Текст книги "Багровое веселье"

В голосе Мейнарда зазвучали издевательские нотки.

– Если бы только «что-то», – хмыкнул он. Уинстон подал знак, и Мейнарда быстренько отключили.

Сюзан повернулась ко мне и ободряюще улыбнулась. Последний человек, позвонивший перед перерывом для одиннадцатичасовых новостей, хотел узнать, что я сделаю с Красной Розой, если мне когда-нибудь удастся поймать его.

– Приведу сюда, на передачу, – пообещал я.

Джимми отключил микрофон и прикурил очередную сигарету. Я повесил наушники и откинулся в кресле.

– Не стоит молоть в эфир всякую чушь, – проворчал Джимми. – У нас здесь разговор с народом. Можно сказать, форум, дискуссия. И каждый имеет право на собственное мнение.

– Это не мнение, – огрызнулся я. – Это патология. Форум народного онанизма.

Джимми пожал плечами и раскрыл текст.

– Приятно было побеседовать, – бросил он, не поднимая глаз.

– Вот так вот, – улыбнулась Сюзан, – за кулисами волшебства и очарования.

Она взяла меня за руку, и мы вышли за дверь.

Глава 20

Хоук сменил меня у Сюзан, и я отправился в контору просмотреть почту и принять пару клиентов. Я прошел по Беркли-стрит. В спину с реки дул сильный холодный ветер, гоня по тротуару бумажные обертки. Все то время, пока я или Хоук дежурили у Сюзан, она вела себя молодцом, но я понимал, как мерзко она себя чувствует, находясь под постоянной охраной.

Войдя в контору, я вынул из ящика кипу почты и уселся за стол. Автоответчик записал несколько телефонных звонков. Я взял со стола первое письмо и включил воспроизведение. Пошла первая запись:

– Привет, любитель ниггеров. Слышал тебя вчера в программе Джимми Уинстона. Ты там пытался доказать, что это дело рук белого, а не этого сраного черномазого. Так вот, нужно заткнуть твой рот за такие слова.

Я слушал записи телефонных звонков и читал письма. Как всегда. В душе закипала злоба, но я тешил себя тщетной надеждой, что когда-нибудь все же повстречаюсь с этими сволочами. Автоответчик выдал еще пять записей. Все они в более или менее сдержанной форме соответствовали первому звонку, кроме одной, где мужской голос бесстрастно произнес:

– Может, ты и прав насчет Красной Розы. Может, он действительно все еще гуляет на свободе.

Я отложил письма и еще раз прослушал последнюю запись. Потом вынул кассету, сунул в карман и вставил в автоответчик чистую.

Покончив с телефонными звонками, я распечатал письмо от Риты Файор. Оно было написано на розовой бумаге и пахло сиренью. Рита писала, что хотела бы узнать, как я поживаю, и предлагала позавтракать вместе. Я как раз обдумывал это приглашение, когда дверь с шумом распахнулась и в кабинет друг за другом ввалились пятеро парней, явно не из лиги помощи голодающим частным детективам. Пройдя в комнату, они молча встали у моего стола полукругом. Последний захлопнул дверь.

– Как я понимаю, ребятки, вы из фан-клуба Майкла Джексона и пришли узнать по поводу билетов на концерт, – попытался сострить я.

Предводитель был явно культуристом. Остальные четверо тоже смотрелись неплохо, хотя поодиночке никто из них не смог бы заставить меня дрожать от страха. На культуристе были широкие «вареные» джинсы, черные кроссовки «Рибок» и голубая майка без рукавов с надписью «Качая железо» на груди. Принимая во внимание сегодняшний холод, я подумал, что на улице ему было не очень-то тепло, но как еще он мог нагнать на меня страху своими бицепсами?

– Мы тут хотим чуток поболтать с тобой, любитель ниггеров, – процедил предводитель.

– А, это твой голосок я только что слушал по телефону, – улыбнулся я.

– Я смотрю, ты хочешь оправдать этого черномазого.

– Да, все верно. Дело в том, что я служу правде и считаю, что он не делал этого.

– А нам плевать, – рявкнул культурист.

– Ну что ж, звучит очень убедительно.

– Нам не нравятся ниггеры и не нравятся те, кто их защищает, – грозно прошипел он.

Я почувствовал, как внутри медленно закипает злость, и понял, почему. Уже несколько дней я гонялся за призраком, и вот наконец передо мной стояли живые, реальные люди, жаждущие померяться силой. Но я выжидал. Пятеро – это было слишком много.

– Слушай, покажи бицепс, а? – попросил я.

Культурист приподнял было руку, но тут сообразил, что его разыгрывают. Поздно. Я ухмыльнулся, дав понять, что видел, как он клюнул.

– Выходи из-за стола, – грозно скомандовал культурист.

– Или ты сам меня вытащишь? – улыбнулся я.

Он стоял в центре, чуть впереди остальных. Справа от него строил угрожающие рожи рыжий парень с квадратными плечами и веснушчатым носом.

– Угадал, – заржал культурист и с бравым видом оглянулся на дружков.

Я встал с кресла, вышел из-за стола и без лишних разговоров врезал ему в пах. Затем слегка развернулся, отпустил прямой левой в конопатое лицо рыжего и выхватил пистолет. Трое оставшихся замерли, как на стоп-кадре.

Культурист схватился за живот и рухнул на колени. Рыжий отступил назад и принялся раскачиваться из стороны в сторону, закрыв лицо руками. Сквозь пальцы сочилась кровь.

– Вы, трое выкормышей, быстро встали спиной к стене, – гаркнул я. – Вот так. А теперь сели на корточки.

Они покорно выполнили команду. Теперь им было бы не так-то просто быстро подняться на ноги и сделать неожиданный выпад.

– Ты тоже, рыжий. И не капай мне на ковер своей кровищей.

Рыжий отошел к стене, не отнимая рук от лица.

– Ну вот, теперь ты, мистер Мускул. Готов продолжать?

Все еще стоя на коленях, культурист поднял голову.

– В каком смысле? – проговорил он. На лице застыла гримаса боли.

– В смысле готов дать мне урок расовых отношений?

– Если бы у тебя не было пушки, – промямлил он.

– Ясное дело, – улыбнулся я. – Если бы у меня не было пушки, я удушил бы вас всех пятерых голыми руками. Или ты еще сомневаешься?

– Если бы ты не дал мне в пах, – промычал он.

– Тогда я дал бы тебе по носу, как рыжему, и ты залил бы кровью свои могучие грудные мышцы. Ну так что, сможешь встать?

– Смогу, – буркнул он и, с трудом поднявшись на ноги, исподлобья взглянул мне в лицо. – Мы это запомним.

– Надеюсь, запомните. И надеюсь, надолго. Но, если хочешь, я и сейчас не против поработать пару раундов. Ну так что?

– С пистолетом в руке?

– Естественно. Просто чтобы не пришлось иметь дело сразу со всеми. Да я и одной рукой с тобой справлюсь. Ну, одной рукой годится?

– Угу, а когда я начну тебя забивать, пустишь в дело пушку, да?

– Ты не начнешь меня забивать, так что вопрос отклоняется, – ответил я.

– Думаешь, сможешь драться со мной одной рукой?

– Само собой, – улыбнулся я и изо всех сил врезал ему левой прямо в нос. Он отлетел назад. Из носа брызнула кровь. Как и у рыжего. Он помотал головой и двинулся на меня.

– Вы, там у стенки. Только шевельнитесь, головы прострелю, – бросил я напрягшейся было четверке и чуть отклонился назад, уворачиваясь от его удара правой. Потом резко выбросил вперед левую руку, провел красивый хук прямо в глаз и прежде, чем он закрылся, успел еще дважды поразить цель. Он дико взвыл и снова занес правую руку. Я скользнул в сторону и от души вмочил ему по почкам. Он хрюкнул и повернулся в мою сторону. Я переложил пистолет в левую руку и, решив, что пора кончать, со всего размаху въехал ему правой по подбородку. Бедняга прогнулся назад, на ватных ногах отступил на пару шагов и осел на пол, вытянув ноги и опустив обмякшие руки на колени. Так он сидел пару минут, потом завалился на бок и замер.

– А говорил, одной рукой, – обиженно пропыхтел один из дружков, здоровый блондин с бычьей шеей.

– Я имел ввиду одновременно, – пожал плечами я и снова переложил пистолет в правую руку.

Костяшки пальцев слегка онемели, и я подумал, что завтра рука наверняка распухнет. Лоб немного вспотел, мышцы разогрелись и приятно вздулись от притока крови. Я чувствовал себя великолепно. Смотри, Красная Роза, я готов к встрече с тобой.

– Поднимите его, – бросил я. – И выведите отсюда к чертовой матери.

Рыжий все еще продолжал закрывать руками окровавленное лицо. Остальные трое поставили вожака на ноги и поволокли к двери. Все пятеро опустили головы, подыскивая слова, чтобы ретироваться с достоинством. Наконец, блондин нашелся:

– Мы знаем, где тебя найти, – пригрозил он.

– Вы и сегодня знали, – улыбнулся я. – Видите, что из этого вышло.

Ни у кого больше не нашлось возражений. Они молча выволокли культуриста за дверь и ушли.

Я сунул пистолет обратно в наплечную кобуру, зашел в умывальник и несколько минут держал руки под струёй холодной воды. Потом ополоснул лицо, вытерся и, подойдя к окну, выглянул на перекресток Беркли и Бойлстон и несколько раз глубоко вздохнул.

* * *

«…Похоже, он может довериться ей. Он мог говорить с ней о таких вещах, о которых никогда не рассказывал ни одному человеку. О том времени, когда он ходил в школу. О матери. Она никогда не говорила сама. Так было нужно. Что-то типа обета молчания… Всегда легче держать рот на замке».

– Моя мать всегда говорила, что женщины обязательно высосут из меня все, что можно.

Она чуть улыбнулась и кивнула.

– Я думаю, она имела в виду деньги. Что они будут идти со мной за деньги.

– А у вас было много денег?

– У меня? Нет. У отца было немного, но у меня – никогда. Ну, то есть я был ребенком. У детей нет денег.

Сегодня на ней был светло-серый костюм с высоким круглым воротником, украшенным жемчугом. Чулки и туфли были белыми.

– Но, может, они могли высосать из вас и кое-что еще? – спросила она.

– В каком смысле?

Она пожала плечами.

– Мне всегда становилось как-то не по себе, когда она это говорила. Ну, что никто не пойдет со мной, ну, понимаете, просто так. И я чувствовал себя последним болваном и думал, что любая девчонка высосет из меня все, что можно, а я буду слишком слабым, чтобы остановить ее.

– Слабым, – повторила она. Это был не вопрос, но и не утверждение.

– Глупо, конечно.

Она кивнула.

– Но когда я был мальчишкой, эти слова и эти мысли заставляли меня очень бояться девчонок.

– Угу.

– Иногда я, бывало, начинал фантазировать… – Его вдруг захлестнула волна страсти и почти сексуального возбуждения: еще никогда он не был так близок к откровению. – Я представлял, что связываю их. – От возбуждения он едва мог говорить.

Она молчала. «Я бы с удовольствием связал и тебя, – подумал он. – Если бы взял с собой веревку. Я бы поднял тебя на ноги и связал».

– А как вы считали, что именно могли высосать из вас девочки? – наконец спросила она.

Он чуть не кончил от возбуждения.

– Меня самого, – ответил он каким-то чужим голосом. – Они могли высосать меня самого.

– Откуда?

– Из нее. – Голос как будто отделился от него и звучал сам по себе, странным эхом разносясь по кабинету.

Глава 21

Мы с Сюзан сидели в уютной кабинке ресторана «Дейвио» на Ньюберн-стрит и обедали. Сюзан так приучила себя к красному вину, что могла запросто осушить стакан в один присест. На столе стояла бутылка «Шианти» и два салата.

Но она отпила не больше грамма «Шианти» и поставила стакан.

– Ммм, – одобрительно кивнула она.

– Мы отобрали из твоих клиентов семерых. Семерых возможных, – сообщил я.

– Возможных убийц Красных Роз?

– Тех, кто мог подбросить тебе розу и убежать.

– Но как вы это сделали?

– Мы дежурили под домом и следили за каждым, кто подходил под описание.

– Кто это «мы»?

– Квирк, Белсон и я. Хоук сидел с тобой.

– Потому что ты был единственным, кто видел его.

– Да, – ответил я.

– Засветились?

– Нет. Ни один не заподозрил, что за ним следят. – Я вручил ей листок с семью отпечатанными на машинке фамилиями. Но Сюзан даже не взглянула на него.

– Я тоже думала над этим вопросом, кто это может быть, – сказала она. – Чтобы убежать от тебя, ему нужно было иметь кое-какие физические качества.

Я кивнул. В вазочке лежал хлеб. Я отломал маленький кусочек и доел салат.

Сюзан взглянула на список.

– Да, – согласилась она. – Некоторых из них я тоже отметила. А остальных вы отбросили, потому что они не похожи на человека, за которым ты гонялся – прежде всего по росту?

– Правильно.

– Жаль. Очень жаль, что наши профессии вдруг так пересеклись. И все это именно после того, как мы только-только ощутили весь вкус личной жизни.

– Знаю, – ответил я. – Но придется как-то смириться с этим. И похуже бывало.

– Да. – Она сделала еще один крошечный глоток «Шианти». – Придется. Но мы справимся. Это похоже на тот случай, когда проблема проходит одновременно сквозь деловую и личную сторону жизни. Причем затрагивает самую сердцевину наших отношений.

– Я знаю.

– Но мы сможем любить друг друга так же, как раньше. Ведь каждый из нас может существовать самостоятельно. В то время, как мы вместе образуем единое целое.

Официант принес горячее и унес тарелки из-под салата. Когда он ушел, Сюзан продолжала:

– Знаешь, все это очень нарушает мою самостоятельность. Я никогда не нахожусь одна. Если ты уходишь, со мной постоянно сидит Хоук. Даже когда я работаю, кто-нибудь из вас сидит наверху с пистолетом наготове.

Я кивнул.

– Я вовсе не хочу сказать, что устала от тебя, – объяснила Сюзан. Она слегка подалась вперед, склонившись над тарелкой.

– Я понимаю.

– Или от Хоука. После тебя он первый, с кем мне приятно находиться.

– Но иногда тебе бывает нужно побыть одной.

– Совершенно верно.

– Но мы не можем позволить ему убить тебя.

– Не можем. – Сюзан улыбнулась. – И я уверена, что не позволим.

Мы немного помолчали.

– Если один из моих пациентов и в самом деле убийца и если это он оставил у меня розу, я могла бы, наверное, попытаться вычислить, кто он, – наконец сказала Сюзан.

– Но ты не собираешься этого делать.

– Не могу. Пока.

– Только помни, что ты не одна в опасности. В эти самые минуты он, может, как раз готовится убить какую-нибудь новую негритянку.

– Знаю, – кивнула Сюзан. – И это тоже лежит на мне огромной ношей. И мне очень тяжело. – Она отпила немного вина. – Хотя с тех пор, как Уошборн признался, Красная Роза не сделал еще ни одной попытки.

– Мы оба знаем ответ, – нахмурился я.

– Да. Он мог на некоторое время залечь на дно.

– Но на какое время?

– Возможно, достаточно долго, но… Это же потребность. Потребность, с которой он не в силах бороться. Он одержим.

– Значит, он сделает это снова.

– Да, – тихо проговорила Сюзан. – Один Бог знает, чего ему сейчас стоит сдерживаться и каким он станет после этой пытки.

– И все же ты и сама думаешь, что он один из твоих.

Сюзан посмотрела на вино в своем стакане. На свету оно приобрело совершенно фантастический рубиновый оттенок. Она подняла глаза на меня и задумчиво кивнула.

– Да. Я думаю, это один из моих.

– Но кто?

Она покачала головой.

– Я не имею права. Пока. Если я ошибусь, это погубит его.

– Черт побери, – не выдержал я.

Сюзан потянулась через стол и прикрыла мне рот теплыми ладошками. Затем скользнула по моим плечам и взяла меня за руки.

– Пожалуйста, – попросила она. – Прошу тебя.

Я набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул. Сюзан так сильно перегнулась через стол, что я начал опасаться за ее почти полную тарелку.

– Чтобы быть самой собой, чтобы быть женщиной, которую ты любишь, частью того, чем мы с тобой являемся и что не похоже ни на что другое, чтобы быть Сюзан, я должна поступать так, как должна. А это значит, опираться только на свой профессионализм и на свой опыт и не позволять страху влиять на мои поступки.

Я посмотрел на ее хрупкие руки, лежащие в моих ладонях. Казалось, мы были одни во всей вселенной – ни официантов, ни обеда, ни ресторана. Казалось, мы сидим вот так уже целую вечность.

– Да, – вздохнул я наконец. – Ты совершенно права.

Я взглянул в ее темные, бездонные глаза. Она улыбнулась.

– Кстати, – заметил я, – по-моему, ты сейчас раздавишь грудью тарелку.

* * *

Он видел, как выступал по телевидению этот ее дружок Спенсер. Сказал, что черномазый не виноват. «Знают ли они о нем? Может, этот сукин сын уже вычислил его, когда он оставлял розу? Но все остальные уверены, что это дело рук черномазого. Почему же Спенсер не верит? А она? Знает ли она, что это он? Что это он связал всех этих баб, залепил им рот и наблюдал, как они пытаются вырваться и закричать? – Он взглянул на рыбку, спокойно плавающую в аквариуме. Вода блестела и искрилась в лучах солнца. Она вышла на минуту, пригласив его в приемную. – Может быть, ей даже понравится, когда он ее свяжет. Некоторым женщинам это нравится. Они любят, когда их связывают и срывают одежду, и даже сами просят об этом. – От такой мысли на него снова нахлынуло возбуждение. – Но потом он уже не сможет приходить поговорить с ней. Она расскажет своему дружку. Сволочь. В газетах писали, что когда-то он был боксером. Чтоб его… А может, она уже и рассказала своему дружку. Может, что-то заподозрила, когда послушала, что он здесь говорил. Они знают. Эти психиатры всегда знают все, даже если ты не хочешь этого. Она постоянно наблюдает за ним. Как он шевелит рукой, покачивает ногой, как ерзает на стуле. Все замечает. Концентрируется на нем… – Рыбка описывала медленные круги в искрящейся воде… – Она заботится о нем. Нет, она ничего не скажет своему дружку. Он сам догадался. Ублюдок. Она не скажет». Дверь распахнулась. На ней было темно-синее платье с красными цветами.

– Входите, – пригласила она.

Он встал и испугал рыбку. Бедняга заметалась по аквариуму.

– Мой отец часто ходил к шлюхам, – начал он. – А потом переживал и на следующий день приносил матери розы.

Психотерапевт подняла на него заинтересованный взгляд. Он знал, что ей будет интересно.

– И тогда она спрашивала: «Джордж, ты был с какой-то шлюхой?» А он опускал глаза и бормотал: «Я принес тебе розу». И уходил.

– Он никогда не дрался с ней? – спросила психотерапевт.

– Нет. Никогда. Только напивался и ходил к шлюхам.

Она спокойно смотрела ему в глаза. В ней всегда чувствовалось спокойствие, умиротворяющее спокойствие.

– А вы как к этому относились? – спросила она.

Он невольно пожал плечами. Вроде как небрежно.

– Как-то однажды он взял меня с собой. – Он снова ощутил в животе знакомую пустоту. Она слегка вскинула брови. – К черной шлюхе, – продолжал он. – Мне тогда лет четырнадцать было. – Пустота увеличилась, и вместе с ней, как всегда, он ощутил тепло. Зазвенело в ушах. Он слушал свой собственный голос, о чем-то говоривший врачу. К звону в ушах вдруг добавилась какая-то безумная смелость. – Боже, от нее так воняло.

Психотерапевт ждала.

– Она мне совсем не понравилась, – он снова почувствовал, как небрежно прозвучала эта фраза.

Они замолчали. Врач сидела прямо и очень спокойно, он – небрежно, как только мог, положив руку на спинку кресла. На глаза снова навернулись слезы. Он все так же небрежно посмотрел на нее. В затуманенном взгляде было ожидание.

– Я не мог, – продолжал он охрипшим и немного дрожащим голосом. – Я ничего не мог сделать. Она была такая толстая и… и… – он почувствовал, как задрожали плечи, – …волосатая и… какая-то… недоброжелательная.

– К вам? – спросила врач.

– Да, – итак, он уже рассказывает. – Да. Она тискала меня и говорила, какой он у меня маленький и какой вялый, и так хотела, чтобы я все сделал, хотела, ну, понимаете, чтобы он напрягся, а я не мог, и она взбесилась и сказала, что я ее оскорбляю и что, если я не сделаю это, она возьмет нож и отрежет мне его, и я испугался, потому что она была такая черная.

– Ужасно, – вздохнула психотерапевт.

– А мой отец в это время был где-то в другом месте с какой-то другой шлюхой, и я не мог уйти.

Он с трудом перевел дыхание. Предложения получались слишком длинными.

– И… – подбодрила врач.

– И в конце концов она вышвырнула меня из комнаты без штанов и заперла дверь. Так что мне пришлось ждать отца, чтобы он надел на меня свой пиджак и отвел домой. А пока я его ждал, меня в таком виде видело еще несколько шлюх.

– Вы говорили об этом с отцом?

– Он рассердился на меня за то, что я потерял штаны. Сказал, что мать нас теперь сожрет.

Глава 22

В одиннадцать часов утра пришел Белсон и вручил мне толстую папку, содержащую все, что им с Квирком удалось узнать о всех подозреваемых.

– Квирк сказал, чтобы ты прочитал, подумал, а потом мы поговорим, – сообщил Белсон. – Ты, я, Квирк и Сюзан, если она, конечно, захочет.

– Хорошо, сегодня прочту, – кивнул я. – А вы чем собираетесь заняться?

– Лично я пойду домой, покажусь жене и детям и посплю немного.

– Пока не заснул, попробуй сравнить этот голос с тем, что я дал тебе раньше.

– Красная Роза опять тебе позвонил?

– Да, как и многие другие. Послушай и определи, какой из всех этих голосов его. Впрочем, ты сразу его узнаешь. Это тот, который говорит, что может быть он все еще гуляет на свободе.

– Попробую сходить в контору и снять отпечаток голоса, – кивнул Белсон. – Правда, сейчас, когда я в отпуске, это будет не так-то просто. Придется просить неофициально. Ладно, увидимся. Пока.

Белсон ушел. Я раскрыл папку и углубился в чтение. Большинство сведений оказались ценны тем, что снимали с подозреваемых всякое подозрение. Никто из всей семерки ни разу не попадал в полицию. Айзелин, преподаватель востоковедения, угодил в одну неприятную историю, когда работал учителем в частной школе для мальчиков. Какой-то ученик пожаловался, что Айзелин приставал к нему в сексуальном плане. Но дело так и прикрыли. Через два года Айзелин получил степень доктора философии в Гарварде и остался на преподавательской работе. Ларсон, полицейский, обращался к начальству с просьбой предоставить ему отпуск по болезни. Жаловался на усталость и депрессию. Но начальство посоветовало ему обратиться к психотерапевту. Кроме Айзелина и Фелтона все были женаты. Айзелин никогда не был женат, Фелтон состоял в разводе. Ларсона они уже вычеркнули из списка, поскольку в то время, когда произошли три из пяти наших убийств, он находился на дежурстве и имел железное алиби. Француз Гане во время второго убийства уезжал к родителям во Францию. Весенние каникулы. Из пяти оставшихся выделялся Фелтон, охранник. Двое преподавателей, санитар, директор гастронома и охранник. Возможно, мы могли бы исключить из этого списка и еще нескольких, если бы побеседовали с ними или с их сослуживцами. Например, можно было бы установить, находился ли санитар Чарлз на службе во время хотя бы одного из убийств. Но тогда они узнают, что попали под подозрение. Значит, отпадает. Итак, больше всех мне понравился Фелтон. Я снова прочитал его досье. За такое короткое время можно было собрать не очень-то много сведений. К тому же им никак нельзя было засветиться. Сорок три года, разведен, отец умер. Живет в Чарлстауне, хотя вырос в Суампскотте. В деле лежала ксерокопия школьного ежегодника с его фотографией и перечислением успехов в учебе и спорте.

– Сукин сын, мать твою… – пробормотал я.

Под его портретом красовалась надпись: "Легкая атлетика – «отлично». Ничего не доказывает. Все это было двадцать пять лет назад. И все же. Я отложил папку, снял трубку и позвонил директору средней школы Суампскотта.

– Мальчик по имени Гордон Фелтон, – попросил я. – Бегал за школьную команду в… где-то в 1961-62. Как он выступал?

– А зачем вам? – спросил директор.

– Меня зовут Артур Дейли. Еженедельник «Нью Ингланд Спортс». Мы тут готовим ретроспективную статью. Спорт в средней школе четверть века назад.

– Ах, вот оно что. Неплохая мысль. Подождите на телефоне, я сейчас гляну. По-моему, у нас где-то хранятся старые снимки и материалы.

Он пропал минут на пять. Я ждал и слушал тишину. Красота. Намного лучше всякой музыки.

– Мистер Дейли, – раздался, наконец, голос директора. – Я нашел. Вот, этот Горди Фелтон был барьеристом. Третье место в штате по бегу со стосорокасантиметровыми барьерами.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Не знаете, где он сейчас?

– Нет. Я всего три года в этой школе. А эти данные просто раскопал в старых записях.

– Ну что ж, спасибо за помощь. – Я повесил трубку.

И все равно это еще ничего не доказывает. То, что он хорошо бегал в детстве, вовсе не значит, что он также бегает и сейчас. Но все же… Не многие могут обогнать меня, а тот, кто подбросил Сюзан розу, смог.

Я отложил досье Ларсона и Гане и еще два раза внимательно прочел дела всех остальных. Затем швырнул их на стол и принялся бесцельно бродить по дому. Выглянул в окно. Проверил содержимое холодильника. Снова выглянул в окно. В холодильнике лежал вилок цветной капусты, две бутылки диетической кока-колы и пачка китайской лапши. Приятного аппетита, мистер Спенсер.

Ровно в час появился Хоук с огромным пакетом тунца и коробкой картофельных чипсов «Кейл-Код».

– Скорее бы поймать этого урода, – проворчал он. – А то у меня от этих дежурств скоро заворот кишок начнется.

На нем был коричневый твидовый плащ «Харрис» спортивного покроя и джинсовая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Накрахмаленные джинсы заправлены в рыжие ковбойские сапоги.

– Ну, ты сегодня прямо гарвардский ковбой, – улыбнулся я.

– Крутой парень, – подмигнул мне Хоук и принялся выкладывать из пакета рыбу.

Мы застелили стойку бумагой, разложили на ней тунца и мило перекусили.

– Один из нашего списка был неплохим барьеристом, когда учился в школе, – сообщил я. – В выпускном классе занял третье место по штату.

– Давно? – насторожился Хоук.

– В 1962 году.

– Ну, это еще ни черта не значит.

– Работает охранником, – добавил я.

– И мечтает быть фараоном?

– А может, и считает себя фараоном.

– Как там она поживает? – спросил Хоук. Под словом «она» он всегда подразумевал Сюзан.

– По-моему, уже догадывается, кто из них он. Хотя еще не уверена.

– Значит, сидит себе, слушает его трепотню, кивает и ждет, что он в любую минуту может выхватить свою чертову пушку и нажать на курок, – проворчал Хоук.

– Поэтому мы и торчим здесь у нее по двадцать четыре часа в сутки, – нахмурился я.

Хоук кивнул. Мы немного помолчали.

– Ну что, пора начинать собирать новые улики? – наконец, спросил он.

– Да, похоже, пора. У этого барьериста когда-то была жена. Может, схожу поговорю с ней.

– Возьми мою фотографию, – предложил Хоук. – Скажи, что она может встретиться со мной, если захочет помочь.

– А если не захочет, то встретиться дважды, – ухмыльнулся я.