Текст книги "Багровое веселье"

Глава 16

Хоук остался дежурить у Сюзан. Белсон, я и Квирк вышли на улицу и уселись в машину. Мы с Квирком впереди, Белсон сзади. Струйки дождя стекали по стеклам, мешая разглядеть, что творится на улице.

– Только дворники не включай, – предупредил я. – Трое мужиков в машине с работающим мотором и включенными дворниками сразу привлекут внимание.

– Сможешь через такое стекло что-нибудь разглядеть? – спросил Квирк.

Мы стояли за полквартала от дома Сюзан, на другой стороне улицы.

– Не очень-то, – ответил я. – Но нам и не нужно особо разбираться. Любой белый мужчина, который, судя по виду, бегает быстрее меня.

Квирк кивнул.

– Фрэнк, хочешь взять на себя первого? – спросил он.

– Конечно.

Мы замолчали. Дождь не прекращался. Через десять минут стекла запотели, и Квирк чуть приоткрыл окно с противоположной от дома Сюзан стороны.

Без десяти одиннадцать из дверей дома вышел первый пациент и не спеша спустился по ступенькам.

– Как тебе этот? – спросил Квирк.

– Габариты, вроде, подходят, – кивнул я. Фигура за окном выглядела размытой и нечеткой. – Он белый?

– Если нет, – ответил Белсон, – вернусь обратно. Он вышел из машины и двинулся на Линнейн-стрит в сторону Гарден, шагая параллельно пациенту Сюзан по другой стороне улицы.

Через минуту Квирк сообщил мне:

– Все в порядке, он белый.

– Теперь лишь бы Белсон его не упустил, – вздохнул я.

– Белсон не упустит, – заверил Квирк. – И не засветится.

Я кивнул.

– Если он сядет в машину, Фрэнк запомнит номер.

– И запросто узнаем, кто он, – закончил Квирк. – Когда следующий?

– Должен прибыть с минуты на минуту, а выйти без десяти двенадцать.

– Час, – подсчитал Квирк.

Мы молча наблюдали за стекающими по стеклам струйками. Без пяти одиннадцать к дому Сюзан подошла женщина в широком кожаном плаще и фиолетовой косынке и, позвонив, исчезла за дверью.

– Дерьмо собачье, – выругался Квирк.

– Теперь нужно ждать до без десяти час, – сказал я. – Можем сходить попить кофейку.

Мы вышли из машины, прошли по Линнейн в сторону Массачусетс-авеню и попили кофе в какой-то булочной, попутно зацепив еще и по кусочку рулета с сыром. К половине первого мы уже снова сидели в машине и ждали. Без шести минут час из дома вышла женщина в кожаном плаще и остановилась на крыльце, чтобы открыть зонтик. Ни Квирк, ни я не проронили ни слова.

– Если многие будут подходить под наши требования, – сказал, наконец, Квирк, – это займет немало времени. Нам нужно побольше людей.

– Только не Хоук, – возразил я. – Он останется с Сюзан.

Квирк кивнул.

– Своих я тоже не могу задействовать.

– А если неофициально? – предложил я. – Просто как услуга.

Квирк отрицательно покачал головой.

– Им потом башку оторвут. Я в опале. Пока не соглашусь с официальной версией.

– Прямо как Галилей, – усмехнулся я.

Без трех минут час в дом вошел мужчина в черной кожаной куртке.

– Ну что? – повернулся ко мне Квирк.

– Не то, – покачал головой я. – Слишком грузный. Я бы догнал его уже через полквартала.

– Ну, смотри, – буркнул Квирк.

Мы снова замолчали. Двое следующих пациентов оказались женщинами. В две минуты пятого по ступенькам поднялся мужчина с зонтиком.

– Подходит, – бросил я.

– Когда выйдет, я его возьму, – сказал Квирк.

В 16.53 мужчина вышел на улицу, раскрыл зонтик и зашагал по Линнейн в сторону Массачусетс-авеню. Квирк двинулся следом.

В 16.56 к дому подошел высокий худой парень в военной куртке цвета хаки и шляпе военного образца с загнутыми кверху полями, какие обычно носят те, кто служит где-нибудь в тропиках. По виду было нетрудно догадаться, что парень не имеет никакого отношения к армии. Скорее всего, просто учится в Кеймбридже.

Без трех шесть он вышел от Сюзан и направился по левой стороне Линнейн-стрит в сторону Массачусетс-авеню. Я вышел из машины и пошел по правой стороне, держась метрах в десяти сзади. Дождь не прекращался. Над городом начинали сгущаться вечерние сумерки. Следя за парнем сквозь пелену дождя, я пытался уловить в его походке хоть какое-то знакомое движение. Но когда человек идет шагом, он движется совсем не так, как во время бега. По росту и комплекции парень, вроде, вполне подходил, да и шел он легкой спортивной походкой. Дождь, казалось, не кончится уже никогда. На мне были джинсы, белые кожаные кроссовки «Рибок», серая майка, кожаная куртка и фетровая шляпа – подарок Пола Джиакомина, какие обычно носят только где-нибудь в Кении. Кроссовки сразу же промокли насквозь, но все остальное держалось на совесть. Следить за парнем было несложно – под сильным дождем он сгорбился, втянув голову в плечи и подняв ее лишь однажды, когда прямо передо мной перешел Линнейн-стрит и свернул на Массачусетс-авеню.

Если человек не знает, что за ним следят, либо вовсе не думает об этом, слежка проста, как грабли. Нужно лишь стараться, чтобы объект не увидел, как ты пялишься на него в отражении какой-нибудь витрины, да еще не отставать слишком далеко, чтобы в случае, если он вдруг нырнет в метро или вскочит в автобус, ты не остался с носом. Вообще, в идеале нужно, конечно, иметь дублера и следить за клиентом по очереди. Еще один человек должен сидеть в машине на случай, если у него вдруг окажется свой транспорт или ему вздумается поймать такси. Сам я еще ни разу не встречал таксиста, который бы подчинился моей команде «следовать вон за той тачкой». Во время последней такой попытки водитель нажал на тормоз, сбросил счетчик и предложил мне прогуляться пешком. «Я тебе кто, таксист или Джеймс Бонд?» – рявкнул он мне вслед.

Справа, в Кеймбриджском скверике, было пустынно, сыро и неуютно. Единственным прохожим была девушка в шерстяной клетчатой юбке и длинном желтом плаще, прогуливающая черного Лабрадора. Девчонка была без зонта, и длинные черные волосы, насквозь промокшие от дождя, прилипли к голове. Собака быстро оббежала вокруг какого-то памятника и, взвизгнув от радости, со всего размаху плюхнулась на бок в большую грязную лужу.

– Ну и засранец же ты, Отелло, – беззлобно проворчала девчонка.

На площади Харвард Массачусетс-авеню сворачивает в сторону Бостона. Браттл-стрит тянется на запад к Уотер-тауну, а Кеннеди-стрит спускается вниз, к самой реке. Пересечение этих трех улиц и образует площадь Харвард – неправильный треугольник с газетным киоском и входом в метро посередине. В киоске, а вернее в нескольких прилепленных друг к другу ларьках, продают газеты, журналы и театральные билеты. Туда-сюда по площади сновали серые группки тощих подростков. Все были одеты черт-те во что, на головах – дурацкие прически. Из переносных магнитофонов ревела дикая и довольно нудная музыка. Один держал в руках гитару, вид которой вдруг сразу напомнил мне золотые шестидесятые. Они собирались здесь, потому что скорее всего больше собираться им было просто негде. В этот дождливый апрельский вечер они прятались под крышей входа в метро, всем своим видом выражая полное презрение к ценностям старшего поколения.

Мой «клиент» тоже остановился под крышей и окинул взглядом небольшую группу панков, стоящую по другую сторону от входа. Тощий подросток с худыми, костлявыми руками отделился от остальных, подошел к моему «клиенту» и перебросился с ним парой слов. На подростке была кожаная куртка с оборванными рукавами и черные штрипсы из блестящего полиэстера, заправленные в высокие мотоциклетные ботинки. И куртка, и ботинки сверкали серебристой отделкой. На голове торчал ярко-красный петушиный гребень. Ухо украшал по крайней мере десяток разнокалиберных сережек. Бравада.

Мой «клиент» кивнул и вышел из-под навеса. Панк шагнул следом, и они вместе поплелись дальше по Массачусетс-авеню. Красный гребень подростка слегка сбился на бок, но не упал. Несмотря на дождь, на улице было довольно много народу. Люди спешили домой с работы, студенты торопились в библиотеку, бар или киношку, группки туристов стремились поскорее увидеть знаменитую площадь Харвард, а увидев, обменивались разочарованными взглядами.

Дойдя до Патнам-стрит, мы все трое свернули в сторону реки и, миновав огромный мебельный магазин, очутились в захудалом районе. Здесь прохожих было гораздо меньше. Моя задача резко усложнилась. Если сейчас они исчезнут в одном из многоквартирных домов, я мог закончить слежку, так и не узнав точного адреса. Я приблизился. Мой «клиент» остановился у грязно-зеленого двухэтажного здания и быстро глянул по сторонам. Что-то он стал слишком уж осторожным, как встретил этого подростка.

Я прошел мимо, низко опустив голову и делая вид, что направляюсь прямо к реке. Пройдя несколько шагов, я остановился и принялся рассматривать витрину итальянского магазинчика, краем глаза наблюдая за «клиентом». Тот подозрительно глянул в мою сторону. Но подросток что-то сказал ему, он кивнул, и они скрылись в подъезде.

Выждав минуту-другую, я вернулся и подошел к подъезду. Он был заперт. Внезапно прямо над моей головой на втором этаже зажегся свет. Я взглянул на табличку со списком жильцов. Но, хотя до ночи было еще далеко, даже в сумерках я не смог разобрать на ней ни единого слова. Я сунул руку в карман, достал фонарь и, оглянувшись, украдкой направил луч света на табличку. Она гласила: «ФИЛИПП АЙЗЕЛИН, ДОКТОР ФИЛОСОФИИ». В солнечный день я наверняка смог бы прочесть эту надпись и без фонарика.

Глава 17

Когда после слежки за Филиппом Айзелиным я вернулся к Сюзан, они с Хоуком стояли в приемной и молча взирали на аквариум. Крышка с него была снята, на поверхности воды расплылось масляное пятно, в котором одиноко плавала красная роза. Под водой вяло шевелила хвостом умирающая тропическая рыбка.

– По-моему, бензин, – проговорил Хоук. – Во всяком случае запах похож.

Я кивнул и взглянул на Сюзан. В аквариуме все еще бесцельно пузырился компрессор.

– Я не знаю, когда это произошло, – пробормотала Сюзан. – Во время приема входная дверь постоянно открыта, так что любой мог войти в дом, пока я беседовала с пациентом.

– И ничего не слышала? – спросил я.

– Нет. Пациенты обычно звонят и приходят в приемную. А в кабинете двойные двери, чтобы обеспечить уединенность и конфиденциальность.

Хоук посмотрел на дверь, вернее, на две двери кабинета. Одна была открыта в сторону приемной, другая – в сторону кабинета. Тайная исповедь пациента.

– Но в этом случае пациент должен знать расписание, – заметил я.

– По-моему, у большинства врачей одинаковое расписание, – возразила Сюзан.

– Ну конечно, Сюзан, – вмешался Хоук. – Если это не один из пациентов, то тогда остается только предположить, что кто-то шлялся по улице с банкой бензина в кармане и красной розой и высматривал какой-нибудь аквариум с рыбками.

– И ему так повезло, – добавил я, – что он случайно забрел сюда и как раз наткнулся на такой аквариум.

– Я все понимаю, – кивнула Сюзан. – Но это еще не значит, что он или она – убийца Красная Роза.

– Что значит «она»? – хмыкнул я. – Может, ты еще будешь убеждать меня, что это сделал не тот, кто вломился к тебе тогда ночью и подбросил красную розу?

Сюзан тяжело вздохнула.

– Что-то у тебя слишком много совпадений, – проговорила она. – Ну ладно, пусть это будет «он», пусть это будет даже мой пациент. Но это еще не значит, что он убийца.

– Но мы не можем действовать, опираясь на такое предположение, ты согласна? – возразил я. – Можно взглянуть на список твоих сегодняшних пациентов?

Сюзан молча покачала головой.

– О Господи, до чего же ты упрямая, – вздохнул я.

– Пусть так, но это все равно ничего не даст. Мне кажется, тот, кто решил это сделать, наверняка пришел не в свой день. И еще мне кажется, что таким образом кто-то просто пытается сказать мне то, что не осмеливается сказать на приеме. Если это действительно убийца, то лучшее, что мы можем сделать – это оставить все как есть и подождать, пока он сам не признается в этом у меня на приеме. Если же это не убийца, то тогда тем более не стоит раскрывать его имени.

Я взглянул на Хоука. Тот пожал плечами.

– Что тут возразишь, – вздохнул он.

– Но если убийца Красная Роза и в самом деле расколется во время приема, то ты хоть найдешь минутку, чтобы рассказать нам? – проворчал я.

– О, Боже, как ты мне надоел. Ты прекрасно знаешь, что расскажу. Но только когда буду уверена на все сто процентов. По-твоему, мне очень хочется новых убийств? Да плюс ко всему я и сама попала к нему в черный список.

– Хочешь почистить аквариум? – примирительно спросил я.

– Да. И запустить новую рыбку.

– Чтобы не волновать пациентов?

– Ну, одного-то взволновать все же придется. Того, кто отравил эту несчастную рыбку. Я заставлю его объяснить, почему он это сделал, и, надеюсь, он сможет дать объяснения совсем не те, что вы ожидаете.

– Все вы, психологи, витаете где-то в облаках, – улыбнулся я. – А что, если он объяснит это именно так, как ожидаем мы?

– Ну, вот тогда вы с мальчиком Хоуком и вмешаетесь.

В конце концов вы же для этого торчите здесь круглые сутки.

Что можно было на это ответить? Я вздохнул и промолчал. Не нашлось слов и у мальчика Хоука.

* * *

«… Испугалась ли она? Наверняка испугалась. Все боятся, когда им на голову сваливается такой кошмар. Любая женщина может с ума сойти от страха. Интересно, она догадалась, что это он? Смог ли ее дружок рассмотреть его в темноте? – При мысли о том, что она знает, он чуть не задохнулся от внезапно нахлынувшего сладострастного безумия. – Может быть, когда-нибудь…»

– Я видел вашу фамилию в газете.

– Угу, – кивнула она.

Может, когда-нибудь…

– Ваш друг занимается делом Красной Розы.

– Угу.

Может, когда-нибудь… По телу начал растекаться страх.

– Почему люди делают такие вещи?

Ее взгляд стал чуть более заинтересованным. Но и только. Она молчала.

Разговаривая с ней, он испытывал ощущение, близкое к тому, какое испытывал в детстве, когда рассматривал готовый вот-вот выпасть молочный зуб. Она явно заподозрила его. Словно он раздевался перед ней. Вот, смотри.

– Меня почему-то заинтересовал этот убийца.

– Да? – Она слегка вскинула брови. В голосе не звучало никакого осуждения.

– Вы не возражаете, если мы немного поговорим об этом?

– Нет, – ответила она. – Посмотрим, что получится.

– Моя мама была… – Он постарался изобразить, как она хмурится. – Она ненавидела все грязное.

– А что она считала грязным?

– Ну, в первую очередь, секс, все, что связано с сексом.

Она кивнула. Она поняла.

– А отец? – спросила она.

– Он так любил ее. Делал все, что она хотела… Только пить не мог бросить.

– Значит, она была главой семьи, – заключила она.

– Нет, да ну, в общем, все это просто смешно. Мы все притворялись, что так оно и есть, говорили, какая она умная и проворная, как здорово она во всем разбирается, как хорошо ведет хозяйство. Но на самом деле она была слабая и безвольно глупая, да и боялась всего на свете. Мы с отцом как будто играли в какую-то игру. Только никогда не говорили об этом.

– Но вы знали? – Она выглядела очень спокойной и внимательной. Казалось, ее очень интересует все, что он говорит. Она была очень добра.

– Ну, я-то знал. И знал, и не знал, да какое это имеет значение?

– Конечно, – кивнула она.

– Я имею в виду, она могла объяснять вам, как что должно быть и почему, и вы верили в то, что она говорит, но в то же время знали, что у нее нет об этом ни малейшего понятия. Ну, в смысле, она бы даже не смогла ответить, где находится Бразилия. Она и читать-то толком не могла и всю жизнь до замужества просидела дома, а потом вышла замуж за отца и жила с ним, пока он не умер.

Сейчас она сидела чуть наклонившись вперед, ноги вместе, руки на коленях.

– Но, практически, ее никогда по-настоящему не интересовал ни я, ни отец. Она, конечно, говорила, что это не так, но сама никогда не обращала внимания на то, что ты говоришь, и никогда не интересовалась тем, что тебя волнует. Мне кажется, она не очень-то разбиралась в жизни, и когда кто-то говорил с ней о чем-то таком, она страшно боялась.

От комнаты веяло тишиной и спокойствием. На ней был черный костюм. Он вдруг представил, как она надевала его сегодня утром. На глаза навернулись слезы. Он чуть не заплакал, но лишь задышал часто и прерывисто.

– Но она любила меня, – проговорил он.

– И если бы вы сами не играли в эту игру, она бы тоже не стала этого делать, – догадалась она.

Он не смог ответить, только молча кивнул. Они замолчали, пока он боролся с подступившими слезами и учащенным дыханием.

– Слабость тоже может быть сильной, – заметила она. – Правда?

Он снова кивнул.

– И пугающей.

– Да, – ответил он задыхающимся голосом.

Ему хотелось рассказать ей о другом. О том, о чем он еще никогда никому не рассказывал. Он уже открыл было рот и ощутил все это совсем рядом. Но нет. Он не мог. Никогда не мог. Не мог и сейчас.

Глава 18

Через семь дней у меня, Белсона и Квирка уже был список из семи подозреваемых. Все остальные пациенты оказались либо женщинами, либо стариками, либо не того цвета, либо не той комплекции.

Ясным субботним утром мы сидели у меня в кабинете и пили кофе, ожидая, пока Квирк напишет все семь фамилий на доске.

– Вот, – сказал он наконец. Отстранение от службы никак не отразилось на его поведении. – Вот все, что мы имеем. Я написал их в том порядке, в каком мы начали за ними следить. Итак, первый «клиент» Белсона: зовут Гордон Фелтон, живет в Чарлстауне возле площади Томпсон. Работает охранником в бостонской корпорации «Система безопасности Баллета».

– На визитке, наверное, скрещенные «Узи», – ухмыльнулся Белсон.

– Почти что полицейский, – заметил я.

– Почти что, – буркнул Квирк. – Дальше. Твой «клиент» Фил Айзелин, преподаватель востоковедения в Гарварде. Живет там же, куда и вошел, когда ты за ним следил: на Патнам-стрит. Третий – Марк Чарлз, практикант бостонской городской больницы, живет в южной части города на Ньютон-стрит. Под номером четыре – Льюис Ларсон, полицейский из пятнадцатого участка, дежурит на патрульной машине. Пятый работает управляющим в гастрономе в Уэллсли, зовут Эдвард Эйзнер, живет рядом с магазином. Номер шесть – Тед Спаркс, преподает математику в университете, живет в Бостоне на Лайм-стрит. И, наконец, седьмой – француз, зовут Эмиль Гане, студент последнего курса университета Кеннеди, изучает политику, живет в общежитии на Маунт-Обурн-стрит.

Квирк замолчал и поднял глаза на нас. Мы взглянули на него. До сих пор для получения информации Квирк просто направлял по следу своих ребят. Сейчас же дело усложнялось.

– Итак, один из этой семерки – возможно тот, за которым ты гнался, – сказал Квирк.

– Да, все было бы намного проще, если бы ты поймал этого ублюдка, – вздохнул Белсон. – Или хотя бы рассмотрел получше.

– Может, соберем их всех вместе и попросим посоревноваться со мной в беге? – мрачно пошутил я. – Тех, кто проиграет, сразу же вычеркнем.

– Какие новости у Сюзан? – спросил Квирк.

– Глухо. Хоук торчит там целый день. Пока никаких происшествий. И Сюзан ничего не сообщает.

– Как там у Хоука самочувствие? – ухмыльнулся Белсон.

– Тупеет от безделья. Похож на тигра в зоопарке, – ответил я.

– Да, это для него хуже тюрьмы, – улыбнулся Белсон.

– Пусть подежурит на улице для разнообразия, – предложил Квирк.

– Итак, теперь, когда я сузил круг подозреваемых до семи человек, может вы сможете разобраться, кто же из них Красная Роза? – спросил я. – Пока оба вы в отпуске и делать вам все равно нечего?

– Ну, что мы, не опытные сыщики, что ли? – проворчал Квирк.

– Только так, чтобы потом за нами не гонялся бостонский институт психоаналитики, – добавил я.

– Ничего, сделаем «крышу», – усмехнулся Квирк. – Откроем свою фирму «Квирк и Белсон, частные детективы».

– Но тогда ты уже будешь не лейтенант, – вставил Белсон. – А по алфавиту фирма должна называться «Белсон и Квирк».

– Ладно, если что-то узнаем, будем держать тебя в курсе, – пообещал мне Квирк.

– Перво-наперво проверьте охранника и полицейского, – предложил я.

– Договорились, – кивнул Квирк.

– И особенно охранника, – добавил я. – То, что он лечится у психотерапевта, совершенно необъяснимо. Все остальные вполне могут иметь профессиональные нервные расстройства, даже тот же полицейский. А вот охранник… В общем, начните с него.

– Хорошо, – согласился Квирк. – Как только что-нибудь раскопаем, сразу же сообщим.

Глава 19

Включив у себя в кабинете автоответчик, я вернулся к Сюзан и, усадив ее к себе на колени, принялся ждать вестей от Квирка и Белсона. Хоук был с ними, и я чувствовал себя забытым и покинутым, оставаясь наедине с книгами и телевизором, да еще с кольтом «Питон», готовым в любую секунду вступить в дело, если кто-то вдруг ворвется в приоткрытую дверь гостиной.

Да, я действительно чувствовал себя покинутым, уставшим от скуки и совершенно бесполезным. Желание поквитаться наконец с наглецом, который подбросил Сюзан красную розу и сумел убежать от меня, стало почти осязаемым. Словно страсть, оно ползало по шее, покалывало руки, в то время как я не мог придумать ничего лучшего, чем просто ждать и прислушиваться к каждому подозрительному звуку.

Не зная, как еще справиться со скукой, я позвонил к себе в контору, проверил автоответчик и обнаружил сообщение от женщины по имени Сара, которая представилась продюсером телепередачи Джимми Уинстона и просила прийти поговорить о Красной Розе.

Я набрал ее номер.

– О, – радостно ответила она. – Спасибо, что позвонили. Мы знаем, не все удовлетворены тем фактом, что этот Уошборн признан Красной Розой.

– Угу, – промычал я.

– Но нам никак не удается найти кого-то, с кем можно было бы поговорить об этом, – продолжала она. – На прошлой неделе мы еще держали связь с начальником отдела убийств, но сейчас ни в управлении, ни в окружной прокуратуре никто не желает даже перезвонить нам.

– Я тоже пытался связаться с ними. С таким же успехом.

– Понятно. Но в любом случае мы знаем, что вы занимались этим делом. Может, хоть вы смогли бы как-нибудь заглянуть к нам и поговорить с Джимми?

– Конечно, – согласился я. – Уж меня-то они не смогут заставить уйти в отпуск.

– А нельзя ли прийти прямо сегодня? – осмелела она.

– Договорились. Только, если позволите, я сам назначу время.

– Конечно, – обрадовалась Сара.

Вот таким образом в четверть десятого вечера мы с Сюзан оказались в лифте, поднимающем нас на седьмой этаж здания, что рядом с мэрией.

Лифт остановился, и мы подошли к сидящей за небольшим столом женщине-охраннику. Я заметил, что она была не из «Системы безопасности Баллета». Женщина позвонила по телефону, и через минуту в холл вышла молоденькая толстушка-блондинка в огромных очках с бордовыми стеклами.

– Привет, – улыбнулась она нам. – Я Сара. Джимми ждет вас.

Мы прошли через холл и оказались в студии, где Джимми Уинстон, надев наушники, внимательно слушал кого-то, кто звонил ему по телефону. Он молча кивнул нам и жестом указал мне на кресло по другую сторону U-образной стойки. Это было вращающееся кресло с висящими рядом наушниками. Напротив Джимми, на стене крупными буквами было набрано название передачи и так же крупно – номер телефона. Чуть ниже цифр располагалось стеклянное окно в операторскую. Я сел в кресло, Сюзан устроилась рядом. Я заметил, что, когда она садилась, Джимми с большим интересом покосился на ее ноги.

– Конечно, конечно, вы имеете право на собственное мнение, – проговорил Джимми в микрофон. – Но, честно говоря, я уже устал все это слушать.

Он сделал знак в операторскую.

– Программа «Мысль» из Бостона и я, Джимми Уинстон, вернемся к вам через пять минут после краткой сводки новостей.

Он снова сделал знак в операторскую, затем откинулся в кресле и поднял глаза на меня. Сквозь стеклянное окно я видел, как диктор с синеватым как у мертвеца лицом устроился рядом с инженером и начал читать новости.

– Что-то они сегодня все просто с ума посходили, – проворчал Уинстон. Это был толстяк с коротким «ежиком», даже в помещении не снимающий очков «Рэйбан» в черной оправе. На нем была расстегнутая на груди белая рубашка с большим воротником и серые шерстяные брюки. Снятые с ног туфли стояли рядом, под стойкой.

– Итак, вы детектив, – проговорил он.

– Да, – кивнул я. – А это Сюзан Сильверман.

Он небрежно кивнул Сюзан.

– Ну, что вы знаете такого, чего еще никому не говорили?

– Я знаю один чудесный рецепт приготовления блинчиков, – ответил я. – О нем наверняка еще никто не знает.

Джимми механически улыбнулся.

– Все ясно, молодец. А насчет этого убийцы? По-моему, вы считаете, что полиция поймала не того?

В комнату вошла Сара и вручила Джимми несколько листов отпечатанного текста.

– Джимми, мы чуть изменили текст. И, чтобы ты знал, сразу за твоим приветствием пойдет реклама, хорошо?

– О, Господи, – воскликнул Уинстон. – Вы бы еще подождали, когда я буду в этом проклятом эфире. На кой черт вам понадобилось менять текст?

– Дело в том, что, ну, в общем… – начала Сара.

– Ладно, бог с ним. Нет времени. Оставляйте. Просмотрю перед началом.

Сара страдальчески улыбнулась нам и ускакала прочь. Джимми покачал головой, посмотрел на меня и закатил глаза.

– Ну и дурдом, – пробормотал он и начал просматривать текст. Я взглянул на Сюзан.

– Я смотрю, тут становится все интереснее и интереснее, – шепнула она и одарила меня милой улыбкой.

Диктор закончил чтение новостей, и Джимми включил свой динамик на полную громкость. Пошла реклама нового автомобиля.

– У нас есть секунд тридцать, – быстро проговорил Джимми. – Итак, я задам пару вопросов, а потом будем отвечать на телефонные звонки. Вам нужно будет одеть наушники.

Он выглядел как настоящий слизняк, но голос, тем не менее, обладал тем красивым бархатистым тембром, каким обычно обладают голоса профессионалов. На панели зажглась сигнальная лампочка, и Джимми начал:

– Итак, в эфире программа «Мысль» из Бостона и я – Джимми Уинстон. В ближайшие полчаса мы будем беседовать с бостонским частным детективом, который считает, что в деле об убийствах Красной Розы полиция введена и вводит нас в заблуждение. Он пришел к нам в студию, чтобы высказать свое мнение. Как вы оказались замешанным в это дело, мистер Спенсер?

– Меня попросил заняться им человек, возглавляющий расследование, – ответил я.

Джимми быстро просмотрел записи.

– Если не ошибаюсь, это начальник отдела по расследованию убийств лейтенант Мартин Квирк, – уточнил он. Что бы он ни говорил, все звучало как обвинение или объявление Третьей Мировой войны.

– Да.

– Но он больше не занимается этим делом, – продолжал Уинстон. – А как же вы? Вы считаете, что Уошборн невиновен?

– Я считаю, что Уошборн не является убийцей Красная Роза, – ответил я. – Он прекрасно подходит для этого обвинения и снимает все проблемы. Но я думаю, настоящий преступник разгуливает сейчас на свободе.

– Даже несмотря на то, что крупнейшие полицейские чины штата уверены в обратном?

– Мне неприятно делать такое заявление, – ответил я. – И все же да.

Джимми закурил. По-моему, уже пятую сигарету за то время, что я был здесь.

– И вы хотите решить эту шараду?

– Я хочу, чтобы она была решена.

– Но вы не против, чтобы она была решена именно вами?

– Чтобы написать сценарий детективного фильма и полюбоваться на свою фотографию в «Пипл»?

– Не могу поверить, что вы думаете об этом, – улыбнулся Джимми.

– Попытайтесь.

– У вас есть какие-то новые улики? Если да, то, может, вы расскажете нам о них и объясните, почему их нет ни у шефа полиции, ни у окружного прокурора?

Я рассказал ему все, что знал, кроме того, что касалось Сюзан. Не упомянул и про наш список подозреваемых. Джимми окинул меня возмущенным взглядом.

– Но у вас нет ничего, что не было бы известно лейтенанту Квирку, – резюмировал он. – Хорошо, переходим к ответам на телефонные звонки.

Джимми взглянул на крошечный экран монитора, на котором высвечивалось шесть имен и города, из которых звонили.

– У нас на линии Клара из Бостона. Привет, Клара. Вас слушает программа «Мысль».

– Привет. Это Джимми?

– Слушаем вас, вы в эфире.

– Джимми, мне очень нравится ваша программа. Я хотела сказать вам об этом.

– Спасибо. У вас есть вопросы к нашему гостю? – спросил Джимми.

– Да. Мистер Спенсер?

– Да, Клара.

– Вы ведь видели тела, так?

– Так.

– Они все были раздеты?

– Да.

– И изнасилованы?

– Нет, не в том смысле, в котором вы думаете.

– Конечно, изнасилованы, он изнасиловал их, мерзкий ублюдок. Так я хочу сказать, что нужно кастрировать это грязное животное.

– Ты часто так говоришь, правда, Клара?

– Если его кастрировать, ему больше не захочется связывать и насиловать несчастных женщин.

– Спасибо, Клара, – вмешался Джимми. – Мы будем иметь это в виду. А сейчас нам звонит Ронни из Ридинга. Привет, Ронни, вы в эфире.

– Джимми?

– Да, Ронни, слушаем вас.

– Джимми, по-моему, все это просто журналистские бредни, понимаете? Да, пользуясь случаем, хочу сказать, что я люблю вашу передачу.

– Спасибо.

– Так вот, мне кажется, что они просто сами убивают друг друга, понимаете? Ну, в смысле, я не хочу сказать, что они… ну, вы понимаете. Давайте забудем обо всей этой истории. На днях мои дети даже в школе говорили об этом. Что это за тема для разговора маленьких детей? Так что давайте не будем раздувать весь этот бред…

– То есть, вы хотите сказать, что, поскольку все жертвы черные, всех остальных это не должно интересовать? – вставил Джимми.

– Да они просто сами убивают друг друга, – не унимался Ронни.

– Ронни, вы слушаете меня, Ронни? – перебил Джимми. – Так вот, знаете что? Пойдите сейчас в гараж, заведите машину и вставьте себе в рот глушитель. Может тогда хоть немного поймете, что к чему.

Он нажал на кнопку. На экране появилось еще несколько имен.

– Марвин из Куинси, слушаем вас, вы в эфире.

– Я считаю, что мистер… э… Спенсер, ваш гость, совершенно прав, и я восхищаюсь его мужеством, вы меня слышите? Они постоянно водят нас за нос. Все, что им нужно, это чтобы их не поливали грязью в газетах. Думают, если у них в руках есть какая-то сила и власть, то им можно помыкать простыми людьми…

– А по-моему, негры должны сами решать свои проблемы…

– …Считаю, ваша ошибка в том, что вы пытаетесь найти какое-то человеческое объяснение проблемы, причины которой недоступны нашему пониманию. Вы никогда не думали, что во всем этом чувствуется рука Сатаны…

– Все эти преступления говорят о чем-то гораздо большем. Они говорят нам о болезни всей нашей страны. В известном смысле все женщины здесь связаны и… – И дальше в том же духе.

В десять тридцать мне позвонил какой-то тип, сообщивший, что если я уже совсем поехал умом и докатился до того, что пришел в гости на эту вшивую передачу, то с меня уже не будет никакого толку в качестве детектива.

– Это ты, Голдмэн? – спросил я.

– Неважно, – ответил звонивший, но я уже понял, что это действительно Мейнард Голдмэн.

– Вы хотите сказать, что вам что-то не нравится в нашей передаче? – любезно спросил Джимми.