Текст книги "Земля обетованная"

– Этот довод использовался мужчинами еще со средних веков, чтобы держать женщин в подчинении, – сказала Роуз Александер.

– Джейн пыталась установить со мной отношения «хозяин – раб»? – спросил я.

– Можете шутить сколько хотите, – возразила Роуз, – но совершенно очевидно, что мужчины использовали любовь как способ порабощения женщин. Вы сами использовали этот термин. – Несомненно, Роуз была теоретиком этой группы.

– Роузи, – напомнил я, – я пришел сюда не дискутировать с вами о дискриминации женщин. Она существует, и я всегда выступал против. Но в данном случае мы столкнулись не с теорией, в данном случае мы имеем мужчину и женщину, которые давно знают друг друга и в согласии произвели на свет детей. Я хочу поговорить с ней именно об этом.

– Вы не можете отделить теорию от практики. И, – взгляд Роуз стал чрезвычайно волевым, – не можете добиться снисхождения с моей стороны, называя меня уменьшительным именем. Я достаточно осведомлена о всех ваших трюках.

– Прогуляйтесь со мной, – предложил я Пам Шепард.

– Пам, не делай этого, – попросила Джейн.

– Вам не удастся увести ее из этого дома, – строго произнесла Роуз.

Я проигнорировал их замечания и посмотрел на Пам Шепард.

– Прогулка до моста. Там мы постоим, посмотрим на воду и поговорим, а потом вернемся.

– Да. – Она кивнула. – Я пройдусь с вами. Может, вам удастся заставить его понять.

За решением Пам последовали протесты, волнения, движения, но в итоге мы наконец договорились, что я с Пам направлюсь к бухте, а Джейн и Роуз последуют за нами на благоразумном расстоянии, на тот случай если я попытаюсь усыпить Пам хлороформом и запихнуть в мешок.

Когда мы пошли по Фронт-стрит, солнце светило ей прямо в лицо, и я понял, что она, вероятно, не моложе меня. Были заметны едва видимые морщины, характерные для взрослого человека, вокруг глаз и рта. Они не умаляли, а усиливали ее приятную внешность. Она была совсем не похожа на женщину, вынужденную «снимать» в барах обжористых экскаваторщиков. Вполне могла бы разок воспользоваться услугами утонченного частного детектива. Интересно, будет ли она возражать против пятна мочи на моем ботинке?

Мы повернули на мост и прошли достаточное расстояние, чтобы оказаться над водой.

По сравнению с водой город выглядел привлекательным. Пятна мазута, пачки сигарет; дохлые рыбины, желеобразные куски пропитанного водой дерева, раскатанный презерватив, похожий на кожу угря на фоне воды кофейного цвета. Неужели все выглядело так же, когда от этого берега сто тридцать лет назад отошел на китобое Мелвилл? Господи, надеюсь все было иначе.

– Как вы сказали ваше имя? – спросила Пам Шепард.

– Спенсер.

Мы облокотились на перила и уставились на мачту передатчика на одном из островов бухты. Океанский ветер, несмотря на вид воды, был приятен.

– О чем вы хотите поговорить? Сегодня она была одета в темно-синюю бобочку, белые шорты и белые теннисные туфли «Треторн». Ноги ее были гладкими и загорелыми.

– Миссис Шепард, я вас нашел, а теперь не представляю, что мне делать. Вы определенно поселились здесь по собственному выбору и, кажется, совсем не хотите возвращаться домой. Я нанимался только найти вас и с чистым сердцем получил бы причитающуюся плату, если бы вы сами позвонили мужу и сказали, где находитесь. Но в этом случае он приедет сюда и станет просить вас вернуться, вы ответите отказом, он начнет суетиться, Джейн ударит его ногой в мошонку, и, если это окончательно не лишит его мужества, а именно так обычно и происходит, вы будете вынуждены вернуться.

– Значит, ничего ему не говорите.

– Но он меня нанял. Я обязан это сделать.

– Я не могу перенанять вас. У меня нет денег.

Джейн и Роуз стояли в полной готовности на другой стороне моста и наблюдали за каждым моим движением. Semper paratus[2]2
  Всегда готов (лат.).


[Закрыть].

– Я не хочу, чтобы вы меня нанимали. Не хочу обдирать вас. Я пытаюсь понять, что же мне следует сделать.

– По-моему, это ваши проблемы. Касаются только вас.

Ее локти упирались в перила, пальцы были сцеплены. На обручальное и бриллиантовое кольца на левой руке упал солнечный луч, и они засверкали.

– Именно так, – сказал я. – Но решить я их смогу, только поняв, с кем или с чем имею дело. Вашего мужа я, кажется, понял. Теперь мне необходимо понять вас.

– Мне кажется, что для человека, подобного вам, вполне достаточно понятия «священных уз брака». Женщина, сбежавшая из семьи, не заслуживает симпатии. Ей еще повезло, что муж хочет пустить ее обратно.

Я заметил, как немного побелели суставы ее пальцев.

– Священные узы брака – это абстракция, миссис Шепард. Абстракциями я не занимаюсь. Я занимаюсь, как сейчас модно стало говорить, людьми. Физическими телами. Вашим человеческим существом. Мне абсолютно наплевать на священные узы брака. Но иногда меня начинает волновать вопрос, счастливы ли люди?

– А разве само счастье не абстракция?

– Нет. Это – чувство. А чувства существуют вполне реально. О них тяжело говорить, поэтому некоторые люди иногда притворяются, что чувства абстрактны или мысли, о которых говорить проще, представляют большую важность.

– А равенство между мужчиной и женщиной тоже абстракция?

– Думаю да.

Она посмотрела на меня с легким презрением:

– Тем не менее, неосуществимость этого равенства делает многих людей несчастными.

– Я совершенно не представляю, что значит это равенство. Не понимаю, что это означает в Декларации независимости. Что вас делает недовольной жизнью с мужем?

Она глубоко вздохнула и быстро выдохнула.

– Господи. С чего начать?

Она снова уставилась на мачту передатчика. Я ждал. За нашими спинами в разные стороны мчались машины.

– Он вас любит?

Она посмотрела на меня более чем презрительно. На мгновение мне показалось, что она плюнет мне в лицо.

– Да, он любит меня. Если считать это единственным основанием для взаимоотношений. «Я люблю тебя. Я люблю тебя. Ты меня любишь? Любовь. Любовь». Полное дерьмо!

– Лучше, чем ненависть. Вы меня ненавидите?

– Не старайтесь казаться несерьезным, – попросила она. – Отношения не могут работать только на одном из чувств. Любви или ненависти. Он похож на... – Она попыталась подобрать подходящее сравнение. – Как будто ребенок на карнавале в жаркий день ел сахарную вату и весь испачкался, потом испачкал вас, вы стали липким, потным, день проходит ужасно и тянется нескончаемо, а дети ноют. Если не удастся уйти и принять душ, вы сами начнете ныть и кричать. У вас есть дети, мистер Спенсер?

– Нет.

– Тогда вы не знакомы с подобными ощущениями. Вы женаты?

– Нет.

– Значит, вы ничего не знаете об этом.

Я промолчал.

– Он хотел обнять меня каждый раз, когда я проходила мимо, или похлопать по заднице. Ежеминутно, каждый день, проведенный с ним, я чувствовала давление его любви, чувствовала, как он ждет ответного чувства, пока мне не захотелось лягнуть его.

– Вероятно, верная подруга Джейн могла бы помочь.

– Она просто защищала меня.

– Я знаю. А вы его любите?

– Харви? Вероятно, нет, по крайней мере на его условиях. Наверное, да, на моих. Или любила прежде. Пока он не измучил меня. Все началось с его заявлений, что он просто безумно меня любит. Мне нравилось это. Нравилась уверенность. Но давление...

Она покачала головой. Я одобрительно кивнул.

– В постели, – продолжила она, – если я не испытывала многократного оргазма, мне казалось, что я обманываю его.

– Часто удавалось?

– Нет.

– И вы стали подозревать, что фригидны.

Она кивнула.

– Честно говоря, не знаю, что это значит.

– Этот термин придумали мужчины, – сказала она. – Сексуальная модель, как и все остальное, всегда разрабатывалась с точки зрения мужчин.

– Не надо цитировать для меня Роуз. Быть может, это и так, быть может, нет. К нашей сегодняшней проблеме это не имеет отношения.

– Проблема есть только у вас. У меня нет никаких проблем.

– Нет есть. Я разговаривал с Эдди Тейлором.

Она ничего не понимала.

– Эдди Тейлор, крупный светловолосый парень, работает на экскаваторе. Достаточно жирный в поясе, много и громко разговаривает.

Она кивнула, потом еще несколько раз, по мере того как я его описывал. Морщины в уголках рта углубились.

– В чем же заключается проблема?

– Не в нем самом. Но если он все это не придумал, а он просто недостаточно умен, вы не настолько легко можете распоряжаться своей судьбой, как кажется.

– Готова поспорить, ему не терпелось рассказать обо всем в мельчайших подробностях. Да еще, наверное, приукрасил.

– Нет. Кстати, говорил он обо всем с огромной неохотой. Мне пришлось ударить его в солнечное сплетение.

На мгновение губы ее растянулись в улыбке.

– Должна признаться, не ожидала, что вы будете говорить в подобной манере. – Много читаю.

– Итак, в чем же моя проблема?

– Слишком мало читаю, чтобы сказать вам. Полагаю, вы не уверены относительно своей сексуальности, относитесь к ней двойственно, но в сегодняшней ситуации это не имеет никакого значения.

– Не правда ли, у нас теперь есть подходящий термин? Если бы мой муж стал гулять, вы бы предположили, что он не уверен в себе и испытывает двойственные чувства.

– Мог бы предположить. Особенно, если утром с ним случилась бы истерика и в последний раз его видели рыдающим в постели.

Ее лицо на мгновение порозовело.

– Он был омерзителен. Вы сами видели. Как я могла – с подобной свиньей! Пьяное, вонючее, потное животное. Позволить ему использовать меня подобным образом. – Она содрогнулась. На другой стороне дороги, не сводя с нас глаз, стояли Джейн и Роуз, готовые прыгнуть в любую секунду. Я чувствовал себя коброй на фестивале мангуст. – Ему было совершенно наплевать на меня. Как я себя чувствовала. Чего хотела. На взаимное наслаждение. Хотелось просто трахаться, как борову, а кончив, отвалиться и уснуть.

– Он не произвел на меня впечатления представителя Старого Света.

– Не смешно.

– Верно, как и все остальное. Хотя смеяться приятнее, чем плакать.

– Слишком просто и фамильярно. Что вы можете знать о смехе и слезах?

– Достаточно часто их вижу. Но не стоит спорить об этом. Если Эдди Тейлор был таким омерзительным, зачем вы подцепили его?

– Потому что у меня было такое настроение. Потому что мне хотелось пойти куда-нибудь и с кем-нибудь переспать без всяких сложностей. Откровенно потрахаться без слащавой мишуры, без этой чуши «тебе-это-нравится-ты-меня-любишь».

– Часто этим занимаетесь?

– Да. Когда у меня бывает подобный настрой. А он у меня бывал таким очень часто за последние несколько лет.

– Обычно вам это больше нравится, чем со стариной Эдди?

– Конечно, я... о черт, не знаю. Иногда бывает очень приятно в процессе, потом меня мучит чувство вины. Наверное, не могу забыть те годы воспитания, когда мне говорили, что хорошие девочки не занимаются подобными вещами.

– Один парень говорил мне, что вы всегда тянулись к крупным спортивным молодцам. Мышцы и молодость.

– Имеете в виду себя. Вы не настолько молоды.

– Мне бы хотелось оказаться с вами в постели. Выглядите вы просто превосходно. Но я по-прежнему говорю о вас.

– Извините. Получилось слишком кокетливо, а я пытаюсь изменить свою жизнь. Иногда бывает трудно, после того как долгое время притворяешься абсолютно другим человеком. Кокетство оставалось единственной надежной основой отношений между мужчиной и женщиной большую часть моей жизни.

– Знаю. Но был ли действительно прав тот парень, когда говорил, что вас привлекают обезьяны?

Она замолчала. Мимо проехал старый «плимут» с опущенным верхом и громко включенной музыкой. Прежде чем стих звук, мне удалось услышать фрагмент песни Роберты Флэк.

– Наверное, прав. Никогда специально не думала об этом, но мне кажется, что я хотела найти парня, который был бы крупным, молодым и сильным. Скорее всего надеюсь помолодеть.

– И приятно без лишних сложностей перепихнуться?

– Да.

– Но не с тем, кто хочет просто трахнуться и отвалиться.

Она нахмурилась:

– Не придирайтесь к мелочам. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

– Нет, не понимаю. Мне кажется, вы и сами не понимаете, что хотите сказать. Мне не хотелось бы резонерствовать. Я хочу понять, что творится в вашей голове. Кажется, там все так же ясно, как в гнезде кобылы.

– Что такое гнездо кобылы?

– Нечто запутанное.

– Нет, у меня нет никакого гнезда. Я знаю, чего я хочу и чего не хочу.

– Да? И чего же?

– Что значит «чего же»?

– Чего вы хотите, чего не хотите.

– О! – На ее глазах проступили слезы. – Не знаю. Черт возьми, оставьте меня в покое. Откуда я знаю, чего именно мне хочется! Мне хочется, чтобы вы оставили меня в покое!

Слезы текли уже по щекам, голос стал глухим. На другой стороне моста о чем-то оживленно советовались Джейн и Роуз. У меня было такое ощущение, что Джейн сорвется с поводка в любое мгновение. Я достал одну из своих карточек.

– Возьмите. Если понадоблюсь, позвоните. Деньги есть?

Она покачала головой. Я достал из бумажника десять десятидолларовых бумажек, переданных мне ее мужем, и отдал ей. Без них бумажник стал довольно тощим.

– Я не скажу ему, где вы находитесь, – сказал я и зашагал по мосту, потом по склону холма, направляясь к стоящей за музеем машине.

9

У Харви Шепарда под правым глазом был лиловый синяк, который, вероятно, причинял ему боль, когда он хмурился. Но он все равно хмурился.

– Черт подери, – сказал он, – я выложил за эту информацию пятьсот долларов, а теперь ты сидишь здесь и заявляешь, что не передашь ее мне. Что за дела?

– Я могу вернуть аванс, если хочешь, но не скажу, где она. С ней все в порядке, она уехала по собственной воле. Мне показалось, что она несчастна, не может разобраться с собственными мыслями, но в остальном – в полном порядке и безопасности.

– Почему я должен верить, что ты видел ее? Быть может, ты хочешь опустить меня на пять бумажек и издержки, а сам и не приступал к ее поискам?

– Потому что я предложил тебе вернуть деньги.

– Предлагают многие, но попробуй их получить!

– Она была одета в синюю бобочку, белые шорты, белые теннисные туфли «Треторн». Узнаешь одежду?

Он пожал плечами.

– Откуда синяк? – спросил я.

– Что?

– Синяк на лице. Откуда он взялся?

– Бога ради, не старайся сменить тему. Ты должен предоставить мне конкретную информацию. Если понадобится, я отволоку тебя прямо в суд.

– Хоук тебе навесил?

– Что навесил?

– Синяк. Хоук тебя ударил?

– Спенсер, не суй свой нос в мои дела. Я нанял тебя найти жену, а ты даже этого не смог сделать. Забудь о Хоуке.

Мы находились в кабинете на втором этаже, окна – на Мейн-стрит. Он сидел за огромным и очень современным датским письменным столом. Я – на стуле, обитом белой кожей. Потом я встал и направился к двери.

– Пойдем, – сказал я. – Хочу показать тебе кое-что в том помещении.

– А что там может быть?

– Встань и подойди, сам увидишь.

Он фыркнул, медленно и неуверенно поднялся и пошел, как старик, совершая аккуратные движения, стараясь, чтобы туловище оставалось неподвижным. Когда он подошел к двери, я сказал:

– Ладно, забудь.

Он собирался нахмуриться, но глаз болел, поэтому он не нахмурился, а лишь выругался в мой адрес.

– Черт возьми! Что ты пытаешься сделать?

– Тебя избили, – сказал я.

Он на мгновение забылся, резко повернулся ко мне, однако застонал от боли и оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

– Убирайся, – сказал он как можно тверже, но не повышая голоса.

– Кто-то обработал тебя. Мне показалось это, как только я увидел синяк, а когда ты попытался идти, я знал уже наверняка. У тебя денежные неприятности с тем, на кого работает Хоук, и ты получил второе предупреждение.

– Ты сам не понимаешь, о чем говоришь.

– Понимаю. Хоук работает именно так. Побольше нагрузки на тело, где ничего не видно. Я немного удивлен, что задето лицо.

– Ты с ума сошел, – зашипел Шепард. – Я вчера свалился с лестницы. Споткнулся о ковер. Я ничего никому не должен. С Хоуком у нас совместный бизнес.

Я покачал головой:

– Хоук не занимается бизнесом. Ему становится скучно. Хоук собирает деньги, охраняет тела и тому подобное. Слишком большое совпадение. В один из дней ты с ним беседовал, в другой едва можешь ходить. Лучше расскажи мне.

Шепард добрался до стола, с трудом сел. Когда он «укладывал» перед собой руки, пальцы его тряслись.

– Ты уволен, – сказал он. – Убирайся отсюда. Я предъявлю иск на каждый выплаченный тебе цент. Мой адвокат свяжется с тобой.

– Шепард, не будь дураком. Если ты не выпутаешься из ситуации, в которой оказался, со мной свяжется твой бальзамировщик. У тебя трое детей и нет жены. Что будет с детьми, если тебя похоронят?

Шепард сделал слабую попытку изобразить уверенную улыбку.

– Послушай, Спенсер, я тронут твоей заботой, но это касается только меня, и я сам сумею с этим справиться. Я бизнесмен и знаю, как вести себя во время заключения сделки.

Его сцепленные пальцы судорожно сжались, суставы побелели так же, как совсем недавно у его жены, стоявшей на мосту в Нью-Бедфорде. Вероятно, по тем же причинам. Он был напуган до смерти.

– Последняя попытка, Шепард. У тебя есть какие-нибудь дела с Кингом Пауэрсом?

– Я уже сказал. Спенсер, не твое дело. – Тон его голоса изменился. – Не пытайся напроситься на работу. Между нами все кончено. Я хочу, чтобы завтра в моей почте оказался чек на пятьсот долларов, в противном случае ты окажешься в суде. – Голос его достиг верхних регистров. Оловянного звона истерики.

– Ты знаешь, где найти меня, – сказал я и вышел.

Если вы долгое время прожили в Бостоне, то несомненно стали считать полуостров Кейп-Код землей обетованной. Море, солнце, небо, здоровье, непринужденность, дух товарищества, как будто воплощенная в жизнь реклама пива. Со времени приезда сюда я не смог никому понравиться, несколько человек даже требовали, чтобы я уехал. Двое пытались убить меня. Невозможно не влюбиться в старый Кейп-Код.

Я доехал до конца Си-стрит, припарковался, нарываясь на штраф, и пошел по берегу. Кажется, я снова остался без работы. Все говорило за то, чтобы собрать вещи и отправиться домой. Я взглянул на часы. Можно позвонить из отеля Сьюзен Силверман, через два часа насладиться поздним, но совместным, обедом, а потом отправиться в музей изящных искусств, чтобы посмотреть выставку Вермеера. Необходимость вернуть Шепарду аванс не вызывала у меня восторженного трепета – Сьюз согласится заплатить за обед, – но в равной степени не радовала и перспектива рассказать Шепарду о местонахождении жены.

Мне понравилась идея повидаться с Сьюзен. Я не видел ее уже четыре дня. Последнее время я вдруг начал понимать, что очень по ней скучаю, если долго ее не вижу.

Пляж был людным, дети бросались в море с плота, стоявшего на якоре в пятидесяти ярдах от берега. За плавным изгибом берега находился полицейский пост, за ним я мог разглядеть часть земли Кеннеди. Я нашел свободное местечко, сел и снял рубашку. Толстая женщина в цветастом купальнике впилась взглядом в пристегнутый к поясу пистолет. Я отстегнул его, завернул в рубашку и использовал сверток в качестве подушки. Женщина поднялась, сложила пляжный стул и перешла в другое место. По крайней мере, люди последовательны в восприятии меня. Я закрыл глаза и вслушался в звуки моря, детей, собак. Где-то на берегу чей-то приемник играл песню о человеке, проплакавшем миллион лет, пролившем столько слез. Куда ты подевался, Коул Портер[3]3
  Коул Портер – известный американский музыкант.


[Закрыть]?

Снова серьезные неприятности. Я не мог встать и уйти. Насколько серьезные, я еще не знал, но неприятности. Похоже, слишком серьезные, чтобы Шепард справился с ними один.

Я встал, пристегнул к ремню пистолет, заправил кобуру в карман брюк, надел свою голубую в полоску хлопчатобумажную рубашку, но не стал заправлять ее в брюки, чтобы скрыть пистолет. Вернулся к машине, сел в нее и где-то в полдень отправился в мотель. Почти в полдень.

Из номера я позвонил домой Сьюзен Силверман. Никто не ответил. Спустился в ресторан, заказал тушеные устрицы и два бокала разливного пива, потом вернулся в номер и снова позвонил. Тишина. Позвонил Дику Слейду. Он оказался на месте.

– Спенсер, – сказал я. – Больше известный в полицейских кругах как мистер Сыщик.

– Да?

– У меня есть пара теорий относительно криминальной деятельности под твоей юрисдикцией, которыми я хотел бы поделиться. Хочешь, чтобы я зашел?

– "Криминальная деятельность под моей юрисдикцией"? Кончай смотреть эти полицейские сериалы по телевизору. Говоришь как Перри Мейсон.

– Не стоит делать мне замечания, Слейд, только потому, что ты сам не умеешь правильно разговаривать. Хочешь меня выслушать?

– Заходи, – сказал он и повесил трубку. Голос у него был не слишком взволнованный.