Текст книги "Король снов"

12

– Ваше высочество, пришел принц Динитак, – объявил распорядитель мероприятий

– Благодарю вас, Зельдор Луудвид Попросите его войти.

Его позабавило то, что распорядитель причислил Динитака к знати. Барджазиду никогда не присваивали никакого титула, Деккерет не имел подобного намерения на будущее, да и сам Динитак не выказывал к этому ни малейшего желания. Все-таки он был сыном Венгенара Барджазида, мальчишкой из сувраэльской пустыни, который некогда вместе со своим недоброй памяти отцом занимался обманом и грабежом путешественников, нанимавших их в проводники по этим негостеприимным землям Аристократия Замковой горы принимала Динитака как друга Деккерета, потому что Деккерет не оставил им иного выбора Но они никогда не смирились бы с попыткой Деккерета ввести Динитака в их замкнутую касту

– Динитак! – Деккерет обнял друга.

В последние недели Деккерет выбрал в качестве своего рабочего кабинета одну из частей Длинного зала Метираспа, который вообще-то был совсем не залом, а радом восьмиугольных помещений в пределах библиотеки лорда Стиамота. А сама библиотека представляла собой непрерывный извилистый многомильный проход, змеившийся взад и вперед по вершине Замковой горы. Согласно легенде, в ней имелись все книги, которые когда-либо были изданы во всех мирах Вселенной. Ниже прекрасного зеленого газона площади Вильдивара книгохранилище, как нитка в бусину, входило в зал Метираспа, состоявший из двенадцати отдельных комнат. Они предназначались для ученых, работавших с книгами, однако читатели редкий день занимали одну или две комнаты.

Деккерет наткнулся на эти комнаты во время одной из своих прогулок по Замку и сразу же влюбился в них. Это были высокие – примерно в два этажа – помещения со стенами, расписанными фресками в очаровательном старинном стиле, на которых были изображены морские драконы и диковинные животные суши, рыцари, сражающиеся на турнирах, чудеса природы и множество иных вещей. Потолки были расписаны яркими цветами – алым, желтым, зеленым, синим – и покрыты прекрасным чистым лаком, благодаря которому казалось, что они сделаны из кристаллов, в которых тепло мерцает, отражаясь, свет ламп. Коридоры, по сторонам которых тянулись стеллажи с книгами, вели в собственно библиотеку. Деккерет снова и снова возвращался в это своеобразное святилище, сокрытое в сердце Замка, и в конечном счете решил приказать отгородить одну из входивших в комплекс комнат, известную как читальня лорда Спурифона, и сделать для себя неофициальный кабинет. Именно там он сегодня и принимал Динитака Барджазида.

Некоторое время они спокойно беседовали о каких-то маловажных вещах: о недавней поездке Динитака в Сти, один из крупнейших городов Горы, о планах Деккерета самому посетить его и еще несколько близлежащих городов и тому подобных вещах. Деккерет без труда заметил, что в душе друга происходит какая-то напряженная внутренняя борьба, но он позволил Динитаку самому определить ход беседы, и спустя немного времени тот перешел наконец к вопросу, ради которого истребовал у короналя личную аудиенцию.

– Ваше высочество, вы часто видели в последнее время принца Теотаса? – спросил Динитак совсем иным, серьезным и напряженным тоном.

Неожиданное упоминание о Теотасе оказалось неприятным для Деккерета. Проблема, связанная с этим человеком, начала раздражать его.

– Я вижу его время от времени, но не слишком часто, – ответил он. – Вопрос о назначении Верховного канцлера все еще остается открытым, а Теотас, похоже, избегает меня. Не хочет отказаться от поста, но и не может заставить себя принять его. Я считаю, что в этом виновна Фиоринда.

В холодных проницательных глазах Динитака промелькнуло удивление.

– Фиоринда? Но каким образом Фиоринда может быть связана с назначением Верховного канцлера?

– Динитак, разве не она является женой человека, которого я выбрал на эту должность? А из этого проистекают осложнения, которых я никак не мог принять во внимание. Я полагаю, ты знаешь, что она уехала в Лабиринт, чтобы помогать леди Вараиль, оставив Теотаса здесь одного. —Деккерет нервно передвинул стопку бумаг, лежавших на столе. Ему было тяжело обсуждать становившуюся все более и более неприятной проблему Теотаса даже с Динитаком. – Разве мог кто-нибудь предположить, что его предложение поставит перед Теотасом выбор между постом Верховного канцлера и сохранением семьи?

– И что, это действительно настолько серьезно, как вам кажется? – Деккерет и Динитак уже давно и без труда перешли в разговорах на более официальный тон, чем тот свободный, которого придерживались между собой раньше, и почти не сбивались с него даже при общении наедине.

Деккерет принялся сердито собирать бумаги, которые только что рассыпал, обратно в стопку.

– Откуда я знаю? Теотас последние дни почти не разговаривает со мной. Ну а почему еще он может колебаться – принимать или не принимать назначение? Если Фиоринда поставила ему нечто вроде ультиматума по поводу ее переезда в Лабиринт, то он, видимо, не может оставаться здесь и стать Верховным канцлером, если хочет сохранить свой брак. Женщины!

Динитак улыбнулся.

– Непонятные существа, не так ли, мой лорд?

– Нет, мне и на мгновение не могло прийти в голову, что сохранение за собой должности фрейлины Вараиль она сочтет более важным, чем положение ее мужа в Замке, возможность для него занять здесь вторую позицию, уступающую только моей собственной. А Септах Мелайн, естественно, уже отбыл в Лабиринт, чтобы стать там главным спикером Престимиона, так что пост Верховного канцлера на сегодня свободен. Помимо всего прочего, Теотас похож на жертву несчастного случая. Вся эта коллизия, должно быть, форменным образом раздирает его на части.

– Да, вид у него – хуже некуда, – согласился Динитак. – Но я глубоко убежден, что проблема с Фиориндой вовсе не единственная причина, из-за которой он оказался в таком состоянии.

– Что вы говорите? И что же еще происходит? Динитак пристально посмотрел на Деккерета и немного помолчал.

– В последнее время Теотас не единожды искал моего общества. Я думаю, вы знаете, что мы с ним никогда прежде не могли считаться друзьями и практически не имели каких-то общих интересов. А сейчас он очень страдает, крайне нуждается в помощи, но не осмеливается обратиться к вам из-за ситуации с постом Верховного канцлера, которую не в силах пока разрешить. Поэтому он обратился ко мне. Возможно, надеясь, что я поговорю с вами о нем.

– Что вы сейчас и делаете. Но я-то чем могу помочь? Вы заявляете, что он страдает. Но если человек не в состоянии самостоятельно принять решение по столь важному делу – занять или нет пост Верховного канцлера…

– Это не имеет отношения к посту Верховного канцлера, мой господин. Во всяком случае, прямого отношения.

Деккерет почувствовал себя окончательно сбитым с толку.

– Тогда, что же это может быть? – резко спросил он.

– Он получает послания, Деккерет. Ночь за ночью, он видит ужаснейшие сны, невероятно мучительные кошмары. Он дошел до такого состояния, что боится позволить себе уснуть.

– Послания? Динитак, но ведь послания всегда добродетельны.

– Да, если эти послания исходят от Хозяйки. Но эти – не от нее. Хозяйка не посылает видений с чудовищами и демонами, гоняющими людей по невероятному искореженному пейзажу. И к тому же Хозяйка никогда не посылает снов, которые убеждали бы вас в вашей ничтожности и заставляли бы считать свою жизнь чередой обманов и предательств. Он говорит, что часто просыпается по утрам, испытывая жуткое презрение к себе. Презрение!.

Деккерет снова начал беспокойно перебирать бумаги.

– Значит, Теотасу необходимо посетить толковательницу снов и внести ясность в свои мысли. Клянусь Божеством, Динитак, это меня просто бесит! Я предлагаю самый важный пост в моем правительстве человеку, которого считаю наиболее подходящим для него, и теперь выясняю, что он не может принять его, потому что ему не позволяет жена, и что, помимо этого, он впал в душевный кризис из-за нескольких дурных снов! Ладно, это можно решить достаточно простым способом. Я заберу назад свое предложение, и Теотас может катиться в Лабиринт, чтобы быть вместе с Фиориндой. Возможно, Верховным канцлером захочет стать старик Дембитав. А может быть, мне удастся перетянуть сюда из Малдемара Абриганта и уговорить его взяться за эту работу. Или же, полагаю, я могу попросить одного из более молодых принцев, к примеру, Вандимэйна…

– Мой лорд, – довольно бесцеремонно прервал его Динитак, – хочу напомнить вам: я сказал, что Теотас получал послания.

– В этих словах я не вижу никакого смысла.

– Я имею в виду, что кто-то извне вкладывает эти ужасные видения в сознание Теотаса. Вы продолжаете считать, что Хозяйка Острова – единственный человек в мире, обладающий способностью вступать в контакт с сознанием спящего человека?

– Ну, а что, разве это не так?

– Деккерет, вы помните некий шлем, маленькую поделку из металлической сетки, которую мой покойный отец применил к вам, когда вы давным-давно путешествовали вместе с нами через пустыню Украденных Снов на Сувраэле? А припоминаете более позднюю версию того же самого устройства, которое лично я использовал в вашем присутствии; лорд Престимион тоже пускал эту штуку в дело, когда мы боролись против мятежника Дантирии Самбайла? С помощью этого шлема можно издалека проникать в человеческие умы. Если вы спросите Престимиона, он, несомненно, подтвердит, что это возможно.

– Но шлемы и все документы, связанные с их созданием и действием, хранятся под замком в казначействе Замка. Уже много лет никто к ним не прикасался. Или вы хотите сказать мне, что они украдены?

– Ничего подобного, мой лорд.

– Тогда, почему мы говорим о них?

– Потому что Теотас видит сны.

– Ладно, значит, Теотас видит очень дурные сны. Это, конечно, необычно. Но сны, в конце концов, это всего лишь сны. Они рождаются в темноте наших собственных душ, если, конечно, не вкладываются в нас снаружи, а из всех обитателей нашего мира на это способна только одна Хозяйка Острова. Которая, несомненно, никогда не станет посылать сновидения, подобные тем, какие, по вашим словам, видит Теотас. И вы сами только что согласились, что мы владеем единственными экземплярами устройства, при помощи которого можно делать такие вещи, то есть шлемом, которым когда-то пользовался ваш отец.

– А разве можно быть уверенным, – спросил Динитак, – что устройств, кроме тех, которые вы держите запертыми в казначействе, не существует? Я знаком с работой шлема, ваше высочество. Я знаю, что можно делать с его помощью. Так вот, то, что происходит с Теотасом, относится как раз к тем вещам, на которые способен шлем.

Деккерет наконец-то начал понимать, к какому выводу Динитак пытается подвести его.

– Но тогда, кто же это может быть, по твоему… по вашему мнению? Кто завладел шлемом и пытает с его помощью несчастного Теотаса?

Глаза Динитака сверкнули

– Хаймак, младший брат моего отца, был механиком, и именно он делал отцу шлемы для управления сознанием. Все эти годы Хаймак оставался на Сувраэле и, конечно, занимался всякими темными, но относительно безопасными делами, на которых можно было подзаработать. Но, если помните, он, не далее как в прошлом году, появился на Замковой горе…

– Ну, да, – сказал Деккерет. – Конечно! – Все части головоломки начали становиться на свои места.

– Он приехал сюда, – продолжал Динитак, – в поисках возможности поступить на службу к лорду Престимиону. Я лично позаботился о том, чтобы его не допустили и близко к Замку – признаюсь, я опасался, что появление столь неприятного родственника не приведет ни к чему хорошему. Теперь я вижу, что это было серьезнейшей ошибкой.

– Вы думаете, что он смастерил еще один шлем?

– Или же разработал новую его конструкцию и искал покровителя, который дал бы денег на изготовление рабочей модели. Я был полностью убежден, что он пробирался к Престимиону именно за этим; а так как не думал, что это может привести к чему-нибудь хорошему, то постарался закрыть перед ним ворота Замка. Но, вероятно, он нашел покровителя где-то еще, успел состряпать новый шлем и теперь использует его против Теотаса. А также, вероятно, испытывает его воздействие на многих других.

Деккерет почувствовал, как по спине у него пробежал холод.

– Как раз перед моей коронацией, – медленно сказал он, – су-сухирис, маг Престимиона, пришел ко мне и сказал, что имел какое-то видение, в котором некий представитель клана Барджазидов каким-то образом сделал себя еще одной Властью царства. Все это показалось мне бессмысленным, и я выбросил его слова из головы. Я ничего не говорил тебе об этом, так как мне показалось, будто он недвусмысленно намекает на то, что ты способен свергнуть меня и занять трон корона-ля, а это, на мой взгляд, просто абсурдно и даже не стоит какого-либо обсуждения.

– Я не единственный Барджазид в этом мире, мой лорд.

– Совершенно верно. Мондиганд-Климд тогда же предостерег меня против слишком буквального истолкования его видения. А если из его пророчества следовало сделать иной вывод? Если речь шла не о том, что этот Барджазид собирается стать властителем, – каким еще из властителей он может рассчитывать стать, если не короналем? – а о том, что он намеревается достичь власти в обычном смысле этого слова?

– Или же что он намеревается продать свой шлем и свои услуги какому-то другому человеку, стремящемуся обладать такой властью, – добавил Динитак.

– Но кто это может быть? На планете мир. Престимион покончил со всеми нашими врагами много лет тому назад.

– Дегустатор яда Дантирии Самбайла по-прежнему жив, мой лорд.

– Мандралиска? Я совсем забыл о нем! Но ведь он сейчас должен быть стариком, если, конечно, действительно еще жив.

– Думаю, что не так уж он и стар. Лет пятьдесят, вряд ли больше. И, подозреваю, все еще весьма опасен. Знаете, я дотрагивался своим сознанием до его мыслей, когда носил шлем в день того заключительного сражения в Стойензаре. На какие-то мгновения, но мне и этого хватило. Я никогда не забуду это впечатление. В его сознании обитала ненависть, скрученная, словно гигантская змея… гнев, направленный на весь мир, жадное стремление повредить, уничтожить…

– Мандралиска! – пробормотал Деккерет, помотав головой. На мгновение он окунулся в удивительные и ужасные воспоминания.

– Я думаю, что он был еще большим чудовищем, чем его хозяин Дантирия Самбайл, – сказал Динитак. – Прокуратор знал, когда следует обуздать свои амбиции. Он всегда видел перед собой определенную точку, дальше которой не намеревался заходить, и, когда достигал ее, обязательно находил кого-нибудь другого, кто пошел бы дальше – для его, естественно, блага.

Деккерет кивнул.

– Например, Корсибар. Хотя Дантирия Самбайл всегда жаждал власти, он не попытался сам стать короналем. Он нашел подходящую марионетку.

– Именно так. Прокуратор всегда предпочитал благополучно пребывать за сценой, избегая серьезного риска и позволяя другим проделывать для него грязную работу. Мандралиска совсем иной. Он всегда был готов поставить на кон всю свою наличность.

– Скажем, пойти пробовать пищу – не отравлена ли? Какой нормальный человек взялся бы за такую работу? Но он, казалось, не думал об опасности для собственной жизни.

– Я тоже так считаю. Хотя, впрочем, он вполне мог решить, что игра стоит свеч. Ясно дав своему хозяину понять, что он готов отдать за него свою жизнь, он добился доверия и даже любви Дантирии Самбайла. А за это риск оказаться отравленным был вполне приемлемой ценой. Ну, а затем, после того как он оказался самым приближенным лицом прокуратора, думаю, что именно он подталкивал Дантирию Самбайла от одного чудовищного деяния к другому – может быть, просто для собственного развлечения.

– Такой человек недоступен моему пониманию, – сказал Деккерет.

– А мне он, увы, достаточно ясен. Я имел более близкое знакомство с чудовищами, чем вы. Но именно вам предстоит остановить его.

– Э-э, постойте, постойте… Динитак, мы движемся очень уж большими скачками, и они могут завести нас неведомо куда. Тем более что это все еще догадки. – Деккерет требовательно направил на собеседника указательный палец. – Что вы реально сказали мне? Вы вызвали призрак старого демона Мандралиски, вы снова вложили ему в руки оружие вашего отца – устройство, контролирующее мысли, вы сказали, что Мандралиска намерен развязать еще одну войну всемирного масштаба. Но где доказательства, что это на самом деле так? Лично мне кажется, что все эти опасения основываются только на дурных снах Теотаса и двусмысленных пророчествах Мондиганд-Климда! Динитак улыбнулся.

– Первый шлем все еще находится в нашем распоряжении. Позвольте мне взять его из казначейства и исследовать мир с его помощью. Если Мандралиска все еще жив, я смогу выяснить, где он находится. И на кого работает. Что вы скажете на этот счет, мой лорд?

– Что я могу сказать? – Голова Деккерета, казалось, готова была лопнуть от напряжения. Он пребывал на троне немногим больше месяца, Престимион находился далеко и ничего не знал о возникших проблемах, а у него даже не было Верховного канцлера, чтобы с ним посоветоваться. Он был предоставлен самому себе, и единственным его помощником был Динитак Барджазид. А теперь внезапно оказалось, что где-то на краю земли, возможно, затевает злые козни старинный непримиримый враг. – А скажу я вот что. – Голос Деккерета звучал глухо и мрачно от предчувствий и уныния. – Найдите его для меня, Динитак. Проясните его намерения. Любым пригодным способом сделайте его безвредным. Если это будет необходимо, уничтожьте его. Вы меня понимаете. Делайте все, что для этого потребуется.

13

Момент, которого Фулкари боялась уже несколько недель, наконец наступил, когда она шла по балконам Вильдивара в сторону двора Пинитора. Из ворот внутреннего Замка на дальний конец галереи вышел корональ лорд Деккерет в великолепном официальном одеянии. Он, как всегда в эти дни, был окружен небольшой группой людей важного вида – своими приближенными. И Фулкари шла прямо к нему. Ей просто некуда было деться; они неизбежно должны были встретиться нос к носу.

С тех пор как Деккерет взошел на трон, они не обменялись не единым словом. Она и видела-то его всего лишь несколько раз, да и то издалека, при исполнении ею придворных обязанностей, традиционных для молодых женщин из знатных семейств. А Деккерет почти не смотрел на нее. Вернее, вел себя так, будто она была невидимкой. И она тоже избегала любой возможности встретиться с ним. Однажды во время королевского приема в большом тронном зале, когда казалось, что корональ, направляясь к трону, неизбежно должен будет столкнуться с нею, она все же успела скрыться в толпе, прежде чем Деккерет успел подойти на несколько шагов. Она боялась того, что он мог бы сказать.

Для каждого было очевидно, что, независимо от того, какие бы отношения ни связывали их раньше, все позади. Возможно, он не желал облекать расставание в словесную форму, но Фулкари нисколько не сомневалась, что так оно и есть И только то, что он до сих пор не удосужился объявить ей о разрыве, помогало ей сохранять в сердце какую-то надежду. Хотя, конечно, она знала, что это глупо и на самом деле надежды нет никакой.

Они были близки в течение трех лет, а теперь вовсе не разговаривали друг с другом. Ну что тут могло быть неясного? Деккерет предложил ей выйти за него замуж, а она отказалась. Вот и все. А была ли необходимость, – спрашивала она у себя, – формально подтверждать то, что и так было всем совершенно ясно?

А сейчас он находился в сотне ярдов от Фулкари и шел прямо к ней.

Интересно, он и здесь, в этой узенькой галерее, будет притворяться, что не видит ее? Это было бы мучительно, подумала Фулкари. Получить такое оскорбление перед Динитаком, и принцем Теотасом, и министрами совета Дембитавом и Вандимэйном, и еще какими-то людьми! Причем она сама во всем виновата—в этом не могло быть никаких сомнений, и тем не менее мучительно чувствовать себя брошенной королевской любовницей. Нет, даже не королевской. Они с Деккеретом последний раз занимались любовью, когда тот еще не был короналем. Так что она всего лишь любовница нового короналя из тех времен, когда он еще был обыкновенным придворным, частным лицом, – одна из великого множества женщин, побывавших в его кровати за эти годы.

Она решила, что так думать о себе ни в коем случае нельзя: «Я вовсе не простая отвергнутая любовница. Я – леди Фулкари Сипермитская, в чьих венах течет кровь короналя лорда Махарио, который правил в этом Замке пять столетий тому назад. А что пять столетий назад делали предки лорда Деккерета? И вообще, знал ли он их имена?»

Теперь их с Деккеретом разделяло не более пятидесяти футов. Фулкари смотрела прямо на него. Их глаза встретились; только большим усилием воли она заставила себя не отвести взгляд.

Деккерет казался напряженным и усталым. И еще настороженным. Он очень мало напоминал того веселого, открытого, легкомысленного человека, который три последних года был ее любовником. Было видно, что он испытывает большое напряжение. Его губы были сжаты, лоб нахмурен, а в левой щеке угадывалось какое-то подергивание, вроде тика. Было ли все это проявлениями утомления от его новых ответственнейших обязанностей или же просто реакцией на затруднение, в которое он мог попасть вследствие этой случайной встречи перед глазами всех своих спутников?

– Фулкари, – произнес он, когда они сошлись еще ближе. Он говорил негромко, и его голос казался столь же твердым и напряженным, как и выражение лица.

– Мой лорд. – Фулкари наклонила голову и сделала знак Горящей Звезды.

Он остановился перед нею. В этой узкой галерее она была вынуждена находиться совсем близко от него, настолько близко, что хорошо видела капельки пота, выступившие у него над верхней губой.

Два человека, шедшие совсем рядом с короналем, это были Динитак и Вандимэйн, отстранились от него и, как ей показалось, растворились где-то в пространстве, став полупрозрачными фигурами. Принц Теотас, у которого был еще более измученный и прямо-таки загнанный вид, уставился на нее налитыми кровью глазами, будто увидел перед собой призрак.

А потом Теотас, Динитак и Вандимэйн отплыли куда-то еще дальше и вообще исчезли из виду, и Фулкари видела только Деккерета; он заслонил в ее восприятии весь мир. Она, запрокинув голову, смотрела ему в лицо. Она была высокой женщиной, но все же доставала головой ему только до подбородка.

Они стояли молча, и эта пауза все тянулась и тянулась. Фулкари казалось, что это были годы, хотя прошло не больше пяти-шести секунд. Если бы он протянул к ней руку, – сказала она себе, – она бросилась бы к нему в объятия прямо перед всеми этими важными сановниками, этими принцами, герцогами и графами. Но он не протягивал руки.

Вместо этого он сказал тем же самым напряженным тоном:

– Я собирался послать за тобой, Фулкари. Знаешь, нам необходимо поговорить.

Ужасные слова Слова, которые она надеялась не услышать.

«Необходимо поговорить? О чем, мой лорд? О чем еще нам разговаривать?» – вот что она хотела бы сказать, но не могла Сказать, а затем пройти мимо него и стремительно удалиться. Но она, все так же глядя в глаза Деккерету, ответила почтительным официальным тоном:

– Да, мой лорд. Когда вам будет угодно, мой лорд Теперь и лоб Деккерета блестел от пота. Ему было

так же трудно, как и ей, поняла Фулкари.

– Зельдор Луудвид, завтра в полдень я дам частную аудиенцию леди Фулкари, – обратился он к распорядителю мероприятий. – Мы встретимся в зале Метираспа.

– Будет исполнено, господин.

– Келтрин, он хочет видеть меня! – сказала Фулкари Они находились в скромной тесной квартирке Келтрин, располагавшейся в аркаде Сетифона на два этажа ниже, чем куда более внушительные апартаменты Фулкари. После своего столкновения с Деккеретом она прямиком направилась к Келтрин. – Я прогуливалась по балконам Вильдивара, а он вышел навстречу с Вандимэйном, Динитаком и толпой еще каких-то людей, так что нам ничего не оставалось, как идти навстречу друг другу. – Она быстрыми словами описала краткую встречу, беспокойство Деккерета, ее собственные противоречивые эмоции, то, как прошла их беседа, если ее можно было так назвать, и сообщила, что получила приглашение – вернее, приказ, поскольку приглашение исходило непосредственно от корона-ля, – посетить его на следующий день.

– Ну, а почему бы ему не захотеть увидеть тебя? – спросила Келтрин. – Ты не стала уродливее за прошедший месяц, и, наверное, даже такому занятому человеку, как корональ, приятно время от времени иметь в кровати кого-то под боком. Так что, он увидел тебя и подумал: «О, да, Фулкари… как же, как же, я помню Фулкари… »

– Какой же ты еще ребенок, Келтрин.

Келтрин усмехнулась.

– А ты думаешь, что я не права?

– Конечно, нет. Весь твой подход просто унизителен. Ты, наверное, думаешь, что мы с ним самые обыкновенные люди, и что он видит во мне всего-навсего удобную игрушку, с которой можно иногда позабавиться, чтобы не слишком скучать по ночам от одиночества, и что я помчусь к нему, стоит только ему щелкнуть пальцами…

– Но ведь ты же собираешься пойти к нему на это свидание?

– Конечно. Не могла же я сказать короналю Маджипура, что не считаю нужным принять его приглашение!

– Ладно, там ты быстро узнаешь, права я или нет, – заявила Келтрин. Ее глаза светились торжеством. Она наслаждалась всем происходившим. – Иди к нему. Выслушай, что он захочет тебе сказать. А я предсказываю, что не пройдет и нескольких минут, как он запустит руки к тебе под платье. А ты сразу же растаешь.

Фулкари смотрела на сестру, испытывая смешанное чувство: поведение Келтрин и сердило, и забавляло ее. Нет, она действительно была еще совершенным ребенком. Что она могла знать о мужчинах – ведь она еще никогда и никому не отдавалась! И все же… и все же, находясь в стороне от сумбурных и запутанных взаимоотношений мужчин и женщин, Келтрин была в состоянии увидеть то, чего могла не заметить сама Фулкари, с головой погрузившаяся в глубины этих самых взаимоотношений.

В конце концов, Келтрин в семнадцать лет вовсе не была такой уж неопытной и наивной. Она обладала своеобразной мудростью, к которой Фулкари с каждым днем проникалась все большим уважением. Нет, продолжать считать ее маленькой девочкой было бы серьезной ошибкой. Она непрерывно менялась. Это можно было заметить даже по ее лицу: Фулкари была поражена, увидев, что оно уже совсем не кажется детским, словно в считанные недели игривая девочка, ее сестренка, совершила переход к настоящей женственности.

Фулкари ходила по комнате, беспокойно хватая и почему-то рассматривая на свет то один, то другой из множества изящных хрустальных флакончиков, которые недавно начала собирать Келтрин. Ее обуревали противоречивые мысли, которые она никак не могла привести в порядок.

В конце концов она остановилась и повернулась к сестре.

– Неужели он может всерьез захотеть начать все с начала? – произнесла она странным высоким мелодичным голосом, от звука которого ей вдруг показалось, что это она, а не Келтрин является младшей сестрой. – После того, что я сказала ему, когда он предложил мне выйти за него замуж? Нет, нет, это невозможно. Он знает, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. А если ему нужна просто наложница, то Замок полон женщин, которые годятся для этой роли куда лучше, чем я. Стоит ему только мигнуть, и они выстроятся в очередь. А у нас с ним слишком хорошее прошлое для того, чтобы мы могли теперь согласиться на подобные отношения.

Келтрин серьезно взглянула ей в лицо

– А если он все еще хочет тебя? Или, может быть, ты его больше не хочешь?

– Я не знаю, чего я хочу. Я же люблю его, ты прекрасно знаешь.

– Знаю.

– Но он ищет жену, и я уже сказала, что не хочу замуж за короналя. – Фулкари помотала головой. Она чувствовала, что к ее растревоженному разуму понемногу возвращается ясность. – Нет, Келтрин, ты не права. Снова связаться со мною – это будет последнее, чего может захотеть Деккерет. Я думаю, что он пригласил меня к себе, потому что помнит, что так и не сказал мне прямо, что между нами все кончено, и считает себя немного виноватым передо мною за это. Он был настолько занят, когда стал короналем, что, наверняка, совсем думать забыл обо мне, а сейчас немного освоился и решил, что пора сделать то, что он должен И когда мы с ним столкнулись на этой галерее, он, скорее всего, подумал. «Ах, да, ну конечно же, я не могу и дальше пускать это дело на самотек».

– Не исключено. И как тебе все это нравится? Что он вызвал тебя к себе только для того, чтобы со всем покончить. Только честно.

– Честно? – Фулкари колебалась разве что какое-то мгновение. – Я и думать об этом не могу. Я не хочу, чтобы все было кончено. Я же сказала тебе, Келтрин: я все так же люблю его.

– И все же заявила ему, что не выйдешь за него замуж. И чего же ты теперь от него ждешь? Он должен жить дальше. Ему теперь нужны не любовницы, а одна-единственная жена.

– Я не отказывалась стать его женой. Я отказалась стать женой короналя.

– Да. Да. Ты продолжаешь твердить это. Но, Фулкари, разве это не одно и то же?

– Когда я это сказала, все было не так. Он еще не был официально провозглашен. Думаю, что я в глубине души надеялась, что он откажется от титула ради меня. Но он, конечно, не отказался.

– Знаешь, безумием было даже в шутку рассчитывать на это.

– Я понимаю это. Он пятнадцать лет готовился сменить лорда Престимиона, а когда время для этого пришло, я вдруг говорю ему: «Нет, нет, я намного важнее, чем трон и корона, правда, Деккерет?» Как же я могла быть такой дурой! – Фулкари отвернулась. Она чувствовала, что у нее вот-вот разболится голова. Она поняла, что примчалась к Келтрин в припадке возбуждения, словно юная девушка: «Ах! Он хочет видеть меня!» – а Келтрин методично продемонстрировала ей всю степень ее растерянности. Это было полезно, но еще и очень болезненно. Она больше не хотела говорить об этом.

– Фулкари, – обратилась к ней Келтрин после продолжительной паузы, – ты здорова?

– В общем и целом – да. Как насчет того, чтобы пойти поплавать?

– Я сама как раз хотела предложить тебе то же самое.

– Вот и прекрасно, – подытожила Фулкари, – тогда пойдем. – И спросила, чтобы сменить тему: – Ты все еще продолжаешь заниматься фехтованием, хотя Септах Мелайн уехал в Лабиринт?

– Немного, – ответила Келтрин. – Я два раза в неделю встречаюсь в фехтовальном зале с одним пареньком из класса Септаха Мелайна.

– Наверное с Аудхари? Тем стойензарцем, о котором ты рассказала?

– Да, с Аудхари.

Это было интересно. Фулкари ждала, что Келтрин расскажет ей еще что-нибудь об этом человеке, но та молчала. Она пристально вглядывалась в лицо сестры, пытаясь уловить какой-нибудь признак волнения или неловкости, из коего следовало бы, что ее маленькая девственная сестричка наконец-то завела себе возлюбленного, однако так ничего и не увидела. Или Келтрин была более умелой актрисой, чем думала о ней Фулкари, или же между ней и Аудхари и впрямь не было ничего, кроме невинных занятий фехтованием.