Текст книги "Земля обетованная"

12

– Хочу выпить, – сказала Сьюзен.

Мы вошли и расположились на двух стульях за поворотом стойки. Сьюзен заказала мартини, я – пиво.

– Мартини? – спросил я, и она кивнула.

– Я же сказала, что хочу выпить. Я не шутила. – Она выпила половину мартини за один глоток и поставила стакан на стойку. – Насколько вы разные? – спросила она.

– Я и Хоук?

– Угу.

– Не знаю. Я никогда не избиваю людей за деньги. Не убиваю людей за деньги. Он это делает.

– Но иногда ты делаешь это просто так. Как сегодня.

– Пауэлл?

– Пауэлл. Тебе не обязательно было с ним драться. Сам вынудил его.

Я пожал плечами.

– Что, не так?

Я снова пожал плечами. Она допила остатки мартини.

– Почему?

Я позвал бармена и повторил заказ.

Мы молчали, пока он смешивал мартини, наливал пиво и ставил все перед нами.

– Есть орешки?

Он кивнул и достал из-под стойки вазочку. В зале почти никого не было. Только парочка, занятая поздним обедом, да четыре парня, вероятно возвращающиеся из гольф-клуба, пили коктейли за нашими спинами. Сьюзен потягивала второй мартини.

– Как ты можешь это пить? – спросил я, – Все эти напитки по вкусу напоминают лосьон для зубов.

– Этим я доказываю свою крутость, – бросила она.

– О! – восхитился я и занялся орешками.

Голоса игроков в гольф звучали нарочито громко: все окружающие их люди должны оценить, как им хорошо и весело вместе.

– Миллионы мужчин проводят так свои жизни, – сказал я. – Сидят и, когда им совершенно нечего сказать, притворяются хорошими людьми сами перед собой и перед окружающими.

– Не только мужчины, – уточнила Сьюзен.

– Мне всегда казалось, что женщины лучше обыгрывают подобные ситуации.

– Серьезные тренировки с раннего возраста, – объяснила Сьюзен. – Умение притворяться и нравиться мужчинам. Так ты ответишь на мой вопрос?

– Почему я раздразнил Пауэлла?

– Угу.

– Ты никогда не сдаешься, да?

– Угу.

– Я не могу точно сказать, почему завел его. Он раздражал меня, к тому же мне показалось, что мордобой окажется наиболее предпочтительным действием.

– Чтобы показать Хоуку, что ты не боишься?

– Не думаю, что это произвело на Хоука какое-то впечатление. Мне подсказал поступить так внутренний голос. Очень часто он подсказывает мне, что нужно делать. Ты мыслишь прямолинейно, хочешь знать почему, зачем, источник проблемы и как ее решить. Мне кажется, частично это происходит из-за твоей работы руководителем отдела воспитания.

– Ты полностью меняешь стереотип, знаешь об этом?

– Что? Женщины – эмоциональны, мужчины – рациональны? Да. Но это всегда было полной чушью. В большинстве случаев, мне кажется, все наоборот. Я чувствую не по алфавиту. Мне уже за сорок, я много чем занимался в жизни и привык доверять своим импульсам. Стремлюсь постигать все в изображениях и комбинациях и, как бы это назвать, охватывать ситуацию в целом.

– Гештальт, – подсказала Сьюзен.

– Называй как хочешь. Поэтому, когда ты спрашиваешь почему, самым лучшим для меня будет описать ситуацию. Если бы у меня была видеозапись происходившего, я бы показал тебе и сказал: «Видишь почему?»

– Ты поступил бы так же, если бы меня там не было?

– Ты имеешь в виду, что я работал на публику. – Подошел бармен и посмотрел на наши стаканы. Я кивнул, он забрал их, чтобы налить снова. – Ты бы сумела ударить кого-нибудь пивной бутылкой, если бы ситуация того потребовала?

– Ты имеешь в виду меня?

– Я имею в виду себя.

– Ты невыносимый индивидуалист. Почему ты не подумал, что я схватила бутылку для того, чтобы защищаться?

– Ты меня поймала. Никогда бы не подумал. Так вот значит почему ты схватила ее.

– Нет. И перестань улыбаться, как идиот. – Она отхлебнула от третьей порции мартини. – Самоуверенный болван.

– Ты поступила так потому, что считаешь меня самым лучшим сыщиком, правда?

– Нет, – сказала она. И вся мощь ее глаз обрушилась на меня. – Я поступила так, потому что люблю тебя.

Сидевшая за столиком пара поднялась и направилась к выходу. Она была крашеной блондинкой с жесткими ломкими волосами, он был одет в белые мокасины и гармонирующий с ними ремень. Когда они выходили из обеденного зала, руки их соприкоснулись, он схватил ее ладонь и больше не отпускал. Я допил свое пиво. Сьюзен потягивала мартини.

– Традиционно, – продолжала она, – джентльмен отвечает на подобное замечание следующим образом: «Я тоже люблю тебя». – Сейчас она на меня не смотрела. Разглядывала оливку на дне своего стакана.

– Сьюз, – сказал я, – нам обязательно все усложнять?

– Ты не можешь выдавить из себя традиционный ответ?

– Суть не во фразе «Я люблю тебя», а в том, что происходит после.

– Ты имеешь в виду, что любовь и замужество так же неразрывны, как лошадь и повозка?

Я пожал плечами:

– Я не имею в виду, что они обязательно должны следовать друг за другом. Я видел достаточное количество браков без любви. Вероятно, все может происходить и наоборот.

Сьюзен сказала: «Гм» – и снова, не отрываясь, стала смотреть на меня.

– Мне кажется, то, как сейчас мы с тобой живем, – отличное решение, – сказал я.

– Нет. Все эти отношения краткосрочны, а потому бессмысленны. Они не связаны с обязательствами, а потому их нельзя считать настоящими.

– Для того чтобы отношения стали настоящими, необходимо страдать?

– Ими нужно рисковать. Необходимо знать, что, если отношения станут обыденными и неприятными, просто так уйти не удастся.

– А что означает замужество? Огромное количество людей расторгают браки. Господи, у меня сейчас есть пациентка, которая только что развелась.

– После двадцати двух лет жизни?

– Очко в твою пользу, – сказал я. – Она ведь не убежала при первой же капле дождя, правильно? Но разве это имеет значение? Чтобы священник прочитал несколько строк из Библии?

– Нет, не только. Но церемония является видимым аспектом принимаемых на себя обязательств. Мы ритуально обставляем большую часть глубочайших понятий, а при помощи брака ритуально обставляем любовь. Или один из вариантов жизни.

– Ты считаешь, что мы должны пожениться?

– В данный момент я говорю, что люблю тебя, и жду ответа.

– Все не так просто, Сьюз.

– Мне кажется, я получила ответ.

Она встала и вышла. Я допил пиво, положил на стойку десятку и направился в свой номер. Ее там не было. Не было ее и на террасе, в фойе и на стоянке. Я поискал взглядом ее маленький «нова», но не нашел. Вернулся в номер. Ее чемодан по-прежнему стоял на полке, вещи были разложены в шкафу. Она не могла уехать домой без вещей. Я сел на кровать и уставился на красный стул в углу. Сиденье было изготовлено из одного куска пластмассы, ножки представляли собой четыре круглые тонкие палочки темного дерева, заканчивающиеся маленькими бронзовыми наконечниками. Элегантно. Я был слишком потрепан жизнью, чтобы плакать. И слишком старым, как это ни обидно. Все было не так просто.

На бюро лежала карточка, на которой было написано: «Наслаждайтесь клубом здоровья и сауной». Я разделся, достал белые шорты и серую футболку, надел их, зашнуровал на босу ногу свои кроссовки «Адидас», белые с тремя черными полосками. Сьюзен всегда ругала меня за то, что я не надевал носки, когда мы играли в теннис, но мне самому нравился такой вид. К тому же не нужно было беспокоиться о носках.

Клуб здоровья располагался этажом ниже. Полы, покрытые клетчатыми коврами, помещения для парных, саун, обтираний и зал для упражнений с комплексом «Универсал трейнер». Жилистый мужчина средних лет широко улыбнулся, когда я вошел:

– Хотите размяться, сэр?

– Да.

– У нас есть все необходимое оборудование. Вы знакомы с комплексом «Универсал»?

– Да.

– Как вы можете видеть, этот тренажер для поднятия тяжести работает с использованием блоков и фрикционов, что избавляет от длительной процедуры замены блинов на грифе.

– Я знаю.

– Позвольте объяснить вам вкратце, как действует наша система. На центральном тренажере можно работать в восьми положениях: жим лежа, повороты корпуса с нагрузкой, жим над головой...

– Я знаю.

– Слева обозначены начальные веса, справа веса перегрузки, которых можно добиться, уменьшая длину рычага...

Я сел на скамью и передвинул шпильку в гнездо с надписью «300». Глубоко вздохнул и поднял вес на вытянутые руки, потом опустил. Повторил упражнение еще два раза.

– Мне кажется, что вы уже занимались этим, – сказал тренер.

– Да.

Он направился в свою кабину.

– Если что-нибудь понадобится, дайте знать.

Я перебрался на другой тренажер. Сделал пятнадцать наклонов с весом в сто пятьдесят фунтов, сделал пятнадцать жимов трицепсами с весом в девяносто фунтов, пересел на тренажер для поворота корпуса, потом снова на скамью. Обычно я не выжимаю на скамье такие веса, но сейчас мне нужно было надорвать пупок, а жимы в триста фунтов казались как раз подходящими для этой цели. Я проделал по четыре комплекса всех упражнений, и пот пропитал насквозь мою футболку и стекал по рукам, мне приходилось постоянно вытирать ладони, чтобы не скользили рукоятки. Я закончил серию из двадцати пяти наклонов, а когда отошел от тренажера, руки мои дрожали, дыхание с хрипом вырывалось из груди. В клубе здоровья я был единственным посетителем, и тренер через некоторое время вышел из своей конторки, чтобы понаблюдать за мной.

– Эй! – крикнул он. – Вы действительно собрались поразмяться?

– Да, – отозвался я. В углу зала висела большая груша. – У вас есть перчатки? – спросил я.

– Тренировочные, – сказал он.

– Годится.

Он принес перчатки, я надел их и прислонился к стене, дыхание нормализовалось, а руки перестали казаться резиновыми. Обычно мне удавалось прийти в себя быстрее. Через пять минут я был готов к занятиям с грушей. Я встал очень близко, дюймах в шести, и стал проводить серии ударов так сильно, как только мог. Два левых, правый. Короткий левый, левый хук, правый боковой, короткий левый, короткий левый, шаг назад, апперкот правой. У груши не было челюсти. Я молотил по груше так долго, как только мог, и так сильно, как только мог. Хрипя от напряжения. Стоя рядом и пытаясь вложить всю свою энергию в эти удары с шести дюймов. Если вам не случалось этим заниматься, вы не сможете понять, насколько утомительно бить по чему-либо. Каждые две минуты мне приходилось отступать, прислоняться к стене и восстанавливать дыхание.

– Вы дрались раньше? – спросил тренер.

– Да.

– Невозможно ошибиться. Почти все, приходя сюда, шлепают по груше или пытаются нанести удар. Не могут удержаться. Но всего один из сотни наносит настоящие удары и знает, что именно он делает.

– Да.

Я вернулся к груше, вбил в нее свой левый кулак, нанося попеременно то прямые, то хуки, стараясь пробить ее насквозь. Пот стекал по моему лицу, капал с ног и рук. Моя футболка промокла, перед глазами плыли черные пятна, похожие на танцующие видения леденцов.

– Соли не нужно? – спросил тренер.

Я покачал головой. Моя серая футболка стала черной от пота. Пот стекал по рукам и ногам. Волосы тоже пропитались потом. Я отступил от груши и прислонился к стене. Воздух с трудом врывался в грудь, руки казались онемевшими и резиновыми. Я скользнул спиной по стене и сел на пол, подняв колени, прижавшись спиной к стене, положив на колени предплечья и бессильно повесив голову, и стал ждать, когда восстановится дыхание и пропадут черные пятна перед глазами. Перчатки были скользкими от пота. Я стянул их и передал тренеру.

– Спасибо.

– О чем разговор. Если вы разминаетесь, значит, разминаетесь по-настоящему, да?

– Да.

Я медленно вышел из спортивного зала и стал подниматься по лестнице. Несколько человек проводили меня взглядом, когда я шел по фойе к своему номеру. Пол фойе был вымощен бутовыми плитками ржавого цвета размером восемь на восемь дюймов. В номере я включил кондиционер и принял душ, долго стоял под сильными колючими струями. Сумочка с косметикой Сьюзен по-прежнему лежала на туалетном столике. Я насухо вытерся, надел сине-белую рубашку, белые слаксы и черные мокасины. Взглянул на лежащий на бюро пистолет.

– Ты мне явно не пригодился, – сказал я и направился, чистый, усталый и невооруженный, по коридору к бару и стал пить бурбон.

13

На следующее утро я проснулся в восемь пятнадцать, чувствуя себя как самоубийца-неудачник. На второй кровати никто не спал. Без двадцати девять я выбрался из постели и прошаркал в ванную, где принял две таблетки аспирина и душ. В девять пятнадцать, едва передвигая ноги, я спустился в кофейню, где выпил два больших апельсиновых сока и три чашки черного кофе. Без десяти десять, уже менее неуклюже, но все еще медленно, я поднялся в свой номер и позвонил в службу секретарей-телефонисток. Во времена отчаяния только установившиеся привычки помогают придать естественный вид нашей неукрашенной жизни.

Звонила Пам Шепард и сказала, что будет звонить еще. Она просила передать, что дело не терпит отлагательства.

– Спасибо, Лилиан. Когда она снова позвонит, сообщи ей этот номер. – Я повесил трубку и стал ждать. Через десять минут раздался звонок.

– Спенсер, – представился я.

– Мне очень нужна помощь, – сказала Пам Шепард. – Необходимо поговорить с вами.

– Говорите.

– Не хочу говорить по телефону, мне нужно видеть вас, быть с вами рядом во время разговора. Я напугана до смерти.

– О'кей. Я к вам приеду.

– Нет. Мы не живем там больше. Вы знаете, где находится Плимут-Плантейшен?

– Да.

– Я встречу вас там. Следуйте по главной улице поселка, я к вам подойду.

– О'кей. Сейчас выезжаю. Увидимся около полудня?

– Да. Меня не должны найти. Никому не говорите, что собираетесь со мной встретиться. Никому не позволяйте следить за вами.

– Не хотите намекнуть, в чем ваша проблема?

– Нет. Давайте встретимся там, где договорились.

– Буду там.

Я повесил трубку. Десять тридцать. Дорога до Плимута не должна занять более получаса. Одежда Сьюзен все еще висела в шкафу. Она вернется за ней и за своей косметичкой. Она, видимо, совсем рассудок потеряла от ярости, если забыла столь необходимые вещи. Вероятно, поселилась в другом мотеле. А может быть, в другом номере здесь же. Могу подождать час. Быть может, она еще вернется за своими вещами. Я взял из ящика стола лист бумаги и конверт, написал записку, вложил в конверт, запечатал и написал сверху имя Сьюзен. Принес из ванной косметичку Сьюзен и положил ее на стол. Установил рядом вертикально конверт с запиской и сел на стул у двери в ванную.

В одиннадцать тридцать кто-то тихо постучал в мою дверь. Я встал, вошел в ванную и спрятался за открытой дверью. Стук повторился. Ожидание. Потом в замке щелкнул ключ. Сквозь щель возле дверной петли я видел, как открылась дверь номера. Вошла Сьюзен. Вероятно, взяла ключ у дежурного. Видимо, сказала, что потеряла свой. Она скрылась из виду, когда прошла к столу, на котором лежала записка. Я слышал, как она вскрыла конверт. Записка была следующего содержания: «В ванной притаился полный идиот. Требуется поцелуй прекрасной женщины, чтобы он снова стал прекрасным принцем». Я вышел из-за двери в комнату. Сьюзен опустила записку, повернулась и увидела меня. Выражение лица ее не изменилось, когда она приблизилась ко мне и чмокнула в губы. Потом отступила на шаг и внимательно меня осмотрела. Покачала головой:

– Не сработало. Ты по-прежнему полный идиот.

– Это был низковольтный поцелуй, – сказал я. – Для превращения полного идиота в прекрасного принца требуется высокое напряжение.

– Попробую еще раз, – сказала она. Обняла меня руками, и я впал в послеоргазменное расслабление, не издав ни звука. Даже без прекращения поцелуя. С близкого расстояния я заметил, что глаза Сьюзен все еще закрыты.

Я оторвал свои губы от ее и спросил:

– Хочешь поехать в Плимут-Плантейшен?

Сьюзен открыла глаза и на мгновение прижалась лицом к впадине между моей шеей и плечом. Потом оторвалась от меня, открыла глаза и кивнула:

– О'кей, принц, поехали в Плимут.

Наши одежды в одной куче валялись на полу, и, пока мы в них разобрались, наступил полдень.

– Опаздываем, – заметил я.

– Я и так безумно торопилась, – сказала Сьюзен. Она красила губы перед зеркалом, слегка наклонившись над комодом.

– Все получилось довольно быстро, – сказал я. – Всего за полчаса путь от полного идиота до прекрасного принца. Я думаю, это соответствует общепризнанному определению быстрого акта.

– Ты сам торопился увидеть Плимут-Плантейшен. Я бы предсказала другое решение с твоей стороны, если бы нужно было выбирать между чувственными утехами и исторической реставрацией.

– Мне нужно встретиться там с одним человеком, и твое присутствие может помочь. Быть может, чуть позже мы сможем пересмотреть наш выбор.

– Я готова.

И мы прошли из номера к моей машине. По пути, выехав на шоссе № 3 в сторону Плимута, я рассказал Сьюзен то немногое, что сам знал о предстоящем деле.

– А она не запаникует, если увидит рядом с тобой меня? – спросила Сьюзен. – По-моему, она просила приехать тебя одного.

– Мы не пойдем искать ее вместе. Когда я найду ее, объясню, кто ты, представлю. Ты когда-нибудь бывала в Плантейшене?

Она кивнула.

– Тогда ты можешь пройти по главной улице чуть вперед и подождать, пока я окликну тебя.

– Вечная женская доля, – вздохнула она.

Я хмыкнул. Слева появился указатель с надписью «Дорога на Плимут-Плантейшен», и я повернул. Дорога извивалась между лугов и вела к группе сосен. За соснами располагалась стоянка, у края которой стояла будка. Я остановил машину, Сьюзен вышла, прошла вперед, заплатила за стоянку и зашагала дальше. Когда она скрылась, я последовал тем же маршрутом. За будкой стоял сельский дом, в котором размещались магазин сувениров, закусочная и справочное бюро. Я миновал его и направился по грунтовой тропинке мимо высоких сосен к самой плантации. Несколько лет назад я прочитал огромную книгу Самуэля Элиота Моррисона по истории Америки и заинтересовался настолько, что отправился на восток к местам реставрации селений первых колонистов. Самым ослепительным был Вилльямсбург, величественным – Стербридж, но Плимут-Плантейшен всегда доставлял особое удовольствие.

Я обогнул административное здание и увидел блокгауз из темного дерева, частокол вокруг маленького городка, а за ним – океан. Местность была окружена лесами, и если постараться, то можно не заметить ни малейшего признака двадцатого века. А если нет, то дальше на побережье можно увидеть ресторан «Берта» и чей-то еще мотель. Но на мгновение я мог отступить во времени, как и при каждом приезде сюда, и ощутить себя членом маленькой кучки фанатичных христиан среди дикой природы Америки семнадцатого века, почувствовать одиночество, как чувствовали его они, ничтожные, заброшенные, но полные решимости среди бескрайних лесов.

На самом верху блокгауза я увидел Сьюзен, смотревшую на поселок, и вернулся в настоящее время, к своим делам; – зашагал по склону мимо блокгауза в поселок. Здесь была всего одна улица, узкая и изрытая колеями, ведущая вниз по склону к океану. Крытые соломой дома по обе стороны, посадки лекарственных трав, домашний скот, люди, одетые в костюмы колонистов. Много детей, много фотоаппаратов «Кодак». Я спускался по склону медленно, чтобы предоставить Пам Шепард достаточно времени заметить меня и убедиться, что никто за мной не следит. Я прошел по всей улице и двинулся обратно. Когда я проходил мимо дома Майлза Стэндиша[5]5
  Майлз Стэндиш – колонист (1584-1656).


[Закрыть], из дверей вышла Пам в огромных темных очках и пошла рядом со мной.

– Вы один?

– Нет. Со мной есть верный человек. Женщина. – Почему-то мне казалось очень важным подчеркнуть тот факт, что со мной женщина.

– Зачем? – Глаза ее были широко раскрыты и темны.

– Вы попали в беду, вдруг она поможет. Первоклассная женщина. У меня сложилось впечатление, что вы не слишком доверяете мужчинам, особенно последнее время.

– Я могу ей доверять?

– Да.

– А вам?

– Да.

– Мне кажется, вы бы так не сказали, если бы я не могла вам доверять, правда?

Она была одета в линялые джинсы и куртку поверх неряшливой многоцветной футболки. Выглядела она так же безукоризненно – как будто только что из душа и от туалетного столика, – как и при первой нашей встрече.

– Не сказал бы. Пойдемте, я вас представлю друг другу, потом мы отправимся куда-нибудь выпить или поесть, или то и другое, и поговорим о том, о чем вы хотели со мной поговорить.

Она огляделась, как будто намеревалась броситься в один из крытых соломой домов и спрятаться на чердаке. Потом глубоко вздохнула и сказала:

– О'кей, но меня не должны видеть.

– Кто?

– Все. Все, кто способен узнать меня.

– Ладно. Сейчас заберем с собой Сьюзен и отправимся в какое-нибудь укромное место.

Я дошел до ворот блокгауза. Пам Шепард держалась совсем близко, будто пыталась спрятаться в моей тени. У самой макушки холма к нам навстречу вышла Сьюзен. Я кивнул ей, она улыбнулась.

– Пам Шепард, – сказал я, – Сьюзен Силверман.

Сьюзен протянула руку и снова улыбнулась.

– Хелло, – откликнулась Пам Шепард.

– Давайте вернемся к машине, – предложил я.

В машине Пам спросила Сьюзен:

– Сьюзен, вы тоже детектив?

– Нет. Я – руководитель отдела воспитания в средней школе Смитфилда.

– Правда? Как, должно быть, интересно.

– Да, интересно. Правда, иногда бывает утомительно. Но я люблю свое дело.

– Я никогда не работала, – сказала Пам. – Всю жизнь просидела дома с детьми.

– Но это, вероятно, тоже интересно, – сказала Сьюзен, – и утомительно. Мне не представилась возможность заняться этим.

– Вы не замужем?

– Сейчас нет. Развелась довольно давно.

– Дети?

Сьюзен покачала головой. Я завернул на стоянку у заведения «Берта».

– Знаете кого-нибудь в этом городе? – спросил я у Пам.

– Нет.

– О'кей. Значит, это место будет достаточно безопасным. По внешнему виду не скажешь, что сюда собираются люди со всего Кейпа.

Заведение «Берта» представляло собой двухэтажное здание, обращенное потрепанной штукатуркой в сторону океана. Обеденный зал внутри оказался ярко освещенным, приятным и не слишком переполненным, в нем царила непринужденная атмосфера. Мы расположились у окна и стали смотреть, как накатывают на берег волны, а затем убегают обратно в океан. Подошла официантка. Сьюзен отказалась пить. Пам попросила виски с мятным ликером и льдом. Я заказал разливное пиво. Официантка сказала, что у них нет такого.

– Я давно научился жить с сердцем, измученным разочарованиями.

Официантка молча оценила мою многозначительную мысль, но затем сказала, что может принести бутылку «Хайнекена». Я сказал, что это сгодится. Меню перевешивало в сторону жареной морской пищи. Я не был ее фанатом, тем не менее, даже самое плохое из таких блюд было превосходным. По крайней мере, они не предлагали блюд типа «переселенц-бургер» или супа «уставший пилигрим».

Официантка принесла напитки и приняла заказ. Я сделал глоток «Хайнекена».

– О'кей, миссис Шепард, – сказал я. – Что случилось?

Она огляделась. Рядом с нами никого не было. Сделала быстрый глоток своего коктейля и сообщила:

– Я... я замешана в убийстве.

Я кивнул. Сьюзен сидела тихо, сложив на столе перед собой руки.

– Мы... случилось... – Она сделала еще глоток. – Мы грабили банк в Нью-Бедфорде, и охранник, пожилой человек с красным лицом, он... Джейн выстрелила в него, и он умер.

Несомненно, наступило время отлива. Верхний уровень, приближавшийся к ресторану, был сейчас отмечен неровной линией водорослей, обломков древесины и небольшим количеством мусора. Здесь значительно чище, чем в бухте Нью-Бедфорда. Интересно, попадают ли сюда обломки кораблекрушений? Нужно будет поинтересоваться об этом, когда вернусь домой.

– Какой банк? – спросил я.

– "Бристол Секьюрити", – сказала она. – На Кемптон-стрит.

– Вас узнали?

– Не знаю. Я была в очках.

– О'кей. Это начало. Снимите их.

– Но...

– Снимайте, сейчас они уже не маскировка, а улика.

Она быстро подняла руку, сняла очки и спрятала их в сумочку.

– Только не в вашу сумочку. Дайте их мне. – Она подчинилась, и я положил их в сумочку Сьюзен. – Выбросим на обратном пути.

– Никогда бы не подумала, – сказала она.

– Мне кажется, у вас нет достаточного опыта в грабежах и убийствах. Потом будет получаться значительно лучше.

– Спенсер, – укоризненно произнесла Сьюзен.

– Да, знаю. Извини.

– Я не знала, – сказала Пам Шепард. – Не знала, что Джейн будет стрелять. Я никак не могла... не могла подумать, что они готовы зайти так далеко. Я... я просто считала, что должна стоять рядом с ними.

Официантка подала обед: салат из крабов для Сьюзен, тушеного омара для Пам, рыбное ассорти для меня. Я заказал еще пива.

– Какую цель вы преследовали этим ограблением? – спросила Сьюзен.

– Нам нужны были деньги на оружие.

– Боже праведный, – вздохнул я.

– Роуз и Джейн собираются организовать... я не должна говорить вам этого...

– Милочка, – сказал я, – теперь уж рассказывайте мне все, черт вас возьми. Если надеетесь выпутаться из этой истории.

– Не наезжайте на меня, – попросила Пам Шепард. Сьюзен молча поддержала ее.

– Бред собачий, – разозлился я. – Желаете букет цветов за то, что стали воровкой и убийцей? Конфетки достаются только пай-девочкам, любовь моя. Надеюсь, у старика не было престарелой жены, которая теперь не сможет без него существовать. Когда вы купите оружие, может, и ее освободите от этой поганой жизни?

– Спенсер, – резко произнесла Сьюзен, – ей и так достаточно паршиво.

– Нет, – ответил я. – Она даже не представляет, что значит плохо себя чувствовать. Так же как и ты. Прониклась сочувствием, прыгнула на ее сторону! Что вы там говорили? «Вам казалось, что вы должны стоять рядом с ними. Так поступил бы каждый». Замечательно. Каждый поступил бы иначе. Сьюзен поступила бы иначе. – Я буквально зарычал на Пам Шепард. – Что на это скажете? Думали, что идете на репетицию школьного балета? Даже когда вошли в банк воровать деньги, имея при себе оружие? Вы считали себя Фэй Данауэй? Никаких проблем, берем деньги и сматываемся под основную тему фильма. Вокруг играют банджо, все пули пролетают мимо?

Я раскусил креветку пополам. Не так плохо. Слезы катились по щекам Пам Шепард. Сьюзен выглядела угрюмой. Но молчала.

– Хорошо. Начинаем с этого места. Вы совершили отвратительное, бессмысленное преступление, и я попытаюсь сделать так, чтобы вы избежали наказания. Но давайте не засорять мысли всякой ерундой типа, кто рядом с кем стоял, как вы не можете раскрывать чужие секреты и «конечно, каждый поступил бы так же».

– Спенсер, – сквозь зубы процедила Сьюзен, но я спокойно сделал глоток пива и съел устрицу.

– Начинайте с самого начала и расскажите мне все, что произошло.

– Вы поможете мне? – спросила Пам Шепард.

– Да.

Она вытерла глаза салфеткой. Немного поерзала на стуле. Сьюзен протянула ей «Клинекс», и Пам высморкалась. Изящно. Я отодвинул кусочек жареной трески за ломтики картошки и съел жареного моллюска.

– Роуз и Джейн пытаются организовать общественное движение женщин. Им кажется, мы должны побороть собственную пассивность, чтобы побудить сестер последовать за нами. По моему, в качестве модели они выбрали организацию «Черные пантеры», а чтобы быть похожими на них, нам понадобилось оружие. Роуз сказала, что необязательно использовать его. Но обладание им окрасит все по-иному, в психологическом смысле. Поднимет уровень воинственности, даст власть, даже представит угрозу, как сказала Джейн, фаллической власти.

– "Фаллической власти"?

Она кивнула.

– Продолжайте.

– Они говорили об этом, потом приходили другие женщины, у нас состоялось что-то типа совещания, на котором было решено, что нам придется украсть либо оружие, либо деньги на его покупку. У Джейн был пистолет, но больше ни у кого ничего не было. Роуз сказала, что проще украсть деньги, чем оружие, а Джейн сказала, что украсть деньги не составит никакого труда, особенно если учесть, что банки инструктируют своих сотрудников оказывать содействие грабителям. Какое им дело, все равно все застраховано. А деньги лежат именно в байках. И именно туда мы должны отправиться.

Я ничего не говорил. Сьюзен ела свой салат из крабов. Тоже неплохо.

– Итак, Роуз и Джейн сказали, что настоящую работу они возьмут на себя. А я, до сих пор не знаю почему, сказала, что пойду с ними. А Джейн сказала, что это исключительный поступок с моей стороны, доказывающий, что я действительно влилась в движение женщин. А Роуз сказала, что банк является идеальным символом угнетения со стороны капиталистов-мужчин. А еще одна женщина, не знаю ее имени, она была чернокожая, кажется, с полуострова Верден, сказала, что капитализм мужского рода, он сродни расизму, поэтому банк действительно является идеальным местом для нанесения удара. А я сказала, что хочу пойти вместе с ними.

– Этакий обряд посвящения, – заключил я.

Сьюзен кивнула. Пам Шепард непонимающе посмотрела на нас и пожала плечами.

– Как бы то ни было, мы пошли, Джейн, Роуз и я, в темных очках и больших шляпах. У Джейн был пистолет.

– Только Джейн по-настоящему и повеселилась, – сказал я.

Сьюзен сердито посмотрела на меня. Пам Шепард, казалось, ничего не заметила.

– В общем, мы вошли. Роуз и Джейн направились к окошечку, я осталась у двери, в качестве... наблюдателя. Роуз дала девушке, женщине, в окошечке записку, а Джейн показала ей пистолет. И женщина сделала все, что ей было приказано. Достала деньги из ящика с наличными, положила в сумку, которую дала ей Роуз, и мы уже собрались уходить, когда этот глупый старик попытался остановить нас. Почему он это сделал? Что его заставило рисковать своей жизнью?

– Быть может, он решил, что это его работа.

– Глупый старик. – Она покачала головой. – Почему такой старый человек работает в банке охранником?

– Вероятно, полицейский, вышедший на пенсию. Стоял сорок лет на перекрестке и управлял движением, потом ушел в отставку, но оказался не в состоянии жить на пенсию. Пистолет у него был, вот он и решил пойти работать в банк.

– Но зачем такому старику пытаться остановить нас? Он ведь видел, что у Джейн пистолет. И деньги были не его.

– Может, он подумал, что обязан это сделать. Решил, что если уж получает от банка деньги за охрану, когда грабителей нет, то стоит поохранять его, когда грабители пришли. Своего рода вопрос чести.

– Ерунда. – Она вновь покачала головой. – Условности мужчин. Из-за них погибают люди, а ради чего? Жизнь не похожа на фильмы с участием Джона Уэйна.

– Да, возможно, но того человека убило не проявление мужественности, его убила Джейн.

– Она была вынуждена. Она боролась за свободу. Не только для женщин, но и для мужчин, свободу от всех старых догм, свободу от гнета диктаторских замашек как для нас, так и для вас.

– Правильно, – сказал я. – Долой охранника банка.

– Что произошло после того, как Джейн застрелила охранника? – спросила Сьюзен.

– Мы убежали. Еще одна женщина, Грейс какая-то, я никогда не знала ее фамилию, ждала нас на своем «фольксвагене», мы забрались в него и поехали домой.