакнер, давно вы ходите с этой тростью?

– С тростью? Да уж, почитай, лет восемь-девять тому. Сдают мои старые косточки.

– Понятно, что той ночью в саду вы были очень испуганы. Я знаю, что страх может придать дополнительную силу ногам. Но скажите мне вот что: когда человек позади вас произнес: «Джеремия, беги домой», вы по-настоящему побежали?

– Не знаю. Но как-то ведь я добрался до своей постели?

– А вы помните сам процесс бега? Помните боль в ногах?

– Нет, – сказал Бакнер, – этого я не помню.

– Через какую дверь вы вошли в дом?

– Дверь? Ну… через заднюю, должно быть.

– Значит, вы не помните, через какую именно?

– В доме всего две двери, – фыркнув, сообщил Бакнер. – Передняя и задняя. Я был позади дома, так что должен был войти через заднюю.

– Ночь была холодной? – спросил Мэтью, вновь макая перо в чернила.

– Я же сказал, дело было в феврале.

– Да, сэр, но я хочу выяснить, ощущали вы холод или нет?

– А разве могло быть иначе – февральской-то ночью!

– То есть вы не уверены, что ощущали холод? Вы этого не помните?

– Это меня здесь судят, что ли? – Старик повернулся к Вудворду за поддержкой. – Чего он ко мне прицепился?

– В твоих расспросах есть резон, Мэтью?

– Да, сэр. Вы готовы немного потерпеть?

– Ладно, – кивнул Вудворд. – Только не забывай, что мистер Бакнер – свидетель, а не обвиняемый.

– Мистер Бакнер, когда вы встали с постели, чтобы выйти в сад холодной февральской ночью, у вас нашлось время облачиться соответственным образом?

– Каким-каким образом? Что это вообще значит?

– Это значит надеть сюртук, – пояснил Мэтью. – Или плащ. А также шляпу. Перчатки. Уж башмаки-то вы не могли не надеть.

Бакнер сердито нахмурился.

– Ну… ясное дело, я надел башмаки!

– И плащ?

– Да, и плащ тоже, а как же! Ты что, меня за дурака держишь?

– Отнюдь, сэр. Но не похоже, что эти подробности отложились у вас в памяти. Теперь такой вопрос: когда вы услышали крик петуха, лежа в постели, на вас все еще были башмаки и плащ?

– Что?

– Согласно вашим показаниям, вы лежали и тряслись в своей постели, весь в поту. По возвращении из сада вы успели снять одежду и обувь, прежде чем лечь в постель?

– Да, – не очень уверенно молвил Бакнер. – А как же иначе?

– Но вы этого не помните, так?

– Я ж был напуган чуть не до смерти!

– А где была ваша трость? – спросил Мэтью. – Вы взяли ее с собой, выходя в сад?

– Само собой. Без нее я вообще не ходок.

– А куда вы дели трость, вернувшись в дом?

– Я… ее… – Он провел рукой по своему рту. – Я ее поставил… в угол рядом с кроватью… должно быть. Она всегда там стоит.

– Значит, там она и находилась, когда настало утро?

– Да, в том самом углу.

– А куда вы дели плащ и башмаки?

– Я… снял плащ вместе с башмаками, оставил его на полу рядом кроватью…

– И там же вы обнаружили их поутру?

– Нет, постойте, – сказал Бакнер, морща лоб. – Плащ я повесил на крюк в передней. Утром я нашел его там.

– В передней? Однако вы вошли через заднюю дверь, не так ли? Внутри дома горела хоть одна лампа?

– Было темно. Никакого света я не помню.

– Значит, вы – насмотревшись демонических мерзостей и будучи до смерти напуганным, по вашим же словам, – прошли в темноте через весь дом и аккуратно повесили плащ на обычный крюк? – Мэтью поднял палец, помешав Бакнеру ответить. – А, понимаю! Вы поступили так, чтобы ваша жена не догадалась о ваших ночных блужданиях по саду, верно?

– Да, похоже на то. – Он энергично кивнул. – Так я и сделал, должно быть.

– Сэр, но если вы так и сделали, почему вы минуту назад были уверены, что сбросили плащ и башмаки перед кроватью? Почему вы не смогли толком запомнить, где оставили свой плащ?

– Я был заколдован! Вроде того. Я же говорил, что после той ночи у меня с головой нелады.

– Мистер Бакнер… – Мэтью всмотрелся ему в глаза. – Вы только что рассказали нам историю с массой потрясающих подробностей, которые вам удалось разглядеть в ночной тьме. Почему же тогда ваша память не сохранила в подробностях то, что происходило до и после сцены в саду?

Лицо Бакнера исказилось от гнева.

– Вы считаете меня лжецом?

– Мистер Бакнер, – заговорил Вудворд, – никто здесь этого не утверждает.

– А утверждать и не нужно! Я и так это понял по вашим въедливым расспросам – о плащах, башмаках, моей трости и все такое. Я честный человек, хоть кого спросите!

– Прошу вас, сэр, не надо лишних эмоций.

– Я не лжец! – почти прокричал Бакнер и, с трудом поднявшись, указал на Рейчел Ховарт. – Вот эту ведьму я видел с теми тремя исчадиями ада! Это была она, никакой ошибки! Она суть само зло вплоть до ее черного сердца, а если вы считаете меня лжецом, значит она и вас уже заколдовала!

– Сэр, прошу вас, – сказал Вудворд негромко, стараясь успокоить старика, – не могли бы вы присесть и…

– Не буду я садиться! Я никому, даже судье, не позволю называть меня лжецом! Видит Бог, я говорю чистую правду, и только суд Господень надо мною властен!

– В Царствии Небесном это так, – сказал Вудворд, слегка задетый последней фразой. – Однако здесь, на земле, правосудием ведают смертные.

– Ежели на этой земле и впрямь есть правосудие, ведьма не переживет завтрашний день! – На губах Бакнера пузырилась белая пена, его глаза горели яростью. – Или, может, вы решились погубить весь город, но спасти эту гадину?

– У меня осталось к вам еще несколько вопросов, сэр. – Вудворд указал ему на стул. – Присядьте, пожалуйста.

– Хватит с меня ваших вопросов! Я больше ни на что отвечать не буду!

Старик круто развернулся и заковылял прочь из камеры, тяжело опираясь на трость.

Вудворд также поднялся из кресла.

– Мистер Бакнер! Пожалуйста! Еще пару минут!

Однако его призывы не возымели действия. Бакнер покинул камеру, а затем и здание тюрьмы.

– Его можно уговорить вернуться, – сказал Мэтью. – Бидвелла он послушает.

– У меня оставалась всего-то пара вопросов. – Вудворд недовольно взглянул на своего секретаря. – Зачем было так донимать человека?

– Я бы назвал это по-другому, сэр. Я прояснял обстоятельства дела.

– Да ты его буквально затравил! По сути, ты назвал его лжецом!

– Нет, сэр, – спокойно ответил Мэтью. – Я такого не говорил. Я просто хотел выяснить, почему у него выпали из памяти конкретные подробности, тогда как другие он запомнил очень отчетливо. Мне кажется странным, что он не помнит, как одевался перед выходом, а потом раздевался по возвращении, – даже сильным испугом такую забывчивость не объяснишь.

– Этот человек не лжет! – категорически заявил Вудворд. – Возможно, он в смятении. Наверняка он испуган. Но я ни за что не поверю, что он смог бы выдумать подобную историю. А ты в это поверишь? Это я к тому… Боже, да если бы старика действительно посещали такие фантазии, я бы счел его безнадежно повредившимся в уме!

Послышался смех. Мэтью и Вудворд посмотрели в сторону соседней камеры. Рейчел Ховарт сидела на скамье, упираясь спиной и затылком в шершавую стену.

– Вы находите это занятным, мадам? – спросил Вудворд.

– Нет, – сказала она, – я нахожу это весьма печальным. Но поскольку все слезы я давно уже выплакала, приходится заменять их смехом.

– Смейтесь или плачьте, как вам будет угодно, однако это изобличающее показание.

– Изобличающее? – Она вновь рассмеялась. – Что же оно изобличает? Безумие выжившего из ума старика? Хотя в его истории есть доля правды.

– Значит, вы признаете свой сговор с Дьяволом?

– Ни в коей мере. Я признаю только то, что трижды посещала церковь по воскресеньям и в третий раз просидела всю службу с тухлым яйцом в волосах. Просто не хотела их порадовать зрелищем моего бегства домой или рыданиями взахлеб под стать обиженному ребенку. И это единственная правда в рассказе Бакнера.

– Разумеется, вы будете отрицать свое участие в той ночной оргии. Другого я и не ожидал.

– Тогда в чем смысл всего этого? – Она устремила янтарный взгляд на судью. – Будь я такой ведьмой, зачем бы я стала звать Бакнера для созерцания моего… беспутства? Почему бы мне не заниматься этим втайне?

– Этого я не знаю, мадам. В самом деле, почему вы так поступили?

– Кроме того, если верить Бакнеру, я могу проходить сквозь запертые двери. Тогда почему я все еще здесь, в этой клетке?

– Потому что тем самым вы бы изобличили свою ведьмовскую сущность.

– А разве демонстрация Бакнеру всех этих гнусностей не была изобличением? – Она покачала головой. – Будь я настоящей ведьмой, я бы действовала умнее.

– О, я полагаю, вы достаточно умны, мадам. И потом, кто знает, не покидаете ли вы эту тюрьму по ночам, чтобы встречаться со своим повелителем? Возможно, у вас есть доступ в некий призрачный мир, о котором богобоязненные граждане не смеют и помыслить.

– Завтра утром можете расспросить своего секретаря, – сказала Рейчел. – Этой ночью он убедится, способна ли я проходить свозь стены.

– Сомневаюсь, что вы станете выказывать свои способности в присутствии Мэтью, – парировал Вудворд. – Ведь это будет равносильно признанию вины и прямиком отправит вас на костер.

Она вскочила со скамьи.

– Да вы свихнулись, как и все в этом городе! Неужели после всего сегодня услышанного вы думаете, что у меня есть шанс избежать костра? Я уверена, найдутся и другие свидетели – другие лжецы, – которые выступят против меня. Но кто выступит в мою защиту? Никто. Все они ненавидели меня еще до того, как пошли разговоры о колдовстве. Они потому и сделали из меня ведьму, чтобы ненавидеть еще сильнее!

– Они сделали из вас ведьму? Как из вас можно сделать что-то, чем вы не являетесь?

– Слушайте меня внимательно, судья. Кто-то убил преподобного Гроува и моего мужа, а затем постарался выставить меня самой страшной ведьмой к югу от Салема. Кто-то смастерил тех кукол и спрятал их под полом в моем доме. Кто-то распустил обо мне эти мерзкие слухи, так что у многих людей голова пошла кругом!

– Мистер Бакнер говорил искренне, – сказал Вудворд. – Я навидался лжесвидетелей во многих судах. Я видел, как они плетут паутину лжи, в которую потом сами же и попадают. Мистер Бакнер путается в некоторых мелочах, что объясняется его возрастом и полученным той ночью потрясением, но он определенно не лжет.

– Если он не лжет, – ответила Рейчел, – значит по нему плачет сумасшедший дом либо на него навела порчу какая-то настоящая ведьма. Я не та, кем меня выставляют. Ноги моей никогда не было ни в его доме, ни в его саду. Клянусь в этом пред Богом.

– Не вашими устами поминать Господа, мадам! Не то небесный огонь положит конец вашим играм.

– Я предпочла бы такую быструю смерть сожжению на костре.

Тут Мэтью вставил свое слово.

– Есть простой способ со всем этим покончить. Мадам, если вы прочтете вслух «Отче наш», я думаю, судья сможет рассматривать ваше дело уже в ином свете.

– Спасибо, но за себя я скажу сам! – отрезал Вудворд. – После всего мною здесь услышанного я склонен считать, что даже чтение молитвы может быть трюком, подстроенным ее хозяином.

– Я избавлю вас от гаданий на сей счет, – сказала Рейчел, – отказавшись произносить слова, не имеющие никакого значения в этом городе. Те, кто днем и ночью бубнят молитву Господню, будут шире всех ухмыляться, когда меня охватит пламя. Взять хотя бы ту же Лукрецию Воган. Прекрасный образчик доброй христианки! Она подала бы уксус распятому Христу с уверениями, что это мед!

– Она была достаточно добра, чтобы приготовить для вас чай. Лично я не заметил в нем уксусного привкуса.

– Вы не знаете ее так, как я. И я догадываюсь, почему она попросила разбить чашку и вернуть ей осколки. Спросите ее сами. Может, узнаете что-то интересное.

Вудворд убрал чайник и уцелевшие чашки в корзину.

– Пожалуй, сегодня на этом закончим. Я отправляюсь к доктору Шилдсу. Допросы продолжим с утра в понедельник.

– Смею предложить миссис Бакнер в качестве следующего свидетеля, сэр. У меня к ней возникло несколько вопросов.

– Вот как, у тебя возникли вопросы? – Вудворд сделал паузу; щеки его пылали. – Кто из нас ведет судебное разбирательство, ты или я?

– Вы, конечно.

– В таком случае кому, как не мне, определяться со следующим свидетелем. А поскольку у меня нет никаких вопросов к миссис Бакнер, я назначаю на утро в понедельник допрос мистера Гаррика.

– Я понимаю, что вы обладаете всей полнотой власти в данном процессе, как и в любом другом, – произнес Мэтью с легким поклоном, – но не стоит ли расспросить миссис Бакнер о душевном состоянии ее мужа в период времени…

– Чего не стоит делать, так это зря беспокоить миссис Бакнер, – прервал его судья. – Она крепко спала во время обоих эпизодов, описанных ее мужем. Вы что, хотите притащить почтенную женщину и добрую христианку в эту тюрьму, чтобы допросить ее в присутствии миссис Ховарт?

– С ней можно побеседовать в каком-нибудь другом помещении.

– Да, по усмотрению судьи. А я считаю, что ей нечего добавить к уже сказанному, притом что допрос может стать для нее тяжким испытанием.

– Ваша честь, – понизил голос Мэтью, – жена, как никто другой, знает своего мужа. Посему хотелось бы выяснить, не случалось ли у мистера Бакнера в предыдущие годы… скажем так… бредовых иллюзий.

– Если ты клонишь к тому, что все им увиденное было иллюзией, то не забывай, что подобные видения наблюдал еще один человек. Стивен Дантон – кажется, так его зовут?

– Да, сэр. Но за отсутствием мистера Дантона мы можем полагаться только на слова мистера Бакнера.

– Слова, подтвержденные клятвой на Библии. Он изложил свою историю вполне связно, с приведением стольких тошнотворных подробностей, что лучше бы их было поменьше. Мне этих показаний достаточно.