Текст книги "Король снов"

– Подумайте сами, Деккерет. Как я могу взять Келтрин с собой в эту поездку? Да ведь все на свете сочтут, что я просто-напросто таскаю ее с собой как наложницу.

Деккерет никогда не замечал за другом такой тупости. Ему хотелось перегнуться через стол и как следует потрясти Динитака за плечи.

– Как спутницу, Динитак, а не как наложницу. Ты же знаешь, что я собираюсь взять с собой Фулкари. Неужели это значит, что я тоже отношусь к ней, как к наложнице?

– Всем известно, что вы с Фулкари собираетесь пожениться после того, как закончится траур по Теотасу. Так что во всеобщем мнении она уже ваша супруга. Но Келтрин и я… Нас не связывают никакие однозначные обязательства. Я вдвое старше, чем она, Деккерет. Я даже не уверен, что наши с ней нынешние отношения можно считать допустимыми. Я ни в коем случае не могу согласиться отправиться в длительную поездку по всему континенту в обществе молодой одинокой девушки.

Деккерет помотал головой.

– Ты изумляешь меня, Динитак.

– Изумляю? Ну что ж, пусть будет так Она не может ехать с нами. Я не допущу этого.

Деккерет никак не ожидал подобного исхода беседы. На самом деле он рассчитывал, что Динитак каким-то окольным путем – в чем тот был очень слаб – постарается сам навести разговор на то, чтобы корональ разрешил Келтрин присоединиться к ним в этом путешествии. Ее присутствие было бы оправдано во всех отношениях. Да, девушка была очень молода, но разумна не по годам. Кроме того, они с Фулкари были не только сестрами, но и ближайшими подругами, так что Келтрин могла бы составлять компанию Фулкари, в то время как он и Динитак занимались бы своими делами. Можно было с полным основанием предположить, что Динитак с восторгом ухватится за возможность иметь Келтрин рядом с собой во время путешествия. Но оказалось, что Деккерет заблуждался во всех своих ожиданиях.

Не могло быть сомнения, что Динитак совершенно серьезно говорил всю эту чушь насчет наложницы, как бы глупо она ни звучала. Деккерет знал, что спорить с ним по поводу различных тонкостей морали совершенно бессмысленно. Это был особый мир идей, который Динитак заполнял только по своему произволу.

Деккерет вздохнул.

– Ну, как хочешь, – сказал он. – Значит, малышка останется дома.

Задача сообщить Келтрин эту новость была возложена на Фулкари. И она, и Деккерет согласились, что если за это дело возьмется сам Динитак, то он своей неуклюжестью доведет Келтрин до ярости и таким образом разрушит их отношения до основания.

Но, несмотря на то что сестра постаралась сообщить ей все это в высшей степени дипломатично и тонко, Келтрин все равно пришла в бешенство.

– Дурак! – кричала она. – Безмозглый ханжа! Он такой святой, что я не могу путешествовать рядом с ним – это он хотел сказать? Ладно, ладно! Я избавлю его от такого позора. Я больше не хочу его видеть! Никогда!

– Захочешь, – мягко возразила Фулкари.

4

Престимион уже в пятый раз посещал Остров Сна. Такое количество визитов было необычно само по себе; к тому же теперь он стал понтифексом. Но Престимион с самых первых дней своего царствования был необычным монархом.

Корональ мог посетить Остров один или два раза за время правления – как правило, во время великого паломничества: в конце концов, пост Хозяйки Острова обычно занимала мать короналя, и никого не удивляло, что тот время от времени навещает ее.

Но для него поездка на Остров сразу же после того, как он стал понтифексом, была совсем иным делом.

У понтифекса, как правило, не могло возникнуть никакой официальной причины для визита к Хозяйке. Понтифексы вообще путешествовали довольно мало, и их поездки, в подавляющем большинстве, ограничивались пределами Алханроэля.

Если пребывание человека на младшем троне затягивалось, то его мать вполне могла не дожить до превращения короналя в понтифекса. Так случилось с матерью лорда Конфалюма: во вторую половину его царствования как короналя служение Хозяйки Острова исполняла его старшая сестра Кунигарда. Хозяйка, доживавшая до восхождения сына на старший трон, как правило, оставалась на Острове даже после того, как передавала свои обязанности матери нового короналя. Ушедшие на покой Хозяйки Острова поселялись в просторном поместье, которое было выстроено специально для них на террасе Теней на Третьем утесе Острова.

Возможно, сын любой из Хозяек Острова, став понтифексом, мог искренне желать почтить свою мать визитом после того, как полностью войдет в курс своих новых обязанностей. И все же чаще бывало, что эта поездка откладывалась слишком долго: мать понтифекса либо отходила к Источнику Всего Сущего прежде, чем сыну удавалось выкроить немного времени, или же он сам становился слишком стар для того, чтобы отправляться в столь дальний и утомительный путь. Во всяком случае, ни один понтифекс не посещал Остров на протяжении уже нескольких столетий.

Престимион, всегда находившийся в очень близких и теплых отношениях со своей матерью леди Териссой, впервые приехал на Остров Сна чуть ли не в первый год своего правления, чтобы представить матери свою невесту Вараиль, а также заручиться ее помощью в борьбе против непокорного Дантирии Самбайла. Вторично он побывал там на пятом году правления, когда совершал первое великое паломничество, главной целью которого было восстановление порядка в мире после хаоса, вызванного двумя восстаниями прокуратора Дантирии Самбайла. В тот раз он, как и сейчас, проехал Алханроэль по суше, в Алаизоре сел на судно, которое доставило его на Остров, а оттуда отправился на Зимроэль, где посетил Пилиплок на восточном побережье и Ни-мойю в глубине континента.

На одиннадцатый год правления Престимион решил совершить второе паломничество, однако на этот раз на Зимроэле он начал его с Ни-мойи и побывал в хрустальном городе Дюлорне, а затем в отдаленных западных городах Пидруиде, Нарабале и Тил-омоне, крайне редко видевших в своих пределах короналей. В ходе той поездки Престимион также нашел возможность еще раз навестить мать. На шестнадцатом году своего пребывания в Замке он предпринял третье, и последнее, паломничество, оказавшееся совершенно экстраординарным: он проехал по Алханроэлю на юг, в Стойен, оттуда опять-таки на Остров, а далее, к удивлению всего мира, направился на юг, на суровый пустынный континент Сувраэль, не видевший лика короналя более трех сотен лет.

И вот сейчас он снова подплывал к Острову. Перед ним воздвигалась из моря знакомая гигантская пирамида, сверкающий белый меловой утес феноменально правильной формы, поднимающий высоко над водой три уступа; а на самом верху этой пирамиды располагалась святыня святынь, Внутренний храм, где обитала Хозяйка с миллионами своих помощников. Солнце в это время дня стояло почти в зените, и гладкая стена Острова в его могучем свете сияла почти невыносимым отраженным блеском.

Несмотря на величину Острова – на любой планете, кроме Маджипура, он считался бы полноправным континентом, – на нем имелось всего лишь две гавани, в которых можно было высадиться с судов: Талеис на западной стороне, обращенной к Зимроэлю, и Нуминор на северо-восточной стороне, глядевший на Алханроэль. Престимион всегда прибывал на Остров через порт Нуминора. Талеиса же он никогда не видел. И сейчас, стоя на палубе быстрого судна, которое в пятый раз принесло его сюда, и глядя на сияющий в свете солнца белый мол, окружавший нуминорскую гавань, понял, что, по всей вероятности, так никогда там и не побывает.

Престимион был уверен, что это будет его последнее посещение Острова Сна. И ему не нужно было ехать на Зимроэль по окончании своих дел здесь, чтобы тем оправдать краткую остановку в Талеисе, так что удовлетворить свое любопытство он уже не сможет никогда. Мир теперь принадлежал Деккерету. Понтифексы не устраивают великих паломничеств, и ему, когда он будет стареть, предстоит все тише и незаметнее пребывать в Лабиринте.

Судно неторопливо скользило по почти неподвижной воде к Нуминору. Пассажиров обдувал теплый приятный ветерок. Эти широты были царством вечного лета. Остров всегда стоял в цвету; Престимиону казалось, что он даже с такого расстояния мог рассмотреть яркие пятна элдироновых и танигаловых рощ и усыпанных лиловыми цветами кустов суалей, которые в изобилии росли на множестве меловых террас острова.

Рядом с Престимионом стояла Вараиль, а чуть поодаль – Септах Мелайн и Гиялорис, сопровождавшие понтифекса в поездке. Принцы Тарадат, Акбалик и Симбилон тоже находились на палубе. Маленькая леди Туанелис, которой океанское путешествие нисколько не нравилось, оставалась в каюте, где провела большую часть поездки.

Капитан судна, крупный скандар, покрытый серовато-лиловой шерстью, приказал отдать якорь.

– А почему мы встаем на якорь так далеко? – поинтересовался принц Симбилон.

Престимион собрался было объяснить, но Тарадат, который во время последнего паломничества Престимиона уже побывал здесь вместе с отцом, ответил раньше.

– Любое судно, которое может проплыть от Алаизора сюда за более-менее приличное время, будет слишком большим для того, чтобы поместиться в гавани, – сказал он чересчур покровительственным, по мнению Престимиона, тоном. – Нуминорский порт совсем маленький, и им придется прислать за нами катер. Вот увидишь.

Для посещений Острова короналем испокон веку существовал определенный протокол, согласно которому, после высадки в Нуминоре, корональ сначала поселялся в королевском пансионе, известном под названием Семь Стен, одноэтажном здании из серо-черного камня, расположенном прямо на набережной порта. Там он исполнял различные очистительные ритуалы, после которых начинал подъем на верхнюю из трех террас, где его ожидала Хозяйка. Согласно традиции, как правило, именно корональ поднимался на вершину острова для встречи с Повелительницей Снов, и в крайне редких случаях она сама спускалась на берег, чтобы лично встретить дорогого гостя.

Но Престимион был теперь понтифексом, а не короналем и понятия не имел, как его будут принимать. И не стал даже интересоваться Возможно, Семь Стен предназначались только и исключительно для короналей, а понтифексов поселяли где-то в другом месте. Это не имело никакого значения. Пусть это окажется сюрпризом, думал он.

Поначалу все, казалось, шло как обычно. Прибывшие без каких-либо происшествий перешли на катер, больше похожий на паром, используемый для переправы через большую реку; шкипер парома спокойно провез их через рифы и мели канала к причалу Нуминорского порта, где, как и в прежние его визиты, выстроились иерархи Хозяйки, облаченные в торжественные золотые одежды с красной оторочкой. Каждый сделал перед ним спиралеобразный знак Лабиринта, почтительно приветствовал леди Вараиль, главного спикера Септаха Мелайна и Великого адмирала Гиялориса, после чего Престимиона и его родных препроводили в те же самые Семь Стен, а всех остальных – в гостиницу, расположенную неподалеку.

А затем начались отклонения от ставшей уже привычной для него традиции.

– Хозяйка ждет вас в пансионе, ваше величество, – сообщил один из иерархов, когда они подходили к зданию.

Первой реакцией Престимиона было удивление: неужели его мать, на которой во время его последнего посещения Острова, казалось, наконец начал сказываться возраст, решилась подвергнуться утомительному спуску из святыни, расположенной на самой вершине громадного острова, хотя ему было бы гораздо легче подняться к ней туда. Но он тут же напомнил себе, что его мать больше не была Хозяйкой Острова. В Семи Стенах его ожидала новая Хозяйка – мать Деккерета леди Тэлайсме.

Но почему, изумился он, это понадобилось делать Тэлайсме? Возможно, она еще не до конца освоилась в принадлежавшей ей теперь великой власти и, узнав о прибытии понтифекса, подавленная величием его титула, решила оказать ему наибольшие почести, не дожидаясь, пока он сам прибудет к ней? Но, когда Престимион вошел во внутренний двор Семи Стен и увидел шедшую ему навстречу Тэлайсме, в его сознании возникла другая, гораздо более неприятная мысль.

Его мать Терисса всегда отличалась непобедимой силой духа. Но годы, конечно, брали свое. Должно быть, смерть Теотаса оказалась для нее тяжелым ударом, сильно сказавшимся на ее здоровье. Возможно, хотя в это трудно было поверить, это выразилось в сильном эмоциональном или даже физическом потрясении. Она, наверное, была серьезно больна, возможно, умирала. Или уже умерла. А Тэлайсме не хотела, чтобы он совершал подъем к Внутреннему храму, не зная, в каком состоянии пребывает леди Терисса. И приехала встретить его, чтобы лично открыть всю правду.

Однако пока Тэлайсме приближалась к Престимиону, он не заметил на ее лице и во всем облике ни малейших признаков случившегося несчастья. Она передвигалась быстрыми, четкими, как у птицы, шагами: маленькая энергичная женщина, облаченная во все белое, с серебряной диадемой – символом ее титула – на голове. Ее глаза были яркими и лучистыми. Она приветственно протянула гостю обе руки.

– Ваше величество Я от всей души рада приветствовать вас и ваше семейство на нашем Острове. Добро пожаловать.

– Мы сердечно благодарим вас, ваше святейшество.

– И прежде всего я хочу высказать вам свои самые искренние соболезнования по поводу тяжелой утраты.

Он не мог ждать дольше.

– Надеюсь, моя мать не слишком тяжело перенесла ее?

– Я бы сказала, так, как от нее того ожидали. Она с нетерпением ждет встречи с вами.

– Значит, я найду ее здоровой? – напряженным тоном спросил Престимион.

Хозяйка лишь на мгновение заколебалась, прежде чем ответить.

– Вы найдете ее не столь сильной, какой помните, ваше величество. Она тяжело переживала смерть принца Теотаса. Я не стану выдавать желаемое за действительное. Имеются также и другие небольшие неприятности, о которых нам следует поговорить до того, как вы подниметесь к Внутреннему храму. Но сначала, я думаю, следует немного отдохнуть. Не хотите ли войти в дом, ваше величество?

В Семи Стенах была приготовлена легкая трапеза: бутылки с золотым вином, блюда с устрицами и копченой рыбой, вазы с фруктами. Престимиону показалось, что Тэлайсме с удовольствием играет роль хозяйки, принимающей у себя понтифекса, точно так же, как ей доставляло удовольствие принимать соседей в своем старом доме в Норморке, который, как однажды сказал ему Динитак, был очень скромным жилищем.

Помимо всего прочего он был совершенно очарован тем, насколько она преобразилась, не изменившись при этом внутренне, в связи со своим грандиозным возвеличением.

Она нисколько не напоминала манерами свою предшественницу на Острове. Целая пропасть отделяла простоту и ненаигранную скромность Тэлайсме от аристократической величавости леди Териссы. И все же, после того как она приступила к исполнению своих новых обязанностей, на нее снизошла аура подлинного высокого благородства.

Тэлайсме начала появляться в Замке, когда Деккерет был всего лишь наследником короналя. И уже тогда Престимион любовался ее уверенным поведением, уравновешенностью и душевным спокойствием. Теперь же, когда она стала Хозяйкой Острова, к этим качествам добавился некий ореол милосердной величественности, который почти неизменно облекал каждую женщину, занимавшую пост Хозяйки, в дополнение к ее врожденным качествам. Но суть ее души казалась неизменной, никоим образом не затронутой тем стремительным взлетом, который она пережила после восхождения Деккерета на трон.

Престимион почувствовал, что уверенность в том, что он поступил правильно, выбрав сына этой женщины в качестве своего наследника, получила в ее лице новое подтверждение. В очередной раз, как это обыкновенно бывало в прошлом, оказалось, что мать человека, коего считали достойным титула лорда короналя Маджипура, прекрасно подходит на роль Хозяйки Острова.

Престимион предоставил Тэлайсме направлять беседу, и Хозяйка непринужденно затронула широкий круг тем. Прежде всего, естественно, разговор коснулся трагической смерти Теотаса: как ужасно, как чудовищно, что судьба человека с такими блестящими способностями и прекрасной душой оказалась именно такой

– Весь мир оплакивает вашего брата, ваше величество, и глубоко сочувствует великому горю, постигшему вас и вашу семью, – заверила его Тэлайсме. – Я постоянно ощущаю их печаль и переживания. – Она прикоснулась к обручу, который позволял ей еженощно поддерживать контакт со спящими умами миллиардов обитателей Маджипура.

Затем, когда стало уместно сменить тему, она умело перевела разговор на своего сына Деккерета, попросив сообщить ей, как он себя чувствует в столь новой для себя роли короналя.

– Он будет одним из величайших королей, – сказал ей Престимион, кратко сообщив о планах Деккерета. Он коснулся также – вскользь, очень вскользь – взаимной привязанности Деккерета и леди Фулкари, заметив, что их сложные и порой бурные отношения, похоже, входят в новый, намного более светлый период.

В конце концов, после того, как Тэлайсме улучила момент, чтобы похвалить красоту троих сыновей Престимиона и расцветающую прелесть его маленькой дочери, Престимион решил, что настало время вернуться к теме, которая представляла для него самый большой интерес.

Он коротко искоса взглянул на Тарадата, и тот сразу понял, что это недвусмысленное предложение взять братьев и сестру и отправиться на прогулку по набережной Нуминора.

– Встречая нас, вы упомянули о небольших неприятностях, случившихся с моей матерью, – сказал он, когда дети вышли. – Если вы не против, я хотел бы сейчас поговорить о них.

– Я тоже считаю, ваше величество, что мы должны это сделать. – Тэлайсме поднялась с места, как бы желая придать дополнительный вес своим словам. – Я вынуждена с сожалением сообщить вам, что в течение нескольких последних месяцев ваша мать постоянно видит сны. Очень дурные сны – я не могу подобрать для них иного слова, кроме как «кошмары», – которые весьма отрицательно повлияли на ее общее состояние.

У Престимиона от изумления и ужаса перехватило дыхание. Его мать тоже? Дерзость Мандралиски не знала предела. Он открыто показывал, что стремится нанести удар всему семейству понтифекса.

Но теперь дело дошло до его матери! Его матери, которая в течение двадцати лет была любимой всем миром Хозяйкой, а теперь желала только мирно провести остаток своих дней! Это было невыносимо.

Воцарилась долгая пауза, которую прервала Вараиль.

– Ваше святейшество, мою дочь Туанелис с недавних пор тоже беспокоят сны. – Она произнесла эту фразу, не поднимая глаз от стола, хотя обращалась к леди Тэлайсме. Она очень плохо выглядела – с ввалившимися глазами на измученном лице, – так как минувшей ночью сама видела ужасный кошмар. – Она кричит во сне, дрожит от страха, ее бросает в пот. Ночь за ночью она видит сны, сходные с теми, которые заставили принца Теотаса покончить с жизнью. И я… даже я…

Вараиль охватила дрожь. Тэлайсме вскинула на нее взгляд, исполненный доброты и сострадания.

– О, моя милая… моя милая…

Престимион подошел к жене и, желая успокоить, мягко положил руки ей на плечи. Но когда он заговорил, голос его прозвучал совершенно спокойно:

– Хозяйка Острова, получающая сны-послания, вместо того чтобы рассылать их! Я хочу сказать, бывшая Хозяйка. Тем не менее это кажется настолько странным. Моя мать пересказывала вам эти сны?

– Не очень подробно, ваше величество. Она или не могла, или не хотела сделать это. Все, чего мне удалось от нее добиться, это неопределенных речей о демонах, монстрах, темных видениях и о чем-то еще – о какой-то более глубокой и сильной тревоге, которую она не желала описывать вообще. – Тэлайсме дотронулась кончиками пальцев до своей серебряной диадемы. – Я предложила войти в ее сознание и докопаться до источника кошмаров или же попросить сделать это одного из самых опытных иерархов Острова. Но она отказалась. Она говорит, что та, кто некогда была Хозяйкой Острова, не должна раскрывать себя перед другой Хозяйкой. Это истинно, ваше величество? Неужели подобный запрет на самом деле существует?

– Я ни о чем подобном не слышал, – ответил Престимион. – Но Остров имеет свои собственные обычаи, о которых мало что известно в миру. Я поговорю с нею об этом сразу же, как только увижу.

– Вы должны, – сказала Тэлайсме. – Я буду говорить прямо, ваше величество. Она ужасно страдает. Она должна воспользоваться любой доступной помощью, тем более что она, лучше чем кто-либо на свете, должна знать, что все мы готовы ей помочь.

– Да. Несомненно.

– И еще одно, ваше величество Эти сновидения, которые так дерзко терзают ваше семейство… они широко распространены по всему миру. Мои помощники снова и снова докладывают мне, что, просматривая разумы спящих людей, они встречают там боль, ужас, мучения. Я должна сообщить вам, ваше величество, что мы теперь тратим почти все свое время на поиск таких людей, чтобы своими посланиями попытаться исцелить их страдания…

Значит, дела обстояли еще хуже, чем он ожидал. Престимион позволил глазам закрыться и некоторое время сидел молча

Когда же он снова заговорил, его голос был едва слышен.

– Это имеет много общего с эпидемией безумия, вам не кажется, ваше святейшество?

– Да, сходство с эпидемией есть, – согласилась Тэлайсме.

– Такое уже было на Маджипуре прежде. В самом начале моего царствования как короналя. Я тогда узнал, что послужило причиной эпидемии, и предпринял меры, чтобы положить ей конец. Это, я думаю, можно считать чумой особого рода, но, мне кажется, я и теперь знаю, что является ее причиной, и торжественно клянусь вам, что этому злу я тоже сумею положить конец. В мире объявился мой старый враг. С ним разберутся… Когда я смогу увидеть мою мать, ваше святейшество?

– Сейчас уже слишком поздно для того, чтобы начинать подъем на Третий утес, – ответила Тэлайсме. Ее лицо теперь приобрело мрачное и сосредоточенное выражение, и блеск в глазах исчез. Обоим властителям теперь было не до тех милых проявлений любезности, которыми они обменивались час назад. Они понимали, что им брошен серьезный вызов, который они обязаны принять. Жесткая решимость, прозвучавшая в последнем заявлении Престимиона, казалось, произвела сильное впечатление на Хозяйку. Всего лишь несколькими словами он сумел передать ощущение усиливающегося кризиса, приближения больших событий, которые потребуют ее участия, и все это произойдет сейчас, когда она только-только начала осваиваться со свой ролью Хозяйки Острова, которая подразумевала не только высокий почет, но и серьезнейшие и непрерывные обязанности. – Мы с вами отправимся туда утром.