Текст книги "Земля обетованная"

Роберт Паркер
Земля обетованная

1

Реконструкция города выгнала меня из старой конторы и заставила переселиться поближе к жилым районам. Новая контора располагалась над сигарной лавкой, на втором этаже двухэтажной круглой башни, торчащей на углу Масс-авеню и Бойлстон-стрит. До меня помещение это занимала гадалка, и я сейчас стоял у окна и соскабливал со стекла оставшиеся после нее пятнистые золоченые надписи. Тут-то я и увидел его. Он был в бледно-зеленом костюме свободного покроя, в расстегнутой желтой рубашке, длинные, острые концы воротника которой были выпущены поверх лацканов пиджака. Он сравнил записанный на клочке бумаги адрес и с несчастным видом оглядел дом.

– Либо мой первый клиент в новой конторе, – отметил я, – либо опоздавший к мадам Сосострис.

Сьюзен Силверман, в обрезанных джинсах «Ливайс» и полосатой, белой с синим, футболке обрабатывала «Уиндексом» и бумажным полотенцем матовое стекло входной двери. Она подошла к окну и посмотрела на улицу.

– Судя по виду, ему не слишком нравится этот район, – сказала она.

– Если бы я снял контору в том районе, который понравился бы ему, он не смог бы со мной расплатиться.

Мужчина вошел в небольшую дверь рядом с сигарной лавкой, а минуту спустя я услышал его шаги на лестнице. Он чуть помедлил, потом постучал. Сьюзен открыла дверь. Он неуверенно заглянул. На полу, в картонных коробках с надписью «Фальстафф», лежали папки, от стен еще пахло синтетической краской, слева от двери на газетах валялись кисти и банки из-под краски. В конторе было жарко, поэтому на мне были только заляпанные краской джинсы «Ливайс» и еще более безобразные тапочки.

– Я ищу человека по имени Спенсер, – сказал он.

– Вы его нашли, – откликнулся я. – Входите. – Я положил лезвие на подоконник и обошел письменный стол, чтобы пожать ему руку. Я остро нуждался в клиенте. Готов был поспорить, что Шерлок Холмс никогда не красил собственную контору... – Это миссис Силверман. Она помогает мне обустроиться на новом месте. Городские власти снесли мою старую контору.

Я отчетливо чувствовал, как по моей груди стекает струйка пота.

Сьюзен улыбнулась и поздоровалась.

– Меня зовут Шепард, – представился он. – Харви Шепард. Мы можем поговорить?

– Пойду куплю сэндвич, – сказала Сьюзен. – Пора перекусить. Тебе взять что-нибудь?

Я покачал головой:

– Захвати кока-колы, больше ничего. После разговора с мистером Шепардом я приглашу тебя на настоящий обед.

– Потом решим. Рада была встрече с вами, мистер Шепард.

Когда она ушла, Шепард спросил:

– Секретарша?

– Нет, просто хорошая подруга.

– Вот как! Я бы тоже не отказался от такой.

– Мужчина, одевающийся как вы, не должен испытывать в этом значительных затруднений.

– Дело в том, что я женат. И все время провожу на работе.

Воцарилась тишина. У него было румяное прямоугольное лицо и жесткие черные волосы. Чуть мягкий подбородок, чуть смазанные черты, но в основном очень приятная внешность. Черноволосый ирландец. Казалось, он принадлежал к числу людей, привыкших говорить. Неспособность и сейчас поступить привычным образом заставляла его чувствовать себя неуютно. Я попытался подстегнуть его:

– Мистер Шепард, кто послал вас ко мне?

– Называй меня Харв. Как все.

Я кивнул.

– Я знаком с одним репортером из «Стандард таймс» Нью-Бедфорда. Он назвал мне твое имя.

– Харв, ты сам тоже из Нью-Бедфорда?

– Нет, из Хайанниса.

– Собираешься баллотироваться в президенты и хочешь сделать меня своим уполномоченным?

– Нет. – Он слабо и неуверенно улыбнулся. – А, понял, Хайаннис, ха.

– О'кей, – сказал я. – Ты не собираешься выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах. Не хочешь, чтобы я был твоим уполномоченным. В чем же дело?

– Я хочу, чтобы ты нашел мою жену.

– О'кей.

– Мне кажется, что она сбежала.

– Иногда они так поступают.

– Я хочу, чтобы ты вернул ее.

– Этого я гарантировать не могу. Я найду ее, но похищением людей заниматься не буду. Все вопросы по поводу возвращения решайте между собой.

– Просто ушла. Бросила меня и троих детей.

– В полицию обращался?

Он кивнул.

– Они не подозревают, заранее прошу меня простить, нечистую игру?

Он покачал головой:

– Нет, она упаковала свои вещи в чемодан и ушла. Я лично знаком с Диком Слейдом, и он убежден, что она сбежала.

– Слейд – полицейский?

– Да, полиция Бернстейбла.

– О'кей. Сотня в день и издержки. В издержки будет включена плата за номер в мотеле и огромное количество еды. Мне не хочется мотаться каждый день в Бостон и обратно.

– Я заплачу любые деньги. Задаток не нужен?

– Харв, если ты собираешься стать президентом, я буду твоим уполномоченным.

Он снова изобразил на лице слабую улыбку. Мои шутки не отвлекли его от неприятностей.

– Сколько тебе нужно?

– Пятьсот.

Он достал из внутреннего кармана пиджака длинный бумажник, отсчитал пять сотенных и передал их мне. Мне не удалось подсмотреть, сколько таких бумажек осталось в бумажнике. Я сложил деньги и сунул их в карман джинсов, стараясь всем своим видом показать, что его деньги присоединились к моим деньгам.

– Я приеду утром. Будешь дома?

– Да. Я живу на Оушен-стрит. Оушен-стрит, дом восемнадцать. Примерно в какое время тебя ждать? У меня масса работы. Господи, ну почему она ушла именно сейчас?!

– Буду у тебя в девять. Если есть фотографии, приготовь, я сделаю копии. Если есть любовные письма, счета за телефон, квитанции об оплате и тому подобное, найди. Мне нужно будет взглянуть на все. Корешки чеков? Список друзей или родственников, к которым она могла уехать? Как насчет другого мужчины?

– Пам? Нет. Секс не очень-то ее интересовал.

– Но ее могла заинтересовать любовь.

– Спенсер, уж это-то она от меня получала. В достатке.

– Тем не менее. Как насчет детей? Я могу говорить при них?

– Да, мы ничего не скрываем друг от друга. Они знают, что она сбежала. В любом случае они уже большие. Младшей – двенадцать.

– У них есть какие-нибудь предположения о том, где находится мать?

– Не думаю. Они сказали, что ничего не знают.

– Но ты не уверен?

– Не уверен в том, что они мне что-либо расскажут. Я слишком мало общался с ними в последнее время. И не вполне уверен, что они скажут мне правду. Особенно девочки.

– У меня такое чувство возникает по отношению к каждому человеку. Не слишком огорчайся.

– Тебе легко.

– Да, ты прав. Еще есть что сказать?

Он покачал головой.

– О'кей, увидимся завтра в девять.

Мы пожали друг другу руки.

– Знаешь, как добраться?

– Да, вообще я неплохо знаю Хайаннис, найду.

– А ее ты найдешь. Спенсер?

– Да.

2

Когда вернулась Сьюзен, я сидел за столом, а передо мной были разложены банкноты.

– Кто изображен на стодолларовом банкноте? – спросил я.

– Нельсон Рокфеллер?

– Неправильно.

– Дэвид Рокфеллер?

– Опять не угадала.

– Лоренс Рокфеллер?

– Где предпочитаешь обедать?

– Не стоило показывать мне деньги. Я уже собиралась согласиться на бифштекс с луком в «Уджис», а теперь подумываю о «Пирсе четыре».

– Так тому и быть. Думаю, мне стоит переодеться.

– По крайней мере, стереть пот с груди.

– Все, возвращаемся ко мне и наряжаемся.

– Когда появляется клиент, ты сразу оживаешь.

– Да, мадам. И немедленно отправляюсь в ближайший ресторан.

Я пристегнул к ремню пистолет, надел рубашку, но не стал заправлять ее в джинсы, чтобы не было видно оружия, и мы вышли. Прогулка до моей квартиры длилась не более десяти минут – в основном по аллее вдоль Коммонвелт-авеню. Когда мы пришли, Сьюзен первая полезла под душ, а я выпил бутылку «Амстеля», пока звонил по телефону и заказывал места. На самом деле я выпил три.

«Пирс четыре» вырисовывался на побережье, похожий на колониальный Стоунхендж. Бывший в употреблении кирпич, старые балки, пришвартованный в качестве зала для коктейлей экскурсионный пароход с Гудзона. Монумент казенным счетам, храм деловых обедов. Один из подростков в форме немного смутился, но припарковал мою машину с откидным верхом. Большинство машин на стоянке были значительно новее, и я не смог заметить ни одной, у которой сиденья были бы отремонтированы таким же количеством серой липкой ленты.

– Кажется, этот человек чересчур пренебрежительно отнесся к твоей машине, – сказала Сьюзен.

– Одна из бед нашей культуры, – ответил я. – Никакого уважения к старине.

Пришлось подождать, пока освободится заказанный нами столик. Не желаете ли выпить коктейль в фойе? Мы желали. Прошли по закрытому трапу на экскурсионное судно, расположились и стали смотреть на Бостонскую бухту. Сьюзен заказала «Маргариту», я несколько «Хайнекенов». «Амстеля» не было даже в этом ресторане.

– Что хочет от тебя клиент?

– Просит найти жену.

– Могут возникнуть трудности?

– Нет. Судя по всему, она просто сбежала. Если это так, найти ее будет несложно. Большинство жен, которые сбегают, оказываются не слишком далеко. В действительности, большая их часть желает быть найденными и возвращенными домой.

– Судя по твоим словам, свобода выбора здесь ни при чем.

– Свобода выбора здесь действительно ни при чем, но в жизни все происходит именно так. Впервые количество сбежавших жен превысило количество сбежавших мужей. Как правило, они пролистывают два номера журнала «Мисс», смотрят программу Марло Томаса по телевизору, решают, что так больше продолжаться не может, и убегают. Но потом оказывается, что у них нет специальности, что десять или пятнадцать лет занятий домашним хозяйством ни к чему их не подготовили, что единственный выход – работать посудомойкой, официанткой или уборщицей, а этого им совсем не хочется. К тому же большинство сбежавших жен страдают от одиночества.

– А домой вернуться они не могут, – добавила Сьюзен. – Им очень стыдно ни с чем приползти назад.

– Правильно. Поэтому они и сидят на одном месте в надежде, что их разыщут.

– А когда встревоженный муж отправляется на поиски, его действия можно счесть этаким странным проявлением любви.

– Снова верно. Но убивает женщин, особенно если есть дети, чувство вины. Когда они снова попадают домой, все становится значительно хуже, чем было до побега.

Сьюзен сделала глоток «маргариты».

– У мужа появляется новая дубинка.

Я кивнул:

– Именно. И он по-своему прав, когда хочет сказать этим: «Ты, сукина дочь, улизнула от нас. Бросила меня и детей в трудную минуту и сбежала. Так что спрячь теперь свою гордость, милая. Ты у нас в долгу».

– Но, – сказала Сьюзен.

– Конечно, «но». Всегда – но. Но она прожила жизнь на их условиях, и ей захотелось попробовать пожить немного на своих. – Я пожал плечами и допил пиво.

– Твой тон заставляет все происходящее выглядеть обыденным.

– В некотором смысле такие поступки и являются обыденными. Я достаточно часто сталкивался с подобными ситуациями. В шестидесятые годы уделил немало времени поискам сбежавших детей. Теперь уделяю его поискам сбежавших мам. Мамы не добавили в происходящее разнообразия.

– По твоим словам можно подумать, что все так банально. Так избито. Как будто тебе совершенно наплевать. Как будто они занимали тебя только в плане работы. Как обычные, потерянные кем-то вещи, которые необходимо отыскать.

– Не вижу оснований, чтобы говорить об этом с дрожью в голосе. Я достаточно напереживался, разыскивая их. Несомненно, я делал это за деньги, но деньги легко заработать и другими способами. Самое главное, по крайней мере, в моей области, не позволить переживаниям совсем захватить твое существо. Иначе это очень плохо заканчивается.

Я жестом заказал еще пива. Взглянул на бокал Сьюзен. Она покачала головой.

На другом берегу бухты в воздух как-то неловко поднялся «Боинг-747». Оторвавшись от взлетной полосы в Логане, он с ревом устремился ввысь, прежде чем взять курс на запад. Лос-Анджелес? Сан-Франциско?

– Сьюз, – сказал я, – наши с тобой места на нем.

– На чем? – не поняла она.

– На самолете. Летящем на запад. Разрывающем мрачные оковы земли.

– Мне не нравится летать.

– Неужели?! – воскликнул я. – Значит, я наступил на больной палец?

– С чего ты взял?

– Тон, милая, тон разговора. Длина предложений, положение головы. Вспомни, я опытный сыщик. Разгадывать головоломки – мое ремесло. Что тебя разозлило?

– Не знаю.

– Это начало.

– Не смейся надо мной, Спенсер. Я не могу понять, на что я злюсь, на тебя или на происходящее. Может, из-за того, что я читала журнал «Мисс», может, из-за того, что слишком часто смотрела программы Марло Томаса. Я была замужем и развелась, наверно, я лучше тебя понимаю, с чем могла столкнуться жена этого человека.

– Быть может, все так и есть, – сказал я. Метрдотель сообщил, что наш столик свободен, и мы молча последовали за ним. Меню было огромным, напечатанным стильным шрифтом. Цена порции омара предусмотрительно не указывалась.

– Пусть ты лучше понимаешь, – продолжил я, – лучше можешь вникнуть в ее проблемы. Но почему ты злишься?

– Чопорность, – сказала Сьюзен. – Именно это слово я пыталась подобрать. Чопорность по отношению к маленьким шалостям женщины.

Появилась официантка. Я посмотрел на Сьюзен.

– Эскарготы[1]1
  Эскарготы – съедобные улитки.


[Закрыть], – сказала она, – и холодное мясо краба.

Я заказал разнообразные горячие закуски и бифштекс. Официантка удалилась.

– Не согласен с чопорностью, – возразил я. – Возможно, я бы назвал это непочтительностью.

– Решил проявить снисходительность, – усмехнулась Сьюзен.

– Нет. Возможно, я испытываю легкое беспокойство, если хочешь. Но не по отношению к ней, не по отношению к глупости всего мира. Тошнит от всевозможных движений. Меня тошнит от людей, которые считают, что новая система обо всем позаботится. Тошнит от людей, которые ставят дело впереди человека. Меня тошнит от людей любого пола, которые бросают детей и убегают. Ради работы, ради выпивки, ради секса, ради успеха. Это безответственно.

Официантка подала первые блюда. Мои закуски включали в себя моллюска «Казино», устрицу «Рокфеллер», жареную креветку, маринованную креветку и фаршированную шляпку гриба.

– Меняю шляпку гриба на улитку, – предложил я Сьюзен.

Она взяла щипчиками улитку и положила на мою тарелку.

– Гриб мне не нужен.

– Сьюзен, нет необходимости объявлять голодовку только потому, что тебя что-то разозлило. – Я вытащил улитку из ракушки и съел. – Последний шанс получить гриб.

Она покачала головой, я съел шляпку.

– Ты же не знаешь, почему она сбежала, – сказала Сьюзен.

– Никто из нас не знает.

– Но ты сразу предположил феминистские причины.

– Ты права, не нужно было этого делать.

– Я съем маринованную креветку, – сказала Сьюзен. Я переложил креветку на ее тарелку. Своей вилкой.

– Знаешь ведь, что это мои любимые, – сказал я.

– А также то, что ты равнодушен к фаршированным грибам.

– Стерва.

Сьюзен улыбнулась:

– Путь к раскаянию мужчины лежит через его желудок.

Все решила, как всегда, улыбка. Улыбка Сьюзен была цветной, объемной и со стереофоническим звучанием. Я почувствовал, как напряглись мышцы живота, что всегда происходило, когда я смотрел на нее, а она вот так вот улыбалась.

– Где ты была, черт возьми, двадцать лет назад? – спросил я.

– Замужем не за тем мужчиной. – Она протянула правую руку и погладила указательным пальцем суставы моей левой кисти, лежащей на столе. Она продолжала улыбаться, но лицо стало серьезным. – Лучше поздно, чем никогда.

Официантка подала салат.

3

На следующее утро я встал и отправился в Хайаннис, прежде чем в Бостоне воцарился утренний час пик на улицах. На Кейп, через Сагамор-Бридж, вела суперавтострада № 3. Двадцать лет назад никакой автострады не было, и на Кейп приходилось добираться по шоссе № 2, мимо маленьких массачусетских городков типа Рандольфа. Дорога была мед ленной, но интересной, можно было смотреть на людей, рыжих дворовых собак, лужайки перед домами, можно было останавливаться у закусочных и есть гамбургеры, которые готовили на ваших глазах. В тот день на автостраде № 3 мне встретился один-единственный парень, менявший колесо недалеко от указателя «Плимут».

Когда я пересек канал Кейп-Код по Сагамор-Бридж, дорога № 3 смешалась с дорогой № 6, а затем перешла в шоссе Мид-Кейп. Вместо центральной разделительной полосы и по обочинам были посажены карликовые белые сосны, кое-где попадались клены и дубы. Когда дорога чуть поднималась, был виден океан – залив Баззард на юге, Кейп-Код на севере. Весь полуостров был буквально пропитан духом океана; даже когда вы не видели его, вы продолжали слышать и чувствовать его характерный запах. Иногда возникало ощущение безграничного пространства вокруг. Яркость открытого пространства уходила вдаль вместе с солнцем.

Шоссе № 132 привело меня в центр Хайанниса. Умиротворяющее волнение от карликовых сосен и бескрайнего моря сменилось «Макдональдсами» и «Холлидей Инн», прочими компаниями, отгородившимися от мира фабричными оградами, торговыми рядами, мотелями «Шератон Моторс» и массой других менее привлекательных заведений, где можно поесть, поспать, выпить в обстановке, мало чем отличающейся от домашней. За исключением разве что рыболовной сети на стенке. Если бы тот самый Бартоломью Госнолд приблизился к Кейп-Коду с этого направления, он, не задерживаясь ни на миг, отправился бы дальше.

От площади аэропорта я покатил на восток по Мейн-стрит. Хайаннис, если в него въезжать на машине, кажется удивительно перенаселенным. Мейн-стрит переполнена магазинами, большая часть которых является филиалами бостонских или нью-йоркских торговых компаний. Нужный мне мотель находился в восточной оконечности города. Крупное курортное заведение с клубом здоровья и хорошим рестораном, обставленным в викторианском стиле. На большой зеленой вывеске перед домом было написано «Дафнис». Я останавливался здесь два месяца назад с Брендой Лоринг и очень неплохо провел время.

К восьми тридцати я уже был в номере и даже распаковал вещи. Позвонил Шепарду. Он ждал меня. Оушен-стрит находилась в пяти минутах ходьбы от мотеля. Она являлась продолжением Си-стрит, и главной ее примечательностью было огромное количество выгоревших панелей на стенах и синих ставен. Дом Шепарда не являлся исключением. Большой, в колониальном стиле, панели из белого кедра, выгоревшие до цвета серебра, синие ставни на всех окнах. Он расположился на пригорке, на океанской стороне Оушен-стрит. Перед домом стоял белый «кадиллак» с опущенным верхом. Плавно изгибающаяся, мощенная кирпичом дорога вела к центральному входу, дом обрамляли маленькие вечнозеленые кустики. Входная дверь была синяя. Я нажал на кнопку и услышал, как внутри раздался звонок. Дверь открыла светловолосая девушка в крошечном сочно-зеленом купальнике. На вид ей было лет семнадцать. Я попытался не пялить на нее глаза и произнес:

– Меня зовут Спенсер, и я хотел бы повидаться с мистером Шепардом.

– Входите, – сказала девушка.

Я вошел в переднюю, и она оставила меня там, а сама отправилась за отцом. Я закрыл за собой дверь. Пол в передней был выложен камнем, а стены производили впечатление изготовленных из кедров панелей. По обе стороны располагались двери, еще одна была на задней стене, на второй этаж вела лестница. Потолок был белым и равномерно грубым, на такой потолок штукатурка наносилась струёй, и не было видно следов рук человека.

Вернулась дочь Шепарда. Я незаметно поедал ее глазами из-за солнечных очков. Совсем иное дело, нежели открыто пялиться. Быть может, она была слишком молода, но возраст подчас трудно определить точно.

– У моего отца сейчас посетитель, он просил вас подождать немного.

– Хорошо.

Она ушла, оставив меня стоять в передней. Я не претендовал на бокал портвейна в гостиной, но такой прием показался мне чересчур холодным. Быть может, она находилась в смятении из-за исчезновения матери. Но она не выглядела такой. Она выглядела сердитой. Возможно, из-за того, что пришлось открывать дверь. Вероятно, хотела заняться педикюром, а я оторвал ее. Бедра, однако, сногсшибательные. Для такой маленькой девочки.

Из двери за лестницей появился Шепард. Вместе с ним высокий негр с бритой головой и крутыми скулами. Он был одет в свободный зеленовато-голубой костюм покроя «Ливайс» и розовую рубашку с большим воротником. Рубашка расстегнута до пояса, видимая часть груди и живота производит впечатление твердого, необработанного черного дерева. Он достал из нагрудного кармана небольшие солнечные очки, нацепил, долго смотрел на меня поверх них, затем стекла медленно упрятали его глаза, и он уставился на меня. Я глядел на него.

– Хоук, – сказал я.

– Спенсер.

– Вы знаете друг друга? – спросил Шепард.

Хоук кивнул.

– Да, – сказал я.

– Я попросил Спенсера разыскать мою жену, – сказал Шепард Хоуку.

– Готов поспорить, у него это получится, – сказал Хоук. – Он просто огнем горит, когда нужно что-нибудь найти. Все готов разыскать. Правда, Спенсер?

– Ты тоже всегда был одним из моих самых любимых героев, Хоук. Где остановился?

– Я постоялец «Холлидей Инн», маса Спенсер.

– Мы так больше не говорим, Хоук. Кстати, тебе удается говорить на этом идиотском диалекте не лучше, чем всегда.

– Возможно, но тебе стоило бы послушать «Рассыпчатый хлеб» в моем исполнении.

– Не сомневаюсь.

Хоук повернулся к Шепарду:

– Еще увидимся, мистер Шепард.

Они пожали друг другу руки, и Хоук ушел. Шепард и я наблюдали через дверь, как он идет к «кадиллаку». Его походка была грациозной и легкой, крепкие мышцы – будто дольки тугого мяча, отчего казалось, что он вот-вот взлетит в воздух.

Хоук посмотрел на мой «шеви» шестьдесят восьмого года, обернулся, и лицо его расплылось в довольной улыбке.

– Как всегда, самая крутая тачка, а?

Я пропустил это мимо ушей. Хоук сел в «кадиллак» и уехал. Хвастливо.

– Откуда ты его знаешь? – спросил Шепард.

– Двадцать лет назад выступали за одну команду, иногда тренируемся в одних и тех же залах.

– Разве неудивительно, что через двадцать лет ты встречаешь его именно здесь?

– А я не однажды встречался с ним с тех пор. По роду наших занятий.

– Правда?

– Да.

– Понимаю. По-моему, вы совсем неплохо знаете друг друга. Привычка торговца оценивать людей, я думаю. Входи. Выпьешь кофе или еще что-нибудь? Мне кажется, для выпивки слишком рано...

Мы прошли на кухню.

– Растворимый сойдет? – спросил Шепард.

– Конечно, – ответил я, и Шепард поставил воду в красном фарфоровом чайнике разогреваться.

Кухня была длинной, разделенной надвое: в одной ее части готовили пищу, в другой – ели. В столовой грубый стол – с лавками по четырем сторонам – цвета топляка, что приятно контрастировало с голубым полом и голубой же стойкой.

– Значит, ты был боксером?

Я кивнул.

– Значит, нос тебе еще тогда сломали?

– Ага.

– А шрам под глазом тоже с тех времен, готов поспорить.

– Ага.

– Черт, неплохо выглядишь, готов поспорить, даже сегодня ты смог бы выдержать несколько раундов, правильно?

– В зависимости против кого.

– Ты выступал в тяжелом весе?

Я снова кивнул. Вода закипела. Шепард разложил кофе из большой банки «Тестерс Чойс» по чашкам.

– Сливки, сахар?

– Нет, спасибо.

Он поставил кофе на стол и сел напротив меня. Я надеялся получить к кофе пончик или сладкую булочку. А Хоука, интересно, угостили?

– На здоровье, – сказал Шепард и поднял свою чашку.

– Харв, – сказал я, – у тебя значительно более серьезные неприятности, чем сбежавшая жена.

– Что ты имеешь в виду?

– Имею в виду то, что знаю Хоука, знаю, чем он занимается. Он выжимает деньги, таких ребят на моем углу обычно называют костоломами. Он работает по найму и последнее время довольно часто работает по найму на Кинга Пауэрса.

– Погоди минуту. Я нанял тебя для поисков моей жены. Какими бы делами я ни был занят с Хоуком, они касаются одного меня. А не тебя. Я плачу тебе не за то, чтобы ты совал нос в мои дела.

– Все верно. Но если ты имеешь дело с Хоуком, ты имеешь дело с болью. Хоук всем причиняет боль. Ты должен Пауэрсу деньги?

– Я не знаю никакого Пауэрса. Не волнуйся о Пауэрсе, или Хоуке, или еще о ком-нибудь. Я хочу, чтобы ты искал мою жену, а не рылся в моих финансовых счетах, понятно?

– Да, понятно. Но я уже много лет имею дело с людьми, подобными Хоуку. Знаю, как все бывает. На этот раз Хоук пришел просто поговорить с тобой, любезно объяснить, сколько ты должен, на сколько времени просрочил платежи по процентам и к которому дню ты обязан все выплатить.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь, о чем мы говорили?

– А в самом конце разговора он пояснил с достаточно дружеской улыбкой на лице, что произойдет, если ты не расплатишься. Потом появился я, он вежливо попрощался и уехал.

– Спенсер, ты собираешься тратить время на подобные разговоры, или займемся делом, для которого я тебя нанял?

– Харв, Хоук не болтает попусту. Он достаточно скверный человек, но всегда держит слово. Если ты должен деньги, расплатись. Если у тебя нет денег, расскажи мне обо всем, чтобы мы могли заняться решением этой проблемы. Но не пытайся обмануть меня и не обманывай себя. Если дело дошло до Хоука, значит, тебя уже засосало с головой.

– Не о чем говорить. Все. Оставим этот разговор.

– Возможно, не хватит даже моего роста, чтобы тебя вытащить.